Королева Кандеса

Глава 11

Венера сползла с седла, мускулы ее ныли. Прошло две недели после конфирмации, и она, не теряя времени, утверждала свое владычество над Буриданом — что, как она решила, должно включать овладение мастерством конной езды.

Она снесла две стенки и огородила концы одного из подвальных коридоров с высокими потолками, сформировав одну узкую длинную комнату, где ее скакун мог ходить рысью. В одном конце комнаты были стойла, и двое рабочих щедро разбрасывали солому и песок поверх металлического настила.

— Толще, — сказала им Венера. — Нам нужен слой в несколько дюймов по всей площади.

— Да, мэм.

Работники были необычно воодушевлены и сосредоточены на своем деле. Может быть, они прослышали, что сегодня чуть позже должны прибыть несколько жеребят. Возможно, просто от близости к единственной живущей теперь здесь лошади. Венера еще не встречала ни одного человека, кто не разделял бы этой странной древней любви к лошадям, наверное, естественно присущей людям.

Венера и сама оказалась беззащитной перед ней. Она погладила Доменико и пошла вдоль помещения, ведя рукой по заборчику, делившему его в длину пополам. Ее конюх стоял в дальнем конце, зажав в руке планшетку; он негромко спорил с кем-то.

— Все ли в порядке, джентльмены? — спросила Венера.

Другой человек обернулся, свет ламп косо упал на его гномьи черты, и Венера издала «Ой» прежде, чем сумела остановиться.

Самсон Одесс скривил свою рыбью физиономию в улыбке и так и ринулся вперед пожать ей руку.

— Для меня честь встретить вас, леди Трейс-Гайлс! — В его глазах ничто не выдавало узнавания, и Венера сообразила, что стоит в густой тени. — Лирис имеет честь предложить вам некоторое количество земель для содержания ваших лошадей в конюшнях. Видите ли, мы диверсифицируемся и...

Она слабо усмехнулась. Слишком рано! Она надеялась, что люди Лириса будут поглощены собственными внутренними проблемами достаточно долго, чтобы «леди Трейс-Гайлс» успела провернуть свои дела. Если Одесс узнает ее, новость обязательно просочится через Ярмарку. Она верила в хваленую секретность Ярмарки не больше, чем в неизбежное торжество добра.

Венера выпустила руку Одесса прежде, чем тот окончательно погряз в коммерческой рекламе, и отвернулась.

— Просто прелестно! Фланс! Вы можете с этим разобраться?

— Э-э, но мастер Фланс не смог разрешить один маленький вопрос, — вступил обошедший Одесса коневод.

— Разберитесь с этим! — огрызнулась она. Прежде, чем миновать мужчин и выйти во внешний коридор, она уловила пораженный взгляд Одесса.

Ну что, каков неожиданный вброс адреналина! Она засмеялась над собой, быстро проходя сводчатыми выбеленными коридорами. За полминуты, что потребовались ей, чтобы успокоиться и перейти на прогулочный шаг, Венера успела сделать несколько поворотов и оказалась в области подвалов, ей незнакомой.

Кто-то прокашлялся. Венера обернулась и обнаружила приближающегося мужчину в ливрее прислуги. Он выглядел лишь смутно знакомым, что вряд ли было удивительно, учитывая количество недавно нанятых ей людей.

— Мэм, эта область еще не расчищена. Вы разыскиваете что-то конкретное?

— Нет. Я заблудилась. Откуда вы пришли?

— Сюда.

Мужчина зашагал обратно путем, которым они оба пришли сюда. Он был прав относительно состояния погребов; этот проход еще не отремонтировали, и расчищен он был по минимуму. На стенах все еще висели черные портреты, их глаза тут и там выглядывали из-за столетней пыли и копоти. Между фонарями тянулись широкие промежутки, и несколько людей, увиденных в боковых проходах, свелись к силуэтам на фоне далеких светлых дверей.

— Сюда, — ее гид указал на лестничный пролет, которого Венера ранее не видела. Узкий и погрузившийся в темноту, он круто стремился вниз.

Венера остановилась.

— Что за... — а потом увидела пистолет в его руке.

— Пошевеливайтесь! — проскрипел мужчина. — Живо!

