Королева эльфов Шаннары

ГЛАВА 19

Когда все проснулись, Рен, проведшая бессонную ночь, терзалась сомнениями. Как быть с наказом, который оставила ей бабушка? Может ли она пренебречь волей покойной?

С одной стороны, тысячи судеб зависели от того, сумеет ли она вернуть Лоден и жезл Рукха с острова Морровинд в Западную Землю. Весь эльфийский народ, все, за исключением Крылатых Всадников, которые жили очень далеко на прибрежных островах и не переселились с земными эльфами на Морровинд, были собраны волшебной силой вместе. И должны оставаться там, пока Рен… или, в случае если она погибнет, кто-то другой из их группы не освободит их. Если ей не удастся сделать это, то эльфы, самый древний народ, обладающий секретами волшебства, вобравший в себя всю историю со времени сотворения мира, тоже погибнет.

С другой стороны, это, возможно, наилучший исход.

Она вздрагивала каждый раз, когда повторяла слова Эовен: «Эльфы — это порождения Тьмы». Стремясь возродить свое прошлое, эльфы с помощью волшебной силы превратили себя в чудищ. Они создали демонов. Они опустошили Морровинд и начали уничтожать Четыре Земли. Так не лучше ли, чтобы они перестали существовать вовсе?

Нет, она не преувеличивает. Если эльфы вернутся в Западную Землю, ничто не сможет помешать им снова начать опыты с волшебной силой, использовать ее каким-нибудь новым ужасным и разрушительным образом. И то, что Элленрох расправилась со всеми, кто стремился шутить с грозной силой волшебства, ни о чем еще не говорило. За это могут взяться другие — создавать новых чудовищ и новые ужасы, которые Рен даже боялась себе представить. Разве эльфы уже не доказали, что способны на все!

«Друиды тоже жертвы извращенного стремления к знаниям, преувеличенной самонадеянности, глупой веры в свое всевластие и безупречность», — подумала она печально.

Как могли эльфы, наделенные опытом обращения с волшебной силой, накопленным в течение долгих лет, как мог этот народ — волшебник, приведенный в новый мир из разоренного старого, — так и не усвоить печальных уроков? Несомненно, у них не развито представление об опасности, которая их подстерегает, как только они начнут переделывать природу, идя на поводу у больного воображения. Почему же они так слепы?

Конечно, она сама из эльфов, хуже того, из рода Элессдилов. И теперь ее терзает вина за последствия их расчетов и поступков, раскаяние в тех бедах, виной которых была их глупость. Они разрушили страну, погубили народ, уничтожили бесчисленное число жизней, лишили весь мир покоя и благоразумия. Они привели в движение силы, которые способны уничтожить весь мир. Она могла бы доказать, что она — девушка-скиталица, что у нее нет ничего общего с эльфами, кроме происхождения и внешности, но, увы, довод этот теперь казался пустым и суетным. Гарт часто учил ее, что круг ответственности не замыкается личными потребностями. «Ты часть окружающего мира, и вся твоя жизнь, даже ее продолжительность, прямо связана с изначальной мудростью мира. Ты не должна отмахиваться от непривлекательных сторон жизни, забывать о ее болях». Так говорил ей Гарт. Когда-то эльфы были главными среди целителей, их целью было спасение Четырех Земель и воспитание благоразумия в других. Они подавали пример. Что случилось с их служением? Почему эльфы пошли по ложному пути?

Она ела, не ощущая вкуса пищи, поглощенная своими мыслями. Эовен сидела напротив, опустив глаза. Гарт и другие мужчины проходили мимо них, как бы не замечая, сосредоточившись на предстоящем переходе. Стреса ушел, рыскал где-то поблизости, чтобы еще раз проверить правильность пути. Фаун свернулась в пушистый комок у нее на руках.

«Так что же я должна сделать? — спрашивала Рен себя в отчаянии. — Какое принять решение?»

Когда они продолжили подъем на Блэкледж, у нее все еще не было ответа. День был сумрачный и туманный, как и все предыдущие: вулканический пепел закрыл солнце, воздух обдувал жаром, тянуло слабым запахом серы. Из Иденс Мерка доносились отголоски воплей и криков, мерзких, но уже не таких пугающих, призрачных, как и все в этом тумане. Внизу охотились гады и насекомые, добывая пищу, чтобы прожить еще один день. Наверху царила тишина заоблачного мира. Крутая и извилистая тропинка петляла, возвращаясь на прежнее место, — лабиринт, состоящий из выступов, спусков и ущелий. То и дело на них налетал шквальный ветер и обрушивались ливни, порывистые, неистовые. Дождь увлажнял землю и скалы, и они становились скользкими, а затем приходила жара.

