Корона от обороны

-- Дочь моя, вы ведь главная фрейлина ее сиятельства, я правильно понимаю? -- спросил, тем временем, настоятель у Мафадьды. Та с гордостью выпрямилась:

-- Да, Мафальда фон Шиф, к услугам вашего преподобия.

-- Дочь моя, раз уж мы с вами здесь встретились, могу я попросить вас передать кое-что Ее Сиятельству? -- попросил старый камиллианец. -- А то, боюсь, потом я опять буду слишком занят, да и ваша госпожа тоже...

Белинда отступила назад и уселась за соседний стол -- он, впрочем, был достаточно близко, чтобы она могла услышать, о чем будет говорить глава монастыря.

-- Конечно, я все передам герцогине, -- пообещала фрейлина и, почти уверенная, о чем сейчас пойдет разговор, добавила. -- Вас беспокоит, что некоторые наши дамы... слишком вызывающе одеваются?

Уточнять, что самой нарядной из этих дам была гроссгероцогиня собственной персоной, фон Шиф, естественно, не стала.

Настоятель уставился на нее удивленным взглядом. Судя по всему, о платьях поселившихся в монастыре женщин он вообще не думал -- а если бы и обратил на них внимание, то в самую последнюю очередь.

-- Нет, речь совсем не об этом, -- устало усмехнулся он. -- Можете мне поверить сударыня, но моим парням сейчас не до разглядывания ваших нарядов!

-- Ох, я не имела в виду... -- смутилась фрейлина, но ее собеседник нетерпеливо взмахнул рукой:

-- Ерунда это все! А проблема в другом: если наш монастырь и дальше будет служить госпиталем, то скоро в нем не останется свободного места. Его и сейчас уже не хватает, и если будут еще сражения... если сюда будут привозить новых раненых, нам негде будет их разместить. У нас осталось еще одна хозяйственная постройка, но ее хватит человек на двадцать максимум... А что делать дальше, я не знаю. Ближайшая деревня отсюда слишком далеко, и пока мои ребята будут ездить туда и обратно, половина пациентов помощи не дождется.

-- Да, и правда... -- Мафальда попыталась хотя бы примерно вспомнить, сколько раненых видела за эти два дня. Несколько десятков, не меньше... Но она побывала только в двух монастырских зданиях, а сколько их здесь еще?

-- В общем, мне бы хотелось обсудить с государыней, как быть в этой ситуации, -- сказал настоятель. -- Может быть, она устроит еще один госпиталь в деревне и наберет туда других медиков?

-- Я сейчас ее найду и передам ваши слова, -- кивнула фон Шиф. -- Скажите только, где мне потом найти вас?

Глава обители вновь посмотрел на нее усталым взглядом. Подошедший монах поставил перед ним тарелку с кашей, и старый камиллианец тяжело вздохнул:

-- Если бы я сам это знал! Спросите кого-нибудь из братии -- они подскажут, где меня искать.

-- Так и сделаю! -- фрейлина вновь сделала реверанс и отступила от стола, пропуская туда монахов с тарелками и ложками. Вместе с Белиндой она вернулась за свой стол в углу и принялась торопливо доедать давно остывший обед. Девушка тоже немного поковырялась в своей тарелке, но почти ничего не съела. Мафальда укоризненно покачала головой, про себя радуясь, что у нее есть предлог продолжить разговор с этой милой барышней:

-- Дорогая моя, от того, что вы будете голодать, наши пациенты не выздоровеют. А вам не хватит сил, чтобы оказывать им помощь. Съешьте-ка хоть немного!

Фон Фалькенхорст через силу улыбнулась:

-- Давно меня не уговаривали поесть!

Однако она все-таки проглотила несколько ложек каши, и фрейлина удовлетворенно кивнула:

-- Так-то лучше! Пойдем теперь поищем Ее Сиятельство.

Девушка поднялась из-за стола:

-- Мне бы надо найти госпожу Люсинду...

-- Вот и поищем их обеих, -- фон Шиф направилась к выходу, и ее юная собеседница заспешила следом.

Времени на то, чтобы вести долгую беседу и постепенно подводить девушку к нудной теме, у Мафальды не было, так что, когда они вышли во двор, она сразу перешла к делу:

-- Белинда, если вы знаете какие-нибудь знахарские рецепты, расскажите их врачам и монахам. Вдруг они этого не знают, а кому-то из раненых помогут именно ваши способы!

-- А мы с госпожой Люсиндой уже все, что знали, рассказали, -- отозвалась Белинда. -- В первый же день. Но доктор Филипп почти все и так знал. Для него только один наш фамильный рецепт оказался новым.

-- Фамильный? -- удивилась фон Шиф. -- У вас в семье кто-то был врачом?

-- Не то, чтобы врачом... -- начала отвечать девушка, но закончить фразу ей, к великой досаде фрейлины, не удалось -- позади них раздался звонкий голос герцогини:

-- Мафальда, а я тебя ищу! Как там фон Шиллинг, расскажи скорее!

-- Шиллинга прооперировали, и он жив, -- отозвалась фон Шиф, оборачиваясь. -- В его положении это уже повод для оптимизма.

--- Да, действительно... -- вздохнула Эвелина. -- Но надежда на лучшее есть?

-- Медики говорят, что да, - заверила ее фрейлина. -- Я еще к нему зайду, узнаю, как он...

-- С вашего позволения, -- Белинда сделала реверанс и отступила назад, явно собираясь отправиться на поиски своей компаньонки. Гроссгерцогиня величественно кивнула ей и снова повернулась к Мафальде:

-- Мы с местными прооперировали еще двоих. А сейчас я бы хотела зайти в палаты для легко раненных. Пойдешь со мной?

-- А отдохнуть вы сперва не желаете? -- поинтересовалась фрейлина.

-- Успею еще отдохнуть -- в мирное время! -- задорно тряхнула головой ее госпожа.

-- Тогда давайте хоть на минутку к вам зайдем, я вам прическу в порядок приведу, -- предложила фон Шиф, рассудив, что Эвелине все-таки не помешает хотя бы немного посидеть.

С этим Ее Сиятельство спорить не стала, и они с Мафальдой заспешили в отведенную ей келью, чуть более просторную, чем другие.

-- С вами хотел поговорить настоятель, -- начала фон Шиф, ловко пряча выбившиеся из прически Эвелины пряди волос. Та, слушая ее рассказ о нехватке места, сосредоточенно нахмурилась:

-- Да, с этим надо что-то делать! Надеюсь, у отца настоятеля есть какие-нибудь мысли по этому поводу... Но сначала давай все-таки навестим наших солдат. Мне надо найти Франца -- и высказать ему все, что я о нем думаю!

Она поднялась со стула, осторожно ощупала свою прическу, пытаясь без зеркала понять, хорошо ли выглядят ее волосы, а потом набросила на плечи длинную темно-синюю бархатную накидку, скрыв под ней измятое и перепачканное кровью платье -- переодеваться было слишком долго, да и бессмысленно. Новый наряд тоже быстро пришел бы в негодность.

-- Может, все-таки пообедаете сначала? -- в последний раз предложила фон Шиф, тоже закутываясь в накидку.

-- Сперва заглянем к легко раненным -- а потом я и пообедаю, и отдохну, -- решительно покачала головой герцогиня. -- Они ведь наверняка уже знают, что я здесь. Если я их не навещу и не скажу им хотя бы пару слов, не пожелаю выздоровления -- они же решат, что я о них не подумала, что мне все равно...

-- Ну что вы, никому из ваших подданных и в голову такое не придет! -- с жаром возразила Мафальда. -- Они знают, что вы их любите, и понимают, что здесь вы заняты с теми, кому больше нужна помощь.

-- Все равно, я обязана нанести им хотя бы короткий визит! -- стояла на своем Эвелина, и ее любимице не оставалось ничего другого, кроме как снова составить ей компанию.

В том строении, где разместили не очень серьезно пострадавших, стояла совсем иная, гораздо менее мрачная, а местами даже веселая атмосфера. Еще в коридоре герцогиня с фрейлиной услышали доносящиеся из-за приоткрытых дверей громкие голоса, а потом и звонкий смех. Женщины направились к одной из дверей, и разговор находившихся за ней людей стал слышен отчетливее.

-- ...и все-таки лучше бы нас в женском монастыре разместили! -- воскликнул кто-то из пациентов, и в ответ послышался новый взрыв хохота.

Развить эту мысль весельчаку однако не удалось -- Мафальда потянула на себя дверь, открыла ее чуть шире и, не заглядывая внутрь, громко объявила:

-- Господа, вас желает видеть Ее Светлейшее Сиятельство!

Из-за двери послышалась приглушенная возня и громкое перешептывание: обитатели кельи поспешно пытались привести свое временное жилище в подобающий для визита правительницы вид. Эвелина с Мафальдой выждали около минуты, давая им такую возможность, после чего с торжественными лицами вошли внутрь.

Коек в келье было шесть, но людей -- не меньше десятка: как видно, сюда пришли «в гости» пациенты из соседних комнат. Среди них началось еще более сильное замешательство. Часть из них, сидевшие на койках, поспешили встать, кривясь от боли и тихо кряхтя, двое лежавших в постели заерзали, словно пытаясь вытянуться по стойке «Смирно!» в горизонтальном положении, а еще одна фигура, занимавшая кровать в самом дальнем от двери углу, торопливо накрылась одеялом с головой. Разглядеть его лицо Эвелина и Мафальда не успели, но темные вьющиеся волосы этого человека сразу показались им очень знакомыми.

-- Пожалуйста, не вставайте! Лягте обратно! -- воскликнула Эвелина, оглядывая келью и улыбаясь каждому пациенту. -- Я здесь нахожусь не как гроссгероцогиня, а как сестра милосердия!

Один из лежащих молодых солдат чуть слышно хмыкнул, но сидевший на краю его койки военный постарше поспешно кашлянул и объявил в полный голос:

-- Для нас это очень большая честь, ваше Светлейшее Сиятельство!

Герцогиня ответила ему очаровательной улыбкой и направилась к койке в углу, хозяин которой лежал под одеялом неподвижно и, казалось, пытался притвориться мертвым.

-- Здравствуй, дорогой паж фон Айс! -- громко сказала Эвелина, останавливаясь рядом с койкой и с трудом сдерживая улыбку.

-- Теперь, если не ошибаюсь, юнкер фон Айс, -- подсказала ей тоже подошедшая к Францу Мафальда.

-- Ах да, юнкер... -- рассеянно повторила ее госпожа. -- Ну же, Франц, вылезай! Неужели я страшнее, чем пули и снаряды?

За спиной у нее послышались сдавленные смешки, но гроссгерцогиня пропустила их мимо ушей.

Франц медленно высунул из-под одеяла голову. Весь несчастный вид юноши говорил о том, что Ее Сиятельство для него и правда была гораздо страшнее противника на поле боя.

-- Лежи, не вставай! -- повторила Эвелина. -- Я не собираюсь тебя ругать -- это и так сделают твои родные, когда ты вернешься домой. Расскажи, как ты себя чувствуешь?

-- Ваше Сиятельство... хорошо, -- пробормотал молодой человек и начал приподниматься, собираясь хотя бы сесть, раз уж поприветствовать правительницу стоя ему не разрешили. -- На самом деле я... ох!

Сесть и выпрямиться, опираясь только на левую руку, у Франца не получилось -- он машинально попытался помочь себе правой, и, не удержавшись, скривился от боли. Лицо его, до этого раскрасневшееся от волнения, мгновенно побелело.

-- Франц, ну что же ты так неосторожно! -- ахнула Эвелина и наклонилась, чтобы поддержать молодого человека. Смешки, доносившиеся с остальных коек, стали звучать более явственно.

-- Сейчас этот ребенок в обморок от восторга хлопнется, -- довольно громко прошептал кто-то из солдат.

«Нет, он уже не ребенок!» -- мысленно возразила ему Мафальда, тоже протянувшая руку, чтобы помочь Айсу сесть. Внешне юноша почти не изменился с тех пор, как они расстались в темном и холодном ночном коридоре замка, однако фрейлина видела, что теперь перед ней сидит совсем другой человек -- взрослый и многое переживший. Лицо его осталось все таким же юным, пятнадцатилетним, но глаза были старше, намного старше...

Фрейлина грустно вздохнула, мысленно попрощавшись с тем наивным пажом, которого когда-то знала. Эвелина же не заметила никаких изменений в молодом человеке -- для нее он по-прежнему был «милым ребенком». Она укоризненно покачала она головой и ловким движением взяла Франца за пострадавшую руку:

-- Мне говорили, у тебя ключица сломана? Надо руку тебе подвязать, а то вовек не срастется...

Айс снова залился краской:

-- Да у меня был тут где-то бинт, сейчас найду...

-- Подожди, я сейчас все сделаю! Вот только бинтов мы с собой не взяли... -- герцогиня оглянулась на фрейлину, а потом сунула руку под накидку и торопливо отцепила от своего платья алую орденскую ленту. -- Отлично, вот чем мы тебя перевяжем! Носи и не снимай.

Щеки Франца стали еще краснее и по яркости сравнялись с шелковой лентой. Мафальда закатила глаза. «Теперь у Франца будет новая проблема, -- промелькнула у нее озорная мысль. -- С одной стороны, он наверняка будет рваться снова в бой и захочет поскорее всем доказать, что уже здоров. Но с другой -- ему же захочется как можно дольше ходить с этой ленточкой!»

Глава XIX

-- А вот во в`гемена ге`гцога Ма`гиуса вы, mon ami, могли бы пот`гребовать себе в суп`гуги его дочь, как наг`гаду. -- ухмыльнулся в усы фон Лёве. -- Подвиг-то, как не к`гути, с`гавнимый совершили.

-- Скажете тоже, Юстас. -- насмешливо фыркнул фон Эльке. -- При всем моем добром к кузену Эдвину отношении, жениться я на нем не желаю.

-- З`гя, Э`гвин, за него дадут большое п`гиданное. -- майор уже откровенно потешался над другом, хотя тот в долгу не оставался.

-- Мы с ним слишком близкие родственники. -- отмахнулся юный генерал.

-- Г`гафа Леона`гда это не остановило.

-- Так его избранница и не носила усов. -- парировал Эрвин.

-- Ах, значит и мне ничего не светит? -- притворно опечалился гусар, вызвав тем самым громкий хохот присутствующих господ офицеров.

-- Смените имя на Инессу, и я рассмотрю вашу кандидатуру. -- невозмутимо ответствовал фон Эльке. -- В порядке исключения.

Инесса... Дочь Мариуса Гогенштаузена, сказание об их любви с графом фон Эльке было известно в Бранденбурге, пожалуй, каждому. За те полторы сотни лет, что прошли с момента их свадьбы, подробности этой истории кто только не приукрашивал и не досочинял. Нынче она проходила по тем же пунктам, что и «Неистовый Роланд» или «Тристан и Изольда», и, конечно же, о тех трудностях, что стояли на пути предка Эрвина, в ней предпочитали не упоминать.

