Выслушав объяснения Дайрмида относительно состава травяного настоя, Микаэла одобрила его выбор и посоветовала добавить ивовой коры. Потом она немного отпила из чашки и нахмурилась.
– А чем вы его разбавляете?
– Как чем? Кларетом, конечно! – ответила Лили.
Стоявший возле кровати племянницы Дайрмид удивленно поднял брови.
– Я этого не знал… Лили, Бригит еще рано пить вино! Разбавляй настой чем-нибудь более подходящим для ее возраста.
– Капелька кларета ей совсем не повредит, – проворчала обиженная старуха, – только поможет расслабиться.
– Чтобы снять напряжение, добавим немного ромашки в вечернюю порцию настоя, – сказала Микаэла. – А для улучшения вкуса будем разбавлять его сидром или теплым молоком. Вино тоже можно давать, когда у нее бывают боли, но пополам с водой. Я напишу еще один рецепт для травницы. Она умеет читать?
– Да, – кивнула Лили, – она грамотная женщина, вдова, живет тут неподалеку. В травах разбирается хорошо, может приготовить любой настой. У меня и самой неплохой запас трав на кухне, но, боюсь, там найдется не все, что нам нужно.
Микаэла поблагодарила ее за помощь, и Лили наклонилась к ребенку.
– Спокойной ночи, деточка, – проворковала она, – не забудь помолиться перед сном.
Старуха ласково улыбнулась и вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.
– Какая славная у тебя куколка, Бригит! – сказала Микаэла, увидев тряпичную головку, выглядывающую из-под одеяла. У куклы были волосы из шелковых ниток, искусно вышитые глаза, нос и рот.
– Это мой ангел-хранитель, – улыбнулась девочка. – Ее зовут Микаэла.
– Вот те раз! – ухмыльнулся Дайрмид. – А ведь еще вчера ты называла куклу просто Ангелом.
– Теперь она Микаэла! – упрямо повторила Бригит.
Откинувшись на подушки, она сложила перед собой ладони, зажмурила глаза и начала молиться. Микаэла невольно залюбовалась ею – бледная, сосредоточенная, в ореоле распущенных золотистых волос, она сама сейчас походила на маленького ангела. Внезапно Бригит открыла глаза и укоризненно взглянула на взрослых.
– Что же вы молчите? Повторяйте молитву вместе со мной, иначе она не подействует. Лили всегда так делает!
Дайрмид кивнул и, искоса взглянув на Микаэлу, присел на краешек кровати. Молодая женщина последовала его примеру.
– Ангелы небесные, укройте меня своими крылами от злых духов, от всяческих бед и напастей, – говорила Бригит нараспев, – спасите и сохраните и душу мое, и тело…
К тоненькому голоску девочки присоединился негромкий баритон лэрда:
– Со мной святая Бригит и всемилостивейшая Дева Мария, и моя любовь, мой ангел-хранитель Микейла…
Вздрогнув, Микаэла повернулась к нему и встретилась с твердым взглядом серых глаз – в них отражались теплые огоньки свечей, от которых глаза Дайрмида сияли, как отполированное серебро. Она вспыхнула и потупилась, не понимая, отчего вдруг так затрепетало сердце, – ведь Дайрмид всего лишь повторял молитву, придуманную несчастной больной племянницей. Но от его бархатистого, полного нежности голоса и обжигающего взгляда внутри у нее словно завибрировала какая-то тонкая певучая струна.
– Не оставь нас, господи, дай нам свое благословенье! Огради от злых духов, чародеев и нечистой силы, чтобы никто из них не мог забрать меня отсюда! – вывела девочка чистым голоском и замолчала.
– Тебе нечего бояться, детка, – растроганно сказала Микаэла, гладя ее по щеке. – Ведь с тобой не только господь, Святая Дева и ангелы, но и сам король чародеев!
Она перевела взгляд на лэрда и с удивлением заметила краску смущения на его щеках.
– Да, да, – ответила девочка, – он нас всех защитит, всем поможет, ведь он умеет творить чудеса! Знаете, леди Микаэла, он пообещал, что я снова буду ходить!