Шло время, а Рен все еще не находила решения. Неожиданно для себя она обнаружила, что размышляет о том, о чем раньше и не думала: о детях, о муже, которого у нее, возможно, никогда и не будет, о горечи одиночества. И она вызывала в своем воображении лица, голоса, какие-то сценки из придуманной жизни, где все это у нее было, а потом вдруг начинала печалиться о возможности утраты еще не обретенного. В конце концов она решила, что эти чувства вызваны тем, что она узнала правду о себе: долг и возложенная на нее ответственность станут причиной ее одиночества. На смену этим мыслям приходили другие: важнее всего покинуть Морровинд, решить судьбу эльфийского народа, отбросив все сомнения и примирившись со всем, что ей рассказали. Смешно даже мечтать о муже и детях, грезить о доме.

Мысли перескочили на будущее, на поручение, данное ей тенью Алланона, на завещание Элленрох. Ее жизнью распорядились они — Рен должна стать для своего народа одновременно матерью и женой, видеть в нем свою семью, заботиться о нем, управлять им и защищать его, опекать, не заботясь о собственной жизни и судьбе. На душе у нее стало вдруг легко и ясно, хотя физические силы были на исходе — она почти не смыкала глаз трое суток, почти не ела. Она как бы уже не принадлежала себе, но в то же время обрела себя. Появилась цель. Не зря ее вернули к своему народу, наделили ответственностью за него, за живых и мертвых. Она узнала о волшебной силе эльфинитов и обрела контроль над их силой. Ей сказали то, о чем никто больше не знал, — правду о происхождении порождений Тьмы. Но зачем?

Рен вздрогнула. А вдруг она придает этому слишком большое значение? Разумеется, не тому, что касается порождений Тьмы, хотя нельзя полностью отделить задачу от ее решения, как говорил Алланон. Но ведь то, что связано с будущим народов, — это чересчур тяжело для одного человека, и многое здесь зависит от превратностей судьбы и истории.

Она должна думать только об эльфах, об их будущем как народа, помочь им исправить многочисленные ошибки и содеянные по их вине несправедливости.

Вот здравая мысль! И во время медленного восхождения на Блэкледж Рен сосредоточилась на ней. Во-первых, она достаточно сильная, у нее есть смелость и способность отличать правильное от неправильного. А это уже немало. Во-вторых, она чувствует себя в долгу перед своей матерью, которая пожертвовала всем для того, чтобы ее ребенок вырос в безопасности, и, наконец, перед бабушкой, которая поручила ей заботу о будущем города и его людей, перед теми, наконец, кто уже отдал свои жизни за других. В том числе и за нее. К тому же теперь на нее полагаются, верят в нее.

Но, увы, и этого казалось мало. Она знала: должно быть еще что-то, более существенное. Она понимала, что исчезновение народа — самое страшное, что надо как-то решать судьбу эльфов с их волшебством. Но предположим, они выживут, ей удастся вернуть их в Западную Землю, а дальше? Кто возглавит их дальнейшую борьбу, которой не избежать? Кто будет управлять ими? Потребности эльфийского народа огромны, и ей, если она останется с эльфами, надо полностью изменить свою жизнь. Иначе она не королева эльфов.

Значит, все зависит от их решения. Но почему, собственно, они должны решать, следовать за ней или нет? Она же из скитальцев, чужая им, почти ребенок, а вся ответственность на ней.

Сомнения кружились, как клочки бумаги, поднятые вихрем. Вихрем далеких замыслов перед лицом нынешних трудностей. Она оглянулась вокруг, бросив взгляд на скалы и кустарники, на завесу вулканического пепла, на темные, согбенные фигуры путников. Нет, сейчас надо думать лишь о том, чтобы все они остались живы.

Переход продолжался почти до полудня, как вдруг Стреса остановил их. Рен обогнала Гарта, чтобы выяснить, что происходит. Иглокот стоял у входа в пещеру, исчезавшую в скале. Тропинка, по которой они шли, резко поднималась по склону отвесной скалы, исчезая в зарослях.

