Курильщикам в тот день повезло: сначала фрейлина, собравшаяся в поход по их кельям, встретила двух монахов, попросивших помочь им с перевязками, и лишь через два часа она смогла осуществить свое намерение лишить их единственного удовольствия. Зато освободившись, она взялась за это дело с тем же энтузиазмом, с каким выполняла все свои госпитальные обязанности. У любителей табака не было никаких шансов: они упрашивали Мафальду не отбирать у них самое дорогое, предлагали ей взятки в виде щепоток того же табака и даже говорили, что до нее у них уже побывала другая фрейлина, отобравшая кисеты, но после просьбы описать предшествинницу начинали путаться в деталях и жаловаться на забывчивость. Но фон Шиф была неумолима, а большинство пациентов оказались младше ее по званию, так что отказаться выполнять ее распоряжения при всем желании не могли.
Возвращаясь в свою келью с целой охапкой «трофейных» кисетов и трубок, камер-фрейлина думала о том, что ей, пожалуй, нравится быть майором и отдавать приказы, которые тут же беспрекословно выполняются. С этой оптимистичной мыслью она сложила добычу на сундук со своими платьями и на мгновение задумалась, что делать дальше. Обходя курильщиков, она надеялась встретить доктора Кальмари и, как это уже бывало, начать помогать ему в каких-нибудь врачебных процедурах, а потом, во время передышки, завести разговор о вчерашнем. Либо встретить Белинду и поговорить с ней о ее даре, а если рядом будет ее компаньонка, сперва найти какой-нибудь предлог, чтобы остаться с девушкой наедине. Но ни Абеле, ни Белинда Мафальде так и не попались. «Значит, теперь поищем их целенаправленно», -- сказала себе фрейлина и вышла из кельи.
На этот раз ей почти сразу улыбнулась удача. Стоило Мафальде выйти во внутренний монастырский двор, и она увидела доктора Кальмари, выходящего из того здания, где лежал ротмистр фон Шиллинг. Шиф просияла -- у нее сразу же нашелся прекрасный предлог заговорить с врачом.
-- Здравствуйте, господин Кальмари! -- направилась фрейлина ему наперерез. -- Скажите, вы не от господина ротмистра идете?
-- Да, и от него в том числе, -- повернулся к ней Абеле и, предвосхищая ее следующий вопрос, продолжил. -- Судя по тому, как он ругается на нашего брата-медика и какие делает зверские рожи, шансы выкарабкаться у него очень неплохие.
-- Ох, замечательно! -- выдохнула Мафальда, на мгновение забыв о собственных заботах.
Ей и самой накануне казалось, что Шиллингу становится лучше, а теперь это подтверждал и профессионал.
-- А другие пациенты мне на вас жалуются, что вы им курить не даете, -- усмехнулся Кальмари. -- За что я хочу вас отдельно поблагодарить. Мы вот с коллегами об этом не подумали.
-- Да я просто в одной из келий запах табака почувствовала, -- улыбнулась в ответ фрейлина, раздумывая, как бы ей теперь перейти к интересующему ее вопросу.
-- Так ведь и я его чувствовал, и мой дремучий коллега, но мы не обращали на него внимания. Потому что сами дымим, как только свободная минутка выдается.
Мафальда снова вежливо улыбнулась, подыскивая подходящий ответ, и внезапно ей в голову пришла крайне неожиданная мысль: может быть, ей не стоит юлить и хитрить, подводя доктора к нужной теме, а надо взять и спросить его обо всем прямо? Это ведь не герцогиня, которая может закапризничать и не ответить на прямой вопрос, не слуга или паж, которого такой вопрос может напугать, не любая другая фрейлина, которая может заподозрить, что ее спрашивают с каким-нибудь подвохом... Это человек, с которым можно разговаривать свободно. Один из очень немногих -- кроме него фон Шиф, пожалуй, могла назвать лишь одного такого же. Своего брата Эрвина.
