Король драконов

Глава тринадцатая О ПУТЯХ И РАЗВИЛКАХ, ИЛИ О ЧЕМ ПОЮТ ДРОЗДЫ

День выдался прохладным и сумрачным. Ночью прошел несильный дождик, как-то с утра солнце затянула туманная дымка, и не успевшая выпасть роса наполнила воздух бодрящей прохладой. Птицы шумели вовсю. Я бездумно жевала травинку в такт равномерному топанью Мышака, мурлыкала себе под нос песню о веселом охотнике, когда вокруг вдруг резко потемнело и пахнуло прохладной сыростью.

Что? Я натянула поводья. Прямо передо мной темнела каменистая расщелина, расколовшая донизу высокий островерхий холм. В глубине серела непробиваемая тень — щель или была не насквозь, или делала в холме крутой поворот. И именно стены этой расщелины были отмечены знаком солнца, именно в нее ныряла дорога и безмятежно вошел Мышак. Склоны холма уже были мне по плечо, из оплывшей земли торчали корни, а нанесенную ночным дождем грязь вовсю месили копыта моего переминающегося коня.

— Хмм… — Я задумчиво глядела вперед. Из-за темного поворота что-то приветливо заухало, проскрежетало по скале, с высоты сорвался камень и с плюханьем ударился обо что-то внизу, — Давай-ка отсюда выбираться, — предложила я Мышаку и, после недолгой возни с разворотами, снова была у подножия холма. Следом выскочил Воротник, успевший выпачкаться в грязи до самого гребня на голове. При этом он еще с хрустом жевал что-то многоногое в жестком панцире.

Развилка. Тропа раздваивалась. Второй путь уводил, изгибаясь, куда-то за холм, был хорошо утоптан, гладок и сух. Правда, не имел солнечного знака.

— Ну как там, в глубине? — спросила я дракончика. Судя по налипшей грязи, он прошел в расщелине гораздо дальше моего.

Воротник изобразил всем телом бурный восторг.

— Там таких много, — ткнул он лапой в валяющиеся ошметки надкрыльев, больше моей ладони каждый. — Только крупнее! Бегают!

— Идем в обход, — решила я. В сущности, тут и думать было не о чем. Прокладывавшие Восточный Тракт, похоже, решили здесь пошутить. И утоптанная обходная тропинка подтверждала, что множеству путешественников эта шутка не понравилась, как и мне.

— Надо идти по дороге, — вдруг уперся дракончик.

— Не надо, — отрезала я.

— Надо, — продолжал препираться Воротник. Недокормили его в деревне, точно недокормили. Захотелось ему многоножками похрустеть!

— Держись рядом и молчи! — приказала я и положила конец спору.

Воротник тут же стих.

Мышак сделал пару шагов по тропе и испуганно шарахнулся — сверху упал здоровенный дрозд. Он сел невдалеке, склонил голову, обежал нас внимательным взглядом быстрого черного глаза и свистнул.

— Тебе чего? — довольно мирно спросила я.

В ответ дрозд фыркнул и захрипел.

— Смеешься, да?

Птица клюнула землю и провела на тропе черту.

— Ну и смейся себе.

Мышак уверенно зашагал по тропе. Дрозд прыгнул навстречу, расправляя крылья.

— Ты чего?!

Мышак встал на дыбы и забил копытами.

— Воротник, хватай! — но дракончик был странно безучастен, — Отстань, а?

Дрозд не отставал. Он подпрыгивал, бил крыльями, мотался перед головой Мышака и ловко увертывался от моей руки, которую я иногда осмеливалась оторвать от конской гривы. А Мышак все пятился, отступал перед натиском — и вдруг все стихло. Птица исчезла. Я с трудом утихомирила коня и огляделась. Дрозд сидел шагах в десяти и искоса глядел на нас.

— Ну держись!

Я спешилась, подобрала палку и камень и пошла в атаку. Дрозд снова провел черту на тропе, укоризненно фьюитьнул и взлетел.

— Ага, наша взяла!

Но ни Мышак, ни предательски бездействовавший дракончик меня не поддержали. Я поправила сумки, подобрала отлетевший в пылу битвы плохо привязанный мешок и торжествующе шагнула вперед, ведя Мышака в поводу. Оставалось обойти холм и вернуться на дорогу. Крюк шагов в двадцать — что может быть проще?

— С ящщщерицей, говоришшшь?

— Да, с ящерицей она и пошла вампиров давить. И ловко же справились!

— И вы ее не задержжжали?

— Да предлагали мы остаться, а она — ни в какую. Отлежалась на печке — и в путь, только пыль столбом встала.

— А что он ел? Чем кормили?

— Да не знаю… — засомневался староста. — Жену спросить надо. Позвать?

— Не нужжно. Некогда, — прошипел Черный Повар и дернул поводья, еще раз оглянувшись на катапульту. Черный отряд двинулся за повелителем следом.

— Кто это был, папа? — спросила вертевшаяся неподалеку девочка с придавленным пальцем.

— Не знаю, Лиска. Путник какой-то. Может, друг Странствующей? Только торопится он куда-то. — Староста задумчиво почесал голову под шлемом и перехватил поудобнее топор.