— Посмотри, Рен из рода эльфов, — тихо сказал иглокот, блеснув своими яркими глазами. — У нас есть выбор. Ф-ф-ф. Можно идти на вершину по тропинке, но подъем с этого места будет медленным и ш-ш-ш… и непредсказуемым. Туннель, образованный пламенем вулкана много лет назад, тоже ведет к вершине. Я ходил по нему, но теперь… ш-ш-ш…

Рен опустилась перед ним на колени.

— Так что ты предлагаешь?

— Опасность есть везде…

— Мы доверяем тебе, веди нас, Стреса. Выбирай сам.

Иглокот недовольно фыркнул:

— Тогда — через туннель. Ф-ф-ф! — Он направился было к туннелю, но тут же снова вернулся. Иглы взъерошились и опустились. — Нам нужен свет.

Трисс ушел на поиски подходящего дерева для факела, а все остальные стали рыться в снаряжении, ища ветошь и трут. Искомое нашлось у Гавилана и Эовен. В ожидании возвращения Трисса путники уселись отдохнуть у входа в пещеру.

— Ты спишь? — тихо спросила Эовен, сев рядом с Рен и предупредительно избегая ее взгляда.

— Нет, — ответила Рен, — не могу…

— Я тоже. Мне трудно было рассказывать, как, наверное, тебе слушать.

— Знаю.

Рыжие волосы влажно блестели от сырости.

— У меня было видение… первое после того, как мы покинули Арборлон.

Рен повернулась и, встретив пристальный взгляд провидицы, испугалась того, что прочитала в нем.

— Расскажи.

Эовен почти незаметно кивнула.

— Расскажу только потому, что это предостережет тебя, — прошептала она, низко склонившись к Рен. — В моем видении ты стояла одна на вершине. Было ясно, что ты находишься на Морровинде. Ты держала жезл Рукха и эльфийские камни, но не могла использовать их. Все, за исключением меня, превратились в темные тени на земле. Что-то огромное и опасное стало приближаться к тебе, но ты не испугалась, казалось, даже обрадовалась. Возможно, ты не осознавала нависшей угрозы. Потом ярко сверкнуло серебро, и ты поторопилась подойти к нему. — Она замолчала, у нее перехватило дыхание. — Ты не должна делать этого, Рен. Когда это произойдет, вспомни мои слова.

Рен кивнула, у нее замерло сердце.

— Я буду помнить.

— Извини, — прошептала Эовен. Она растерянно посмотрела вокруг, напоминая преследуемое, загнанное существо, которому грозит неминуемая гибель, затем встала и быстро пошла прочь.

«Бедная Эовен, — подумала Рен, — знать все — это так трудно». Она подала знак Гарту, и великан сразу же подошел, чутко уловив ее беспокойство. Она повернулась так, чтобы только он мог видеть ее лицо.

«У Эовен было видение о собственной смерти», — жестами сообщила она ему новость, ни слова не произнося вслух. Гарт молчал. «Охраняй ее, пожалуйста! Попытайся сберечь ее».

Гарт шевельнул пальцами.

«Мне не нравится то, что я увидел в ее глазах».

Рен вздохнула, согласно кивнув:

— Мне тоже не нравится. Сделай все от тебя зависящее.

Вернулся Трисс, неся два куска сухого дерева, которые ему удалось отыскать где-то на склонах.

— Внизу какое-то движение, — предупредил он, передавая одну из деревяшек Далу. — Что-то или кто-то поднимается к нам.

Впервые после того, как выбрались из болота, они почувствовали приближение опасности, хотя ни на минуту не забывали о преследователях. Рен мгновенно вспомнила о магии Лодена, подумав, что демоны действительно могли почувствовать ее.

Они обмотали полоски ветоши вокруг веток и пустили в дело трут, чтобы разжечь огонь. Когда головни разгорелись, путники вошли в туннель. Стреса шел впереди — ночное существо, он уверенно чувствовал себя в темноте. Его большое и сильное тело словно катилось вперед, вливаясь в темноту. За ним следовал Трисс с факелом, Дал замыкал шествие. Между ними располагались Рен, Гавилан, Эовен и Гарт. Воздух в туннеле был прохладным и спертым, с потолка капала вода.