Она чуть не выпалила, что он блефует. Один из тех быстрых шагов в сторону, как научил ее Чейсон, потом подсечка... он был бы на полу раньше, чем понял, что с ним произошло. Но она промедлила, и «слуга» отскочил в сторону — не достанешь. Пойманная на этот раз врасплох, Венера, спотыкаясь, шагнула в темноту с конвоиром позади.

— Вы заполучили кучу неприятностей, — сказала она.

— Мы не боимся властей, — презрительно ответил ее похититель.

— Я говорю не о властях, я говорю о себе.

Ступеньки закончились узким уступом над плохо различимой темной массой воды. Здесь было промозгло и холодно; глянув влево-вправо, она увидела, что стоит на краю большого бака — несомненно, цистерны.

— Мы следили за вами, — сказала фигура-тень сзади. — Уверяю, мы знаем, на что вы способны.

Пистолет снова упирался ей в спину, и похититель толкал так крепко, что она с трудом удерживалась на ногах. Она раздраженно поспешила вперед и очутилась на железной обшивке рядом с водой.

— Не знала, что у меня такое есть, — заметила она, поворачивая вправо, к источнику света.

— Это не ваше, это часть муниципального водоснабжения, — сказал слабо знакомый голос впереди.

Она оглядела черные глубины. Прыгнуть в них? Здесь может быть дренажная труба, через которую она бы проплыла, совсем как герои в романтических новеллах. Те герои, однако, никогда не тонули в темноте и, кроме того, если даже она выберется наружу, на улицах ее промокший вид обязательно вызовет скандал. Только этого ей сейчас и не хватало.

В дальнем конце бака был открытый участок. Те же самые столы и ящики, что она видела в винном погребе, были расставлены уже здесь, и на них сидели все те же юные революционеры. У освещенного фонарем стола стоял молодой человек с прямыми черными волосами и большими красивыми глазами. Он был одет в длинное пальто и фрак — она такие видела на модниках на улицах колеса; его скрещенные руки не мешали пальто разойтись колоколом достаточно широко, чтобы она увидела два пистолета в кобурах на его талии. Ей внезапно припомнилась одежда Гарта, которая выглядела как вариант того же костюма, только позатасканнее.

— Что это значит? — набросилась она на него, в то же время пересчитывая людей и выходы (из последних имелся один — закрытая железная дверь). — Вы ведете себя не очень-то по-добрососедски, — добавила она помягче.

— Усадите ее и свяжите, — сказал черноволосый юноша. Он обладал не лишенным мужественности, но мягким высоким тенором, и ясно выговаривал слова. Глаза были серыми и холодными.

— Да, Брайс.

Человек, который привел Венеру сюда, усадил ее на крепкий деревянный стул рядом со столом и, заведя ей руки назад, принялся вязать неуклюжий узел вокруг запястий.

Венера вытянула шею, чтобы заглянуть себе за спину.

— Вы явно нечасто этим занимаетесь, — заметила она. Затем, пронзив этого типа Брайса острым взглядом, добавила: — Похищение — тонкая работа. На мой взгляд, вы, молодые люди, не обладаете достаточной организованностью, чтобы провернуть такое дело.

Брови Брайса вздернулись, придавая ему то же самое удивленное выражение, что в погребе.

— Если бы вы понаблюдали за нашими акциями, вы бы знали, на что мы способны.

— Бомбить невинные толпы, да, — едко заметила она. — И впрямь героическое дело.

Он пожал плечами, но но вид у него был смущенный.

— Та бомба предназначалась членам совета, — отозвался он. — Она упала обратно и убила человека, который ее кинул. Это была смерть настоящего солдата.

Она кивнула:

— И до боли ненужная, как большинство солдатских смертей. Чего вы хотите?

Брайс развернул другой стул и сел на него, обхватив руками спинку.

— Мы намереваемся свалить великие нации, — просто сказал он.

Венера поразмыслила, что на это ответить. Чуть погодя она спросила:

— Как мое похищение приблизит вас к цели? Я чужачка, уверена, что никого не волнует, жива ли я или мертва. И никто не станет выкупать меня.

— Верно, — согласился он, пожимая плечами. — Но если вы пропадете, то вас тут же объявят мошенницей, и права на Буридан пойдут в свободный доступ. Будет всеобщая свалка, и мы намерены позаботиться, чтобы она привела к гражданской войне.

План поразил Венеру крайней практичностью — но было не время кивать и улыбаться.

