Проклятие Бессмертных: Король Всего (книга 5)

Глава 2

Каел

Город исчез. Его поглотила грязь и камень, словно само Нижнемирье жадно пожирало его, затягивая в свою бездонную утробу. Скольких мы потеряли, я не мог даже счесть — сотни, тысячи душ? Цифры расплывались в голове, теряя всякий смысл перед лицом такой катастрофы. Я успел увести столько людей, сколько было в моих силах, прежде чем мне самому пришлось отступить под натиском стихии.

Я с силой захлопнул массивную деревянную дверь, запирая её от бушующей снаружи бури. Песок, едкий и колкий, заменил привычный снег моей северной родины. Древние восстали. И впервые за многие долгие годы я почувствовал, как в моё сердце медленно вползает настоящий, первобытный ужас. Я не знал, что произойдёт дальше. Что было ещё хуже — так это обрывки древних воспоминаний об этом мире, каким он был когда-то, в те времена, что давно канули в вечность. Они подступали к самым краям сознания, словно жгучая желчь, грозя затопить разум целиком.

— Каел? — услышал я сзади знакомый голос, пока опускал тяжёлый деревянный засов, который лишь надеялся сможет удержать дверь от яростного напора стихии.

Остальные окна уже были забаррикадированы моими людьми, укреплены всем, что попалось под руку. Но это не имело никакого значения. Этот проклятый песок был подобен кислоте, он методично разъедал толстые стены моего дома, неумолимо вгрызался в самую скалу, на которой тот стоял. Эта буря была разрушительной, едкой. Она стирала всё, что было создано и построено за последние пять тысяч лет человеческой истории.

Я обернулся на голос и раскрыл объятия, куда тут же безоглядно бросилась Агна. Она обвила мою шею руками и прижалась ко мне изо всех своих сил. Она была напугана до глубины души. Как и все мы в этот час. Я крепко обнял её хрупкое тело и выпустил из груди усталый, дрожащий вздох.

— Древние были освобождены из своих оков, — произнесла за меня Илена, стоя неподалёку в тени, скрестив руки на груди. — Золтан, должно быть, заковал Нину вместе с ними в безумной попытке остановить Самира, и Самиру пришлось убить его, чтобы спасти её. С падением одной цепи пали и все остальные — таков закон древних уз.

— Бедная зайка! — взвыла Агна, и в её голосе слышалась неподдельная боль за девушку.

Я не смог сдержать слабого, уставшего смешка, который вырвался из груди помимо воли. Моя маленькая воительница либо не понимала истинного масштаба происходящего вокруг нас, либо, что было более вероятно, попросту отказывалась тревожиться о том, что может случиться с миром. Наступал наш собственный апокалипсис, а её больше заботили личные страдания её близкой подруги.

— Что тут смешного? — Агна резко оторвалась и уставилась на меня, сверкнув своими яркими глазами.

— Наш мир буквально рушится на части, и это всё, что ты можешь сказать? — в дрогнувшем голосе Илены явственно слышалось, как её собственное внутреннее «я» рушится под давящей тяжестью моей бури чувств, захлестнувших её через нашу связь.

— Я не могу остановить конец света своими руками, — спокойно пожала плечами Агна, и в этом жесте читалась удивительная мудрость. — Я не могу волноваться за всех людей на свете. Но я могу волноваться за зайку. И я могу волноваться за вас. — Она снова потянулась и крепко обняла меня. — Что теперь будет с нами? С нами двоими?

— Владыка Каел не знает этого, — тихо ответила Илена вместо меня.

— Если я останусь с вами рядом, мне всё равно, что будет. — Агна нежно прижалась веснушчатой щекой к моей широкой груди, и на её прекрасных, словно усыпанных золотыми искрами чертах расплылась счастливая, безмятежная улыбка.

Я посмотрел на эту юную девушку, такую хрупкую и одновременно сильную. Моё измученное сердце неожиданно наполнилось живым теплом от её простых слов, и я внезапно, с пронзительной ясностью осознал… что люблю её. Истинно и безоговорочно. Что бы ни случилось впереди, я знал — я умру, чтобы сохранить её в безопасности, если до этого дойдёт. Я умру, чтобы она осталась жива и рядом. С тяжёлым, усталым выдохом я впервые за долгое, очень долгое время по-настоящему почувствовал всю гнетущую тяжесть прожитых веков. Я был так невероятно стар. И всё же я, кажется, вечно и раз за разом попадал в одну и ту же жестокую ловушку судьбы.

Я всегда осознавал истинную глубину своих чувств лишь в тот самый миг, когда их вот-вот должны были безвозвратно у меня отнять. Разве не в этом вся жестокая природа жизни? Не ценить по-настоящему то, что имеешь, пока не потеряешь навсегда?

Именно по этой простой причине я не мог и не осуждал того, что сделал Самир. Чернокнижник спалил дотла весь этот мир, обрёк его на гибель, чтобы освободить свою Нину из плена. Окажись я на его месте в тех же обстоятельствах, я бы, без малейшей тени сомнения, поступил совершенно точно так же.

Я медленно поднёс дрожащую руку к своему лицу и аккуратно снял свою вечную маску, с глубоким наслаждением почувствовав, как постепенно сходит на нет привычное давление затвердевшей кожи на лице. Лишь окончательно сняв её, я по-настоящему понял, как невыносимо сильно она меня душила все эти годы. Агна ахнула от неожиданности, её прекрасные глаза широко распахнулись от искреннего изумления, а пухлые губки беззвучно разомкнулись в немом потрясении при виде моих настоящих, неприкрытых черт.

Ради этих нежных губок я и сделал это сейчас. Я решительно подхватил её лёгкое тело, приподнял до своего роста и жадно поцеловал с долго сдерживаемой страстью.

Даже если это был единственный и последний раз в моей бесконечной жизни, я был готов встретить неминуемый конец наших дней с живой, пылающей памятью о ней в своём сердце.