Короли-торговцы. Когда компании правили миром, 1600-1900 гг.

Когда внушительная сила вошла в Ситка-Саунд, Баранов отправил гонца с требованием, чтобы тлинкиты сдались и покинули эти места: он поклялся, что построит свой следующий форт и поселение на том самом берегу, где сейчас стоит деревня тлинкитов. Но тлинкиты не сдавались. Произошло кровопролитное сражение, когда войска Баранова атаковали деревню тлинкитов, но русские были отбиты. Баранов получил ранение в руку, после чего призвал могучую Неву обстрелять город тлинкитов из своих пушек. Они обстреливали деревню несколько дней, пока тлинкиты не сдались и не бежали. Позже, осенью того же года, во время официальных мирных переговоров с тлинкитами Баранов получил право на новое место для поселения Российско-Американской компании, именно там, где он поклялся его разместить. Тлингиты останутся независимым от компании народом, сохранят свои законы и обычаи, но их планируется все больше вовлекать в экономическую орбиту деятельности компании.

Браки стали более распространенными, а русская православная церковь - более влиятельной. На новой базе компании, которую Баранов назвал Ново-Архангельской и учредил в качестве главного офиса, он построил верфь и объявил, что она будет открыта как международный порт. Долгие годы Новоархангельск был единственным свободным портом в Тихоокеанской Америке для строительства, ремонта и переоборудования судов. Город, который стал называться Ситка, служил столицей Русской Америки до 1867 года.

Здесь проживало тысяча и более человек, а в бухте в любой момент могли стоять на якоре десятки кораблей. Баранов построил для колонии большую библиотеку и здание правительства, а центр города оформил деревянными дощатыми тротуарами.

Окружающие земли стали фермерскими угодьями, а также местом размещения легкой промышленности для обслуживания порта.

Но чем дальше Баранов расширял свое торговое предприятие на юг и восток, тем дальше он был от Охотска, и тем больше становилось проблем с логистикой. Все его припасы должны были доставляться на кораблях на огромное расстояние от азиатского материка, следуя за Алеутскими островами на тысячи километров вокруг залива Аляска в опасных и неопределенных условиях плавания. Все тысячи пушных шкурок Баранова должны были быть доставлены обратно по тому же коварному маршруту в Охотск, а затем перевезены по суше в сердце Азии для торговли с китайскими купцами в Кяхте - единственном месте, где китайское правительство разрешало ввоз русских товаров в Китай. Эта схема была до смешного неэффективной и дорогостоящей, сводя на нет прибыль компании и доставляя Баранову бесконечные хлопоты. Американские торговцы могли платить туземным охотникам за меха гораздо больше и при этом оставаться в выигрыше, поскольку находились ближе к родному рынку.

Но Баранов был хитрым человеком, и его нелегко было сбить с пути. Он решил заключать сделки с американскими капитанами, которым разрешалось торговать напрямую с Кантоном, снабжать южную часть своей торговой империи товарами, а также отправлять меха компании напрямую в Кантон и тайно обходить китайское эмбарго. В результате к началу XIX века торговая сеть Бостон-Ситка-Кантон-Бостон с остановками на Гавайях была хорошо налажена. Баранов присоединял Русскую Америку к развивающейся в то время паутине тихоокеанской торговли. Он хотел создать базу компании на Гавайях, а также устремить свои взоры дальше на юг, в испанскую Калифорнию. Это, конечно, был хороший бизнес, но бизнес был лишь половиной руководящего принципа великих торговых монополий. Соответствовала ли схема Баранова политике российского правительства?

Вскоре после взятия Ситка-Саунд и основания Нового Архангела Баранов узнал, что ему следует ожидать официального визита императорского камергера Николая Резанова, зятя первоначального покровителя Баранова, Шелихова, и его начальника. Ни один из чиновников компании, превосходивших Баранова по должности, никогда прежде не совершал перехода в его царство. Сейчас Резанов находился в Японии и вскоре должен был пересечь Тихий океан, чтобы осмотреть владения компании, над которыми он долгие годы держал титул в Петербурге и никогда их не видел.

Во время визита Резанов был раздражен и вспыльчив, его одолевало горе. Его любимая жена, Анна, умерла при родах в предыдущем году, и он был не в своем обычном ясном уме. Дипломатическое турне на Аляску от имени российского правительства, а также от имени Российско-Американской компании было его попыткой отвлечься от депрессии, которая поглотила его в Санкт-Петербурге. В его свиту входили два корабля под российскими флагами, которыми, разумеется, командовали офицеры военно-морского флота, но оснащены и снабжены грузами они были российской

Американская компания. Официальная поездка Резанова продемонстрировала неоднозначное сочетание полномочий и ответственности между корпоративными и государственными интересами. Резанов и государство проявляли все больший интерес к Русской Америке после того, как Баранов увеличил масштабы и размеры этого предприятия.

Пройдя вдоль Алеутской цепи и останавливаясь по пути в крупных форпостах компании, Резанов летом 1805 года прибыл в Ситку. Резанов ожидал увидеть Русскую Америку исключительно по преувеличенным рассказам своего покойного тестя Шелихова, и он был плохо подготовлен к ее первобытному состоянию. С великой церемонией он сошел с кораблей и прошел по новому городу Ситка, сопровождаемый миниатюрным, страдающим артритом Барановым, преждевременно состарившимся в возрасте пятидесяти восьми лет в результате своих странствий на границе и борьбы за то, чтобы поставить компанию на прочную финансовую и политическую основу.

Город показался Резанову грязным, тесным и шумным. Повсюду была грязь, строительство продолжалось, и в Ситке не было ни одной роскоши, к которой привык Резанов. Однако он признал, что город идеально подходил для обороны от тлинкитов и для управления русскими всем побережьем. На холме города возвышался массивный деревянный бастион с двадцатью орудиями, а остальная часть поселения, включая хижины, нары, кузницу и коровники для небольшого стада свиней, коров и коз, была обнесена грубым острогом. Морща нос от досады, Баранов проводил Резанова в его личную хижину и усадил на зиму, в течение которой он будет сводить с ума Баранова и остальных.

По отношению к Баранову он был крут, обвиняя его в излишнем пьянстве и снисходительности, и использовал свой авторитет, чтобы расторгнуть выгодные соглашения, которые Баранов заключал с американскими торговцами.

Резанов также ссорился со своими русскими морскими офицерами и с большим отвращением рассказывал о том, что он видел в русских

Америка. Он вмешивался в дела, в которых ничего не смыслил, оскорблял людей и грубо навязывал им свою власть. В его официальной переписке с Санкт-Петербургом содержались предложения по улучшению колонии компании: запретить браки между русскими и туземцами, наделить Баранова полномочиями губернского губернатора для наказания людей, приструнить духовенство и увеличить заселение региона русскими, перевозя туда нежелательных пьяниц, крепостных и банкротов, а также "преступников и людей дурной нравственности" из России. В Русской Америке они станут дешевой рабочей силой и, как предполагается, исправят свои заблуждения. "Ужас, который произведет этот закон, - утверждал Резанов, намекая на свое впечатление от владений компании, - удержит людей от бесчестия и будет способствовать доверию к торговле". Резанов также выступал за использование баз в Русской Америке для вторжения в Японию, а также за нападение и уничтожение всех американских торговцев на побережье. К счастью, все его рекомендации были проигнорированы как правительством, так и советом директоров компании.

После трех недель пребывания в Ситке Резанов предоставил многострадальному Баранову список дел, которые необходимо реорганизовать, чтобы устранить то, что Резанов считал анархией и плохим управлением. Баранов руководил предприятием тринадцать лет без особой организационной поддержки, только что закончил небольшую войну и основал новое поселение, которое все еще строилось. Тлингитские воины по-прежнему угрожали поселению и нападали на другие форпосты компании вдоль побережья. Тем не менее Резанов заявил, что Баранов должен приступить к быстрому развитию самоокупаемой промышленности и сельского хозяйства - деятельности, которая, как знал Баранов из многолетнего опыта, совершенно не подходит ни для финансов компании, ни для условий на Аляске. Он, должно быть, подумал, что Резанов либо заблуждается, либо сошел с ума, когда незваный гость предложил привезти японских поселенцев и снабжать аванпосты компании из Японии, чтобы не иметь дела с американцами. Тем не менее Резанов был в ужасе, когда Баранов подал прошение об отставке: "Скажу вам, господа, - писал Резанов совету директоров, очевидно, изменив свою точку зрения, - он действительно необыкновенный человек и самый оригинальный персонаж. Его имя прославлено на всем протяжении Тихого океана... и все же, несмотря на похвалы иностранных государств, здесь ему приходится испить горькую чашу разочарования". Директора должны в полном составе подойти к Престолу и попросить для него новых почестей. Нужно что-то сделать, чтобы оградить его от дальнейших оскорблений". Резанов имел в виду тот факт, что Баранов до сих пор не имел прямой власти наказывать морских офицеров и штурманов, управлявших всеми кораблями в его владениях, многие из которых сознательно пренебрегали его полномочиями.

Однако Резанов, похоже, никогда не задумывался о том, что одним из самых больших оскорблений было его собственное вмешательство. Он также отметил, что "если бы Баранов отказался от Нового Архангела как от потерянного после его разрушения и не вернулся сюда, то стоимость акций компании не была бы такой, как сейчас". В конце концов он уехал, но не прежде, чем заявил о своей заслуге в реализации планов Баранова по расширению на юг, в испанскую Калифорнию. Все еще непостоянный и озадаченный, Резанов приказал совершить несколько непродуманных рейдов к японскому побережью, прежде чем высадиться в Охотске. Во время долгого путешествия в Европу он умер от лихорадки, сидя на лошади, оставив после себя множество нелепых распоряжений, которые все были проигнорированы.

Подав заявление об отставке, Баранов быстро вернулся к управлению компанией, оформив торговые соглашения с королем Гавайев Камехамехой, отправив охотников на юг испанской Калифорнии на поиски морских выдр и возобновив привлечение американских торговцев для ведения дел компании. Тем не менее он ждал, что директора примут его отставку и пришлют замену. Тем временем его жена в России умерла, и он женился на Анне, своей многолетней любовнице и матери двух его детей на Аляске. Он подал прошение о признании их законными в России, чтобы он мог переехать туда вместе с ними и пользоваться уважением, которого требовали его богатство и положение. К его большому удовольствию, правительство объявило его детей дворянами, потому что он назвал Анну "дочерью князя Кенайского" - происхождение родной жены от вождя, подвластного властям Аляски, обеспечило ему вступление в российское дворянство! И вот к 1808 году Баранов получил ответ от совета директоров компании: не уходите в отставку, умоляли они. Они не могли определиться с преемником. Наполеон все еще вел войну в Европе, все было в смятении. Война отвлекала другие державы от освоения тихоокеанской Америки. Расширяйтесь на юг, - убеждали они Баранова, - пока есть возможность.

Так что, сияя от похвал своих директоров, с которыми он никогда не встречался, и окрыленный чувством своей незаменимости, Баранов с новыми силами принялся за дело расширения. К этому времени Ситка была процветающим международным портом, принимавшим более пятидесяти судов в год. Многие торговцы приплывали прямо туда, чтобы купить меха у компании и избежать опасностей, связанных с общением с тлинкитами. В городе выделялся кремль - внушительное двухэтажное деревянное здание из грубой древесины, в котором жил Баранов и находился административный центр компании. Вокруг него была парадная площадка, на которой гордо развевался флаг компании, а также большой пиршественный зал, библиотека, пианино и произведения европейского искусства. В народе здание называли "Замок Баранова".

Баранов обожал музыку и пение и любил устраивать большие праздники. Он торжественно встречал всех гостей своей столицы, салютуя всем прибывающим судам. О его любви к гулянкам один английский капитан жаловался: "Все они пьют поразительно много, Баранов не исключение... Это не малый налог на здоровье человека, пытающегося вести с ними дела". После долгих лет лишений и борьбы Баранов наконец-то стал торговым королем своих владений: его слово было законом на тысячах километров побережья, его указаниям мгновенно подчинялись. Его имя славилось во всем торговом мире Тихоокеанской Америки, его любили многие из его людей, особенно те, кто был с ним на протяжении многих лет и разделял с ним борьбу, а теперь и успех. Другие, однако, считали его тираном и желали ему смерти.

Поначалу Баранов считал эти слухи нелепыми: кто мог захотеть убить его и его детей? Но кто-то предупредил его осенью 1809 года, и растущее количество доказательств заставило его более агрессивно бороться с недовольными в гарнизоне Ситки. Его верные люди совершили налет на тайное собрание девяти заговорщиков и извлекли документы из горящей дровяной печи. Они были еще читаемы, а их содержание пробирало Баранова до костей. Вдохновленные революционными движениями в Европе, заговорщики планировали убить Баранова и его семью, захватить корабль в гавани, похитить женщин колонии и отправиться в плавание, чтобы основать рай на острове Пасхи в южной части Тихого океана. Они искали новообращенных, когда их заговор был раскрыт.

