На «улаживание» всех дел и проблем действительно ушло два дня.
Больше всего хлопот вызвала «пересдача» квартиры обратно хозяйке.
И чашек-то у неё было больше, и кастрюля оказалась с отбитой эмалью, и простыни — теперь только выкинуть…
Алексей, нагло ухмыляясь в сосредоточенно-лицеменое лицо, спросил, а что она будет делать, если он вот просто откажется «компенсировать»?
С судебными приставами бегать за ним по «Задрючинску», куда он направляет стопы? А если он в ответ сообщит тем, что у неё нет патента на «Предпринимательскую деятельность», и примерно укажет сумму недополученных Государством Налогов?..
После уверений в том, что у пенсионерки и без того хватает хлопот и забот, сторговались на тридцати «у.е.» в компенсацию… Алексей про себя посмеивался: он бы заплатил и сто, но сопротивлялся из принципа: тренировка, так сказать, «межличностных доверительных отношений».
А ещё за эти два дня он тщательно прорабатывал свою тетрадку с записями с Курсов ангальского… Одно дело — разговорный на бытовом уровне, другое… Профессиональный жаргон. Да и словарь придётся захватить — переводчик в телефоне полезен, но… Лучше всё необходимое для бытовых и производственных разговоров иметь в голове!
Мария Ильинична позвонила ему на следующий же день после сдачи паспорта.
— Доброе утро, Алексей Семёнович… Благодарю, хорошо… Ваш рейс — завтра. Вылет из Шаруметьево-два в восемнадцать двадцать по Мосмовски. Желательно, чтобы вы были там хотя бы за два часа. Наш сотрудник сам подойдёт к вам. Или, в самом крайнем случае, звоните мне. Я состыкую вас.
Ещё раз пожелав Марии Ильиничне благополучного дня, Алексей спрятал телефон в нагрудный карман рубахи — мало ли! — и снова присел на продавленный матрац постели.
Сегодня он ночует в Городе-который-слезам-не-верит в последний раз.
Вернётся ли он сюда после «работы за рубежом»?
Вряд ли. Он…
Постарается зубами и ногтями закрепиться там. Может, и необязательно в Омстердаме, но — в Корпорации.
Пусть это и чёртова Мафия — но явно солидная! Не какие-то там нелегальные эммигранты с пуховиками и куртками! Или Юдашкинды-Кроликовы…
Возможно, (Вернее — он практически в этом уверен!) Корпорация ловко обходит одни законы, и с помощью штата борзых юристов-крючкотворов игнорирует другие, но уж в том, что денег у них несчитано-немеряно, равно как и то, что других нужных для безостановочной и гладкой работы «колёсиков», «рычагов воздействия», хватает, он тоже уверен!
И если он докажет лояльность, «личную преданность», и добросовестное отношение к Делу, ему… Дадут бутерброд с маслом. А может — и с колбасой.
Промышленный шпионаж? Или — творческий? Кража Идей, макетов, «пилотных» образцов? Массовый выброс на рынок продукции конкурентов раньше, чем те сами наладят производственный процесс? Чертовски похоже.
А что — он, возможно, и нарушит чью-то «интеллектуальную собственность», но ведь к его-то Родине это точно не будет иметь никакого отношения! Здесь домов Высокой Моды всего три. И, как они ни пыжатся, до мировых трендов им — как до звезды. Те же Василий Кроликов и Миша Юдашкинд отнюдь не являются мировыми законодателями. Все «законодатели» сидят в старушке-Явропе, и тщатся выделиться среди остальных гениев и светочей всё более яркими, эпатажными, и оригинальными Продуктами…
Ладно, он обдумал все возможные последствия такой работы ещё до того, как подписал.
И в одном уверен точно: если проявит себя аккуратным и педантичным Мастером, (пусть и без собственных «Идей») его точно не пристрелят… И не «выставят». А постараются «использовать». Рационально.
Вот и хорошо. Наверное, приятно быть вассалом.
Да, похоже, именно этот средневековый термин подходит лучше всего…
Всегда знаешь, что если будешь танцевать нужные танцы под музыку Кормильца-поильца, будет и гарантированный кусок пирога. И «крыша» над головой. И «разрешённые» милые, согревающие душу, шалости. Хоть с теми же «музами-90-60-90»…
Что это такое? Чувство защищённости? Вот, это самое, что он ощущает сейчас?
Алексей встряхнул головой: после модной стрижки волосы никак не желали «отойти», а волоски, нападавшие за шиворот, всё ещё кололись. Хорошо хоть, приторно-вонючим лосьоном запретил брызгать…
Ну что: позвонить бывшей? Похвастаться? Унизить её дурью типа «А ты в меня не верила»? Послушать, как она будет ругаться?
Нет. Бывшая обладает стальными нервами, и, если можно так выразиться, «унижениеустойчива».
Вероятней всего, она чуть приподнятым тоном скажет, что очень рада… за него… И желает, конечно, всяческих успехов на новом месте и поприще. Злиться будет уже потом, положив трубку.
А, может, и не будет.
Он вдруг поймал себя на том, что не знает, что же Лена делала весь последний год. А если она устроилась ещё лучше его? Вдруг какой-нибудь Большой Босс взял её, наконец, в содержанки? Ведь «наштукатуренная» и «прикинутая» его бывшая дама сердца смотрится обалденно…
Он не обманывал себя: в их тандеме именно она была ведущей. И именно он испытывал к ней более сильные чувства. Да, ему бы хотелось начать всё с начала, и чтобы у него уже была хорошая работа. Но…
Лена не вернётся. Она не повторяет дважды глупых ошибок на пути методично движущейся в Вершине, беспринципной карьеристки.
А он в этом неуклонном подъёме по лестнице амбиций — ошибка. Ей не такой был нужен. А реально — высокопоставленный «субъект».
