Я не спал, после столь долгого отдыха сна, естественно, не было ни в одном глазу. Я погрузился в нечто, вроде транса или медитации, какой предаются цинохайские горные монахи, не имеющие никакого отношения к представителям Церкви (они даже в Господа не веруют), в этом состоянии я видел то, чего никак не хотел бы видеть, но мои желания мало интересовали Айнланзера.
Паоло вышел из дилижанса и помог Изабелле, потом взял у носильщика их небольшой чемодан с немногочисленными вещами молодой семьи, которой они должно быть казались другим. Оглядевшись в поисках Габриэля, Паоло был неприятно удивлен его отсутствием и теперь терялся в догадках, где его искать. Ведь он совершенно не представлял куда ему податься в родном городе — не в университет же, в конце концов, идти, в комнату в общежитии. Усмехнувшись этой мысли Паоло взял сестру под руку и, взяв левой чемодан, двинулся прочь со станции дилижансов, чтобы не толкаться среди множества людей, выходящих и садящихся в дилижансы.
Катан завис в воздухе на расстоянии примерно трех ярдов над головами людей. Пора покончить с этим Паоло, из-за него лорд Розиэль, лишенный силы, просто сходит с ума — пусть он умрет и тогда, восстановив свои силы полностью, его возлюбленный повелитель сможет, наконец, освободить своего брата-бунтаря. Но это будет не сейчас, не сегодня и не завтра, пройдут годы, прежде чем Алексиэля можно будет «вынимать» из тела смертного. А сейчас Паоло должен умереть!
Катан собрал силу в единый кулак и швырнул его в мрачноватого, озирающегося по сторонам юношу, шагающего под ручку с сестрой сквозь толпу на станции имперских дилижансов.
Мостовая станции когда-то была довольно хорошей, но годы и тысячи человеческих ног сделали свое дело — многочисленные выбоины пятнали ее полотно, как следы от оспин — лицо больного. В одну из таких и попала случайно нога Изабеллы, она споткнулась и упала бы, не подхвати ее Паоло за локоть. Это и спасло ему жизнь. Сгусток силы, посланный Катаном попал точно в спину Изабеллы, пробив в ее теле дыру величиной с кулак. Но самое страшное то, что через мгновение грудь ее взорвалась, обдав лицо Паоло дождем алых брызг.
Юноша дико закричал, оседая на мостовую, он все еще машинально поддерживал тело сестры, на лице которой застыло удивление.
Розиэль встрепенулся, почувствовав силу своего «брата», вырывающуюся на волю. Ангел-бунтарь стряхивал, наконец, с себя смертные оковы. Какая жалость, что после последней его эскапады у него практически не осталось сил. Что же, придется собрать те, что еще есть, и выдвигаться к месту пробуждения Алексиэля.
Айнланзер полностью взял под контроль мое тело — и я понял, что время мое на исходе. Полоснув ногтем по шраму, я почувствовал в ладони тяжесть рукояти. Короткий удар крест-накрест — и стена тюрьмы осыпается кирпичами на землю. Я вышел из камеры и размеренным шагом двинулся по городу. И надо сказать, я был единственным, кто так спокойно шел по улицам Вероны. Все остальные или бежали сломя голову, не глядя по сторонам, или сидели забившись в самые — по их мнению — надежные углы и не высовывали оттуда носа. Еще я был единственным, кто шел против несущейся прочь от станции дилижансов толпы, на которую мне было плевать. Да, у смертных были свои резоны бежать — от станции распространялась мощная взрывная волна, не имеющая к гномьему зелью, которым они взрывают горы, никакого отношения. Это была сила пробудившегося Алексиэля — ангела-бунтаря, сбросившего облик смертного, как змея — старую, отжившую свое, кожу.
Лишь одно событие вывело меня из себя, точнее из-под сласти Меча Драконов. Это был вид моего отца, приваленного здоровенным валуном, до недавнего времени бывшим куском стены близлежащего дома, обрушившегося на голову моему отцу. Он, как всегда, был при исполнении, наводил порядок на объятых хаосом улицам Вероны. Я — именно я — склонился над ним, легко отшвырнул валун — давала о себе знать сила Айнланзера — и присел рядом.