Даже самый черный злодей может показаться обычным путником. Даже самый нехороший человек может кому-то не устроить пакостей, не наговорить гадостей и не напугать детей. Если у него нет времени. Если ему не дали повода. И если он разговаривал с человеком в полном доспехе с топором в руках, под прицелом стоящей на крыше мельницы катапульты. Нет, злодеи не трусливые. Они просто осторожные и очень занятые создания. Катапульта на крыше — тьфу! Староста в доспехе — ха-ха! Но мало ли что еще может найтись в этом странном селе?

— Все ближе и ближе, дракончик ты мой! — напевал Черный Повар, не обращая внимания ни на жару, ни на усталость.

— Надо же, какой длинный холм! — вслух удивлялась я.

Мышак с Воротником продолжали молчать. Уже шагов двести мы одолели по этой замечательной удобной и ровной тропинке, а главной дороги все не было видно. По правую руку все так же тянулся зеленый склон, слева теснился и наступал лес. Я влезла на Мышака, оглянулась, но уже не увидела начала обходного пути — он терялся за долгим плавным поворотом. Дальше я поехала верхом — конь особо не сопротивлялся и не капризничал, да и путь был — лучше некуда.

До поры.

— Стоп! — Я натянула поводья, и на то была причина. Впереди высился огромный валун. И тропинка, будто побоявшись протискиваться между камнем и холмом, тут же уходила влево, исчезая где-то среди деревьев. Нам с ней было точно не по пути.

Проем между валуном и холмом густо зарос каким-то кустарником, но через листья что-то обнадеживающе светлело. Холм кончался! Наконец-то!

Только вперед! Я решительно шагнула вперед, в кусты, ведя за собой коня. Налетевший порыв ветра всколыхнул ветки и зашелестел листьями.

— Фьюить! — На ветке сидел дрозд и глядел на меня с прежней насмешкой. Его я успела увидеть.

И с треском поехала куда-то вниз. Правую руку сильно рвануло — натянувшийся повод остановил меня, но только на мгновение. Почти сразу же скольжение возобновилось. Я глянула за себя и тут же перестала пытаться тормозить каблуками и хвататься за ветки — Мышак ехал следом. Ехал довольно спокойно, молча, не брыкаясь, но мне от этого было не легче. Если он меня догонит…

Плюх! Упав в лужу, я тут же откатилась в сторону. Рядом что-то шумно плеснуло — и хорошо, что все-таки рядом, а не на моей спине. Я встала на ноги и проморгалась. В полумраке оврага Мышак стоял совершенно спокойно, а на его спине с удобством примостился Воротник. Вот уж кому можно было не бояться испачкаться — так именно он приземлился лучше всех! В воде колыхалось что-то округлое. Мешок! Я кинулась спасать свои вещи. В этот раз пострадала смена одежды и швейный припас. Ладно, будет время — высушу.

— Ну как будем выбираться?

Мышаку было все равно, Воротник отмолчался. Я огляделась. Овраг? Вроде того, только склоны, похоже, каменные. Иначе с чего бы они так поросли мхом? Кое-где на склонах торчали деревца и кустарники. Похоже, я все-таки вернулась на дорогу, пусть и несколько неожиданно. Только вот вместо хоть какой-нибудь тропы на дне ущелья-оврага медленно струился ручей.

Вверх или вниз по течению? Пожалуй, что вниз. Я сняла сапоги, связала и примостила на седле.

— Воротник, ты где?

Дракончик как раз тащил из воды что-то извивающееся, щетинистое и щелкающее.

Сапоги вернулись на ноги довольно быстро. Кроме того, я не поленилась вырубить палку — нащупывать путь. И уже привычно ухватила Мышака за повод. В дорогу!

Плюх-хлюп-плюх… Плюх-хлюп-плюх… Кто сказал, что ходить по ручью — простенькое занятие? Пока палкой прощупаешь путь, пока осторожно поставишь ногу, а тут еще постоянно норовит рвануть назад Мышак, которому вдруг покажется вкусным какой-то кустик на стене. В общем, я была очень занята. Так что, когда палка воткнулась рядом с каким-то валуном, я не обратила на это особого внимания. Как раз опять дернулся повод, я с бурчанием обернулась к своему скакуну:

— А ну тихо!

Мышак неожиданно легко перестал жевать какую-то ветку и уставился на меня.

— Так бы и давно! — подвела я итоги, но радоваться, похоже, было рано. (Мышак продолжал таращиться на меня, тихонько всхрапывать и переминаться.) — Ну чего там? — Я оглядела себя в полумраке, как могла, развернулась, потеряла при этом равновесие, неловко взмахнула палкой…

И хорошенько ею врезала по огромному желтому глазу. Может, и не по глазу — трудно было разобрать. И разглядеть было некогда. Что-то здоровенное сбило меня с ног и с шумом кинулось наутек вверх по склону, съехало раз пять, обдирая мох с камней, но все-таки ухитрилось вскарабкаться и исчезнуть наверху.

— Что это было? Воротник! — Одно меня радовало — промокнуть больше я уже не могла.

