Подгоняя лошадей, Кинги еще две мили проехали вдоль Репабликан, потом свернули на северо-восток. Изекиэль напряженно обшаривал взглядом прерию, то и дело оборачиваясь, чтобы проверить, нет ли за ними погони. Натаниэль с трудом держался на лошади, плечо горело, и он с нетерпением ждал остановки на ночлег. Мысль о том, что в седле придется провести еще девять-десять часов, не радовала. Со временем Изекиэль немного успокоился.
— Пока никаких признаков погони, — сообщил он.
— Может, мы остановимся, передохнем?
— Ни в коем случае. Надо отъехать как можно дальше.
Натаниэль держал поводья в правой руке, а левой, согнутой в локте, прижимал к боку ружье. Это было неудобно и больно, но лучше уж терпеть боль, чем ехать безоружным по краю, где за каждым холмом притаились в засаде свирепые дикари. Чтобы отвлечься от неприятных мыслей, Натаниэль решил завести разговор:
— Дядя, а ты когда-нибудь убивал гризли?
Зик кивнул.
— А сколько раз?
— По правде говоря, я уже сбился со счета.
— Они тебя ранили?
— Пара царапин, несколько укусов, — ответил Зик. — Гризли… Никто не знает об этих тварях больше меня, разве что Шекспир. Поэтому слушай внимательно. Вообще-то, медведь — животное непредсказуемое, но гризли-одиночка обычно не нападает, если не подходить к нему слишком близко. Другое дело — мамаша семейства. Никогда не подходи к медведице с медвежатами. Тот, кто к ним лезет, сам напрашивается на неприятности.
— Почему медведь на меня напал? Я его не злил, а он все равно шел на меня. И принюхивался так жадно, как будто ловил мой запах.
— Ты сам ответил на свой вопрос. Запах. Медведи живут обонянием. Их ведет нос. Гризли бродят от одного лакомого запаха к другому, так же как бабочки перелетают с цветка на цветок. По словам моего друга Шекспира, медведи не могут похвастаться острым зрением, зато у них невероятно тонкий нюх, — сказал Зик. Он усмехнулся. — У трапперов припасена на этот счет пословица «Если с елки упадет иголка, орел ее увидит, олень услышит, а медведь учует». Чаще всего, почуяв запах человека, медведь предпочитает загодя удалиться. Но если ветер сдувает твой запах в сторону, появление человека становится для медведя неожиданностью. В таком случае тебе не позавидуешь. Медведи не любят сюрпризов.
— Наверное, этот гризли нашел меня по запаху и решил съесть.
— Сложно сказать, племянник. Сдается мне, он просто никогда не видел белого человека и ему стало любопытно, что ты за диковина. Если бы он на самом деле хотел тебя сожрать, сразу же сделал бы это.
— В следующий раз я побегу что есть силы, — сказал Натаниэль, вспомнив совет, который Зик дал ему в Сент-Луисе насчет индейцев.
— Ни в коем случае.
— От медведей что, нельзя убегать? — удивился Нат.
— Бежать можно только в одном случае, — засмеялся Зик. — Если медведь уже погнался за тобой. Здешние места кишат медведями, их тут как блох на бездомной собаке. Ты постоянно будешь натыкаться на гризли, так что слушай и запоминай. Если гризли к тебе приближается, держи себя в руках. Стой на месте. Смотри на него. Скорее всего он встанет неподалеку и будет смотреть тебе в глаза, пристально, как бы оценивая, чего ты стоишь. Если ты струсишь и побежишь, он догонит тебя и разорвет на куски. Так же и с другими зверями. Господь велел человеку властвовать над животными, и зверь не тронет тебя, если ты себя перед ним не уронишь.
Натаниэль переваривал новые сведения. Ага, получается, этим утром он допустил целых два промаха. Вначале ушел из лагеря без оружия, а потом пытался убежать от медведя.
— То же самое с индейцами, — продолжал Изекиэль. — Никогда не показывай, что ты струсил, или пожалеешь, что появился на свет. Индейцы превыше всего ценят храбрость и мужество. Поэтому они придают столько значения подсчету ку.
— Подсчету чего?
— Ку. Чтобы снискать боевую славу, индеец должен подойти к своему врагу вплотную и коснуться его рукой, оружием или специальным жезлом. Так он доказывает, что он настоящий мужчина и храбрый воин. Каждый раз, когда индеец касается врага, он засчитывает себе ку.
— Я не понимаю, — сказал Натаниэль. — Что такого особенного в том, чтобы коснуться своего врага?
— По индейским понятиям, для того чтобы убить врага издалека — застрелить из лука, ружья, — особой храбрости не надо. Храбрость в том, чтобы встретиться с противником лицом к лицу и убить его копьем, ножом или в рукопашном бою, — объяснил Зик. — Поэтому самыми достойными считаются те воины, у которых больше ку.
— А я думал, они убивают просто так, для удовольствия.