Однако в семействе фон Эльке ее принято было знать такой, какова она была на самом деле.

Шла Сорокалетняя война, особо несчастливая для Аллюстрии но заставившая умыться кровью и всю остальную Европу. Гремели орудия на земле, озаряли вспышками своих залпов моря, армии сходились в кровопролитных сражениях, дабы уже через месяц, благодаря хитросплетениям дипломатии, выступить в качестве союзников. Тяжелые времена, когда хоть какой-то гарантией соблюдения обязательств мог быть только династический брак. А незамужних принцесс на всех, как водится, не хватало. Таких принцесс, что состояли в прямом родстве с правителями -- сестер и дочерей, разумеется, а не племянниц там всяких, двоюродных сестер и прочей воды на киселе.

Вот в Бранденбурге такая была. Одна. Сестра рано осиротевшего гроссгерцога Мариуса, Инесса. Ну кто отдаст ее в такой ситуации за простого графа? Ладно, даже не простого -- род фон Эльке всего чуть более чем за столетие до этого выделился из правящей бранденбуржской династии, -- но все равно. Это ж такая была карта в дипломатических раскладах! А то что любит юную эрцгерцогиню граф, и она ему отвечает взаимностью... Да кому это интересно? Мало ли в стране генералов?

И не было б у Леонарда с Инессой счастья, да несчастье помогло. Покуда непобедимый фельдмаршал Дерфлингер громил врагов Бранденбурга на западе, в герцогство вторглась армия шведского короля Карла XI Виттельсбаха. Вот только недавно «вечный мир» с ними заключали, а уже сегодня армия Вольмара Врангеля наступают с севера, и того гляди столицу захватят. А из войск -- одна ландсмилиция под рукой, а из старших командиров -- один гроссгерцог шестнадцати лет от роду. Ну и зауряд-генерал фон Эльке, который ту самую ландсмилицию и комплектовал, и обучал.

В семейном предании говорилось, что Мариус тогда сказал своему генералу-кузену: «Не дайте шведам взять Бранденбург, и я отдам сестру за вас». После чего отец Эрвина делал задумчивую паузу в повествовании, и негромко резюмировал -- «Чего ради любимой женщины не сделаешь? Пришлось графу Леонарду надавать шведам по шее. А там и свадьбу сыграли».

Но это, конечно, так, детская сказочка для внутрисемейного пользования. А вот если покопаться в архивах, то можно (и Эрвин это сделал) прочитать прелюбопытную переписку между графом Леонардом, герцогом Мариусом и Гансом-Георгом фон Дерфлингером. Очень не хотелось гроссгерцогу обещание исполнять, очень... Только фельдмаршал на сторону зауряд-генерала встал, ибо «никто Вас, государь, за язык не тянул -- генерал фон Эльке, командир знающий и грамотный, и несть сомнения, что Врангеля бы побил в любом случае, лишь своим долгом понукаемый. Слово же монаршие надобно держать, иначе все офицеры поразбегутся». На себя намекал, конечно, отчего век свой в Пруссии и пришлось доживать. Не простил его Мариус, да и шурина до конца дней своих не жаловал.

-- Нет, господа, вы это слыхали? -- обратился фон Лёве к присутствующим. -- То нашему командующему мои усы не го`газды, то имя!

Офицерское собрание, расположившееся в ратуше заштатного городишки, единодушно выразило свое сочувствие майору и предложило в кандидатуры жениха нескольких других генералов -- посговорчивее.

Дивизия эрцгерцога, временно возглавляемая фон Эльке, и приданные ей гвардейские полки ожидаемо оказалась в основной массе армии Великого герцогства, не совсем уж в тылах, но и далеко не в авангарде, вследствие чего заботы у юного генерала сводились лишь к устроению маршей и снабжению вверенных войск. Никаких тебе стычек, схваток, даже малюсеньких сражений -- ничего этого не было в помине и в ближайшее время не ожидалось. Строго говоря, свое нынешнее назначение Эрвин почитал чистейшей синекурой, прекратиться которая должна была триумфальным вступлением в столицу Поммерании -- событием, близость которого была уже не за горами, и спорным оставался лишь один момент: кто же первым успеет взять ключи от Штеттина, бранденбуржцы, или голштинцы?

Однако, как это всегда и случается, близость триумфа вовсе не означает неизбежность его наступления.

***

-- Это точная и проверенная информация? -- требовательно вопросил Максимиллиан Капризный канцлера.

-- Да, сир, боюсь что так. -- ответил Уве фон Адельман. -- Шведский флот уже вышел в море.

-- Кажется брат наш, Густав Адольф, выжил из ума. -- задумчиво произнес гроссгерцог. -- Странно, вроде бы и не на старости лет. Сколько ему нынче? Двадцать два?

-- Двадцать три года, государь. -- ответил канцлер.

-- Вот и я говорю, рановато в маразм впадать. -- резюмировал Максимиллиан. -- Он хоть понимает, что его действия -- это большая война? Не династический спор, не межевая стычка за пару городков, а большой передел пирога!

-- Полагаю, государь, что он это полностью осознает. -- произнес фон Адельман. -- Однако тут имеется целый ряд обстоятельств, которые скорее подталкивают его к такому шагу, нежели препятствуют его планам. Первое, как наверняка помнит Ваше Светлейшее Сиятельство, вся Поммерания некогда была под рукой шведов, и этого обстоятельства в Стокгольме не забыли. Разумеется, сам сесть на княжеский трон король Густав не решится, такого поступка не поймет никто в Европе, но стать протектором... Отчего и нет? Шведский Висмар ничуть не хуже подходит для того, чтобы диктовать волю померанцам, чем Штеттин.

-- Висмар... -- Максимиллиан скривился. -- Он же пытался его заложить в прошлом году, не так ли?

-- Вы совершенно правы, сир. -- канцлер склонил голову в знак согласия. -- Король Густав желает стабилизировать шведскую крону, а для этого ему нужны деньги, и много. Их можно получить разными путями. Например -- отнять у датчан зундскую пошлину. Сконе, да и Норвегия тоже, некогда были шведскими же. Собственно, не только они.

-- Гольштейн. -- мрачно ответил герцог. -- Вы про него?

-- Да, государь. Его дед происходил из правящего дома герцогства, а женитьба короля на Фредерике Баденской лишь упрочает его претензии на титул электора.

-- И он что же, хочет у Дании оттяпать все, кроме самой Дании? -- иронично поинтересовался гроссгерцог.

-- Чего он желает, мне, боюсь, неведомо. -- почтительно произнес фон Адельман. -- Однако шведский посол в Копенгагене уже наверняка озвучил ноту, где требует прекратить всякое вмешательство в дела Поммерании. Не сомневаюсь, она составлена в таком тоне, что принять хоть одно условие -- это потерять лицо.

-- Так-так. -- Максимиллиан Капризный побарабанил пальцами по столешнице. -- Еще один любитель зимой повоевать на наши головы. Договориться мы с ним не сможем? Висмар тот же взять в залог, к примеру?

-- Боюсь, наша казна сейчас к такому решению проблемы не располагает. -- сокрушенно ответил канцлер.

-- Как всегда -- пуста. Я уже начинаю к этому привыкать. -- невесело усмехнулся бранденбуржский герцог.

-- Возможно, поддержи мы шведские устремления в Сконе...

-- Ну вы еще предложите в придачу сосватать Густаву и Гольштейн, фон Адельман. -- Максимиллиан фыркнул. -- Да меня супруга заживо съест, без чеснока и соли! А и знаете, а и черт с ними, со шведами! Война, ну так и война! Заодно и Висмар заберем, причем бесплатно.

-- Сир, при всем моем уважении к Вашему августейшему тестю -- я вовсе не убежден в успехе датского флота против шведского. Я не убежден, что датчане вообще будут препятствовать переброске солдат в Поммеранию.

-- Да дураком надо быть, чтобы препятствовать. Больше шведских штыков в Поммерании -- меньше в Сконе.

-- Но при этом условии ход кампании... непредсказуем. -- подал голос молчавший доселе военный министр.

-- Понимаю, фон Левински. -- неожиданно покладисто ответил герцог, и, выдержав паузу, добавил. -- Но вот это уж ваша с фон Бергом головная боль. Готовьтесь. А я покуда попробую еще одного союзника нам организовать. Что там наши «отважные» пруссаки, фон Адельман?

***

Чем дольше длилась осень, тем менее проходимыми становились дороги. Дожди слякоть и грязь, раскисшие тракты заставили забуксовать, завязнуть (и в буквальном смысле тоже) наступательный порыв бранденбуржской армии. Все большаки по пути следования солдат гроссгерцога Максимилиана стояли забитые сидящими по самые ступицы повозками, телегами, фургонами и артиллерийскими упряжками, которые солдатам приходилось обходить глухими окольными тропами, а то и вовсе по бездорожью. Авангард, словно пробка в бутылочном горлышке, намертво застрял на обильно политых дождями трактах и попросту не давал двинуться основным силам, настигнуть и добить Кабюшо.

Померанский маршал, разумеется, не мог этим не воспользоваться и, хоть и сталкивался с теми же сложностями, что и фон Берг, упорно стягивал свои силы в единый кулак, намереваясь уж на границе-то всяко остановить неприятеля. Отлично осознавая, что никакое продвижение бранденбуржцев далее скоро станет категорически невозможным он вполне мог бы удовольствоваться и этим -- целью кампании было лишь признание права на корону малолетнего князя, а никак не чей-то там разгром. Нет, умудрись Кабюшо его учинить, это было бы великолепно, но, увы, не смог -- значит не смог.

Стремясь завладеть инициативой померанский маршал уже начал разворачивать арьергардные части назад, занимать деревни и местечки, надеясь перехватить и разгромить передовые части Великого герцогства, в то время как из всего бранденбуржского авангарда темп марша смог выдержать лишь Третий мушкетерский полк Дойч-Кроне. Сформированный незадолго до начала войны, он не мог похвастаться ни какой-то особой выучкой личного состава, ни грамотными офицерами, и в боестолкновениях, будучи в «вечном» арьергарде у Ольмюца до сей поры не участвовал. Единственное что в нем было хорошо, это его свежесть: благодаря всем вышеперечисленным обстоятельствам (а равно дурному рвению собственного полкового командира) мушкетеры развили изрядный темп марша и напрочь оторвались от основных сил. Лишь обнаружив себя в полном одиночестве, без всяческого контакта с прочими частями, разогнавшийся полковник остановился прямо в чистом поле, оседлал вершину небольшого холмика в стороне от дороги и принялся ждать дальнейших распоряжений от командования.

Командование, когда дойче-кронские мушкетеры все же сыскались, решило оные распоряжения отдать лично. Маршал фон Берг, невзирая на холод и собственный возраст носившийся вместе со штабом вдоль всего авангарда, нагрянул на позицию крылоногих пехотинцев, и едва только начал устраивать разнос, как из-за лесочка, отрезая командующего армией от самой, собственно, армии.

-- Четыре, кхе-кхе, баталии. -- произнес маршал, разглядывая в подзорную трубу начавшего перестраиваться к бою неприятеля.

-- Две тысячи штыков! -- пораженно ахнул кто-то из свитских.

-- Да как бы и не поболее того... -- командующий пожевал губами. -- Кугельман, у вас сколько человек в строю?

-- Одна тысяча сто восемнадцать человек, ваше высокопревосходительство! -- отрапортовал командир дойче-кронцев.

-- И со мной, не считая штабных, полуэскадрон конных егерей. Небогато. -- резюмировал фон Берг.

-- Герр фельдмаршал! -- воскликнул полковник Кугельман. -- Ваша жизнь слишком ценна для всего Бранденбурга, а у неприятеля отсутствует конница. Поспешите объездной дорогой, а мы прикроем ваше отступление!

Престарелый командующий покосился на узкую тропинку-переросток, каковую мушкетер прочил ему для ретирады и поморщился.

-- У вас необстрелянные новобранцы в полку, сударь мой, а супостат силы имеет против ваших вдвое. Ждите парламентера, будут предлагать капитуляцию на почетных условиях. -- фон Берг позволил себе мрачную усмешку. -- Вон, уже с белым платком кто-то впереди фрунта вышагивает.

-- Мы продержимся столько, сколько сможем. -- ответил полковник, упрямо наклонив голову.

-- Ну так и я труса завсегда успею отпраздновать. -- желчно отозвался фельдмаршал. -- Не говоря уж о том, что блуждания маленького отряда имеют шансы закончиться большим конфузом. Мы, голубчик, иначе сделаем, да-с, совсем по-другому...

Чуть более чем полчаса спустя парламентер -- моложавый подтянутый мужчина с эполетами пехотного капитана, -- под караулом и с завязанными глазами проведенный через порядки дойче-кронцев предстал перед сидящим на барабане полковником Кугельманом.

-- Снимите с него повязку. -- негромко приказал командир мушкетеров.

Померанец моргнул несколько раз, фокусируя взгляд, а затем с любезной улыбкой представился:

-- Капитан фон Риттерхельм, честь имею. Герр полковник, от имени бригадного генерала фон Липпенспальте имею честь предложить вам и вашим солдатам капитуляцию на почетных условиях. Мы превосходим вас числом более чем в два раза, урона вашей чести не будет. Все офицеры, с оружием, будут отпущены домой под честное слово. Рядовой и сержантский состав сложит оружие, но сможет проследовать до лагеря военнопленных сохранив знамя. Это хорошее предложение, герр полковник. Соглашайтесь, к чему попусту проливать кровь в безнадежной ситуации?

-- Не могу с вами спорить, герр капитан, гибель в безнадежной схватке никого не вдохновляет, поэтому предлагаю вам выслушать встречное предложение. -- спокойно ответил Кугельман.

-- И какое же вы выдвинете предложение? -- фон Риттерхельм иронично изогнул бровь.

--О, что вы. Не я. -- полковник взглядом и легким кивком головы указал куда-то за спину своему собеседнику.

Капитан неторопливо повернулся, и замер, словно громом пораженный. Прямо перед ним, верхами, с развевающимися на ветру перьями и плюмажами на треуголках находилось с пару дюжин старших офицеров во главе с человеком, не узнать которого -- хотя бы и по фельдмаршальским эполетам, -- фон Риттерхельм не мог.

-- Я -- Йоахим фон Берг, главнокомандующий армией Великого герцогства Бранденбург. -- старческим, но полным внутренней силы голосом произнес этот человек. -- Вы находитесь в центре наших порядков и окружены со всех сторон. Требую, чтобы вы сдались -- немедленно и без каких-либо условий, -- иначе мы вас атакуем, и тогда пощады не будет никому!

***

-- Юстас, а мы ведь эдак скоро без личного состава останемся. -- задумчиво обратился фон Эльке к своему товарищу. -- Теперь вот, изволите видеть, и фон Лемке с пневмонией свалился... Извольте принимать командование полком.

-- Вот уж печали не было. -- фон Лёве покривился.