-- Скажите, господин Кальмари, что вы вчера имели в виду, когда отругали нас с фрейлейн фон Фалькенхорст? -- выпалила Мафальда.
-- Отругал? -- удивленно переспросил доктор, и его собеседница сообразила, что, возможно, для него вчерашний разговор в трапезной вовсе не был выволочкой. С монахами, помогающими ему в время операций, он обычно разговаривал еще резче.
-- Вы были суровы к девочке, -- сказала фон Шиф, пытаясь понять, как ей теперь повести разговор с доктором, чтобы выпытать из него еще хоть какую-то информацию которая (как знать?) могла ей и пригодиться в дальнейшем. -- Она всего лишь хочет помочь раненым.
-- Вы тоже, -- ответил Кальмари с невозмутимым видом. -- И я. И госпожа гроссгерцогиня. Но это вовсе не значит, что всем нам непременно надобно себя угробить. Вот подумайте только, просто представьте -- привозят к нам раненного гренадера, такого знаете ли, здоровяка. Что будет, если вы потащите его в операционную сама, в одиночку? Грыжа в лучшем случае, а то, не дай Бог, и помрете. Так и она -- тратит силы на всех подряд, не жалея себя надрывается, осунулась вся, отощала -- того гляди преставится.
«А ведь он прав, девочка действительно очень похудела», - подумала фон Шиф.
-- Ладно бы она еще ела как не в себя -- хотя я не уверен, что нервические силы, потребные для магии, этим достойно восстанавливаются, -- так и этого ничуть не бывало. Нет, определенно, на несколько дней ее необходимо отстранить от раненых и потом допускать лишь до самых тяжелых, дабы под присмотром опытного хирурга боль им унимала. Но и только! Нынче же поговорю про это с Ее Светлейшим Сиятельством.
В этот момент они как раз дошли до одной из хозяйственных пристроек, где, как помнила фон Шиф, должна была находиться Розалинда. С тех пор, как стало ясно, что в больничных палатах от нее мало толку, вторая фрейлина занималась учетом бинтов и медикаментов, и по всей видимости, Кальмари как раз шел к ней за какими-нибудь лекарствами. Теперь же он остановился в паре шагов от двери, явно не желая, чтобы этот его разговор с Мафальдой слышал кто-нибудь еще.
-- А почему вы недовольны, что я все узнала о Белинде? -- продолжила расспросы фрейлина. -- Чем ее дар может мне повредить, ведь он же не опасен!
-- Любое лекарство может быть опасным -- если неправильно рассчитать дозу, оно превращается в яд, -- сказал медик с мрачным видом.
-- Понимаю вас, - кивнула фон Шиф. -- У Белинды еще мало опыта, и она может перестараться, когда помогает больным?
-- Возможно, -- согласился ее собеседник. -- Мы не знаем точно, как именно действуют эти ее способности. Говорят, что обладающий ими человек не может причинить никому вреда, но полной уверенности у в этом нет. Навредить можно и случайно, и с лучшими намерениями. Вот представьте себе, синьора, что эта девушка полностью снимет боль пациенту, у которого еще не до конца зажили раны. Скажете, это хорошо?
-- Что же в этом плохого?
-- А вы подумайте. Этот человек не чувствует боли, ощущает себя так, словно он здоров, и в какой-то момент забывает, что ему надо шевелиться очень осторожно, и резко поворачивается. Швы расходятся, и все приходится начинать сначала. А если он резко повернется во сне, то может вообще ничего не заметить, потерять много крови... Мне продолжать?
-- Нет, я вас поняла, - замотала головой фрейлина. -- Это и правда может быть опасно. Но можно же объяснить Белинде, что так делать не стоит!
-- Не только можно, но и нужно -- возможно она даже станет первой в истории женщиной-врачом. -- усмехнулся Абеле. -- Теперь, когда мои догадки подтвердились и ситуация стала ясна, ее будет проще учить, так что, может, это и не плохо, что она вам обо всем проболталась.