— Почему? — прошептал я. — Почему ты не внял моему совету? Я ведь всегда, всегда, хотел тебе только добра!
Отец не ответил мне. Он был мертв, а Меч Драконов создан для убийства и всей силы его не хватит даже для того, чтобы залечить простейшую царапину, не то что вернуть человеку жизнь!
Рафаэлла шагала через людское море вслед за своим таинственным учителем, о котором она знала только одно — его зовут Ромео да Коста. Ну и конечно, он превосходно владеет шпагой, причем совершенно разными стилями — и адрандским, и иберийским, и страндарским, и, естественно, их родным, салентинским. Куда до него этому выскочке, Габриэлю Эччеверриа, теперь она владеет шпагой, наверное, лучше его.
— Внимание, Рафаэлла, — произнес, не оборачиваясь, Ромео, — сейчас до нас доберется сила Алексиэля. Лучше не смотреть по сторонам.
Рафаэлла, конечно же, не внемля предупреждению, рефлекторно оглянулась, и едва сумела справиться с позывом к рвоте. Людей вокруг них с Ромео буквально разрывало на части, мимо то и дело пролетали ошметки человеческой плоти — руки, ноги, головы, кровь лилась реками, но ни ее ни Ромео не задели и каплей из этих потоков. Их окружала какая-то таинственная сфера, невидимая человеческим глазом, однако непробиваемая для летающих вокруг них ошметков.
— Я же говорил, не смотри по сторонам, — как-то по-отечески пожурил ее Ромео. — Учти, отстанешь, сама потом бегом догонять меня будешь, я из-за того, что тебя рвет опаздывать не хочу. Время дорого.
Из какого-то переулка вышел рыцарь в полном доспехе, какие не носили уже несколько лет из-за активного распространения огнестрельного оружия, и доисходном топхельме. Он был с ног до головы (точнее, от сабатонов — до крышки шлема) залит кровью и, похоже, получал от этого удовольствие.
— Идем скорее, герр Хайнц, — с обычной невозмутимостью обратился к нему Ромео, — твоя цель близка.
— Баалоборец идет на два квартала севернее нас, — к чему-то сказал названный Хайнцем рыцарь, — и если его не остановить в ближайшие пять минут, он столкнется с Мечом Драконов.
— Останови его, — кивнул Ромео, — Габриэль не должен опоздать.
Почему-то Рафаэлла сразу поняла о каком именно Габриэле идет речь и сердце учащенно забилось в ее груди. Она не без труда справилась с собой и не бросилась бежать.
Инквизитор ранга «Три креста» Сантьяго Чиллини закрылся от потоков крови и ошметков человеческих тел, летящих навстречу, однако и привыкший ко многому Изгоняющий Искушение заметно побледнел от этого воистину баалова (прости Господи!) зрелища. Ибериец для уверенности покрепче сжал рукоять шестопера, поправил берет с тремя серыми перьями и повыше натянул на лицо воротник плаща.
