Короли ночной Вероны

Глава 5

После этой истории меня, естественно, выгнали из университета и я потерял последний источник существования, то есть стипендию. Правда меня приютил Данте, сказав, что я могу жить у него сколько мне вздумается, потому как с графа не убудет и я его не объем. Платить впрочем мне пришлось, хотя и не деньгами. Данте заставил меня рассказать о Рафаэлле и уроках, которые я даю ей, и внес собственные коррективы, заставившие меня почувствовать себя глупцом. Также продолжились мои уроки фехтования. Но кроме всего вышеперечисленного я еще и сопровождал графа на многочисленных балах и приемах, отчего мне иногда казалось я попросту сойду с ума. С другой стороны, и в этих балах была некоторая приятная сторона. Я сильно заинтересовал некоторых юных особ женского пола, не обремененных особенной моралью и пиететом в отношении святых уз брака. Собственно, выходит, я в этом случае никаких законов Господних не нарушал, а если и нарушал, то, думаю, иные мои поступки в день Последнего суда куда красноречивее скажут обо мне.

Годы шли своим чередом, сменяя друг друга. Я продолжал обучение по университетской программе, которой снабжал меня Козимо — мой последний и самый верный друг в этом мире (если не считать Данте, но называть другом учителя фехтования, язык как-то не поворачивается); учебники и труды по праву я брал в обширнейшей библиотеке графа, так вскоре по-настоящему сдружился с ее хранителем, не раз сетовавшим мне, что Дате так редко посещает сие хранилище бесценных знаний, предпочитая ему кабаки и фехтовальный зал. Быть может, он и был прав, но в моем лице он не нашел достойного слушателя, ибо я проводил там столько времени исключительно чтобы закончить образование. Правда старику я об этом не говорил — зачем расстраивать такого хорошего человека?

Все было нормально до одного бала, где я повстречал предмет любви моего учителя фехтования. И эта встреча навсегда изменила всю мою жизнь.

Граф вытащил меня из кабака, где я пил по случаю того, что из Страндара пришли отвратительные вести.

— Что стряслось? — спросил Данте, беря второй стакан и делая глоток. — По поводу чего такая скорбь?

— Помнишь, я рассказывал тебе об одной истории, случившейся во время каникул, что я провел в Страндаре? Так вот, тот плечом к плечу с кем я дрался с Кровавым шутом погиб в сражении, вместе со своим сюзереном.

— Да уж, — бросил Данте, выпивая вино практически одним глотком и доливая еще, — ты успел вмешаться и в политику островного королевства.

— Это теперь уже не имеет никакого значения, — отмахнулся я. — Король умер, да здравствует король.

— Хватит горе заливать, — хлопнул меня по плечу граф, — у нас бал и ты должен выглядеть в лучшем виде.

— Не хочу, — буркнул я.

— Меня твое желание волнует меньше всего, — отмахнулся Данте. — Если ты не забыл, это твоя плата за кров, хлеб и книги. Вперед!

Очень хотелось послать его куда подальше, но он был прав и деваться мне некуда. Я отправился сначала домой к графу, где привел себя в порядок и переоделся, а после куда-то на север, в поместье какого-то близкого родственника нашего славного герцога. Как и положено мыс Данте приехали туда верхом, а не как многие нынешние изнеженные аристократы, которые и седле-то держатся как мешки с… зерном. Однако таких, увы, было большинство, стоило только посмотреть на двор поместья, где, в основном, стояли кареты, а не кони, открытые стойла были практически пусты. Мы спрыгнули, бросив поводья слугам, и быстрым шагом направились к дверям. Другие слуги отворили их, мы прошли через большую гостиную, а следом двинулись в зал приемов.

В уши ударила музыка, глаза на мгновение перестали видеть из-за, трижды в пол ударил жезлом разряженный в пух и прах церемониймейстер, прокричав во всю мощь луженой глотки наши имена и титулы, — в общем, все как обычно.

Я фланировал по залу, перебрасываясь фразами со знакомыми дамами и синьорами, иногда ввязываясь в разговоры обо всяких пустяках, вроде охоты или новых шпаг. Их раз за разом прерывали выкрики церемониймейстера и стук его жезла, мы оглядывались на вход и тут же все разговоры меняли темы — центральной, как правило, становились именно вновьприбывшие. И вот раздалось: «ЭМИЛИЯ И ЛОРЕНЦО ФИЧИНО! ГРАФ И ГРАФИНЯ БАНДИНИ!»; мне показалось, что в воздухе запахло грозой.

Они вошли в зал, как и положено, рука об руку. Я тут же нашел взглядом среди гостей Данте, он замер, вперившись в них остановившимся взглядом. Мне это совершенно не понравилось, хотя на предыдущих приемах и балах они не раз встречались без каких-либо последствий, но сейчас — случай иной, как мне показалось. Как говориться, оказалось, что не казалось. Однако гроза разразилась несколько позже, когда Лоренцо откланялся, сославшись на проблемы со сном, а супруга его осталась. Этим-то и попытался воспользоваться мой учитель, выбрав момент для нового объяснения. Не самый лучший, надо сказать.

