Здесь тоже нигде не было часов.
Когда Вероника устала сидеть на месте и пытаться не представлять всякие ужасы, торможение сменилось возбуждением и она стала беспорядочно носиться по новой квартире, якобы разбирая вещи. На самом деле получалось лихорадочное метание из угла в угол с вещами в руках, в какой-то момент она поймала себя на том, что меняет местами кастрюли в холодильнике, и подумала, что завтра собственную голову найдёт засунутой на антресоль.
«Возьми себя в руки.»
Руки тряслись и не могли удержать даже крупные вещи, мелкие вообще просачивались сквозь пальцы и оказывались на полу раз за разом, доводя до истерики.
Когда на улице стало светать, она чувствовала себя настолько выжатой, что стены покачивались, как водоросли в спокойной воде. В ушах шумело, она вернулась в то кресло, с которого встала вечность назад, и забилась в него, как моллюск в раковину, укутавшись в халат и для вида взяв в руки почти дошитую рубашку. Сделать хоть один стежок не получалось, игла плясала в руке как живая, яростно сопротивляясь попыткам делать вид, что всё нормально.
«Грёбаный господин министр со своими грёбаными загадочными планами… Надеюсь, он придёт не поздним вечером, как обычно. А то ещё пара часов, и я начну царапаться в стены.»
Стены обступали её, приближаясь маленькими шагами когда она отворачивалась, но стоило посмотреть на них прямо, как они тут же прикидывались обычными. В какой-то момент она услышала звук проворачивающегося в замке ключа и чуть не растеклась от облегчения, потом испугалась, подумав, что кто-то пришёл её похищать. И опять расслабилась.
«Ну и пусть. Если меня похитят, министр Шен будет меня искать и найдёт. И я его увижу. Может быть.»
Когда открылась дверь и он вошёл, удивлённо приподняв брови при виде Веры, у неё уже не было сил реагировать.
— Госпожа Вероника? Вы уже встали?
— Угу, — она медленно изучала его лицо, стараясь не думать о том, как выглядит её собственное.
— Или не ложились? — чуть насмешливо спросил он. Она не ответила, продолжая его рассматривать — шея, плечи, руки…
Он кривовато улыбнулся и не дожидаясь приглашения, сел во второе кресло, опёрся локтями на колени и наклонился к ней, насмешливо и сочувственно глядя в глаза. Помолчал, чуть улыбнулся и сказал:
— Всё хорошо.
Она закрыла глаза, чтобы разорвать затянувшийся до неприличия зрительный контакт, кивнула и выдохнула, рассеянно посмотрела на рубашку в руках. Министр выпрямился, откидываясь на спинку, и мягко спросил:
— Вы в порядке? — она кивнула. — Угостите меня чаем?
Она ещё раз кивнула и попыталась выпутаться из халата. Поняла, что сильно отсидела ноги, чуть не выругалась от гудящей боли, спуская их с кресла. Стала медленно складывать рубашку, пытаясь тянуть время, тихо спросила:
— Как всё прошло?
— Хорошо, — равнодушно ответил он.
Вера готова была истерически расхохотаться от его лаконичности, внутри смешивались желания орать и молча сидеть, глядя на его невозмутимость.
«Невозмутимость это прекрасно. Восхитительно.»
Министр помолчал и с лёгкой иронией спросил:
— Чем занимались?
Она выпрямилась и в упор посмотрела в его бессовестные глаза.
«Вы издеваетесь?»
Он на секунду поджал губы, задавливая улыбку, опустил глаза и встал:
— Пойду поставлю чай. Приходите.
Она кивнула и ещё раз попыталась поймать пальцами ног ускользающие босоножки. Ноги не слушались, она беззвучно застонала и схватилась за голову. Из кухни доносились звуки льющейся воды, звон посуды, потом тихий смешок.
«Что его развеселило?»
Прокрутив в памяти всю сумасшедшую ночь, она поняла — что-то из того, что взяла в зале, она отнесла на кухню. И поставила там. Куда и что, вспомнить не удавалось, но судя по смешку министра, оно там стоять не должно.
