Королева улья (СИ)

=== Глава 5. Тайны ===

Мой первый и второй день в клане Абураме прошли в различных хлопотах. Мы вместе с обаа-сама перебрали некоторые вещи, оставшиеся в клане от других женщин, чтобы найти мне «домашний» комплект и что-то для тренировок. Вместе готовили еду. Мои пчёлы достроили гнездо и потихоньку собирали мёд с оставшихся осенних цветов типа хризантем. Я познакомилась ещё с несколькими Абураме и с маленькой Чио. Вежливую симпатичную девочку интересовало буквально всё. И про Страну Земли, и про Скрытый Камень, и про моих пчёл и их способности. Сама Чио, как, впрочем, и Шино, и обаа-сама, тоже делились со мной различной информацией о своей, да и о моей семье.

Я узнала, что на отгремевшей войне Абураме лишились нескольких бойцов, хотя в процентном соотношении их потери были наименьшими среди кланов Конохи. Сейчас в «клане жуководов» было тридцать четыре взрослых мужчины, включая Шино, десять подростков возрастом от двенадцати до пятнадцати, а также шесть детей возрастом от пяти до одиннадцати. Среди последних как раз была малышка Чио. Трудно представить, но из пятидесяти двух человек женщинами являлись только обаа-сама и я, ну и Чио. В полном смысле «мужское царство».

Хозяйство они вели очень простое. Обаа-сама была уже старенькой, но довольно резвой для своих лет; готовила она только для главной семьи, в которую входили Шиби-сама, Шино и как бы я. Остальные, наверное, готовили себе сами или питались в кафешках. Насекомые и обаа-сама не позволяли зарастать грязью. Как я поняла, раз в пару недель устраивали «большую стирку» по договорённости с несколькими крестьянками, работающими в прачечной при банях клана Сенджу. По мелочи все стирали сами, конечно.

У каждого ребёнка в клане был свой отец, вполне конкретный биологический родитель, который обучал и присматривал. Если отец погибал, то ребёнка «усыновлял» кто-то из клана, чаще всего тот, у кого ребёнок уже был. Обаа-сама упомянула, что у Шино когда-то был брат, которого Шиби-сама усыновил после гибели его отца на миссии. Я поняла, что этот брат у Шино погиб.

В связи с тем, что практически все в клане были боевыми шиноби, а это не самая мирная профессия, включающая в себя длительные миссии, то дети с малых лет учились самостоятельности. Впрочем, как выяснилось, в Конохе был детский сад, в который принимали с двух лет. Так что мелкие появлялись лишь вечерами, и, если родителя не было на месте, за ребёнком присматривал ответственный. А с шести лет детей забирали в Академию шиноби, была в Конохе и такая. Её заканчивали в двенадцать лет, получая протектор генина.

Когда я впервые увидела Чио и остальных младших Абураме, они показались мне слишком серьёзными, спокойными и рассудительными для детей. Может, я не так много общалась с детьми, но… так вышло, что, подменяя «отцов на миссии», я вместе с Шино помогала забирать двоих из них и видела всю остальную группу их возраста. А когда я осторожно спросила обаа-сама об этом, она подтвердила мои смутные догадки.

В связи с тем, что людям с неустойчивой психикой, в принципе, сложно управлять насекомыми, которые чувствительны к перепадам настроения хозяина, в клане Абураме использовали особых психотропных паразитов. Насколько я поняла, дети получали их примерно с четырёхлетнего возраста, ещё до своего первого роя. Жук-паразит вживлялся в нервную систему, тем самым подавляя излишнюю эмоциональность природной химией. Вкупе с этим снижался естественный инстинктивный страх перед насекомыми. Насколько я поняла из объяснений Шино, в возрасте четырёх лет ребёнок начинает осознавать смерть, а также просыпаются основные инстинкты самосохранения. Шиноби вообще постоянно борются с этими инстинктами, но Абураме воистину очень много знали о насекомых и использовали их повсеместно. Кроме всего прочего, это сильно увеличивало выживаемость клана, потому что спокойный в любой ситуации шиноби — это залог выхода из этой ситуации с наименьшими потерями. Как оказалось, благодаря своему паразиту Абураме даже не испытывали дискомфорта от ощущения «ползания по телу». Я, например, его ощущала, поэтому предпочитала, чтобы мои пчёлы вылетали и залетали большой компанией. Когда они из-за количества словно оттягивали кожу — это был краткий миг неудобства, а если кто-то начинал топтаться по мне мелкими лапками слишком долго, то это нервировало до щекотки. Так что, выбравшись из тела, мои пчёлы обычно облепляли ткань рукавов, чтобы вылететь по команде, а не ползли по руке до выхода. А вот Шино было всё равно, он мог спокойно покрыться жуками, заставив их вылезти из себя разом и ползать по его телу.

