Коснуться небес

ГЛАВА 11 РОУЗ КЭЛЛОУЭЙ

На улице еще не рассвело, когда мой телефон гудит на прикроватной тумбочке. Потирая свои сонные глаза, я смотрю на часы. 4:30 утра. В полнейшей темноте я тянусь к телефону, походу сбивая баночку с аспирином. Она стучит о пол, и я оглядываюсь через плечо, проверяя не проснулся ли Коннор.

Но он лежит неподвижно на своей половине кровати.

У нас нет секса. Мы просто спим вместе, как друзья, не делая ничего больше, чем то, что я хочу, хотя, это не совсем так. Скорее, я точно не уверена чего хочу, когда дело касается секса. Я колеблюсь в том, чтобы отдаться Коннору физически, эту часть меня он может воспринять как своеобразный триумф, который следует забрать и исчезнуть.

Осторожно я снимаю блокировку с телефона и прикрывая ладошкой экран, стараюсь скрыть его свечение.

5 месяце и 12 дней до свадьбы – мама.

Спасибо тебе, мама, - я набираю ответ, хоть и знаю, что она не уловит мой сарказм.

Вчера, когда она прислала мне смс с текстом "5 месяцев и 13 дней", его открыла и прочла Лили. В результате ей понадобился бумажный пакет, чтобы подышать в него и успокоиться. Лил так сильно хочет жениться, как собака жаждет быть сбита машиной. Планирование свадьбы для нее - смерти подобно, потому-то я и вызвалась сделать это за нее.

Спланировать. Организовать. Подготовить. Это те вещи, в которых я хороша. Я даже стала посредником между запросами матери и пожеланиями Лили. Лили старается минимизировать любые контакты с нашими родителями. Вина за причиненный Физзли ущерб гложет ее, потому она не любит теребить эту тему слишком часто. Таким образом я взяла на себя роль посредника Лили Кэллоуэй, вечно убеждая наших родителей, что она не злоупотребляет частыми встречами с членом Ло.

Хотя, если бы я сказала такое матери, ее бы хватил сердечный приступ.

Но каждый раз, когда я спрашиваю у сестры о музыке или приглашениях на свадьбу, она бледнеет и бормочет что-то о том, что мол выбери сами. Так что я не приблизилась ни на йоту к планированию свадьбы Лили. И это бесит нашу маму. Уверена, сегодня днем она перезвонит мне с лекцией о тайм-менеджменте.

- Все хорошо, а?

Мое сердце подпрыгивает от звука голоса Коннора. Перекатываясь на другой бок, я вижу его сонное лицо, голова упирается в согнутую руку.

- Это просто мама, - говорю я шепотом. - Прости, что разбудила.

Я собираюсь откатиться на свою сторону матраса, когда телефон снова жужжит.

Вышли мне отчеты Кэллоуэй Кутюр за прошлую неделю. Я бы хотела, чтобы их просмотрел мой финансовый консультант, – мама.

Я испускаю раздраженное рычание.

- Она же знает, что я больше не хочу ее вмешательства в свою компанию, - говорю я больше самой себе, чем Коннору. - Почему она не может просто отступить?

Я не отвечаю на это ее сообщение. Из опыта мне известно, что лучше не начинать спор по телефону. Особенно, когда на часах четыре тридцать утра.

- Так ты хочешь поговорить, - говорит Коннор, приподнимая брови.

- Нет, - я моргаю и качаю головой одновременно. - Прости. Сейчас очень рано... - я собираюсь повернуться, но Коннор ловит мою руку.

- У меня есть для тебя время, - говорит он. Я наблюдаю за тем, как он садится, взбивает свою подушку и прислоняется к изголовью кровати. После чего жестом приглашает меня к себе. - Рассказывай.

Я немного приподнимаюсь, подтягиваю ноги и натягиваю поверх коленей свою ночную рубашку из синего королевского шелка.

- Когда я сказала ей, что хочу организовать реалити-шоу и помочь таким образом Физзли и Кэллоуэй Кутюр, первое что она ответила было "лучше бы это сработало, иначе после этого шоу у меня будет не одна, а две дочери, погубившие славное имя Кэллоуэй", - я смотрю на простыни и качаю головой. - Кто говорит такое своей собственной дочери?

Коннор молчит, позволяя мне выговориться. Обычно я жду до сеанса терапии, и уже на нем разряжаю свое раздражение. Но в конце этих сессий врач всегда назначает мне анти-тревожные препараты, тогда как Коннор после таких разговоров успокаивает большую часть моих беспокойств.