Теперь Баранов был потрясен. Он поспешил перевезти свою семью в безопасное место на остров Кодьяк и написал яростное письмо директорам компании, требуя немедленно прислать ему замену и угрожая уйти, если они не предпримут достаточно быстрых действий.

Хотя за последние девятнадцать лет он много раз грозился уйти в отставку, в этот раз он действительно это сделал. Он также быстро написал свое завещание: "Так как жизнь моя находится в постоянной опасности не только от враждебности диких племен, но и от людей, часто не желающих подчиняться дисциплине, так как силы мои истощены и здоровье расшатано тяготами, которые мне пришлось перенести, то я чувствую, что естественный срок, час моей смерти, для меня более неопределенен, чем для большинства людей, и поэтому я делаю свое завещание". Учитывая риск, на который он пошел, и опасности, которые он преодолел, было необычно, что Баранова вдруг охватил страх. Возможно, это было неизбежное ощущение физического упадка, естественное для человека старше шестидесяти лет, прожившего тяжелую жизнь. Возможно, он опасался за свою способность защитить детей на Аляске, которые еще не выросли. Но если не считать этого сорванного тайного заговора, Баранов чувствовал себя более уверенно и могущественно, чем когда-либо за всю свою жизнь.

В течение многих лет никто не приходил на смену, и Баранов продолжал править из своего замка на холме. Первый человек, присланный из Петербурга, умер в Сибири после долгих месяцев тяжелого путешествия. Прошло еще много месяцев, прежде чем весть об этом дошла до Петербурга и компания смогла найти вторую замену. Вторая замена, как сообщили Баранову, была уже в пути и должна была прибыть в начале 1813 года. В течение всего этого времени Баранов не проявлял активности в расширении компании, считая, что это должно подождать его преемника. Ему было уже шестьдесят пять лет, зрение подводило, и секретарю приходилось зачитывать ему важные документы. Его артрит был калечащим и болезненным, облегчаемым только все большим количеством рома. Однако Баранов позволил одному из своих амбициозных и энергичных офицеров, Ивану Кус-кову, возглавить экспедицию из двадцати шести русских и около сотни алеутов на юг, в Калифорнию, где Кусков в июне 1812 года основал Кре-пост Росс, или Форт Росс, чуть севернее Сан-Франциско. Вскоре на форпосте стали выращивать фрукты и овощи, а также разводить домашних животных для Российско-Американской компании.

В начале 1813 года, ожидая прибытия второго сменщика, Баранов с изумлением узнал, что тот тоже погиб в пути, потерпев кораблекрушение недалеко от Ситки. Баранов стал задумчивым. Он стал набожным. Возможно, ему было суждено навсегда остаться в Русской Америке. В конце концов, почти до смешного невероятный ряд событий сговорился держать его здесь большую часть его взрослой жизни, несмотря на все его попытки уехать. Действительно, это должно быть провидение. Снова полный энергии, он поселил семью в своем замке, приказал построить в Ситке церковь и пригласить священника, нанял немецкую гувернантку для своей дочери Ирины. Американский репетитор готовил его нетерпеливого сына Антипатра, которому уже исполнилось шестнадцать, к поступлению в военно-морскую академию в Санкт-Петербурге. Вновь обретя бодрость и энтузиазм, Баранов приносил компании самые большие доходы. Настоящий интриган, он постоянно выискивал возможности и использовал их, даже если для этого часто приходилось иметь дело с американскими морскими капитанами, чтобы обойти китайские ограничения на русскую торговлю.

Однако после окончания наполеоновской войны в Европе произошли события, которые ускорили конец правления Баранова как торгового короля Тихоокеанской Америки. Когда в 1799 году была официально основана Российско-Американская компания, ей, как и другим известным монополиям, была выдана лицензия на двадцать лет, продление которой считалось простой формальностью. Однако после войны офицеры российского флота стали искать причины, оправдывающие их дальнейшую работу в мирное время. Естественно, они обратили свой взор на Русскую Америку, где многие из них служили и где, по их мнению, управление простой купеческой компанией было недостойным, поскольку оно принадлежало знатным офицерам, а не простым торговцам.

Несмотря на повышение Баранова в чине, эти офицеры по-прежнему считали его своим подчиненным. В течение многих лет они нанимались капитанами и штурманами на суда компании и терпели унижение, когда им приходилось выполнять приказы Баранова. Теперь, когда срок действия лицензии компании подходил к концу, они усилили свою агитацию за "реформу".

В течение многих лет "Русско-американская компания" получала огромные прибыли и выплачивала акционерам огромные дивиденды. Ее главный офис представлял собой великолепный, даже роскошный, бывший особняк в Санкт-Петербурге, в котором работали десятки высокооплачиваемых бухгалтеров, агентов, секретарей, переводчиков и клерков, а также такие руководители, как Михаил Булдаков, человек с большими связями, женившийся на старшей дочери Григория Шелихова и занимавший пост председателя правления с момента основания компании. Ни один из директоров компании и ее урбанистических руководителей никогда не был в Русской Америке, и ни один из огромных денежных потоков, которые Баранов постоянно направлял из Тихоокеанской Америки в Санкт-Петербург, никогда не возвращался в колонию, которой компания полуофициально управляла от имени правительства. В колонии не было настоящих школ, кроме тех примитивных, которые финансировал Баранов. Не было и официальной правовой системы, кроме слова Баранова. Не было ни врачей, ни больниц. На вопрос о том, почему за двадцать лет правления директора ни разу не прислали врача, Баранов однажды признался: "Не знаю, утруждают ли они себя даже мыслью об этом. Мы лечим себя сами, как можем, а если человек ранен настолько, что ему нужна операция, он должен умереть".

Директорам было трудно привести аргументы в пользу того, почему компании следует позволить продолжать разграбление этой ценной русской колонии. За рамками аргументации остался вопрос о том, почему высокомерные, чванливые морские офицеры больше подходят для управления этим, по сути, коммерческим предприятием. Флот, через своего представителя, капитана Василия Головнина, без каких-либо доказательств обвинил Баранова в халатности и коррупции. Однажды Баранов открыл огонь из пушек Ситки по русскому кораблю под командованием морского офицера, который восстал против его власти и попытался бежать. Совсем недавно Баранов провалил переговоры о создании базы на Гавайях. Так что, возможно, он терял хватку и ему пора было уходить. С другой стороны, директора, в частности Булдаков, признавали за Барановым, казалось бы, магические способности генерировать прибыль. Они с самого начала боролись за то, чтобы Баранов остался у власти, несмотря на противодействие церкви и флота.

В итоге между двумя противоборствующими сторонами был достигнут компромисс: флот согласился на то, чтобы компания сохранила свой устав, но колонию возглавил старший морской офицер и его помощники, которые, естественно, получили акции компании и высокие оклады. Баранов должен был уйти. Из-за ненависти флота к Баранову и убежденности в его коррумпированности совет директоров компании даже не назначил своему представителю, которому уже исполнилось семьдесят лет, пенсию или официальную грамоту. Более того, один из его злейших врагов, капитан-лейтенант Леонтий Гагемейстер, был послан с секретным приказом расследовать деятельность Баранова и сместить его.

Баранов должен был разбогатеть за годы работы на фронте. Его акции приносили дивиденды, а зарплата была значительной. Но он хранил глубокую тайну: большую часть своих денег он тратил. Баранов оплачивал образование детей своих сотрудников, отправляя их в Россию; покупал и ввозил скот в качестве подарков алеутам; всегда посылал деньги своей первой жене и детям в Россию; отложил трастовый фонд для своей второй жены в Кодьяке; раздавал свои собственные акции преданным менеджерам, которых хотел удержать в колонии, когда компания платила им лишь мизерную зарплату. Он глубоко заботился о колонии и людях, с которыми работал и жил долгие годы. Оказавшись в ситуации конфликта интересов между долгом перед компанией и тем, что он считал долгом перед своей страной и своими товарищами-колонистами, он послушно отправлял всю прибыль колонии обратно в Санкт-Петербург и снабжал ее из собственных доходов. В результате у него осталось мало денег - едва хватало на жизнь без пенсии.

По прибытии в колонию Хагемайстер был груб и воинственен, потребовав от Баранова в течение двенадцати часов передать ему бухгалтерские книги компании. Это было тяжело для Баранова, он был унижен и опечален. Когда он погрузился в запой, размышляя о своем будущем и опасаясь, что не сможет обеспечить своих детей на Аляске, у него появилась надежда на то, что грозило стать резким и бесславным завершением его карьеры. На борту одного из русских военных фрегатов, зашедших в порт Ситки на четыре месяца раньше Хагемайстера, находился старший лейтенант Семен Яновский. Красивый молодой человек, начитанный и вдумчивый, Яновский был поражен красотой и энергичностью Ирины Барановой. Она прекрасно играла на фортепиано, обладала живым чувством юмора и жаждой жизни. Он ухаживал за ней несколько месяцев, пока озадаченный Баранов одобрительно наблюдал за происходящим. В конце концов Яновский попросил ее руки, и Баранов согласился - это была хорошая пара.

Старший офицер молодого человека, Хагемайстер, согласился, несмотря на свою неприязнь к Баранову, поскольку этот брак решил бы одну из самых больших проблем Хагемайстера. Привычка, выработанная в течение жизни, исчезает медленно, и большинство жителей Ситки по-прежнему подчинялись Баранову, как будто он все еще был главным, как будто у флота не было полномочий заменить его. Из-за многолетних плохих отношений с морскими офицерами примерно треть служащих, как местных, так и русских, угрожали покинуть компанию, если командование перейдет к флоту. Поэтому Хагемайстер придумал схему, которая позволила бы плавно перейти от правления компании к правлению флота: он назначил Яновского, теперь уже зятя Баранова, на должность губернатора, заменив им старика. Таким образом, ненависть колонистов к флоту будет сглажена их уважением к дочери Баранова, что обеспечит некоторую преемственность при переходе к управлению флотом. После свадьбы счастливая пара отправилась в турне по колонии, а Баранов остался в Ситке хандрить. Он не знал, что ему делать: навестить брата в Иркутске, уехать на Гавайи, остаться в Ситке, вернуться на остров Кодьяк? За последние годы его рассудок начал сдавать, и теперь это ухудшение стало более заметным. Его память ухудшалась вместе со зрением.

Бухгалтер Хагемайстера, изучив отчетность компании, не обнаружил никаких признаков коррупции или хищений. Более того, он обнаружил, что Баранов был мастером по извлечению прибыли: чистая прибыль от поставок товаров из России составляла 90 %, и все было учтено. Но Хагемайстер все равно хотел, чтобы Баранов покинул Русскую Америку, чтобы он больше никогда не мог влиять на события в колонии. С истощенным личным состоянием Баранов не мог позволить себе жить в России. Он планировал отправиться на Гавайи, но флот был обеспокоен тем, что присутствие столь известного и уважаемого человека, но живущего на ограниченные средства, вызовет подозрения. Другой из приехавших морских офицеров, откровенный капитан Василий Головнин, предложил Баранову работу в небольшой компании в Санкт-Петербурге и согласился спонсировать его сына в военно-морской академии. Более того, он готов был немедленно принять Антипатра на борт своего военного корабля. Поскольку оба его ребенка внезапно и неожиданно оказались под присмотром, а жена, которую он не видел несколько лет, жила на острове Кодьяк и была материально обеспечена, Баранов согласился. Однако ему не хотелось возвращаться на родину, которую он не видел более трех десятилетий, и он попросил совершить последнее плавание на север, на остров Кодьяк, где он провел так много времени в первые годы своей жизни в Русской Америке. Хагемайстер заявил, что времени нет, и он должен готовиться к отъезду без промедления.

Через месяц, после долгих слезных прощаний, Баранов сел на корабль, чтобы отправиться в кругосветное путешествие в Санкт-Петербург. Кирилл Хлебников, государственный бухгалтер, который проверил книги Баранова и нашел их в полном порядке, и который стал первым биографом Баранова, услышав рассказы старика во время работы над счетами, описал эту сцену: "Старые, седые люди, его товарищи по славным путешествиям и подвигам, рыдали как дети при расставании с любимым вождем. Многие в его окружении выросли во время его пребывания на посту, другие родились, когда он был боссом. Одним он стал крестным отцом, а почти все молодые прошли под его началом обучение. Даже тлинкиты, которые трепетали перед ним, но уважали его смелый и решительный дух, уходили от него с двойственными чувствами, в которых смешивались страх и радость". Теперь он был старым и усталым человеком семидесяти двух лет, и годы тяжелой жизни настигли его. На корабле он изнемогал. В Батавии он подхватил лихорадку и умер вскоре после того, как 12 апреля 1819 года его корабль снова вышел в море. Его тело было сброшено в Индийский океан.

Корпоративное правление на Аляске закончилось с Александром Барановым, как и началось с ним, хотя Российско-Американская компания оставалась там монопольным коммерческим предприятием, а русские поселения Аляски продолжали ходить под флагом компании наряду с государственным флагом Российской империи. Лидия Блэк в своей книге "Русские на Аляске: 1732-1867" пишет: "В дальнейшем, вплоть до конца существования Русской Америки в 1867 году, колонией управлял высокопоставленный офицер военно-морского флота, подотчетный прежде всего правительству и занимавшийся в основном государственными делами".