Был у внедрения такого удобного паразита и побочный эффект в виде нарушения речи, потому что паразит проникал в лобную долю, а там, рядом с местом, которое отвечало за эмоции и контроль, находился речевой центр. Поэтому у всех Абураме в той или иной степени были проблемы с составлением предложений и высказыванием мыслей, особенно в детстве и юности. То ли из-за того, что женщины, в принципе, более разговорчивы и приспособляемы, то ли из-за немного другого строения мозга, но такой «недуг» в основном был у парней. Например, у Чио почти не ощущалось затруднений в общении, а вот у её сверстника было лёгкое заикание и очень путанная речь. Его отец учил говорить его на выдохе, но по большому счёту большинство Абураме были не слишком разговорчивыми. Получалось, что даже в садике и Академии, вообще независимо от наличия или отсутствия жуков в теле, маленьким Абураме было сложно общаться со сверстниками, заводить друзей и приятелей. Но паразит делал так, что они по этому поводу не слишком переживали.

На третий день Шино вместе с отцом рано утром ушёл на миссию.

Мы попрощались, поцеловавшись в укромном уголке. После того случая в самом начале Шино вёл себя осторожно и сдержанно, лишь иногда меня касаясь, сообщив, что я должна привыкнуть к нему. Иногда мы обнимались и целовались, и из-за этих ласк у меня в голове становилось так пусто, а в груди, наоборот, тесно. Было стыдно и страшно, но я малодушно пользовалась отсрочкой, желая урвать ещё немного счастья.

Так легко разгадав загадку странной речи Шино, к которой я очень быстро привыкла и прекрасно понимала, я осмелилась спросить обаа-сама об очках и глухих воротах с капюшонами — в общем, о «классическом виде Абураме вне клана». Я видела Шино без его глухой экипировки только по утрам и вечерам.

— Я говорила уже тебе о… затруднениях в личной жизни моих мальчиков, Джоо-чан, — вздохнула обаа-сама, с которой мы вместе обжаривали бобы, чтобы приготовить натто про запас. — Некоторое время назад я решила, что это может быть неплохой маскировкой.

— Маскировкой?..

— Несмотря на то, что их эмоции подавляются, мужчинам очень сложно смириться с отказом женщины или её пренебрежением, — цепко посмотрела на меня обаа-сама, я даже смутилась, подумав, что она намекает на то, что у нас с Шино ещё ничего не было, кроме поцелуев, от которых у меня подгибались колени. — Мы «покупаем» детей, но кто бы знал, скольких сил и нервов это стоит. Иногда лучше, чтобы девушка не догадывалась, что за мужчину кладут ей в постель. Услышав про Абураме, даже те, кто до этого был согласен, отказывают. Без очков и всего остального большинство даже не подозревает, что перед ним член нашего клана. Должны же мальчики хотя бы иногда радовать себя в «весёлом квартале».

— Н-наверное, — наверное, я заполыхала ушами, хотя не должна не признать рациональное зерно в этих «маскировках». — Я тут подумала над вашими словами про невест… У меня возникла одна мысль. После Четвёртой мировой войны погибло много шиноби. Возможно… какие-то дети остались сиротами. Если взять в клан нескольких девочек на воспитание… они привыкнут ко всему этому… и смогут стать спутницами следующего поколения. Возможно, они не смогут управлять жуками, но… хотя бы нескольких…

Лицо обаа-сама просветлело, и она снова улыбнулась мне, распустив сеточку морщинок.

— Это хорошая мысль, Джоо-чан, но ты же понимаешь, что таким девочкам, если мы сможем их заполучить, потребуется женское внимание? Я уже слишком стара, но сейчас, когда в клане появилась ты…

Её слова потерялись в гуле, который заложил уши. Я оторопела, сражённая своими мыслями. Как я могу рассуждать о каком-то будущем? Как смею претендовать на что-то, когда я… такая… Когда я…

— Джоо-чан, что с тобой? — тревожно взглянула на меня обаа-сама, и я не выдержала и упала перед ней на колени, захлёбываясь рыданиями и извинениями.

