Хакс безрадостно нанизывает овощи на вилку.
Милли уже разобралась со своей миской и теперь сидит на стуле напротив него и смотрит все такими же голодными глазами.
Вилка отправляется в рот.
— Ты же не будешь это, — прожевавшись и проглотив, замечает он, но кошка продолжает вымаливать взглядом кусочек.
Он выкладывает брокколи на краешек стола перед ней. Милли принюхивается, потом смотрит на него, как бы говоря: «Хозяин, ты в порядке?», после чего спрыгивает на пол и, задрав хвост трубой, убегает скрести лоток.
Хакс тяжело вздыхает и продолжает свой ужин в одиночестве.
Его жизнь вернулась в прежнее русло.
Мысли о Рене беспокоят его все реже; они стали мелкими и незначительными — наверное, он просто устал пытаться придумать что-нибудь путное.
Мысли о Роуз разрослись настолько, что он перестал их замечать — теперь это одно огромное полотно, на котором разыгрывается день за днем его жизнь.
Позже, переделав все дела по дому и просидев за компьютером за отчетом по работе до ряби в глазах, он плетется на кухню, где зачем-то открывает холодильник.
Есть сегодня нечто меланхоличное в его настроении. Хочется то ли пойти в ближайший бар и поплакаться бармену за стойкой (вот только он не поклонник выпивки), то ли посмотреть какую-нибудь слезную мелодраму (что тоже не больно ему по душе).
В морозилке он с немалым удивлением обнаруживает банку клубничного мороженого.
В памяти тут же всплывает воспоминание об их с Роуз совместном походе за покупками: она накидала ему всякой всячины в тележку, сказала — он должен разнообразить свое питание, пробовать новые вкусы. Ему еще потом целый вечер крутило живот от копченой рыбы, запитой шоколадным молочным коктейлем.
Но это мороженое…
«Хорошо, удиви меня, Клубника-с-йогуртом».
Он добирается до гостиной, где устало валится на диван перед телевизором.
Кошка поджидает его там — вылизывается в кресле после погрома у лотка. В том самом кресле, в котором, бывало, сидела Роуз, свесив ноги через подлокотник.
Хакс достает из ниши кофейного столика плед с рукавами, вскрывает банку мороженого, протягивает ноги на этот же столик и начинает листать каналы.
Мороженое оказывается сладким с кислинкой, а на одном из каналов он натыкается на фильм-катастрофу. Такое ему нравится.
Хотя это еще и мелодрама, и это ему не нравится.
Но главную героиню зовут Роза…
Хорошо, все-таки нравится.
Завязка сюжета уже миновала, и он окунается в гущу событий, разворачивающихся посреди океана, сам того не замечая, поглощая ложку за ложкой. Героям, терпящим бедствие в ледяной воде, так же холодно, как и его пищеводу.
К тому моменту, как Роза умоляет возлюбленного остаться с ней, Хакс скребет ложкой по картонному дну банки.
— Какая ж несусветная чушь… Подвинься, дура! Ты еще можешь его спасти, — он кривится.
И когда тело молодого героя опускается на дно, Хакс щелкает кнопкой пульта.
— Бездарщина, — сетует он кошке.
Однако что-то его не отпускает. Он ложится спать, но вместо того чтобы закрыть глаза, все ворочается, глядя то на стену, то на окно.
Жизнь складывается как-то незадачливо.
Его ждала блестящая карьера — в этом он был уверен. И он делал для этого все возможное, но выживший из ума старик и выскочка, обогнавший его на повороте, спутали ему все карты. В итоге он все там же, будущее компании неизвестно, а перспектив не видно и в помине.
Но, пожалуй, самое тревожное во всем этом — то, что ему как-то странно безразлично вдруг стало все, что касается его карьеры, работы, личностного роста и всего того, что всегда казалось ему самым важным.
Это слишком на него непохоже. И он бы подумал, что зашел на очередной виток депрессии, но доктор заверил его, что с ним все в порядке. Да и таблетки он пить не бросал.
Смутная догадка скребется в сознание, но она настолько идиотична, что Хакс ворочается еще добрых десять минут, отказываясь ей верить.
Он просто все еще под впечатлением от того нелепого фильма, где одна из величайших трагедий в мировой истории сведена к тривиальному романчику с душком.
Но догадка никуда не исчезает.
Ведь не мог же он?..
Нет!
Он влюблен.
Хакс выругивается, что тоже против его привычек, и садится в постели.
О, это неуютное, душераздирающее и в целом отвратительное чувство — это любовь? Как же так? Ведь он не сделал ничего, чтобы навлечь на себя подобную напасть!
И Роуз… Она же просто… Ну, была с ним. А вместе они просто… делали всякие вещи… Но как так получилось-то?!
Хакс идет на кухню в темноте, чтобы налить себе стакан воды. Ошеломляющее умозаключение требует немедленно остудить мозги, иначе он просто самовоспламенится от всех этих терзаний.
Спустя пару глотков он все же успокаивается и даже начинает связно думать.
Уж в чем, в чем, а в аналитическом складе ума ему отказать нельзя.
Итак, он любит Роуз. А любит ли его она?
Логика была одной из его любимейших дисциплин в институте и сейчас, кажется, настал ее звездный час.
Роуз первая заметила его и сама назначала встречи, что явно говорит о том, что он для нее привлекателен, но разговор сейчас не об этом… Хакс, соберись, хватит вспоминать обо всех обтертых вами подсобках и туалетах!
Что еще?
Она выручила его, когда у него была черная полоса в жизни. Да чего уж там — она его спасла!
А что еще?
Она много времени проводила с ним, интересовалась, как у него дела, следила за тем, чтобы он продолжал пить таблетки, все время вытаскивала его куда-то «проветриться», как она это называла.
А еще она была сильно задета тем, как он юлил на тему их сожительства, значит, надеялась, что все это всерьез… Хакс, какой же ты конченый кретин!
Он залпом допивает стакан, чтобы остановить поток бессвязных мыслей.
Какие еще сведения у него имеются?
Роуз была явно обеспокоена состоянием его здоровья при инциденте с белкой. Но не дала слабину. И она не купилась на дешевые трюки с поэзией и с анонимным общением — но все это мелочи, потому что, если мозги его не подводят, он уже знает, что…
Роуз тоже в него влюблена.
Хакс так в темноте и усаживается на стул, в тишине ночи потирая пальцами подбородок, пока соблазнившаяся мнимой раздачей корма Милли не прибегает и не выводит его из оцепенения. Она крутится вокруг его ног, задевая лапками босые ступни.
— Я порой такой болван, да? — спрашивает он ее, бросив взгляд под стол. — Уж тебе ли не знать, верно?
Но Милли в подобных вопросах плохой советчик.
И как он мог так долго не замечать очевидного?
Наверное, он слишком многое принимал как данность. Ведь, если так подумать, он не сделал ровным счетом ничего, чтобы заслужить ее. От слова совсем.
Это дает пищу для размышлений, и, чувствуя, будто он справился с каким-то невероятно сложным и важным, почти судьбоносным заданием, Хакс наконец-то отправляется спать.