Я не знал, что мне делать, то ли пытаться остановить его, то ли… А Баал его знает, что «то ли»!

Правда, обошлось без этого. Графиня явно избегала встречаться с Данте даже взглядом, он быстро понял это и оставил попытки. Я смог вздохнуть с облегчением, но только до поры. Надеюсь, вновь моя помощь понадобиться Данте не скоро, по крайней мере, не сегодня.

Разочаровавшись, Данте увлек за собой какую-то девушку, глядевшую на него едва ли не как на святого во плоти, хотя он собирался сейчас сотворить с ней именно грех, правда не смертный. Я усмехнулся и двинулся следом, сам не зная для чего, и у самого входа нос к носу столкнулся с Рафаэллой, тут же меня оглушил церемониймейстер, проорав в самые уши:

— РАФАЭЛЛА АДОРРИО!!!

Я замер на мгновение и Рафаэлла, не получившая такого мощного звукового удара, из-за того что стояла несколько в стороне, аккуратно взяв меня под локоть, отвела меня от переводящего дух для нового выкрика церемониймейстера. Следующий звуковой удар его мощного голоса прошелся по мне вскользь.

— Что привело тебя сюда, Рафаэлла? — поинтересовался я, хотя и не был на все сто уверен, что услышу ответ.

— Может быть, я хотела пообщаться с тобой просто с тобой, а не с учителем фехтования, — как-то лукаво улыбнулась она мне.

— Как приятно слышать, — рассмеялся я, — что интересую тебя иначе, а не только как учитель фехтования.

Эх, какой то был флирт, мы подначивали и почти в открытую издевались друг над другом, дружески подтрунивали и делали острые уколы. Да уж, может быть, он кажется мне сейчас столь впечатляющим именно потому, что он — стал последним. После того великолепного вечера Рафаэлла не сказала мне и десятка слов.

— Разрешите похитить вашего кавалера на минуту? — спросила синьора Эмилия, вежливо улыбаясь нам. — Я хотела узнать, где сейчас ваш учитель фехтования, я была несколько невежлива с ними, намерено избегая его внимания. Я хотела бы поговорить с ним.

— В этом вопросе могу помочь вам и я, — ответила ей Рафаэлла, глядя без особой приязни. — Данте Фьеско удалился сейчас вон туда. — Она указала на дверь, куда удалился граф Риальто с прелестной девицей в обнимку примерно с четверть часа назад.

Отлично понимая, что именно там застанет возлюбленная моего учителя, я решил остановить ее и решительно заступил ей дорогу.

— Кажется, Рафаэлла что-то напутала, — сказал я, — граф, кажется, вообще покинул этот бал. Он был, к слову, весьма расстроен вашим нарочитым пренебрежением к нему.

— И, между прочим, совершенно зря, не так ли, — улыбнулась Рафаэлла, голос ее так и исходил ядом. — Замужняя женщина не должна обращать внимания на неженатых мужчин, особенно с репутацией графа Риальто.

— Так куда же отправился Данте? — растерялась Эмилия. — Вы говорите совершенно различные вещи. Разрешите, юноша, мне все же пройти туда.

— О, синьора, вы разбиваете мне сердце, — принялся наугад играть я, понимая что прямо сейчас этими словами ломаю все отношения с Рафаэллой. — Неужели вы променяете меня на пустую комнату. — Была бы она еще пустой! — Не откажите в любезности поговорить со мной.

— Но, кажется, вы несколько несвободны, юноша, — усмехнулась графиня.

— Нет-нет, синьора, — бросила Рафаэлла, — он абсолютно свободен. Я ни на минуту не останусь в его милой компании. Кстати, Габриэль, твое замечание относительно собак теперь справедливо.

Я обреченно кивнул и проводил взглядом ее удаляющуюся фигуру. Почему на душе стало так тяжко?

— Вас покинула столь очаровательная спутница, — напомнила о себе Эмилия, — и вы рискуете потерять и меня. Пустая комната привлекательнее кавалера, стоящего словно статуя.

— Быть может, я заменю его, — из-за моей спины, как раз из той самой комнаты, которую я закрывал, демоном из табакерки возник Данте, — коли он стал не мил вашему сердцу.

Я не стал наблюдать за их разговором, отправившись искать Рафаэллу, чтобы объясниться с нею, но на сей избегали меня. Быть назойливым сверх меры я не хотел, поэтому покинул бал, отправившись в тот же самый кабак, откуда меня вытащил Данте и как оказалось — зря. По крайней мере, мне ничего хорошего это не принесло. Продолжу упиваться вином и жалостью к себе, невезучему.