-- Друг мой, вам я доверяю, на вас могу положиться, так что оставьте уж капризы до мирного времени. -- генерал тяжело оперся на походный столик и мрачным взором вперился в ландскарту. -- Собственно, я еще и посоветоваться с вами хотел.

-- Посоветоваться можно. -- барон хмыкнул в усы. -- Должность советчика тем и хо`гоша, что ответственности за п`гинятые `гешения он не несет никакой.

-- Ну полно вам ерничать да хорохориться. -- вздохнул Эрвин. -- Все вымотаны, все устали -- я тоже. Вот, посмотрите: мы сейчас находимся на правом фланге основных сил армии. Как бы героически наш маршал не брал в плен вражеские передовые отряды, авангард встал на дорогах намертво и продвижение наше напоминает стремительный бросок улитки.

-- Ей-богу, хо`гошо сказано! -- хохотнул майор «Серых соколов». -- Я, однако, не вижу способа уско`гить наши ма`гши не `газогнав собственного аванга`гда. Вот, если только... Э`гвин, вы хотите сделать к`гюк по ста`гому шляху?

Палец гусара скользнул по карте, следуя изгибам заброшенной, порядком заросшей дороги.

-- Я посылал в том направлении несколько пикетов. Как минимум в начальной стадии дорога вполне проходима, и не разбита повозками к тому же. Армию таким путем, конечно, не провести, а вот дивизию-две вполне возможно.

-- Более глубокую конную `газведку п`говести все же надобно... -- задумчиво ответил Юстас. -- Если после вот этой вот `газвилки севе`гная п`госека за`госла, то нам, воленс-неволенс, п`гидется б`гать восточнее... Ба! Да этак мы и вовсе к Штеттину можем выйти незамеченными! Но, Э`гвин, дружочек, это же будет невиданное самоуп`гавство!

-- Ну, на то, что нам никто не преградит дороги до самой столицы Померании я бы расчитывать не стал, да и крюк выходит изрядный -- нам может попросту не хватить припасов. А вот выйти навстречу Кабюшо вместе с авангардом -- это, мыслю, недурная идея.

-- Хо`гошо, я немедленно `гаспо`гяжусь насчет `гекогносци`говки. -- лейб-гвардеец развернулся и направился к выходу из генеральской палатки. -- Отчаянная вы, д`гуг мой, голова. Вас фон Бе`гг с пот`гохами съест, коли что не так пойдет.

Глава XX

-- Ах, господин Копфштюк, я даже и не знаю, что бы мы без вас делали. -- тепло произнесла Мафальда. -- Вы даже не представляете, какую признательность к вам испытывает Ее Светлейшее Сиятельство.

Неутомимый градоначальник Кляйнеегерсдорфа и впрямь в последние дни был неоценимым помощником в начинании гроссгерцогини. Благодаря его напору, подкрепленному патентом капитана ландсмилиции, деловитости и неугомонности удалось не только организовать поставки всего необходимого в госпиталь -- и не из одного лишь возглавляемого им городка, но и из других, более удаленных -- но и увеличить врачебный штат, а так же организовать лечение легкораненых солдат и офицеров в окрестных городах, деревнях и поместьях. Первые организованные им обозы уже отправились развозить не нуждающихся в строгом врачебном присмотре, разгружая монастырь и освобождая места для тяжелораненых и изрядно хворых, поток которых все не иссякал и не иссякал.

При этом он еще и умудрялся способствовать переформированию бригады фон Эльке в Кляйнеегерсдорфский полк.

-- Пустое, фрау фон Шиф. -- отозвался бургомистр. -- Это мой долг. Я лишь зашел сказать, что следующий обоз будет готов к отправлению сразу же после обеда. Телег немного, на полсотни солдат, но, некоторые помещики прислали свои экипажи, и надеются, что часть офицеров окажет им честь и погостит в их имениях до выздоровления.

-- Скольких конкретно мы сможем к ним направить? -- деловито поинтересовалась Мафальда.

За неимением у Эвелины собственных штаба и канцелярии организовывать нечто подобное, контролирующее поставки, расходы и переписку, пришлось камер-фрейлине гроссгерцогини. Это отнимало уйму сил и уменьшало время, которое фон Шиф могла провести, облегчая участь страдальцев, но пустить все на самотек -- а уж тем паче уступить эту обязанность кому-то еще из фрейлин -- она никак не могла. И если с вопросами трат разобраться удавалось довольно легко, благодаря нескольким как-то незаметно, еще в столице, прибившимся к Эвелине авдиторам, то все прочее слаживалось невообразимыми усилиями, и еще неизвестно чем бы закончилось, кабы не добровольно предложивший свои услуги Копфштюк.

Выслушав ответ бургомистра Мафальда повернулась к помогавшей ей с бумагами Миранде, и попросила ту разузнать у тех из офицеров, что был ранен достаточно легко, чтобы не заплохеть в дороге, кто готов отправиться немедленно.

-- А вас я все же попрошу дождаться Ее Светлейшее Сиятельство, -- повернулась первая фрейлина к градоначальнику Кляйнеегерсдорфа. -- Она лично хотела выразить вам свою благодарность.

-- Я верный ее слуга. -- Копфштюк отвесил церемонный поклон.

Эвелина, проводившая совещание с настоятелем и доктором Кальмари, ждать себя долго не заставила -- камер-фрейлина едва успела перемолвиться с бургомистром несколькими вежливыми фразами, как на пороге появилась гроссгерцогиня.

-- Боже, да это же милейший герр Эмиль! -- воскликнула она. -- Молчите-молчите, все знаю, я встретила в коридоре Миранду. Вы знаете, она такая болтушка!

Мафальда, казалось уже ко всему привыкшая за время службы своей госпоже, с трудом удержалась от ехидной ухмылки. Герцогиня же продолжала щебетать:

-- Подойдите ко мне, я вас обниму, мой дорогой.

С выражением высочайшей признательности, впрочем, пришлось повременить, поскольку не успел мобилизованный бургомистр и шага сделать к Эвелине, как в келью, служившую гроссгерцогине одновременно и кабинетом, и будуаром, влетела запыхавшаяся и донельзя взволнованная Розалинда.

-- Ваше Светлейшее Сиятельство, прибыл... -- фрейлина осеклась, заметив Копфштюка.

-- Продолжай, милая, у нас нет секретов от истинных друзей, -- царственно произнесла Эвелина.

-- Да, госпожа, конечно. -- Розалинда сделала книксен. -- В монастырь прибыл флигель-адъютант Его Светлейшего Сиятельства, барон фон Швётцер с посланием от государя, и просит вас немедленно его принять.

-- Что бы это могло значить, как ты полагаешь, Мафальда? -- герцогиня удивленно вскинула брови.

-- Теряюсь в догадках, -- развела руками фон Шиф. -- Возможно, стоит его пригласить, дабы он сам все рассказал?

Сама же она подумала с неожиданной для себя досадой: «Не иначе Максимиллиан Капризный решил возвратить блудную супругу в лоно семьи, во дворец».

Не то чтобы первой фрейлине так уж безумно нравилось копаться в гноящихся ранах и выматываться до изнеможения, сутками приглядывая за мечущимися в горячечном бреду солдатами, но здесь, в этом монастыре, она -- впервые за много лет -- ощущала, что занимается чем-то нужным и действительно полезным.

-- Полагаю, что ты права, -- согласилась Эвелина. -- Розалинда, милая, пригласи барона сюда, а Мафальда покуда поправит мне прическу -- она, кажется, слегка растрепалась. А вы, герр Копфштюк, останьтесь, я хочу вас представить фон Швётцеру. Пускай доложит Максимиллиану, что даже здесь, вдали от Бранденбурга, у меня есть верные друзья и соратники!

Гроссгерцогиня гордо вскинула голову и уселась на табурет.

«Все еще не прощен», - мысленно усмехнулась камер-фрейлина, приступая к наведению порядка на голове своей госпожи.

Флигель-адъютант (и, кстати, бригадный генерал от инфантерии) ждать себя долго не заставил и явился в сопровождении Розалинды уже минут через семь, с пухлой папкой под мышкой.

-- Ваше Светлейшее Сиятельство, госпожа фон Шиф... -- галантно раскланялся он входя.

-- Здравствуйте, герр фон Швётцер, -- кивнула ему Эвелина, не демонстрируя, впрочем, сему пожилому мужчине какой-либо приязни. -- Позвольте вам представить господина Копфштюка, бургомистра Кляйнеегерсдорфа, который во множестве оказал нам неоценимые услуги.

-- Безумно счастлив быть представленным, -- отозвался посланник гроссгерцога, бросив на «милейшего герра Эмиля» пренебрежительный взгляд. -- Государыня, ваш августейший супруг повелел мне доставить вам рескрипт о назначении вас командующей новообразованными Арцтваффе и Положение об устройстве оных военно-медицинских сил.

Свитский генерал извлек из папки пухлый пакет.

-- Весьма любезно с его стороны. -- ответила герцогиня. -- Отдайте, пожалуйста, Мафальде -- здесь моей канцелярией занимается она.

-- Как прикажет Ваше Светлейшее Сиятельство. -- отозвался фон Швётцер, исполняя распоряжение. -- Также мне было поручено вручить вам патент на звание и -- для соблюдения воинских традиций -- знаки вашей должности.

Из папки на свет появился изукрашенный печатями лист бумаги, и золотые, с густой бахромой из витого шнура, эполеты, на поле которых рубинами был выложен крест.

-- Герр Копфштюк, будьте добры, передайте мне все это. -- гроссгерцогиня с интересом приняла подарок от супруга. -- Очень мило, со вкусом я бы даже сказала. Что скажешь, Розалинда?

-- Абсолютно согласна с вами, госпожа. Впечатляюще, но без варварской роскоши. -- отозвалась та. -- Полагаю, что мы с дамами сможем соорудить под них достойное форменное платье даже в здешних условиях.

-- О нет, нет! -- неискренне рассмеялся фон Швётцер, которого изрядно покоробила необходимость вручать эполеты через какую-то мелкую сошку, совершенно не сравнимую с ним ни по родовитости, ни по положению. -- Никто их носить вас не принуждает, равно как и не ограничевает в форме и расцветке одежды.

-- Ну отчего же? -- Мафальда уже вскрыла «Положение об Арцтваффе» и сейчас бегло его просматривала. -- Вот, ясно написано: парадная форма -- белая с розовым, повседневная -- салатовая с красными галунами и манжетами.

-- На повседневной будут не очень хорошо смотреться. -- цокнула языком Розалинда.

-- Решено! -- рубанула рукой воздух Эвелина. -- Буду ходить только в парадной, чтобы солдатики меня за какое-то чучело с огорода не приняли. Что еще просил передать мой супруг, герр фон Швётцер?

-- Боюсь, что это все, ваше Светлейшее Сиятельство.

Гроссгерцогиня, ожидавшая, наверное, извинений и похвалы от мужа, снова вскинула голову и поджала губы.

-- Разве что... Ваш августейший супруг упомянул, что вам вовсе нет нужды сидеть в этом монастыре, словно привязанной, что отсюда-де вам, верно, не слишком-то удобно все организовывать.

Эвелина побарабанила ноготками по подлокотнику и с горькой усмешкой кивнула.

-- Да, тут с ним сложно поспорить…

Флигель-адъютант на такие слова своей повелительницы лишь чуть улыбнулся, намереваясь, вероятно, предложить ей возвращение в столицу в его карете, однако уже следующая фраза герцогини заставила его застыть, словно громом пораженного: -- Армия ушла вперед, сюда везти больных и увечных становится далеко. Надо переносить госпиталь ближе к войскам.

-- Государыня, в этом никакой необходимости уже нет! -- запротестовал фон Швётцер, имевший от Максимиллиана Капризного строго противоположное распоряжение. -- Не знаю, вправе ли я... Впрочем, скоро это станет общеизвестно. Ваш брат, герцог Гольштейнский, объявил войну Померании и нынче его храбрые солдаты уже подходят к западной границе княжества.

-- Похоже, что Фредерик выжил из ума следом за папенькой, -- язвительным тоном отозвалась Эвелина. -- Сколько помню, солдат там было немногим больше, чем... чем... Да вот хотя бы и в дивизии Эдвина! Кстати, герр фон Швётцер, не могли бы вы его отсюда забрать с собой?

-- Простите, я не совсем понимаю...

-- Да что тут вообще понимать? Мужчины постоянно совершают всяческие глупости, и эрцгерцог ваш в этом плане ни разу не исключение. Аккурат перед самой Аурумштадской викторией, совершая сикурс во фланг неприятелю, -- за время общения с солдатами и офицерами герцогиня, и все ее фрейлины нахватались от своих пациентов самых разных словечек, и теперь Эвелина, не без удовольствия, вставляла в свою речь сугубо военные термины, чем повергла несчастного свитского генерала в шок и прострацию, -- этому великовозрастному балбесу вздумалось погеройствовать. Нет, чтобы должным образом марш организовать -- полез лично из грязи пушку вытаскивать. Под дождем. Без плаща. Ну и кто же ему виноват, что свалился с пневмонией? Это еще хорошо, что у фельдмаршала фон Берга хватило разума Эдвина отстранить от командования и отправить на излечение. Так вы представляете что?

Последняя фраза была произнесена гроссгерцогиней голосом полным возмущения.

-- Э-э-э, неужто его сиятельство отказались повиноваться приказу? -- озадачено вопросил фон Швётцер.

-- Ну, это было бы чересчур даже для него. -- Эвелина тяжко вздохнула. -- Нет, категорически уперся, и как мы с дамами его ни упрашивали, дабы он возвратился в столицу, под надзор лейб-медиков -- вы знаете какое этим бездельникам жалование от казны положено?! -- он заявил, что будет переносить тяготы и болезни вместе со своими солдатами, и из госпиталя уезжать не желает ни в какую! Заберите вы этого оболтуса в Бранденбург, скажите, что отец вызывает. У меня тут тяжелобольных и так хватает, а врачей -- нет. Если бы не милейший герр Копфштюк...

Эвелина с улыбкой поглядела на бургомистра Кляйнеегерсдорфа.

-- Ах, сударыня, если бы я только мог! -- воскликнул гроссгерцогский флигель-адъютант, горестно всплеснув руками. -- Но ведь вам прекрасно известно, что утверждать от имени Его Светлейшего Сиятельства что-то, чего он не говорил -- тяжелейшее государственное преступление, каковое карается смертной казнью! Приказать же эрцгерцогу я не в праве -- он старше меня по званию!

На личике герцогини появилось выражение, которое правильнее всего было бы интерпретировать как «Никогда от вас, мужчин, толку нет!»

-- Госпожа, -- вдруг окликнула ее Мафальда, уже полностью пролиставшая Положение. -- А меж тем, ваш царственный супруг наделил вас полномочиями, которые дают право приказывать в боевой обстановке даже наследнику престола.

-- Что ты такое говоришь, моя милая? -- удивилась Эвелина. -- Откуда ты такое взяла?