И это он боится звонить ей…
Нет, не будет он звонить ей. А вот позвонит-ка он бывшим однокурсникам. Про новую работу (Упаси боже!) ни слова не скажет — мало ли! Вдруг у телефонов уже «выросли уши»!
Впрочем, что значит — вдруг! Он потерял бы уважение к новым работодателям, если бы те «пренебрегли» прослушкой!
— Алле! Здравствуйте… А Петра Васильевича можно? Что?.. А-а… Нет, это Алексей — ну, Лёша!.. Ага… Понятно. А когда освободится?.. Спасибо. Извините.
Вот это — да! Петька устроился секьюрити — ну, проще говоря — ночным сторожем — в гипермаркет, и сегодня дежурит. Хм…
Девочкам с курса звонить почему-то не очень хочется. Может, разве, Эльвире…
— Алле! Добрый вечер. А Эльвиру можно? Ох, это ты — не узнал, не узнал… Богатая будешь! Ха-ха-ха… — он и не пытался скрыть, что и сам не слишком-то верит в старую дежурную хохмочку, — Ну, как сама?.. Ого! Молодец. Так держать. Как назвала-то?.. Правильно — рождаемость в стране надо повышать! Да и деньги лишними не бывают… А твой-то как там? Всё ещё дальнобойщиком? Д-да, конечно, хорошие, но уж больно опасно… Эльвир, я чего звоню-то… Ты с нашими-то поддерживаешь? А-а, только с Катькой… Ну и как она? Да ну!.. Вот блин. Неужели никто так по специальности… Жаль-жаль…
Сам-то? Да у жайтайцев, будь они трижды неладны!.. Нет, пока платят… Ха-ха. Точно, не больно-то разгуляешься… А подвал — просто жуть!.. Сыро, холодно…
После ещё пяти минут дёрганного и явно обоюдостесняющего разговора тот был прерван детскими криками, и уверениями собеседницы в том, что у неё суп на плите, и ребёнок просится пи-пи, после чего они спешно распрощались, традиционно пожелав друг другу всех благ.
Подумаешь: когда Алексей хотел отделаться от занудного или нежелательного собеседника, он и сам пользовался похожим приёмом. Только он говорил, что кто-то пришёл и стучит в дверь… Или звонят по другой линии. Или, в крайнем случае, да — что убегает суп на плите.
Какой, на фиг, суп — он уж забыл, когда в последний раз ел нормальную, «человеческую» еду. Приготовленную с чувством, с толком, с расстановкой. Заботливой Хозяйкой. Налитый в чистую тарелку. Поставленной на выстиранную и выглаженную скатерть.
Вот, значит, какие дела. Не знает даже Эльвира — самая въедливая и пронырливая тугарка, из всех, кого он встречал — никого, кто из их выпуска работал бы по специальности…
Значит, всё же — повезло ему. Или сработал, наконец, фактор настойчивости? Недаром говорят — капля камень точит… С другой стороны, может, как раз из-за нехватки импульсивности, способности мозга мгновенно переключаться, смотреть на проблему под новым углом, он и не… Творец?
Да, он и занудный, и скучный. «Пыльный», как говаривала бывшая. Но и — настойчивый. Может стиснуть зубы и терпеть. Как он, собственно, и делал все эти годы…
Только кто оценит этот дурацкий «подвиг»?! Вокруг почти все — такие же.
Думают, что только вот одни они такие на свете — талантливые, чуткие, ранимые, заслуживающие лучшей участи! Но им не дают по-настоящему раскрыться: разные досадные и постоянно возникающие, посторонние, и не очень, проблемы, обстоятельства, завистники, и, разумеется, ничего в их тонкой натуре не понимающие окружающие чёрствые ослы…
Так «творцы» и ожесточаются: отчаиваются создать «шедевр всей своей жизни». Отчаиваются хоть на пять процентов самореализоваться. Отчаиваются в своих поисках сочувствия и понимания. Молчат. Делают свои нетворческие дела. Зарабатывают хотя бы на кусок хлеба — пусть даже и ночными сторожами… Терпят.
Нудную и обрыдшую работу. Глупого и тоже не понявшего «творческих порывов» сожителя или сожительницу. А потом и вечно вопящих сопливых детей…
Да уж, Эльвире теперь точно не проявить своих способностей. А ведь реально были — куда до неё Алексею, с его «бедным», и сугубо приземлённым воображением!
Если бы ещё педагог, Тамара Павловна, не сказала ему тогда, уже после выпуска, наедине… Жестоких, но — как он теперь понимал, справедливых, слов.
Э-эх, Прошлое… Не вернуть тебя никогда.
Да и ладно.
Кто слишком уж часто роется в прошлом, может профукать собственное Будущее.
Со стоном поднявшись с кровати, он прошёл в ванную.
До аэропорта он доехал на такси. А какой смысл теперь экономить скрупулёзно откладываемые робли?! Там, куда он отправляется, нужны только эти самые «у. е», которые он догадался разменять на мелкие купюры. И которых осталось, кстати, маловато…
Внутри аэровокзала царила привычная сдержанно-деловая атмосфера. Люди в костюмах и с дипломатами, деловито идущие «твёрдо-зная-куда». Раздолбаи-туристы: прилетевшие — с вялым интересом смотрящие вокруг себя, улетающие — сосредоточенно хмурые, и стремящиеся поскорее «разделаться» с чёртовым отдыхом. Чинно-чванливые мамаши с тщательно одетыми во всё лучшее малышами, словно (Или не-словно!) нарочно всё время что-то у этих малышей в костюмчиках поправлявшие, одёргивающие, и горделиво оглядывающиеся вокруг: оценил ли кто из других женщин (Мужчинам-то — наплевать!) насколько дорогой наряд на их капризном чаде, и насколько заботлива она, юная состоятельная (!) мамаша… Персонал аэропорта: с застывшими, и, словно зафиксированными навеки на аракале как рекламные наклейки, приклеенными, дежурными улыбками.