Рыцаря в полном доспехе шпион Пресвятого престола заметил не сразу — тот без звука, что само по себе удивительно, возник прямо перед ним и занес над головой инквизитора отвратительный меч с черным клинком с алой каймой. Сантьяго рефлекторно закрылся от удара стальной рукоятью шестопера — оружие, наполненное Господней силой, возмущенно вспыхнуло белым светом. Он ослепил врага, тот отступил, закрыв черной рукой смотровую щель доисходного топхельма. Развивая успех, инквизитор атаковал Рыцаря Смерти (как понял по его общему виду баалоборец), шестопер вспыхивал раз за разом, опускаясь на броню и меч слуги Баала. Он закрывался черным клинком и наручными латами, державшими удар, но неожиданно лягнул Сантьяго закованной в железо ногой под колено. Инквизитор скрипнул зубами от боли и рухнул на мостовую, ко всему еще и поскользнувшись на одной из многочисленных луж крови. Рыцарь Смерти замахнулся на него зловещим мечом и опустил его на баалоборца. Сантьяго перекатился, взвыв от боли, но все же достал противника шестопером по ноге. Звякнула сталь, вспыхнул ослепительный свет — и теперь Рыцарь Смерти стоит на колене. В ответ он наотмашь ударил инквизитора, только начавшего подниматься с мостовой, и тот был вынужден вновь падать на мостовую, на сей раз — лицом вниз. Рыцарь Смерти воспользовался этой заминкой противника и рывком вскочил на ноги. Взявшись за рукоять шестопера обеими руками Сантьяго прямо с земли ударил поднимающегося противника точно между широко расставленных ног. Того эффекта, на который он рассчитывал, не произошло — он лишь покачнулся и отступил на шаг, дав инквизитору встать на ноги.
Два смертельных врага замерли друг напротив друга. И тут землю под их ногами сотряс спазм. Он бросил не ожидавшего такого развития событий Сантьяго снова на мостовую, Рыцарь Смерти ловко прыгнул на него, используя энергию этого легкого толчка. Меч, некогда служивший Защитнику Веры, погибшему в бою с личом в разрушенном Брессионе — Городе зла, разрубил Сантьяго Чиллини — инквизитора ранга «Три Креста», несколько лет назад прибывшего в Верону по приказы самого Отца Церкви, почти надвое. Поднявшись с мостовой Рыцарь Смерти герр Хайнц отряхнул меч от крови баалоборца и зашагал к станции имперских дилижансов, где сейчас разворачивались главные события этого безумного дня.
На станции дилижансов я застал уже не Паоло Капри, но ангела-бунтаря Алексиэля. Айнланзер лег в его ладонь — и теперь я полностью слился со своим хозяином и смотрел на мир его глазами.
— Где ты, «брат»?! — воскликнул Алексиэль. — Где ты?! Вылезай из своего убежища. Я жду тебя!
Вместо него взгляд ангела наткнулся на мелкого херувима Катана — игрушку Розиэля, которому он дал разум, сопоставимый с ангельским, и личность и приблизил к себе. Именно он убил Изабеллу, хоть и целил в самого Паоло, но в ее смерти виновен именно он. И он умрет!
— Это не противник тебе, Алексиэль, — раздался насмешливый голос. — С ним справиться и моя ученица.
Поглядев на говорившего, ангел увидел высокого человека с белыми волосами, от которого исходила какая-то знакомая темная сила. Килтия! Точно, беловолосый так и исходил силой этой древней богини смерти. К слову, именно ее силу использовал наглец Катан, чтобы освободить из заключения в древнем ее капище бунтаря Розиэля. А вот и сам «брат», так жаждавший, чтобы он скинул с себя «оболочку» смертного Паоло Капри.
Ангел, лишенный большей части силы после смерти несчастного учителя энеанского Леонардо ди Амальтено, чьим телом завладел Розиэль, шагал к станции дилижансов. Алексиэль заскользил ему навстречу, поигрывая Айнланзером.
— Видишь вон того парня в униформе, — указал на среброволосого человека подбородком Ромео, — это херувим Катан. Он — твой противник, убить оружием смертных его нельзя, но ты должна задержать его.
Рафаэлла коротко кивнула и шагнула навстречу противнику, вынимая из ножен шпагу. Херувим Катан кривовато усмехнулся, в руке его словно из воздуха возникла изящная шпага с витой гардой. Двигался он не то, что молниеносно — он был подобен короткому отблеску молнии на клинке. Рафаэлле едва удалось парировать первую атаку херувима, но думать о том, чтобы перейти в контратаку нечего было и думать, тут вторую бы отбить. Сумела, отбила, хоть и казалось, что это — невозможно.