В стене красовалась изрядная промоина, почти пещера, в которой вполне могли поместиться, например, конь с человеком. Я шагнула в нее и тут же споткнулась обо что-то длинное. Потыкала палкой, подняла. Кость. Еще одна. Еще. Не то расколоты, не то разгрызены. А вот что-то интересное! Среди костей и грязи лежало что-то длинное, блеснувшее металлом. Я наклонилась и подняла какую-то загнутую острую штуковину, похожую на расплющенную и заточенную кочергу с цепочкой на рукояти. Годы не оставили на металле ни одного пятнышка ржавчины. В руку кочерга легла удобно и крепко. Полезная находка! Не успела я порадоваться удаче, как в ногу кто-то ударил.

— А-а-а! — но это был всего лишь Воротник. Удачно выбравший момент для возвращения дракончик разжал челюсти, и меня по ноге что-то чувствительно хлопнуло. Тихонько шипя, я подняла старую проржавевшую латную перчатку, которую кто-то раскусил, как рачий панцирь. Оценивающе глянула на пасть Воротника, но следы зубов были явно покрупнее, да и старые. Под ногами кроме костей валялись обтесанные камни. Я огляделась — ну да, конечно, здесь была каменная кладка. Нынешнее мрачное логово когда-то было небольшой каморкой.

— Знаете что, друзья, — задумчиво сказала я, — а ведь, пожалуй, это не тракт! То-то я гляжу, знака Солнца давно не видно!

Подтверждая мою правоту, невдалеке кто-то проникновенно завыл.

— Свежжий, очень свежжий след, — шептал Черный Повар, нещадно нахлестывая коня.

— И что же это такое? — продолжала недоумевать я вслух, пока мы шлепали вперед. Поверить, что мы угодили в какой-то овраг или ущелье, пусть даже чуть-чуть обработанное и обложенное, я могла еще недавно. Пока мы не вышли в широченный открытый коридор с настоящей маленькой речкой, текущей посередине. Между отвесными стенами в два моих роста поместилось бы друг за другом три Мышака, все было выровнено, заглажено и обтесано — правда, давно — и успело уже зарасти мхом, заплыть и кое-где обрушиться. В общем, принять все это за творение природы было довольно сложно. Радовало одно — по обе стороны полуподземной речки шли довольно удобные дорожки, хоть и местами занесенные тиной.

— Ну что, опять по течению? — бодро спросила я свою четвероногую команду, и мы двинулись вперед.

Полуподземной… Почему мне пришло в голову это слово? Иногда над головой смыкались неширокие арки, но в основном наверху обнадеживающе синело небо. Часто в стенах на разной высоте попадались дыры, в которых я могла бы без особого труда развернуться. Обычно из них с шумом выливалась вода. Большинство этих дыр было когда-то закрыто решетками, от которых осталась сейчас пара-тройка выгнутых ржавых прутьев. И, что, безусловно, радовало, в этом канале-коридоре было светло. О сколь-нибудь серьезной тени не могло быть и речи. И все равно в голове упорно вертелось слово «подземелье». Ощущались скрытые пространства неподалеку, совсем рядом. Мы проходили мимо нешироких щелей, через которые лились темные ручейки, но сворачивать туда я не стала, придерживаясь главной дороги. Дважды мы миновали здоровенные каменные ворота — первый раз покосившиеся и сломанные, а второй — с одной закрытой створкой, о которую недовольно шумела и билась река. К счастью, створка была закрыта не с нашей стороны.

А вот это — что-то новенькое! Стена над нами выдавалась вперед, сбегая внизу округлым выступом, а вот сверху, похоже, образовывала ровную площадку. Очень интересное место. Обязательно надо было глянуть. Я подвела коня к стене под выступом.

— Стой! — Мышак замер как вкопанный, всем своим видом обещая никуда не двигаться, но верилось с трудом. Я осторожно подтянула ноги на седло и медленно встала. До площадки уже можно было без хлопот дотянуться руками, а по краю к тому же шли легкие изящные каменные перильца, за которые можно было ухватиться. Это будет несложно. — Фух! — Я лежала на площадке и никак не могла отдышаться. До сих пор не знаю, как оказалась наверху. Помогли, конечно, детские набеги на орденский сад с большими старыми яблонями, но здесь все было совсем по-другому. Ладони скользили по камню, почти как по льду, мелкие камешки скрипели и сыпались вниз. Мышак преспокойно отошел почти сразу, и это, наверно, к лучшему — если бы мне пришлось падать, то, скользнув по нему, я бы непременно что-нибудь вывихнула или сломала. Один раз я почти сорвалась, но нащупала ногой дырку в стене, очень долго провисела, обхватив двумя руками столбик и без остановки скребя ногами по камню, но потом как-то сумела перекинуть ногу через край площадки, зацепилась ею за перила и вскоре уже без сил распласталась наверху. Как эти герои из песен одолевают стены до неба высотой и отвесные скалы? Сплошное вранье, не иначе!

Чуть отдохнув, я решила оглядеться. Площадка оказалась больше, чем я думала, не меньше десяти шагов в глубину. Она полукругом вдавалась в макушку скалы, образуя вогнутую стену выше моего роста, с дверыо посередине. По бокам этой стены убегали наверх маленькие ступеньки витых лестниц. Я сделала шаг вперед, пригляделась и тут же поняла, что чутье меня не подвело и риск был не напрасен. Ни золото, ни серебро, ни драгоценные камни не привели бы меня в больший восторг.