— Алексей Семёнович? — откуда-то сбоку, очевидно, отделившись от одной из колонн, возник приятный молодой человек в тёмно-синем костюме. Сам Алексей был в сером, и некстати подумалось, что вместе их «цветовая гамма» не слишком… Гармонирует. Плевать.
— Да, это я. — он переложил большую спортивную сумку в другую руку, чтобы поздороваться.
— Очень приятно. Я — Сергей Александрович. — Алексей пожал мускулистую тёплую руку.
— Мне тоже.
— Мария Ильинична просила передать вам. — молодой человек протянул непрозрачный пластиковый пакет. — Здесь все необходимые документы, ваш паспорт, и уже заполненная таможенная декларация. Можете сдать багаж, и проходить прямо на посадку.
— Благодарю. — ещё раз пожав крепкую кисть Алексей подивился, что после этого никаких дополнительных инструкций не последовало, и Сергей Александрович развернулся, явно собираясь уйти. Алексей поторопился уточнить, — А там… Меня встретят?
— Да-да, Алексей Семёнович, разумеется. Вас будут ждать прямо в аэропорту.
— Благодарю ещё раз. — Алексей, получив в ответ дежурную улыбку, долго смотрел в аккуратно и коротко (совсем, как теперь и у него) стриженный удаляющийся затылок.
Уважение к Корпорации, если только это было возможно, возросло ещё.
Отойдя к колонне, он проверил документы. Действительно, всё оказалось на месте, и оформлено. Он рассовал всё по нагрудным внутренним (Мало ли!..) карманам. Пустую папку впихнул в урну. После чего подхватил сумку и направился к стойке, где дежурная улыбка девушки в сине-голубой униформе уже слегка поистрепалась…
Ему досталось место у окна. (Молодцы! Даже об этом подумали!) Взлёт с форсажем мощных двигателей и тряской шасси о бетон полосы отдавался в его груди какой-то тоской. Надрыв ощущался не только в механизмах стальной птицы, но и где-то глубоко внутри него самого.
Словно кто-то циничный и въедливый шептал в ухо: «Ты больше никогда не вернёшься сюда! Ну, посмотри — посмотри же в последний раз на родную землю…»
Он действительно долго смотрел в иллюминатор, от которого чуть тянуло прохладой.
Леса, поля. Выстроенные как по линейке, или хаотично торчащие кверху безликие коробки девятиэтажек окраин, словно окрашенные в сизо-голубые тона. Чёрные проплешины автостоянок с разноцветными конфетами-машинами.
Город. Ох уж этот город…
Когда лайнер развернулся, набирая высоту, город оказался виден плохо: большую часть как всегда скрывала мутно-серая пелена смога и дыма из труб заводов. Ничего, пусть таким он его и запомнит.
Сосед слева, пожилой мужчина в коричневом костюме, кинул в иллюминатор лишь один, равнодушно-вялый взгляд, и снова погрузился в толстенный журнал на ангальском, который сразу, только сев, вынул из кармана впереди стоящего кресла. Подумав, Алексей вынул и свой «полётный» экземпляр. Нужно изучить место прибытия: хотя бы для того, чтобы не потеряться.
Однако спустя десять минут он поймал себя на том, что просто рассматривает замечательно цветные и живописные иллюстрации вместо того, чтобы вникать в текст.
В чём дело? Что его насторожило? Соседи? Нет. Милая старушка за мужчиной ну точно не может вызвать подозрения. Как и пожилая чета в неопрятных «спасательных кругах» излишнего веса, обтянутых майками-футболками, и в мятых шортах… Но странное чувство не проходило: затылком он ощущал чьё-то пристальное внимание.
Не-ет, не дождётесь. Он не станет оглядываться, как последний лох, в поисках наблюдателя. Ему достаточно знать, что наблюдатель есть. А у него — есть сила воли!..
Спустя час, основательно проработав журнал, и расстегнув ремни, Алексей прошёл в туалет. Лучше сделать это сейчас, а не тогда, когда все надумают воспользоваться перед посадкой и дозаправкой. Из зеркальца на него глянуло немного усталое и равнодушное лицо. Надо же — он не волнуется. Почти.
Э-э, кого он обманывает.
Ладно, хоть внешне его мандраж не виден. Будем надеяться…
До ужина он продолжал смотреть в иллюминатор, за которым уже ничего кроме облаков и серой поверхности различить стало невозможно. Соседи оказались милы — его не беспокоили. Вот он и смотрел. Полезных мыслей в голову почему-то не шло.
Может, это полёт так действует на голову? Или — разрежённый воздух? Он слышал, что когда пилоты хотят, чтобы пассажиры расслабились и заснули, в салоне снижают давление. Но сейчас он ничего такого не ощущал. Просто тупо пялился в окно с пустой головой. С другой стороны — поздно беспокоиться. Он всё решил.
Причём ещё тогда — в первый же день.
Подсознание сказало, что пора отбросить врождённую осторожность, и с головой окунуться в… Приключение?
Можно ли работу назвать приключением? Хм-м…
Такую, как, скорее всего, предстоит ему — вряд ли.
На ужин пришлось поднять кресло, чтобы поесть мог и тот, кто сидел сзади.
Вкус пищи не произвёл на Алексея никакого впечатления. Может, это от стресса? Или сама пища такая — стандартно-безвкусная? Впрочем, он — в бизнес-классе. Кто знает, какие деликатесы едят в первом.