Она немного подумала. Звучало лишь медленное «кап-кап» воды с ржавых потолочных труб; безусловно, никто не услышит ее криков о помощи.

— Я полагаю, вы следили за моей эпопеей, — наконец заговорила она. — Вы верите, что я Амандера Трейс-Гайлс, наследница Буридана?

Он пренебрежительно махнул рукой.

— Да нам на это плевать. Собственно, я считаю вас самозванкой, но какая разница? Вы все равно скоро выпадете из картины.

— Но что, если я и вправду самозванка? — говоря, она пристально приглядывалась к нему. — Откуда я взялась, как вы думаете?

Теперь вид у него стал озадаченный.

— Отсюда... но у вас иностранный акцент. Вы пришли снаружи Спайра?

Она кивнула.

— Снаружи Спайра, и, следовательно, ни одной из группировок здесь ничем не обязана. Но у меня есть кое-что за душой — я добыла огромные деньги и влияние, используя только собственную сообразительность.

Он со смехом откинулся назад.

— И что вы хотите этим сказать? — спросил он. — Что вы сочувствующая? Вы больше похожи на приспособленку; чего ради я должен чувствовать к вам что-то, кроме презрения?

— Потому, что эта власть... она в итоге только средство, — сказала она. — Мне неважно, кто правит, или даже у кого под конец окажутся добытые мной деньги. У меня собственные заботы.

Он фыркнул:

— Как туманно и интригующе. Ну, я точно не смогу помочь с вашими невнятными «заботами». Нас интересуют только люди, которые верят. В людях, которые знают, что есть иной способ правления, чем наши местные тирании. Я говорю об эмергентном правительстве, о которым вы, как варварка, вероятно, даже никогда и не слыхали.

— Эмергентное? — теперь настала очередь Венеры поразиться. — Это же просто миф. Правительство, спонтанно возникающее как атрибут взаимодействия людей... оно не работает.

— Ха, еще как работает! — Он порылся в карманах и выудил маленькую затрепанную черную книжицу. — Вот доказательство. И ключ к его возвращению.

Он поднес книгу к глазам Венеры. Та разобрала только название: «Валюты прав, 29-е издание».

— Это руководство, — объявил он. — Подлинное руководство, взятое из секретных библиотек одной из великих наций. Эта книга объясняет, как работает основанное на валютах эмергентное правительство, и дает пример. — Он открыл книгу и извлек несколько плотно сложенных банкнот, потом развернул на столе, где женщина могла их видеть. — У людей всегда были кодексы поведения, — говорил Брайс, любовно вглядываясь в деньги, — но они изначально лепились наугад, опирались на исторические байки, и проводились в жизнь силами армий или полицейских. Эта же система основана на людской привычке покупать и продавать — только вы не можете на эти деньги купить вещи. Каждая банкнота представляет конкретное право.

Она наклонилась, чтобы рассмотреть их. На одном из прямоугольников, розового цвета, над двумя колонками мелких букв было напечатано слово СУДЕЙСТВО. Брайс подсказал:

— Текст показывает, какие другие банкноты вы можете выторговать за эту. На обратной стороне описание, что вы можете сделать, если она у вас есть. Вот эта позволяет вам судить дела в суде, если вы добыли еще кое-какие банкноты; но, чтобы вершить суд, вам нужно ее пустить с торга. Идея в том, что вы можете продать ее только кому-то, у кого нет правильной комбинации для судейства, в расчете на то, что те, кому он ее продаст — продадут ее обратно вам. Таким образом, система не статична, ее необходимо поддерживать через постоянные транзакции.

Она поглядела на другую банкноту. Текст гласил ВЫЙТИ ИЗ ЗАКЛЮЧЕНИЯ СВОБОДНЫМ. Книге, которую держал Брайс, если она подлинная, не было цены. Люди искали эти утерянные принципы дольше, чем пытались найти последний ключ к Кандесу. Венера даже не думала, что они вправду существовали.

Она многозначительно дернула плечами:

— И что?

Юный революционер схватил купюры.

— Валюты вроде этой не могут быть просто введены, — провозгласил он, выказывая такую юношескую пылкость, которую в других обстоятельствах она нашла бы располагающей. — Права, классификации, достоинства банкнот, с кем можно торговать — все эти детали должны быть вычислены с помощью массового моделирования целых людских сообществ. Моделировать общество на вычислительной машине и проверять различные взаимодействия... затем скомпилировать список пропорций и связей между банкнотами. Пустить их в обращение, и из транзакций возникнет упорядоченное общество — без мешающихся под ногами институтов. Просто.