Поняв, что с наскока наглую девчонку не взять, Катан перешел к изматывающей тактике быстрых атак с разных сторон, в сочетании с глухой обороной, о которую разбивались любые попытки контратаковать, что позволял ей херувим. Рафаэлла раз за разом попадалась на эти провокации, но и выпады самого Катана, следовавшие за этими оплошностями ей удавалось парировать просто каким-то чудом. «У нее были хорошие учителя, — подумал про себя херувим, — но что она скажет на это».
Катан коротко крутанулся вокруг своей оси, одновременно лишив себя веса, отрешившись от смертной оболочки на несколько секунд. Таким образом он ускорился и куда быстрее, чем могла рассчитывать Рафаэлла, оказался вновь к ней лицом. Звякнула сталь — и шпага девчонки отлетает на несколько футов в сторону. Она рефлекторно бросилась за ней, однако вспомнила, что с тех самых давних пор, ее первого урока еще у Габриэля, она больше не училась забрасывать шпагу в ладонь эффектным движением. А ведь теперь шлепком, хоть и болезненным, но не смертельным клинком по заду не обойдется!
Так что, подбежав-таки к валявшейся на залитой кровью мостовой шпаге, Рафаэлла замешкалась на мгновение и все же не стала наклоняться, а попыталась повторить тот самый прием, в душе кляня себя за то, что не практиковалась, как советовал ей Габриэль. Шпага взвилась в воздух и эффектно вонзилась в крохотную щель между плотно пригнанными камнями мостовой. Это-то и спасло ей жизнь. Вытянувшись в длинном выпаде Катан попал концом клинка в небольшой пространство между ручкой шпаги и гардой и так как клинок шел снизу вверх, хоть и под небольшим углом, его заклинило. Он остановился буквально в нескольких сотых дюйма от горла Рафаэллы. Девушка натужно сглотнула, Катан досадливо хмыкнул, освобождая шпагу, но тут на его спину обрушился черный меч Рыцаря Смерти!
Схватку двух ангелов, полностью отринувших смертные оболочки, было не под силу разглядеть глазу человека, даже получившего силу древней богини смерти. Она показалась Ромео да Косте (или Виктору Делакруа) вспышкой чистейшего гнева, практически выжигающего глаза, нервы, мозг, грозя оставить его слепым слюнявым идиотом, бессмысленно ползающим по мостовой. Ромео закрылся силой Килтии, но и ее навряд ли бы хватило, он чувствовал, как истаивает его щит, как наливается болью старая рана на боку, нанесенная много лет назад Эшли де Соузой, именно там вошел в обновленное тело Ромео кинжал Рукба, наполненный загадочной магией Черного континента. Тогда он, наполненный новой могучей силой, не обратил на это ранение ни малейшего внимания, но после пожалел об этом.
По ноге заструилась кровь, Ромео сжал зубы от нарастающей боли, прижав ладонь к кровоточащему боку. Он не думал, что сдерживать гнев сражающихся ангелов-«братьев», будет настолько тяжело. Можно было, конечно, закрыться только самому — это сэкономит силы и даст ему некоторое время, но тогда будут обречены герр Хайнц и юная Рафаэлла. На Рыцаря Смерти ему, если честно, было наплевать, но вот девчонку, за которую он, как не крути, а был в ответе, обрекать на смерть, он не хотел и не мог. Совесть у Ромео все же была, как бы не казалось, что она у него атрофировалась очень давно. Так что, девушка умрет только вместе с ним, если, конечно, умрет.
Заскрипев зубами, Ромео сконцентрировался на поддержании щита. Боль железными зубами рвала уже не только раненный бок, а все внутренности. Стараясь дышать как можно медленнее Ромео с давно уже не ведомым ему, как казалось, страхом понял, что жить ему осталось совсем недолго. Считанные секунды.
И тут все кончилось!
