Кошмар в Нью-Йорке

Глава 10

Болан поставил микроавтобус на стоянке около Центрального парка и пешком отправился в маленькую гостиницу, где снял номер несколько часов тому назад. Мак не стал будить портье, который спал, сидя за столом. Он сам достал ключ и поднялся в свой номер на четвертом этаже. В комнате он присел на кровать и разложил по полочкам все, что узнал от своих новых знакомых: Грега Мак-Артура и Стива Перуджиа.

Оба заканчивали учебу в университете и решили посвятить себя политической борьбе, а не работе на производстве. Они вступили в одну из групп молодежного движения, связанных с профсоюзами. Друзья посещали заводы, общались с рабочими и пытались таким образом наладить связь между поколениями и разными социальными слоями.

Сначала у них все шло хорошо. Они даже открыли свои центры во многих кварталах и разработали программу политического образования. Теория их мало привлекала, они говорили о коррупции, всякого рода злоупотреблениях и воровстве, которым занимались некоторые политиканы. Назывались фамилии, приводились подлинные факты и кое-кто быстро смекнул, что эти ребята могут принести массу хлопот. Сначала появились пикеты, потом начались угрозы и наконец последовали взрывы в двух их центрах. С самого начала было ясно, что рабочие тут ни при чем, хотя все это выдавалось за дело их рук. Скорее всего, в подобных террористических актах участвовали преступные элементы из муниципалитета; молодые люди даже стали подозревать, не завелись ли в их среде провокаторы. Перуджиа и Мак-Артур считали, что Болану пора переходить к активным действиям, поскольку Эви Клиффорд, по их мнению, попала в руки врагов.

Возможно, они заблуждались, полагая, будто Эви сболтнула лишнее в присутствии кого-то из людей, работающих на мафию. Вполне вероятно, что им потребовались услуги Болана. Так или иначе, Мак готовился к худшему, если только недоразумение не разрешится само собой. Кроме того, опасность угрожала не только Эви, но и двум ее подругам, которые тоже могли попасть в руки мафии. Как только мафиози узнают, что через этих девушек они легко смогут выйти на Болана, их жизнь не будет стоить и ломаного гроша.

Мак всячески гнал от себя дурные мысли. Было уже три часа утра, от усталости у него дрожали ноги и болело плечо. Он прожил трудный и длинный день, да и не любил волноваться без достаточных на то оснований. Он вполне мог приехать к девушкам и устроиться в их квартире с автоматом наизготове, но как раз сейчас ему меньше всего хотелось общаться с ними. Ведь если им не угрожала опасность со стороны Эви, то одним лишь своим присутствием он сам мог навлечь на них беду, чего Мак никоим образом не хотел допустить.

В конце концов, нетрудно позвонить им. Болан вышел в коридор. Сонный голос Паулы ответил ему примерно после двенадцатого гудка.

— Эви вернулась?

— Не знаю, — с трудом произнесла Паула. — Я приняла снотворное и плохо соображаю. Подождите, я пойду взгляну...

Она вернулась через минуту, теперь голос ее дрожал, и в нем слышались тревога и волнение.

— Эви еще нет, а у Рашель истерика.

— Что-что?

— Она сидит, словно перед ней воздвигли Стену Плача; я целых три года не слышала, чтобы она так рыдала. Что вы такое с ней сделали?

— Черт возьми, — буркнул Болан.

— Объясните более внятно...

— Да ничего я с ней не делал! Совсем ничего! Это правда, Паула!

— Понятно. Вероятно, из-за этого она и плачет. Как вы думаете, мне позвонить в полицию насчет Эви?

— А она что, всегда ночует дома?

— Да нет, — ответила Паула с особой интонацией.

— Тогда и не паникуйте зря. И вот еще что...

— Я слушаю.

— Будет лучше, если вы с Рашель переедете на несколько дней в какую-нибудь гостиницу. Ну и, конечно, надо найти Эви.

Последовало молчание.

— Вы думаете, мы в опасности?

— Вы в опасности с того момента, как увидели меня, поэтому я считаю, что вам лучше переехать.

— Хорошо. Ваше мнение...

— Это не мнение, скорее — предчувствие.

— Тогда я вдвойне согласна с вами. Только бы удалось убедить Рашель.

— Скажите, что я ей приказал.

Паула натянуто рассмеялась:

— Лучше уж сами приходите и командуйте.

— Я не могу, Паула. Я на пределе и могу свалиться с ног.

— Только падайте осторожно, — сказала она и повесила трубку.

Мак взглянул на телефон, обдумывая, какие еще меры предосторожности следует предпринять. Он снова снял трубку и попросил телефонистку отеля соединить его с Питтсфилдом, своим родным городом, где он положил начало этой бесконечной войне. Он назвался сержантом Ла Манча, и ему пришлось дважды повторить телефонистке имя, чтобы она не ошиблась.

После второго гудка в трубке раздался мужской голос:

— Алло, я слушаю.

— По межгороду вас вызывает человек, назвавший себя сержантом Ла Манча. Будете говорить? — протараторила в трубку телефонистка.

— Кто-кто? Как вы сказали? — сонным голосом переспросил Лео Таррин.

— Абонент назвал себя Ла Манча.

— Нет, я не буду говорить с ним по межгороду. Скажите ему... Впрочем, подождите, я поищу другой номер.

