Глава 9

Стремительное движение вагона в темноте начало почти незаметно замедляться.

Брайант почувствовал, как похолодело у него внутри. Лицо Киры было бледным и несчастным, Белат крепко держал её за руку. Фаон продолжал с беспокойством поглядывать на них. Теперь, когда он был почти у цели, казалось, что он сомневается в разумности своего решения вернуться в Котмар.

Все молчали. Грач Чай, полностью пришедший в себя, сидел и настороженно наблюдал за ними своими ярко-жёлтыми глазами.

— Удачи в игре, — сказал он Брайанту. — Я бы предпочёл быть в плюсе, а не в минусе, да и кто бы не предпочёл? Но приходится принимать всё, что выпадает.

Брайант и Фелтри связали его так, чтобы он мог передвигаться, но не мог совершать резких движений. Казалось, это его позабавило.

— Как вы думаете, я достаточно опасен, чтобы в одиночку справиться с целым городом? — спросил он.

Брайант ответил:

— Я ничуть не удивлюсь, если ты попробуешь.

Грач Чай посмотрел на него.

— Я не ошибся в тебе, Брайант. Когда мы тебя взяли, ты держался достойно. Моё предложение по-прежнему в силе. И поскольку пока удача не на моей стороне, я расширю его, включив в него Фелтри. Почему нет? Микрофильм важнее человека.

Он кивнул в сторону остальных.

— А эти бедолаги пусть идут своей дорогой. Освободите меня, и мы сможем вернуться втроём.

Брайант покачал головой. Фелтри покачал головой. Грач Чай вздохнул и снова погрузился в терпеливое ожидание.

Вагон двигался всё медленнее и медленнее. Вот он вышел из темноты на свет, и тесные стены туннеля раздвинулись, открывая огромный круглый терминал, очень похожий на Аннамарский, только больше. Вагон мягко скользнул к причалу и замер.

Фаон поднялся и закрыл панель управления. Потом повернулся и улыбнулся Кире и Белату, но то была лишь тень улыбки. За ней не было ничего, кроме страха. Он открыл люк и ступил на причал.

Кира и Белат последовали за ним, затем вышли Фелтри и Брайант, а между ними шёл высокий варконид.

На причале никого не было. Терминал был таким же тихим, как и тот, который они покинули, вагоны лежали без дела на стапелях, входы в остановочные туннели темны и безмолвны. Некоторые из них были закрыты, как будто далее прохода не было или там было опасно. Ничто не двигалось, кроме них самих.

Они прошли вдоль причала к центральному островку. Там была шахта лифта, они вошли в неё и медленно поднялись мимо нижних этажей в здание. В здании тоже никого не было. Они вышли из него на улицу.

На мгновение Брайанту показалось, что они прокатились по кругу и вернулись в Аннамар. Но потом он увидел, что этот город намного больше, и растения, помогающие поддерживать кислородный баланс, подстрижены и ухожены, а дома выглядят так, будто в них живут.

Только на улицах никого не было. И было тихо, как в пустом Аннамаре.

— Сейчас ночь? — спросил Брайант.

Фаон ответил:

— Нет. Если бы сейчас была ночь, ставни в спальнях были бы закрыты, а на улицах было бы много людей.

Кира сказала:

— Сейчас время Странствия. По закону, определённые часы предназначены для выполнения необходимой работы, а остальные — для еды и сна, и в эти часы центральное управление заблокировано. В противном случае мы бы проводили всё своё время в других жизнях и вскоре умерли. Разуму и телу не выдержать такого долго.

— Мой дом недалеко, — сказал Фаон. — Пойдёмте, там вы узнаете, как мы используем свой ум для собственного уничтожения.

— Но, — изумился Брайант, — предупреждение… Варкониды… Разве мы не должны…

— Здесь некого предупреждать, — сказал Фаон. — Ты не понимаешь. Сейчас время Странствия, и мы шестеро — единственные, кто сейчас находится в Котмаре.

Они зашагали по улицам, по ярким тротуарам и под стенами разноцветных домов. Ничто не двигалось, и несколько раз сквозь открытые жалюзи Брайант видел мужчин, женщин и даже детей, лежавших, словно мёртвые, на мягких кушетках, и у каждого на голове был хрустальный обруч, сияющий жутким светом.



В центре города, почти доходя до самой высокой части купола, возвышалась стройная башня, не похожая ни на что в Аннамаре. На её вершине находилось устройство в форме огромного кольца, сделанное из хрусталя, и оно тоже светилось тем же бледным светом.

— Это центральный пульт, — пояснил Фаон. — Импульс от преобразователя передаётся во все части города, а затем принимается и усиливается отдельными приёмниками. — Он коснулся маленького коммуникатора, висевшего у него на шее. — С них всё и началось. Когда наши учёные решили проблемы ментальной проекции, до Странствия, в принципе, оставался один шаг. Вместо того чтобы проецировать только мысли, преобразователь позволял проецировать весь разум, всё сознание целиком, куда бы оно ни пожелало отправиться.

Он свернул в сторону и подошёл к дверям дома цвета аквамарина.