— Простите меня, простите, обаа-сама! — по щекам текли слёзы, в носу было мокро, а сердце просто разрывалось от боли. — Я больше не могу! Простите! Я боюсь, что наврежу Шино! Со мной что-то сделали! Я так боюсь! Я не хочу мстить клану Абураме. Не хочу быть оружием Камизуру! Простите меня! Убейте меня! Прошу вас!

Я вздрогнула, когда её рука осторожно коснулась моей головы и погладила по волосам.

— Тише… тише, маленькая… Успокойся, Джоо-чан, — ласково ворковала старейшина, пока я захлёбывалась рыданиями от своей ничтожности.

Слава Рикудо, что этого не видит Шино. Я слишком малодушна, чтобы покончить с собой, но смолчать я не смогла. Пусть лучше меня убьют за предательство. Потому что я предала всё, во что верила моя семья. Я не была сильной и стойкой, я слишком слабая. Я не достойна звания куноичи.

Обаа-сама успокаивала меня минут сорок, дала выпить что-то травяное и горькое и подробно расспросила. Я рассказала ей всё-всё без какой-либо утайки. И про смерть родителей, и про последнюю миссию отца в Долину Жуков, и про Джибачи, и про тот приказ Цучикаге, и о том, что сделала со мной Сузумебачи.

— Собирайся для выхода, — кивнула мне обаа-сама, и я кивнула, смирившись со своей судьбой.

В комнате, где я за почти три дня немного обжилась, я переоделась в свою одежду, аккуратно сложив на футоне всё, что мне здесь дали. Поколебавшись, я достала свою акабеко и положила её на видное место. Историю талисмана я Шино рассказала, так что он должен понять, что я желаю ему счастья. У него останется Чио-чан.

Подумав, я не стала забирать пчёл, которые работали, даже выпустила всех, кто был во мне. Не стоило портить репутацию клана, в который я почти вошла, или пугать зрителей моей казни.

Обаа-сама тоже переоделась в чёрное кимоно, на воротнике которого были, как пуговицы, красные жуки. Мы с ней покинули клановый квартал, и я очень старалась не обернуться и ни о чём не думать.

Солнце уже начало клониться к закату, окрашивая небо Конохи алыми багряными всполохами, напоминая поле, которое первым мне показал Шино. Паучья лилия. Нити жизни, неровно обрезанные Смертью. Снова красное. Всё приходит и уходит.

Красная осень

На три дня просыпалось

Глупое сердце…

— Сюда, — кивнула обаа-сама, отвлекая от составления дзисэй[1], и повернула к большому зданию, укрытому за деревьями. На вывеске было написано, что это госпиталь.

— Милочка, — обратилась обаа-сама к девушке, сидящей за стойкой, — где я могу найти Фурофоки-сан?

— О… Фурофоки-сама почти закончила смену, — встрепенулась молодая ирьёнин, — но, кажется, она ещё в оранжерее. Пройдите по коридору и направо.

Я растерялась и уже не знала, что и думать, когда мы дошли туда, куда нам сказали, и застали в коридоре худую, высокую и очень старую женщину, почти такую же старую, как обаа-сама. Ну, может, лет на десять моложе. Несмотря на огромное количество морщин, эта бабка держала себя в форме, даже губы были накрашены. По крайней мере, на клановую татуировку это похоже не было. У неё было худое узкое лицо и крупный крючковатый нос. Она посмотрела на нас через круглые очки и удивлённо открыла рот.

— Хотару? Ты ещё жива, старая кошёлка? — не слишком любезно спросила она. И я тоже открыла рот от неожиданности. Но обаа-сама только захихикала.

— Могу сказать о тебе то же самое, древняя развалина!

А до меня дошло, что это было что-то вроде подначек между… подругами. Хотару! Имени старейшины я не знала, а спросить как-то постеснялась, а её, оказывается, зовут «Хотару»!

— Зачем пришла? — спросила Фурофоки. — И кто это с тобой? Правнучка?

— Нужна твоя помощь, — посерьёзнела обаа-сама.