Когда граф заявился в кабак, он пребывал в отвратительно веселом настроении, я же — окончательно погрузился в чернейшую меланхолию и начал всерьез подумывать о самоубийстве.

— Габриэль, — воскликнул он, — я готов полюбить весь мир! Она согласилась, понимаешь?!

— Понимаю, — пробурчал я, — а я ради этого пожертвовал своей личной жизнью. Можно сказать, положил ее на алтарь твоей любви. — От вина я становлюсь словоохотлив донельзя. — Так что, можно сказать, мы квиты.

— Оставь, Габриэль, — отмахнулся Данте, — завтра зайдем к твоей ученице и все объясним.

— Она и слушать нас не станет. — Я обнаружил, что мой стакан опустел и в бутылке тоже нет не капли вина и от этого помрачнел еще больше. — Спустит собак — и весь разговор.

— Ну и ладно, таких еще много. Найдешь себе другую. — От веселого настроения графа Риальто меня начинало мутить.

— У меня, знаешь ли, еще есть шпага и повод ты мне дал…

— Не порть хоть мне-то настроение. — Граф положил мне руку на плечо. — И вообще, хватит пропивать мои деньги, пошли ко мне. Выпьем вместе. Ты с горя, я — на радостях.

Рафаэлла шагала по улицам, не опасаясь, что подвергнется нападению. Ей было все равно. Как мог Габриэль так нравиться ей? Казаться такими милым и хорошим! А ведь могла бы догадаться, ученик графа Риальто, яблочко от яблоньки! Но теперь у нее, наконец, открылись глаза. Хам, заигрывать в этой курицей прямо у нее на глазах! И пусть только появиться у ее дома, она спустит на него собак и от души позабавиться, глядя как они станут рвать тело Габриэля. Пускай, теперь придется распрощаться с мечтами о Братстве шпаги и лаврах Шарлотты де Вильо, но месть будет сладка!

— Какие мысли у столь очаровательной девушки, — ворвался в кровожадные размышления Рафаэллы приятный голос.

Из темноты выступил высокий человек неопределенного возраста с длинными седыми волосами. Одет он был по последней моде и преимущественно в черное, лишь длинный синий плащ несколько выделялся из этой безрадостной гаммы.

— Я вы не считаете, — ехидно заметила Рафаэлла, — что пугать очаровательных девушек по ночам несколько невежливо. Да еще и не представившись.

— О, синьора, простите мою оплошность, — глубоко поклонился незнакомец. — Мое имя Ромео да Коста. А с кем я имею честь?

— Рафаэлла Адоррио, — благосклонно кивнула Рафаэлла.

— Вы, кажется, мечтали о Братстве шпаги, — продолжал назвавшийся Ромео. — Не желаете ли сменить учителя?

— Но не рассчитывайте на большее, синьор Ромео, — сразу же предупредила Рафаэлла.

— Вы разбиваете мое сердце, синьора Рафаэлла, но я буду отчаиваться. Вы же не собираетесь уходить в монастырь?

Рафаэлла не удержалась от смеха, но тут же напомнила себе о том, разочаровании, что постигло ее с Габриэлем Эччеверриа.

Мне совсем не хотелось вылезать из-под одеяла, вообще шевелиться, если уж быть честным. Но куда денешься, солнце взошло, начался новый день и проводить его в постели — глупость. Поэтому, пересилив себя, я таки поднялся и двинулся в умывальную комнату, чувствуя себя матросом на палубе линкора, нещадно болтаемого штормом. Холодная вода несколько привела меня в себя, но головная боль и тошнота оставались. Надо будет проинспектировать кухню на предмет разбавленного вина для поправки.

Приведя себя в порядок, я понял, что делать-то мне и нечего. В университет мне идти не надо, занятий у Рафаэллы — также не будет, по понятной причине, общаться с ее собаками у меня желания не было никакого. И что теперь? Я вернулся от выхода из особняка и зашагал к библиотеке — такими темпами скоро профессором стану! А хотелось-то совсем другого. Я плюхнулся в кресло, снял с полки книгу по ius gladii[13] и принялся читать. Было скучно до невозможности! Хотелось выть, жаль, что луны под рукой не нашлось, повыть не на что…

Не знаю, почему я не умер от скуки за те несколько месяцев, что длилось подобное времяпрепровождение, но с мертвой точки моя жизнь сдвинулась лишь к середине лета.

В тот день Данте, видя что я окончательно расстаюсь с рассудком, все сильнее погружаясь в пучину тихого помешательства и становясь похожим на его библиотекаря, решил вытащить меня на свежий воздух, а именно на герцогскую охоту. Сам он отравился туда ради очередной встречи с Эмилией, охоту устраивал ее супруг. Как я не отнекивался и не отпирался, граф был неумолим, вновь припомнив мне, что я живу в его доме и на его деньги. Пришлось оторваться от книг и припомнить когда я — дитя города — в последний раз садился в седло. Результат оказался неутешительным, так что Данте придется долго оправдываться за своего спутника, болтающегося на лошади как мешок с… зерном. В лучшем случае. Да и из охотничьего карабина стреляю я просто отвратительно, мне больше нравится честный клинок. Посмотрим-посмотрим, как станет вертеться Данте, когда остальные охотники увидят меня во всей красе.