— Ура! Картинки!

Да, высеченные в камне рисунки покрывали почти всю стену. Местами потрескались, кое-где заплыли, но в целом были хорошо видны. Я кинулась вперед, не жалея ладоней, ногтей, ножа и полы куртки. И вскоре была перемазана, исцарапана, но вознаграждена отгадкой.

— Знаете, где мы? На гномьей Большой Воде!

— Где он! Я его не чую! — Черный Повар гневно вертелся в седле. Черный отряд без сил распластался возле расколотого холма. От лошадей остались покрытые шкурой скелеты, люди выглядели лишь немногим лучше, но под плащами это не было заметно.

Черный Повар поворачивал голову, махал перед носом руками, опускался на четвереньки. Он дважды обошел холм, один раз обполз, трижды перелазил через верхушку и четырежды прошел насквозь. Он исцарапался, выпачкался, устал, разозлился. Но след обрывался на одном и том же месте.

— Куда ты делся? Ты ведь не мог улететь! Ты не мог ускользнуть! Кто тебе помог?! Кто?! — Черный Повар в который раз наклонился к земле у холма. — Чую древнюю силу, — прошептал он себе, — Они пришли тебе на помощь, но тебе не скрыться от меня! Пусть только зайдет солнце. Я найду тебя, где бы ты ни прятался! Вся Ночь пойдет по твоему следу!

Да, это был, несомненно, он, легендарный водный путь подгорного народа. На рисунках серьезные бородатые человечки в колпаках трудились при свете ламп (лупили по камням киркой, плавили, ковали, точили) глубоко под землей — сверху обязательно полагалась средних размеров гора. Отколотое-выплавленное-выкованное-выточенное грузили в мешки, долго шли под землей (гора над головой) и по земле (нет горы над головой, зато есть под ногами), отбиваясь на пути от крыс, орков, волков и разнообразной нечисти. Но всем мучениям и горестям приходил конец, когда гномы добирались до Большой Воды, где их приветствовали очень похожие бородатые человечки, только в круглых шапках. Светясь от счастья, человечки в колпаках отдавали что-нибудь ценное водникам в круглых шапках, а потом начиналась не жизнь — песня! Все добро грузилось в корытообразные лодки, и отважным путешественникам оставалось просто плыть и отдыхать-лежать-играть на арфах, которые я рассмотрела с профессиональным интересом. Сложная система открытых и закрытых каналов, дыр с решетками, из которых появлялись и исчезали лодки, здоровенные ворота, которые открывали и закрывали, регулируя уровень воды в реке, какие-то движущиеся вверх-вниз вместе с лодками площадки — все это позволяло им плыть практически в любую сторону.

Справляться с течением также помогали упряжки каких-то здоровенных ящериц, которые пристегивались к лодке и управлялись острыми изогнутыми штуковинами и командами (вылетающие изо рта черточки). Заканчивались эти путешествия либо на гномьих ярмарках, на которых бородатые человечки с кислыми лицами покупали друг у друга всякие железяки, либо где-то на человеческом торжище, где пляшущие от восторга волосатые, одетые в шкуры люди жадно выменивали у гномов все их изделия по принципу «гора шкур — за топор, три коровы — за иголку». С тех пор, конечно, прошло немало времени, люди многому научились, но цены на гномьи изделия остались прежними. Кто лучше подгорного народа знает душу железа и камня? Самые храбрые добирались на своих лодках до моря — множество черточек до самого верха картинки, в которые садилось солнце. На одной-единственной картинке гномы торговали под стенами ажурной башни, меняя ожерелья и перстни на какие-то бочки. Лица у подгорных купцов были нерадостные, а высокие худые покупатели задирали носы вверх без всякой меры и здравого смысла. Нетрудно было догадаться, что речь шла о торговле с эльфами.

Красота!

Мышак с Воротником не разделяли мой восторг, но хотя бы слушали.

Отдельной группой рисунков был представлен героический труд служителей Большой Воды. Оказывается, пока путешественники блаженно лежали кверху животами в лодках и размышляли о слишком высоких ценах за проезд, самоотверженные человечки в круглых шапках прокладывали новые каналы и туннели, делали ворота, разводили ящериц в специальных садках, дрессировали их и принуждали к покорности. Этим ящерицам вообще посвятили в конце довольно много картинок. Я с жалостью наблюдала, как их запрягают в тяжелые лодки, лупят острыми штуковинами, командуют и изредка бросают им рыбешек. Правда, ящерицы тоже временами не оставались в долгу. На паре картинок они тоже что-то кричали своим погонщикам (черточки из пастей), хватали их за руки и тащили в воду. Несколько изображений повествовало, как эти ящерицы удирали по трубам и с переменным успехом нападали на зверье у водопоев. Схватить оленя или какую-нибудь лису им еще удавалось, но вот с кем-нибудь покрупнее и позлее были возможны варианты. На последних картинках каналы обзавелись трещинами, лодок с путешественниками стало гораздо меньше, и на этом летопись Большой Воды обрывалась. Очевидно, художники-камнерезы ушли первыми.