В XIX веке состояние Российско-Американской компании пошло на убыль. Неизбежное снижение качества шкурок морской выдры из-за чрезмерной охоты, неспособность диверсифицировать производство и отсутствие интереса со стороны далекого Санкт-Петербурга, безусловно, были основными причинами. Однако компания уже не была торговым предприятием, а скорее филиалом правительства, и Русская Америка атрофировалась, оттесненная на второй план интересом России к более близким событиям в Европе. Под властью флота колонии не хватало свободы и инициативы, чтобы приспособиться к меняющимся временам. Другой человек, подобный Баранову, мог бы предотвратить упадок, видя возможности там, где другие видели только конец; но их не было, особенно в рядах военно-морского флота. 18 октября 1867 года вся Русская Америка была куплена Соединенными Штатами за 7,2 миллиона долларов, и компания прекратила свое существование.

Глава 5

"Я считаю совершенно излишним делать отступ для "Соусов и маринадов" на общественный счет... Я никогда не использую рыбный соус в деревне, и никогда не видел, чтобы кто-то использовал его или маринованные огурцы. Судя по количеству горчицы, указанной в отчете, можно предположить, что она теперь выдается в качестве предмета торговли с индейцами!"

СЭР ДЖОРДЖ СИМПСОН, ОК. 1843 Г.

Империя бобра

СЭР ДЖОРДЖ СИМПСОН И КОМПАНИЯ "ГУДЗОНСКАЯ БУХТА

Он разъезжал по дремучим лесам северной части Северной Америки в огромном каноэ, сидя в его центре под черной бобровой шапкой, увещевая своих долготерпеливых вояжеров грести сильнее, чтобы установить рекорд скорости. Стремясь произвести впечатление своим прибытием, он заставлял волынщика в хайлендских регалиях начинать бренчать всякий раз, когда приближался к форту Компании Гудзонова залива. Будучи уважаемым представителем элиты в Монреале и Лондоне, "Маленький император" заслужил легендарную репутацию скупого, граничащего с жестокостью человека по отношению к своим работникам и клиентам. За несколько десятилетий он родил не менее десяти, а возможно, и семьдесят детей от множества женщин в своих обширных пушных владениях, которые охватывали значительную часть северной и западной частей Северной Америки, а в период своего расцвета занимали почти двенадцатую часть всей суши мира. Надменный, нетерпеливый и самодовольный, он был управленческим гением, который привел компанию Гудзонова залива к наибольшему финансовому успеху и расширению в середине девятнадцатого века. Лысеющий, пухлый и невысокий человек с железной волей и немодным восхищением Наполеоном Бонапартом, он был так же ненавидим своими сотрудниками и клиентами, как и любим своими акционерами и инвесторами.

История сэра Джорджа Симпсона и его империи бобров неразрывно связана с основанием государства Канада. Если его не признают национальным героем - он был слишком сложным, слишком эгоистичным и, по современным меркам, слишком неприглядным для этого, - то его, по крайней мере, знают как одну из основополагающих исторических фигур, чьи действия заложили основу, на которой была построена современная нация. История начинается за несколько веков до рождения Симпсона и уходит корнями как в Северную Америку, так и в Европу, как в обитателей модных гостиных Лондона эпохи Реставрации, так и в дикую природу Северной Америки и театральные выходки двух франко-канадских торговцев пушниной из Квебека. Осенью 1665 года два одетых в шкуры курьера де Буа плыли вверх по Темзе через опустошенный чумой Лондон. Окружающая местность являла собой странный контраст с дикими лесами, реками и озерами, к которым они привыкли. На берегах виднелись сгоревшие здания, пустынные улицы, разграбленные дома и скопления оборванных беженцев. Чума унесла жизни почти восьмидесяти тысяч из примерно полумиллиона жителей города. В воздухе витал смрад смерти, а повозки, груженные трупами, катились по усыпанным мусором дорогам, чтобы сбросить груз в зловонные чумные ямы. Прижимая к лицу смоченные духами носовые платки, потрясенные дровосеки продолжили путь вверх по реке, мимо Лондона в город Оксфорд, куда, спасаясь от моровой язвы, бежал английский двор. Их пригласили на аудиенцию к королю, Карлу II, тому самому вспыльчивому королю, который недавно объявил войну Нидерландам, чтобы начать Вторую англо-голландскую войну, а годом ранее разрешил своему брату Джеймсу, герцогу Йоркскому, захватить колонию Новые Нидерланды у голландской Вест-Индской компании. Но эти франко-канадские торговцы пушниной хотели обсудить с королем не войну, а бизнес, а Карл II проявлял большой интерес к меркантильным делам.

Эти два человека, Медард Шуар, сьер де Грозейлье (позже известный в Англии как "мистер Крыжовник") и Пьер-Эсприт Радиссон, были давними жителями Новой Франции и давними торговцами с коренными народами. Они много путешествовали по Северной Америке, встречая различные племена - гуронов, сиу и кри - в верховьях рек Миссисипи и Миссури и в лесах на севере. Историк Дуглас Маккей в книге "Достопочтенная компания" пишет, что "в истории торговли не найти более дерзкой пары предприимчивых промоутеров... Болтливые, правдоподобные, амбициозные, подкрепленные неоспоримой физической храбростью, они были полностью экипированными охотниками за удачей". Весной 1659 года два родных брата - Грозелье, солидный ветеран, на двадцать два года старше бесстрашного двадцатилетнего Рэдиссона - отважились на дальнюю дорогу и выторговали самые блестящие и крупные бобровые шкурки, которые им когда-либо доводилось видеть. За время двухлетней экспедиции во внутренние районы страны они наслушались рассказов о кри, живших на далеком северо-западе, и о великих реках, текущих на север к замерзшему внутреннему морю.

Когда они приплыли на своих каноэ обратно к реке Святого Лаврентия и Квебеку с огромной горой мехов, их прославили как героев. Вскоре они отправились во вторую экспедицию, но когда они вернулись, губернатор колонии Новая Франция конфисковал значительную часть их мехов, сославшись на то, что они торговали без лицензии. Затем он запретил им снова отправляться на запад, опасаясь, что их подвиги могут сместить центр торговли пушниной с побережья Святого Лаврентия и ослабить переживающую трудности колонию. Губернатор хотел содействовать развитию сельского хозяйства и поселений, а также отбить у мужчин колонии охоту бежать в глубинку в поисках мехов. Не поддавшись на уговоры, энергичный и авантюрный дуэт отправился на поиски подходящих союзников и остановился на Новой Англии, поскольку она была ближе всего. Но после нескольких лет энергичных уговоров, закончившихся неудачной экспедицией, они решили пересечь Атлантику и представить свои аргументы английскому королю.

Их план должен был заинтересовать короля: использовать английские корабли для захода в Гудзонов залив и эксплуатации огромных запасов бобров, окружающих залив, и таким образом обойти Новую Францию. Интриги Грозелье и Рэдиссона вдохновили английских придворных. Ловкий Рэдиссон прославился своей хвастливой речью о том, что он овладел дикими землями Канады: "Мы были цезарями, и никто не мог нам возразить", - завлекал джентльменов английского двора рассказами о своем путешествии по великой реке, текущей "на северо-запад в Южные моря", и планом строительства ряда крепостей вдоль залива. Английская Ост-Индская компания наконец-то получила хорошую прибыль от своей монополии. Разве Гудзонов залив не был впервые исследован английским мореплавателем? И разве не было хорошо известно, что Гудзонов залив находится на пути в Катай? Обращения Рэдиссона к своим слушателям в конце концов возымели желаемый эффект. Он и мистер Гусберри привлекли своих инвесторов.

Первое королевское плавание состоялось несколько лет спустя, в 1668 году. Грозелье плыл на борту "Нонсуха", а Рэдиссон - на борту "Орленка", два корабля пересекли Гудзонов пролив, где штормы отправили "Нонсух" обратно в Англию. Небольшой пятидесятитонный "Орленок" отправился на юг, в залив Джеймса, и провел зиму, налаживая отношения с несколькими сотнями местных кри. Они обменяли различные металлические изделия, которые были редкими и полезными орудиями труда для жителей берегов Гудзонова залива, на бобровые шкурки - самый распространенный и богатый предмет торговли местных жителей, после чего вернулись в Лондон на следующий день.

Октябрь. Рэдиссон не нашел прохода к Южным морям, но он доказал, что торговля пушниной из Гудзонова залива будет прибыльной, как он сам, так и Грозелье. Действительно, перспективы казались настолько радужными, что 2 мая 1670 года король согласился предоставить своему кузену, принцу Руперту Рейнскому, и семнадцати придворным авантюристам хартию, дающую им "единственную торговлю и коммерцию Гудзонова залива" в качестве "истинных лордов и собственников" с правами на всю прилегающую территорию, включая рыбные промыслы и полезные ископаемые.

Хотя в то время никто этого не знал, регион, включающий бассейн Гудзонова залива, составляет почти четыре миллиона квадратных километров, более 40 процентов территории Канады, включая всю северную часть Онтарио и Квебека, всю Манитобу, южную часть Саскачевана и южную Альберту, а также значительную часть американских штатов Северная Дакота и Миннесота. Руперт стал первым губернатором "Английской компании искателей приключений, торгующих в Гудзоновом заливе". Новая компания обладала полномочиями, аналогичными тем, которыми были наделены другие крупные монополии той эпохи - монополия была необходима, считал Руперт, чтобы преуспеть в таком рискованном предприятии с долгим сроком окупаемости инвестиций. Руперт и его приближенные вложили капитал в финансирование предприятия, но у них были обязательства, выходящие за рамки требования получения прибыли: они должны были продолжать поиски пути в Катай и основывать поселения, "посредством которых, возможно, возникнет очень большая выгода для нас и нашего королевства". Несомненно, король имел в виду развитие стратегической английской торговли, чтобы противостоять экспансии Новой Франции.

Вскоре флотилии кораблей ежегодно пересекали Атлантику из Англии, груженные ножами, пилами, чайниками, посудой, зеркалами, мушкетами, кастрюлями, топорами, швейными иглами, огнестрельным оружием, порохом, шерстяными тканями, бисером, табаком и бренди. Когда Гудзонов залив замерзал, они зимовали в заранее выбранных местах на берегу залива, чтобы торговать норкой, лисой, горностаем, выдрой, росомахой, рысью и, конечно же, бобровыми шкурками - главным предметом их торговли. Туземные трапперы добывали меха во внутренних районах и доставляли их в бухту, где английские торговцы ждали их прибытия. Компания построила примитивные крепости с палисадами в устьях ключевых рек, впадающих в залив, чтобы поддерживать постоянный контакт с местным населением. Таким образом, надеялись они, с каждым годом можно будет убедить все большее число трапперов совершить трудное путешествие, чтобы торговать в фортах.

Как и предсказывали Грозелье и Рэдиссон, бобры водились в большом изобилии. Их блестящие шкурки отличались превосходным качеством, и бобровый мех пользовался особым спросом во всей Европе. На многочисленных гравюрах XVII и XVIII веков изображены причудливые сцены, в которых эти любопытные и близорукие грызуны демонстрируют свои выдающиеся и огромные оранжевые зубы. Иногда они изображены царственными и сфинксоподобными, с открытыми ртами и огромными плоскими хвостами, распущенными за спиной, или даже идущими прямо, неся бревна на плечах в могучих совместных строительных работах, как пушистые антропоморфные муравьи, бодро идущие по своим делам. На этих гравюрах люди с ружьями стоят на берегах прудов и стреляют в бобров, которые грызут деревья, чтобы свалить их и построить свои плотины и дома. Иногда эти жилища выглядят как многоэтажные многоквартирные курганы с десятками домов в центре пруда. В письменных свидетельствах того времени бобры жили в гигантских общинных домах-деревнях, разговаривая друг с другом и совместно занимаясь охотой и строительством. Торговец пушниной и исследователь Сэмюэл Хирн, хорошо знакомый с более прозаической жизнью этих мохнатых грызунов с плоским хвостом, забавлялся таким приписыванием благородных черт. В своей классической книге "Путешествие к Северному океану" он писал: "Я не могу удержаться от улыбки, когда читаю рассказы разных авторов, пишущих об экономике этих животных... Мало что остается добавить, кроме словаря их языка, свода их законов и набросков их религии". То, что такие нежные и безобидные существа должны вызывать такую похвалу, кажется необычным. Но внимание им уделялось не из-за их утонченной и городской культуры, а из-за их ценности: их шкурки тогда ценились если не на вес золота, то уж точно на большую сумму.

Меха всегда ценились за тепло, но именно их использование в производстве войлока вызвало спрос в Европе.