Изекиэль посмотрел на племянника:
— Индейцы люди дикие, но не дикари, не важно, что ты вычитал про них в газетах.
— Ты так говоришь, будто восхищаешься ими.
— В них есть чем восхищаться. Ты сам увидишь.
Зик пришпорил лошадь. Через два часа они остановились у небольшого ручья. Близ воды росли кедры; Натаниэль сел и привалился к стволу одного из них, радуясь, что может хоть немного отдохнуть. Зик, приложив ладонь ко лбу, напряженно вглядывался вдаль.
— Кто-нибудь из твоих друзей погиб от рук индейцев? — спросил Нат.
— Года полтора назад трое моих близких друзей попали в засаду, устроенную черноногими неподалеку от слияния Миссури и Джефферсон. Двое, когда их нашли, были так утыканы стрелами, что стали похожи на дикобразов. А с третьего индейцы сняли скальп.
— Как вы об этом узнали?
— Третьего, Гриньона, черноногие отпустили, потому что, когда его пытали, он не издал ни звука, как они над ним ни издевались. Такие уж у них традиции, племянник. Так вот, они пустили его по лесу раздетым догола, без еды и без оружия, даже ножа с собой не дали. Велели передать, чтобы белые держались подальше от их земли.
— Что с ним стало?
— Через три дня ему удалось добраться до лагеря трапперов. Бедняга был на последнем издыхании, ноги сбиты в кровь. Люди пытались ему помочь, но было слишком поздно. Он умер через два дня.
Натаниэль сдвинул брови:
— Подожди, ты говорил, ему сняли скальп. Почему же он не умер сразу?
— Само по себе это не смертельно. Будешь ты жить или нет, зависит от того, что с тобой индейцы проделают до того, как содрать скальп. Или после.
— Чудовищно.
— Остаться без скальпа еще не самое страшное. Бывает и хуже.
— Еще хуже? — ужаснулся Натаниэль.
Закрыв глаза, он представил свой собственный окровавленный скальп. Его передернуло.
— Поверь мне, индейцы только одна из опасностей, которые подстерегают тебя на Диком Западе. Два года назад сто шестнадцать человек выехали из Санта-Фе, чтобы поохотиться в южной части Скалистых гор. Обратно вернулись шестнадцать.
Натаниэль замер:
— Всего шестнадцать? А что стало с остальными?
— С кем-то, вероятно, расправились индейцы, другие, наверное, умерли от какой-нибудь болезни, кого-то укусила змея, кого-то порвал гризли. Мало ли что может с человеком произойти в горах.
— На Диком Западе так опасно, а люди все равно едут. Что их тянет?
Зик вздохнул:
— Многие задавались этим вопросом. Когда-нибудь ты сам поймешь.
— Вряд ли, я не собираюсь здесь задерживаться.
— Кто знает, племянник, кто знает…
Натаниэль закрыл глаза и стал думать об Аделине. Перспектива провести вдали от нее целый год с каждым днем нравилась ему все меньше. Двенадцать долгих месяцев в горах с дядей! Чем дальше, тем чаще, Натаниэлю приходило в голову: если он доживет до встречи с Аделиной, это будет просто чудо. Да, он хочет стать богатым, но отдавать жизнь за золото?.. Готов ли он умереть за любовь Аделины?.. Имеет ли это смысл?..
— Нат!
Резкий окрик вывел Натаниэля из задумчивости. Он открыл глаза. Дядя указывал на еле различимое пятнышко на горизонте.
— Что это? — спросил Нат.
— Садись в седло. Надо сматываться, у нас на хвосте индейцы.
Услышав дядины слова, Натаниэль моментально позабыл о боли. Залезая в седло, он побил рекорд быстроты. Зик некоторое время всматривался в прерию, потом оседлал лошадь и погнал ее через ручей.
— Это шайены? — спросил Натаниэль. Он скакал слева от дяди.
— Слишком далеко, не разобрать, — ответил Зик. — А ближе, надеюсь, мы их не подпустим.
Они скакали что есть мочи около получаса, спугнули большое стадо антилоп и молодого волка. Вскоре впереди показался низкий холм — вернее, даже не холм, а пригорок, поросший редкой травой. Изекиэль взобрался вверх по пологому склону. Нат последовал за ним и, остановившись на гребне холма, поглядел на восток. По прерии, поднимая пыль, скакали восемь всадников. С первого взгляда понятно было, что это не белые.
— Черт! — крикнул Зик. — Мы попали в переплет.
— Остановимся?
— Куда денешься, — ответил Зик. — Мы не сумеем от них оторваться. С лошадьми Ганта и его дружков нам от погони не уйти.
— Тогда, может, бросить их? Индейцы возьмут лошадей себе и оставят нас в покое!
— Я бы не стал на это рассчитывать. Знаю одного парня, который так сделал. Индейцы забрали лошадей и продолжили погоню. Гнались за ним до ночи. Он еле ноги унес.
— Что же делать?