-- Скорее уж, это я из нее все вытянула, -- призналась Мафальда. -- И я все равно не понимаю, почему вы считаете ее опасной для меня? Вряд ли я окажусь ее пациенткой!
«Разве что меня Розалинда попытается отравить», -- добавила Шиф про себя, но вслух посвящать врача в свои сложные взаимоотношения с коллегой не стала.
-- Магия научным исследованиям пока поддается очень слабо -- это вам не электричество какое-нибудь, так что тут лучше перестраховаться. Ну, по крайней мере, я вам очень советую быть осторожной, когда рядом будет эта девушка, -- сказал медик. -- Это ведь вы можете?
-- Могу, но это будет очень трудно, -- улыбнулась в ответ фон Шиф.
-- Вы уж постарайтесь, -- с мрачным видом отозвался Кальмари, не поддержав ее шутку. -- Мне бы очень не хотелось, чтобы с вами что-то случилось.
Его последняя фраза заставила Мафальду чуть ли не подпрыгнуть на месте. Больше всего на свете ей теперь хотелось спросить, почему доктора так волнует ее безопасность, но у нее все же хватило самообладания скрыть свои чувства и сохранить на лице спокойное выражение. Но возможно, она все-таки выдала себя движением глаз или каким-то случайным жестом, не укрывшимся от взгляда Абеле, потому что спустя еще несколько мгновений он продолжил:
-- Такие люди, как вы, госпожа фон Шиф, слишком ценны, их жизнь слишком важна, чтобы ею рисковать.
Мафальда ожидала от него каких угодно слов, но только не этих, и вновь, уже неизвестно в который раз при разговоре с этим человеком, растерялась и помедлила с ответом.
-- Спасибо, господин Кальмари... -- пробормотала она, наконец. -- Но вы ошибаетесь. Я ничем не лучше других, и уж точно не ценнее. Даже наоборот...
Она посмотрела врачу в глаза, и ей показалось, что теперь он на мгновение смутился.
-- Разумеется, любая жизнь ценна, -- резко ответил Абеле. -- И именно поэтому я назвал вас особенно ценной. Вы можете сделать невероятно много для других людей, и уже делаете.
-- Так ведь это только сейчас! -- запротестовала фрейлина. -- И только потому, что Ее Сиятельство так решила. На самом деле вся эта история с госпиталем и помощью раненым есть последствие женской обиды на супружеское невнимание и мужскую напыщенность, а я тут ровным счетом не при чем.
-- Не думаю, госпожа фон Шиф, не думаю, -- покачал головой медик. -- Такие люди, как вы, в любой ситуации не будут сидеть сложа руки, они способны сделать очень много, чем бы ни занимались. Я понятия не имею, чем обычно заняты фрейлины и прочие знатные особы, -- тут Кальмари на мгновение улыбнулся, -- да и не горю желанием узнавать, если уж на то пошло, -- но я уверен, что и на этом месте вы можете сделать много хорошего. Да и делаете наверняка. Например, можете так повлиять на Ее Сиятельство, чтобы она, в свою очередь, повлияла на своего супруга, а тот сделал что-то важное для своих подданных... Не вы ли вообще подтолкнули вашу госпожу приехать сюда?
Целую долгую секунду Мафальда боролась с искушением ответить «Да» и заслужить еще больше уважения в глазах Абеле. В любом другом случае, разговаривая с любым другим человеком, перед которым ей важно было бы выглядеть с самой лучшей стороны, она, не задумываясь, приписала бы себе инициативу отправиться в госпиталь. Вот только доктор Кальмари не был «любым человеком».
-- Вы слишком хорошо обо мне думаете, -- сказала она, отогнав все колебания, -- но наш приезд сюда был полностью инициативой ее светлости. Я ее только поддержала в этом, и в первую очередь по тому, что здесь, в госпитале, могла больше узнать о своем брате, генерале фон Эльке.