Я толкнула дверцу в стене — та открылась с некоторым трудом — и, пригнувшись, шагнула вперед.

Да, когда-то здесь был причал — одно из мест перехода от сухопутного путешествия к водному. В скале пряталось несколько вырубленных камер, парочка из которых предназначалась для отдыха и еды, а остальные, похоже, когда-то были складом вещей. Точно определить я не смогла, потому что в них было беспросветно темно и страшно. А вот в жилые комнаты попадал свет из отдушин. Здесь путешественники и водники могли когда-то передохнуть, подготовиться к пути или просто пожить в свое удовольствие. Каменный стол, каменные скамейки, кресло у засыпанного трухой камина, сундук и каменный шкафчик с распахнутыми дверцами. Хозяева уходили без особой спешки и забрали с собой все сколь-нибудь полезное, как и подобает рачительным гномам. Искать после них что-нибудь было бесполезно. Я уже повернулась уходить, когда взгляд вдруг запнулся на валуне в темном углу. Какой-то он был неправильный. Зачем гномам эта каменюка в жилой комнате? Я подошла поближе. Провела пальцем по камню. И тут открылось кое-что, невидное глазу в темном углу. По краю камня шел излом. Легкая неровность. Я отследила ее пальцем по кругу. Как будто крышка на сундуке. Нашлась даже дырочка замочной скважины, а сбоку трещина расширялась настолько, что можно было просунуть лезвие меча. Я сразу так и сделала, а потом надавила.

Тттунн! От меча у меня в руке осталась где-то половина — если считать с рукояткой. Ну и ладно, чем короче, тем крепче. Нож можно будет сделать. Вдохновившись этой мыслью, я сунула в щель уже обломок.

Хрясь! А вот теперь даже ножа не получится. Я расстроенно начала паковать кусочки меча, чтобы отдать орденскому оружейнику. И тут вдруг заметила висящую на поясе кочергу. Как я себя не проткнула насквозь, когда залазила?

«Сломается — не жалко», — решила я, сунула острие в щель под крышкой и надавила.

Сундук раскрылся с тихим хлопком. Я осторожно пошевелила в сундуке кочергой, но оттуда никто не кинулся. Что же там за сокровища?

— Урра! Сухая одежда!

Вещи сохранились замечательно и ничуть не отсырели за невесть сколько лет. Я быстро облачилась в рубашку из мелкочешуйчатой кожи, немного помучилась со слишком короткими штанами, застегнула костяные застежки куртки с высоким воротом, с трудом нахлобучила на зачарованные волосы круглую шапку и почувствовала себя самым настоящим гномом. Последним подарком судьбы оказались несколько пар сапог, одна из которых хорошо мне подошла. Затянув ремешки на голенищах, я почувствовала себя по-настоящему счастливой. А тут еще на самом дне сундука отыскалась просто незаменимая в путешествии вещь, о которой в Ордене почему-то забыли, — веревка. Сплетенная из нескольких тонких ремешков, она была свернута аккуратными кольцами. С одной стороны это сокровище заканчивалось скользящей петлей с металлической пряжкой. Лучше и желать нельзя! Вот удача! Я перекинула находку через плечо и в совершенно радужном настроении вышла оглядеться снаружи. Удобные ступени уводили с площадки вбок и вверх, превращаясь за холмом в мощенную булыжником дорогу. Я прошлась по этому пути шагов сто, полюбовалась на водный путь, выглядевший сверху нагромождением холмов со скалами, и со вздохом повернула обратно. Да, замечательно было бы оказаться наверху, подальше от этой уже надоевшей сырости. Можно было без труда вытащить Воротника, или он выкарабкался бы сам. Но вот еще одному четвероногому нашего маленького отряда не хватило бы сброшенной веревки, да и летать он особо не умел. Для Мышака требовался удобный широкий подъем, не очень крутой и достаточно сухой. Но я верила, что вскоре его найду. Система каналов когда-то обслуживалась широко и с размахом, так что тут просто должны были быть подходы и съезды. Да и эти стены не будут весь путь отвесными и гладкими. Ну что ж, дорога выведет!

— Спасибо, хозяева, что помогли! — Отдаривать было нечем, так что я просто приложила ладонь к столу, шепча добрые пожелания давно ушедшим отсюда горным мастерам, и поклонилась еще раз перед порогом. Это было легко — иначе я ушибла бы голову.

— Вы чего?

Мышак с Воротником дружно попятились, когда вместо вскарабкавшейся наверх Странствующей по ремню спустилось незнакомое нечто. Пришлось выругать их пару раз, чтобы узнали. Воротник успокоился почти сразу, но Мышак еще долго косился на меня с немалым подозрением и нюхал. И чего это они? Я быстро добыла из мешков и оживила зеркало. Из отражения на меня глянул симпатичный водяной гном в одежде не по росту. Нет рядом настоящих ценителей! Я заново построила свою команду, перекинула найденный ремень с пряжкой через плечо, бодро взмахнула острой железякой, и мы снова двинулись в путь. Идти было не то чтобы легче, но просто веселей. Сухая одежда творит с настроением настоящие чудеса! Новые сапоги уверенно держались и не проскальзывали на осклизлых камнях, куртка согревала, а штаны не так уж и мешали. Все шло просто замечательно. Жаль только, что меня не видят подруги из Ордена. Представляю их лица! Я хихикнула и не сразу поняла, что звук впереди — это не эхо. Множественный плеск воды, отражаясь от стен, шел мне навстречу. Я радостно прибавила шаг. Впереди, за очередными воротами, и это уже было видно, ощутимо расходились в стороны стены.