– Опять ты за свое, малышка! – нахмурился Дайрмид.
– Я знаю, ты это от всех скрываешь, – с заговорщицким видом проговорила Бригит, – но леди Микаэла никому не проговорится. Ах, мне так хочется, чтобы ты поскорее выполнил свое обещание!
Она улыбнулась, в ее глазах светились надежда и вера.
«Так вот почему он так настойчиво требовал, чтобы я воспользовалась своим даром, – осенило Микаэлу. – Он пообещал чудо Бригит!»
Дайрмид быстро взглянул на нее и смущенно отвел глаза.
– Гм… конечно, я сделаю для тебя все, что в моих силах, малышка, – сказал он. – А сейчас ляг поудобней и постарайся заснуть, леди Микаэла разотрет тебе спинку и ножки, чтобы они меньше болели.
Девочка поцеловала свою тряпичную куклу, пожелала всем спокойной ночи и закрыла глаза. Дайрмид уложил ребенка на живот, подоткнув по бокам подушки, и Микаэла начала осторожно поглаживать худенькое тельце.
Лэрд уселся на край кровати с другой стороны.
– Теперь вы знаете, почему мне нужны именно вы, Микаэла, – проговорил он вполголоса. – Я сгоряча дал несчастной малышке неразумное обещание и должен держать слово.
Кивнув, Микаэла взяла принесенный Лили пузырек с миндальным маслом, капнула из него на ладони и провела ими по тоненьким ножкам девочки.
– Пожалуй, вы правы, без чуда здесь не обойтись, – пробормотала она. – Иногда я жалею, что мой дар покинул меня…
Из груди Дайрмида вырвался тяжелый вздох.
– Но я все равно не перестану просить вас о чуде, – сказал он, и Микаэла почувствовала, что ей очень нравится этот человек.
Похоже, горец собирался остаться, чтобы понаблюдать за процедурой массажа, и Микаэле это понравилось: присутствие Дайрмида всегда внушало ей спокойствие и уверенность. Оглядев худосочное тельце ребенка, она быстро прошлась по нему тонкими нервными пальцами, поглаживая и ощупывая мускул за мускулом. Мысленно она перелистывала страницы медицинских фолиантов с цветными изображениями внутренних органов человека и животных.
Дайрмид, казалось, даже перестал дышать – так тихо он сидел, – но Микаэла все равно ощущала, что он рядом, достаточно протянуть руку, чтобы прикоснуться к его могучему плечу. Молодая женщина глубоко вздохнула, закрыла глаза, продолжая ощупывать тельце ребенка, и через несколько мгновений перед ее мысленным взором снова появились картинки, но уже другого рода: каким-то непостижимым образом она увидела то, что находилось под ее руками. Под нежной детской кожей она явственно различала хрупкие косточки, обвивавшие их розовые полоски мускулов, тончайшее кружево нервов и кровеносных сосудов, по которым бежала кровь – сок жизни.
Микаэла почувствовала, что руки быстро теплеют, как будто она поднесла их к пылающему камину, и в следующее мгновение ее, как молния, пронзило ощущение, что она знает болезнь ребенка во всей ее полноте. Молодая женщина охнула и открыла глаза, но ощущение исчезло так же быстро, как и возникло. Она растерянно моргнула, пытаясь собраться с мыслями, вспомнить то, что только что поняла, но безуспешно. Так проснувшийся утром человек не может вспомнить, что видел во сне.
– Что с вами? – озабоченно спросил Дайрмид.
– Я не знаю… – пробормотала Микаэла. – Но теперь я уверена, что ноги девочки целы и невредимы. Причина ее недуга кроется в перенесенной ею лихорадке.
– Откуда такая уверенность? – нахмурился он.
– Ниоткуда, – пожала она плечами. – Просто я уверена – и все.