Болан с улыбкой подумал об этом полицейском, который внедрился в мафию, стал одним из местных боссов и теперь, чтобы поговорить с ним, должен был искать номер телефонной кабины рядом со своим домом. Он услышал, как знакомый голос продиктовал телефонистке номер и затем добавил:

— Девушка, скажите ему, чтобы он запасся наличными.

Таррин положил трубку, а телефонистка спросила у Болана:

— Вы все слышали?

— Разумеется. Большое вам спасибо.

Все было сделано, как обычно. Голос Болана никогда не звучал по телефону в доме Лео, но таким образом они всегда договаривались о выходе на связь.

— Вы хотите, чтобы я набрала тот номер, который он продиктовал?

— Нет, спасибо. Я позвоню ему позже, — ответил Болан.

Он вернулся в комнату, снял рубашку и разбинтовал плечо, чтобы осмотреть рану. Рубец сильно покраснел и казался очень воспаленным.

— Вот ведь дрянь какая, — пробормотал Мак и принялся обрабатывать рану антисептической мазью.

Потом он перевязал плечо и надел кобуру «беретты» прямо на голое тело, после чего накинул рубашку и снова пошел к телефону.

Он набрал по коду нужный номер и тут же услышал обеспокоенный голос друга. Усталость у него словно рукой сняло.

— Извини, что пришлось разбудить тебя и вытащить из постели.

— К тому же в такую метель, — подхватил Лео. — В будке, где я стою, примерно минус восемьдесят. А у тебя там снег идет?

— Еще как. Но скоро здесь будет жарко.

— Я об этом догадываюсь. Кое-какие сведения о происходящем у вас долетают и сюда. Ты их серьезно подогрел, но скажи-ка... Нью-Йорк очень большой город, и пытаться штурмовать его — все равно, что организовать антикоммунистическую демонстрацию в Ханое.

Тебе нужно быть предельно осторожным. Зачем ты мне звонишь?

— Я подумал о Джоне О.

Мак говорил о своем младшем брате, единственном члене семьи, оставшемся в живых, и, следовательно, его единственном слабом месте.

— Я все беспокоюсь, действует ли его прикрытие?

— На сто процентов, — успокоил Мака Таррин. — Ему нравится военная школа. Я, правда, на дух ее не переношу, а он ее обожает.

— Прекрасно. Это единственная вещь, которая не давала мне покоя.

— Это... Это в три-то часа утра! Кончай болтать! Выкладывай, дружище, что тебя на самом деле беспокоит.

Болан рассмеялся.

— Давно ли ты видел Валентину?

— Несколько дней назад, когда я ездил к мальчишке. Она просила передать тебе уверения в своей неизменной любви. Не волнуйся, у нее все хорошо.

— А ее работа?

— Там тоже порядок. Конечно, сидеть в офисе — это не преподавать в школе, но теперь она с Малышом и... — Таррин рассмеялся, — она сказала, что раз уж нет другого выхода, то она подождет, пока он вырастет, и тогда выйдет за него замуж.

— Лео, ты просто не представляешь, как обрадовал меня...

— Слушай, брось болтать! Единственное, о чем я сожалею, так это о том, что не сразу их нашел. Ну а сейчас не беспокойся, она в полной безопасности.

— А как у них с деньгами?

— Ты что, издеваешься?

— Нет, просто сегодня я получил приличную сумму и мог бы... — начал Болан.

— Да, об этом я тоже слышал. Угомонись, их деньги из того же кармана. Малыш и Валентина прекрасно устроены, не беспокойся!

— С чего ты взял? Я только хотел узнать, как они...

— Может, ты намерен навестить нас? — спросил Таррин. — Хочешь, мы организуем встречу?

— Сейчас это исключено. Я не смею даже думать об этом. Кстати, как ты выкрутился после Лондона?

— Прекрасно, — ответил Лео.

— Ты ведь единственный, кто остался в живых, — хмыкнул Болан.

Таррин со смехом отозвался:

— Это все детские штучки, сержант. Ладно, будь предельно осторожен. В Нью-Йорке затевается нечто грандиозное, и все пять семей очень нервничают. Будь осторожен!

— Что еще они затевают?

— Речь идет о большой политике, старик. Ты должен представлять, насколько это серьезно.

— Но ведь до выборов еще далеко, — возразил Болан, вместе с тем начиная кое о чем догадываться.

— У политиков нет выходных, — отозвался Таррин.

— Тут ты, конечно, прав...

— Правда, я не уверен, что в Нью-Йорке идет предвыборная кампания. Кстати... Когда голосуют в Нью-Йорке?

— Вероятно, в то же время, что и в других штатах, — ответил Болан. — Но, как подсказывает мне интуиция, на сей раз они и впрямь затевают что-то необычное.

— Ладно, я попробую навести справки. Ты сам перезвонишь или мне связаться с тобой? Тогда давай координаты.

— Я позвоню тебе, Лео... Спасибо!

— Да пошел ты, придурок чертов!..

В трубке раздался щелчок и послышались короткие гудки, означавшие конец связи. Болан улыбнулся и вернулся в комнату. Но улыбка мигом сошла с его лица, когда вдруг ноги у него подкосились и, чтобы не упасть, он был вынужден ухватиться за спинку кровати. «Ты слишком много работаешь, — сказал он себе. — Нужно отдохнуть».

Болан рухнул на кровать, не раздеваясь. Его голова еще не коснулась подушки, а он уже спал. Ладонь привычно лежала на рукоятке «беретты», и даже во сне он продолжал думать о тех, чья жизнь зависела от него.