«А что, если я веду себя недопустимо и глупо? По их меркам? Ведь здесь многие вещи, которые я считаю нормой, вызывают у людей шок. Вдруг тут считается неприличным так откровенно пялиться на малознакомого мужчину и так откровенно… Он ведь всё понял. Тут бы даже слепой понял, а министр Шен не слепой.
Вроде бы, он не разозлился и не промёрз, как ему бывает свойственно, но ведь это ничего не значит.
Как себя вести? Теперь, когда делать морду ящиком уже поздно?»
На кухне начинал шипеть чайник, Вера взяла себя в руки и поднялась. Каблуки подгибались в разные стороны, но доковыляв до кухни, она уже почти твёрдо стояла на ногах. Открыв дверь, окинула взглядом кухню, сидящего за столом с книгой министра и закипающий чайник, вымыла руки и стала накрывать на стол. В холодильнике, кроме еды, нашлись ещё две книги и подставка с карандашами, Вера фыркнула точно как министр, почувствовала его взгляд, но не обернулась.
— Вы решили сохранить книги в свежести, я вижу? — с мягкой иронией осведомился министр. Вера достала из холодильника блины и одну книгу, поставила на стол и тоже иронично улыбнулась, наклоняясь за второй:
— Просто хотела, чтобы они приятно пахли. Чтобы чтение пробуждало аппетит.
— А, — понимающе покивал министр, — то-то я думаю, чем больше читаю, тем больше есть хочется.
— Сейчас всё будет, — уже увереннее улыбнулась Вера, понемногу приходя в себя. Кухня, освещенная холодноватыми сиреневыми лучами рассвета, понемногу наполнялась запахами еды, иронией и восхитительной министерской невозмутимостью. Сейчас ночная истерика казалась Вере глупостью, детскими страхами и фантазиями про монстров в шкафу.
«Всё в порядке. Всё хорошо.»
Закипел чайник и Вера заварила как обычно, на четыре чашки. Налила две и поставила одну перед министром, обняла вторую и опустила подбородок на край, прикрыла глаза, медленно глубоко дыша и пытаясь пропитаться атмосферой спокойствия. Молчание провисело над столом пару минут, потом Вера приподняла ресницы и тихо сказала:
— Рассказывайте.
— О чём? — так же тихо спросил министр, Вера опять закрыла глаза и пожала плечами:
— О чём-нибудь добром и вечном… об удачных Призванных, например. Король сказал, они сильно меняли мир, но по факту рассказал только о том, что Бешеный Тэдди дал Карну огнестрельное оружие, которое практически сразу скомунидзили.
— Тэдди был классный, — с улыбкой сказал министр. Тут же фыркнул и с досадой добавил: — У вас очень заразная манера речи.
Вера рассмеялась и тем же тоном перекривила, на секунду приоткрыв глаза:
— «От этого с вами ещё тяжелее работать».
Министр тихо засмеялся, вздохнул и продолжил:
— Тэдди был весёлый и очень компанейский, он и трезвый вёл себя как пьяный, а когда выпьет, вообще превращался в душу компании и походя разбрасывался гениальными идеями. Он просто так, от хорошего настроения, подарил десятку трактирщиков разные рецепты спиртного из своего мира, благодаря этому Карн экспортирует в Ридию и на север целые караваны элитных напитков, секрет которых принадлежит максимум одной семье и бережётся как реликвия. Ещё он как-то по пьяни потерял ботинки и на следующий день несколько часов доводил сапожника, требуя пошить ему такие же, но лучше. Причём с каждым новым эскизом ему нравилось всё больше, а аппетиты всё росли. В результате он уехал без ботинок, а ушлый сапожник усовершенствовал модели и стал торговать целой серией разной обуви «от Тэдди», покрой прижился, его до сих пор носят.
Вера оторвала подбородок от чашки и взяла с тарелки блинчик, внезапно поняв, что ей действительно хочется есть. Нервное напряжение схлынуло, оставив усталость, хотелось расслабиться и прилечь, лениво наблюдая прекрасную картину «господин министр никуда не спешит».
