Гаспар проснулся от сильной головной боли. Язык распух, в горле пересохло, все тело ломило, как после тяжелой физической работы. Сначала он решил, что выпил лишнее, но потом вспомнил, что так же ужасно чувствовал себя, когда однажды в таверне ему подсыпали в стакан снотворного и потом ограбили.
Из палатки Гаспар видел пляж и море, спокойное, словно набухшее свинцом. Оно потеряло свою голубизну, посерело. Небо над ним тоже потемнело. Гаспар не припоминал, чтобы ему доводилось видеть в тропиках такое мутное небо.
Он ждал, что вот-вот раздастся голос Сажесса. Но слышно было только, как шелестели кроны пальм под чуть ощутимым ветерком. Затем он стих совершенно, наступил полный штиль. Остров погрузился в безмолвие. Лишь изредка вдалеке кричали чайки.
Гаспар с трудом встал, проклиная себя за то, что пил с капитаном. Он вышел на пляж. Первое, что бросилось в глаза — отсутствие клади, груды которой еще совсем недавно высились на берегу под парусиной. Вместо нее на песке лежал ящик с сухарями и мясными консервами.
Гаспар перевел взгляд на воду. Здесь, у берега, должна быть лодка. Но ее не было. Сбросив обувь и вскарабкавшись по стволу пальмы, он поискал глазами «Красавицу из Арля». Она исчезла.
Гаспар от страха и растерянности чуть не потерял сознание. Он брошен на произвол судьбы, это ясно. Сажесс подсыпал ему в ром снотворное, и в то время как он валялся без чувств, улизнул с острова. Но почему он так поступил? Ответить на этот вопрос было нетрудно, если принять во внимание характер Сажесса. Эта была месть, достойная капитана. Он бросил Гаспара на острове, где, как ему отлично было известно, провансальцу пришлось испытать столько мук.
Однако Гаспар чувствовал, что дело не только в злопамятности Сажесса. Непонятно, почему он скрылся, оставив нетронутым корабль в лагуне. Откуда он мог узнать, что сокровищ на нем нет и что их розыски заставили бы лишь даром потерять время? Пытаясь найти ответ на мучившую его загадку, Гаспар почти наугад пошел вдоль углубления в песке, оставленного килем лодки, которую матросы перетаскивали в лагуну.
Но еще до того, как он достиг северного берега, две вещи поразили его: в лагуне качалась лодка с водолазным снаряжением, а далеко в море неподвижно застыла «Красавица из Арля». Она не могла сдвинуться с места при полном штиле, несмотря на то, что все паруса были подняты. С этими вяло висящими парусами на сером фоне неподвижного моря судно производило мрачное впечатление.
Можно было подумать, что корабль уличили в каком-то дурном намерении и задержали при попытке к бегству. Штиль держал «Красавицу из Арля» в своих объятиях, как в железных кандалах. Течение, разбивающееся здесь о подводные камни, могло относить судно к северу со скоростью, не превосходящей мили в час.
Гаспар не знал, сколько сейчас времени, так как солнце затянула дымка, и его лучи проникали сквозь нее, будто через матовое стекло.
Провансалец потоптался на берегу и повернул обратно. На полдороге к палатке, на том месте, где он показывал Сажессу череп Серпенте, Гаспар остановился в совершенном оцепенении, взмахнул руками и закричал так, словно попал под град пуль.
Небольшого холмика, около которого Ивес нашел кости Серпенте и сумку с золотом, уже не было. На его месте темнела глубокая яма длиной примерно в шесть футов.
Гаспар все понял. Сажесс был прав. Сокровища Серпенте находились не на борту затонувшего корабля. Старый пират закопал их здесь, в песке, и около них испустил дух.
Провансалец не мог простить себе, что не догадался связать воедино корабль, затонувший в лагуне, холмик земли, кости, белевшие рядом. Вот Сажесс, только взглянув на корабль, сразу понял, в чем дело. Увидев песчаный холмик, он догадался, что именно тут зарыт клад. Гаспар вспомнил, как Сажесс тогда засмеялся, как швырнул в кусты череп. Пришел ему на память также и их разговор, когда он запросил тридцать процентов, а Сажесс, не торгуясь, согласился.
Гаспар стал на колени и заглянул в яму. На самом ее дне что-то лежало. Провансалец спрыгнул вниз. Предмет, привлекший его внимание, оказался монетой, почерневшей, словно от слоя копоти. Гаспар попробовал ее на зуб. Монета была золотая.
С монетой в руке он вернулся к лагуне. «Красавица из Арля» все еще лежала в дрейфе.
На ум Гаспару пришла сумасбродная мысль: добраться до судна на лодке. Но он тут же отказался от нее. Ни одна лодка не смогла бы пройти между этими рифами.
В то время как он стоял так, вглядываясь в море, которое дремало, окутанное серой мглой, точно глубокий вздох послышался где-то далеко. Стекловидный вал, крадучись, как вор, подкатил с северо-востока и разбился о рифы. Гаспар посмотрел на небо и вздрогнул.