По неровному полу извивался узкий ручей. Не было ни выступов, ни препятствий — много лет назад раскаленная докрасна лава выжгла все. Стреса объяснил Рен, пока они ждали Трисса, как давление жара и газов внутри вулкана формирует отверстие в земле, пробивая туннель в подземной скале, чтобы добраться до поверхности. Вот так лава выжигает себе путь. Она настолько горяча, что возникающие проходы становятся гладкими и ровными. Такие туннели могут тянуться на много миль, извиваясь, как гигантские ходы червей, образуя в конце концов отверстие в наружном слое скальной породы. Туннель, по которому они шли, был одним из многих, тянувшихся на сотни миль через Блэкледж — от вершины до основания.

— Если я не заплутаю, мы будем, ф-ф-ф, на гребне к вечеру, — пообещал кот.

Рен хотела спросить его, откуда он узнал о туннелях, но потом решила, что сведения эти кот, возможно, получил от эльфов и, пожалуй, рассердится, если надо будет рассказать об этом. Главное, он, похоже, знает, куда идет. Иглокот рыл носом пространство, как паровозик, который тащит за собой вагоны, и не испытывал ни тени колебания даже тогда, когда доходил до развилок и надо было выбирать. Так они двигались по прохладному скалистому коридору, уводящему все выше и выше вверх, таща на себе поклажу, смахивая с лица капли пота и влаги, летевшей на них со сводов обжигающе холодными брызгами. Звуки шагов гулко раздавались в полной тишине подземелья, дыхание вырывалось с хриплым прерывистым свистом. Они внимательно прислушивались, но звуков погони не было.

В одном месте их ожидал очень крутой спуск: надо было пройти через отверстие, по которому лава пробивалась к сердцевине горы, на этом месте зияла дыра, уходящая в темноту. Дальше была пещера, где собиралась лава, прежде чем находила проходы, извивавшиеся, как клубок змей. И всякий раз Стреса знал, что делать, по какому туннелю идти, где найти проход, ведущий в безопасное место.

Время летело быстро. Переход продолжался без происшествий.

Рен разрешила Фаун сесть на плечо. Смышленый взгляд зверька шнырял по сторонам, а голосок верещал прямо ей в ухо. Убаюканная однообразием пути, Рен бездумно шла вперед. Просто переставляла ноги, наблюдая за гипнотическими движениями теней, отбрасываемых огнем факела, и перебирая в памяти какие-то мелочи. Простенькие мысли успокаивали ее уставший ум и утомленные чувства.

Вечерело, когда они наконец вышли из туннеля, из закопченной темноты в зелень ясеневой рощи — сплетение тонких ветвей и кустарник, примыкающий к утесу. Впереди открывался выступ, исчезающий в тумане, позади круто взмывала вверх гора, жавшаяся к голому хребту. Над ними простиралось пасмурное серое небо, накрапывал дождик.

Отойдя от туннеля и ясеневой рощи, спутники оказались в зарослях акации. Хребет Блэкледжа был рядом. Тут они и обосновались на ночлег. Разобрав поклажу и наскоро перекусив, они завернулись в плащи и одеяла, готовясь ко сну. На вершине горы было холодно, ветер дул резкими порывами. Рен улавливала далекий гул Киллешана и видела красные отблески огня, мерцающего в тумане. Земля вновь дрогнула, зловеще вибрируя, расшатывая скалу под ногами, деревья закачались, зашелестев листвой, словно перешептывались испуганные дети.

Рен села, опершись спиной на полузасохшую акацию, голые корни которой обнимали скалу.

Жезл Рукха лежал на коленях. Фаун пригрелась у нее на плече, а потом и вовсе спряталась под одеяло. Плотная фигура Дала проскользнула мимо—в сторону сторожевого поста. Веки стали липкими и тяжелыми, но уснуть Рен не могла.

Гавилан вышел из темноты неожиданно, она даже невольно вздрогнула.

— Прости, — извинился он. — Могу я немного посидеть с тобой?

Рен молча кивнула, и он сел рядом, его одеяло свободно свисало с плеча, спутанные волосы были мокрыми. На красивом лице лежала печать усталости.

— Как ты себя чувствуешь? — Знакомая улыбка тронула губы.

— Хорошо, — коротко ответила она.

— Ты выглядишь очень уставшей.

Она пожала плечами.

— Если бы мы знали, — вздохнул он.

— Что знали?