Я бы влетела туда бегом и с радостным криком — если бы это зависело только от меня. Но на пути высилась куча всяческого мусора и тины, которую нанесла стиснутая створками вода. Невысокая, чуть больше моего роста, горушка, но достаточно мокрая и скользкая. Я попыталась одолеть эту кучу с разбега и тут же позорно съехала. Пришлось с сопением карабкаться, глубоко вдавливая каждый раз носок сапога и помогая себе кочергой, которую я втыкала на всю длину. В общем, когда я вскарабкалась на эту кучу, то просто устало села на верхушке. Особой радости уже не было.

Надо всем высился не то большой холм, не то невысокая гора. Пожалуй, все-таки гора, уж очень она была одинокая и суровая. У ее подножия канал и два туннеля встречались в здоровой чаше, изрезанной всяческими пещерами, уступами и стенками. Здесь было все: и удобные широкие ступени от воды до самого верха, и большие причальные площадки на разных уровнях, и неумолчное журчание воды, втекающей и вытекающей из множества каналов, промоин и ям. Но не это было главным. Я подняла глаза и ахнула. Древние каменотесы превзошли самих себя! А я-то еще гадала всю дорогу, почему гномы, обожающие всякого рода изваяния, не оставили на моем пути ни одной фигуры. Очевидно, каналы должны были быть предельно гладкими, безо всяческих выступов и твердых штуковин, способных отправить лодку на дно. Гений скульпторов должен был отступить перед интересами судоходства. Но здесь подгорный народ развернулся вовсю!

Серый камень горы высился надо мной, очищенный от земли и мусора. И в нем проступала огромная фигура гнома в круглой шапке, вскинувшего над головой правую руку с зажатой в кулаке кочергой — точной копией моей недавней находки. Левой водник крепко держал за поводок извивающуюся у ног вздыбившуюся оскаленную ящерицу. Фигура гнома была схвачена на полудвижении, шаге вперед. Казалось, что еще чуть-чуть — и он проломит тонкую пленку камня и ступит в водоем. Верхушка тоннеля едва доставала гному до колена, а извивы тела ящерицы, се лап и хвоста вплетались в прихотливые впадины и уступы чаши, обегая почти половину круга. Неописуемое зрелище! Не знаю, сколько я любовалась изваянием, сколько восхищалась мастерством скульпторов, но когда решила рассмотреть поподробнее ящерицу, то заметила еще кое-что, пусть не такое большое, но по-своему весьма важное. В водоеме были еще десятка три подобий каменного серого чудовища. Только не сто локтей длиной, а где-то десять, не серых, а коричневых, и не каменных, а вполне даже живых — с большими желтыми глазами, короткими сильными лапами и большими гребнями на хвостах, но все равно очень похожие на живущую в траве юркую мелочь. Они плескались, ныряли, возвращались с трепещущей в пасти рыбой, лежали на камнях и выглядели не очень замученными и не такими уж забитыми. С десяток ящериц собрался в одной широкой мелкой луже, на сгибе правой передней лапы своей каменной большой родственницы. А на пальцах изваяния раскинулся самый здоровый из пока увиденных мной живых зверей — ящерица выдающейся толщины, раза в полтора крупнее остальных, с зеленым ожерельем на шее, браслетом на хвосте и кучей блестящих побрякушек на лапах. Она величественно и самозабвенно дремала — в общем, скорее всего, была здешним главным вождем. Рядом с ней, чуть пониже, примостилась ящерица почти таких же немалых размеров. Один глаз у нее сильно заплыл от полновесного синяка и превратился в узкую щелку. Что-то мне это напомнило, но вот что?

Временами между ящерицами возникали потасовки. Они с шипением вцеплялись друг другу в плечи, носы, трепали друг друга, подпрыгивали и обрушивались сверху, пока после нескольких схваток один зверь не признавал себя побежденным и не бросался наутек. Вожак на возвышении временами искоса поглядывал на все это с ленивым спокойствием, зато одноглазая следила зорко и ревниво. Одна ящерица в пылу погони оказалась слишком близко.

— Шшшшш! — Одноглазая мгновенно кинулась на нарушительницу, ухватила за шею, сильно встряхнула несколько раз, потрепала и столкнула с площадки.

Потревоженный вожак шевельнул хвостом, в воду с плеском упал округлый камень, но почему-то не пошел на дно сразу, а начал колыхаться на поверхности. Ящерица с подбитым глазом тут же кинулась в воду, ухватила камень зубами и почтительно положила у лап вождя. Так это же не камень, а череп! С двадцати шагов, правда, тяжело было разглядеть чей. И таких вот камней возле вожака было довольно много. Я глядела на этих потомков бедненьких и несчастных ездовых ящериц, и мне почему-то все меньше хотелось к ним спускаться.

— Шшшшш! — Одноглазая поймала еще одну нарушительницу за хвост и самозабвенно его трепала. Хозяйка хвоста шумела и вырывалась.