-- Ну как же? Вот! -- камер-фрейлина продемонстрировала страницу, где расписывались звания и должностные обязанности. -- Арцтмаршал осуществляет общее руководство всеми Арцтваффе, в мирное время подотчетен исключительно Военному министру, во время боевых действий -- также и главнокомандующему армией...

-- И что же с того? -- гросгерцогиня непонимающе захлопала своими длинными ресницами. -- Розалинда, хоть ты что-то понимаешь?

-- Боюсь, что нет, государыня.

-- Ну как же! -- торжественно воскликнула Мафальда. -- Это означает, что гроссгерцог присвоил вам звание, соответствующее лейтенант-фельдмаршалу!

Лицо Эвелины все еще отражало непонимание.

-- А это значит, что старше вас во всей нашей армии только фельдмаршал фон Берг и лейтенант-фельдмаршал Ольмюц, да и то, второй лишь из-за того, что имеет более длительную выслугу лет, госпожа!

-- И это значит... -- начала гросгерцогиня, стремительно утрачивая всяческие признаки недавнего недовольства.

-- Что вы можете просто отдать эрцгерцогу приказ, и он обязан подчиняться. -- закончила за нее Мафальда. -- Во всяком случаев том, что касается его лечения.

Эвелина оглядела комнату, словно собравшийся пикировать на жертву орел, перевела взгляд на эполеты, которые все еще продолжала сжимать в руках, и улыбнулась, выражая полное удовлетворение.

-- Милая, готовь приказ немедленно! -- задорно воскликнула она. -- А я... Пожалуй, покуда напишу небольшое письмо Максимиллиану. Ах, я совершенно неспособна долго сердиться на это чудовище!

***

Вскоре и Мафальде, и остальным фрейлинам стало ясно, что «это чудовище» и в самом деле получило окончательное и бесповоротное прощение. Написав ему письмо и поставив подпись на составленном первой камер-фрейлиной приказе, адресованном ее пасынку, гроссгерцогиня вновь загорелась жаждой деятельности. А поскольку операций в данный момент в монастыре не проводилось, а с перевязками уже прооперированных пациентов фрейлины справлялись и без нее, Эвелина решила заняться созданием своей «военной формы».

Именно за этим занятием ее и застала в выделенной государыне келье госпожа фон Шиф. Герцогиня склонилась над одним из своих сундуков, перебирая торчащие из него подолы и рукава платьев и что-то недовольно бормоча себе под нос.

-- Ваше Сиятельство, это же моя обязанность! -- упрекнула Мафальда свою госпожу. -- Скажите, что вы ищете?

-- Ничего, моя дорогая, я же знаю, что сейчас у тебя много обязанностей поважнее, чем поиск моих нарядов, -- взмахнула рукой гроссгерцогиня. -- И неужели же я не найду в своем собственном багаже то, что мне нужно?

«Да уж, ты в нем все найдешь -- дня через два в лучшем случае!» - фыркнула про себя первая фрейлина.

-- Разумеется, найдете, но с моей помощью это у вас получится быстрее, -- сказала она вслух, как всегда, почтительно, но и несколько иронично. Эвелина выпрямилась, посмотрела на Мафальду и внезапно на ее лицо словно набежала тень.

-- Не уверена, что ты сможешь мне сейчас помочь -- кажется, в моем багаже вообще нет того, что мне нужно.

«Не может такого быть!» -- вновь мысленно прокомментировала услышанное фрейлина, после чего с нескрываемым любопытством поинтересовалась, что же так неожиданно потребовалось ее госпоже.

-- У меня почти нет ничего розового! -- развела руками Эвелина. -- Никогда не любила этот мальчишечий цвет. Знала бы, для чего он мне может понадобиться -- заказала бы десяток розовых платьев!

«И они бы не влезли в твои сундуки», -- с этой мыслью Мафальда наклонилась над ворохом разноцветной одежды гроссгерцогини и выудила из него край светло-лилового шелкового шлейфа, прилагавшегося к платью из такой же ткани.

-- Этот наряд вам очень идет, а с эполетами он будет еще лучше смотреться, -- сказала она, но Эвелина энергично замотала головой:

-- Какой же это розовый, это светлая фуксия, это не подойдет...

-- Ваше Сиятельство, это же цвет для формы военных. Для мужчин, -- улыбнулась фон Шиф. -- Они в таких тонкостях не разбираются, для них и персиковый будет розовым, и коралловый, и даже, боюсь, малиновый.

-- Ты думаешь? -- удивилась Эвелина, взяв в руки край своего шлейфа и поднеся его ближе к глазам. -- Хотя, кажется, ты права. Максим... то есть, Его Светлейшее Сиятельство, действительно плохо различает оттенки, он как-то платье цвета морской волны -- вот это самое, -- она указала на свешивающийся с края сундука рукав -- назвал зеленым, а бордовое -- коричневым.

-- Вот-вот, -- кивнула фрейлина.

-- Хочешь сказать, у мужчин у всех так?

-- Возможно, есть исключения, но мне они не встречались, -- вздохнула Мафальда, вспомнив собственного покойного мужа, который вообще не запоминал ее наряды. -- Так что мы вполне можем сделать вашей парадной формой это лиловое платье.

-- Замечательно! -- Эвелина всегда любила этот светло-лиловый наряд и теперь радовалась, как ребенок, что он теперь сослужит ей такую важную службу. -- А у тебя ведь есть малиновое платье, насколько я помню. И у других наших девушек, думаю, найдутся такие платья, которые можно назвать розовыми... с мужской точки зрения.

-- Так ведь нам не обязательно носить форменные цвета, -- напомнила ей фон Шиф.

-- Да, действительно... - герцогиня вновь приуныла.

В своих фантазиях она уже видела всех фрейлин наряженных в разные близкие к розовому цвета платья и накидки, создающие впечатление, что все они -- один отряд, и в то же время, отличающиеся друг от друга фасоном и оттенком, ведь для женщины нет ничего хуже, чем оказаться рядом с другой женщиной в таком же платье. Но военное звание получила она одна. Конечно, можно было приказать остальным фрейлинам тоже одеться в «военную форму», и они бы подчинились -- но затаили бы на госпожу серьезную обиду за указание на то, как им наряжаться. Одно дело -- негласное правило не одеваться более пышно, чем герцогиня, и совсем другое -- когда она указывает цвет нарядов.

Эвелина уже готова была отказаться от своей новой идеи, но тут ее глаза снова вспыхнули озорным огоньком.

-- Мафальда, послушай, -- быстро заговорила она, -- а в том документе что-нибудь сказано о том, могу ли я присваивать кому-нибудь звания? Если я имею право приказывать самому наследнику, то, наверное, это тем более возможно... Уточни, пожалуйста!

Первой фрейлине не нужно было ничего уточнять -- она прекрасно запомнила все, что было сказано в Положении.

-- Можете, Ваше Сиятельство, -- сказала она. -- Но уверены ли вы...

-- Конечно, уверена! -- с энтузиазмом воскликнула Эвелина. -- Чин майора тебя устроит? И не благодари, милочка, это самое малое, что я могу для тебя сделать!

Изумленная до глубины души Мафальда все же пробормотала что-то, похожее на благодарность, после чего герцогиня велела ей найти и отправить к ней остальных фрейлин, заверив свою любимицу, что они получат менее высокие звания.

«Майор! -- повторяла про себя фон Шиф, отправляясь исполнять то ли просьбу своей госпожи, то ли приказ командующего Арцтваффе. -- Майор... Ну, хоть с должности камер-фрейлины -- она вроде как полуполковнику соответствует, -- наша щедрая госпожа меня не сняла, уже хорошо! Брат поднимет меня на смех, когда узнает. А вот отец мной бы гордился... Сказал бы, что не зря был уверен, что его первенец будет мальчиком... Интересно, кто из наших девушек какие звания получит? Эвелина рискует -- ведь теперь все будут точно знать, кого она ценит больше, а кого меньше. И как все будут интриговать, чтобы получить повышение!..»

***

Кое в чем опасения Мафальды оправдались в тот же день: разошедшаяся Эвелина, обнаружившая, что всего на три ступеньки отстает от Генералиссимуса (Мафальда благоразумно не стала ей сообщать, что для такого звания достаточно отдать приказ ниже стоящему по званию принцу крови -- например, Эдвину), начала раздавать чины направо и налево.

Бедняжка Розалинда получила неблагозвучное звание штабс-гауптмана и благодарила за него свою госпожу с такой кислой физиономией, что другие присутствовавшие при этом фрейлины едва сдерживали смех. Прочим дамам достались чины от фенриха до капитана, и они радовались им вполне искренне -- пока гроссгерцогиня не сообщила им, что каждая должна самостоятельно позаботиться о своей «форме».

-- В свободное время от работы в госпитале, -- великодушно разрешила она новоиспеченным офицерам, и те вышли из ее кельи весьма и весьма озадаченными. В отличие от Эвелины, собиравшейся носить только «парадную форму», фрейлинам таких поблажек не полагалось. Каждая из них должна была теперь носить либо повседневное салатовое платье -- или любого светло-зеленого оттенка, как великодушно разрешила им герцогиня, либо парадное розовое. А кроме того, самостоятельно смастерить эполеты. Которые, к тому же, следовало пришивать к платьям!

-- Госпожа Мафальда, ну как? -- фрейлина Катарина, проявлявшая чудеса мужества даже при самых кровавых операциях, готова была разрыдаться. -- Как?! Серебряный эполет к салатовому платью?!

-- Ах, бедненькая моя... -- Мафальда присела рядом с девушкой. -- Это же варварство какое-то. Зачем к салатовому, тем более что он вам не идет? У вас же было замечательное розовое платье с рюшами, к ним серебряное прекрасно подходит! Ну, взбодритесь фройлян оберлейтенант!

-- Оно... Оно в крови всё! Вчера была операция, я ассистировала отцу-настоятелю... -- девушка разрыдалась. -- Не хочу-у-у-у я перед ранеными выглядеть чучелом! Вы... Вы знаете госпожа Мафальда, как они нас называ-а-а-ают?

-- Боевые фрейлины герцогини, насколько я слышала. -- урожденная фон Эльке не особо рассчитывала на людскую благодарность просто в силу того, что сугубо военные предки привили ей здоровый цинизм через кровь.

-- Не-е-ет. Вы правда не слышали? -- Катарина шумно, и совершенно не куртуазно высморкалась. -- Ангелы Эвелины. Вы действительно не знали?

-- Нет. -- удивлению фон Шиф не было предела, поскольку такого прозвания в свой адрес она действительно не слыхала.

-- Ах, так нас прозывают только солдатики, господа офицеры такой бестактности не допускают... -- и тут Катарина так зарделась, что любому-бы стало понятно. Да. Влюблена.

-- Кроме одного, и это не бестактность, -- улыбнулась Мафальда.

-- Госпожа камер-фрейлина, госпожа майор... Ой, что я несу! Не губите! Не говорите никому!

-- Да что вы, что вы, Катарина! Я не обмолвлюсь ни словечком, но... Кто? Кто смог покорить ваше сердце? Я же должна удостовериться, что это достойный человек.

-- Ах... -- девушка раскраснелась. -- Ротмистр Шиллинг. Не осуждайте меня, моя обязанность за ним приглядывать после ампутации переросла в нечто большее помимо нас!

-- Голубушка, да разве я могу вас осуждать? -- вздохнула Мафальда и опустилась на табурет. -- Это достойнейший и отважнейший человек. Вы знаете, отчего ему ампутацию производили в беспамятстве? Он же грозил пристрелить доктора, если тот с пилой приблизится. Вы... выбрали достойного человека.

-- А вы? -- вскинулась Катарина. -- Неужто никто не задел вашего сердца?

-- Задел. -- грустная улыбка появилась на лице Мафальды. -- Однако я его недостойна. И имя, как понимаете, не назову.

«Абеле, Абеле, отчего я грежу тобой?»

Но долго мечтать о докторе Кальмари майору фон Шиф, как всегда, не удалось. В келью к Катарине заглянула Миранда -- уже нарядившаяся в бледно-зеленое платье с серебристым отливом, на котором ее капитанские эполеты смотрелись вполне прилично.

- -Мафальда, я тебя как раз ищу, -- обрадовалась она, увидев первую фрейлину. -- Ее Светлейшее Сиятельство... то есть, командующая... в общем, госпожа тебя просит... приказывает проследить, чтобы наследник престола не «забыл» уехать вместе с посланником Его Светлейшего Сиятельства.

-- О, в этом ты можешь не сомневаться, дорогая. -- сестра генерала фон Эльке стремительно поднялась, и улыбнулась словно вкусивший крови хорек.

***

-- Я отправлю вас под конвоем, а затем -- под трибунал, эрцгерцог!

-- Мафальда, вы этого не сделаете. -- наследник престола поежился под одеялом и самым не галантным образом отвернулся к стене. -- У вас нет полномочий.

-- Ошибаетесь, Эдвин. -- Мафальда ласково улыбнулась в спину эрцгерцогу. -- Ваш августейший папенька назначил мою госпожу на должность, соответствующую лейтенант-фельдмаршалу. Это выше по званию, нежели дивизионный генерал.

-- Я останусь со своими солдатами. -- наследник престола завернулся в одеяло лишь плотнее. -- А вы, милочка, просто не найдёте людей, которые смогут принудить их генерала. Ни один солдат не выполнит такого приказа.

-- Ах, Эдвин-Эдвин... -- Мафальда присела на край топчана наследника, и провела ладонью по его волосам. -- Вы же знаете, из какой я семьи. Неужели я буду угрожать, не имея возможности угрозу исполнить?

Эрцгерцог лишь фыркнул.

-- Я отправлю вас под конвоем из ландсмилиции. -- ласково произнесла первая в мире фрейлина-майор. -- Представляете, какое это будет позорище? Боевого генерала сопровождает ополчение... Над вами во всей Ойкумене будут смеяться.

-- Вы не посмеете. -- буркнул младший Гогенштаузен.

-- Мне казалось, вы хорошо знаете Эрвина. -- Мафальда вновь провела ладонью по волосам наследника. -- Уверена, что он бы такой приказ отдал. Почему же вы отказываете в такой возможности мне? Лишь из-за того, что я женщина?

Эдвин помолчал пару секунд.

-- Вы умнее, и не столь прямолинейны, Мафальда. -- наконец произнес он.

-- Так вы сомневаетесь, что я отдам такой приказ, дивизионный генерал?

Сын Максимиллиана Капризного помолчал еще пару секунд и начал выпутываться из одеяла.

-- Нет.

Глава XXI

Столичные газеты, что не удивительно, доходят до передовых частей во время войны -- если вообще добираются, -- с изрядной задержкой. При том надобно учитывать, что и до газетчиков известия, даже и самые важные, доходят отнюдь не моментально.

-- Интересно, когда мы перестанем получать последние сводки из прессы, и начнем знакомиться с ними в депешах от командования? -- иронично произнес генерал фон Эльке, проглядывая передовицу через лорнет.