— Носить оружие в скрытой кобуре, а не на поясе, тоже первым начал Тэдди. — Министр чуть улыбнулся и сказал странным вальяжным тоном, явно цитируя: — «Прав не тот, у кого ствол больше, мой мальчик. Прав тот, у кого больше стволов».
Договорив, он как-то странно смутился и опустил глаза, как будто сам от себя не ожидал этой фразы, Вероника прикрыла рот ладонью и хихикнула, шкодно блестя глазами:
— Я запомню.
— Его весь мир запомнил, — уважительно и чуть ностальгически кивнул министр. — Если бы его не призвали, провинции Маялу не существовало бы. — Он на секунду поднял взгляд на заинтересованно притихшую Веру и продолжил уже чуть более серьёзным тоном: — Когда война Империи с Карном закончилась позорным провалом Империи, весь мир увидел не только то, как ловко можно откусить кусок территории у соседа, но и то, как легко и быстро можно сменить подданство, законы и качество жизни, при этом не переезжая. — Его взгляд на миг затуманился, голос стал тише, — Георг Пятнадцатый был очень мудрым правителем. В некотором смысле жёстким, но очень мудрым. Он видел, в каких условиях живут цыньянцы теперь уже его, Карна, восточных провинций, и понимал, что для того, чтобы изменить их врождённый образ мышления, нужно прикладывать усилия, и очень срочно. Первые несколько лет после окончания войны почти все собранные в королевстве налоги оседали в Четырёх Провинциях — дороги, больницы, школы, грандиозные проекты ирригационных систем для полей. — Он поморщился и пояснил: — Там засушливый климат. Теоретически, Карн мог бы возить туда продукты из других регионов, но для всё увеличивающейся толпы крестьян нужно было создавать рабочие места, а они плодятся в бешеных темпах, к тому же, увидев, что в Карне живётся лучше, через границу потекли мигранты, ещё больше увеличивая демографический перекос и ухудшая криминогенную обстановку. В первые годы после войны там было столько казней, что в каждой деревне приходилось периодически строить новые виселицы, пока народ лет через пятнадцать не стал более-менее законопослушным. — Он криво улыбнулся и иронично сказал: — Старый император Ву говорил, что люди становятся цивилизованнее, когда живут лучше, на что Георг Пятнадцатый отвечал, что всё гораздо проще — отпетых уже перевешали, а новое поколение растёт на других моральных законах.
Вера понимающе улыбнулась, а мысленно добавила эту маленькую цитату в свой внутренний список «всё, что я хотела бы знать о господине министре, но постеснялась спросить».
«Вы знали лично императора и короля? Призванный лично учил вас нехитрой морали дикого запада? Кто вы, господи, в вас слишком много неясного.»
Он допил чай и протянул чашку:
— Ещё. — Вера взяла и встала налить, он воспользовался паузой, чтобы утащить с тарелки блинчик. Вера поставила перед ним чашку и себе долила до полной, села, опять с наслаждением любуясь паром над чашкой и тем, как министр почти уверенно опускает на стол правую руку.
«Ещё болит, но уже не так.»
Она старалась не улыбаться слишком широко.
Солнце поднималось выше, на стене заиграли розовато-оранжевые пятна, просеянные листьями растущего у окна дерева, несколько лучей коснулось чёрных волос министра, блеснув красноватыми росчерками. Он заметил её взгляд и вопросительно приподнял брови, она качнула головой: «ничего» и тихо сказала:
— Так что там с Маялу?
— А, ну да. Маялу. — Он положил в рот последний кусок блинчика и отпил чая, Вероника спрятала улыбку.
«Господи, можете рассказывать мне что угодно. Хоть китайские скороговорки, хоть теорию струн — я в своё время и не такое от парней выслушивала. Хотя, история мне действительно интересна, приятное исключение. Продолжайте. Сколько угодно.»