Изекиэль тщательно осмотрелся по сторонам, что-то бормоча себе под нос. Вокруг простиралась прерия, плоская, как блин. Безбрежное море травы без единого деревца. Спрятаться негде.
— Придется драться.
Дядя слез с коня и принялся тщательно проверять свой «хоукен». Натаниэль тоже спешился и стоял, глядя на крошечные фигурки вдалеке. Они быстро росли. Натаниэль прикинул, что индейцы будут на холме, самое большее, через пять минут.
— Если нас совсем прижмут, застрелим лошадей и используем их в качестве заграждения, — предупредил Зик.
— Убить лошадей?.. — растерялся Нат.
— По-твоему, лучше, чтобы нас убили индейцы? Нат, заруби себе на носу, на Диком Западе лошадь не четвероногий друг. Никогда не привязывайся к своему коню, — возможно, в один прекрасный день тебе придется его съесть.
— Ни за что, — заявил Натаниэль, поглядев на свою кобылу.
— Если проголодаешься, съешь ее и пальчики оближешь, — заверил дядя. — Конина ничем не хуже другого мяса.
— Надеюсь, мне никогда не придется так голодать.
Изекиэль мерил холм шагами, держа карабин наперевес.
— У нас есть преимущество перед этими чертями. Они видят, что нас двое, и считают, что у нас только два карабина. А у нас целых пять штук плюс пистолеты — наши и те, что достались в наследство от Ганта и компании. — Зик засмеялся. — Да, сэр. Мы приготовили индейцам сюрприз. Они не скоро его забудут.
— А вдруг у них тоже ружья?
— Вряд ли. Индейцы предпочитают убивать стрелой, копьем или томагавком. Ружья есть у немногих, да и те мазилы.
— Надеюсь, ты окажешься прав.
— Не волнуйся ты так, племянник. Дольше проживешь.
Натаниэль вяло кивнул. От страха все же засосало под ложечкой. Индейцы! В Нью-Йорке Нат много читал о леденящей кровь жестокости дикарей — скальпировании и других, не менее страшных обычаях, которые в ходу у диких племен в обширных неисследованных землях к западу от Миссисипи. Он и представить себе не мог, что наступит день, когда придется сражаться с индейцами не во сне, а наяву. «Что я здесь делаю?» — снова и снова спрашивал он себя, глядя на то, как индейцы скачут к холму.
— Сделай вид, что не боишься, — посоветовал Зик. Натаниэль заглянул дяде в глаза:
— А ты — ты боишься смерти?
— Не особо. На Западе ты постепенно привыкаешь к смерти, начинаешь воспринимать ее как спутника в своих странствиях. Когда знаешь, что конец может наступить в любой момент… что смерть ходит за тобой по пятам… вроде как смиряешься с мыслью о ней. Нет, я не желаю умирать и буду до последнего бороться за жизнь. Но если честно, не сказал бы, что боюсь смерти.
— А я боюсь, — промолвил Натаниэль.
— Бояться не стыдно, стыдно быть трусом. Главное — не позволяй страху себя победить. Ты сможешь одолеть страх, если постараешься, — сказал Зик. — Кстати, ты извлек урок из истории с Гантом?
— Урок?
— Когда жизнь висит на волоске и остается только уничтожить врага или погибнуть самому, страх испаряется, как роса под лучами солнца. — Изекиэль посмотрел на лошадей. — Принеси оружие и положи здесь, чтобы было под рукой, когда начнется заварушка.
Сложив карабины и пистолеты в ряд на земле, Натаниэль поднял глаза. Индейцы были не более чем в пятистах ярдах от холма.
— Черт! — воскликнул Зик.
— Что?
— Это не шайены, Нат.
— А кто?
— Кайова, — досадливо сплюнул Зик. Его лицо приобрело суровое, жесткое выражение. — Обычно они не забираются так далеко на север. Наверное, искали лагерь шайенов, чтобы на него напасть, а наткнулись на нас.
— Они не из мирных племен?
— Скажу тебе так: самоубийца и тот не повернется спиной к кайова.
Натаниэль облизал пересохшие губы и положил палец на курок карабина.
— Шайены и кайова враждуют давно, — продолжил Зик. — Постоянно нападают друг на друга. Шайены убивают кайова, кайова, ясное дело, мстят, так что вражде нет конца. — Он помедлил. — Попомни мои слова, рано или поздно шайены и кайова сотрут друг друга с лица земли.
Едва слушая, Натаниэль с тревогой и. страхом следил за кайова.
— Это и погубит индейцев, — задумчиво проговорил Зик.
— Что?
— То, что они постоянно воюют друг с другом. Они не смогут объединиться против белых.
Натаниэль открыл было рот, собираясь спросить, зачем индейцам объединяться, если белых за Миссисипи раз, два и обчелся, но слова застряли в горле. Индейцы остановились. Один из воинов отделился от соплеменников и погнал лошадь прямо к холму.
— Запомни, Нат, — предостерег Зик. — На кону твоя жизнь. Один неверный шаг, и пожалеешь, что тебя не съел медведь.