-- Пишут что-то важное? -- Юстас фон Лёве по-хозяйски развалился в кресле у камина и потягивал вино, реквизированное из запасов владельца поместья, где временно расположился штаб дивизии.

-- Я бы сказал -- да. -- Эрвин усмехнулся. -- Шведский флот герцога Сёдерманландского прошмыгнул под носом у коммодора Фишера и начал высадку корпуса Адлеркрейца в Висмаре. Новость пятидневной давности, так что, думается мне, голштинцы Линдхорна от своих тылов уже полностью нынче отрезаны.

-- Ко`голь Густав `гешился объявить нам войну?

-- Пока таких известий не поступало. -- фон Эльке пожал плечами. -- Однако это вопрос ближайших дней, полагаю.

Генерал раскрыл газету и перешел к чтению второго листа. Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь потрескиванием дров в камине, а затем Эрвин издал придушенный звук, нечто среднее между «ха» и «эге».

-- Еще новости, mon ami? -- исполняющий обязанности командира «Серых соколов» флегматично любовался огнем сквозь наполовину пустой бокал. -- Дела военные?

-- Можно... -- генерал прочистил горло. -- Можно и так сказать. Сестрице присвоили звание майора.

***

-- И как вы это все прокомментируете, Мике? -- спросил Максимиллиан Капризный у своей гостьи.

-- С такими союзниками не надо никаких врагов, как еще это можно описать? -- сухо улыбнулась Мария-Габриэль фон Эльке, прибывшая из Шифа по просьбе монарха. -- Хотя, сказать по чести, порицать Фишера я бы не стала. Куда ему, с его семью линкорами, против одиннадцати шведских и двух фрегатов было тягаться?

-- Он считается хорошим флотоводцем, -- поморщился гроссгерцог.

-- Вот потому и считается, что на рожон сдуру не лезет, -- отрезала графиня. -- Нет, Макс, он будет блокировать Штеттин до самого подхода голштинцев, и лишь после этого пойдет на захват порта. Или не пойдет, ежели Кабюшо решиться -- и, главное, успеет, -- перебросить достаточные силы на защиту столицы. Это, впрочем, я полагаю маловероятным.

-- Отчего же?

-- А зачем? Чего в той столице ценного?

-- Потеря столицы, Мике, это... Это потеря столицы. Ужасный удар по политическому престижу, да и по моральному духу армии тоже.

-- С боевым духом, уж поверьте, все будет нормально -- особенно если захватчик предаст столицу огню и разграблению, -- усмехнулась графиня. -- Во всяком случае, у рядового состава, который все больше как-то из крестьян и провинциалов, а оттого жителей престольного города недолюбливает -- и это в любой стране так. По крайней мере, покуда померанский солдат сыт и одет, на то, кто сидит в Штеттине, ему будет наср... несколько все равно. А вот потеря магазинов -- о, вот это для Кабюшо было бы гибельно в высшей мере. Меж тем, это ему вовсе не угрожает. Наша армия стоит прямо супротив него и к глубокому рейду по его тылам неспособна, а голштинцы от снабжения нынче отрезаны шведами и дальше того же Штеттина не двинутся -- им туда бы по морю наладить поставки, при превосходстве шведов на море... Ну а дальше, если только фон Берг не сможет разгромить супостата наголову, нам придется уводить солдат на зимние квартиры, после чего Кабюшо вышибет Линдхорна -- даже, скорее, к капитуляции принудит, -- и на следующий год война продолжится с того же, с чего и началась.

-- Как-то все это звучит очень уж безрадостно. -- вздохнул гроссгерцог. -- Я-то, старый дурак, надеялся что ваши выводы будут разниться с выкладками Главного штаба, но, увы -- абсолютное с ними совпадение.

-- Вы что же, Макс, выходит, вытащили меня из поместья и заставили трястись по разбитым дорогам в холодной карете лишь для того, чтобы выслушать мое мнение о ходе кампании и ее перспективах? -- Мария-Габриэль сделала из бокала с вином изрядный глоток и скорчила скептическую гримасу.

-- Ну, не совсем. -- монарх Бранденбурга откинулся на спинку кресла. -- Понимаете ли, Мике, восток Померании сейчас практически лишен войск, и если бы туда вторгся еще кто-то, кампания была бы закончена до окончательного установления холодов.

-- Ну, Польшу можно сразу же отбросить -- их устремления в Силезии вступают в противоречия с вашими интересами, и они, скорее, поддержат наших недругов, а вот пруссаки... -- графиня призадумалась. -- А что, собственно, вы можете им предложить за такое вмешательство?

-- Полагаю, вполне можно было бы пожертвовать Данцигом. -- пожал плечами гроссгерцог.

-- Данцигом... -- эхом повторила графиня за своим сюзереном и вновь сделала изрядный глоток. -- Данциг, это неплохо, Фридрих Вильгельм, может, и согласиться...

-- Есть, правда, одна маленькая сложность. -- произнес Максимиллиан Капризный. -- Наш посол в Пруссии, он, как бы это поточнее выразиться, ни рыба, ни мясо, влияния там не имеет, связями не обзавелся -- дрянь у нас в Пруссии посол-то, к чему лукавить? А вы известны в самых различных кругах Европы, и, возможно, к вам в Кёнигсберге прислушаются быстрее, чем к этому недоразумению.

-- Да уж прислушаются, можете не сомневаться, -- язвительно отозвалась фон Эльке. -- Это что же, я верно понимаю, что вы погоните старуху в Пруссию по морозу?

-- Какая же вы старуха, Мике? -- Гогенштаузен благодушно улыбнулся.

-- Весьма свой земной облик поизносившая, -- не поддалась на лесть графиня. -- Ладно, Господь с вами, Макс -- вы же все равно не отстанете, съезжу я туда, давно надобно было навестить Канта -- старик Иммануил последние годы изрядно сдал, неизвестно, увидимся ли с ним еще, если стану откладывать поездку. Но, учтите, даже если миссия моя и будет успешной, -- что и не факт вовсе, ибо это приведет к конфликту Кёнигсберга со Стокгольмом, -- выступления пруссаков уже этой осенью я не обещаю. Более того, я бы на него рассчитывать и не рекомендовала.

***

Фельдмаршал Йоахим фон Берг распечатал депешу, махнул рукой вестовому, ее доставившему -- присаживайтесь, мол, юнкер, -- вставил монокль в левую глазницу и, склонившись над посланием у канделябра с тремя полусгоревшими, потрескивающими свечами, внимательно изучил написанное.

-- Однако, кхе-кхе. Неожиданно, право слово, неожиданно в высшей мере. Я-то уже, грешным делом, думал, что ваша дивизия где-то по дороге потерялась, хе-хе, а оно эвон как... -- командующий убрал монокль на место, открыл табакерку с нюхательным табаком, взял понюшку, с трубным звуком втянул ее в правую ноздрю, оглушительно чихнул, разметав по столу какие-то документы, и повернулся к дежурному адъютанту. -- Голубчик, подайте-ка ландкарту.

Свитские торопливо, толкаясь и мешая друг другу (что неудивительно -- в этот день ставка фельдмаршала расположилась в маленьком, заброшенном хуторе, практически хибаре) развернули изрядных размеров свиток и остались у стола, придерживая края топографического чертежа.

-- Тэк-с, тэк-с... -- фон Берг склонился над изображением, тяжело облокотившись на стол обеими руками. -- Интересно выходит, судари мои, весьма и весьма интересно. Это что же у нас-то получается, а? Отклонился фон Эльке от основных сил, изрядно в сторону его унесло, да-с...

Пожилой фельдмаршал почесал пальцем переносицу, открыл рот, явно собираясь снова чихнуть, но вместо этого замер, издал фыркающий смешок и упер перст в карту.

-- А вот же! -- не без удовольствия произнес он, ухватил линейку и циркуль, после чего измерил на бумаге какие-то расстояния, мурлыкая что-то себе под нос. -- Да, определенно, определенно так и есть. Хм, юнкер, э-э-э...

-- Менгегульден, герр фельдмаршал. -- отозвался юноша, едва ли старше пятнадцати лет, облаченный в форму конных егерей, который и доставил депешу в ставку.

-- Эко, уж не родня ли вы нашему министру финансов?

-- Я его сын, -- ответил молодой человек, после чего, видя некоторое недоумение на лицах присутствующих, добавил. -- Внебрачный.

-- Тогда, кхе-кхе, ясно, отчего вы не в гвардии, да-с... Впрочем, я отвлекся. Вы, позвольте полюбопытствовать, как, оперативной обстановкой по дивизии владеете? Или из строевых будете?

-- Владею, герр фельдмаршал. Я был порученцем у эрцгерцога, и при генерале фон Эльке состою в том же качестве, -- кивнул юноша.

-- Прелестно, подойдите-ка сюда, -- командующий поманил юношу к себе. -- Ландкарту читаете, я надеюсь?

-- Разумеется. -- кивнул тот.

-- Тогда поясните-ка мне диспозицию на момент вашего отъезда. Отметьте, насколько растянулась дивизия и в каком порядке следуете.

Молодой человек взглянул на карту, после чего коротко и по существу, без лишних подробностей, изложил порядок движения колонны и расстояния.

-- Превосходно, -- похвалил его фон Берг. -- Голубчик, не хотелось бы гнать вас в ночь, но выбора иного не имею -- мы немного подкорректируем план грядущей баталии с Кабюшо. Глядите, вот это -- замок Нюсс, старинная полузаброшенная фортеция где, по данным нашей разведки, расположился неприятель числом до полутора бригад. Солдаты у померанцев там необстрелянные, артиллерии почитай что нет, но позиция хорошая, крепкая, и полностью перекрывает вот эту вот -- палец фельдмаршала прочертил короткий отрезок по карте, -- дорогу. Так вот, скачите, милый мой, в дивизию и передайте фон Эльке, что сроку ему даю к замку выйти -- ровно три дня, а утром четвертого, на рассвете, пусть уж и приступ начинает. Отвлекающий маневр, скажете, на нем. А к обеду ужо и мы основными силами с фрунта ударим, так-то.

-- Яволь, -- козырнул Менгегульден и поспешил исполнить приказ командующего.

Тот же, в свою очередь, опустился на стул, сложил руки на животе и прикрыл глаза.

-- На завтра совещание назначьте, -- не обращаясь ни к кому конкретно, но с полной уверенностью в том, что распоряжение будет исполнено, произнес фон Берг. -- Что-то еще есть на сегодня важное?

-- Боюсь что да, герр фельдмаршал, -- отозвался тот самый штабной генерал, что оформлял Радеку патент на полуполковника. -- Ваш ордонанс-офицер при гроссгерцогине, полковник Хавкейе прислал рапорт...

-- Ну что вы тянете? -- поморщился фон Берг, когда пауза в речи генерала нарушила любые мыслимые приличия, открыл глаза, и, заметив некоторое замешательство на лице докладчика, поморщился. -- Господа, оставьте нас со Шмейхлером наедине, прошу вас.

Офицеры, как до того и юнкер Менгегульден, исполнили распоряжение со всей возможной ретивостью.

-- Ну-с, и в чем дело? -- недовольным тоном спросил командующий армией, оставшись с генералом тет-а-тет. -- Что, этот родовитый бездарь и там ни с чем не справляется? Господи, ну большую синекуру я себе даже представить не в состоянии!

-- Нет. -- Шмейхлер смущенно кашлянул. -- У Ее Светлейшего Сиятельства нареканий к полковнику нет, с нашей стороны тоже, однако... Вот.

Штабист извлек из-за пазухи пакет.

-- Не имею ни малейшего желания читать его бредятину. -- кисло отозвался фельдмаршал. -- Что там?

-- Рапорт о недопустимом превышении арцтмаршалом своих служебных полномочий.

Йоахим фон Берг с кряхтением выпрямился на стуле, достал еще понюшку нюхательного табака из табакерки, втянул ее через обе ноздри, от души прочихался и вновь откинулся на спинку.

-- Проклятый кретин. -- резюмировал он. -- Ладно, давайте подробнее.

-- Полковник Хавкейе докладывает, что выявил, как он полагает, вопиющий случай нарушения в порядке награждения. Ее Светлейшее Сиятельство, делая обход раненых, сняла с груди ленту ордена Полярной Звезды и повязала ее на юнкера фон Айса, что равносильно высочайшему награждению...

-- На кой бы черт ей это потребовалось? -- кисло спросил фельдмаршал.

-- Юноша получил перелом ключицы в деле под Кляйнеегерсдорфом, она использовала ее как перевязь для руки.

-- Фон Айс... Не тот, в случае гибели которого гроссгерцог обещал с меня голову снять? Ну, которому еще фон Шиллинг свои счастливые эполеты отдал по приказу эрцгерцога?

-- Точно так, именно он. Молодой человек проявил себя в бою, представлен к корнету.

-- Так молодец. А Хавкейе что не так? Завидует награде из рук нашей госпожи?

-- Это, я полагаю, в первую руку, но формально он указывает, что гражданское лицо, даже и монаршьих кровей, присваивать орден по статуту не может, а в тот момент положение об Арцтваффе еще не было подписано.

-- Отпишите идиоту, что Эвелина Датская уже который год как лейб-гвардии полковник от кавалерии. -- фыркнул фельдмаршал. -- Да, и мальчика, как поправится, переведите сюда, в ставку. Гроссгерцог угрозы попусту не разбрасывает.

***

Йохан Ольферт Фишер, высокий, уже далеко не молодой, но все еще по-юношески стройный мужчина с орлиным носом, стоял на шканцах линкора «Даннборг» широко расставив ноги и пристально вглядываясь через подзорную трубу в приближающиеся с веста корабли.

-- Погляди ж ты, -- вымолвил он, отрываясь от окуляра, -- под всеми парусами идут, не боятся мачты поломать.

Капитан флагмана, Карл Вильгельм Йессен, также опустил зрительную трубу и повернулся к своему командиру.

-- Если не ошибаюсь, коммодор, самый большой из кораблей -- это фрегат «Наяден», его с бригами «Люген», «Адмирал Йоль», «Киль», «Самсёэ» и «Лолланд» должны были отправить крейсировать у Карлскруне.

-- Не сходится. -- флегматично отозвался Фишер. -- Это шесть вымпелов, а я явственно наблюдаю семь. Хотя...

Командующий датской эскадрой вновь прильнул к подзорной трубе. -- Да, определенно, это наш посыльный шлюп, «Педер Вессель».

-- Однако, вы ведь отправляли его с депешами в Копенгаген. -- заметил Йессен.

-- Значит, он туда не доплыл. -- флегматично отозвался коммодор. -- Что-то помешало. Я, сказать по чести, даже догадываюсь -- что.

-- Вижу паруса! -- словно подтверждая слова Фишера, донесся крик из «вороньего гнезда». -- Много парусов на вест и норд-вест-вест!

-- Сёдерманланд. -- с мрачной уверенностью произнес командир «Даннборга».