Такое часто случалось с Микаэлой в детстве – с помощью своего особого внутреннего зрения она точно определяла места переломов, глубину и форму ран, видела нерожденных детей в материнских утробах и при этом знала, какого они пола и родятся ли здоровыми. Увы, с тех пор, как ее покинул целительный дар, эта способность тоже исчезла. Как странно, что она вернулась к ней вновь… Микаэла печально вздохнула. Какими бы способностями она ни обладала когда-то, они были совершенно непредсказуемы, иное дело – медицинские знания, на приобретение которых она потратила столько лет. Они всегда были с ней, на них она могла полагаться.
Микаэла подняла глаза на Дайрмида, и он, словно отвечая на ее молчаливый призыв, тоже начал массировать худенькие плечи Бригит своими длинными, сильными пальцами. Двигаясь кругами, его большая ладонь почти совсем закрывала маленькую спинку девочки.
Внезапно он задел руку Микаэлы, потом еще раз – и от этих прикосновений по ней как будто пробежали легкие искорки. Спокойные ритмичные движения, благостное тепло уютного пространства кровати, отгороженного занавесями от остального мира, действовали на Микаэлу завораживающе. Как зачарованная, наблюдала она за сильными и в то же время нежными пальцами Дайрмида и вдруг осознала, что больше не думает ни о больной девочке, ни о результатах осмотра. В ее сердце царили покой и умиротворение, а по телу пробегал сладостный трепет, ей вдруг вспомнился чудесный поцелуй на берегу священного пруда. Как нежны были тогда губы Дайрмида…
Микаэла тряхнула головой, решив, что это, должно быть, миндальное масло оказывает на нее такое странное воздействие.
– Дайрмид, а что случилось с ногой Гилкриста? – спросила она, вспомнив, что уже давно хотела об этом узнать.
– Несколько лет назад он упал во время охоты, сломал в двух местах правую ногу, и кости плохо срослись.
– Наверное, его лечили не вы? – предположила Микаэла.
– Да, я был в очередном походе с королем и вернулся только через несколько месяцев после несчастья. Кость срослась, рана зажила, но нога осталась изуродованной.
– Плохо сросшиеся кости можно прооперировать, – заметила она осторожно. – Хотя, разумеется, такая операция по силам только самым искусным хирургам. Таким был мой покойный муж Ибрагим… Но вы ведь тоже очень умелый и знающий хирург!
Быстро взглянув на нее, Дайрмид отвел глаза:
– Был когда-то…
Микаэла коснулась его левой руки, по которой змеились шрамы.
– Нет, вы не утратили своего искусства! – убежденно сказала она. – Я уверена, вы можете помочь Гилкристу. Надо снова сломать кость в месте старого перелома и правильно ее совместить…
– Это очень рискованно, – возразил Дайрмид. – Я еще ни разу не делал ничего подобного, а у вас просто недостанет на это сил. К тому же Гилкрист никогда не согласится. – Он убрал свою руку и поглядел Микаэле в глаза: – Наверное, вы считаете даншенских Кемпбеллов скопищем уродов?
Он улыбнулся, но в его голосе ощущалась горечь.
– Вовсе нет! – поспешно сказала Микаэла. – Вы все кажетесь мне очень красивыми.
– Вот как? – удивился он. – Что ж, Гилкрист и впрямь очень красив; пожалуй, можно назвать хорошенькой Бригит, но остальные мои родичи…
– Гилкрист красив, как античный бог, и Бригит очень хорошенькая, – подтвердила Микаэла. – Но я имела в виду совсем другую красоту – красоту любящей души, которую ценю намного больше телесного совершенства. Вы и ваши родные очень добры, я в этом убедилась. Я слышала, как в разговоре с Максуином вы отказались отправить девочку в монастырь, я видела гнев на вашем лице и на лице Артура, когда Ранальд отпускал нелестные замечания о Гилкристе и Сорче… Кстати, надеюсь, вы не сердитесь на меня за то, что я наблюдала за вами и подслушивала?
– Нет, – покачал он головой, – я даже рад этому. Дело в том, что я хочу просить вас осмотреть мою сестру. Знаю, у вас есть основания сердиться на Максуина, но вы можете ей помочь.