Обуреваемый такими злорадными мыслями я направился в свою комнату — подбирать себе подходящую одежду для предстоящей охоты. Остановившись на всем зеленом, кое-где с бахромой под старший народ, я зашагал к небольшому личному арсенальчику моего бывшего учителя. Там у мастера Вито — его смотрителя; я долго и придирчиво (последнее, скорее для виду, ибо в огнестрельном оружии я совершенно не разбираюсь) выбирал себе карабин. Вито, похоже, отлично знал, что я по большей части банально выделываюсь, но и разрушать мои иллюзии насчет осведомленности относительно огнестрельного оружия не пожелал. Мне, если честно, было все равно.

Охота — действо весьма красивое, с этим спорить может только слепой или идиот. Не будучи, ни тем, ни другим, я наслаждался этим действом, буквально впитывая краски и звуки, о которых успел почти позабыть в серости и тишине графской библиотеки. Оказалось, что оправдываться за меня Данте не придется — в седле я держался достаточно сносно, особенно на фоне некоторых других «охотников».

Мой учитель фехтования был похож на объевшегося сметаной кота, он то и дело заводил короткие, ничего не значащие разговоры с Эмилией и — исключительно, для конспирации — с другими красивыми дамами и девицами. Я решил не отставать от него, конечно, я люблю (в этом я не сомневался) Рафаэллу, но это не повод для целибата. Мы ехали по лесу, совершенно не обращая внимания на усилия Лоренцо Фичино, носившегося туда сюда среди загонщиков, выманивавших на нас зверя. В конце концов, для большинства — это был выездной бал на природе, лишь треть собравшихся была действительно заинтересована в результате охоты, большинству же был по душе сам процесс.

Однако, спустя пару часов с начала охоты, многим из нас пришлось показать наше умение в обращении с оружием. Мы сильно отстали от немногочисленной группы охотников, даже потеряв их из виду, поэтому появление здоровенного кабана, вылетевшего из кустов с диким визгом и хрюканьем, по бокам его стекала кровь, он явно был не раз ранен, но так и глаза его так и горели праведным гневом, или что там заменяет его у животных? Да уж, это был настоящий король этих лесов — могучий зверь фута четыре высотой с семидюймовыми клыками и налитыми кровью глазками. Лошади тут же кинулись в рассыпную, трое или четверо мужчин сумели обуздать их, подняв на дыбы, и выстрелить из своих винтовок и карабинов по кабану. Я тоже кое-как управился с конем, сорвал с плеча свой карабин, но стрелять не стал — между мной и зверем гарцевали несколько молодых дворян и дам. Когда кабан кинулся, не глядя, вперед — то есть прямо на нас — они не задержались на его пути и минуты, а я все никак не мог навести карабин на зверя, отчетливо осознавая, что у меня есть только один выстрел — второго мне зверь не даст.

Когда именно между мной и кабаном возник Лоренцо Фичино, я даже не заметил. Какой бы редкостной скотиной не был Герцогский ловчий, дело свое он знал отлично. Длинная пика нанизала зверя, как иголка — бабочку, он дико завизжал, резко развернулся, раздирая копытами землю и клыками прошелся по боку лошади и ноге Лоренцо. К чести его, он не издал не звука, лишь сильнее налег на древко, используя дополнительно вес падающей лошади для того, чтобы прижать кабана к земле. Я первым пришел в себя, спрыгнув с седла, подбежал к поверженному зверю, поставил ногу на его могучий бок и прижал ствол карабина к глазнице. Выстрелом в упор кабану снесло половину головы, а Лоренцо буквально свалился мне на руки. Каким образом он сумел вырвать ногу из стремени — не знаю. Я подхватил его под мышки и усадил на землю.

— Перетяни, — прохрипел он, — ногу выше раны перетяни.

Я лихорадочно припоминал какие-то основы медицины, что пыталась мне привить подружка с соответствующего факультета, но меня почти сразу вежливо, но твердо оттеснил суховатый человек, в котором я узнал личного герцогского врача, по счастью, также не великого любителя охоты. Ну что же, теперь Лоренцо в куда более надежных руках и за его жизнь можно не опасаться.

Охота была прервана и желания продолжать ее ни у кого не было, даже самые заядлые любители собрались вокруг раненного ловчего. Появившийся вскоре герцог тут же затребовал к себе «спасителя его дорогого друга Лоренцо», ему указали на меня.

— Не то чтобы я его спас, — пожал я плечами, представившись, — скорее, уж Ваш ловчий спас всех нас от этой бестии. Я лишь выстрелил ей в голову, когда она была повержена.