-- Да. -- с какой-то даже беспечностью кивнул коммодор. -- Это, несомненно, он. Прикажите трубить боевую тревогу и сигнализируйте по эскадре -- «Выдвигаемся навстречу неприятелю».

***

-- Э`гвин, голубчик, и все же это очень нехо`гошо с вашей сто`гоны, избавляться от меня именно тогда, когда намечается такая славная д`гака. -- майор фон Лёве со скепсисом глядел на марширующих мимо него и генерала фон Эльке мушкетеров. -- Нешто п`гистало гва`гдии т`гуса п`газновать?

-- Понимаю вашу обиду, друг мой, -- ответил Эрвин. -- Понимаю, но не могу принять таких претензий. По сути, ваша миссия будет как бы и не поважнее моей.

-- Ну конечно! -- фыркнул Юстас. -- Вы будете бить поме`ганскую сволочь, а я изоб`гажать что-то опасное на штеттинском т`гакте. Всю жизнь мечтал!

-- Оставьте вы уже это фанфаронство. -- вздохнул генерал. -- Ведь прекрасно понимаете, что при штурме замка от кавалерии проку будет мало...

-- Меж тем конных егерей вы берете с собой. -- ввернул лейбгвардии-майор.

-- Егерей и спешить можно. -- не моргнув глазом, парировал фон Эльке. -- Они от этого стрелять хуже не станут. Прекратите уже дуться, дружище -- быть может, от успешности рейда «Серых соколов» весь исход боя будет зависеть? Вот только представьте себя на месте маршала Кабюшо -- вы заняли позицию, готовитесь ее удерживать, и тут вам докладывают, что у самой столицы заметили части бранденбуржской гвардии. Что вы предположите? Да все что угодно, включая обход с тыла частью нашей армии! Снимете вы хотя бы бригаду, чтобы парировать возможную угрозу?

-- Это вполне ве`гоятно, -- нехотя признал фон Лёве. -- Но мне это все `гавно не по душе. Слишком из`гядный к`гюк выходит, как бы не опоздать.

-- А вы уж будьте добры, расстарайтесь, и окажитесь во вражеских тылах вовремя, Юстас. Я очень на вас надеюсь.

Глава XXII

Отъезд эрцгерцога Эдвина из монастыря решено было организовать как можно менее заметно, чтобы сам он поменьше переживал из-за того, что «все увидят, как он бросает своих солдат». Мафальда посоветовала это Эвелине -- как всегда, таким образом, чтобы та решила, что додумалась до такого сама -- а Эвелина, в свою очередь, предложила фон Швётцеру выехать ближе к вечеру, когда большинство монахов, медиков и помогающих им фрейлин либо были заняты обходом пациентов, либо ужинали в трапезной. В результате покидающего госпиталь наследника престола могли увидеть лишь пара-тройка случайно оказавшихся в монастырском дворе людей. Однако сам он все равно был страшно недоволен -- проходившая мимо кельи, которую он занимал, фон Шиф издалека услышала его голос:

-- Не надо мне никаких одеял! Нечего меня закутывать, как ребенка!

«С кем это он там препирается? -- заинтересовалась первая фрейлина. -- С Эвелиной молодой человек таким тоном говорить не решится -- значит, видимо, с кем-то из наших дам?»

Женский голос, послышавшийся в ответ, подтвердил ее догадку:

-- Ваше высочество, что вы имеете против одеяла? Ваши доблестные солдаты укрываются здесь точно такими же!

Мафальда узнала Миранду, получившую утром звание капитана и, судя по ее решительному тону, уже освоившуюся в новом статусе.

-- Да что ж это такое, мне теперь что, всегда женщины будут указывать, что делать?! -- новых аргументов против того, чтобы укутаться в дороге Эдвин не нашел, и поэтому сменил тему. -- Может, теперь у нас вообще женщины будут всем править и все решать?!

«Вообще-то мы и так всегда все решаем», - усмехнулась про себя фон Шиф и заглянула в приоткрытую дверь кельи.

Пасынок Эвелины, уже одетый, стоял возле кровати, с суровым видом поглядывая на замершую перед ним, со скатанным в валик одеялом в руках, миниатюрную Миранду.

-- Капитан, вам нужна помощь? -- обратилась к ней первая фрейлина, уже готовая снова начать словесную битву с наследником.

-- Нет, госпожа майор, я справляюсь! -- с уверенным и радостным видом отрапортовала Миранда и снова повернулась к Эдвину. -- Его высочество уже готов ехать, и я как раз говорила о том, что в дороге ему нельзя замерзнуть. А он поблагодарил меня за то, что я приготовила ему этот плед.

-- Совершенно верно, -- кивнул наследник с кислым выражением лица. -- А теперь нам пора идти. Раз уж все так хотят, чтобы я поскорее убрался отсюда.

С этими словами он вышел из кельи. Миранда с одеялом поспешила за ним, на ходу кивнув Мафальде, которая проводила их обоих настороженным взглядом. Его высочество, как и прежде, держался так, словно с ним ничего не случилось и он был совершенно здоров, но его бледное осунувшееся лицо и лихорадочно блестящие глаза говорили о том, что у него все еще был сильный жар. «Ничего, он молодой, крепкий, поболеет немного и поправится!» -- отогнала фрейлина-майор тревожные мысли и тоже вышла из кельи. В конце коридора слышались голоса Эдвина и Миранды, которые опять из-за чего-то спорили. Тонкий голосок фрейлины-лейтенанта звучал не так громко, как бас наследника престола, но на редкость твердо и решительно. Чего бы ни требовал от нее на этот раз упрямый эрцгерцог, уступать она явно не собиралась. И это Миранда -- кроткая и застенчивая, раньше почти всегда остававшаяся в тени других фрейлин! «Надо же, как на нас может повлиять получение офицерского звания», -- улыбнулась про себя Мафальда, но потом вдруг поймала себя на мысли, что Миранда как будто бы и раньше, с первого же дня, как они приехали в монастырь, стала вести себя намного смелее и увереннее. Да и не она одна, пришла первой фрейлине в голову новая мысль. Другие придворные дамы, кажется, тоже держались теперь более решительно. Взять хоть Катарину, проболтавшуюся о своем намечающемся романе с фон Шиллингом.

«Кстати, надо узнать, как у него дела», -- вспомнила фон Шиф и ускорила шаг, но, проходя мимо одного из узких окошек, не удержалась и, привстав на цыпочки, выглянула во двор. Зрелище, открывшееся ей, еще больше подтвердило ее наблюдения за Мирандой -- та как раз укутывала шерстяным одеялом сидящего в экипаже Эдвина, который все еще пытался возражать против такой заботы. Самого его видно было плохо, но Мафальда заметила, как он отмахивается от фрейлины, которая не обращала на это никакого внимания. В другой раз фон Шиф непременно досмотрела бы, чем закончится эта сцена, но сейчас она не могла тратить на это время, так что заспешила дальше, решив потом расспросить Миранду, чем еще был недоволен сын Максимилиана Капризного. Когда она проходила мимо следующего окна, то услышала стук копыт и скрип отъезжающего экипажа -- Эдвин, наконец, отправился в столицу. Мысленно пожелав ему благополучно добраться до лучших медиков города, первая фрейлина направилась к ведущей на верхние этажи винтовой лестнице.

***

Из кельи, которую занимал Йоахим фон Шиллинг, не доносилось ни звука. Возле него постоянно дежурил кто-нибудь из монахов или из фрейлин -- чаще всего, как предполагала Мафальда, это была юная Катарина -- так что первая фрейлина решила, что он, скорее всего, спит. Поэтому вместо того, чтобы постучать в дверь, она аккуратно приоткрыла ее и заглянула в образовавшуюся щель -- будить пациента, который пока еще был очень слаб, не стоило. Но, как оказалось, эта предосторожность была излишней.

Фрейлина Катарина, сидевшая рядом с кроватью Шиллинга и наклонившаяся над ним, тут же отшатнулась назад -- Мафальда успела заметить, как мелькнул светло-зеленый рукав ее платья. Пациент и ухаживающая за ним сиделка, без сомнения, только что держались за руки, но майор фон Шиф великодушно решила сделать вид, что ничего не заметила.

-- Простите за вторжение, господин фон Шиллинг, -- обратилась она к пациенту, приветливо кивнув залившейся краской и прячущей глаза Катарине. -- Я хотела узнать, как вы. Если вам что-то нужно, я прямо сейчас передам медикам...

-- Нет уж, хватит с меня медиков, чем реже они меня навещают, тем лучше! -- своим обычным воинственным тоном отозвался ротмистр. -- Фрейлейн Катарина говорит, что они меня боятся -- и правильно делают!

Мафальда в жизни не поверила бы, что доктор Кальмари в принципе способен кого-то или чего-то бояться, да и его коллега, герр Филипп, тоже вряд ли испугался бы пациента, находящегося в таком тяжелом состоянии, но спорить с едва не умершим и оставшимся калекой воякой не стала. Тем более, что молоденькая сиделка Шиллинга тут же подыграла ему:

-- Конечно, они вас испугались, господин ротмистр, вы же перед операцией так громко грозились их поубивать, что весь госпиталь это слышал!

-- Ну уж и весь! -- польщено улыбнулся лежащий на кровати мужчина.

-- Весь, не сомневайтесь! -- заверила его Катарина. -- А если кто-нибудь вас и не слышал, то теперь им остальные рассказали, как вы пригрозили, что хирурга к себе не подпустите.

-- Я бы и не подпустил -- ни хирурга, ни его помощников, в этом вы тоже можете не сомневаться, -- усмехнулся фон Шиллинг. -- Ни даже вас, госпожа фон Шиф, - посмотрел он на Мафальду, и внезапно его лицо смягчилось. -- Кажется, я должен спасибо сказать и вам, и хирургу...

Первая фрейлина вновь слегка растерялась, не зная, что на это ответить. Не скажешь же ему: «Всегда пожалуйста, господин ротмистр!» К счастью, ей пришла на помощь Катарина, продолжавшая убеждать своего подопечного, что он, несмотря на увечье, по-прежнему остается сильным, свирепым и несущим ужас своим врагам.

-- К вам потом и их помощники, монахи, боялись зайти, и мы, фрейлины... - добавила она, поправляя ему подушку, хотя в этом не было ни малейшей необходимости.

-- Вот это зря, неужели вы думаете, фрейлейн, что я мог бы причинить вред женщине?! -- вспыхнул пациент, повернувшись к ней. Мафальда, воспользовавшись моментом, когда он не смотрел на нее, внимательнее пригляделась к его лицу, и мысленно покачала головой: выглядел фон Шиллинг не очень хорошо. Лицо у него было даже не бледным, а каким-то желтоватым и сильно вытянувшимся, руки безвольно лежали на одеяле, словно он не мог даже слегка пошевелить ими от слабости. «Хотя держать Катарину за руку он все же был в состоянии», -- вспомнила майор, и эта мысль немного уменьшила ее тревогу за ротмистра. Он, конечно, был еще очень слаб, но кто-нибудь другой на его месте мог и вовсе не пережить такую операцию. Шиллинг же не только был жив, но умудрялся еще и шутить, угрожать врачам и любезничать со своей сиделкой, так что, по всей видимости, находился теперь на пути к выздоровлению. Пусть и в самом начале этого пути.

-- Что же, господин ротмистр, если вам что-то потребуется... -- начала фон Шиф, и Йоахим, не дожидаясь окончания фразы, слегка кивнул головой:

-- ...я передам вам или медикам через фрейлейн Катарину.

Сообразив, что он, видимо, устал разговаривать и изображать из себя неунывающего человека, которому все ни по чем, Мафальда поспешила попрощаться и ретироваться. Похоже, перед Катариной воинственный пациент показывать свою слабость не стеснялся. «Кажется, скоро у Ее Сиятельства освободится одно из мест фрейлин, -- подумала фон Шиф, мысленно улыбаясь. -- Ну, не то чтобы очень скоро, поправляться Шиллингу еще долго, но финал этой истории очевиден. И начнется борьба среди кандидаток в новые фрейлины... Ммм...» Мысль об интригах, которые непременно разведут желающие стать приближенными к гроссгерцогине и в которых она тоже сможет принять активное участие, мгновенно подняла Мафальде настроение. В монастыре ей было не до интриг, и хотя именно здесь она чувствовала, что живет полной жизнью, воспоминания о ее основной «работе» тоже были очень и очень приятными. Еще недавно фон Шиф с сожалением думала о возвращении домой, к обычной жизни, которое должно было когда-нибудь произойти: ей казалось, что после работы в госпитале эта самая обычная жизнь будет для нее смертельно скучной. Но, похоже, в этом она ошибалась. «Если мы выдадим Катарину замуж и Эвелине понадобится новая фрейлина, скучать нам всем будет некогда! -- поняла Мафальда. -- Кстати сказать, а ведь новой фрейлиной могла бы стать эта тихоня Белинда фон Фалькенхорст. Если, конечно, немного просветить ее о том, как все устроено при дворе, и если она согласится следовать моим советам, это можно будет провернуть. Правда, ей все же придется научиться вести себя чуть поживее!»

Тут первая фрейлина вспомнила, что уже давно нигде не видела ни Белинду, ни ее компаньонку. Впрочем, в этом не было ничего удивительного: они могли быть заняты ранеными в одной монастырской постройке, а она -- в другой. Ей и некоторые фрейлины долго не попадались на глаза, пока Эвелина не вызвала всех к себе для получения военных званий. В трапезной же все помощники врачей оказывались в самое разное время, когда у них выдавалась свободная минутка, так что пересечься там во время обеда тоже было довольно сложно.

Решив обязательно отыскать Белинду и узнать, как у нее дела, фон Шиф продолжила обходить кельи, превращенные в больничные палаты. В большинстве из них царила идиллия: за тяжелыми пациентами присматривали фрейлины, а те, кто уже поправлялся, весело болтали и приветствовали Мафальду радостными возгласами. Многие уже знали о том, что фрейлины получили военные звания, и отдавали честь «госпоже майор» -- правда, при этом часто ехидно улыбались не по уставу. Фон Шиф делала вид, что не замечает усмешек -- это все была ерунда по сравнению с тем, как на ее звание должен был отреагировать младший брат-генерал.

В очередной келье, которую делили между собой трое выздоравливающих сержантов, Мафальда еще на пороге уловила какой-то странный запах.

-- Так... -- потянула она носом. -- Вы тут курите?

Пациенты тут же уставились на нее тремя парами невиннейших глаз.

-- Как можно, госпожа майор?! -- воскликнул один из них, а двое других согласно закивали головами.

-- А какое наказание полагается за обман офицера, находящегося при исполнении? -- прищурилась фон Шиф.

-- Ну-у... - самый смелый из сержантов тут же сник. -- Это зависит от того, насколько обман серьезен. Если речь о чем-то совсем незначительном, никому не вредящем...

-- В данном случае речь о том, что очень даже вредит самим обманщикам, возразила Мафальда. -- Отдавайте табак!

-- Ммм, госпожа майор, нам без него будет только хуже! -- запротестовал другой пациент.