На время дозаправки в Дондоне Алексей так и не встал с кресла. Решил, что свободно обойдётся без «разминки». И после того, как всё благополучно закончилось, и они снова взлетели, почти мирно проспал-продремал оставшиеся несколько часов — благо, за иллюминатором наконец стемнело. Впрочем, иллюминатор Алексей теперь закрыл шторкой — чтоб не дуло.
Разбудил его милый вкрадчивый голос, на трёх языках просящий пристегнуть ремни. Ну ладно, раз уж вы так вежливы… Он пристегнул.
Посадка и рулёжка вызвали в теле непонятный зуд, а в чувствах — напряжение: словно что-то должно случиться… Но ничего не случилось.
Решив, что если его не придётся ждать слишком долго, это будет воспринято лучше, он поторопился покинуть лайнер в первых рядах — тем более, что сидел недалеко от двери.
После тесноты выходного рукава коридоры аэропорта показались слишком яркими — свет буквально резал привыкшие к полумраку салона лайнера глаза. Он прошёл к эскалатору, следуя указаниям табличек и пиктограмм. Сумка уже ожидал его на вращающемся стенде. Нет, он собирался было купить солидный чемодан. Затем подумал: а зачем?
Его уж точно будут встречать не по чемодану…
Он прошёл в зал прибытия.
Чё-ёрт… Действительно, в зале прибывающих его ожидали: можно подумать, что это тот же самый молодой человек, провожавший его в Шаруметьево! Даже цвет костюма тот же. В руке «синий костюм» держал аккуратную табличку, которую пересекала крупная жирная надпись чёрным маркером: «Алексей».
«Алексей», усмехнувшись про себя, и переместив улыбку и на лицо, подошёл.
— Здравствуйте. Меня зовут Алексей. — он воспользовался первой выученной на ангальском, ещё в первом классе, фразой.
— Здравствуйте, Алексей. Я — Александр. Очень приятно.
Пожимая стандартно тёплую плотную руку, и завидуя не то Йельскому, не то — Гарвардскому произношению, Алексей поспешил уверить, что их чувства взаимны. Александр любезно перехватил сумку, (Ничего — не переломится. Всего там было не больше десяти-двенадцати килограмм!) и предложил следовать за собой.
Они прошли в какой-то, явно служебный, тесный и длинный коридор, с массой дверей по обеим сторонам. Долго шли, иногда встречая тех, кто летал — такие были в тёмно-синем, и тех, кто работал на земле — эти были одеты как обычные клерки, в традиционных брюках-рубашках, или как грузчики: в аккуратных опрятных синих же комбезах…
Выйдя в широкую дверь Алексей понял, что он — на лётном поле. А запах!.. Пахло пылью, керосином, сильно нагретым воздухом. Алексей сощурился — со всех сторон светили жутко слепящие прожектора… Под ногами — могучие бетонные плиты.
Всё-таки есть что-то, глубоко волнующее любого человека, в этих вокзалах: воздушных, водных, да даже — обычных железнодорожных! Откуда отправляешься в неведомое — и каждый раз ощущаешь себя не то Колумбом, не то — Гагариным…
Им пришлось идти довольно долго. Сопя, Алексей ничего не спрашивал, а спутник ничего сам не объяснял. Странно.
Хотя нет — не странно. Ведь Александр — просто связной. Вот он и передаёт его и его багаж и его самого в… Руки пилота явно частного «Гольфстрема-3». А теперь пожимает руку, прощаясь.
— Счастливого пути.
— С-спасибо. И вам — всего доброго.
Ого! Частными самолётами, да ещё Президентского класса, Алексей ещё не летал. Блин. А страшно. Но руку пилоту он мужественно подал, забрался с его помощью в салон по крохотной лесенке, вмонтированной прямо во внутренность салона, и не без трепета проследил, как захлопывают верхнюю и нижнюю половину маленького — только пройти, нагнувшись! — люка.
Помощник пилота, очевидно, штурман, осуществлявший эту простую с виду операцию, жестом предложил Алексею располагаться на длинном узком диване, или нескольких креслах, и прошёл в кабину, где пилот уже разговаривал с диспетчером. Алексей уловил что-то вроде «эшелон восемь-один», и разрешение на взлёт через… Всё потонуло в гуле проехавшего рядом самолёта. Помощник тоже ушёл, дежурно улыбнувшись на прощанье, и дверь пилотской кабины отрезала его от лётчиков.
Вскоре миниатюрная машина весьма резво тронулась и стала выруливать куда-то.
Впрочем, почему — куда-то? На взлётную полосу. Правда, им пришлось, как видел Алексей в иллюминаторы, пропустить два мощных Боенга, и один самолёт Люфтгензы…
Ничего — всё равно не больше, чем через пятнадцать минут они оказались в воздухе. А поскольку маленькая машина вела себя вовсе не как солидный слон-лайнер, а, скорее, как благородный арабский скакун, Алексей смог полностью разделить волшебное чувство очень быстро набранной ими потрясающей скорости…
Вот это да! Похоже, на затраты по отношению к сотрудникам Корпорация действительно не скупится. Впрочем, может, самолёт и принадлежит как раз самой Корпорации. И в обычном режиме просто возит «Больших Боссов»… Да, это вероятней всего.
Алексей, освоясь на диване, обнаружил в дальнем углу минихолодильник.
Но живописно торчащие среди кубиков льда банки с соком, колой и пивом его не вдохновили — пить не хотелось. Ага — рядом нашлась и микроволновка, и в другом холодильнике — сэндвичи и гамбургеры… Выбрав бутерброд с курицей, он разогрел, и сел кушать, поглядывая в иллюминатор.
Особого смысла, правда, в этом не наблюдалось: там царил почти непроницаемый мрак, и изредка сверкали точечки звёзд на небе, и домов на земле, когда «Гольфстрем» выбирался из пелены облаков. Всё равно, небольшие словно рывки и пошатывания на курсе сказали бы ему, что он — не в «Мильюшине» или «Боенге»… Поев, руки Алексей вытер своим платком, хотя нашёл и салфетки.