— Пожалуйста, — сказал он, — входите.

Они так и сделали, по-прежнему не встретив ни единого человека.

— Вас никто не ждёт? — спросил Брайант. — Я имею в виду, полиция не следит за вашим домом на случай, если вы вернётесь? — Он посмотрел на Киру. — Я подумал…

— Зачем? — спросил Фаон. — Мы здесь. Об этом станет известно. А пока спешить некуда. В Котмаре ничего не делается в спешке.

Он указал им на диваны в главной комнате. Брайант и Фелтри, между тем, просветили Грача Чая насчёт всего происходящего, и он очень сильно заинтересовался Странствием.

— Вы имеете в виду, — спросил он через Брайанта, — что я — или, скорее, мыслящая часть меня — сможет покинуть моё тело и отправиться туда, куда я захочу?

— Со всей свободой и скоростью мысли. — Фаон поднял одно из хрустальных колец. — Этот усилитель улавливает импульс преобразователя и передаёт его непосредственно в мозг, где электрокогезионная матрица мыслящей личности подвергается вибрационному сдвигу, полностью освобождающему её от оков плоти на всё то время, пока преобразователь продолжает быть активным.

— Как знать? — задумчиво проговорил Грач Чай. — Возможно, нам это пригодится.

— Возможно, — мрачно ответил Фаон, — это было бы решением всех проблем варконидов.

Он надел хрустальный обруч на лоб Грача Чая, усадил его на кушетку и нажал кнопку. Обруч мгновенно засветился. На лице Грача Чая на мгновение появилось выражение ошеломлённого удивления, а затем оно стало совершенно пустым, отстранённым и замкнутым, как у мертвеца.

— Вы готовы? — спросил Фаон.

Брайант с беспокойством взглянул на Фелтри, и затем они оба сказали:

— Думаем, да.

Они откинулись на спинки диванов. Кира принесла обруч и надела его на голову Брайанта. Он почувствовал его холод на своей коже. Она улыбнулась и сказала:

— Это совершенно безопасно, — и нажала на кнопку.

Брайант почувствовал, как его подхватывает и уносит вдаль порыв космического ветра. Кира исчезла. Всё исчезло. Он стремительно мчался сквозь небытие, а затем снова появился свет, и он повис, невесомый, бестелесный и свободный, над поверхностью мира.

Мир был старым и покрытым ржавчиной. На покрытой морщинами красной равнине он увидел космопорт с двумя чёрными крейсерами, а в складке меж горбатых холмов — обломки маленького корабля. Это был Мидуэй. Древнее солнце висело в небе, вспоминая дни своей жаркой юности. Не было видно ни Аннамара, ни Котмара, ни каких-либо других мест обитания людей. Энергетическую матрицу, бывшую когда-то Брайантом, всё это интересовало мало.

Он развернулся спиной к планете и решил прогуляться.

Теперь он мог видеть россыпи звёзд так, как никогда не видел их раньше. Он мог воспринимать их как солнца, со стороны, как и раньше, но он также мог воспринимать силы, создавшие их. Он мог различать отдельные первичные частицы материи и мог следить за тем, как они, проносясь сквозь рёв и грохот солнечной печи, превращались в новые вещества и снова разрывались на части неистовыми всплесками энергии. Это было немыслимо страшно и великолепно. Очарованный, он завис рядом с огромной голубой звездой и наблюдал за ней — как долго? Время не имело значения. Секунды, столетия. Потом ему это надоело, и он отправился дальше.

Край галактики пронёсся мимо него и исчез. Впереди была необъятная тьма, а за ней — как он уже видел раньше, в каком-то другом, полузабытом существовании — ярко горела ещё одна галактика.

Андромеда.

Он хотел попасть туда.

Он двинулся туда.

Снова появились солнца, луны и планеты, огромные кольцеобразные туманности и зловещая чернота пылевых облаков. Он, как мотылёк, порхал от звезды к звезде, и вдруг его внимание привлекла льдисто-голубая планета. Он устремился к ней, и всё вокруг было покрыто водой, из суши были только низкие зелёные островки. Море было очень красивым, серебристым и тёплым, освещаемым лучами молочно-белого солнца. Он опустился к воде, и что-то шевельнулось в ней, и он вошёл в это что-то и стал с ним единым целым, разделяя каждую мысль и эмоцию, но не имея возможности влиять на них.

Он плавал в тёплом море. Его тело было гладким и очень сильным, покрытым густой светлой шерстью. Он охотился. Он не был голоден. Он не искал пищу. Он охотился на врага.



Он плыл к зелёному архипелагу. Когда он был на поверхности, то вдыхал воздух через ноздри. Когда он погружался, пробираясь сквозь лес длинных блестящих водорослей, он закрывал ноздри и использовал жабры. Его быстрое движение в воде доставляло ему чувственное удовольствие, почти как полёт. Он мог, распрямившись, ходить по земле, но ему это не нравилось.

Он крадучись двигался по мелководью, пока не заметил, как кто-то зашевелился на опушке серебристо-зелёного и серебристо-розового леса, росшего за пляжем. Тогда он пришёл в возбуждение, и его мышцы задрожали в предвкушении того, что сейчас произойдёт. Он бесшумно приблизился к берегу и вышел из воды. Его рука нащупала тяжёлый камень.