Нет, надо искать другой путь! Я развернулась, но тут, как всегда, вмешалась судьба и все расставила по своим местам. Потревоженная куча не вынесла очередных моих движений, дрогнула, пошатнулась и двинулась вниз, в чашу. Толчок отбросил меня вбок, в речку. Я с визгом врезалась в воду, коснулась близкого дна и вынырнула в облаке брызг уже в чаше.

— Кхе-кхе! Апчхи! Кхе! — прокашлялась я, протерла глаза и убрала с лица волосы, стоя по пояс в воде. А потом смогла оглядеться. В мою сторону был развернут десяток голов, и на меня уставилось примерно вдвое большее количество глаз. Я отплевалась улыбнулась и помахала всем рукой. Висящая на цепочке кочерга, которую я, оказывается, не потеряла, хлопнула при этом меня по плечу.

Ответом была напряженная тишина. Ящерицы замерли где придется. До самой ближней было шаго семь, но она тихонько отгребала в сторону. Несколько ящериц непрерывно переводили взгляды: то на меня — то на нависшее огромное изваяние гнома, на гнома — на меня. Вожак лежал на прежнем месте и в прежней позе, но сонным или ленивым уже не выглядел. Одноглазая ящерица ошеломленно разжала челюсти, но жертва тоже замерла на месте, оставив хвост лежать в пасти мучительницы. Течение медленно разносило съехавшую кучу по всей чаше.

Признаюсь, это был не самый приятный миг моей жизни. Тяжело, когда на тебя глядят желтыми глазищами непонятные создания с хищными привычками и что-то решают.

— Привет, ящерки! Не бойтесь, я вас не трону! — крикнула я, решив искренностью сразу завоевать их доверие.

— Шимбл! Цшш! Ишичссогг! — Выплюнув наконец-то чужой хвост, прошипела ящерица с подбитым глазом и с плеском бросилась в воду, только круги пошли. Ну конечно! Это ей от меня недавно досталось палкой! Интересно, а она меня узнала?

— Ишичссогг! Ишичссогг! — слышалось со всех сторон.

Водоем прямо вскипел от биения множества лап и хвостов. Несколько маленьких волн несильно толкнули меня в грудь. Потомки ездовых ящериц показали замечательную быстроту и резвость. Понятно, почему их когда-то выбрали для упряжки гномы. Через несколько мгновений в чаше остались лишь я, вожак и парочка извивающихся хвостов, хозяева которых пытались втиснуть свои тела в явно неподходящие по размерам щели.

Вожак. Ну конечно. Он единственный не поддался общей панике и был готов растерзать вторгшегося чужака. Он высился на куче черепов, неотрывно глядел на меня и странно ерзал — наверно, подбирал лапы Для прыжка. Может, ему давно надоела рыба и он будет только рад свалившемуся чуть ли не на голову обеду? Я попыталась отступить, поскользнулась и затанцевала на месте, размахивая руками. Кочерга при этом со свистом ударила по воде.

— Ихгш! — Здоровенная ящерица завертелась, заверещала, дернулась особенно сильно, под звон украшений и костяной стук скатилась с каменной лапы, в туче брызг пронеслась по мелководью и с разбегу исчезла в одной из пещер.

— Ффух! — Я села прямо в воду. Дрожащие ноги не держали. Алчный людоед оказался обыкновенным застрявшим трусом.

А ведь их поколение не знало ни упряжки, ни погонщиков и вряд ли хоть раз видело живого гнома. Зато, наверно, в детстве мамы-ящерицы вовсю пугали их, что придет злой большой гном и заберет с собой. Так что встретить оживший кошмар лицом к лицу, вернее мордой, они точно не были готовы. Пусть даже кошмар весьма уменьшенный.

— Ну спускайтесь! Где же вы!

Воротник уже сидел на краю чаши, а за Мышаком пришлось возвращаться, карабкаться обратно по пологому скользкому подъему. Но за воротами никого не было.

— Мышак! Мышак! — Я без толку срывала голос, пока не услышала насмешливое ржание откуда-то сверху. Мышак стоял наверху. Стоял, хотя рядом и близко не было сколь-нибудь удобного подъема, — Это — как? — спросила я скорее у себя, глядя на выступающий камень внизу стены, отошедшую от дыры решетку чуть выше и мощный узловатый корень, проломивший камни у самого верха. Иногда мне случалось называть Мышака козлом, но ведь не в смысле прыгучести! — Это что, выходит, мы понизу бродили просто так, из-за меня? Мне так захотелось? А ты всегда мог выбраться?

Мышак не ответил.

Так что по удобным, широким и невысоким ступеням чаши поднимались я да Воротник. По дороге мы остановились у лежбища вождя. Среди раскиданных костей и камней одиноко лежал браслете большим зеленым камнем. Ну и как можно было пройти мимо?

— Я просто погляжу, — сказала я Воротнику. Дракончик не возражал. Только бы попробовал!