Все вокруг залил странноватый переливающийся всеми цветами радуги свет. В небесах, куда рефлекторно поднял глаза Ромео возникла нереальная фигура, отдаленно напоминающая человеческую, с печальным лицом, за спиной его виднелись целых шесть белоснежных крыльев. Серафим, понял Ромео. Что же за дела творятся в мире, если даже один из шести величайших ангелов Господних, чьи имена неизвестны никому кроме Самого Него, вмешался в дела смертных[16].
— Довольно, — произнес он голосом, не имеющим каких-либо возрастных или половых признаков. — Довольно жертв среди смертных. Вы перешли все рамки, ангелы. Вы раскачали этот мир и едва не сбросили его в бездну Хаоса. Пускай же все вернется на круги своя, для чего Им и был послан в мир я — Серафим Времени. Смертные вернуться к жизни. Ты — Розиэль вновь будешь заключен в капище Килтии, а Алексиэль — в теле Паоло Капри. Да будет так!
Разноцветный свет обрел небывалую интенсивность и вокруг началось поистине небывалое. Пятна крови истаивали, ошметки плоти собирались в тела людей, которым принадлежали — и вот уже они стоят на станции имперских дилижансов как будто и не было той Долины мук, что творилась здесь еще несколько минут назад. Вот уже нетерпеливо бьют копытом кони, скрипят колеса дилижансов, люди шагают по своим делам. Однако пока они были не совсем реальными, более похожими на хороший набросок к картине.
— А моя сила? — поинтересовался Ромео.
— Она темна и противна самому Господу и потому не будет возвращена тебе, — отрезал Серафим Времени и в голосе его прорезались нотки, похожие на гнев.
Чего-то в этом роде Ромео и ожидал, но не спросить он не мог.
Паоло опустился на колени перед окровавленным телом сестры.
— Почему она мертва?! — воскликнул он, обращаясь к ускользающему образу Серафима Времени. — Ты же сказал, что все вернется на круги своя!
— Ее смерть навсегда изменила этот мир, — теперь в тихом голосе серафима слышалась грусть, — и выше моих сил вернуть ее к жизни. Прости.
— Но ведь должен же быть способ! — с отчаяньем крикнул вслед ему Паоло.
— Ее душа отправилась в Долину мук за тот грех, что вы совершили с нею, — произнес серафим, от которого остался один лишь голос, — единственный способ — это отправиться вслед за ней и тебе. Ты — ангел и сумеешь вернуться оттуда, откуда смертным выхода нет. — Это были последние слова Серафима Времени.
Люди удивленно озирались, глядя на странных субъектов, одни из которых стояли с отсутствующими лицами, а другие — и вовсе сидели прямо на мостовой. Более всего удивлял всех рыцарь в полном доспехе, прятавший в ножны широкий меч. Но вот дилижансы разъехались, люди разошлись и мы остались на станции одни.
Я так и удосужился подняться с мостовой, подставляя лицо теплым лучам солнца. Как все же приятно чувствовать их, особенно после того, как практически пережил собственную смерть.
— Ты должен убить меня, Габриэль, — обратился ко мне Паоло.
Он поднялся и теперь держал на руках тело сестры, потом подумал и аккуратно опустил его обратно. Я привычным уже движением провел ногтем по груди, освобождая Меч Драконов и кинул его Паоло.
— Я не могу этого сделать, — покачал я головой. Как-то странновато было чувствовать себя зажатым в руке юноши и одновременно сидящим на нагретой солнцем мостовой. — Ты должен сам.
Паоло приложил кончик клинка к шее, намереваясь одним движением перерезать себе горло, по груди его потекла кровь.
— Стойте! — остановил его на мгновение звонкий голос Рафаэллы. — Я с вами!
— Нет, — бросил ей беловолосый человек, одежда которого на боку была изрядно залита кровью. — Ты же слушала слова серафима, смертным в Долину мук хода нет.
— Жди нас, — только и успел произнести я, прежде чем Паоло убил себя, отправляя нас обоих в Долину мук. — Я вернусь к тебе и оттуда, любимая.
Мой клинок прошил горло Паоло насквозь, вышел из затылка. Он рухнул на мостовую — и мир померк…