Войлок использовался в основном для изготовления шляп - постоянно меняющихся модных аксессуаров, которые были незаменимы как для джентльменов, так и для дам. Каждая профессия или призвание могли похвастаться своим собственным стилем шляп: от характерной флотской шляпы с петухом до высокой, властной регентской или топ-шляпы и до нелепо выглядящего "парижского бо". Люди носили шляпы, чтобы обозначить свое социальное положение, и на шляпах были ценники, отражающие это положение. Некоторые джентльменские шляпы были настолько ценными, что даже обеспеченные люди берегли их и покорно передавали по наследству, полагая, что мода не изменилась. Хотя бобр практически вымер в промышленных масштабах в большинстве стран Европы, в XVII веке в регионе, на который распространялась хартия Компании Гудзонова залива, обитало не менее десяти миллионов бобров.

Этот регион, что удивительно, содержал почти половину мировых запасов пресной воды. Он был болотистым, с бесчисленными озерами и прудами, покрыт осиновыми и березовыми лесами, которые служили отличным кормом для бобров. Это было одно из самых лучших мест обитания бобров в мире.

2

КОГДА ТРЕХМАСТЕРНЫЙ КОРАБЛЬ ПОПАЛ В ПРИЛИВ В устье реки Хейс в районе Йорк-Фабрик, это вызвало шквал бешеной активности со стороны запыхавшихся зрителей. Судно Компании Гудзонова залива было нагружено припасами и новобранцами, которые направлялись на дальние форпосты компании, расположенные на пустынных, галечных берегах северного залива, где они занимались своим ремеслом. Небольшая флотилия, в состав которой он входил, была ежегодным конвоем, обслуживающим форты и возвращающимся с тюками блестящих бобровых шкурок. Шкурки этих грызунов из дикой Северной Америки стали одним из самых ценных товаров в трансатлантической торговле.

На протяжении большей части XVIII века компания спокойно продолжала существовать, укрепляя свои позиции в Гудзоновом заливе и постепенно повышая доходность. Во время Войны за испанское наследство и Войны за независимость Америки на компанию было совершено несколько нападений со стороны французских рейдеров из Канады. Форты переходили из рук в руки, торговля прерывалась на годы, но в основном компания получала стабильные, хотя и не впечатляющие доходы. По меркам того времени "Компания Гудзонова залива" была небольшим предприятием, ничтожным даже по сравнению с английской Ост-Индской компанией, которой еще несколько десятилетий не хватило до своего славного взлета при Роберте Клайве. Компания занялась мелкой торговлей по консервативной схеме, не прилагая никаких усилий к расширению поставок мехов. Она мирно и незаметно процветала, дивиденды текли рекой, и царила стабильность.

Компания выбрала консервативный подход, потому что смогла воспользоваться древними торговыми и туристическими сетями туземцев вдоль водных путей, которые уходили вглубь континента. Кри, жившие ближе всего к фортам и заводам компании вдоль залива, а со временем ассинибойны и чипевайны, стали посредниками в торговле, действуя по собственной, ревностно охраняемой монополии на торговлю с европейцами и передавая товары по завышенным ценам коренным народам, живущим дальше. Они сопротивлялись проникновению европейских торговцев на свои земли. Но почти столетие контактов между этими очень разными культурами привело к передаче технологий в обе стороны: европейские металлические изделия не только привели людей каменного века в железный век, в котором ножи, топоры, котелки и ружья были наиболее очевидными полезными предметами, но и, в свою очередь, дали этим торговцам средства для путешествия вглубь страны, одежду, снегоступы, берестяные каноэ и сани, а также знания о том, как выжить в дикой природе. В конце концов даже компании с ее застывшими коммерческими операциями пришлось отправить своих сотрудников в деревню на поиски новых мехов. Ранее обильные запасы вблизи фортов были исчерпаны.

В середине восемнадцатого века компания отправила нескольких исследователей во внутренние районы, чтобы узнать, что находится за пределами залива. Генри Келси плавал на каноэ и ходил вглубь материка на юг и запад; Джеймс Найт плыл на север, вдоль побережья, в поисках золота и северо-западного прохода; Энтони Хендей прошел тысячи километров на запад, до Скалистых гор; а Сэмюэл Хирн, ведомый своим "живым и приятным"

Проводник кри Матонабби отправился на север и запад в поисках меди и неуловимого северного водного пути в Катай. В общей сложности компания Гудзонова залива в это время спонсировала около шестидесяти экспедиций вглубь материка, чтобы стимулировать рост торговли - спрос на шкурки в Европе возрос, и компания небезосновательно опасалась, что конкурирующие торговцы из Монреаля задушат ее торговлю, встречая индейских ловцов меха внутри страны, на маршрутах их каноэ, прежде чем они достигнут фортов компании Гудзонова залива.

Торговцы из Монреаля, coureurs de bois, на протяжении всего XVIII века продвигались на запад и север в поисках новых рынков и "Великого западного моря". Один неукротимый странник, Пьер Готье де Варенн, сьер де Ла Верендье, забрел так далеко на запад, что дошел до Черных холмов Южной Дакоты и берегов озера Виннипег. К концу XVIII века монреальские торговцы основали свои собственные торговые форпосты в верховьях рек, ведущих к

Гудзонов залив в попытке захватить торговлю, которой в любом случае мешали кри, жившие неподалеку от фортов Компании Гудзонова залива, а также агрессивно убеждавшие других местных трапперов завершить торговлю с ними и не плыть на каноэ оставшееся расстояние до фортов компании. Компания надеялась, что разгром Квебека британскими войсками в 1759 году раз и навсегда избавит ее от назойливых конкурентов, но все оказалось наоборот. Через несколько лет озера и реки внутренних районов страны, предоставленные компании в соответствии с ее монопольной хартией, были забиты каноэ, отправленными из Монреаля. Монреальские торговцы теперь финансировались и объединялись в агрессивные партнерства.

Острая конкуренция привела к тому, что в 1773 году Компания Гудзонова залива неохотно основала свой первый постоянный торговый форпост внутри страны, Камберленд-Хаус. Шесть лет спустя торговцы из Монреаля были официально организованы в Северо-Западную компанию, которая в течение нескольких лет оставалась небольшим свободным объединением монреальских купцов, прощупывавших внутренние районы с целью нарушить монополию Компании Гудзонова залива. В 1783 году они объединились в постоянное предприятие с главным офисом, возглавляемое Бенджамином и Джозефом Фробишерами, Саймоном Мактавишем и другими хорошо финансируемыми инвесторами. Вскоре они стали доминировать в торговле пушниной, открывая новые регионы с фортами и аванпостами в глубине страны. Быстро принимая решения и передавая полномочия партнерам на местах, они оперативно реагировали на изменения и использовали открывающиеся возможности так, как не могла сделать укоренившаяся бюрократическая компания Гудзонова залива с ее жесткой командной структурой и низкооплачиваемыми служащими, не способными принимать значимые решения. Если сотрудников "Компании Гудзонова залива" можно было сравнить с пассивными управляющими филиалами, действующими в интересах далеких акционеров, то партнеры новой Северо-Западной компании представляли собой свободное объединение индивидуалистов, которые делили между собой прибыль. Они были скорее динамичными и предприимчивыми, чем аристократичными и привязанными к традициям. Соперничество, которое быстро развилось между двумя предприятиями и которое проистекало из первоначальных сражений между английской компанией и французскими торговцами вдоль залива до 1713 года, было борьбой между двумя различными бизнес-моделями - одной имперской, другой колониальной. Такие разные корпоративные философии не могли легко сочетаться и были, по сути, непримиримы.

Вскоре партнеры Северо-Западной компании повели торговлю вглубь неизведанных территорий, отсекая туземных посредников и доставляя все большее количество мехов на восток, в Монреаль. Когда одетые в пряжки вояжеры Северо-Западной компании спустили на воду реки Святого Лаврентия близ Монреаля свои огромные "канот дю мэтр", чтобы отправиться к западным торговым рубежам, им предстоял долгий и неумолимый путь. Нагруженные до четырех тонн металлических безделушек и инструментов, чайников и мушкетов, тюков одеял и тканей, с мешочками черного пороха, табака и чая, упакованными в бочонки с виски, массивные берестяные каноэ, вмещавшие более двенадцати гребцов и пассажиров, неслись на запад по реке Оттава, через залив Джорджия и озеро Гурон к Гранд-Портажу на западном конце озера Верхнее. Там они перегружали грузы в более мелкие канотье дю норд и поднимались по порожистым рекам от Лесного озера. Они двигались по обширным прериям на запад до Скалистых гор, чтобы снабжать все большее число торговых постов в стране Атабаска. И каждую осень они оставались там, готовые замерзнуть на долгую зиму.

Когда следующей весной торговцы везли свои огромные тюки со шкурами на восток, они шли тем же тяжелым и ненадежным путем, который мог занять много месяцев.

Хотя они получали огромные прибыли и перехватили большую часть пушной торговли у сонных факторий Компании Гудзонова залива, вести прибыльный и стабильный бизнес норвежцам становилось все труднее, поскольку каждый новый регион становился "бобровым". Поэтому меховые бригады отправлялись все дальше на запад, и к началу XIX века протяженность нестабильного и неэффективного маршрута составила почти пять тысяч километров. И по мере того как торговля пушниной распространялась на запад, стоимость ее транспортировки росла с каждой милей пути.

Однако обе компании, занимавшиеся торговлей пушниной, сталкивались с трудностями. Северо-Западной компании приходилось отправлять свои каноэ гораздо дальше, чем Компании Гудзонова залива, которая могла направлять свои корабли в самое сердце континента. Кроме того, компания Гудзонова залива страдала от нехватки рабочей силы - у нее было всего несколько сотен сотрудников. Северо-Западная компания опиралась на шестидесятитысячное население Квебека - людей, которые находились у себя на родине, а не полагалась на иностранцев, которые садились на корабль, отправлявшийся к далеким берегам замерзшего залива, чтобы несколько лет трудиться в каторжных условиях за низкую зарплату, а затем вернуться домой и отправиться на поиски лучшей доли. У каждого предприятия были свои конкурентные преимущества и недостатки.

Конкуренция между двумя компаниями стала настолько острой, что они часто строили свои форты и заставы в пределах видимости друг от друга, надеясь привлечь местных торговцев пушниной своим уникальным вариантом стандартного набора металлических товаров: Компания Гудзонова залива предлагала хорошие шерстяные одеяла и медные горшки; Северо-Западная компания предлагала высококачественный французский бренди и сшитые на заказ пальто. Конкуренция, несомненно, радовала местных ловцов пушнины, которые умели жестко торговаться за свои меха, посещая оба пункта, чтобы получить лучшую сделку. Но для компаний этот коммерческий конфликт был войной на истощение, которая постепенно истощала их обоих.

В какой-то момент в ходе бесконечной борьбы за господство коммерческая война превратилась в настоящую войну. Компании захватывали друг у друга пленных, а затем варварски обращались со своими заложниками. Они устраивали засады и стреляли друг в друга на маршрутах каноэ. Они нападали на форты друг друга и грабили торговые товары и ежегодные поставки пушнины. Они в огромных количествах пичкали местных жителей дешевым крепким алкоголем "Ротгут", который оказывал деморализующее и разрушительное воздействие на культуру коренных жителей. Воюющие компании никогда не нападали на своих клиентов; они лишь подталкивали их к насилию и хитрости по отношению друг к другу и к другой компании. Не имея общей полиции, которая могла бы обеспечить гражданское поведение или навязать цивилизованность, не имея ни одного племени или народа, достаточно сильного, чтобы обеспечить соблюдение всеобщих обычаев или законов, компании, по крайней мере на местах, превратились в банды беспринципных хулиганов, которые бродили по северу Северной Америки без каких-либо ограничений на их поведение. Вскоре безжалостность торговцев стала угрожать самому бизнесу по торговле мехами, который оправдывал их существование.

После нескольких лет жестокой конкуренции, которая привела обе компании на грань банкротства, конфликт разгорелся в 1816 году в долине реки Ред-Ривер, на территории современной канадской провинции Манитоба. Это был конфликт, в котором молодой Джордж Симпсон проявил себя как харизматичный и сильный лидер.

Джордж Симпсон родился в 1792 году в небольшом шотландском городке Дингуолл. Его воспитывала семья отца, в частности тетя Мэри. После того как его тетя вышла замуж и родила сына в 1807 году, Джордж отправился в самостоятельное плавание. Сев на корабль, он отправился с шотландского севера в Лондон, чтобы стать учеником в сахарной брокерской фирме своего дяди.

Трудолюбивый, проницательный и харизматичный, Симпсон быстро завоевал доверие своих работодателей и особенно понравился старшему партнеру, Эндрю Уэддерберну. Симпсон был невысоким, но энергичным щеголем в изысканной одежде, который часто посещал кофейни, осваивая работу клерка в заморской торговле. По какой-то причине он также увлекся Наполеоном Бонапартом, который к тому времени захватил власть во Франции и находился в состоянии войны с Великобританией.

Участие Симпсона в торговле сахаром, включавшее несколько поездок в Вест-Индию, познакомило его с работорговлей, ее предрассудками и жестокостью. Такое использование и жестокое обращение с людьми, основанное на предположении о врожденном превосходстве собственной культуры и цвета кожи, несомненно, повлияло на отношение Симпсона к представителям первых наций на Земле Руперта много лет спустя. Последний биограф Симпсона, Джеймс Раффан, в своей книге "Император Севера" отмечает, что "Симпсон взял с собой в торговлю пушниной и на всю оставшуюся жизнь тревожные представления об относительной силе и власти, которыми наделяется цвет кожи". Канадский популярный историк Питер К. Ньюман знаменито заметил, несколько менее дипломатично, что Симпсон был "бастардом по рождению и по убеждению".