— Правильно, — сказала Венера. — И, бьюсь об заклад, эта книга не была написана для такого мира, как Вирга, верно? Это ведь набор правил для народа, который живет в плоском мире — на «планете»? Легенды объясняют, почему утеряны эмергентные системы — потому, что их правила неприложимы здесь.

— Не старые соотношения, это правда, — признал он. — Но базовые банкноты... они здравы. Можно, по крайней мере, использовать их, чтобы минимизировать институты, даже если вы не можете полностью от них избавиться. Мы намерены доказать это, и начнем здесь.

— Что же, очень амбициозно.

Венера внезапно заметила, с каким выражением он на нее смотрит. Ее связали, заведя руки назад, отчего ее бюст выпирал вперед. Похититель явственно наслаждался ее стеснительным положением. В первый раз с того момента, как ее сюда привели, она почувствовала себя действительно выведенной из равновесия.

Она сделала усилие, чтобы вернуться к нити своих рассуждений.

— В любом случае все это бесцельно. В том смысле, что я лучше смогу вам помочь как свободная женщина, чем как социальный изгой... или труп. В конце концов, ваша гражданская война, возможно, и не случится. Как вы говорите, великие нации слишком заинтересованы в стабильности. И если она не случится, что тогда? Все с начала, минус одно укрытие для вас. Обратно к бомбам и прочей безрезультатной тактике террористов.

Брайс закрыл книгу и снова убрал в карман.

— Что с того? Мы уже потеряли это место.

— Но поразмыслите, что вы могли бы сделать, если бы имели союзника — патронессу — с достоянием и ресурсами, и бóльшим опытом в тайных операциях, чем у вас? — Она взглянула ему прямо в глаза. — В свое время я убила не одного человека. Я построила собственную шпионскую организацию и руководила ею — нет, я не Амандера Трейс-Гайлс. Я человек с бесконечно бóльшими способностями, чем какой-то наследник замшелой нации на этом замшелом маленьком колесе. При моих власти, богатстве и влиянии я смогу помочь вам.

— Сделки не будет.

Он встал, сделал жест другим следовать за ним, и пошел к железной двери.

— Печатный пресс! — крикнула она ему вдогонку. Он озадаченно оглянулся. — Чтобы эти деньги заработали, — продолжила она, — разве вам не потребуется наштамповать тысячи копий банкнот и запустить их в обращение? Чтобы они работали, нужно, чтобы ими все пользовались, правильно? Так где ваш печатный пресс?

Он глянул на своих людей.

— Все будет.

— Да? Что, если я предложу вам ваш собственный печатный двор — доставка прессов в течение месяца, — и вдобавок солидный бюджет для печати ваших денег?

Брайс, похоже, обдумал это, и потянулся к дверной ручке.

— А что, если у вас будет неприступное место для пресса? — крикнула она, бешено цепляясь за единственное другое предложение, которое приходило в голову. — Что, если у вас будет Башня Буриданов?

Один из лейтенантов Брайса положил руку ему на плечо. Он яростно взглянул на того, потом сделал кислое лицо и повернулся.

— С какой стати мы должны доверять вашим обязательствам в сделке?

— Башня содержит доказательства, что я самозванка, — быстро проговорила она. — Совет обязательно захочет ее посетить, я в этом уверена, но как я смогу прибрать там и привести ее в приличный вид? Никому из моих новых слуг нельзя доверить секрета. Но вы можете — и можете сделать фотографии, и все, что вам нужно, чтобы собрать доказательства, что я не наследница. Тогда у вас будет, чем пригрозить мне. У вас будет башня, у вас будут деньги, и столько влияния, сколько я смогу вам уделить.

Он призадумался, и другие тоже были под впечатлением.

— Что самое приятное, — добавила она, прежде чем он мог передумать, — если мой обман в конечном счете раскроется, вы получите свою гражданскую войну так или иначе. Что может быть лучше?

Брайс неторопливо шел обратно к ней.

— И снова я скажу: с чего нам доверять вам? Если в буридановской Башне есть, как вы говорите, доказательства... если вы даже дадите нам туда добраться раньше, чем к нам нагрянет полиция... Слишком много «если», мисс Трейс-Гайлс.