Благосклонным кивком отметив мою достойную одобрения скромность, герцог утратил ко мне всякий интерес. Мне, если честно, от этого было только легче.

— Синьоры и синьоры, — обратился наш сюзерен ко всем присутствующим, — я прошу прощения за этот прискорбный инцидент и приглашаю вас в мою усадьбу на прием!

Эта идея нашла одобрение у всех, вот только Лоренцо продолжать веселье никоим образом не мог из-за полученного ранения и, чтобы вернуться домой, ему нужна была лошадь.

— Я могу отдать вам свою, — произнес Данте, протягивая ему поводья своего каракового жеребца. Очень интересно, выходит, лошадь в обмен на жену, которую он собирается увезти с собой на этот бал.

— Благодарю вас, синьор Фьеско, — кивнул бледный Лоренцо, принимая поводья.

Он ловко, опираясь только на здоровую ногу, запрыгнул в седло, хоть это и стоило ему немалого труда, и толкнул коня коленом. Мы двинулись в практически противоположную сторону — к загородной усадьбе герцога.

Не смотря на титанические усилия герцогского врача Лоренцо то и дело терял сознания — слишком много до того он потерял крови. Ловчий ронял повод на шею великолепного жеребца и вскоре уже не мог понять где и сколько времени прошло. Пару раз в голову его закрадывалась крамольная мысль, что он так и истечет кровью здесь, Баал знает где, просто вывалиться из седла и тихо отдаст Господу душу. Однако мрачные мысли Лоренцо рассеялись, когда за ветками замаячили стены его родного дома, стоявшего на окраине Вероны. Поначалу это не насторожило его и лишь спустя несколько часов, лежа в своей постели, Лоренцо Фичино граф Бандини, супруг прекрасной Эмилии, понял, что конь Данте Фьеско, никогда не бывавшего здесь, сам — без каких-либо усилий с его стороны — привез его домой, да еще и не к главному входу, а к самому низкому окну, выходящему в лес. Надо быть особенно крупным идиотом, чтобы не понять в чем тут дело.

— Сольди! — крикнул Лоренцо, призывая одного из своих слуг — бывшего разбойника, преданного ему лучше псов, за которыми присматривал. — Баал побери, кто-нибудь приведите сюда этого лентяя Сольди!

Зная, каков в гневе их господин, слуги в пять минут привели к нему запыхавшегося и отчаянно воняющего псами Сольди.

— Собери людей, — уже куда спокойнее произнес ловчий, — знакомых тебе по прошлой жизни. Мы поохотимся на одного очень опасного и хитрого зверя!

Паоло, не смотря на некоторые свои недостатки, все-таки умный парнишка. Он отправил письмо, сообщающее о его приезде загодя, зная об «отличной» курьерской системе нашей империи. Он сообщал, что собирается приехать в Верону где-то в середине августа месяца, не сообщая точного числа, просил встретить его на станции имперских дилижансов, приехать он собирался на шестом дневном[14]. Предусмотрительно с его стороны, хотя, вообще-то, возвращаться в Верону для него не совсем верный поступок. Не все еще забыли его историю, да и как ее забудешь после того эффектного представления с падающими прямо с неба отвратными картинками. После нее университет наполнили баалоборцы, правда до костров дело, слава Господу, не дошло, но и нервы ректору помотали изрядно. Хорошо еще, что мать Паоло сразу после эффектного побега молодых людей уехала из города и как я думаю, навсегда.

— Что это ты читаешь? — поинтересовался цветущий, как весенняя фиалка, Данте. — У меня в библиотеке манускриптов отродясь не водилось.

— Откуда вам знать, — пробурчал подобравшийся словно призрак библиотекарь, — что у вас в библиотеке. В посещаете ее, синьор, раз в несколько лет, не чаще.

— Мастер, — вздохнул Данте, — не начинайте. Ну, нет у меня тяги к знаниям, что была у моего покойного родителя.

— Вот-вот, — продолжал тем же тоном удаляющийся библиотекарь, — и имени моего уже не помните.

— И все же, что ты читаешь, Габриэль?

— Письмо от одного приятеля, — ответил я, — когда-то я устроил ему побег с возлюбленной и теперь он хочет ненадолго вернуться сюда, навестить меня, узнать как дела. В свое время, я был его единственным другом, еще в университете. — Я предался славным воспоминаниям о куда более счастливых днях, когда только вернулся в Верону с долгих каникул в Страндаре, только познакомился с Рафаэллой…

— У меня, кстати, любовная встреча, — прервал мои печально светлые размышления Данте. — Муж Эмилии уезжает на несколько дней, готовить новую охоту для герцога. Ему, действительно, ближе звери лесные, нежели собственная жена.

— Отлично, — протянул я, — только хвастаться мне своими любовными победами незачем.