-- Да пусть даже так! -- пожал плечами врач. -- Все равно же вы поддержали госпожу гроссгерцогиню, а могли бы и отговорить ее сюда ехать, а о брате узнать каким-нибудь другим способом. То, что вы здесь, говорит о том, что вы... -- Абеле замялся, кажется, впервые на памяти Мафальды не умея подобрать подходящие слова. -- Что вы необычный человек, который...
-- Здравствуйте, доктор! -- дверь пристройки за спиной Кальмари скрипнула, и оттуда вышла Розалинда. -- Добрый лень, Мафальда, -- она обвела свою соперницу и медика выразительным взглядом и прошла мимо них, продемонстрировав исписанный лист бумаги, который держала в руках. -- Господин настоятель просил список лекарств, которые заканчиваются.
Абеле молча кивнул, и соперница Мафальды зашагала к соседнему строению. Первая фрейлина выругалась про себя: теперь среди остальных придворных дам долго будут ходить сплетни о ней и о докторе -- и ведь, что самое обидное, сплетни, не имеющие под собой никаких оснований! Да еще и доктор, отвлекшись на Розалинду, так и не закончил фразу.
-- Ладно, вы что-то еще хотели сказать? -- снова повернулся он к фон Шиф.
-- Да, -- вздохнула та. -- Насчет Белинды. Понимаете ли, тут есть один тонкий момент... Ее способности... Их лучше бы сохранить от всех в секрете.
Медик приподнял бровь, демонстрируя некоторое недоумение.
-- Белинда, она ведь из хорошего старого рода. -- камер-фрейлина вздохнула, подбирая слова. -- Эта война когда-то да закончится, и всем нам, ей в том числе, придется вернуться к светской жизни. Зачем нужны пересуды за ее спиной? Вы же понимаете, как общество относится к тем, кто чересчур сильно выделяется.
-- Белая ворона? Да, пожалуй, это может осложнить жизнь девочке. -- кивнул Кальмари.
-- Тогда позвольте я сама переговорю с Эвелиной, когда это будет удобно и по близости не будет лишних ушей. Поймите, из-за глупых сплетен Белинда может так никогда и не найти себе подходящей партии.
-- Жените на ней брата -- ему пойдет на пользу. -- рассмеялся Абеле и шагнул к двери, ведущей в пристройку.
* * *
После разговора с Кальмари Мафальда снова принялась искать Белинду, но в этом ей по-прежнему не везло. Ни самой девушки, ни ее компаньонки нигде не было, и фрейлина решила, что доктор выполнил свою угрозу и заставил Белинду отдыхать в ее келье, а Люсинде велел присматривать, чтобы она не сбежала растрачивать силы и «вгонять себя в гроб».
Ближе к вечеру выяснилось, что Мафальду в этот день тоже искали.
-- Госпожа фон Шиф, вам письмо, -- подбежал к ней в коридоре один из послушников, когда она вышла из очередной кельи, сделав лежащим там пациентам перевязку. В руках у него была целая охапка конвертов, и он не сразу нашел адресованный первой фрейлине.
-- Спасибо! -- Мафальда нетерпеливо выхватила у него письмо и с трудом удержалась от радостного крика -- подписано оно было хорошо знакомым ей почерком брата Эрвина.
Как же долго она ждала от него весточки! Первая фрейлина заспешила в свою келью, с ужасом думая о том, что сейчас встретит кого-нибудь из врачей или монахов, которые скажут, что очередному пациенту требуется ее помощь. Но и в этот раз ей повезло -- на ее пути не попались ни медики, ни другие фрейлины, и она вбежала в свою комнатушку, на ходу разрывая конверт и вытаскивая из него исписанный лист бумаги.
Если бы теперь в келью госпожи фон Шиф постучался кто-нибудь из обитателей монастыря, она бы ничего не услышала. Для нее существовало только письмо, которое она торопливо пробегала глазами.