Я продолжаю, размышляя о ее смсках.

- И даже несмотря на то, что я сто раз ей говорила, что свадьба Лили у меня под контролем, она все равно настаивает на своем вмешательстве в этот процесс. "Ты не сможешь найти нормальный торт Красный бархат, Роуз. Сделай основным цветом свадьбы золотой, такой как в логотипе Физзли, Роуз. Это помещение слишком маленькое для проведения банкета, Роуз. О, а это слишком большое", - я поднимаю руки, после того как спародировала маму. - Я не могу сделать ничего правильно.

- Ты пыталась игнорировать ее? - спрашивает Коннор.

Он знает, что я не прибегала к этой тактике. Я рассыпаюсь на части от маминой настойчивости. И от того, что знаю, что даже когда она становится властной и доводит меня до края, какой-то части меня, все еще нравится, что она беспокоится о своих детях. Она же тратит время, думая о своих дочерях, а не на всякие ненужные переживания.

- Я люблю ее, даже если ненавижу, - говорю я, не совсем отвечая на его вопрос.

- Парадокс, - размышляет вслух Коннор. - Я люблю такое. Они делают жизнь интереснее.

Мой взгляд поднимается к нему. Подобные разговоры по душам для нас не так уж частые. Обычно мы весело спорим о сексиских теориях Фрейда. Но пару раз мы обсуждали отношения Коннора с его матерью. Ей не свойственны холодность или материнский инстинкт. Она просто такая как есть. По крайней мере именно то, как Коннор описывает всегда Катарину Кобальт. Словно она просто его босс.

Я бы хотела познакомиться с ней, но в течение последнего года Коннор постоянно лжет мне, что она занята. По какой-то идиотской причине он не желает нас знакомить, и хоть он и не говорит мне почему так, я все равно уважаю его мнение. Так что когда она позвонила мне пару дней назад, я отшила ее, используя то же оправдание, что и Коннор. Я слишком занята для кофе и, безусловно, слишком занята для позднего завтрака. Это было грубо, но если она прислушается к сплетням светских львиц и всяким домыслам, то узнает, что я немного сука.

- Все матери слегка безумны, - говорит Коннор, слабо улыбаясь. Он просто процитировал Селинджера. И теперь ждет моего ответа. Но я сжимаю губы, словно мне нечего сказать. Улыбка Коннора гаснет. - Д.Д. Селинджер.

- Серьезно? Большинство матерей - интуитивные философы, - выпаливаю я.

Он снова усмехается.

- Гарриет Бичер-Стоу. И я не могу не согласиться.

- Я не пытался сбить тебя с толку, так что не злорадствуй, - я хочу услышать правду, а не просто чьи-то слова. - Скажи мне что-то настоящее.

И в одну секунду он хватает меня за лодыжку и тащит по матрасу так, чтоб я оказалась лежащей плашмя. Ночная рубашка поднимается к животу, выставляя на обозрение мои черные хлопковые трусики. До того как я успеваю ее поправить, Коннор поражает меня, упираясь руками по бокам от моего тела и нависая надо мной. В его взгляде таится вызов. Оставаться неподвижной. Не бояться его.

Я вдыхаю, и внутри меня вспыхивает пламя. Я не ерзаю, не тянусь к своей рубашке; сужая глаза, я обращаюсь к своей воинственной стороне.

- Ты не ответил мне.

Его взгляд порхает по чертам моего лица.

- Тебе все равно не понравится то, что я скажу.

- Это не имеет значения. Просто скажи мне что угодно.

- Хочешь что-то настоящее?

- Да.

Он улыбается.

- С чего бы мне начать? - его рука скользит по моей голой коже от колена к бедру. - Знаешь, я хотел бы сделать с тобой кое-что настоящее прямо сейчас и завтра, и до конца своей жизни, надеюсь, когда-то это произойдет, а еще надеюсь, что стану свидетелем того, как ты будешь круглеть... - он целует мой живот чуть ниже пупка, в опасной близости от линии моих трусиков. - ... и я буду держать тебя в своих руках... каждую... - он прокладывает дорожку из поцелуев поверх ткани, - ...каждую... ночь.

Меня так сильно поглощают его слова, что я реагирую именно так, как он предугадал. Я толкаю его грудь обеими руками, вынуждая занять положение сидя.

Его бровь выгибается.