-- Приказ старшего по званию, -- холодно отозвалась фрейлина. -- С вашей инфлюэнцей только дым глотать не хватало.

Третий обитатель кельи, до сих пор молчавший, со вздохом заворочался на кровати и, старательно показывая, как ему больно двигаться, сунул руку под подушку и достал оттуда черный кисет с вышитым на нем замысловатым белым узором.

-- Это все, что у нас есть, -- сказал он скорбным голосом. -- И вы ведь вернете его, когда я отсюда выйду? Этот кисет... он мне очень дорог...

-- Разумеется, верну, -- пообещала Мафальда. -- Как вас зовут, сержант?

-- Отто Несс, госпожа майор, -- ответил молодой человек.

-- Не беспокойтесь, у меня ваш кисет будет в сохранности, -- заверила его фон Шиф и повернулась к его товарищам. -- А у вас под подушками точно ничего не спрятано?

Те смущенно отвели глаза, без слов признаваясь, что их подушки тоже скрывают кисеты, вышитые женами или невестами. Но конфисковать их майор не успела: внезапно из коридора донесся какой-то шум и стоны, и она, быстро сказав им «Вольно!», метнулась к двери. Вслед ей послышался облегченный вздох любителей табака.

Но фрейлине было уже не до курильщиков -- она выскочила в коридор и заспешила к келье, расположенной у лестницы, из которой доносилась громкая возня и сдавленные крики боли.

-- Помощь нужна? -- вбежала она в келью и, увидев там делающую перевязку Белинду, о которой только что думала, не дожидаясь ответа, подскочила к ней и ее пациенту.

Это был мужчина лет тридцати, к которому она уже заглядывала утром, но тогда он спал, и фон Шиф, убедившись, что он ровно и спокойно дышит, ретировалась, стараясь не потревожить его. Теперь же этот человек пытался отодвинуться от Белинды, подступавшей к нему с чистыми бинтами. Одеяло с него сползло, и стало видно, что его левое плечо и часть груди обмотаны потемневшими от крови бинтами, которые и правда давно пора было сменить. Он полулежал спиной к двери и не видел Мафальду, но услышал ее голос и занервничал еще сильнее.

-- Ну-ка успокойтесь, лейтенант Шмидт! -- негромко прикрикнула на него девушка, как на расшалившегося ребенка. -- Вы же знаете, что я очень осторожно... -- Тут она повернулась к замершей на пороге Мафальде. -- Спасибо, госпожа фон Шиф, я справлюсь.

С этими словами Белинда положила свободную ладонь пациенту на лоб, задержала ее так на несколько секунд, а потом погладила его по голове, вновь сделавшись похожей на мать или няню, ласкающую ребенка. Раненый в первый момент дернулся и вжался в подушку, но потом его лицо расслабилось, и он заметно успокоился.

-- Ну вот, уже не больно, -- тихо сказала фон Фалькенхорст и, убрав руку с его головы, положила свежий бинт на кровать и принялась торопливо разматывать старую повязку Шмидта. Мафальда все же приблизилась к кровати -- девушке в любом случае могла понадобиться ее помощь, а кроме того, первая фрейлина теперь сгорала от любопытства, пытаясь понять, каким образом Белинда успокоила мужчину.

Юная сестра милосердия быстро и ловко сделала лейтенанту перевязку, после чего помогла ему снова удобно улечься и опять положила ладонь ему на лоб.

-- Ну вот и все, отдыхайте теперь, -- сказала девушка, и глаза ее пациента почти сразу же закрылись. Белинда укрыла его одеялом, и они с Мафальдой вместе на цыпочках вышли из комнаты.

Фон Шиф едва дождалась того момента, когда они оказались в полутемном коридоре и за ними закрылась дверь кельи.

-- Этот Шмидт что -- такой неженка? -- небрежно спросила она, махнув рукой назад. -- Не такие уж у него серьезные раны, чтобы так кричать! Вы уверены, что он не притворяется?

-- Нет, что вы, -- замотала головой Фалькенхорст, -- если бы он притворялся, я бы это сразу поняла. Такое иногда бывает -- человек чувствует боль сильнее, чем другие. И это не изнеженность, это у него с рождения. Бывают и еще более чувствительные люди, тому лейтенанту еще повезло.

-- Очень интересно... -- протянула Мафальда, уже не пытаясь скрыть своего любопытства. -- Я слышала, как некоторые женщины о себе говорили, что они прямо так чувствительны к боли, что даже палец уколоть для них -- кошмар и ужас, но всегда думала, что они просто кокетничают.

-- Чаще всего -- действительно кокетничают, -- подтвердила Белинда, -- но некоторые могли и правда боли не выносить. Это и у мужчин, и у женщин бывает, просто мужчины ни за что в таком не признаются.

-- Да уж, надо думать! Не признаются, пока не окажутся на больничной койке, как этот Шмидт. Но Белинда, каким образом вы его успокоили?

В этот момент женщины как раз проходили под факелом, освещающим выход на лестницу, и юная спутница Мафальды чуть отвернулась от нее, пряча глаза. Что окончательно убедило первую фрейлину в возникших у нее еще в келье подозрениях.

-- Признайтесь, Белинда, вы колдуете? -- спросила она напрямик, остановившись перед девушкой и доверительно наклонившись к ней. -- Можете мне довериться, я об этом никому не скажу.

Фон Фалькенхорст тоже остановилась и еще ниже опустила голову, но уже в следующую минуту выпрямилась и посмотрела Мафальде в глаза.

-- Видите ли, я... -- она замялась, но, как показалось ее собеседнице, не от того, что хотела что-то скрыть, а потому, что ей сложно было подобрать нужные слова. -- Мне сложно объяснить, как это делается...

-- А скажите, Белинда, вы сегодня что-нибудь ели? -- поинтересовалась фон Шиф и тут же ответила за девушку сама. -- Нет, конечно. Пойдемте-ка пообедаем... вернее, уже поужинаем, сядем там в уголок, и вы сможете спокойно все рассказать. Кстати, а где госпожа Люсинда? Она не будет вас ругать за то, что вы наедине с мужчинами остаетесь?

Бледное личико девушки тут же залилось краской.

-- Люсинду кто-то из монахов попросил помочь с перевязкой, в другом здании, -- ответила она. -- А я тогда ассистировала господину настоятелю... Ну а потом решила зайти к лейтенанту Шмидту, чтобы ему повязку сменить, а то других он стесняется...

-- Белинда, не волнуйтесь, об этом я вашей компаньонке тоже ничего не скажу! -- заверила ее Мафальда. -- Скажем ей, что после того, как вас отпустил настоятель, вы все время были со мной.

-- Ох... это так любезно с вашей стороны! -- обрадовалась Фалькенхорст, и ее собеседница едва сдержала ликующую улыбку. Теперь Белинда расскажет ей о себе все!

Расчет первой фрейлины и на этот раз оправдался. Они начали спускаться по лестнице, и ее юная спутница, помедлив еще немного, тихо заговорила:

-- Госпожа фон Шиф, скажите, что вы знаете о Войне Падения, когда магия покинула наш мир?

-- Ммм… -- не сразу отозвалась Мафальда. -- Честно говоря, не очень много.

В детстве учитель, конечно, рассказывал им с Эрвином и об этой эпохе, но те уроки Шиф помнила плохо. Ей всегда было очень обидно, что мир остался без магии и что сама она не родилась на четыре века раньше, до того, как это случилось, а потому и слушала девочка рассказы о том времени не особо внимательно. Вместо этого она представляла себя, как бы стала колдовать, если бы все-таки жила в те далекие времена, когда магия была доступна многим людям, и насколько ее жизнь была бы интереснее. Что ж, зато теперь ей представилась возможность восполнить этот пробел в знаниях.

-- ...после того, как война окончилась, лишь некоторые люди смогли сохранить в себе магические способности, не очень большие, -- рассказывала, тем временем, Белинда. -- И оказалось даже, что эти способности могут, как и прежде передаваться их детям.

-- Это я знаю, -- кивнула Мафальда, -- фамильные заклятия, достояние старых аристократических родов. Но они же всегда передаются только от отца к сыну, женщины ими не владеют...

-- Чаще всего, но не всегда, -- улыбнулась фон Фалькенхорст. -- В моей семье способность к целительству передается от матери к дочери. Хотя первым в роду, у кого они были, был мужчина -- Ганс Виртел. Приемный сын Сокрушителей магии.

Женщины вышли в монастырский двор и зашагали в сторону трапезной. Им навстречу шли несколько фрейлин гроссгерцогини, одетых в «форменные» платья с эполетами. Правда, на единый отряд, как хотелось бы Эвелине, эта группа была мало похожа: половина фрейлин была в разных оттенках розового, половина -- в не менее разнообразных оттенках зеленого. По всей видимости, каждая из них выбрала повседневную или парадную «форму» в зависимости от того, какой цвет был ей больше к лицу.

В трапезной же, как и предполагала первая фрейлина, никого не оказалось -- даже дежурившие там монахи куда-то ушли, и Белинда с Мафальдой сами положила себе в тарелки немного пшенной каши. Фон Шиф выбрала место в самом дальней углу от двери и в упор посмотрела на устроившуюся напротив девушку.

-- Расскажите же, что позволяет вам ваше фамильное заклятие, -- сказала она, чуть ли не дрожа от любопытства.

-- Наследие, госпожа Мафальда. -- ответила девушка. -- Наследие. Наш род идет от Сокрушителей... Только мало кто знает, что Сокрушительница Клархен и Тевтонская Травница Клархен -- это один и тот же человек.

-- Вы... -- пораженно произнесла фон Шиф. -- Они же канонизированы. Вы можете использовать Святую Силу, как в старые времена?!

-- Ах, если бы. -- Белинда горько рассмеялась. -- Мы бы тогда не похоронили столько наших солдат. Нет, госпожа Мафальда -- просто в нашей семье фамильное заклятие, это... это... назовем это Великим Исцелением. И передается это лишь по материнской линии. Я могу... могу... Я могу немного помочь страждущим, госпожа Мафальда.

-- И уже едва себя не убили! -- раздался за спиной камер-фрейлины обвинительный голос Кальмари.

Белинда испугано вспорхнула со своего места и широко раскрыла глаза, а Мафальда, услышав такое, просто окаменела.

-- Мадонна, прекратите изображать из себя испуганную голубку, барышня -- подобные случаи, как большую редкость, еще Конрад Гесснер описывал, а какие-то полвека тому назад и Карл Линей упоминал. Но -- подумать только! -- Абеле шумно фыркнул. -- В кои-то веки появляется не дешевый фокус, а действительно полезное фамильное заклятие, к тому же там, где оно нужно более всего -- в госпитале, -- а вы себя до могилы довести пытаетесь, норовите надорваться на всяческих пустяках.

Кальмари тяжело облокотился на столешницу, смерил мрачным взглядом трепещущую Белинду, и неожиданно ласковым голосом добавил:

-- Вожжами бы вас хорошенько отходить, синьорина, за такое.

-- Так вы все знали, доктор? -- спросила Мафальда.

-- Подозревал кое-что, догадывался. А сейчас побеседовал с этим неженкой Шмидтом и уверился в своих выводах окончательно. -- кивнул Кальмари и вновь перевел взгляд на фон Фалькенхорст. -- Брысь отдыхать, фрейлейн! С сего дня целительствовать будете только там и тогда, когда вам это укажу я.

-- Господин доктор... - робко попыталась возразить девушка, но наткнувшись на суровый взгляд медика, стушевалась и послушно кивнула. -- Конечно, извините меня.

Она встала из-за стола и, пробормотав, что желает всем доброй ночи, выскользнула из трапезной. Проводив ее взглядом, Абеле повернулся к Мафальде, и ей сразу же вспомнилось, как в детстве, натворив что-нибудь вместе с братом, она готовилась к выволочке от родителей.

-- Хотел бы я, чтобы вы не впутывались в это дело, -- проворчал Кальмари. -- Очень вам советую -- идите тоже отдыхать и держитесь от всего этого подальше.

Глава XXIII

Изувеченные линкоры «Гольштейн» и «Принц Кристиан Фредерик» тяжело выползали из боевой линии, но дело, в целом, было уже решено -- разбитая шведская эскадра драпала к горизонту, надеясь скрыться в наступающих сумерках, два из четырех померанских фрегатов, подоспевших к шапочному разбору, спустили флаги, один догорал чуть в стороне, и только сорокапушечный «Блитц», отстреливаясь от наседающих, кидающихся на него, словно гончие на медведя, бригов, отходил под прикрытие береговых батарей Штеттина.

-- Ваше высокопревосходительство. -- мичман Янсен подал Фишеру его двууголку, которую с командующего датским флотом сбило в разгар боя не то шальной пулей, не то щепкой рангоута.

Тот повертел головной убор в руках, с сардонической усмешкой ткнул пальцем в изрядную дыру, и водрузил шляпу на голову.

-- Коммодор, -- подал голос капитан Йессен. -- «Педер Вессель» вывесил флажные сигналы.

-- Что там? -- Ольферт Фишер раскрыл подзорную трубу, прильнул к окуляру, поморщился и передал ее мичману. -- Поглядите вы, герр Янсен, у вас глаза моложе.

Юноша принял зрительную трубу и вгляделся в развевающиеся на холодном северном ветре сигнальные флаги.

-- Через час пойду на дно. Доброго вечера, -- наконец, разобрал он.

-- Передайте Хольму, чтобы снял со шлюпа экипаж -- его «Наяден» ближе всего, -- распорядился командор.

Единственному фрегату Фишера сегодня тоже изрядно досталось -- датчанин, выступая против почти вдвое превосходящего по силе бортового залпа противника вынужден был поставить его в линию, -- однако отправляться в царство Посейдона корабль покуда решительно не собирался.

-- Эскадре доложиться о потерях и повреждениях.

Выдвигая свои корабли против шведов, Фишер взял мористее, хотя для этого ему и пришлось идти крутым бейдевиндом.

Легкие силы, драпающие от герцога Сёдерманландского, заметив маневр коммодора, приняли к норд-осту, на соединение с основными силами, а поскольку их парусное вооружение несколько лучше подходило для движения таким галсом, линкоры шведов постепенно начали от соединения Хольма отставать, и чем дальше, тем сильнее.

Этот небольшой выигрыш во времени позволил датскому командующему после соединения сил, собрать всех командиров на борту «Даннборга» и изложить план предстоящей баталии. Нельзя сказать, что коммодор небывало воодушевил подчиненных -- все же одиннадцать линкоров и два фрегата против семи и одного соответственно (бриги и шлюп же современная военно-морская наука в качестве кораблей линейного боя и вовсе практически не признавала), -- но и праздновать труса, бежать, даже не попробовав принять бой датчанам вовсе не улыбалось.

-- Господа, я надеюсь, что каждый из вас сегодня выполнит свой долг со всем возможным усердием, -- закончил свою речь Фишер. -- Мы можем потерять нынче свои жизни, но честь останется с нами. Прошу всех отправиться по кораблям и приступить к исполнению плана.

