Я и сама не верила, что Арик лгал, но осознание того, что Кайден считает это весьма вероятным, сгустило тени, которые и так витали над гостеприимным отелем.
Таннер был шокирован. Я не могла его винить. Фэй выглядела так, словно была готова начать Инквизицию среди Фейри, а Кайден…
Ну, я изо всех сил старалась не обращать внимание на то, как он выглядел, намеренно игнорируя его. Хотя это не имело особого значения, ведь мне не нужно было смотреть на него, чтобы знать, что он в ярости. Каждый его короткий ответ был пропитан гневом, а напряжение исходило волнами. Я и сама не знала на что он злился больше: на то, что кто-то из подданных его Двора был предателем или на то, что я отвергла идею его пребывания со мной.
Этого я никак не могла допустить.
Я пыталась уйти, пока Таннер и Фэй обсуждали, кто мог бы оказаться изменщиком. Но как только я начинала двигаться, либо Фэй спрашивала меня могу ли вспомнить что-то ещё, либо Кайден смотрел в мою сторону так, что я застывала на месте.
Это само по себе поднимало мой уровень раздражения до не изученных ранее высот. Я была бы в восторге, если бы Кайден остался со мной. Если бы он всегда был со мной. Но это было не главным. Даже если бы между нами всё было прекрасно, я бы не вынесла его покровительственного отношения. У меня было право голоса. Даже последнее слово. И ему необходимо было вбить это в его твёрдую, но сексуальную черепушку.
Наконец, когда все пришли к соглашению, что Кален, ещё один Фейри, и Рен с Айви будут введены в курс дела о возможном наличии предателя в нашем окружении, Таннер и Фэй направились к двери. Также было решено оставить информацию о том, что Кайден способен открыть врата, только между теми, кто находился в комнате. Как правильно заметил Таннер, ни к чему было давать дополнительный повод для недоверия в и без того натянутых отношениях Летнего двора и Ордена… если договоренность работать вместе перед лицом потенциальной опасности вообще можно было назвать отношениями.
Я встала, не сводя глаз с двери, словно она была моим спасательным кругом. Давно пора было признать, что будущее всей человеческой расы, популяции Фейри и будущего ребёнка зависело от нашего, то есть моего, правильного выбора и действий, соответственно. Нашего ребёнка. От этих слов сердце забилось чаще. Я успела сделать ровно два шага.
— Брайтон.
Крошечная часть меня хотела по-детски притвориться, что я не услышала его. Меня можно было назвать по-разному, но уж точно не трусихой. Я остановилась.
Ну, ладно. Может я и была немного трусовата, потому что не повернулась к нему лицом. Я и без того ощущала его присутствие. Он стоял всего в нескольких футах от меня.
— Поговори со мной.
— О чём?
— Не притворяйся, что не знаешь. — Сейчас он был ещё ближе. Я практически ощущала его тепло своей спиной и у меня ушли все силы на то, чтобы не повернуться к нему и не задушить в объятиях. Скрыться в его тепле и нежности ещё разок.
Я не двинулась с места.
— Может я просто не хочу говорить о том, о чём я знаю, ты хочешь сказать.
— А я, возможно, не хочу стоять здесь и говорить с твоим затылком, но я делаю именно это.
— Ты сам остановил меня, — отметила я.
Последовало мгновение тишины.
— Что происходит, Брайтон?
Вздохнув, я повернулась к нему, потому что он не заслуживал разговора с моим растрёпанными хвостом. Даже несмотря на то, что я находилась с ним в одной комнате, сидела у него на коленях и целовала его совсем недавно, моё дыхание перехватило, когда я встретила его взгляд. В этих прекрасных чертах лица была такая открытость, какой не было в момент нашего знакомства.
— Почему ты так не хочешь остаться со мной или чтобы я поехал домой к тебе? — спросил он. — Ты прекрасно понимаешь, что это необходимо. Если Арик сказал кому-то, что ты мой Мортус, то ты в опасности.
В груди похолодело. Я не хотела быть в опасности. Только не после того, через что я прошла, но моя жизнь всегда была связана с риском. Как член Ордена, даже с учетом того, что я не участвовала в активном патрулировании как другие, я всё равно носила мишень на своей спине. История это доказывает.
— Мы ведь не знаем наверняка, сказал ли Арик этому предателю из Летнего Двора что-либо. Он не долго прожил после того, как понял кто я.
— Но ты убила его не сразу после того, как он осознал, что ты значишь для меня, верно? — парировал он.