Долетели минут за тридцать. Фантастика!
Пилот сообщил:
— Добро пожаловать в Фитадельфию. Прошу вас. Вас уже ожидают. — его напарник всё так же молча кивнул на прощанье, чуть улыбнувшись. Алексей смог выдавить:
— Спасибо. Отличный полёт, — показав большой палец.
Пилот сдержано улыбнулся, взял под козырёк. Уж это-то он и сам знал.
Действительно, в двадцати метрах от трапа уже стоял длиннющий лимузин, и у открытой двери борт подпирал очередной «сергей-александр». Правда на этот раз его, для разнообразия, звали Дэйвид. Остальные же детали как костюма, так и внешности, включая крепкое рукопожатие и стрижку, ничем не отличались. Восхищение работой и работниками Корпорации… Осталось прежним.
По дороге, правда, Алексей не отказал себе в удовольствии расспросить о месте, куда его везут. Дэйвид отвечал, как ни странно, охотно, даже сам расписал местные достопримечательности вроде театра и музея, выразив лёгкое сожаление, что посетить всё это, и многое другое, Алексею сейчас не удастся.
Место, куда они добрались по полупустым ночным дорогам ещё за каких-то полчаса, он называл просто: «Университет». Действительно, на табличке у въезда в широкую аллею с могучими дубами по обе стороны, так и значилось: «Университет Джона Драйфуса». А дизайн-то здания… Стеклянно-бетонная коробка! Рационализм.
Всё бы хорошо с этим «университетом». Если бы Алексей не заметил невдалеке поистине огромную трансформаторную подстанцию, и буквально связку толстенных проводов ЛЭП, которые откуда-то издалека к ней подводили двадцатиметровые решётчатые мачты. Да ещё отсутствие рядом с огромной бетонной коробкой других строений — типа общежитий-кампусов, учебных корпусов, библиотек, столовых, и т. п.
Хм-м… А коробка-то: не меньше, чем семиэтажная, а в длину — метров сто пятьдесят. При ширине — сто! Ну прямо — как институт, создавший Терминатора в одноимённом фильме, будь она неладна — память, подсказавшая сравнение!
Внутрь они вошли через парадный, монументально застеклённый вход. Холл за ним оказался вполне достойным: таким мог бы гордиться даже Цернзкий Центр со своим адронным коллайдером…
Идти до стойки дежурного пришлось (как показалось Алексею) не меньше минуты… Да, масштабы «университета» вселяли уважение. Похоже, как и всё в Корпорации.
Алексей поздоровался и с двумя секьюрити в опрятной отутюженной форме: голубые рубахи, тёмно-синие брюки. Один из серьёзных и явно не пренебрегающих занятиями в тренажёрном зале мужчин неопределённого возраста как раз вернул на рычаг трубку телефона, и предложил им с Дэйвидом подождать тут же, у стойки.
Через минуту послышались шаги, и с ними поздоровалась серьёзная женщина в ослепительно белом халате и в очках: ну просто идеальное воплощение учёной! Правда, в представлении Голлувуда… Алексея что-то укололо: ну вот не бывает таких «стерильно-немятых» накрахмаленных халатов на тех, кто… Работает.
— Здравствуйте, Алексей! Я — Мэри Стоукс. Рада приветствовать в Университете Драйфуса. — Алексей отлично видел это имя на крупном бейджике с кучей печатей и штрихкодов, но с удовольствием пожал руку и представился сам: можно подумать, она не знала, кто он, и откуда…
С Дэйвидом попрощались традиционно: сдержанно-вежливо. Оглянувшись перед тем, как они с новой провожатой завернули за угол, Алексей обнаружил, что Дэйвид направился к машине.
Странно. Впрочем, что странного — в машине ждать куда приятней. Там есть и радио — они даже крутили его — и стереосистема.
Лифт, вопреки ожиданиям Алексея, повёз их вниз. Причём — не меньше чем на те же семь этажей. Обалдеть!.. На выходе из лифта ждал ещё секьюрити: «Обалдеть» — два раза!
Мэри очень мило улыбнулась Алексею, и наконец сообщила нечто конкретное:
— Алексей. С вами будут работать профессор Нумстоул и доктор Вонг. Прошу сюда. — следуя за приглашающим жестом, Алексей вошёл в ещё одну кабину. Чёрт, похоже, опять лифт. Но — без кнопок. А-а, он управляется снаружи…
Алексея спустили ещё на пару (А может — и больше! Уж больно быстро, хоть и плавно, лифт ехал!) этажей.
Встретив на выходе очередного охранника Алексей уже не удивился. Как и тому, что доктор Вонг оказалась сорокалетней полненькой женщиной, а профессор Нумстоул, к которому они с доктором Вонг, поулыбавшись и пожав друг другу руки, долго шли по трём коридорам и двум залам, забитым техникой и приборами — тощим седым старичком. Лысым к тому же. Ждал он их в явно промышленно-лабораторном зале, размером с добрый теннисный корт. Из приборов, громоздящихся по верстакам, столам, и у стен, Алексей узнал только компы и осциллограф. (Вот уж — «ретро»!)
Алексей, в меру сил приветливо улыбаясь, пожал маленькую сухонькую ручку, представившись:
— Алексей.
— Дикстра. — неожиданно ответил профессор. Странное имя. Впрочем — какая разница…
— Прошу вас, Алексей. — доктор Вонг снова указала рукой, и Алексей прошёл в небольшую комнату, стены которой, словно в медицинском кабинете, покрывала белая кафельная плитка, и сверху свешивался явно медицинский же колпак с шестью ещё не включёнными софитами. В углу стоял шкаф для одежды и простой деревянный стул.