«...пришлось хватать полковое знамя и самому вести полк в атаку. В общем, не буду мучить тебя, сестрица, подробностями сражения, скажу только, что я показал своим солдатам, что не только заслуженно ношу звание генерала, но и недаром вырос таким бугаем», -- писал фон Эльке, и Мафальда отметила, что почерк ее брата, и так обычно неровный и не очень разборчивый, в этот раз был каким-то особенно корявым и словно бы дрожащим.
-- Не удивлюсь, если братца подстрелили, когда он бежал с флагом, -- нервно пробормотала фон Шиф, и следующая фраза из письма подтвердила ее подозрения:
«Завершилось все самым наилучшим образом, если не считать, что теперь я некоторое время будут прихрамывать. Не волнуйся, ничего серьезного, иначе меня отправили бы в твой госпиталь, куда я, несмотря на горячее желание тебя увидеть, совершенно не стремлюсь».
Мафальда отложила письмо и глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. «Был бы он сильно ранен -- не зубоскалил бы в письме, -- сказала она себе. -- И его бы действительно привезли сюда. А раз он остался в строю, там точно ничего страшного, царапина, может, небольшая».
«Я надеюсь, у нас будет возможность встретиться не в лазаретной обстановке, -- писал Эрвин дальше. -- Не представляю, скоро ли, но обязательно будет. Должен же я буду и тебе напомнить, что, несмотря на то, что ты теперь майор, я все равно выше тебя по званию, дорогая сестра. И теперь имею право отдавать тебе приказы, которые ты обязана будешь выполнять. С чем тебя и поздравляю!»
-- Маленький паршивец, -- ласково произнесла Мафальда, дочитав письмо до конца. Сейчас она готова была и выполнять приказы брата, и вытягиваться перед ним по стойке «смирно», лишь бы с ним все было хорошо и его ранение оказалось легким. -- Правильно говорит Абеле, женить тебя надо, а то живешь чересчур хорошо.
Тут фрейлина вспомнила, с кем тот, пусть и в шутку, предлагал соединить Эрвина узами Гименея и призадумалась.
«А ведь, пожалуй, это и правда был бы неплохой вариант, -- не могла не признать Мафальда. -- Белинда, определенно, не такая простушка, какой пытается казаться».
Это юное создание приехало в столицу именно в тот момент, когда туда вернулась сестра генерала фон Эльке. И напросилась в сестры милосердия вместе с Мафальдой и другими фрейлинами. И у доктора Кальмари после того, как он стал больше общаться с ней, появилась странная идея о том, что фон Шиф могла бы женить на ней Эрвина. Чего же она на самом деле добивается?
Впрочем, если подумать, то род фон Эльке и род фон Фалькенхорст состояли в дальнем родстве не только друг с другом, но и с семьей герцога, и прервись прямая линия Гогенштаузенов, у этой девочки и Эрвина права на престол были бы намного тверже, чем поодиночке...
Тут Мафальда усмехнулась и помотала головой, отгоняя эти мысли. С чего бы это гроссгерцогскому роду прерываться? Эдвин -- здоровенный конь, на котором пахать можно (или полковые пушки возить -- это он не так давно и продемонстрировал, кстати) и вполне способен зачать ребенка, что пару раз уже подтвердил со служанками, да и Эвелина вовсе не вышла из возраста деторождения, а ее грядущее воссоединение с прощенным «чудовищем» ожидает быть бурным.
«Навыдумывала я себе, это долгая придворная жизнь на меня так повлияла. -- подумала фон Шиф, открывая шкатулку с письменными принадлежностями. -- Всюду мерещатся интриги и заговоры».
Мафальда уселась за стол, зажгла от догорающей свечи новую и положила перед собой чистый лист бумаги.
«Дорогой Эрвин! -- принялась она писать своим безупречно ровным почерком. -- Ты, конечно, выше меня по званию, и об этом я не забыла, но мне бы хотелось напомнить тебе, что я -- не только майор, но еще и твоя старшая сестра, и это, в отличие от чинов, никаким указом не изменить...»