И правда.
— Важно лишь то, что мы не знаем.
— И вот почему мы должны быть особенно осторожны. Я больше не позволю тебе навредить. Никогда. — Он опустил подбородок, и пылавшие яростью глаза встретились с моими. — Больше никогда.
Его слова принесли мне слишком уж много удовольствия.
— Я могу сама защитить себя, Кайден.
— Я и не говорил, что ты не можешь, но почему ты должна это делать?
Я сложила руки на груди, в основном для того, чтобы не кинуться ему на шею.
— Потому что я всегда это делала.
Он сделал крошечный шаг вперёд.
— Но теперь всё изменилось. Теперь у тебя есть я. Я сделаю для тебя всё.
Казалось, мне в сердце вонзили нож. Я не должна была чувствовать такое от его слов. Они должны были принести мне лишь счастье.
Это было нечестно.
Ну, правда, это было совсем нечестно, потому что не могло изменить реальность.
— Я не хочу, чтобы ты защищал меня, — каждое слово царапало моё горло. — Не хочу, чтобы ты был в моём доме. Я не… не хочу тебя.
Он поднял брови. И это был единственный ответ на мои слова.
Я сделала резкий обжигающий вдох.
— Спасибо за всё, что ты для меня сделал, но я не могу… не могу быть с тобой. Ты мне не безразличен, но я… не хочу быть с тобой.
— Не хочешь? — Его тон не выражал эмоций.
После очередного острого приступа боли в груди я сказала:
— Я не люблю тебя.
— Неужели?
Я моргнула в ответ, не понимая, как стоит на это реагировать. Я не знала, как это воспримет он. Начнёт спорить? Разозлится? Огорчится? Но эта реплика выбила меня из колеи. Неужели всё будет так просто? А если так, то любил ли он меня вообще?
Это было неважно.
Но в то же время, для меня было чертовски важно.
Сбитая с толку и раздражённая своей реакцией, я сделала шаг назад.
— Извини.
Он слегка наклонил голову.
— За что?
— За всё. — прошептала я.
Челюсть Кайдена напряглась.
— Ты закончила?
— Что закончила?
— Закончила лгать?
Я дёрнулась.
— Я не лгу.
— Чушь собачья. — сказал он, и я напряглась. — Я не понимаю, что происходит, но точно знаю, что всё не так просто. Ты что-то не договариваешь мне.
Моя кожа покрылась инеем.
— Я говорю тебе, что чувствую…
— А я говорю, что ты сама не веришь словам, которые произносишь. Как, впрочем, и я. Ты говоришь не то, чего хочешь на самом деле.
— Это…
— Это неправда, — продолжал он, в его глазах горел огонь. — Я точно это знаю.
Я закрыла рот, казалось, стены вокруг меня начали сжиматься. Неужели он ощутил мои эмоции, которые выдали меня с головой? Я не была уверена, особенно, учитывая, что и сама едва ли могла разобраться в своих чувствах.
И вот я превратилась в трусиху, коей сама себя не считала, и сказала:
— Я очень устала и просто хочу прилечь.
Было заметно, что Кайден хотел продолжить, но спустя мгновение он сказал:
— Этот разговор ещё не окончен, Брайтон.
Я и сама искренне надеялась на это.
— Но всё кончено, — прошептала я и вышла из кабинета с осколками сердца в груди.
* * * *
Я прошла в свою комнату и забралась в постель, свернувшись калачиком на боку, крепко зажмурилась, чтобы остановить поток слёз, который был готов вот-вот прорваться.
Мне было больно. Моё сердце страдало. И я не могла думать о том, что только что сделала и насколько неправильным мне это казалось. Я заставила себя заснуть, решив, что так будет лучше, чем ощущать все эмоции, переполнявшие меня сейчас. Проснувшись утром, я обнаружила накрытый поднос с яичницей и тостами на кресле, где раньше сидел Кайден. К тому моменту как Люси пришла меня осмотреть, я уже проглотила свой завтрак. Она была рада и немного удивлена тем, как быстро заживают мои раны. Я задала вопрос о еде, но она её не присылала. И я старалась не думать о том, кто именно проявил такую заботу, а просто попросила её принести мне какие-нибудь витамины для беременных. Опередив меня на шаг, она достала небольшую баночку из кармана своего белоснежного халата. Люси сказала, что беременным Фейри не нужны дополнительные витамины, но учитывая, что я была человеком и испытала недостаток питания на раннем сроке, она посчитала разумным приём добавок.