— Маялу — жаркий тропический регион, — он с сожалением посмотрел в окно, отвернулся и вздохнул, — там непролазные леса и песчаные пляжи вдоль побережья, а если проехать вглубь континента, то можно найти развалины древних храмов и дворцов. В предгорьях Большого Карнского Хребта есть небольшие пригодные для земледелия равнины, там самые ленивые в мире крестьяне — они только собирают урожай, который растёт сам и не требует абсолютно никакого ухода, земля хорошая, дожди идут часто, фруктовые деревья не нужно обрабатывать, достаточно не мешать им расти. — Он поднял чашку и чуть улыбнулся Вере сквозь пар, — чай там отличный. Короче, регион был благополучный и ленивый, разбалованный торговлей с плывущими из Империи в Ридию купцами, которых они наловчились уговаривать не просто пополнить запасы, а остаться на ночь, — он хитро приподнял брови, — якобы сегодня большой праздник в деревне, неуважение будет, если уехать. Купцы остаются, им устраивают праздник, рассказывают о чудесных дворцах в горах, водят на экскурсии.
Он отпил чая и приподнял плечи:
— Через время это стало бизнесом, лёгким и доходным, но повлекло за собой непредвиденную проблему. Маяльцы очень красивые, особенно женщины, а слухи об их услужливости и приветливости очень скоро разлетелись по всему континенту. А в Ридии официально разрешено рабство. — Он недовольно дёрнул щекой и неохотно продолжил, прокручивая стоящую на столе чашку. — Их начали похищать. Потом шах провинции понял, что мимо его рук текут реки с золотом, и поставил процесс на законное основание, надёжно взяв под личный контроль. До этого он не особенно обращал внимание на полуголых дикарей, торгующих фруктами где-то по ту сторону джунглей, но когда слухи о красивых и робких рабынях распространились и создали своеобразную моду на маяльцев, таких рабов захотели приобрести себе все богатые люди континента. Поставленная на поток торговля рабами превратила мирное и весёлое побережье в закрытую резервацию, где люди приравнивались к скоту, а хозяин с оружием мог в любой момент прийти в любой дом и забрать красивого ребёнка или женщину. Мужчинам это не нравилось.
Он отпил чая и посмотрел на задумчивую Веру:
— Вам хоть интересно? По-моему, вы засыпаете.
— Я слушаю! — вскинулась Вера. — Конечно, интересно.
— Вы проспали последние две минуты, — обвиняюще свёл брови министр, Вера с вызовом фыркнула и выпрямилась, села точно как он, сосредоточенно прокашлялась и специально понизив голос, начала:
— Их начали похищать, — а потом, под всё менее насмешливым взглядом министра, повторила слово в слово его рассказ, с мимикой и жестами, включая последнюю фразу: — Вам хоть интересно? По-моему, вы засыпаете.
Министр поражённо выдохнул и медленно качнул головой:
— Я начинаю уважать старого Тонга.
Он потянулся за ещё одним блинчиком, Вера фыркнула:
— За то, что он любил поесть, или за то, что не любил повторять дважды?
— За наглость, — восхищённо округлил глаза министр. — Пожелать такого сочетания качеств… Я бы не посмел. Наверное, поэтому император и доверил Призыв старому Тонгу, он хорошо его знал и знал, что его желания безграничны, а мечты плюют на реальность. — Он смерил её взглядом, как редкое животное, ещё раз качнул головой и прошептал: — Да… вас можно было получить только Призывом.
— Получить мало, — невесело усмехнулась Вера, — надо ещё и удержать. А столковаться с воплощением своих желаний не так просто, что нам Тонг и доказал. — Она взяла чашку и криво улыбнулась, цитируя: — «Мечтайте осторожнее, мечты сбываются». — Министр озадаченно и чуть смущённо опустил глаза, пожал плечами и взял чашку. Вера дала ему доесть блинчик, но взять следующий не дала: — И что дальше? Мужчинам не нравилось, что их женщин продают, и они..?
