Эрландец, даже средней степени фанатичности, способен вывести из себя буквально кого угодно. Джеймс ехал с недопустимым превышением скорости, тщетно стараясь подавить раздражение. В его голове крутился только один вопрос – что связывает бунтовщика с Ренатой Лайтвуд?
Шумные улицы Лондониума проносились по сторонам и теперь казались Джеймсу какими-то мрачными, чуждыми, тревожно-подозрительными, словно за ними, как за ширмами, кто-то прятался и наблюдал. Возможно, так оно и есть.
Письмо анонимного доброжелателя он перечитал трижды, после чего мог уверенно сказать две вещи: во-первых, автор письма знает о Карле Кинзмане нечто, заслуживающее внимания. Во-вторых, автор послания знал отца Джеймса. И знал, похоже, гораздо лучше, чем сам наследник герцога Мальборо. Знал о графе Ди.
Джеймс вдруг почувствовал себя пресловутой шестеренкой, только не главной, а совсем маленькой, от которой в механизме почти ничего не зависит, и вместе с тем она никак не может из механизма выбраться.
Усилием воли лорд заставил себя сбавить скорость. На условленное место он прибыл за час до назначенного времени. Впрочем, мисс Лайтвуд тоже не заставила себя долго ждать.
Для встречи с торговым агентом была выбрана куда более скромная, чем «Георг», кофейня в центре города.
– Я не могу найти этого репортёра, Риплинга, – едва поздоровавшись, заявила Рената Лайтвуд, – и клерк «Ротбарта» почему-то не отвечает. У Вас есть какие-нибудь соображения на сей счет?
– Эмиссар Банка и не всесилен? – нервно усмехнулся Джеймс. Он злился на себя даже больше, чем на неё, и едва удерживал вежливый тон.
– Увы, – она присела за столик и принялась мять салфетку, – хотелось бы увидеть и Ваше участие в нашем общем деле.
Требование вполне обоснованное. Тем более, если Джеймс предпочитает называть это расследование «своим», а не «нашим».
– Джо Баглз, редактор «Времён», мой хороший знакомый, – пожал плечами лорд, – он знает всех репортёров, я спрошу его в ближайшее время. С сэром Ротбартом лично не знаком, увы, на имя его клерка могу лишь отправить вызов, подобный Вашему.