Микаэла нахмурилась:
– Похоже, вы ждете от меня сразу двух чудес, хотя сами не пожелали совершить для меня ни одного!
Она тут же пожалела о своих словах: очень уж резко они прозвучали. Но Дайрмид, похоже, не рассердился.
– Я не прошу вас о самом чуде – только осмотрите Сорчу и сделайте для нее то, что может сделать врач. Разумеется, вам трудно решиться на поездку в Глас-Эйлин, но я боюсь, что помощи одной повивальной бабки, которую нанял для Сорчи Ранальд, будет недостаточно. Понимаете, бедняжке нужен даже не столько врач, сколько подруга, наперсница, с которой можно было бы поделиться своими заботами и страхами. Все, о чем я прошу вас, Микаэла, – провести с Сорчей несколько дней, чтобы поддержать и подбодрить ее. Мы так за нее боимся…
– Я подумаю и сообщу вам ответ, – сказала молодая женщина. Она в который раз поразилась, какое у Дайрмида доброе, великодушное сердце! Это не могло не тронуть: к тому же на сей раз речь шла только о медицинской помощи… И все же надо было как следует взвесить, к чему может привести поездка в замок, находящийся во власти Ранальда Максуина.
– Благодарю вас, – негромко ответил горец.
Микаэла отвернулась, заботливо накрыла Бригит одеялом и пробормотала: – Мне не меньше вашего хочется вернуть девочке здоровье…
– Нет, – покачал головой Дайрмид. – Никто не может хотеть этого больше меня!
– Знаете, мне доводилось видеть, что с хромыми и увечными обращаются хуже, чем с собаками, – задумчиво произнесла Микаэла. – Во многих городах Европы они влачат жалкое существование. Бесприютные, голодные и оборванные, они выпрашивают милостыню, они вычеркнуты из жизни и забыты теми, кто по завету господа обязан о них заботиться. Мой покойный муж Ибрагим пытался помочь таким несчастным вновь обрести телесную крепость. За это некоторые из коллег превозносили его, как доброго самаритянина, а другие обзывали глупцом.
– Он был сарацином, ваш муж?
– Он происходил из той части Испании, которую завоевали мавры. Его мать была знатной дамой, христианкой, а отец – обращенным в христианство сарацином. В юности Ибрагим изучал медицину и астрологию в Стамбульском университете, потом перебрался в Болонью – лечил больных и преподавал в тамошнем университете. Там мы с ним и встретились.
– Он был вашим учителем? – удивился Дайрмид.
Микаэла кивнула:
– Он преподавал анатомию, медицину и астрологию. И еще писал трактаты на медицинские темы – вам наверняка довелось читать некоторые из них, ведь он был очень известным врачом. Его звали Ибрагим ибн-Катеб.
– Нет, не довелось, – покачал головой Дайрмид. – Я почти не читал медицинских книг. По-видимому, ваш муж был намного старше вас?
– Вы правы, по возрасту он мог бы быть моим дедом. Когда я поступила в университет, Ибрагим выбрал меня и еще одного студента себе в помощники и стал давать нам дополнительные уроки дома. А потом я поселилась у него: так было удобнее помогать во врачебной практике…
– И стали его женой, – закончил Дайрмид, не сводя с нее проницательного взгляда, и Микаэла отвела глаза, словно боялась, что он прочтет в них ее секреты.
– Ибрагим научил меня всему, что я знаю, – сдержанно сказала она. – Он укреплял мой дух, поощрял тягу к знаниям… Он был для меня воплощением доброты и великодушия.
– Он знал о ваших необыкновенных способностях?
– Да… – пробормотала она, старательно избегая его взгляда. – Ибрагим полагал, что способность исцелять Небо даровало мне как знак моего врачебного призвания. Но в то же время он считал этот дар лишним и даже опасным. Ибрагим внушал мне веру в эмпирические знания, учил доверять собственному опыту и опыту многих поколений врачей, обобщенному в медицинских трудах.
Микаэла почувствовала облегчение – как хорошо, что можно обойтись полуправдой и не рассказывать о том, что для нее сделал Ибрагим.