— Они стали сбегать, — ответил министр. — Небольшими группами, на лодках вдоль побережья, в… приграничную провинцию Цыньянской Империи. Там связались со знакомыми купцами и наобещали им всё, что только могли, за помощь. Купцы взвесили прибыль и совесть, прикинули перспективы, разделили затраты и собрали южным друзьям маленький флот из грузовых кораблей, с максимальной перегрузкой забитых оружием и порохом. В Ридии этого всего тогда не было, там довольно беспечный народ и разведка у них, — он поморщился и махнул рукой, как будто брезговал даже говорить о таком вопиющем непрофессионализме. — Зато в Империи этого добра после войны осталось немерено, учитывая что оружие постоянно совершенствовалось и старые модели юридически списывались, а фактически оседали на складах.
Этнически маяльцы ближе к цыньянцам, чем к ридийцам, это сильно сыграло в выборе стороны, когда в прибрежных деревнях начались волнения. Обозлённые мужчины и даже женщины с радостью брали в руки оружие и шли защищать свою свободу, они молниеносно и с особой жестокостью разделались с шахом и его свитой, заняли круговую оборону на всех проходимых границах, и военный отряд, посланный падишахом для наведения порядка, встретила не группка перепуганных робких дикарей, а толпа очень злых и уже вкусивших крови ополченцев, причём вооружённых таким оружием, какого в Ридии на тот момент ещё не было. Командир военного отряда трезво оценил силы и оставил часть солдат на границе, а часть отправил назад к падишаху, сопровождать парламентёра маяльцев, который вёз договор-ультиматум. А с парламентёром поехала его сестра, — министр недвусмысленно понизил голос и криво улыбнулся Вере, — очень красивая и умная женщина.
Она изобразила понимающую и очень ненатуральную улыбку, министр отвёл взгляд и продолжил:
— После недели пребывания в гостях у падишаха, сестра парламентёра вышла замуж за наследного принца Ридии, а договор-ультиматум был принят по всем пунктам. Эти пункты закрепляли границу новой независимой провинции в составе Ридии, отмену рабства в этой провинции, некоторые экономические положения по налогам, таможенным пошлинам и военному сотрудничеству. Предводитель восстания стал новым наследным шахом провинции Маялу и задним числом удочерил сестру парламентёра, сделав её принцессой, что придало династическому браку иллюзию политической подоплёки. Хотя все, кто видел, как сын падишаха смотрит на жену, с этой иллюзии громко смеются. Этот брак положил начало новому виду народного творчества Ридии — семейно-политическим анекдотам в стиле: «Почему падишах перенёс столицу Ридии на западное побережье? Потому что жена сказала, что солнце встаёт слишком рано».
Вера с трудом сдержала смех, видя что анекдот воспринимается министром как иллюстрация всей глубины печальности событий, а не как повод посмеяться, но он всё равно заметил. Развёл руками с выражением лица «всё тлен», взял чашку и понял, что она пустая. Вера улыбнулась, встала и вылила в его чашку остатки из чайника, посмотрела на одинокий последний блинчик и качнула головой:
— Не осилю. Это вам.
— Как скажете, — он придвинул тарелку себе и с наигранным возмущением посмотрел на Веру: — Почему я всегда рассказываю, а вы слушаете?
— Вам нравится рассказывать, мне нравится слушать, — пожала плечами Вера, пряча улыбку в чашке.
— Мне тоже нравится слушать, — возразил министр.
— Но ведь это мне жить в вашем мире, а не вам в моём. — Она на секунду задумалась и улыбнулась, смеривая его взглядом, опустила глаза и улыбнулась шире. В голове сменялись варианты, кем бы он мог быть в её мире, почему-то все как один смешные и нелепые. Она представляла его то в огромном поварском колпаке, то в медицинском халате и с бормашиной в руках. Потом фантазия пошла дальше — господин министр ремонтирует БелАЗ, господин министр ведёт блог на юТубе…
«Это был бы номер, у меня бы все шаблоны порвало.»
Господин министр в кафе фотографирует еду…
«О мой бог, нет, уймись! Даже моя фантазия не имеет на это права.»
— Госпожа Вероника, — медленно и очень подозрительно произнёс министр, — о чём вы задумались?
Вера на секунду подняла шкодный взгляд, пытаясь изобразить невинность:
— Я?