Вопреки всем мыслимым и немыслимым традициям линейной тактики коммодор не только сформировал отряд авангарда из легких кораблей, но и приказал им оторваться от линии кордебаталии. Свалившись под ветер, бриги и шлюп, возглавляемые капитан-командором Гансом Стефансеном, державшем флаг на «Люгене», пронеслись прямо под носом у шведской эскадры, обстреляв (без какого-то заметного, впрочем, эффекта) головной фрегат «Фройа».

Карл Сёдерманландский немедленно отрядил в погоню за идущими в фордевинд бригами и шлюпами оба своих фрегата, а несколько минут спустя, поразмыслив, и самый слабый из своих линкоров -- скорее даже фрегат-переросток, -- шестидесятипушечный «Риксенс Стёндер».

Пользуясь устойчивым северным ветром и большим парусным вооружением, легшие в полный бакштаг «Фройа» и «Тетис» начали стремительно настигать отряд Стефансена, постреливая из погонных орудий. Шедший до того в центре кордебаталии линкор от них серьезно отстал, но в том, что таким курсом он бриги догонит, тоже не могло быть ни малейших сомнений.

Основные силы датчан тем временем медленно продвигались курсом на норд-вест, демонстрируя стремление охватить голову шведской колонны, из-за чего герцогу Карлу пришлось довернуть еще севернее. Колонна шведских линкоров медленно тянулась на встречу с датчанами, но когда дядюшка короля Густава Адольфа уже готов был приказать начать поворот к осту для боя на контркурсах, эскадра Фишера совершила вдруг поворот на зюйд-вест и сплошной стеной двинулась на головной корабль шведов, при этом концевые корабли слегка зарифили паруса, давая возможность голове колонны, где «Наяден» и «Принц Кристиан Фредерик» подняли дополнительные паруса и обрасопили реи, двигаться быстрее, выстроить линию, тянущуюся строго с севера на юг.

Повернуть к норду шведы не могли -- это поставило бы их в положение левентик, когда ветер дул бы им в нос, что для парусных кораблей равносильно остановке, а совершить маневр, пересеча линию ветра, и начать движение к норд-норд-весту, не потеряв строя, было практически невозможно, и герцог Карл, быть может, и не самый талантливый в истории, но опытный флотоводец, принял единственное верное в этой ситуации решение -- ложиться на параллельные с Фишером курсы.

Его идущий во главе колонны «Густав III» начал сваливаться под ветер и понесся наперерез датчанам. Увы, но либо сам адмирал не отдал соответствующего приказания, либо же оно не было понято на идущем следом «Эмгейтене», однако систершип флагмана последовал за своим мателотом в кильватере, выдерживая строй линии, а за ним эволюцию начали повторять и остальные шведские линкоры, образовав, как следствие, вытянутую дугу, где передовые корабли уже вступили в бой, а замыкающие еще только готовились лечь в галфвинд.

В результате столь неудачного для шведов маневра семидесятишестипушечные «Густав III», «Эмгейтен» и «София Магдалена» в течение более чем трех часов противостояли семи датским линкорам и фрегату -- противостояли отчаянно, умело, поскольку выучка шведских моряков была на высочайшем уровне, -- но безнадежно. Сильнейшие, но уже отнюдь не новые и нуждающиеся в частичной тимберовке корабли эскадры герцога Сёдерманландского были практически разбиты концентрированным огнем всей эскадры Ольферта Фишера.

Флагман шведов еще держался, огрызаясь все более и более редкими залпами, когда, вопреки всякой военной науке поставившие полное парусное вооружение «Гёта Лейон», «Дигд», «Фадернесланд», «Форсигтигхет» вклинились между «Софией Магдаленой» с «Эмгейтеном» и датчанами, спасая избитых товарищей. Дистанция боя была плевой, и им, по одному, пришлось пройти под огнем не только пушек Фишера, но и мушкетными пулями сидящего на его кораблях десанта в три тысячи штыков.

Несмотря на меткую стрельбу, кончилось это предприятие для шведов довольно плачевно. Лишь арьергардные «Васа», «Аран» и «Принц Карл», охватившие хвост датской колонны, и втроем насевшие на концевой «Гольштейн», смогли добиться успеха, но основные силы шведов уже были к тому времени отброшены, и после очередного перестроения корабли Фишера навалились уже на эту троицу.

Меж тем к югу от основного сражения разворачивались ничуть не менее драматические события.

«Фройа» и «Тетис» вполне успешно нагоняли корабли Стефансена и даже добились попаданий из погонных орудий в корму «Педера Весселя». Когда ядра шведов начали падать совсем уж близко, силы капитан-командора развернулись к осту, а затем и к норд-осту. Шведы тоже произвели маневр, прошли за кормой датчан и, двигаясь строго на восток, начали обстрел легких сил бортовыми залпами. Бриги и шлюп для вида отстреливались, однако из-за разницы в длине стволов орудий и изрядной дистанции даже при попаданиях не пробивали борта фрегатов.

«Тетис» и «Фройа», все еще продолжая обгонять Стефансена, довернули к ост-норд-осту, и тут «Люген», «Адмирал Йоль», «Киль», «Лолланд» и «Самсёэ» с «Педером Весселем» развернулись к ним. Под ураганным огнем с фрегатов они сблизились на близкую дистанцию и сами начали давать залп за залпом из восемнадцатифунтовых карронад, чей огонь на таком расстоянии достаточно легко ломал борта шведов. Капитан «Фройи» развернул свой корабль и бросился наутек, а вот серьезно поврежденный «Тетис» был взят датчанами на абордаж. Так и не успевший настигнуть Стефансена «Риксенс Стёндер» развернулся и направился к месту основной битвы, куда в это же время шли и выбравшиеся наконец-то из гавани четыре померанских фрегата -- «Блитц», «Штюрм», «Доннер» и «Бё».

Государство малолетнего Людвига Померанского считалось в Аллюстрии весьма сильным как в плане экономики, так и в смысле вооруженных сил, однако, увы, на флот это утверждение не распространялось. Ни покойный князь Мориц, ни канцлер Диц -- теперь уже регент, -- в боевых кораблях толку ровным счетом никакого не видели, полагая, что интересы Померании лежат исключительно на материке. Как следствие, все военно-морские силы княжества состояли едва из двух десятков боевых кораблей, среди которых не числилось ни одного линкора, а из пяти фрегатов тяжелыми были лишь два. Для защиты побережья от пиратов канцлер-регент полагал этого вполне достаточным, тратить же деньги на такую дорогую игрушку как флот сверх этого -- не нужным совершенно.

Датский линкор и померанские фрегаты, соединившись, прибыли к месту боя к тому моменту, когда предпринимать что-то было уже слишком поздно. Герцог Сёдерманландский, узрев нежданное подкрепление, истово перекрестился и отдал приказ эскадре отходить к весту со всей возможной поспешностью.

Ольферт Фишер, корабли которого также довольно сильно пострадали в баталии, преследовать шведов желанием отнюдь не горел, и развернул линию навстречу новому врагу, куда как более слабому. Зато Ганс Стефансен, только почувствовавший на губах вкус вражеской крови и воодушевленный захватом «Тетиса», наоборот, спешил навалиться на остатки противника, справедливо полагая, что коммодор вполне может управиться с супостатами и без его участия, что для карьеры не так уж и хорошо.

Исход схватки оказался предсказуем -- «Риксенс Стёндер», «Штюрм» и «Доннер» не выдержав датского напора сдались, «Бё» с изрядной частью экипажа отправился рыбам на корм, и лишь «Блитц», избитый, но не сломленный, еще и наделав напоследок дырок в шлюпе, вырвался под защиту береговых батарей.

Датская эскадра легла в дрейф, и всю ночь на ней шла напряженная работа плотников, а утром, оставив для блокады неприятельской столицы лишь три брига, снялась с рейда и отправилась в Копенгаген, на ремонт. Шторма в осенней Балтике, случись он, половина кораблей Фишера попросту бы не пережила бы.

***

Юстас фон Лёве сидел у походного костра мрачный и нахохлившийся как сыч. Тяжелейший трехдневный переход, во время которого он не давал роздыха ни лошадям, ни наездникам, окончился пшиком, полным фиаско, ничем.

Неудачи преследовали «Серых соколов» со второго дня марша. Брод, через который гвардия, согласно плану фон Эльке, должна была переправиться, оказался непроходим -- мелкая речушка, название которой ни генерала, ни майора даже и не интересовало, из-за недавних дождей изрядно разлилась, и форсировать ее не было никакой возможности.

Что ж, война полна превратностей, к тому же севернее через реку, согласно карте, имелся хороший каменный мост, и гвардия двинулась к нему, не задерживаясь ни в деревнях, ни в мелких городишках на дороге. Жители этих населенных пунктов провожали гусар изумленными взглядами, но о сопротивлении, разумеется, даже не помышляли, так что через полдня «Серые соколы» вышли к переправе -- но лишь для того, чтобы убедиться -- карты врут.

Да, некогда это было мощное сооружение, способное выдержать и латную конницу, -- не менее чем по семь всадников в ряд, -- и телеги с требюшетами, однако к настоящему времени от былого величия старого моста остались лишь воспоминания. Подъехавшим к месту планируемой переправы гусарам открылись развалившиеся, торчащие из разлившейся речки, словно гнилые зубы, обломки мостовых быков и центральной опоры, через которые были переброшены несколько бревен. Пешком по такой хлипкой конструкции переправиться было возможно, хотя риск сверзиться в ледяную воду и тут имелся -- поручней у конструкции не наблюдалось, -- а вот переходить на тот берег даже ведя лошадь в поводу было бы чересчур рискованно. Да и времени такая переправа у полка заняла бы примерно столько же, сколько обустройство нового моста. Юстасу не оставалось ничего иного, как отдать приказ двигаться еще севернее, к следующему мосту, который уж точно существовал, поскольку через него проходил довольно оживленный тракт из Штеттина в Кёслин и, далее, до самого Данцига и прусских земель.

Переправившись на другой берег утром третьего дня, гвардейская конница попыталась наддать, наверстать упущенное в бесплодных блужданиях время, но тщетно. Проселочные дороги были разбиты и почти непроходимы в этой части княжества, и хотя фон Лёве и не считал густую липкую грязь совсем уж непреодолимым препятствием, передвижение по ней было способно задержать полк намного сильнее, чем крюк по мощеной булыжником дороге.

-- Ну что скажете, герр майор? -- рядом с Юстасом присел командир второго эскадрона, ротмистр Альтэбер. -- Хотя бы к шапочному разбору успеем, или зря по лесам маялись?

-- Если выступим еще до свету -- можем быть в тылах Кабюшо немногим позже полудня. -- фон Лёве приложился к фляге с вином и передал ее подчиненному. -- Поздно, конечно, но лучше чем не явиться на битву совсем. Одно меня т`гевожит, д`гужище Ценон. Нам п`гидется ма`гши`говать в непос`гедственной близости от Штеттина -- как бы из га`гнизона по наши души никто не вылез.

***

Разведка маршала фон Берга не соврала лишь в одном -- пушек у противника в Нюссе было действительно мало. Что же касалось личного состава, засевшего в старинных укреплениях, то это оказались обстрелянные, матерые ветераны, и хотя у фон Эльке солдат было и больше, уже два часа его штурмующие колонны раз за разом откатывались назад, неся потери -- и даже сосредоточенный огонь пушек не помогал сломить упорное сопротивление померанцев.

Атака -- и неудача. Еще одна -- и с тем же успехом. Наконец, полк Берлинских гренадеров вышел на дистанцию рывка, но остановился, залег под огнем из-за полуразрушенных стен.

Эрвин дал шпоры коню, проскакал к берлинцам под свист пуль и, соскочив наземь, выдернул флаг из рук знаменосца.

-- За мной! -- крикнул он, обнажив шпагу и бросаясь вперед. -- Вперед, черти! Я вам покажу, что до того как стать генералом был гренадером! В атаку!

И солдаты, под огнем из мушкетов, поднялись и побежали вслед за своим генералом.

На половине дороги фон Эльке запнулся о старый древесный корень, торчащий из земли, но устоял, оперевшись на древко, гренадеры обогнали его, и тут из пролома в стене гагахнула картечью шестифунтовка. Солдат перед молодым генералом просто скосило, забрызгав его кровью и внутренностями с головы до ног, гренадеры опять замешкались и, видимо, готовы были броситься бежать, но Эрвин снова взмахнул знаменем.

-- Пушка разряжена! Вперед! Порубим их на кусочки! -- выкрикнул он и ринулся в атаку.

Глава XXIV

Остаток дня после разговора в трапезной с Белиндой и внезапно появившимся Абеле Мафальда измучилась от любопытства. Ей ужасно хотелось узнать, что еще позволяет дар потомков самой святой Клархен и что имел в виду доктор, когда говорил, что ему не нравится ее интерес к этому делу. Но пока оба вопроса оставались для нее тайной: Кальмари отказался что-либо объяснять, самым неучтивым образом сославшись на голод и начав есть, а потом в трапезной появились другие едоки и стало не до приватных разговоров. Ко всему прочему, после этого в трапезную явилась Люсинда, повсюду ищущая свою подопечную, и полностью поддержала врача, утащив ее в выделенную им келью. Вслед за ними куда-то ушел и Абеле, так что фрейлине-майору ничего не оставалось, как отправиться выполнять его требование.

Ночью она пару раз просыпалась и долго не могла заснуть -- мысли ее снова и снова возвращались к рассказу Белинды. Однако это не помешало фрейлине хорошо выспаться, и утром она встала с кровати в прекрасном боевом настроении, готовая выведать все, что ее интересовало и у юной Фалькенхорст, и у загадочного доктора Кальмари. С первым, как на предполагала не должно было возникнуть трудностей -- девушка уже начала с ней откровенничать, значит, и дальше не станет ничего скрывать. А вот со вторым ей следовало готовиться приложить все свое умение выведывать разные секреты...

Правда, для начала фон Шиф нужно было разобраться со всеми своими повседневными делами. Наскоро одевшись и приведя себя в порядок, майор отправилась в келью гроссгерцогини и обнаружила, что там никого нет -- ее госпожа, как это уже не раз случалось за время жизни в госпитале, встала раньше всех, сама справилась со своим нарядом и прической и ушла помогать медикам. Мафальда покачала головой -- эдак ее светлейшему сиятельству скоро вообще будут не нужны фрейлины! -- и тоже поспешила в одно из зданий, превращенных в госпиталь. Неожиданно ей вспомнилась вчерашняя перепалка с сержантами-курильщиками, и она подумала, что у них надо бы забрать оставшийся табак, а заодно проверить, не дымят ли тайком другие пациенты. «Если не будет срочной работы, устрою проверку всех выздоравливающих», -- решила фон Шиф. -- «Оно, может быть, у раненых и последняя радость, а вот простуженным дышать этой вонью вовсе ни к чему».