– Как долго вы были замужем?
– Четыре года. Муж умер около года назад: у него было слабое сердце, хотя он до самого конца это от меня скрывал.
Она закусила губу и отвернулась.
– Вы все еще тоскуете по нему, – мягко заметил горец. – Похоже, вы его любили…
Микаэла вздохнула: он был тысячу раз прав, но зачем ему об этом знать? Как он, однако, странно повернул разговор! Но больше не стоит поощрять его любопытства.
– Я восхищалась великодушием и благородством мужа, обширностью его познаний, – пожала она плечами. – Ибрагим наверняка сумел бы вылечить Бригит! – Она наконец посмотрела на Дайрмида и смущенно добавила, готовая тут же снова отвести взгляд: – А как обстояли дела у вас?
– С чем? С учебой или с браком? У меня эти вещи не совпадают, – усмехнулся он.
Разумеется, Микаэле хотелось разузнать о его жене, но она чувствовала, что Дайрмид бережет свои секреты так же ревностно, как и она. Пожалуй, лучше зайти издалека…
– Где вы изучали хирургию?
Лэрд погладил Бригит по волосам, и золотистые локоны обвились вокруг его запястья.
– Мой отец послал меня в Маллинчский монастырь на островах, когда мне исполнилось тринадцать, – начал он. – Мой старший брат к тому времени погиб в сражении, и отец не хотел, чтобы я разделил его судьбу. Он мечтал видеть меня образованным человеком, поэтому я взялся за латынь, французский, математику, философию и преуспел настолько, что вскоре монахи уже не знали, что со мной делать. Вместо того чтобы проводить оставшийся срок в молитвах и благочестивых размышлениях, я часами пропадал на берегу, соревнуясь в метании камней и борьбе с другими такими же недорослями, отданными в учение. Я мнил себя будущим воином, а не монахом и не книжным червем!
– Еще одно свидетельство истинности астрологической науки, – улыбнулась Микаэла. – Овен, родившийся под знаком Марса, всегда жаждет битвы и победы! Такие люди, как правило, наделены прекрасными умственными способностями, но слишком нетерпеливы, чтобы посвятить себя науке.
– Значит, в моих недостатках виноваты звезды? Жаль, что настоятель Маллинчского монастыря ничего не смыслил в астрологии, иначе он не стал бы меня сечь за нерадивость!
Микаэла рассмеялась, Дайрмид тоже, и от его милой, чуть скошенной набок улыбки у молодой женщины защемило сердце.
– Неужели вас выгнали из монастыря? – спросила она.
– Нет, напротив! Настоятель решил сослать меня в монастырскую больницу, чтобы я искупил свои грехи, ухаживая за больными. Тамошний врач, брат Колум, взял меня под свою опеку. У него было всего две медицинские книги, которые я читал и перечитывал, пока не выучил наизусть. Но увы – брат Колум был весьма почтенного возраста и вскоре умер. Через некоторое время скончался мой отец, и, поскольку старшего брата тоже не было в живых, я стал даншенским лэрдом. Надо сказать, я покинул Маллинч с большим облегчением и пошел на службу к королю Роберту.
– Однако когда мы с вами встретились на поле боя в Гэллоуэе, вы были уже искусным хирургом, несмотря на юный возраст!
– Все мое искусство – результат практики, – пожал Дайрмид плечами. – К сожалению, мне не довелось получить настоящего медицинского образования. После недолгого ученичества у брата Колума моим единственным наставником стала нужда, которая, как известно, всему научит. Впрочем, все это в прошлом, я давно бросил свою хирургию.
Микаэла покачала головой.
– И все же вы талантливый, одаренный человек, увечье не может этого изменить, – ответила она, твердо глядя в его помрачневшие глаза. В них явственно читалось предупреждение, что она зашла слишком далеко, и молодая женщина поспешила направить разговор в более безопасное русло: – Посмотрите только, как чудесно подействовал на Бригит наш массаж – она наконец заснула.