«Господин министр с бейджиком впаривает клиенту кредитку…»
— Вы, вы, нас здесь всего двое, — издевательским тоном ответил он. — И не надо ничего сочинять, в ваших глазах Древние Боги играют в кости, нюхом чую — это не к добру.
— Древние боги? — ухватилась за соломинку Вера, — при чём тут боги, во что они играют?
— В кости, — с видом «не пытайтесь меня отвлечь» ответил министр, — есть такой миф, что когда богам скучно, они садятся играть в кости на карте мира. И тогда в мире случаются всякие нелепые и необъяснимые события, вероятность которых крайне мала, но тем не менее, они происходят.
— А кто такие Древние Боги? Все постоянно о них говорят. — Вера изобразила самое любознательное и невинное личико, министр криво усмехнулся: «так я и поверил», но всё же ответил:
— В середине восьмого века случилось крупное землетрясение на западе Карна, в горах. Там почти нет людей, несколько пастушьих деревень и домики отшельников, так что никто не пострадал. Но обвалилась часть породы, обнажив вход в явно искусственно созданные ходы. Туда полезли местные жители и увидели большие помещения, много странных скульптур и настенных рисунков. Ещё через время приехали археологи и закрыли свободный доступ в ходы для всех, кроме учёных, долго копались и пытались расшифровать древний язык. А спустя ещё какое-то время туда пришла женщина, жрица из храма богини плодородия, — он с лёгким недоумением приподнял плечи, — и приказала всем убираться из храма. Все взяли и послушались. Что она делала внутри, никто не знает, но после её прихода случилось ещё одно небольшое землетрясение, в результате которого со скалы осыпалось всё лишнее, превратив её в большой храм с колоннами и скульптурами неизвестных существ. В скором времени в этот храм стали приходить разные жрицы, которым боги послали видения, и оставаться там, обретая большую силу.
Имён Древних Богов никто не знает, но их сила очень быстро произвела впечатление на всех — жрицы стали путешествовать в поисках других древних храмов, находили их и открывали, иногда откапывали из-под земли, иногда отстраивали из руин. Они стали помогать людям, лечили болезни, проводили над полями ритуалы для увеличения урожая, меняли погоду. Через время во всех крупных городах стали строить храмы, уменьшенные копии тех, что нашли жрицы. Жриц становилось всё больше, у них сформировалось своё руководство, они стали внушительной силой, с которой приходится считаться даже на международном уровне.
— И что, все теперь верят в Древних Богов? — заинтересованно захлопала ресничками Вера, министр неподкупно качнул головой:
— Не все.
— А в кого верите вы? — ещё невиннее спросила Вера, он снисходительно дёрнул щекой:
— Только в себя.
— Офигеть, — закатила глаза она, — буду молиться вам!
— Как хотите, — иронично усмехнулся министр, — я, по крайней мере, могу чем-то реально помочь, в отличие от мифических богов.
— То есть, вы вообще-вообще атеист? — с лёгким недоверием подняла брови Вера, министр криво улыбнулся:
— Да. Но в нашем мире не принято высказывать подобные мысли вслух, я стараюсь о вере и религии молчать, и вам рекомендую.
— Хм, — она перестала кривляться и почесала бровь, — я запомню.
Он посмотрел в пустую чашку, бросил хитрый взгляд на Веру:
— Ну так о чём же вы думали?
— Когда? — глуповато заулыбалась она, министр с кривой усмешкой качнул головой:
— Не-а, не работает.
— Ладно, — она фыркнула и подняла ладони, сдаваясь, — всё дело в слонах. Слоны, понимаете… — Он опёрся плечом о стену и осторожно сложил руки на груди, слушая её бред с комично сосредоточенным видом. Вероника артистично распиналась о слонах с полминуты, потом у неё кончилось вдохновение и она развела руками: — Вот где-то так.
— Это месть? — с невесёлой насмешкой спросил министр, Вера изобразила лягушачью улыбку и кивнула:
— И обострённое чувство справедливости, всё по канону.
— Я запомню, — нехорошо усмехнулся министр, поддёрнул рукав и посмотрел на часы, — ладно, уже утро, мне надо бежать на планёрку, а вам надо попробовать поспать.