— Я набросаю вам прямо сейчас записку, — пообещала она. — Для ночной смены у лифтов, чтобы позволили вашим людям спуститься в Башню Буридана. Вы можете сделать это прямо сейчас, и отпустить меня после того, как убедитесь в моей правдивости.

— И быть запертыми там, когда с вас сдернут маску?

Это для Венеры было уже слишком.

— Тогда забудь обо всем, ублюдок! — завопила она на него. — Давай, убирайся! Я так и поняла, что ты слишком заигрался в романтического революционера-вожака. Иди и пожертвуй жизнями еще нескольких своих друзей, чтобы убедить остальных, что вы и правда что-то делаете. Да, и взорви немного женщин и детей для ровного счета, я уверена, ты почувствуешь себя лучше — или начинай свою проклятую войну и убей десять тысяч невинных, мне все равно! Только проваливай с глаз моих!

Лицо Брайса потемнело от гнева, но он не шелохнулся. Наконец он подобрался к ней с насупленным видом. Венера ответила яростным взглядом.

— Принесите этой женщине какой-нибудь бумаги, — сказал он. — Вы напишете эту записку, — продолжил он хриплым голосом, — и мы посмотрим, что найдется в Башне Буриданов.

Улицы со времен его детства не изменились. Гарт Диамандис шагал знакомыми путями, но после такого долгого отсутствия он словно бы видел их впервые. Его город-колесо, официально известное как Колесо 3, многие столетия звался Хаммерлонгом. Его диаметральная поперечина, сделанная из клепаного железа, протягивалась почти на милю, и внутренняя поверхность колеса, на которой расположились здания, была шириной почти в половину длины диаметра. Оно крутилось уже пятьсот лет. За это время украшенные гаргульями здания Хаммерлонга перестраивались десятки раз — кроме тех их частей, где жили самые большие упрямцы, которых все устраивало. Новые сооружения вздымали свои контрфорсы над выступами старых по мере того, как население росло, потом сокращалось и снова росло. Колесо ремонтировалось, укреплялось, переоборудовалось и шло вразнос из-за несбалансированности веса так часто, что его постоянные скрипы и стоны стали для его населения как бы музыкальным фоном. Все пропиталось запахом ржавчины.

Ограниченные в пространстве, горожане колеса втискивали новые здания между стоящих; завинчивали их спиралью внутрь и наружу обода; новое перерастало изначальное. Обтекаемого вида башни, как лезвия ножей, свисали ниже обода, их самые нижние этажи растягивал почти двойной вес, а ярусы жилищ над головами смыкались, погружая улицы в тень. Так выстроился второй уровень проспектов, а затем и третий — ведь сила тяжести все время уменьшалась. Винтовые лестницы, канаты подъемников, древние спицы колеса в осыпающейся ржавчине и протекающие трубы — все завязывалось вместе в узел близ окутанной дымом оси. Там же, как рой мух, кучковались корабли и челноки.

Хаммерлонг, казалось, был специально приспособлен для того, чтобы скрываться в нем, и население как раз этим и занималось. В конце концов, большинство было гражданами наций, обосновавшихся на Большом Спайре, так что они принесли с собой в город паранойю этого мирка. Те, кто родился на Хаммерлонге и других колесах, были более открыты, но они составляли отдельный класс и пользовались меньшими правами в собственных городах. Предоставленные собственному усмотрению, они развили теневую экономику и культуру в аллеях, шахтах-воздуховодах и технических ходах многоуровневого города.

Гарт шел по улице третьего яруса, когда ностальгия навалилась на его в полную силу. Ему пришлось остановиться, воображение заполняло пробелы в толпах, сновавших туда и сюда, словно множество черных муравьев. Ему виделись юные денди его молодости, важничающие и отставляющие ногу, чтобы были видны пистолеты; молоденькие девицы, облокотившиеся на перила балконов высоко вверху, подчеркнуто делали вид, что их не интересует происходящее на улице. Этими дорогами Гарт или гулял, или пробегал, или улепетывал десятки раз.