— Все! То, что помогло бы нам лучше подготовиться к предстоящему испытанию. — Его голос показался ей странным, почти безумным. — А нас будто выбросили в открытый океан без карты и велели плыть в безопасное место, запретив при этом использовать самую малость питьевой воды, которую нам удалось захватить с собой.

— Что ты хочешь этим сказать?

Он резко повернулся к ней.

— Подумай, Рен. У нас есть и Лоден, и эльфийские камни, в которых заключено достаточно магической силы, чтобы выполнить все что угодно. Но мы, похоже, боимся призвать ее, как будто бы нам кто-то запретил сделать это. Так вот, я хочу спросить, что мешает нам? Подумай, насколько все изменится к лучшему, если мы воспользуемся эльфинитами. Да мы бы давно нашли выход из Иденс Мерка! Нам следовало использовать волшебную силу на каждом этапе пути, тогда мы давно были бы уже на побережье.

— Дело обстоит не совсем так, Гавилан. Она ничего не может, только…

Но он не слушал ее.

— А самое плохое, что мы полностью пренебрегли волшебной силой, заключенной в Лодене. Да, она необходима, чтобы охранять эльфов и Арборлон во время обратного путешествия. Но вся ли? Я не могу поверить в это! — Он на мгновение опустил руки на жезл Рукха. Его слова прозвучали неожиданно пылко. — Почему не применить волшебную силу против тех существ, которые преследуют нас? Почему просто не прожечь дорогу сквозь их строй? Или почему бы не создать прямо здесь то, что могло бы их уничтожить?

Рен изумленно смотрела на него, не веря собственным ушам.

— Гавилан, — произнесла она тихо. — Я знаю о демонах. Эовен сказала мне…

Он пожал плечами.

— Полагаю, что наступило время. Именно из-за Элленрох никто не рассказал тебе об этом раньше.

— Может быть, и так, — продолжала Рен, понизив голос и придав ему твердость, — но как же ты можешь предлагать использовать магическую силу, чтобы создать новых чудовищ!

— Пойми, тогда что-то пошло не так. Те, кто использовал магию, были неловки или глупы.

Она укоризненно покачала головой.

— Рен! — Он был полон решимости и не смотрел ей в глаза. — Нужно использовать волшебную силу! Нужно! Именно сейчас! Если мы не воспользуемся ею, то это сделает кто-то другой. И что тогда? Нам диктуют условия. Ты сама это знаешь. Там находятся существа настолько опасные, что…

— Этих существ создали эльфы! — зло бросила она.

— Да! Согласен, это была ошибка! Но их бы создали другие, если не мы!

— Ты не можешь знать этого!

— Не имеет значения. Факт в том, что мы создали их с благой целью! Мы многое узнали! Созидание заложено в самой природе обладателя волшебной силы! Просто требуются точность действий и ясность воли! На этот раз мы сделаем все правильно.

Он замолчал, ожидая ответа. Они молча смотрели друг другу в лицо. Так прошло несколько тягостных минут. Затем Рен глубоко вздохнула и нагнулась, чтобы убрать его руку с жезла.

— Не думаю, что тебе следует продолжать, Гавилан.

Его ироничная улыбка показалась ей неприятной.

— Ты рассердилась, потому что я не все рассказал тебе.

— Гавилан, — предостерегающе прошептала она.

— Ты думаешь, что все обойдется, если мы не будем говорить об этом? Что все каким-то образом прекратится?

Она печально покачала головой.

Гавилан наклонился к ней, его руки твердо легли на ее ладони. Она не пыталась отстраниться, загипнотизированная и неприятно пораженная тем, что увидела в его глазах. Чувство, похожее на горе, переполнило ее.

— Послушай меня, Рен, — сказал он, опустив голову. — Между нами существует особая связь. Я почувствовал это, как только увидел тебя в ту ночь, когда ты пришла в Арборлон. Я мгновенно почувствовал, но тогда было слишком рано говорить об этом. Ты — дочь Аллин, и в тебе течет кровь Элессдилов. Ты смелая и сильная. Ты уже сделала больше, чем от тебя ожидали. Но, Рен, все это не твои беды. Эльфы — не твой народ, и Арборлон — не твой город. Я знаю, как все это чуждо тебе. Элленрох не понимала, что ты не можешь приказать людям принять ответственность за происходящее. Они никогда не несли ответственности и никогда этому не научатся. Она не понимала, что, отослав тебя, она тут же потеряла надежду вернуть тебя такой же. Так она потеряла и Аллин! Теперь слушай. Она отдала тебе жезл Рукха и Лоден, эльфов и Арборлон, доверила будущее народа. Она велела тебе стать королевой. Но ты не хочешь этого. Не так ли?