Враг был в лесу. Враг оставил позади тёплые места в море. Враг построил свой дом на голой земле. Враг забыл, как пользоваться своими жабрами. Враг почти не плавал. Враг был злым.

Враг был маленьким. Это был всего лишь детёныш, несущий корзиночку из плетёного тростника. Когда он бросился к нему, детёныш посмотрел на него снизу вверх, издал тонкий крик и затих. Он был маленьким, но он был врагом, а убить врага — это хорошо.

Он посмотрел на него, а потом ударил камнем, огляделся по сторонам и снова скрылся в воде.

Позади него родители детёныша с плачем подбежали к кромке воды и остановились. Он скрылся из виду и поплыл прочь. Он убил врага. Хорошо было убить то, что было неправильным и противоестественным, то, что оставило мать-океан и поднялось на сушу. Это было здорово.

Он плыл глубоко-глубоко в льдисто-голубых глубинах. Там была долина, наполненная серебристыми пузырьками, заросшая тонкими водорослями. Там был дом, построенный им из кораллового камня. Когда он подплыл к нему, его посетила дурная мысль. Ему показалось, что туда проникло солнце, и водоросли почернели, а высокие родители детёныша разбирают дом из кораллового камня.

Он в ужасе поплыл к долине.

Брайант оставил его. Он… его разум унёсся в бескрайние звёздные джунгли, мимо дымящихся солнц, угрюмой черноты облаков, скоплений….

Он был в одном из миров скопления, на высоком холме, и уже наступил закат. Он и его товарищи, покрытые мехом, причудливые, могучие, ждали. Солнце зашло. Небо потемнело. Миллионы звёзд скопления взорвались в небе подобно фейерверку, и Брайант со своими товарищами поднял руки и завыл.

Он уносился прочь от этого, в другой мир, и ещё в один, так быстро, что миры, сцены, тела, в которых он недолго жил, стали похожи на быстро мелькающие кадры снятого на большой скорости фильма.

Кристальные миры, в которых он тоже был кристальным и неподвижным, но мыслящим; миры, где он был варваром, скачущим верхом на странном высоком звере, стремглав несущемся по тенистым ущельям; фантасмагория планет кошмара и красоты, безмятежной прелести и невообразимого ужаса, о котором никто и не мечтал; ужаса и алчности, вожделения и радости….

Внезапно тот же космический ветер, что подхватывал его раньше, подхватил и сейчас. Андромеда уменьшилась и превратилась в далёкое пламя, а затем и вовсе затерялась в угрюмом сиянии красного солнца. Морщинистая пустыня устремилась ему навстречу, быстро-быстро…



Он с криком вскочил. Рядом с ним стояла Кира. Он снова был в доме Фаона. Фелтри и Грач Чай тоже приподнялись на своих диванах, их обручи на лбу были тусклыми и мёртвыми.

Они смотрели друг на друга изумлёнными глазами.

— Я был императором, — сказал Фелтри. — Под двойной звездой, в сердце золотой туманности. Мы не были людьми. Это было ужасно и чудесно. Я только начал…

Фаон сказал:

— Время вышло.

Брайант выдохнул:

— Боже милостивый, неудивительно, что ваши люди считают себя королями космоса!

— Где ты был? — спросил Фелтри.

— Я был в Андромеде.

— Что ты там нашёл? — тихо спросил Грач Чай.

— Смерть. Красоту. Страх.

— А что ещё там есть? — варконид задрожал всем телом, его взгляд был устремлён куда-то вдаль. — Теперь я понимаю, почему этих людей больше ничего не волнует. Для вас открыт весь космос — вселенная за вселенной, человек не смог бы дойти до его конца, даже если бы прожил десять тысяч лет — и при этом без опасностей, без усилий, и всегда что-то новое. Боже мой, Брайант, если бы мои люди узнали об этом…

Он вскочил и бросился к Фаону, находившемуся ближе всех к нему. Но он забыл, что был стреножен, и упал. На мгновение его лицо превратилось в маску чистой ярости. Затем его внимание, как и внимание всех остальных, резко переключилось на дверь, в которую вереницей входили люди.

Их было восемь, и ещё один шёл впереди. У восьмерых было оружие, похожее на то, которое Белат использовал против варконидов в Аннамаре. Девятый, по-видимому, был каким-то официальным лицом.

Он заговорил с Фаоном, с удивлением и тревогой глядя на незнакомцев. Он говорил очень резко, и Фаон обнажил зубы в горькой усмешке.

— Он упрекает меня, — сказал он Брайанту, — в том, что я усугубляю свои грехи, приводя незнакомцев в Котмар, что категорически запрещено. Вот только ни он, ни Совет Котмара ещё не понимают, что наступил конец одних времён и начало других. Они больше не властны над ситуацией.

Потребовался ровно один час и шестнадцать минут по наручному хронометру Брайанта, чтобы доказать, что Фаон ошибался.

Загрузка...