Широкое кольцо из белого металла ощутимой тяжестью захолодило руку. И внутреннюю, и внешнюю сторону браслета сплошь покрывала причудливая гравировка из щитов, мечей, топоров, гномов, каких-то извивающихся змей и чего-то вообще непонятного. Большой зеленый камень не сверкал, не играл на солнце, а едва заметно сиял глубоким внутренним светом. Ага, защелка! Я сдвинула выступающее колесико, повернула, и браслет разошелся на две створки. Интересно, подойдет? Подошел. С легким щелчком браслет мягко обхватил мое запястье. Я подняла руку, любуясь новым украшением.

— Ну как тебе? — сунула я руку под нос дракончику, и тот шарахнулся, когда браслет чуть стукнул его по зубам. Ну не рассчитала — бывает. И нечего дуться!

Воротник отступил шага на два и не сводил с браслета настороженного взгляда. Не дождавшись восторгов, я поднесла руку уже к своим глазам.

Вот это да! Настала моя очередь вздрогнуть и отшатнуться. Поверх рисунков вдруг вспыхнули нити зеленых огоньков. Множество маленьких камней по всему браслету медленно наливались светом, складываясь в строгий ряд непонятных светящихся угловатых знаков.

— Снимайся! — Я яростно вертела защелку, но браслет не поддавался. Попробовала стряхнуть, но он действительно обхватил руку как влитой. Хорошенько стукнула его о камни и зашипела, баюкая ушибленный мизинец. К счастью, больше ничего не произошло. Браслет не загорелся, не укусил и не сжался. Я осторожно снова приблизила руку. Руны? — Что это? — спросила я больше у самой себя. Основные знаки мы учили в орденской школе, но их набиралось не больше сотни, да и половину я уже успела благополучно забыть. Опять же, имелась масса отличий в чтении и написании у разных народов, мы учили эльфийский, а здесь, скорее всего, был подгорный вариант.

— Тверже скал, меня породивших, будет рука носящая, — вдруг сказал Воротник.

— Ты знаешь руны? — удивленно повернулась я к нему, но потом вспомнила: ну конечно же драконы! У них Истинная Речь в крови.

Значит, браслет волшебный. Я еще немного подумала, хорошо это или плохо, огоньки тем временем погасли, и все стало как прежде. Ну и ладно! Пожелание вроде хорошее. Ну а вообще что-то я здесь задержалась, пора бы и честь знать.

— И непохожа я на вашего ишичсога ни капельки! Я без бороды и гораздо симпатичнее! — крикнула я напоследок, положила рядом с костями кусок ветчины, помахала рукой всем темным пещерам и вскоре встретилась с Мышаком наверху. Как и ожидалось, от чаши убегала за холмы вымощенная камнем дорога, и вела она в нужную сторону — к Восточному Тракту.

Мышак немного побегал от меня, ловко прикидываясь глухим, но потом природная лень взяла свое, мне удалось притиснуть его к краю канала и изловить.

Когда я оказалась в седле, Мышак удрученно вздохнул.

— В путь! — Почему-то мой призыв совершенно не вдохновлял попутчиков. И Мышак, и Воротник зашагали с совершенно понурым видом.

А вот у меня настроение было просто отличное. Новая одежда, браслет — что еще нужно для счастья, кроме восхищенных ахов подруг? Какой отличный день, какая приятная погода, какая великолепная дорога! Дорога и вправду была хороша — ровная, удобная, прямая, получше мостовых Светлого Города, не говоря о Восточном Тракте, который большей частью был просто широкой утоптанной тропой. Если гномы что-нибудь делают, они делают это на совесть. А если делают для себя — стараются вдвойне. Трава так и не смогла пробиться между булыжниками за годы запустения. Пару раз мы миновали холмы с зарешеченными дырами, из которых доносился шум бегущих струй, один раз рядом с дорогой мелькнула глубокая яма, но больше никаких признаков Большой Воды не встретилось.

— А вот и граница! — обрадовалась я. По обе стороны дороги высились полуразрушенные закопченные башенки, а между ними громоздился завал. Кто-то не поленился, натаскал на тракт колючих веток, понатыкал на обочине палок с козьими и коровьими черепами и понарисовывал на булыжниках запретных знаков и рун. Местные жители, похоже, не очень жаловали заброшенный водный путь. Хорошо, что все эти преграды можно было просто обойти через редкий подлесок.

А чуть позже я смогла увидеть одного из местных. Крепкий мужик с вязанкой как раз переходил дорогу.

— День добрый! Скажи, добрый человек, где тут Восточный Тракт? А то я с пути сбилась!

Не знаю, часто ли мужики с вязанками натыкаются на перемазанных тиной гномов в старинной одежде и с женским голосом. Этот, похоже, давно не встречал. Хворост отлетел в сторону, и со стихающим криком: «Чур меня, утопленник!» — местный исчез в зарослях. Будем надеяться, он ничего себе не сломает.

— Ну кто из вас знает, куда мы попали? — обратилась я к своей верной команде, но тут меня отвлек короткий свист. На ветке сидел прежний знакомец — дрозд. — Ага, ты знаешь?

— Фьюить-фьюить, — согласился дрозд.

— А мне скажешь?

Нет, он точно не собирался пока говорить. Я недолго помечтала о камне под рукой, но слезать ради него с лошади так и не собралась.

— Счастливо оставаться!

Дрозд ответил все тем же насмешливым свистом.