- Да?

- Ты хочешь детей? - я в полнейшем изумлении. Не уверена в том, чего он на самом деле хочет. Но от самого факта, что он не собирается бросать меня, не собирается разрывать наши отношения, мое сердце начинает биться чаще, чем сто пять ударов в минуту. Я думала, что Коннор - это мужская версия меня. Но сейчас осознаю, что все это время встречалась не сама с собой. Я встречаюсб с абсолютно другим человеком. И в любом случае хорошо, что я это поняла.

- Я уже говорил, что тебе не понравится мой ответ. И ты сказала, что тебя это не беспокоит. Один из нас солгал.

Я хмурюсь.

- Ты хочешь детей.

- То, что ты скажешь это дважды, сделает данный факт более реальным? - спрашивает он, касаясь пальцами своего подбородка. Коннор улыбается, и я люблю то, как он это делает, так сильно.

- Почему ты хочешь детей? Ты - это... ты.

- Ты права. Я - это я. И я хочу восемь орущих детишек, которые будут прыгать на нашу постель по утрам, которые будут умолять тебя заплести им косички, у которых будут твои красивые глаза и блистательный ум. Я хочу все это, Роуз. И в один день дети буду иметь все это тоже.

- Восемь детей?! - я сосредотачиваюсь на этом. - Я не могу представить, что выношу хотя бы одного ребенка, а ты хочешь, чтобы я родила целый род? Я не королева Англии, производящая потомство, чтобы защитить свои империю и обеспечить ей наследника.

Его улыбка переходит в смех, да такой сильный, что я могу видеть почти все его идеальные зубы. Он прижимает меня к матрасу и целует в щеку.

- Но разве ты не хочешь иметь сына и дочь, которые бы унаследовали твои гены, - спрашивает он, - которых ты бы взрастила, передала бы им свое наследие и знала, что оно не будет утеряно еще долго, после того как ты уйдешь с этой земли?

- Это все скорее о тебе, - говорю я, осознавая сейчас все по-новому. - Ты мог бы любить своих детей?

Его улыбка снова угасает, и он натягивает на себя это типичное невозмутимое выражение лица - лицо игрока в покер.

- Я бы любил их.

Мне бы хотелось больше всего, чтобы он попытался не лгать мне. Это злит меня сильнее, чем могла бы разозлить правда.

- Ты любишь лишь самого себя.

- Я люблю тебя, - он практически передразнивает меня.

Я снова отталкиваю его и подтягиваю к груди свои колени. Я тянусь к его уху и, касаясь мочки губами, говорю одновременно пылким и ледяным голосом:

- Я тебе не верю.

Я сдвигаюсь на край кровати, собираясь встать. Но он снова хватает меня за руку.

- Я имел в виду именно то, что сказал, - говорит он серьезно, - до того момента, как ты привнесла любовь в это уравнение.

- Это важно, Коннор, - я освобождаюсь от его захвата. - Любовь всегда должна быть в уравнении, в котором есть дети. Тебе просто повезло, что в уравнении со мной она не обязательна.

Я отхожу от кровати и поправляю свою ночную рубашку.

- Куда ты собралась? - спрашивает он, и его брови сходятся на переносице. Мы часто спорим. А миримся еще больше. Но обычно я не покидаю поле боя.

- Принять душ.

- Сейчас пять утра. Возвращайся в кровать.

- Нет, - говорю я. - Я хочу принять душ, прежде чем кто-то придет в ванную, - я направляюсь к двери.

- Роуз... - начинает он, но останавливает себя от того, чтоб сказать что-то лишнее.

Чувствую себя, словно мне снова восемнадцать.

А Коннор - тот девятнадцатилетний мальчик, который одолжил мне свой блейзер.

Я жду, пока он заговорит, но как и тогда, он просто смотрит на меня своими глубокими суровыми глазами, за синими озерами которых скрыта истина.

Так что я говорю:

- Я не против того, что ты не любишь меня так, как я люблю тебя, - я убираю волосы за ухо. - Спасибо, что ты хотя бы пытаешься.

И я ухожу.

Но он знает, что я вернусь.

В течение десяти лет, которые мы Коннором знакомы, кажется, мы всегда возвращались друг к другу, даже когда оказывались на расстоянии в тысячи миль, на двух различных плоскостях существования, даже когда казалось, что наше будущее предопределенно.

Он может не верить в судьбу, но я верю.

И я знаю, что мне суждено быть вместе с ним.