Когда сестра Уэддерберна вышла замуж за причудливого джентльмена по имени Томас Дуглас, пятого графа Селкирка, для Симпсона открылась возможность попробовать себя в совершенно новой карьере. Чрезвычайно богатый и склонный к филантропии, лорд Селкирк проявил личный интерес к перемещенным горным крестьянам и разработал план по поиску для них дома на канадских территориях. В то время акции Hudson's Bay Company находились в упадке из-за снижения спроса на меха во время наполеоновских войн и продолжающейся, разрушающей торговлю компании, борьбы с Северо-Западной компанией. Селкирк и Уэддерберн начали скупать акции Hudson's Bay Company и в итоге приобрели достаточно акций, чтобы получить контрольный пакет. В результате Уэддерберн занял место в совете управляющих в Лондоне, а в мае 1811 года компания передала Селкирку 300 000 квадратных километров первоклассной земли в развилках рек Ред и Ассинибойн, к югу от озера Виннипег, для его сельскохозяйственной утопии. Эти земли принадлежали компании в соответствии с ее первоначальным уставом. Предполагаемое место поселения не случайно находилось прямо на главном транспортном маршруте Северо-Западной компании, соединявшем Монреаль с первоклассными пушными территориями на северо-западе.

Около ста поселенцев Селкирка прибыли в дикие канадские прерии в 1812 году. Их встретили враждебно торговцы пушниной из Северо-Западной компании и их союзники метисы, охотившиеся на бизонов, которые выгнали их из концессии на поселение, сожгли их посевы и разбросали их скот. Сел-Кирк отправился на запад из Монреаля с сотней наемников, чтобы помочь защитить поселение и своих крофтеров. Он издал указ, ограничивающий экспорт с его территории пеммикана - основного источника пищи для куреров де буа, состоящего из сушеного мяса бизона, ягод и жира. Этот указ, если бы он был выполнен, мог бы разрушить деятельность Северо-Западной компании и поставить под угрозу средства к существованию охотников-метисов.

В ответ на это метисы избрали шотландца-кри по имени Катберт Грант своим военным лидером и стали готовиться к войне, продолжая торговать с Северо-Западной компанией. 19 июня 1816 года у Семи дубов, на территории нынешнего Виннипега, столкнулись две враждебные группы. В ходе завязавшейся драки губернатор колонии Селкирк и девятнадцать поселенцев были застрелены метисами. Возмущенный, Селкирк немедленно направил своих частных наемников в форт Северо-Западной компании в Форт-Уильяме на озере Верхнее и арестовал большинство торговых партнеров, а по всей стране пушнины чиновники каждой из конкурирующих компаний начали нападать и арестовывать друг друга по сфабрикованным обвинениям. В тот момент, когда столкновения и репрессии переросли в хаос, губернаторы компании Гудзонова залива приняли неординарное решение, подсказанное Уэддерберном: они наймут нового запасного губернатора из числа сторонних лиц, и этим человеком станет Джордж Симпсон. Симпсон получил пятидневный срок, чтобы покончить со своей спокойной лондонской жизнью. В письме коллеге он сообщил, что занят "важными делами, связанными с делами лорда Селкирка, компании Hudson's Bay & North West Compys". Он будет исполнять обязанности главного губернатора Земли Руперта, готовый принять командование, если нынешний губернатор будет арестован или убит агентами Северо-Западной компании.

Симпсон отплыл в Нью-Йорк, по суше добрался до Монреаля, а затем отправился в глубь страны, по иронии судьбы следуя традиционным маршрутом Северо-Западной компании, а не Компании Гудзонова залива. Он отправился на каноэ на запад вверх по реке Святого Лаврентия и через Великие озера в Форт-Уильям, где доставил письмо лорда Батерста, британского государственного секретаря по делам войны и колоний, в котором обе компании призывались немедленно прекратить все военные действия или столкнуться с вмешательством британского правительства. Симпсон продолжил путь к землям Селкирка, а затем проследовал через сердце пушной территории к форту Уэддерберн на озере Ата-баска. Здесь, на холодных, продуваемых всеми ветрами берегах озера, он провел свою первую североамериканскую зиму - то, к чему он не мог быть готов ни по суровости, ни по продолжительности, но что, тем не менее, показалось ему прекрасным. Для человека, который всю свою жизнь провел в Британии, Симпсон неожиданно хорошо приспособился к условиям дикой природы. Примитивные условия, суровая погода и изоляция от привычной жизни, казалось, ничуть его не беспокоили. Свободный от ограничений вежливого общества, он мог потакать своему инстинкту навязывать свою власть окружающему миру, перестраивать его в соответствии со своими желаниями и амбициями. Он был в своей стихии.

Симпсон оказался выносливым и упрямым путешественником и сразу же решил узнать как можно больше о земле, которой ему предстояло управлять. Он набил себе голову знаниями о географии, климате, территории, обычаях различных племен и их политике. Его не беспокоили ни путешествия на каноэ, которых он никогда раньше не совершал, ни ночевки в кишащих комарами низинах или во время проливных дождей, и в одном из писем другу он утверждал, что его плащ "вполне сойдет за кровать". Он был проницательным наблюдателем, быстро оценивающим ситуацию на месте. "N.W. Co. должны быть уничтожены не призовыми боями, - заметил он, - а настойчивой промышленностью, экономией в ведении дел и твердым отстаиванием наших прав не кулаком, а более смертоносным оружием". Дисциплина и упорный труд, а не насилие, принесут прибыль. Суровый, упрямый менеджер с железной волей, Симпсон обычно одерживал верх в спорах и был удивительно искусен в наведении некоего подобия порядка в хаосе, охватившем торговое предприятие за десятилетия коммерческой войны.

Тем временем финансовое положение обеих компаний было плачевным, особенно Северо-Западной компании. Нависла угроза банкротства. Компания Гудзонова залива была гораздо лучше финансирована и могла позволить себе отказаться от дивидендов. Кроме того, она пользовалась поддержкой политической и финансовой элиты Лондона, в то время как Северо-Западная компания не имела доступа к долгосрочному капиталу, а ее партнеры зависели от больших ежегодных дивидендов; она была менее подготовлена к длительной коммерческой войне. Под давлением британского правительства она согласилась на слияние со своим заклятым соперником. По крайней мере, на бумаге компания Гудзонова залива объединилась с Северо-Западной компанией весной 1821 года, когда Симпсон все еще находился на промысле. Монополия нового предприятия на Землю Руперта была не только подтверждена, но и расширена на запад до Тихого океана, поскольку британское правительство хотело иметь финансово надежную британскую компанию для противодействия американскому экспансионизму. Эта новая организация сохранила название "Компания Гудзонова залива", но при этом представляла собой сложное переплетение стилей и структур, унаследованных от обоих материнских предприятий. Жесткий централизованный контроль и финансовая поддержка Компании Гудзонова залива, в которой все люди были служащими, были сохранены, как и яркие, ориентированные на прибыль партнерства Северо-Западной компании. Как и ожидалось, акции новой монополии взлетели в цене, когда стало известно о слиянии.

Несмотря на то что Симпсон был новичком в Северной Америке, он казался наиболее способным руководить одной из частей нового предприятия, и не в последнюю очередь потому, что его непричастность к насилию и репрессиям предыдущих десятилетий делала его приемлемым выбором для обеих сторон. Несомненно, его влиятельный покровитель в совете управляющих, Уэддерберн, помог Симпсону. Ему предложили возглавить один из двух новых департаментов, или региональных губернаторств, на которые будет разделена новая компания. Из двух департаментов южный был более спокойным и бобристым. Он находился на зрелой стадии развития, в то время как северный департамент обладал наибольшим потенциалом для расширения и увеличения прибыли. Поэтому Симпсон был назначен руководителем потенциально прибыльного северного отдела, где он мог принести прибыль бизнесу.

ЛЕТОМ 1821 года все старшие должностные лица двух компаний отправились на своих каноэ по внутренним рекам, чтобы собраться в Йоркском заводе - собрании из нескольких десятков деревянных и каменных зданий, которые составляли главный склад старой компании Гудзонова залива на берегу залива. Это была первая встреча нового руководства после слияния, или, по крайней мере, первая встреча, которая не сопровождалась оружием и угрозами. Новый губернатор северного департамента пригласил их на встречу, и они не смогли отказаться. По мере приближения к форту они заметили группы кри и ирокезов, разбивших лагерь вокруг небольшого укрепленного поселения, к которым вскоре должны были присоединиться сотни метисов и вояжеров. Собрание было похоже на фестиваль или праздник, и чудесным образом напряжение испарилось, начались игры и рассказы. В большом зале Симпсон возглавил пиршество с дикой уткой, арктическим голубем и олениной, а беседу подкрепляли переполненные бокалы с хересом и портвейном. Старые вражды были отброшены, возникли новые союзы и сформировалась новая идентичность. Харизматичный, когда это было нужно, язвительный, когда это ему шло, почти всегда корыстный, Симпсон уговаривал, сглаживал и формировал новое корпоративное братство из враждующих кланов. Затем он принялся за работу, чтобы сделать ее прибыльной.

К моменту слияния двух компаний у них было множество пересекающихся фортов и слишком много сотрудников. Всего насчитывалось девяносто семь фортов и аванпостов Северо-Западной компании и семьдесят шесть, принадлежавших Компании Гудзонова залива. Многие из этих конкурирующих фортов находились на расстоянии града друг от друга и, следовательно, были нерентабельны. Симпсон с рвением взялся за работу. Он закрывал лишние посты, перераспределяя служащих или освобождая их от службы, если считал их ленивыми или несговорчивыми, и при необходимости вывозил их за пределы своих владений. Престарелые тоже были под его прицелом: "Я считаю крайне вредным для общих интересов присутствие в наших советах старых изможденных людей, они робки, ленивы и беспомощны и не принесут никакой пользы в трудных, опасных или чрезвычайных ситуациях". Изношенные индейские торговцы - самые бесполезные, беспомощные люди, которых я когда-либо знал, и чем скорее Компания избавится от них после того, как их дни активности и труда закончатся, тем лучше". За первые несколько лет своего правления он избавился более чем от тысячи "изможденных" торговцев.

Известный своими молниеносными решениями, Симпсон инстинктивно знал, кого оставить, кого повысить, а кого обойти или понизить в должности, и делал это быстро и бестактно. Джеймс Раффан пишет, что Симпсон понимал, "что существуют масштабные схемы вывоза пушнины и ввоза товаров, на которых основывалась торговля ХБК с местными трапперами, но что на каждом из постов существуют и более мелкие схемы, а также уникальные обстоятельства и идиосинкразическая политика, включающая историю и настроения местных аборигенов, происхождение и темперамент офицеров и людей, ведущих дела ХБК, и специфические географические и климатологические проблемы, которые необходимо было понять".

Симпсон был озабочен такими мелочами, как изменение рациона мужчин с мясного на рыбный и исключение всех предметов роскоши как из их рациона, так и из их жизни. Он увеличил стандартный размер транспортных каноэ, одновременно уменьшив количество людей, которым поручалось управлять ими. Ему было все равно, любят его или ненавидят. В первые годы своей работы Симпсон вникал во все аспекты деятельности компании, ища способы сократить расходы. По его мнению, в компании было много переплаченных и недогруженных работой сотрудников, и это наблюдение не сильно изменилось с годами. Большинство мер по экономии, которые он вводил для сокращения расходов, ложились в первую очередь на младших или менее квалифицированных работников низшего звена. Тем, кто не был компульсивным трудоголиком, и тем, кто ставил под сомнение его авторитет, зарплата сокращалась на четверть.

Симпсон отличался навязчивой и раздражающей склонностью к микроконтролю во всем: от количества чая, которое может выпить начальник, до правильного поведения подчиненных, от проведения обязательных религиозных служб до того, какую посуду следует использовать на обедах (оловянные тарелки) и как накрывать столы (без скатерти и бокалов для вина). Его озабоченность мелочами домашнего уклада своих подчиненных говорит о нездоровой потребности в контроле. Он принимал эту философию близко к сердцу, о чем свидетельствует его общий меморандум от марта 1843 года под заголовком "Соусы": "Я считаю совершенно излишним делать отступ на соусы и соленья за государственный счет... Я никогда не использую рыбный соус в деревне и никогда не видел, чтобы кто-то использовал его, равно как и соленья".

Судя по количеству горчицы, о котором идет речь, можно предположить, что сейчас она продается индейцам в качестве предмета торговли!" Симпсон считал, что первый шаг к зарабатыванию денег - это не тратить их на легкомысленные экстравагантности.