Ну прямо операционная! Не хватает только стола… (Тьфу-тьфу!)
— Алексей. Мы вынуждены принести вам свои извинения за то, что можно рассматривать как покушение на ваши права и свободу личности… Однако раз уж вы подписали Договор… То должны понимать: интересы Корпорации — теперь и ваши интересы!
— Да. Я подписал. И согласился на обследование.
— Очень хорошо. Мы надеемся, что вам не покажутся чрезмерными наши… меры предосторожности в отношении… — доктор мило… Покраснела. — Как врач-практолог я должна… Осмотреть вас.
Ух ты! А доктор-то — не совсем доктор! Иначе с чего бы ей краснеть, если предстоит всего лишь очередной осмотр очередного голого мужика!.. Так что, похоже, она, как «Сундук» в фильме «Три плюс два» — доктор «каких-то-там-наук!» Может, как раз — физико-математических!
Но вид доктора Вонг не вызывал у Алексея никаких подозрений, как не вызвала неприятия и явно предстоящая перспектива обнажиться перед симпатичной женщиной. К тому же в кабинете было тепло. Он всё же счёл нужным уточнить:
— Мне — раздеться… совсем?
— Да. Одежду, пожалуйста, повесьте в этот шкаф.
Уверенность Алексея насчёт того, что доктор — скорее, не доктор, а всё же какая-то учёная, подтвердило и то, что миссис Вонг отвернулась, пока он раздевался.
Шлёпая по линолеуму голыми подошвами, Алексей подошёл и встал под колпак.
Ослепительный свет, наверное, даже лучше чем рентген высвечивал его кости и внутренности… Во всяком случае так казалось Алексею. Прикосновение рук доктора оказалось и нежным и приятным. Но вот сам осмотр… Действительно, у него не остался неизученным ни один сантиметр тела. Особенно внимательно «доктор» осматривала его старые шрамы — даже самые маленькие. Он улыбался. Но — только про себя.
Доктор же не переставала удивлять:
— Алексей… У вас были переломы?.. Вам не вставляли каких-либо металлических штифтов? Для лучшего срастания переломов? Или, скажем, в протезы челюстей?
— Нет. Зубы у меня пока свои… А рука и нога срослись сами — штифтов точно нет!
— А дети у вас есть?
— Нет. Но — не по моей вине. — Алексей снова закусил губу. Но слова уже опять вырвались. Что это за дурацкое желание оправдаться? В чём? В том, что Лена не могла родить, а с остальными «случайными» подругами он предохранялся, ничего криминального… Или просто — необычного — нет! Так что же это у него за… Комплекс?..
— Болели ли вы… венерическими заболеваниями?
— Нет. Никогда. — и это была чистая правда.
— Благодарю вас за понимание и сотрудничество. Э-э… Алексей. Пожалуйста, возьмите с собой вещи, находящиеся во всех карманах. Мы вынуждены будем подвергнуть обследованию эту одежду. Но там… э-э… Я хочу сказать, после процедуры сканирования мы выдадим вам другую, абсолютно новую, и вашего размера. Поскольку ваша… Окажется измятой. Так же мы исследуем и вещи в вашей сумке. И саму сумку. Ещё раз приношу извинения: Корпорация должна быть абсолютно уверена в том, что имплантов в теле, или жучков в ваших… э-э… личных вещах — нет!
Алексея, разумеется, слегка удивило столь странное «мероприятие», однако возражать смысла он не видел — согласился же! Ну так и вот оно!.. Он выгреб всё из карманов, и положил в прозрачную пластиковую кювету, которую доктор Вонг любезно держала в руках, пока он убеждался, что достал всё.
— Благодарю вас. Возьмите на всякий случай и вот это. — Алексей с подозрением оглядел протянутое ему большое пластиковое ведро, но вслух ничего не сказал, просто взяв его ручку в другую руку, — Теперь прошу сюда. — в стене открылся узкий тёмный проход, через который Алексей, так с кюветой в одной, и ведром в другой руке, и прошёл.
Стены гулкого низкого коридора — явно из стали. Даже неокрашенной. Местами — помятые, местами — словно тронутые ржавчиной. Сам коридорчик — не больше десяти метров. Но почему-то их преодоление потребовало от него всей силы воли, и босые ноги лишь через минуту принесли его в шарообразное гулкое пространство.
Чё-ёрт побери! Куда это его угораздило попасть?!
Диаметр сферы не превышал четырёх метров — ну ни дать ни взять, небольшая комната. Пол состоял из сучковатых оструганных досок, даже не крашенных, и явно был нужен лишь затем, чтобы вознести его (Объект исследований!) над выемкой пола — то есть, ближе к центру шарового пространства.
Ставя у центра «комнаты» кювету со «своим», и ведро, Алексей невольно нагнулся: мать честная!..
Половицы к брусьям крепились деревянными шипами.
Ого! Что же за мощность у здешних сканнеров? Невольно вспомнилась подстанция, и подходящая к ней ЛЭП… (Интересно. Вот если бы штифты, и правда, были — их что, повывернуло бы из костей?! И — зубов?)
Внезапно под полом что-то зашуршало, задвигалось, и раздался лязг — словно захлопнулся небольшой люк. «Предстартовая» подготовка? В ноздри ненавязчиво наносило запахом ржавчины, и почему-то — медного купороса. Странно. Что, трудно хотя бы покрасить изнутри в «приятные для глаза тона» свой дурацкий железостенный сканнер?..
Включился весьма гнусный по звуку зуммер, похоже, отсчитывающий секунды короткими «Бзззз-бззз», и коридор неторопливо перекрыло люком — обращённая вовнутрь сферическая поверхность завершила шаровую форму полости. Алексей встал в центре, и постарался расслабиться. Сейчас явно начнётся…
К тому, что случилось, он всё равно оказался не готов.