— Дело в том, что ты мне нужен, — сказал он, — съезди со мной до ее дома. Кажется, Лоренцо стал оставлять людей, чтобы следить за ней с некоторых пор.

— И, главное, с чего бы ему насторожиться? — преувеличено ехидно заметил я. — У них ведь идеальная семья.

— Не юродствуй, Габриэль, — отмахнулся Данте, — я же не смеюсь над твоей любовью к Рафаэлле. И, между прочим, я именно прошу тебя о помощи, хотя мог бы и приказать, надавив на то, что ты живешь в моем доме.

А вот это был удар ниже пояса. После таких слов я просто не мог отказаться.

Дом Лоренцо Фичино находился на отшибе, углом практически примыкая к лесу, где с месяц назад проходила памятная охота. Данте заехал за угол дома, как он объяснил там есть одно достаточно большое окно, куда можно совершенно незаметно забраться в дом. Я же остался в полуквартале от дома и, спрыгнув с седла, наблюдал за улицей. И, как выяснилось, не зря.

Примерно через пять минут после того, как Данте скрылся за углом дома, на улице появились с десяток хорошо вооруженных людей, прилаживавших на лица знакомые мне карнавальные маски Смерти[15]. Это до жути напомнило мне ту самую ночь, когда мы схватились с такими же убийцами в переулке после встречи с ворами. Что же, может и правы говорящие, что все в нашей жизни повторяется. Однако такого повторения мне бы совсем не хотелось.

За размышлениями я пропустил момент начала схватки и из задумчивости меня вывел звон клинков. Настала пора действовать! Дав коню шенкеля, я направил его прямо в громадное окно от пола до потолка, пригнувшись и прикрыв голову руками, чтобы защитить ее от осколков. Стекло и рама разлетелись на куски, раня через одежду, но все же мое эффектное появление помогло Данте. Он в тот момент стоял на лестнице, отбиваясь сразу от четверых противников — больше на пролете разместиться не могло. Остальные стояли в холле дома, довольствуясь пассивным наблюдением. Первого я просто смел, копыта коня раздробили несчастному череп, но жеребец споткнулся и я просто вылетел из седла ногами вперед, успев нацелить их в лицо обернувшегося врага. Такого поворота событий он не ожидал и полетел на пол с разбитой головой. Приземлившись, я пригнулся, пропуская над головой шпагу очередного носатого и тот же всаживая ему в печень кинжал.

Мой конь поспешил покинуть негостеприимный дом через то же окно, так что в холле сразу стало как-то свободнее и оставшиеся убийцы кинулись на меня со всех сторон. Я выпрямился, готовясь встретить смерть достойно, но тут напомнил о себе Данте. Четверо на лестнице не стали для него достойными противниками — это были не те профессионалы, что вырезали студентов в темном переулке, нет, здесь были самые тривиальные разбойники с большой дороги. Мой учитель фехтования пробежал по довольно широким перилам и обрушился им прямо на головы. Не сразу сообразив что к чему, убийцы замерли на мгновение, глядя на человека буквально летящего на них сверху. Таким шансом было бы грех не воспользоваться!

Первый рухнул с кинжалом в животе, второй вовремя опомнился и развернулся ко мне. Он был слишком близко и освобождать кинжал времени не было, поэтому я просто ударил его по лицу гардой шпаги. От удара маска съехала ему на нос, практически ослепив, он попытался поправить ее. Зря! Ошибку убийца осознал только получив кинжалом в грудь.

Я отступил на полшага, стряхивая с клинка кровь, огляделся. В общем-то, делать больше нечего. Данте прикончил последнего носатого, наверное, уже минуту назад и теперь чистил шпагу о плащ одного из них. Кивнув мне, он собирался уже возвращаться на второй этаж, как вдруг задняя дверь, ведущая в холл, распахнулась настежь и в нее буквально ввалились еще десятка два человек с самим Лоренцо Фичино во главе.

— Куда же вы, синьоры? — наиграно вежливо произнес он, единственный кто был без маски. — Это невежливо, не находите?

— На лестницу! — крикнул мне Данте. — Быстро!

Я подчинился как на тренировке, не раздумывая. Данте последовал за мной, заняв оборонительную позицию. Что ж, теперь на этом узком пролете нас можно штурмовать хоть до нового Исхода! Противники этого, видимо, не поняли — и атаковали. Мой учитель лихо фехтовал левой рукой, так что мы ничуть не мешали друг другу, в отличие от наших противников. Но не смотря на это численное преимущество врага давало о себе знать.