Эпилог
Ганс Нойнер, мрачный как туча, рысил на своем буланом жеребце у кареты князя Леопольда. Умом он понимал, что битва с бранденбуржцами вполне может быть и проиграна -- а в том что фон Берг попытается разбить Кабюшо до того, как отходить на зимние квартиры не было никакого сомнения, да и голштинцы были уже всего лишь в паре дневных переходов от столицы, -- но Господь всемогущий, почему эту позорную миссию, сопровождать драпающих регента, княгиню-мать и князеныша, возложили на него? Пусть от их полка осталось немногим более чем половина эскадрона, неужели его кирасирам не нашлось бы место в строю? Неужто тяжелой кавалерии не сыскалось бы применения на поле боя?
После второй Аурумштадской баталии героических кавалеристов отвели в Штеттин, на переформирование, и поначалу Нойнер воспринял это как благо -- долгожданный отдых и новенькие майорские эполеты не могли не радовать, -- однако же почти сразу выяснилось, что в кампанию этого года пополнений кирасирам ожидать не приходится -- слишком дорого.
Ганс немедленно подал рапорт о возвращении его солдат в действующую армию, и тот, верно, был бы удовлетворен, но тут Фишер, в непосредственной видимости из окон княжеского дворца, разгромил прибывших на деблокаду Штеттина шведов, в связи с чем тайное бегство власть предержащих из столицы по морю (ну а что же им, в осаде что ли сидеть, с неясными перспективами?) стало окончательно невозможным. И тут слава героя сыграла с новоявленным майором дурную шутку -- в конвой к князю и канцлеру, все решившимся покинуть Штеттин сухопутным путем, назначили именно его.
Нойнер скривился как от зубной боли и поглядел на сгущающиеся над головой тучи, обещающие уже к вечеру изрядный ливень и как бы даже не шторм. Ехавший рядом Левински, тоже получивший повышение в звании до штабс-ротмистра, с пониманием покосился на командира. Ему этот драп тоже был не по нраву.
-- Вальтер, -- обратился к Левински майор, -- у вас не осталось шнапса?
-- Увы, только вино. -- развел руками тот.
-- Девичья забава для полоскания горла. -- недовольно нахмурился Нойнер, но тут же приподнялся в стременах и вгляделся вперед. -- А это еще что такое?
Из-за холмика, мимо которого изгибаясь пролегала дорога галопом вылетел передовой разъезд и помчался к основному отряду, следующему с обеих сторон от карет.
-- Герр майор, герр майор! -- орал командующий разъездом, сержант Шуху. -- Неприятельская кавалерия впереди! «Серые соколы», не меньше эскадрона!
-- Ах ты дьявольщина! Кирасиры -- строиться к бою! -- рявкнул Нойнер.
-- Что случилось? -- высунулся из окна кареты канцлер-регент.
-- Неприятельский разъезд, ничего страшного. -- показавшиеся из-за холмика бранденбуржцы начали натягивать поводья и, останавливая лошадей разворачиваться в строй. -- Уж с одним эскадроном-то мы управимся.
-- Или не с одним. -- отрешенно заметил Левински, глядя на выезжающие с фланга, на вершины небольших холмиков в четверти лье от дороги, основные силы «Серых соколов».
-- Палаши наголо! -- скомандовал Нойнер, и первым подал пример. -- Левински, мы сомнем тех, кто спереди, и придержим остальных -- берите десяток солдат и уводите кареты как можно быстрее обратно в Штеттин!
Со стороны гусар пропели рожки.
-- Боже, как их много... -- простонал канцлер Дитц. -- Вы что же, собрались драться?
-- Чертовски верно замечено. -- процедил майор, разворачивая коня.
-- Нет! Стойте! Остановитесь! -- закричал регент. -- Вы не смеете подвергать жизнь его высочества опасности! Белый флаг! Немедленно поднимите белый флаг!