Вера смутилась и стала вертеть в руках чашку, чувствуя, как опять накаляется обстановка, точно как вчера, когда Барт испарился, оставив их прощаться вдвоём.
— Что случилось? — насмешливо спросил министр, — хотите напоследок помолиться на сон грядущий?
— Да, — с сарказмом фыркнула Вера, вымещая нервозность, закатила глаза и воздела руки к потолку: — Пошли мне, господи, мясорубку, чтобы я могла наполнить мир котлетами!
— Что это такое? — министр с трудом сдержал смех, Вера отмахнулась:
— То, чего здесь нет. Прибор такой, для кухни, простенький.
— Если этот прибор не что-то высокотехнологичное, и если вы сможете достаточно чётко его описать или начертить, то вам его сделает любой местный механик. — Он встал и поправил одежду, с лёгким осуждением глядя на Веру, — наш мир не такой примитивный, как вы думаете.
— Я слишком мало знаю о вашем мире, — она тоже встала и пошла его провожать.
У дверей он остановился и окинул медленным взглядом гостиную, Вера тоже обернулась — в кресле мятая рубашка, под креслом кастрюля, в кастрюле ленты и нитки. На одном подоконнике пачка бумаги, на другом узелок из юбки, на полу в углу сумка, в противоположном углу пакет, на пакете Стич вверх ногами. Министр усмехнулся и сочувственно посмотрел на Веру:
— Я отложу ваш поход на рынок на завтра, отсыпайтесь и обустраивайтесь. — Он чуть поклонился, — до вечера.
— Счастливо, — кивнула Вера, смущённо опустила глаза, когда он ещё раз насмешливо осмотрел комнату. Он закрыл дверь, она уткнулась в дверь лбом и беззвучно застонала.
«Грёбаный министр… что с вами делать? Бесконечно сидеть напротив и болтать за чаем?
Хотя… болтать с вами за чаем действительно классно. Можно пока ограничиться и этим. А потом будет видно.»
Откопав в сумке старый телефон, она поставила будильник через четыре часа, чтобы не куковать потом ночью, взяла Стича, прижала его к себе и побрела, расхлябанно покачиваясь из стороны в сторону, в спальню — дивана здесь не было. Кровать оказалась двуспальной и очень мягкой, Вера провалилась в перину, как в сугроб, завернулась в одеяло и закрыла глаза. Перед глазами возник господин министр, его ироничная полуулыбка опять заставила подсознание зачесаться где-то в мутных глубинах.
«Если это сон, то всё-таки откуда здесь министр Шен? Он на кого-то похож, нюхом чую, не может быть такого, чтобы моё подсознание его просто сконструировало из соображений идеальности. Тем более, что он совсем не идеален, нет-нет, если бы я создавала свой идеал, я бы сделала его помягче и потеплее, повыше, помассивнее и уж точно не с китайскими глазами.
Как много я знала азиатов? Китаец Женя и китаец Ваня из Виталиковой общаги, которых нарекли по-русски, потому что китайские имена никто выговорить не мог, были толстенькими и весёлыми, они не подходят. Бурята, с которым Милка пришла в кафе на мой день рождения, я почти не помню, хоть он и был прикольный. Кореец-официант из суши-бара оказался гламурным метросексуалом и со свидания я сбежала через полчаса.
Нет, всё не то, они не подходят. Так откуда?»
Она вертелась в постели, пытаясь вызвать в памяти его улыбку, именно когда улыбался, он вызывал у неё проблески неуловимых озарений. В какой-то момент поняла, что он, во-первых, улыбался очень редко, во-вторых, как назло, каждый раз когда улыбался, прятал лицо. То рукой закроет, то волосами, то отвернётся, как специально.
«Так, задача на вечер — рассмешить господина министра, когда у него будут заняты руки. И потрепать свою грёбаную память, где-то же есть ответ, должен быть… если это сон. А если не сон, то можно посмешить министра просто так.»
Она улыбнулась и опять попыталась уснуть.