Отбив атаку высокого парня с прыщами на подбородке, я попытался достать его кинжалом, но противник мой был не так прост. Он ловко повернулся ко мне боком, предоставляя право атаковать раскрывшегося меня своему коллеге, стоявшему парой ступенек ниже. От выпада меня спас широкий удар Данте, заставивший убийц закрутиться снова и отступить. «Его» противники, конечно, воспользовались моей оплошностью и теперь уже я неожиданным выпадом из-под руки графа отгонять от него убийц. Эта эскапада оказалась неожиданно удачной — клинок шпаги вонзился в правый бок носатого на полпальца. Я надавил сильнее, стараясь проткнуть печень, и тут же резко выдернул. Враг схватился за живот и рухнул под ноги стоявшим ниже. Правда, в итоге нам все же пришлось-таки отступить.

— Никогда не делай так! — прохрипел Данте, получивший уже довольно серьезную рану в правой плечо. — Иначе угробишь нас обоих.

Мы отступали и отступали, уставая все больше, так как не имели возможности отдыхать время от времени, как наши враги, сменявшие друг друга, когда усталость брала свое. Я был ранен дважды — в левой плечо и, что самое неприятное, левую же ногу чуть ниже колена, каждое движение причиняло мне боль. Данте пришлось куда хуже — к ранению правого плеча прибавились несколько царапин корпуса и более чем серьезное скользящее ранение живота, возможно, были задеты и внутренние органы. И тут лестница закончилась, за нашими спинами теперь надвое расходилась узкая галерея второго этажа, где и двоим людям плечом к плечу драться было невозможно никоим образом.

— Прыгай! — крикнул мне Данте. — Прыгай и беги! Им нужен только я!

— Нет, — отрезал я, парируя выпад убийцы и довольно удачно полоснув его кинжалом по запястью.

— Прыгай, сказал тебе! Немедленно!!!

Данте оставил на горле очередного убийцы короткий росчерк, похожий на кровавый иероглиф, какими пишут жители Цинохая и Такамацу. Я же нанес быстрый рубящий удар по голове раненного в руку врага, не успевшего вовремя закрыться шпагой. Он дернулся, по лицу его потекла кровь, полоска кожи повисла над ухом. Убийца попытался рефлекторно приладить его на место, чем я и воспользовался, не мудрствуя лукаво вбросил его прямо на головы его же товарищам.

— Давай же! — снова выкрикнул Данте. — Прыгай, кому сказал!!!

— Нет. — Я был непреклонен. — Я тебя не брошу.

На лестнице возникла небольшая заминка из-за падающих на трупа и едва живого тела с разрубленной головой. Эта передышка оживила боль в полученных ранах, о которой во время бою как-то позабыли, но ее решил использовать и стоящий внизу Лоренцо. Он демонстративно поднял руку с зажатым в нее коротким катаром, каким можно и сражаться и метать, и надавил на какую-то пружину в его ручке — раздался щелчок и из-за одного лезвия катара выскочили еще два, образовав нечто вроде трилистника, как у даги моего покойного страндарского друга Эрика. Герцогский ловчий практически без замаха кинул его целясь в лицо Данте. Повинуясь какому-то наитию, примерно тому же, что овладело мною во время схватки с Галиаццо Маро, я швырнул ему навстречу свой кинжал. Столкнувшись в воздухе оружие звякнуло и полетело на пол. И тут вновь атаковали убийцы.

— Одновременно! — скомандовал Данте. — По перилам — вниз. Только одновременно!

Подавая пример, он не стал парировать выпад очередного носатого и запрыгнул на перила. Я отстал от него всего на мгновение. Но обоим нам не повезло. Убийца полоснул по перилам, на которых стоял я, шпагой, едва не пройдясь мне по щиколоткам. Я отчаянно взмахнул руками и полетел вниз, стараясь сгруппироваться, чтобы хоть как-то смягчить падение. Графу пришлось куда хуже. Какой-то силач из убийц опершись на плечи приятелей изо всех сил врезал обеими ногами по перилам — они не выдержали, треснув и подломившись под весом Данте, он покачнулся и, не удержав равновесия, рухнул вперед — прямо на клинки вражьих шпаг, которые те подняли, чтобы принять на них тело моего учителя фехтования.

Лишь несколько секунд я видел Данте Фьеско графа Риальто, по прозвищу «Шпага Баала», нанизанного на четыре окровавленных клинка, после это зрелище от меня скрыла лестница, но мне хватило и их. В душе вновь проснулся Айнланзер — Меч Драконов; и кровь в жилах стала огнем чистого гнева, запульсировал давний шрам на груди. Я рванул пальцами по груди, разрывая одежду и алую полосу — след Меча Драконов. И вот в руке уже рукоять длинной шпаги с закрытой гардой — нынешней формой Айнланзера, более удобной в мире смертных. Для его клинка не было никакой разницы между плотью и костью, тканью и сталью. Я пролетел через убийц, как вихрь — смертельный вихрь, оставляющий за собой только трупы. Лишь однажды я замер на мгновение, приставив кончик клинка к горлу Лоренцо Фичино графа Бандини, устроившего все это. Наши глаза встретились и я не увидел в его взгляде ни капли страха, нет, расчетливый и бывалый охотник умел признавать поражение, даже если оно означало его смерть.