– И правда, мы помогли ей заснуть, – заметил Дайрмид. Он на мгновение коснулся ее руки, и Микаэла сразу почувствовала исходящее от него тепло. – Интересно, почему вы решили поступить в университет и стать врачом? Весьма необычное решение для женщины – тем более для уроженки наших мест! Вас подтолкнули к нему ваши необыкновенные способности?
– Нет, – ответила она и грустно улыбнулась. – Просто в юности я видела, как один молодой хирург спас жизнь тяжело раненному в бою человеку, и с тех пор не мыслила для себя иного занятия, кроме медицины.
– Не надо так шутить со мной, – нахмурился горец.
– Я и не думала шутить, – покачала она головой. – Тот день в Гэллоуэе до сих пор у меня перед глазами, словно это случилось вчера. Вы показались мне тогда воплощением милосердия и вообще всего лучшего, что есть в человеке. Вы совершили настоящее чудо!
– Нет, это вы совершили чудо… – смущенно произнес Дайрмид и неожиданно усмехнулся: – Похоже, тот день запомнился нам обоим, но по разным причинам.
– Запомнился? Да я только и делала, что думала о вас и о том, как вы спасли тому человеку жизнь, – пробормотала Микаэла. – Мой целительский дар был чудесным, но абсолютно непредсказуемым, а ваше врачебное искусство, основанное на знании и опыте, никогда не подводит. Мне захотелось научиться лечить, как вы.
Дайрмид накрыл ее пальцы своими и крепко сжал.
– Спасибо вам, Микаэла, – негромко, с чувством проговорил он, и у молодой женщины забилось сердце – ей показалось, что он скажет ей сейчас что-то очень важное. Но в следующее мгновение, как будто опомнившись, горец поспешно выпустил ее руку и спросил: – А почему вы решили поехать учиться именно в Италию?
– О, это длинная история, – разочарованно вздохнула Микаэла. – Мой друг детства и дальний родственник Уилл Маккеррас изучал каноническое право в Болонье. Приехав в Кинглэсси на каникулы, он рассказал мне о молодых женщинах, которые учились на медицинском факультете Болонского университета наравне с мужчинами. По его словам, выпускникам обоего пола выдавались одинаковые дипломы! Я была изумлена. А поскольку мне очень хотелось учиться, я попросила Гэвина отпустить меня в Италию. В общей сложности я провела в этой чудесной стране восемь лет. Там в мою жизнь вошел Ибрагим – мудрый, знаменитый, всеми уважаемый врач. О лучшем наставнике я не могла и мечтать.
– Вы были с ним счастливы?
– Во многих отношениях мы очень подходили друг другу… – сдержанно ответила Микаэла, и с ее губ наконец сорвался вопрос, который уже давно не давал ей покоя: – А вы счастливы со своей женой?
– Гм… О нас с Анабел не скажешь, что мы подходим друг другу. – Он отвел глаза, помедлил и продолжал: – Мы поженились пять лет назад, и почти сразу после свадьбы я ушел в поход с королем. Моя жена – очень красивая, умная и своенравная женщина. Она не привыкла себе ни в чем отказывать и не собиралась скучать в одиночестве… Короче говоря, Анабел завела себе любовника. – Дайрмид безразлично пожал плечами, но по его голосу чувствовалось, что та давняя боль все еще терзает его. – Я подал на развод, но епископальный суд вынес другое решение: он предписал нам разъехаться.
– Где же она сейчас? – тихо спросила Микаэла.
– В одном монастыре. Я почти ничего не знаю о ее нынешней жизни. Она двоюродная сестра Ранальда, поэтому общается с ней в основном он, а я только дважды в год посылаю для нее в монастырь деньги и припасы. Мы с ней не видимся…
– Но вы все еще женаты!
– Официально – да, но на самом деле я давно уже живу один и смирился с одиночеством, – спокойно произнес Дайрмид, но на его щеке, выдавая волнение, задергался мускул. – Жаль только, что у меня никогда не будет сына. После моей смерти Даншен перейдет к Артуру.