Её подруга-ирьёнин кивнула и открыла соседнюю дверь, оказавшуюся чем-то вроде врачебной приёмной.

— Это девочка — невеста Шино-чана, — пояснила обаа-сама, когда мы вошли и за нами закрыли двери. — Джообачи отправлена к нам из Ивагакуре. Но мало ли, какую секретку союзнички сунули. Проверь, ты в этом лучше разбираешься. К тому же тебе я могу доверять.

— Тогда пусть ложится на кушетку и постарается расслабиться, — кивнула Фурофоки.

Я покосилась на обаа-сама, скинула обувь и послушно легла. У Фурофоки-сан засветилась рука от ирьёнинской чакры, и она коснулась моей груди, потом повела вниз, внимательно меня разглядывая. Достигнув брюшины, она замерла, а моя пчелиная матка немного заволновалась. Чакра ирьёнинов нейтральна по воздействию, но всё равно чувствуется.

— Что это? — нахмурилась Фурофоки-сан, покосившись на обаа-сама. — В неё вживлено что-то живое, такие странные переплетения каналов чакры…

— Нет, это не то, — перебила её обаа-сама. — Она просто тоже управляет насекомыми. Что-то другое чувствуешь? Закладки печатей? Яд?

— Хм… — снова нахмурилась пожилая ирьёнин. — Кроме живого существа в её брюшине, ничего такого. Разве что я бы посоветовала поберечься ближайший месяц. Воздержаться от сексуальных контактов. Аборт был сделан просто ужасно. Как всё не воспалилось, не понимаю. Давно такого ужаса не видела. Есть же защитные печати, милая, — сказала она, посмотрев мне в глаза. — Это может сделать любой ирьёнин, даже не слишком квалифицированный. Зачем так издеваться над своим здоровьем?

— Вы… это о чём? — пробормотала я, коснувшись низа живота.

— Около недели назад тебе сделали аборт, вытащили ребёнка. Если я правильно понимаю, срок был где-то месяца три-три с половиной. Полость матки вся в ошмётках. Ты могла бесплодной остаться с такими варварскими методами… Неужели!.. — остро взглянула на меня Фурофоки. — Ты что, сделала это с помощью насекомых?

— Я… — язык присох к нёбу, когда пришло осознание. — Это…

— Вот как… — перебила свою подругу обаа-сама. — Значит, вытащили плод?

— Да…

— Чем это грозит? Ты можешь это подлечить?

— Ну… Чакрой тут уже особо не поможешь. Я могу посоветовать несколько настоев. И после такой мясницкой процедуры лучше не беременеть хотя бы год-два, организм находится в диком стрессе. Полагаю, что и уровень гормонов просто зашкаливает. Можно выкинуть на поздних сроках. К тому же любой половой контакт, скорее всего, будет приносить очень неприятные ощущения и сильную боль. Там у неё живого места нет, только-только подживать начало.

— Ясно, — кивнула обаа-сама. — Что ж, спасибо. Не забудь дать рецепт для настоев.

Мы с обаа-сама вышли из госпиталя и вернулись в клановый квартал. Я… У меня всё это в голове не укладывалось. Я была беременна? От Джибачи? Но… конечно, кому нужна беременная от не пойми кого невеста… Если Сузумебачи знала о моём положении, она могла сказать об этом, и тогда бы…

Я же и не поняла, что что-то не так. Было лёгкое недомогание, но я оставалась одна и… просто подумала, что это плохие предчувствия.

Значит, это произошло перед войной?..

Получалось, что если бы Шино… Всё моё хорошее отношение к нему померкло бы от боли, которую бы я испытывала. Это было бы ещё хуже, чем с Джибачи, который меня насиловал… Как я могла забеременеть от него?! Я же его так… ненавидела за то, что он со мной делал.

— Думаю, не стоит о таких вещах рассказывать мужчинам, — остановилась у кромки леса обаа-сама. — Подобный груз всегда ложится на плечи женщин.

— Я поняла, — ответила я.

— Всё образуется, — погладила меня по плечу обаа-сама. — Мне жаль, что с тобой произошло такое, но теперь это в прошлом.

— Я… всегда была слишком слабой, — прошептала я. — Не могла дать отпор.

— Что ж, девочка, — хмыкнула обаа-сама, — я знаю, как помочь тебе… стать сильней.