Вытерев клинок, я огляделся снова и глазам моим предстала жуткая картина — трупы, кровь и осколки стекла устилали пол ровным ковром. Я покачнулся и осел прямиком на острые осколки, не обращая внимания на боль.

В таком виде меня и застали стражи, прибывшие наконец к месту побоища, по своему обыкновению — слишком поздно. Правда, меня они подхватили под белы ручки и уволокли, так и не пришедшего в сознание, в городскую каталажку. Там-то я и очнулся.

Первым, что я увидел был потолок, с которого на лицо мне капала какая-то гадость. Найдя в себе силы переползти из-под этого дождя на кучу соломы (с нарушителями закона у нас не особенно церемонились), сваленную в углу, я немедленно сделал это и вновь отключился, правда, на сей раз — уснул крепким и почти здоровым сном. Из объятий его меня вырвал чувствительный пинок под ребра, в котором правда не было никакой злобы, только желание разбудить меня.

— Ишь-понимашь, — пробурчал голос над головой, — вчера валялся труп трупом, а тут уж и храпит. — Шутник сам рассмеялся на собственной неказистой шуткой. — Вставай, парень, синьор капитан желает поговорить с тобой.

— Желает, — буркнул я, принимая сидячее положение и рассматривая надзирателя, пришедшего за мной, — так пускай сам ко мне и приходит.

— Ишь-понимашь, только проснулся и уже хамит, — добродушно осклабился надзиратель, позванивая увесистой связкой ключей. — Вставай, парень, синьор капитан ждать не любит.

— А вот я могу ждать его сколько угодно. — Я демонстративно устроился поудобнее и закинул руки за голову.

Надзиратель осклабился еще шире и почти не наклоняясь (он был невысокого роста) подхватил меня и поставил на ноги коротким рывком. После он ухватил меня за шиворот и так трещащего по всем швам камзола и буквально поволок меня по коридору, бурча себе под нос нечто нечленораздельной, лишь то и дело повторялось его излюбленное выражение «ишь-понимашь». Таким образом он доставил меня в кабинет начальника тюрьмы, который сейчас занимал мой отец, бросив меня на жесткий стул, надзиратель удалился, оставив нас с отцом наедине.

— Что ты наделал, Габриэль? — спросил отец. — Что произошло в доме Лоренцо Фичино?

— Бой, — только и ответил я, — если твои стражи этого еще не поняли. — Я решил придерживаться обычной линии поведения.

— Ты ворвался в дом Герцогского ловчего с целой толпой убийц, — произнес отец, — и прикончил его. Наш сюзерен жаждет крови, твоей крови.

— Ты и сам понимаешь, что это — чушь, — рассмеялся я. — Ты же видел, как лежат тела, и где нашли меня.

— Тебе и мне это отлично видно, но не герцогу. Ты единственный выживший в доме его ловчего, а значит — единственный виновный. Там ведь нашли еще и тело Данте Фьеско, а в Вероне сейчас только немой не болтает о его любовной связи с женой Лоренцо. Ты же последние годы жил в его доме и был его другом, так что для герцога все более чем очевидно.

— Если меня отправят на плаху, то что ты можешь сделать — ты ведь даже семью не сумел спасти.

— Почему? — Отец как-то весь поник после этих слов. — Почему ты так ненавидишь меня?

— А почему ты не ненавидишь меня?! — Я вскочил на ноги и ударил кулаком по столу. — Меня выгнали из университета за историю с мальчишкой, влюбленным в собственную сестру, я бабник, пьяница и дуэлянт. Я воплощение всего того, что так презираешь в людях, что ненавидишь в них, но на меня твоя ненависть не распространяется. Почему?!

— Ты мой сын, — просто ответил он, — мое дитя и я не могу не любить тебя. Иначе я бы был не отцом, а просто родителем.

Будь ты проклят, баалов философ, все мои старания идут насмарку из-за твоей неизбывной доброты. Сколько же страданий ты приносишь самому себе, не желая отказаться от меня, стать, как ты сам говоришь, просто родителем. Это все только для тебя!

— Лучше тебе покинуть город, отец. — Я и не заметил как моим голосом помимо моей воли заговорил Айнланзер. — Уезжай из Вероны, скоро тут начнется такое, что грешники Долины мук позавидуют жителям города.

— Что с тобой, Габриэль, тебе что, дурно?

— Нет, — теперь уже снова говорю я, а не почуявший что-то Меч Драконов. — Я просто устал от бессмысленных разговоров с тобой, отец, — в отличии от моего alter ego я не стал выделять это слово тоном, да еще и таким издевательским образом. — Если уж мне предстоит умереть, так дай мне отдохнуть от тебя перед смертью.

Отец долго глядел на меня, но через несколько секунд, поняв, что разговаривать я дольше не намерен, поднялся и стукнул в дверь, вызывая надзирателя.