По отношению к коренным жителям он мог быть беспринципным, называя их "расой дикарей" и подливая им спиртное, чтобы получить желаемое. "Немного рома действует на индейцев как талисман", - написал он однажды. "Они не могут устоять перед соблазном, и если правильно распорядиться приманкой, с них можно содрать любую шкуру". После слияния он стремился "примирить их с новым порядком вещей... Я убежден, что ими нужно управлять с помощью железного прута, чтобы привести и удержать их в надлежащем состоянии подчинения, и самый верный способ добиться этого - дать им почувствовать свою зависимость от нас". Позже он запретил продажу спиртного в большинстве регионов, но не потому, что это было невыгодно, а потому, что, по его мнению, это делало туземцев ленивыми и непродуктивными.

При Симпсоне торговые пункты были размещены на важных и хорошо используемых маршрутах и стали более значительными и постоянными. Вместе с этой новой постоянной инфраструктурой Симпсон создал не менее значительный каталог человеческих ресурсов компании. Он вел подробный письменный учет своих, как правило, резких оценок офицеров в своей знаменитой "Книге характеров". Эти оценки он начал давать в первый год своего пребывания в Земле Руперта, еще до объединения двух компаний. Он даже высказал свое мнение об обреченной на провал сухопутной экспедиции сэра Джона Франклина в 1819 году: "[Франклин] не обладает физическими силами, необходимыми для умеренного плавания по этой стране", - писал он. "Он должен принимать пищу три раза в день, без чая не обойтись, и при самом большом напряжении сил он не может пройти восемь миль за один день, так что если эти джентльмены потерпели неудачу, из этого не следует, что трудности непреодолимы".

В "Книге характеров" были тайно записаны данные о более чем 150 высокопоставленных людях, находившихся под командованием Симпсона. Он не записывал имен, а использовал систему цифр, ключ к которой был только у него. Он описал франко-шотландского доктора Джона Маклафлина, одного из своих самых влиятельных лейтенантов, как "такую фигуру, которую я не хотел бы встретить темной ночью в одном из задних переулков в окрестностях Лондона... Он был одет в одежду, которая когда-то была модной, но теперь покрылась тысячей пятен разных цветов, его борода сделала бы честь подбородку медведя гризли, а лицо и руки явно свидетельствовали о том, что он не терял времени на свой туалет. Он был нагружен оружием, а его собственные геркулесовские размеры составляли ансамбль, который мог бы дать представление о разбойниках былых времен... [Он был неуправляем [с] буйным нравом и неспокойным характером".

Джон Рованд, легендарный губернатор форта Эдмонтон, был "огненного нрава и смел, как лев. Отличный торговец, обладающий особым талантом привлекать к себе самых свирепых индейцев, пока он управляет ими с помощью железного жезла". Другой торговец был отмечен как "хвастливый, невежественный низкий человек... позор для торговли пушниной", а еще один был "одним из худших и самых опасных людей, с которыми я когда-либо был знаком. Только мое присутствие помогает ему оставаться трезвым, но если предоставить его самому себе, он непременно станет убежденным пьяницей". В то время как один был "не совсем в здравом уме", другой был "легкомысленным, поверхностным, пустяковым созданием, которое чаще лжет, чем говорит правду". Можно предположить, что оценки Симпсона были недалеки от истины и показывают, какой хаотичной, неспокойной и непостоянной была команда, которой ему приходилось управлять. Одни были просто бандитами, другие - блестящими торговцами и дипломатами с сомнительной лояльностью; это была непростая группа сильных характеров, и требовался человек с темпераментом, харизмой и видением Симпсона, чтобы навести порядок в этой пестрой группе. Более чем что-либо другое, что компания могла контролировать, эти торговцы были хребтом пушной монополии, хребтом, на котором она могла либо барахтаться, либо летать. Возможно, если бы Симпсон обратился к беспристрастной самооценке, он был бы более милосерден к своим офицерам. Скорее всего, он считал себя выше правил, которыми руководствовались другие люди; он был человеком, который устанавливал свои собственные стандарты поведения, и его судили по другим критериям.

В первые несколько лет работы на границе, в самом сердце зарождающейся пушной империи, Симпсон начал легендарные путешествия, которыми он прославился, пересекая огромную территорию компании на каноэ, в то время как его вояжеры трудились, чтобы увеличить темп и угодить своему новому хозяину. Путешествия по восемнадцать часов в день в любую погоду не были редкостью. Во время его знаменитого путешествия к Тихому океану в 1824 году каноэ Симпсона были спущены на воду в Гранд-Портаже, на берегу озера Верхнее. Свита вояжеров неистово гребла по прериям, пробиралась через Скалистые горы, спускалась по пенящимся потокам каньонов, взбиралась по крутым склонам, волоча за собой каноэ и припасы, шла по извилистым тропам мулов через горные перевалы и переправлялась через кишащие гремучими змеями, покрытые кустами шалфея холмы на пути к побережью. Симпсон и его команда пересекли континент всего за восемьдесят четыре дня, что на двадцать дней меньше предыдущего рекорда.

Вдыхая свежий тихоокеанский воздух и видя перед собой белоснежные просторы, Симпсон понял, что наконец-то прибыл к западной границе своей обширной торговой империи - империи, которая простиралась от Красной реки до устья Колумбии, от бесплодных пляжей Гудзонова залива до северной границы испанской Калифорнии. Сайт

Компания Гудзонова залива была крупнейшим коммерческим предприятием в Северной Америке и единственным неместным правительством на территории современной западной Канады и американских штатов Монтана, Айдахо, Вашингтон и Орегон. Форт Ванкувер с голубой водой, стремительно несущейся мимо, и знакомым конусом горы Рейнир вдали был построен на северном берегу реки Колумбия по указу Симпсона в преддверии возможной международной границы по реке, как предлагала Великобритания в 1818 году. Симпсон, возможно, более остро воспринимавший мировые события, высказался за перенос центрального склада компании "к северу от этого места, примерно на два-три градуса, в устье реки Фрейзер". По его мнению, более северная река была логичным выбором для главного западного депо, поскольку по ней, бесспорно, впервые проплыл британский исследователь, и она располагалась к северу от 49-й параллели - границы, которую требовали американцы в 1818 году. Если бы американские политические претензии возобладали, как он предполагал, то Фрейзер все равно оказался бы на британской территории. После этой грандиозной экспедиции Симпсон вместе со своим региональным приспешником Маклафлином разрабатывал стратегию, как сохранить Колумбийский округ, как он называл регион к западу от Скалистых гор, свободным от американских трапперов, которые только начали проникать в горы по мере продвижения на запад. Затем он помчался на восток к территории Ред-Ривер и отправился на север в Йорк-Фабрик, где сел на корабль до Лондона, чтобы доложить о своих успехах.

Симпсон ощутил пьянящий поток силы. Он чувствовал, что эта страна переживает переходный период и стоит на пороге больших перемен, где успех легко доступен тому, кто достаточно смел, чтобы им воспользоваться. В Лондоне он мог бы прозябать и трудиться, чтобы добиться умеренного успеха, но никогда не достичь величия, особенно учитывая его незаконнорожденность и скромное происхождение; но в Земле Руперта он мог бы перепрыгнуть все нижние и средние ступени социальной лестницы и утвердиться на самом верху. Конечно, в этой жизни в глуши были свои недостатки - здесь не было общества, подходящего для человека его ранга, не было развлечений и увеселений, которые можно найти в Лондоне, и он был бы далек от пульса империи и, возможно, навсегда удален от нее, если бы ему пришлось вернуться, - но компенсирующие факторы свободы, власти и превосходства были достаточно соблазнительны, чтобы заставить его отказаться от Лондона и поставить свою карьеру на карту пушной империи в диких землях. Он вернулся бы в Монреаль, в меховые форты внутренних районов и к жизни фактически диктатора. Директора компании в Лондоне были очень довольны его работой в Северной Америке, и они повысили его в должности, чтобы он возглавил и северный, и южный отделы. После 1826 года Симпсон стал неоспоримым хозяином огромной коммерческой и все более политической империи, обладая несметной властью над людьми, которые там жили. Его способность управлять мелочами их жизни была беспрецедентной, и он наслаждался властью над другими. Впоследствии он получил неофициальный титул "Маленького императора", главы единственного универсального магазина на полконтинента.

Территория компании была огромной - почти восемь миллионов квадратных километров, что эквивалентно большей части Европы и примерно одной двенадцатой части земной поверхности. К середине XIX века компания стала настолько могущественной, что стала определять жизнь десятков тысяч туземцев, а также жизнь своих служащих. Симпсон относился к коренным народам так же, как и ко всем остальным в его владениях: не как к независимым хозяевам своей судьбы, а как к неким винтикам в колесах механизма, приносящего прибыль. Во время правления Симпсона первые народы все больше попадали под контроль компании, их жизнь формировалась и строилась так, чтобы повысить эффективность торговли компании. Это было началом конца их автономии.

Посты компании находились даже на Гавайях; ее склады в Лондоне были расчетным центром для большей части пушнины, которой торговали в Европе. Но губернатор, заместитель губернатора и семь директоров, или комитетчиков, которые следили за деятельностью компании из своей штаб-квартиры в Лондоне, никогда не пересекали Атлантику, чтобы побывать в Йоркской фактории, и уж тем более не осмеливались заглянуть вглубь необъятных территорий компании. Как и другие руководители великих компаний в эпоху героической торговли, эти люди не имели непосредственного представления о том, что происходит в их владениях. По сути, они были заочными помещиками, никогда не видевшими земель, которыми управляли и с которых получали прибыль, оставляя безжалостных и харизматичных людей вроде Симпсона править железной рукой. Пока прибыль оставалась стабильной, их оставляли в покое, и чем больше была прибыль, тем больше их мнимое начальство отворачивалось от них и тем более могущественным было их владычество. Симпсон поддерживал высокий уровень прибыли, что обеспечивало его власть без контроля со стороны совета директоров в Лондоне. Недовольный служащий Джон Маклин писал в "Записках о двадцатипятилетней службе на территории Гудзонова залива", что "ни в одной колонии, подвластной британской короне, нет столь деспотичной власти, как в настоящее время в меркантильной колонии Земля Руперта; власти, сочетающей деспотизм военного правления со строгим надзором и скупой скупостью скупой торговли. От Лабрадора до Нутка-Саунд бесконтрольная, никем не контролируемая воля одного человека устанавливает закон для всей земли... Облеченный столь неограниченной властью, не стоит удивляться тому, что человек, поднявшийся из скромного положения, в конце концов забыл, кем он был, и стал играть в тирана".

Симпсон понимал, что для повышения прибыли он может либо увеличить доходы, либо сократить расходы, либо и то, и другое. Он прекрасно понимал, что золотая эра пушной торговли закончилась еще до того, как он ее открыл. Районы, близкие к местам возведения фортов, уже давно были "выбиты" - самые крупные и легкодоступные животные уже были пойманы местными охотниками. Регион, где компания получала наибольшую прибыль, на протяжении десятилетий неуклонно продвигался на запад и в конце концов совсем иссяк. Поэтому с середины 1820-х годов Симпсон положил глаз на самый большой из оставшихся на континенте незатопленных бобровых заповедников - малоосвоенную территорию к западу от Скалистых гор.

В 1826 году Симпсон основал штаб-квартиру в Лашине, недалеко от Монреаля, где прочно обосновался на вершине монреальского общества и в англо-шотландском деловом сообществе. Он использовал свой дом, когда бывал там, для пышных ужинов и вечеринок для политической и деловой элиты. Он, конечно, не боялся смешивать бизнес и удовольствия и, вероятно, не видел различий между ними, поскольку эти светские вылазки были для него не только развлечением, но и обеспечением и укреплением позиций компании. Здесь он мог лоббировать против решений, которые могли негативно повлиять на торговлю пушниной, таких как повышение налогов и стремление колониального правительства все активнее вмешиваться в жизнь первых наций.

Но хотя штаб-квартира Симпсона находилась в Монреале, самого Симпсона там редко можно было встретить. Его большой страстью были почти непрерывные сухопутные приключения, турне по дальним регионам его владений. Он постоянно находился в пути, демонстрировал свое присутствие, издавал указы и держал под жестким контролем форпосты по всему континенту. В 1828 году он сел в свое гигантское туристическое каноэ и отправился в очередное из своих знаменитых эпических кросс-континентальных путешествий, преодолев более 11 000 километров от Йоркского завода до форта Ванкувер через форт Чипевиан на озере Атабаска, через Скалистые горы, вниз по реке Фрейзер до побережья, на юг в Пьюджет-Саунд и затем по суше до реки Колумбия. Он издал сотни указов, наказывал снисходительных торговцев, заставал врасплох главных факторов и в целом впитывал в себя преклонение и раболепие, которых требовал; одним из самых верных способов задобрить Симпсона и добиться повышения по службе было проявление смирения и почтения - почти раболепие в сочетании с невероятно долгими часами работы. Весной он вернулся на восток, встретился со своими советами и к осени 1829 года добрался до Лахайна. После этого путешествия Симпсон пересек Атлантику и отправился в Лондон, якобы для того, чтобы восстановить силы после утомительных поездок по северо-западу: "Усилия, которые раньше были для меня лишь упражнениями, - писал стареющий император, - теперь утомляют меня, более того, прогулка в снегоступах через горы и сухопутное путешествие из Саскатчавейна изрядно меня измотали".