– Да, очень жаль… – отозвалась Микаэла, потрясенная безысходностью его положения. Не иметь ни жены, ни сына, ни надежды когда-нибудь завести семью – что может быть ужасней для всесильного лэрда?
Дайрмид печально улыбнулся.
– Только, пожалуйста, не надо меня жалеть! – попросил он. – Все правильно: я расплачиваюсь за ошибку, которую совершил по молодости и неопытности. Если бы я мог представить себе тогда, чем все кончится, то ни за что не поддался бы чарам Анабел…
Сердце Микаэлы дрогнуло, в нем внезапно шевельнулась робкая надежда. До сих пор молодая женщина не допускала даже мысли о том, что между ней и даншенским лэрдом может возникнуть что-то похожее на любовь…
– Пожалуй, на сегодня хватит, – сказала она, без всякой необходимости поправляя одеяло вокруг сладко посапывавшей во сне Бригит. – Завтра я снова сделаю малышке массаж. Пойду попрошу Лили приготовить утром отвар из трав.
Она поднялась и хотела направиться к двери, но Дайрмид остановил ее, взяв за руку.
– Спасибо вам за заботу, Микаэла, – с искренней благодарностью сказал он. – Я уверен, что вы поможете моей девочке.
Микаэла глянула на Бригит, которая под тяжелым одеялом казалась совсем крошечной и беззащитной, и тяжело вздохнула:
– Жаль, что я не могу совершить чудо исцеления, которое вы ей пообещали…
Дайрмид тоже поднялся и положил руки ей на плечи. Даже сквозь одежду Микаэла почувствовала, какие они горячие. По ее телу пробежала сладостная дрожь; молодая женщина подняла взгляд на лэрда – теплый отсвет камина смягчил черты его сурового лица, сделав еще красивее. Дайрмид наклонился к ней, и она близко-близко увидела его ясные и блестящие, как горный хрусталь, глаза.
– В вас больше волшебства, чем вы думаете, – шепнул он.
Микаэле снова вспомнился короткий поцелуй на берегу пруда. Внезапно ей так сильно захотелось вновь прикоснуться к губам Дайрмида, что она испугалась – еще немного, и справиться с этим желанием не удастся. От ужаса у нее задрожали колени, бешено застучало сердце – казалось, в тишине отчетливо слышен его стук.
Никогда прежде Микаэлу так не тянуло к мужчине. Ее тело как будто обрело собственную волю и, перестав подчиняться разуму, жаждало соприкоснуться, слиться воедино с телом Дайрмида, и эта потребность с каждым мгновением росла. Микаэле так хотелось тепла, которое бы отогрело ее замерзшую душу…
Глубоко вздохнув, молодая женщина напомнила себе, что Дайрмид женат; к тому же несчастный брак, по-видимому, надолго отвратил его от женщин. На ее долю тоже выпало одиночество, от которого не избавили даже несколько лет супружества, но она не будет вести себя как распутница! Наверное, сам Дайрмид осудил бы ее за это, не говоря уж об угрызениях собственной совести.
– Спокойной ночи, Дайрмид, – сказала она, отстраняясь.
– Микейла… – едва слышно проговорил он, и молодая женщина заколебалась.
Его голос был так волнующе-прекрасен, к тому же он так чудесно произносил ее имя на гэльский лад! Но пора было уходить – иначе придется горько пожалеть о своей слабости. Отвернувшись, Микаэла решительно направилась к двери и вышла в холодный темный коридор. В это мгновение что-то слегка толкнуло ее в грудь – как будто между их с Дайрмидом сердцами протянулась тонкая серебряная ниточка, которая дернулась и стала натягиваться, когда Микаэла покинула лэрда. Она явственно представила себе эту картину, и ей вдруг показалось, что ниточка уже давно соединяет ее с Дайрмидом – с того самого дня, когда она опустилась рядом с ним на колени на поле боя в Гэллоуэе. Теперь эта ниточка крепко-накрепко привязывала ее к даншенскому лэрду, и Микаэла не знала, как от нее освободиться…