— Не хотела, — произнесла она спокойно. — Раньше не хотела.

Он не вник в смысл ее слов и продолжал:

— Тогда откажись! И покончи с этим! Позволь мне взять жезл и камень и использовать их должным образом, чтобы сразиться с чудовищами, которые преследуют нас. Уничтожить тех, кто превратил Морровинд в этот кошмар!

— С какими именно чудовищами? — спросила она тихо.

— Ты о чем?

— Кого ты имеешь в виду? Демонов или эльфов? Кого?

Гавилан изумленно посмотрел на нее, и Рен почувствовала, что у нее разрывается сердце. Его глаза посветлели и стали злыми, а лицо напряглось.

— Именно эльфы, — прошептала она, — разорили Морровинд.

— Нет! — ответил он без колебаний.

— Они создали демонов, Гавилан.

Он мотнул головой.

— Знаю. Их когда-то создали старики. Ошибка больше не повторится. Я не допущу этого. Волшебную силу можно использовать продуктивнее, Рен. Ты знаешь, что это правда. Разве Омсворды не прибегали к этому? А друиды? Разреши мне попробовать! Я смогу победить этих уродов. Ты сама сказала, что тебе не нужен жезл! Отдай его мне!

Она покачала головой:

— Не могу.

Гавилан помрачнел и отпустил ее руки.

— Почему, Рен?

Конечно, она не могла сказать ему всего. Не могла подобрать слов, но даже если бы ей это и удалось, не имела бы права.

— Я дала обещание, — сказала она коротко, как об окончательном решении, не подлежащем обсуждению.

— Обещание? — спросил он резко. — Кому?

— Королеве, — заявила Рен упрямо.

— Королеве? Ерунда, Рен, какое это теперь имеет значение? Королева умерла.

Тогда она ударила его по лицу. Голова юноши откинулась, он онемел на мгновение. Затем гордо выпрямился.

— Ты можешь ударить меня еще раз, если тебе от этого станет легче.

— Мне становится жутко, — прошептала она, сжавшись и похолодев внутри. — Не надо было затевать этот разговор, Гавилан.

Он зло смотрел на нее, а она вспоминала, каким он был с ней, когда они еще не покинули Арборлон. Очаровательный, добрый друг, который становился все ближе и необходимее. Он поцеловал ее перед залом Большого Совета. И заботился о ней.

Его лицо стало решительным.

— И все равно ты должна использовать магическую силу Лодена, Рен.

Она твердо сжала губы.

— Нет.

Он рванулся вперед, будто готовясь к нападению.

— Если ты откажешь, учти, мы не выживем. Мы не сможем. У тебя нет…

— Не надо, Гавилан! — Она протянула руку, чтобы прикрыть ему рот. — Не говори! Не говори больше ничего!

От этого неожиданного жеста они оба оцепенели. Потом она медленно убрала свою руку.

— Иди спать, — посоветовала Рен дрогнувшим голосом. — Ты устал.

Он чуть отступил, сделав едва заметное движение, отодвинулся на несколько дюймов, и она почувствовала, что нити, связывавшие их, оборвались, словно отсеченные ножом.

— Я пошел, — сказал он, не скрывая злобы. — Я был твоим другом. Хотел бы им остаться, но теперь…

— Я все знаю, — произнесла она. Но он все не уходил, точно хотел еще что-то сказать.

— Я не погибну, — прошептал он наконец, повернулся и пошел прочь.

Рен осталась на прежнем месте, глядя ему вслед, пока его фигура не исчезла в тумане. На глаза навернулись слезы, и она украдкой смахнула их. Гавилан обидел ее. Он заставил ее усомниться в том, на что она решилась с таким трудом. Он выставил ее глупой, эгоистичной и наивной. Она пожалела даже, что вообще разговаривала с тенью Алланона, что пришла на Морровинд и узнала об эльфах, об их городе, об их ужасном существовании. Лучше бы этого никогда не было.

Даже встречи с бабушкой.

«Ну нет, — оборвала она себя. — Не желай хотя бы этого».

Но где-то в глубине души она этого хотела.