Следующей весной он не восстанавливал силы, а искал невесту. Он остановился на своей кузине, Фрэнсис Симпсон. Дочь дяди, благодаря которому Джордж начал свою жизнь в Лондоне, Фрэнсис в свои восемнадцать лет была моложе его более чем в два раза. В поисках жены он бросил одну из своих североамериканских любовниц, которая в то время была беременна одним из его многочисленных неофициальных отпрысков. У Симпсона уже было много детей, в том числе двое в Шотландии и пять или более в Земле Руперта. Он размножался так часто, что некоторые канадские писатели называли его "отцом торговли пушниной". Многие из его любовниц были дочерьми его главных факторов и их туземных жен в фортах по всей его территории. Он избавлялся от любовниц, когда ему надоедала связь; однажды он велел подчиненному избавиться от "ненужного и дорогого придатка". Историк пушной торговли Ирен Спри считает бабство Симпсона совсем не юмористическим, замечая: "Его отношение к женщинам как к секс-объекту в значительной степени способствовало разрушению брака à la façon du pays, который был по-человечески достойным типом отношений. Он создал полный беспорядок в том, что было вполне приемлемым типом общества". Брачные отношения между коренными народами и белыми торговцами пушниной были одной из социальных структур, которая десятилетиями сглаживала отношения между людьми в торговле; Симпсон воспользовался этим "сглаживанием", отказываясь брать на себя ответственность за свои связи.

Он считал, что его туземки и любовницы смешанных рас не заслуживают внимания в качестве брачных партнеров. Чтобы укрепить свое положение в обществе, ему нужна была белая английская жена, которую приняли бы в салонах Лондона и Монреаля, а не выносливая туземка с меховой границы. После женитьбы на Фрэнсис Симпсон стал препятствовать бракам между своими офицерами и местными женщинами, предпочитая, чтобы они вступали в сексуальные связи без обязательств. Он и его жена отказывались принимать в своем доме туземных жен своих офицеров в качестве гостей.

Когда Фрэнсис впервые пересекла с ним Атлантику в 1830 году, он взял ее с собой в грандиозное путешествие по пушным районам на огромном каноэ.

Она никогда прежде не покидала Англию и не была готова ни к канадской глуши, ни к той властной и царственной роли, которую взял на себя ее муж, объезжая свои владения. Никогда не отличавшаяся крепким телосложением, она не преуспела в этой новой обстановке.

Несмотря на то, что в 1830 году Симпсон заказал в Ред-Ривер основательный каменный форт, расходы на который он пытался отложить и скрыть от своего совета в Лондоне, через три года она вернулась в Англию, якобы для восстановления здоровья, и вернулась в Северную Америку только в 1838 году. Симпсон незамедлительно перевел свою штаб-квартиру в Лашин из Ред-Ривер и продолжил беспокойные скитания по своим территориям. Тем временем политические события, не зависящие от Симпсона, сговорились отрезать большой кусок его с таким трудом завоеванных владений.

Во время правления Симпсона Колумбийский округ на тихоокеанском побережье, хотя теоретически и был совместно оккупирован Соединенными Штатами и Великобританией с момента заключения Конвенции 1818 года, на практике оставался исключительной прерогативой Компании Гудзонова залива. Конкуренции между торговцами к западу от Скалистых гор просто не существовало. Стратегия, которую Симпсон и Маклафлин разработали для сохранения Старого Орегона, заключалась в простой, на первый взгляд, задаче поддержания территории в идеальном состоянии для охоты на бобров: не допускать туда американских трапперов и ограничивать развитие сельского хозяйства, отправляя всех вояжеров компании на восток после окончания их контрактов, а не позволяя им селиться в стране, несмотря на многообещающий сельскохозяйственный потенциал территории вокруг форта Ванкувер на реке Колумбия. Симпсон понимал, что заселение и сельское хозяйство прямо противоречат коммерческой цели компании, которая заключалась в добыче пушнины в малонаселенной дикой местности с использованием преимущественно местных рабочих, метисов и французских курьеров, а единственной инфраструктурой была разветвленная сеть примитивных торговых постов.

В 1820-1830-х годах перед Маклафлином стояла непростая задача - следить за тем, чтобы американские трапперы и поселенцы оставались к востоку от реки Снейк. Оставшись в одиночку управлять Колумбийским округом, он стал легендарным человеком как среди коренных жителей, так и среди европейцев. Для туземцев он стал "Белоголовым орлом", а для пятисот служащих компании и поселенцев, которые со временем перебрались в его владения, - "королем Орегона". Он превратил Форт-Ванкувер в небольшую общину со школой, библиотекой, кузницей, мукомольным и лесопильным заводами, а также процветающей фермой площадью двенадцать квадратных километров.

Почти двадцать лет Маклафлин правил, как старинный барон-разбойник, - проницательный, хитрый, патерналистский и порой безжалостный. Он вершил суд в тенистых недрах огромного деревянного зала за частоколом форта Ванкувер и отправлял правосудие по всему региону в соответствии с велениями собственной совести - попеременно то с мстительным гневом, то с удивительной снисходительностью, в зависимости от настроения. Правосудие Маклафлина могло быть быстрым. Однажды он впал в убийственную ярость и публично отлупил Герберта Бивера, заезжего британского миссионера, который предположил, что его родная жена Маргарита, прожившая с ним двадцать пять лет, была "женщиной с отвратительным характером".

Испуганному и окровавленному Бобру удалось спасти свою жизнь только благодаря вмешательству посторонних. Правосудие Маклафлина в равной степени распространялось и на туземцев, которые, по его мнению, нарушали его жесткий кодекс. Хотя обычным наказанием была порка с привязыванием к медной пушке, однажды Маклафлин приказал вооруженным отрядам роты сравнять с землей два лагеря племени клаллам на побережье, убив двадцать три туземца в отместку за смерть пяти своих торговцев. Он был известен не снисходительностью, а беспристрастной суровостью - необычным чувством справедливости, которое снискало ему уважение многих племен, проживавших в его торговых владениях, если не местных жителей.

Маклафлин открыл ворота форта Ванкувер для всех путешественников и странников, как местных, так и белых, лишь бы они не подрывали его власть и не угрожали торговле пушниной. О ночных пирах офицеров и приезжих сановников ходили легенды, а во время торжественных церемоний белокожего деспота сопровождали волынщики, выкрикивавшие старинные песни родины его отца в Шотландии, пока он произносил пышные речи о политике, религии и торговле пушниной.

В течение двух десятилетий правления Маклафлин балансировал между интересами компании и собственными склонностями к щедрости, пышной жизни и благочестию, а также сочувствием к медленно прибывающим поселенцам. Он также пытался противостоять аскетичному Симпсону, чьи визиты раз в несколько лет сопровождались ссорами и яростными разногласиями по поводу политики компании, особенно в отношении того, что делать с уходящими на пенсию вояжерами. Симпсон старался, чтобы как можно больше его сотрудников не оставались в регионе после окончания срока службы в компании, отправляя их обратно в Монреаль.

Пойдя еще дальше, он ликвидировал прибрежные торговые форты, построенные Маклафлином, отдав предпочтение флоту бродячих кораблей. По его мнению, в краткосрочных интересах компании было сохранить территорию как можно дольше дикой - и в этой ситуации, если подумать, он, как неофициальный представитель своей страны, меркантильной ветви своего правительства, вступал в конфликт интересов между интересами своей нации и интересами своей компании.

Маклафлин и Симпсон составляли фактическое правительство огромной территории, отправляя правосудие не в соответствии с правовым кодексом Британии или различных туземных обществ, а в соответствии с деловыми интересами компании. С одной стороны, Симпсон был главой единственного легального коммерческого предприятия в стране; с другой стороны, он был единственным источником гражданской власти, делегированной британским правительством, и Маклафлин подчинялся ему напрямую. Вместе им было поручено поддерживать закон и порядок над всеми людьми европейского происхождения на территории, на которую распространялась монопольная хартия компании. Симпсон также работал над тем, чтобы не допустить поселенцев в другие части владений компании. Питер К. Ньюман в своей популярной истории компании "Цезари дикой природы" пишет, что "за исключением движения в поселение на Красной реке и из него, во время долгого правления Симпсона мало кому из посторонних было позволено посещать его волшебное королевство. Те, кто получал разрешение, в основном были художниками, стремящимися прославить деяния губернатора, представителями британской аристократии, участвующими в охоте на бизонов, ботаниками и другими учеными, посланными от имени Королевского общества, или землеустроителями, подтверждающими полный объем впечатляющих владений HBC".

Однако Симпсон и Маклафлин не могли контролировать американских поселенцев, которые начали прибывать на территорию в 1830-х годах, чтобы обосноваться вдоль реки Колумбия и в долине Уилламетт. Наплыв переселенцев резко усилился после Паники 1837 года, когда цены на сельскохозяйственную продукцию и стоимость земли на востоке США резко упали, оставив многих фермеров и земельных спекулянтов без жилья. Растущее число американских поселенцев, прибывающих в Форт-Ванкувер, многие из которых были настроены подозрительно и испытывали англофобию после многих лет дисгармонии между Великобританией и США, стало подрывать неоспоримый авторитет Компании Гудзонова залива. Маклафлин оказался перед дилеммой: поселенцы предвещали конец его правления в Старом Орегоне и конец торговли пушниной (к началу 1840-х годов на землях к югу от Колумбии доходы от пушнины снижались), но изгонять их с земли он не собирался, даже если бы это было в интересах компании. Политика мирного невмешательства также не устраивала стареющего Маклафлина, который начал воспринимать поселения в Уилламетте как зарождение нового общества, частью которого он был, а не как вредителей, разрушающих торговлю пушниной.

К 1840-м годам в Форт-Ванкувер прибывало более тысячи поселенцев в год. Часто они были нищими, на грани голода и плохо подготовленными к зиме. Для Маклафлина это была большая дилемма: в политику компании не входило предоставление кредитов, особенно поселенцам, которые подрывали ее средства к существованию, но в то же время он чувствовал растущую симпатию к надеющимся, оборванным группам поселенцев. Разрешив свой внутренний конфликт, он оказал щедрую помощь всем прибывающим первопроходцам и удержал туземцев и поселенцев от нападений друг на друга. Несмотря на политику компании, к 1845 году Маклафлин выдал более тридцати тысяч долларов в кредит в магазине компании, тем самым в немалой степени обеспечив выживание многих поселенцев и их зарождающихся общин и вызвав гнев Симпсона, который все более мрачно смотрел на поддержку Маклафлином иностранных поселенцев, предвещавших конец монополии компании в Старом Орегоне.

Компания Гудзонова залива ничего не могла сделать, чтобы помешать прибывающим поселенцам: с политической точки зрения весь регион находился под совместным владением Великобритании и США и был открыт для коммерческого развития обеих стран.

Несомненно, Старый Орегон будет разделен, но где он будет разделен - вопрос, не имеющий простого ответа. Маклафлин все еще надеялся провести границу по реке Колумбия, в то время как Симпсон, более проницательный наблюдатель за тенденциями на континенте, положил глаз на реку Фрейзер, расположенную к северу от 49-й параллели. Симпсон нанес свой последний визит в форт Ванкувер в 1841 году, планируя перенести центральный склад компании из форта Ванкувер на новое место дальше на север. Кстати, в рамках этого тура Симпсон также посетил штаб-квартиру Русско-американской компании в Ситке (Аляска) и не был впечатлен: "Из всех грязных и убогих мест, которые я когда-либо видел, Ситка - самое убогое и самое грязное".

Симпсон и Маклафлин скрыли взаимную неприязнь и согласились отправить Джеймса Дугласа, массивного шотландского мулата загадочного происхождения и правую руку Маклафлина на протяжении почти пятнадцати лет, в экспедицию на север острова Ванкувер "с целью выбора удобного места для создания крупного поселения, обладающего всеми необходимыми условиями для земледелия, разведения скота, а также хорошей гаванью и обилием древесины". Дуглас отправился в 1843 году и основал форт Камосун, который вскоре был переименован в форт Виктория, на южной оконечности "этого бесплодного побережья, ограниченного скалами". Из окон новой штаб-квартиры открывался вид на пролив Хуан-де-Фука (на случай будущих пограничных споров), и она располагалась в глубокой безопасной гавани, окруженной сельскохозяйственными и пастбищными угодьями для снабжения нового форпоста.

Политический кризис в Старом Орегоне больше нельзя было игнорировать. Смерть в 1841 году одного из первых американских поселенцев обострила потребность в политической власти. Он умер без завещания, оставив после себя усадьбу и стадо из шестисот голов скота в долине Уилламетт, и для распределения его имущества требовался свод законов. Когда Маклафлин сообщил Симпсону и другим официальным лицам в Лондоне о своей неспособности управлять тысячами американских граждан, он не получил ни конструктивного ответа, ни инструкций. Однако он знал, что частная компания не может долго оставаться единственной официальной властью в регионе. Вскоре непокорные первопроходцы, большинство из которых были американскими гражданами, потребуют более подотчетного правительства. Маклафлин понимал, что без военной помощи Лондона или компании удержать Старый Орегон будет практически невозможно.