Ну, вернее, готов, но не совсем. Потому что вручённое «на всякий случай» ведро о многом сказало ему.
Началось с мерного гудения — ну да, трансформаторы здесь точно задействованы… Он ещё не слыхал о мощных электрических приборах, обходящихся без этих устройств.
Затем возник свист в ушах. Тонкий, пронзительный — словно к нему подлетает стая из миллиона комаров…
Затем он почувствовал, словно камера… Куда-то двинулась! Вау!!!
Не сквозь землю же?!
Но болтанка и качка явственно нарастали. Тьфу ты!.. А ведь трудно на ногах устоять… И подташнивает…
Впрочем, что там подташнивает — мутит страшно! Куда до такого любому самолёту! Разве что кукурузнику. Да и то — делающему мёртвую петлю!..
Алексею пришлось срочно плюхнуться на пятую точку, и воспользоваться ведром — в голове что-то взрывалось, и всё тело шатало и бросало — как при жутком шторме. Хорошо хоть не было ветра и солёных брызг!.. Но пахло теперь по-другому: нагретыми проводами. И ещё каким-то… маслом. Трансформаторным, что ли?!
Да что же они там вытворяют, будь они неладны?! Пусть даже импланты могли оказаться из пластика, как его предупредили, но… Или они попросту дробят их там, у него в… Ну, где эти импланты могут сидеть?! Но он-то уверен: нет у него ничего такого! За что же такие страдания?..
Голову реально вело, и шум в ушах нарастал. Перед глазами вставала какая-то чёрная пелена… Ему пришлось лечь. Он представил себе, как глупо, наверное, выглядит, если тут есть видеокамеры наблюдения: (Хотя — вряд ли! Такого ни одна камера не выдержит!) голый скорчившийся на дощатом полу человек возле пластмассовой ванночки и ведра с… Тем, что там было.
Потолок камеры с единственной лампочкой (вот только теперь заметил — что с угольными электродами, словно первые — эдиссоновские…) начал медленно, а затем — всё стремительней вращаться… Голова кружилась всё сильнее — словно он поднялся на вершину чёртова Эвереста без кислородной маски. Воздух… Что-то его как-то не хватает!..
Уши заложило окончательно, и свист стал вполне терпим. Но вот голова…
Алексей провалился в зыбкую глухую вату.
Пробуждение отнюдь не было приятным.
В бок впивалась какая-то не то щепка, не то сучок — а, нет, это его же рука… В ноздри бил острый запах рвоты и чего-то горелого. Замычав, он открыл глаза.
Обалдеть — он всё ещё в камере!..
Дьявол его задери, а ведь она продолжает вроде как раскачиваться… Или это ему кажется от долгого лежания? Сколько же он был без сознания?! Нет, камера — точно, раскачивается: вон, по кювете перекатывается его «Паркер»!..
Ну и дела… Уж не в хитрую ли ловушку для каких-то запрещённых исследований он угодил?! Не умрёт ли он здесь?! Не для этого ли выясняли, нет ли у него жены, детей и… Ведь действительно — на мозг ощущалось мощное давление: он никак не мог сосредоточиться… Что он здесь делает? Кто он?.. А, да…
Взгляд, растерянно обследующий стенки камеры вдруг наткнулся на тонкие линии на стене перед самым носом. Сверху, из положения стоя, он их точно бы не заметил… А сейчас — в косом свете лампочки видно отчётливо. Но чем же их процарапали на шершавом, но прочном металле? Иглой? И что это — надпись?
Точно. Подобравшись поближе, (Разумеется — ползком! Голова и не думала прекращать кружиться!) он прочёл: «Nikola T. 1938».
Что бы это значило?
Какой-то американский Николай подвергался такой же процедуре аж в далёком 1938-м году?!
Бред. Тогда и понятия такого не было: имплант. Хотя… Может, эта камера служит и для ещё каких-то целей? Исследований? Или — опытов над людьми…
Перерастание опасений в подозрения прервало очередное нарастание шума и гула в ушах. Всё опять завертелось, и понеслось… Проклятье!.. На такое он не соглашался!
Нужно бороться! Сейчас он попытается сосредоточиться, и взять себя в руки!
Но сознание всё равно куда-то предательски уплыло…
На этот раз пробуждение оказалось намного приятней.
Он лежал в мягкой кровати, к руке и груди оказались подключены прозрачные пластиковые присоски с проводами, ведущими к медицинского вида оборудованию, тихо жужжащему тут же, у кровати. Голова… не кружилась.
Буквально в момент, когда он открыл глаза, и обозрел белую небольшую комнату, открылась дверь, и вплыла доктор Вонг. Она ехидно (впрочем, при ближайшем рассмотрении оказалось, что всё же — мило) улыбалась:
— Добрый день, Алексей! Ещё раз — тысяча извинений за доставленные неприятности! Просто… у всех обследуемых — разная восприимчивость. Мы не думали, что именно вы, молодой, и — Хм!.. — сравнительно здоровый мужчина, так тяжело перенесёте эту простую стандартную процедуру! Ещё раз — наши извинения! Но, пожалуйста, не волнуйтесь — обследование показало, что все функции организма в норме!
Интересно, сколько уже человек она так пыталась обмануть? Явно он — не первый, и практика большая: здесь-то она не покраснела! Однако вслух он сказал:
— Спасибо. Спасибо, что вытащили оттуда, и откачали. И спасибо за ведро — пригодилось, как ни одно другое в моей жизни.
— Рада, что вы в состоянии шутить. Значит, всё в порядке. Встать сможете?
Прислушавшись к ощущениям организма, Алексей обнаружил, что на самом-то деле у него ничего не болит. Только некоторая слабость… Покряхтев для виду, он сел.