Я спрятала витамины в тумбочку.
После этого я проспала большую часть дня, проснувшись, лишь когда Айви зашла навестить меня, а затем ещё раз после полудня. Первое на что я посмотрела, открыв глаза, было кресло.
Кайдена на нём не было, но был ещё один накрытый поднос.
Сев на кровати, что оказалось намного проще, чем днём ранее, я подняла крышку и обнаружила тарелку с тёплым супом, который приятно пах специями. Рядом лежали два кусочка поджаренного хлеба. В животе заурчало.
Еду принесла Айви?
Или всё-таки Кайден?
Я смотрела на тарелку целую вечность, как и утром. Неприятное ощущение смешивалось с голодом, заставляя меня ощущать тошноту. Опасение кислотой разливалось в крови. Руки начали дрожать, когда я потянулась к еде. Я и сама не понимала, что делала, но автоматически осматривала комнату, чтобы убедиться…
Убедиться, что она была пуста.
Там никого не было. Никто не собирался причинить мне боль. Арик был мёртв. Я была в безопасности.
И всё же, я медлила.
Боже, как я это ненавидела… ненавидела эту ассоциацию боли с едой. Раньше я очень даже любила поесть. Это было одним из моих любимых занятий, на самом деле.
Тихо ругнувшись, я взяла тарелку. Крем-суп перелился с одного края. Я схватила ложку и начала быстро отправлять ароматную жидкость в рот, даже не останавливаясь, чтобы насладиться. Следом я заглотила хлеб, прожевав его лишь для того, чтобы не поперхнуться. Каждый раз, когда в голове мелькали мысли о Кайдене, Арике и прочем, я отмахивалась от них. К тому моменту как тарелка опустела и на подносе остались лишь крошки, беспокойство меня отпустило.
Я положила руку на живот. Мне необходимо преодолеть эту проблему с едой. Теперь я ела за двоих.
От этой мысли у меня вырвался полу истеричный смешок, я всё ещё удивлялась. Я хотела семью. Мужа. Ребёнка. Хотя сама едва ли признавала это. И не то, чтобы я верила, что семья — это обязательно муж и ребёнок, но теперь я желала этого. Я хотела дать ребёнку то, чего не было у меня — отца, и не просто живого и здорового, периодически мелькающего в его жизни, но такого, который будет заботиться. Я хотела стать матерью, какой моя мама быть не смогла, хотя в том и не было её вины. От осознания того, чего я так сильно хотела, но не могла получить, стало мучительно больно.
Я подождала, пока не убедилась, что мой желудок не собирался проститься с содержимым, и поднялась, чтобы покинуть комнату. Я уже поняла, что не могла просто сидеть там. Иначе мой мозг заведёт меня в такие дебри, в которых я не хотела бы оказаться. Мне нужно было двигаться, делать что-то. Из-за штор пробивался солнечный свет. Я покопалась в шкафу и нашла кардиган. Накинув его, я отправилась на первый этаж. Фейри сновали туда-сюда из столовой и общих комнат, но я предпочитала не поднимать на них глаза. Наконец, я подошла к стеклянным дверям, которые открылись по мере моего приближения. Я вышла на прохладный вечерний воздух внутреннего двора, который был настолько красив, что всегда казался мне отчасти нереальным.
В глубине души я подозревала, что именно так выглядел Иной мир, как минимум, какое-то время. Высокие деревья поднимались к голубому небу. Плелись лианы и цвели необычные цветы, которые были неподвластны смене температур, их аромат наполнял воздух сладостью и мускатом. На ветках висели бумажные фонарики, которые всегда горели. Дорожки, которые вели к местам отдыха, также были подсвечены.
Это было моё любимое место, и каждый раз, когда я была в Отеле «Добрый Фейри», я уличала момент, чтобы побыть в этом дворе.
Я протянула руку и коснулась толстой лозы. Что бы я не делала со свои двором, я никогда не надеялась, что он будет выглядеть так. Даже, когда мама была жива. Садоводство помогало ей сохранять ясность ума, оставаться в этом мире. Если Кайден ошибался по поводу моего рассудка и его силы благодаря Летнему Поцелую, возможно, я тоже смогу найти спасение в саду.
Боже, я надеялась, что он был прав. Глядя в небо, я молилась о том, чтобы он оказался прав. Ребёнку, которого я носила, нужна была мама…
— Лайт-Брайт?
Голос.
Это прозвище.
Сердце подпрыгнуло к горлу, когда я развернулась.
— Динь.