Он знал, что часть его бывших земляков умерли, некоторые принялись стали примерными семьянинами и отреклись от своей юности. Прочие же... Тюрьмы были по-прежнему полны, как рассказал ему этим утром один из новых плотников Венеры Фаннинг. И если знать, куда смотреть и как читать... Вон там, да, он видел тонкие каракули граффити на стене в десяти футах за парапетом. Сделанные мелом, они были почти не видны, если только не искать специально. «Отменить Эдикт №1», — говорили остроконечные буквы.

Гарт улыбнулся. Ах, юная наивность! Эдикт №1 был принят так давно, что большинство граждан Спайра и не подозревали о его существовании, и даже если им зачитать эдикт — не поняли бы его значения. Похоже, горячие головы внутри молодежи Спайра все еще увлекались политикой, и все еще так же бездарно проводили свои взгляды в жизнь, как и в его дни. Как доказательство — вчерашняя омерзительная атака бомбистов.

Воспоминание прогнало из мыслей Гарта всю сентиментальность. Он стоически сжал губы и продолжил путь вдоль улицы, глубоко засунув руки в карманы куртки и избегая взглядов девиц, слоняющихся по аллеям. Ноющие ноги несли его по одной лестнице, потом по другой, третьей... Натруженные колени и бедра начали протестовать. Когда он в последний раз шел этой дорогой, он мог бы проделать весь путь наверх бегом.

Когда-то, в беззаботный период Реконструкции, в сотнях футов над официальным уровнем улиц Хаммерлонга между двумя зданиями был перекинут мостик. До времен сохранистов, даже до того, как паранойя обособленности захлестнула все великие нации, здесь процветали культура и искусство.

Мост был двухэтажным в высоту, и с боков остеклен витражными окнами, которые ловили свет Кандеса. Им не пользовались обитатели ни одной из башен: кузницы одной мало нуждались в бумагоделательном предприятии другой. Десятилетиями залитые солнцем высотные пространства моста были заняты богемными артистами — и обожавшими их агитаторами и революционерами.

Когда Гарт одолел последние несколько ступеней пожарной лестницы из кованого железа в центре пролета, его сердце уже бешено колотилось. Он сделал паузу, чтобы восстановить дыхание, стоя рядом с коваными завитушками двери и прислушиваясь к исходившей из-за нее скрипучей граммофонной музыке. Потом постучал в дверь.

Граммофон остановился. Он услышал звуки возни, приглушенные голоса. Затем дверь приотворилась на дюйм. «Да?» — воинственно сказал чей-то голос.

— Извините, что беспокою вас, — сказал Гарт с широкой улыбкой. — Я кое-кого ищу.

— Ну так здесь их нет. — Дверь начала закрываться.

Гарт от души рассмеялся.

— Я не из секретной полиции, детка. Я тут жил. — Дверь приостановилась. — Я покрасил это железо примерно... э, двадцать лет назад, — сказал Гарт, проводя пальцем вдоль изгибов металла. — Оно грозило проржаветь, как там, в задней ванной. Трубы все еще стучат, когда вы пускаете воду?

— Чего вы хотите? — Голос стал чуть менее резок.

Гарт отнял палец от памятного металла. С трудом вернулся обратно в настоящее.

— Я знаю, она здесь теперь не живет, — молвил он. — Слишком много времени прошло. Но мне нужно было с чего-то начать, и тут последнее место, где мы были вместе. Не уверен, что вы знаете... кого-нибудь из прежних жильцов этого места?

— Минуту. — Дверь закрылась, потом снова открылась, на этот раз широко. — Входите. — Гарт ступил в солнечный квадрат, и его переполнили воспоминания.

Дощатый пол как нельзя лучше подходил для танцев. Он припомнил, как делал шаг в этот параллелограмм солнечного света и обратно — хотя рядом стоял стол, и он бился бедром, — пока она подпевала граммофону. Тот самый граммофон сейчас стоял на подоконнике, охраняемый парой апельсиновых деревцов в горшках. Медленно поворачивалась в пыльном солнечном свете висячая конструкция из свечей и проволоки, отвлекающая от вида чердака за ней. Здесь он год за годом спал, занимался любовью, наигрывал на своем дульцимере...

— Кого вы ищете? — перед ним стояла молодая женщина с коротко стрижеными черными волосами. Она носила мужскую одежду и в одной руке небрежно держала татуировальную иглу. За ней на столе, с измазанным кровью плечом, сидела другая женщина.

Гарт набрал воздуха и впервые за двадцать лет произнес вслух имя:

— Ее имя Селена. Селена Диамандис...