В 1843 году поселенцы вдоль реки Уилламетт объединились, чтобы сформировать временное правительство (основанное на юридическом кодексе штата Айова), которое признало бы их земельные претензии и стабилизировало бы их общины. Вскоре временное правительство уже принимало законы, взимало налоги и громогласно заявляло о своей принадлежности к Соединенным Штатам. Поначалу канадские поселенцы, большинство из которых были отставными торговцами пушниной и бывшими служащими компании, держались отстраненно, но с прибытием еще 1400 американских пионеров в 184 4 году, а затем 3000 в 1845 году, их захлестнула людская волна. В 1845 году поселенцы избрали Джорджа Абернети губернатором нового временного штата и отправили делегатов в Вашингтон с просьбой о вступлении в Американский союз. Маклафлин, оставшись один, 15 августа 1845 года согласился "поддержать органические законы временного правительства Орегона" и сотрудничать с новым образованием, чтобы, как он объяснил Лондону, "предотвратить беспорядки и поддерживать мир, пока решение вопроса о границах не оставит эту обязанность за родительскими штатами".

Соглашение о совместной оккупации между Великобританией и Соединенными Штатами никогда не было удовлетворительно или полностью урегулировано. В 1826 году британцы предложили удерживать весь Старый Орегон, но предоставить американцам порт в Пьюджет-Саунд, а американцы в ответ предложили свободное британское судоходство по реке Колумбия, но границу по 49-й параллели. В 1828 году соглашение о совместной оккупации было продлено на неопределенный срок, но к середине 1840-х годов вопрос был почти решен - американские граждане были основными жителями региона (если не считать коренных жителей, которые в XIX веке всегда игнорировались), и они заявили о своих желаниях. Вес исторических прецедентов, свидетельствующих в пользу притязаний Британии, уменьшился из-за большого притока американских граждан, прибывших на территорию по Орегонской тропе. Отчасти из-за политики компании Симпсона число британских поселенцев на этой территории никогда не превышало нескольких сотен, и уже в 1843 году их число значительно сократилось.

Американский политический интерес к Орегону достиг пика в 184 4 году после избрания президентом Джеймса Нокса Полка, ярого сторонника экспансии, который использовал лозунги демократической кампании "Пятьдесят четыре сорок или борьба" и "Аннексия Техаса и повторная оккупация Орегона" - фразы, которые сулили неприятности для компании и для британского суверенитета на территории Орегон. Британские дипломаты были в замешательстве - предложение казалось абсурдным, но неужели Полк действительно требовал отдать Соединенным Штатам все тихоокеанское побережье? В декабре 1845 года Полк убедил Конгресс расторгнуть соглашение о совместной оккупации и заговорил о войне, в то время как корабль британского флота патрулировал пролив Хуан-де-Фука.

Британские чиновники знали, что война за Орегон не ограничится далеким Тихим океаном, а, скорее всего, будет вестись как вторжение в Канаду, и решили, что спорная территория - частично истощенный пушной заповедник, уже занятый непокорными американскими гражданами, - не стоит риска. С другой стороны, Полк и его советники, столкнувшись с надвигающейся войной с Мексикой из-за Техаса, не хотели еще больше раздражать Британию. Международная граница пересекала Северную Америку по 49-й параллели до побережья, за исключением острова Ванкувер, который, как и предполагал Симпсон, должен был остаться британским. Последней уступкой, которую потребовали британцы (чтобы сохранить национальную гордость и умиротворить компанию), было признание американским правительством всей собственности компании и сохранение реки Колумбия открытой для судов компании до тех пор, пока они занимаются торговлей пушниной.

Однако интерес СИМПСОНА к межнациональной политике не ограничивался интересом к Старому Орегону. Он также был активным сторонником независимости Гавайев. Он выделил значительные средства компании на продвижение этой идеи и активно выступал против признания островов британским протекторатом, поскольку считал, что лучшие интересы компании, которая вела значительный бизнес с островами, лежат на стороне независимого гавайского королевства, а не филиала Британской империи. По иронии судьбы, несмотря на многолетнюю политику Симпсона по отказу от заселения, которая способствовала потере Соединенными Штатами территории Орегон, а также на его финансирование и выступление за признание независимого Гавайского королевства вопреки интересам собственной нации, в 1846 году он был посвящен в рыцари королевой Викторией за поддержку и поощрение компанией исследований в Арктике.

Получив почести в Британии, стареющий король-купец отправился в грандиозное, почти двухлетнее приключение вокруг света.

Он пересек Северную Америку, заехал в Сибирь и отправился на запад по суше обратно в Лондон. Затем он поручил писателю-призраку подготовить свой живой рассказ об этой экскурсии. Вернувшись в Лашин после своего кругосветного путешествия, он освоился в роли патриарха и столпа высшего класса Монреаля. Симпсон избегал любых упоминаний о своем скромном происхождении: теперь он был человеком властным, респектабельным и влиятельным. К тому же он был немолод. Теперь, когда ему было за шестьдесят, у него было гораздо меньше сил на легендарные туры по своим пушным владениям. "Поездки во внутренние районы и обязанности, которые я выполнял там в течение тридцати лет, - писал он, - становятся все более утомительными, и если не возникнут обстоятельства, делающие мое присутствие желательным, я, по всей вероятности, не пересеку эту высоту". Его жена умерла в 1853 году, а его собственное ухудшающееся здоровье ограничивало его физическую активность. Один из его старых коллег по работе писал, что "наш старый вождь, сэр Джордж... томясь под недугами возраста, пережил свои лучшие дни. Его легкое каноэ с множеством мужчин, да и женщин тоже! не может больше доставлять ему удовольствие". После потери Старого Орегона Симпсон больше не был бесспорным хозяином грозных владений компании. Монополия компании и власть Симпсона стали ослабевать и в других отношениях.

Идея монополии ушла в прошлое. Во владениях Симпсона появлялись свободные торговцы, как и вокруг форта Ванкувер до того, как он стал американской территорией. В 1849 году свободный торговец из колонии Ред-Ривер, Пьер-Гийом Сайер, был схвачен компанией и обвинен в преступлении. Но вместо тюремного заключения или изгнания он был просто освобожден мировым судьей. Такой мягкий ответ фактически положил конец монополии компании, санкционированной правительством. Община метисов больше не собиралась терпеть авторитарный диктат Симпсона или компании. По мере того как в XIX веке возникали разрозненные общины и поселения, развивалась и другая коммерческая деятельность, не связанная с угасающей торговлей пушниной. Люди, основавшие эти поселения, не были готовы смириться с тем, что магазин компании Гудзонова залива должен быть их единственным источником товаров и провизии. Поступали жалобы на грубую тактику компании, которая включала в себя обыски и порчу имущества, угрозы и общее преследование. В одном из отчетов описывается, как "клерки компании с вооруженной полицией входили в дома поселенцев в поисках мехов и конфисковывали все, что находили". У одного бедного поселенца после конфискации его вещей дом сгорел дотла, после чего его доставили заключенным на Йоркскую фабрику... Во время наших ежегодных торговых поездок в Миннесоту нас, как преступников, преследовали вооруженные констебли, которые обыскивали наше имущество, даже вскрывая наши сундуки; все найденные меха были конфискованы". Земля больше не была неизведанной дикой местностью, и компания больше не могла оставаться ее единственным правительством. Действительно, компания превратилась в досадный анахронизм.

В 1849 году компания потеряла часть своей власти на острове Ванкувер после создания коронной колонии Ванкувер-Айленд и назначения губернатора для новой колонии.

Однако когда два года спустя он ушел в отставку, его место занял Джеймс Дуглас, глава Тихоокеанского округа компании, и некоторое время Дуглас выступал в роли губернатора колонии и главы компании, ведя переговоры о заключении карательных договоров с тридцатью тысячами коренных жителей региона. В 1858 году, после золотой лихорадки и наплыва американских старателей из Калифорнии, контроль компании над своей территорией на материковом побережье Тихого океана был прекращен с созданием коронной колонии Британская Колумбия. Части империи распадались.

Симпсон написал письмо Лондонскому комитету в 1856 году, прозорливо указав на их "критическое положение: власти ошеломлены численностью расы полукровок, так что в любой момент непопулярная мера, вызванная случайным столкновением, может привести к всеобщему восстанию против Компании и разрушению ее заведений. Тем временем, благодаря такту и терпению, нам удается сохранять мир и получать большие доходы - такое положение вещей может продолжаться один, два или более лет, хотя в любой момент может быть внезапно прервано". Если отбросить расистскую снисходительность, записка свидетельствует о том, что интеллект Симпсона оставался острым, несмотря на то что его тело уже отказывало, и что он не утратил своего легендарного понимания того, как обстоят дела на земле. Когда компания была основана, она обладала абсолютной властью над своими сотрудниками. Позже она стала настолько могущественной, что могла навязывать свою власть все большему числу своих клиентов, Первых наций. Но когда на территории компании, несмотря на все усилия Симпсона, стали появляться поселения англоговорящих людей европейского происхождения, в том числе "полукровок" или метисов, над которыми он насмехался (хотя большинство его детей были метисами), диктаторским монопольным полномочиям компании пришлось положить конец. Усовершенствованные способы передвижения и связи означали, что компания больше не могла контролировать отчеты о деятельности внутри своих владений.

Поползли слухи о том, что компания не покладая рук защищает свои прибыли для заочных лордов, которые владели и контролировали ее. Симпсон мог затянуть процесс, но неизбежный конец был налицо. В редакционной статье Джорджа Брауна в газете "Торонто Глоб" говорилось: "Не может быть и речи о том, что пагубное и деморализующее господство этой компании над регионом площадью в четыре миллиона квадратных миль скоро закончится и что судьбы этой огромной страны соединятся с нашей собственной. Непростительно, чтобы цивилизация была отторгнута от половины континента, в лучшем случае на сомнительном праве собственности, в интересах двухсот тридцати двух акционеров". Эти настроения поддержали и другие, как в Канаде, так и, что более важно, в Лондоне.

В 1850-х годах Симпсон по-прежнему отправлялся на ежегодную инспекцию фортов компании, но его личные деловые интересы сместились в сторону деятельности в Монреале, а не на Ред-Ривер или в районе Атабаски. Продолжая лоббировать интересы чиновников от имени компании, он расширил свое участие в других деловых предприятиях, в частности в железных дорогах, горнодобывающих концернах и пароходных операциях. Для достижения своих целей он не гнушался манипулировать высокопоставленными политическими и финансовыми фигурами. Однажды он, как известно, предложил "10 000 золотых причин" одному из видных чиновников, чтобы получить правительственные контракты для одной из своих пароходных линий.

Лицензия Компании Гудзонова залива была продлена в 1859 году, что совпало с ростом антипатии общества к ее деятельности. В 1857 году Симпсона вызвали для дачи показаний в специальный комитет Палаты общин Великобритании, расследовавший деятельность древней монополии. Тогда шестидесятипятилетний сэр Джордж Симпсон стратегически кашлял, делал паузы и задерживался при многократных допросах. Ему все еще удавалось заявлять, что Земля Руперта непригодна для заселения, несмотря на успех нескольких сельскохозяйственных общин, таких как колония на Ред-Ривер и процветающие фермы компании на Тихоокеанском побережье, несмотря даже на его собственные противоположные мнения в его книге 1843 года, в которой он восхвалял большой сельскохозяйственный потенциал тех самых земель, которые он теперь описывал как пригодные только для ловли бобров.

Неудивительно, что мнение Симпсона, которое раньше практически не оспаривалось, теперь считалось не заслуживающим доверия, а то и вовсе ложным. Комиссия рекомендовала присоединить всю Землю Руперта к провинции Канада, а компании и ее нескольким сотням богатых британских акционеров лишиться всех своих привилегий и полномочий.

В 1870 году вся оставшаяся территория Компании Гудзонова залива стала частью нового государства - Доминиона Канада. Деспотические времена компании закончились, теперь ей предстояло жить или умереть как обычному бизнесу, пусть и с огромными земельными владениями на западе Канады и с укоренившимися линиями снабжения и складами, охватывающими полконтинента. Трагично, но неудивительно, что с сотнями тысяч коренных жителей не посоветовались в ходе этой грандиозной бизнес-сделки между британской компанией и ее колониальным правительством. Но Симпсон не дожил до этого. Он умер в Лахайне в 1860 году, до того как его компания лишилась всех своих особых полномочий.

Даже потерю монополии можно обратить в прибыль. Почтенная компания занялась продажей своих земель прибывающим поселенцам, которые с наступлением века устремлялись на запад. Когда они уже не могли защищать свою монополию, стоимость которой в любом случае снизилась, компания снабжала поселенцев товарами из фирменного магазина, боролась за эксклюзивные права на перевозки по ключевым водным путям и в целом процветала. Несколько фортов компании, занимавшихся торговлей пушниной, впоследствии стали столицами провинций в Канаде: Форт Гарри стал Виннипегом, Манитоба; Форт Эдмонтон - Эдмонтоном, Альберта; а Форт Виктория - Викторией, Британская Колумбия.