Доктор споро отлепила электроды с груди, рук и ног, и поддержала его мягким тёплым плечиком, когда он попытался встать. Глянув вниз, он растерялся: когда это на него успели натянуть трусы?! Да ещё какие странные: словно бриджи велогонщиков, почти до колена! Впрочем, обижаться грех. В новых трусах он чувствовал себя вполне комфортно.
Доктор провела его к очередному шкафу в углу:
— Выберите себе то, что понравится, и оденьтесь. Я выйду.
— А моя короб… Мои вещи?
— Вот они, на столе.
Действительно, всё там и лежало, и кювета со всем «добром» и старая одежда, и его сумка у ножки. Костюм и рубаха действительно имели такой вид, словно по ним прошлось стадо слонов… Хорошо хоть, что «слоны» обули тапочки — грязи не осталось.
Засунув (Уже не до аккуратной укладки!) одежду в сумку, он порадовался: остальные вещи оказались в порядке, и не измяты. Странно. Да и ладно. Оперевшись спиной о шкаф, он нацепил старые привычные трусы-плавки, и попробовал одеть новые брюки…
Тёмно-серый костюм в очень мелкую серую же клетку смотрелся неплохо. Отойдя от зеркала, Алексей рассовал по карманам своё добро. Нет, чувствовал он себя действительно неплохо. Дышалось легко, окружающий мир словно стал ярче, даже глухой гул какого-то аппарата вдалеке не раздражал.
Окинув на прощанье почти равнодушным взором белую комнату, он вышел за дверь. За ней оказалась ещё комната. Доктор Вонг ждала его за столом с монитором, делая вид, или действительно что-то там пристально изучая с нахмуренными бровями.
— О-о! Алексей. Вам идёт серый. И сидит отлично.
Алексей чуть улыбнулся:
— Благодарю. А что там с… моим обследованием?
— Всё прекрасно. — лучезарная улыбка. — Но на всякий случай мы заодно убрали маленькие камушки и песок в ваших почках. И постарались вылечить псориаз. Вероятно, наследственный.
Обалдеть!!! Про камни в почках он и не догадывался. (С другой стороны — меньше надо было есть жайтайской острой пищи!) А вот псориаз… Батяня, действительно, наградил. Алексей невольно потянулся почесать, где всегда, но успел остановить руку на полпути к затылку. Там если и чесалось — то наверняка чисто психологически.
— Спасибо. А… что ещё?
— Ну, что… Практически ничего. Вы — здоровый, половозрелый симпатичный, — дежурная улыбка. Алексей «заценил» тактичность, — Мужчина с организмом тридцатилетнего, без вредных привычек, (Это выявили бы анализы!) и абсолютно чистый от имплантов как металлсодержащих, так и пластокерамических. (Поздравляю!) Все функции в норме. Ваши дети будут вполне здоровы. А кстати, они у вас уже есть?
— Нет, ещё не обзавёлся. — странное ощущение дежавю холодком пробежало по спине Алексея. Кажется ему, или доктор его уже спрашивала об этом?
— Ничего, всё ещё образуется. Кстати, Корпорация всячески приветствует и поощряет постоянных работников, обзаводящихся детьми…
Ещё бы! — подумалось Алексею. Уж он-то знал раскладки социологов-кадровиков. Человек, «обременённый» семьёй, стремится закрепиться на рабочем месте со стабильным заработком, и в фирме с гарантированным будущим: чтобы элементарно обеспечивать благополучие и достаток семьи… Впрочем, этого не знают только совсем ленивые или молодые. А в «первые три года» ему и вообще запрещено «вступать в…»
Так что не совсем понятно, как это замечание доктора состыкуется с пунктом о запрете на официальный брак. Разве что его буквально подталкивают «производить» внебрачных отпрысков…
— Спасибо. — только и нашёлся что ответить вслух Алексей. А то, что он «чист», он и так знал.
— Если позволите, теперь я проведу вас к выходу, и вы… Покинете стены нашего Университета. Навсегда. Теперь забота о том, чтобы вас, простите, не «нашпиговали», лежит на Службе Безопасности. Лаборант донесёт ваш… Кейс. (Оригинально она обозвала его чёрного спортивного монстра.) Идёмте. — доктор встала и повела его очередным длинным и петлявшим, словно змея, коридором.
Излишне говорить, что опять никто им навстречу не попался.
Лицо Мэри, когда дверцы лифта открылись, озаряла традиционно приветливая улыбка. Алексей постарался, чтобы его ответная получилась хотя бы не кривой. Мечтал он только об одном: скорей бы оказаться в самолёте, и откинуться в удобном кресле, пока его будут везти в старушку-Явропу…
Подъём на наземный этаж и сердечно-любезное прощание с гидом-проводником, и даже сосредоточенными секьюрити прошли вполне мило и стандартно вежливо.
Двигаясь к стеклянным дверям выхода, Алексей сдержал удивлённый возглас: вовсю светило солнце, и день, казалось, уже катился к вечеру! Конечно, Дэйвид, зная о том, что процедура затянется, захотел уйти в машину. Может, даже ездил домой пообедать… Или даже сменился.
Действительно, у лимузина, закрывая крышку багажника, куда неприметный парнишка в уже не таком, как у Мэри, ослепительном халате, только что уложил, как догадался Алексей, его многострадальную сумку, его ожидал не Дэйвид.
Хотя в солнцезащитных очках Алексей не отличил бы его. Да и без них тоже — когда при его приближении мужчина сложил и сунул их в нагрудный карман.
— Здравствуйте, Алексей. Меня зовут Джошуа. — Алексей пожал очередную плотно-мускулистую руку, и, кивнув, подтвердил, что и ему «очень приятно».