Лет двадцать тому назад костровские парни печалимо выкопали из кургана за деревней каменную бабу и поставили ее на кургане — девок пугать. В бабе этой весу было пудов двадцать; как взгромоздили ее на кургане, увязла она в землю, так и осталась стоять.
Деревенские скоро привыкли к каменному чучелу. Ребята под ней в бабки весною играли. Мужики иногда заходили на курган поближе чучело посмотреть. Смотрели, руками трогали, потом ругались.
— Ну и страшная же, чертовка!
Некрасива была бабища: лицо плоское, глазки узенькие, уши — торчат, нос — лепешкой. Видно было, не большие мастера ее из камня точили!
Пошел по деревням слух о костровской бабе. Из города приехали ученые люди. Посмотрели они на бабу, руками потрогали, стали с собравшимися мужиками разговаривать. Мужики слушать слушали, но за свое держались крепко. Вышел старый, самый древний в деревне, сказал:
— На этом кургане мельница-ветрянка стояла. От мельницы и курган. Как мельницу сожгло грозой, так после курган и остался.
Вывернулся из-под ног его Гринька Жук, внученек, крикнул звонке:
— А баба — я знаю — мельничиха. Заколдовал ее сам мельник, она и стала каменная!
Ученые люди посмеялись, поговорили друг с другом, пообещали мужикам по целковому на водку дать и приказали рыть курган и вдоль и поперек.
Мужики посмеялись над очкастыми людьми, принесли лопаты, поплевали на руки, стали копать. Не успели ученые люди очков своих белыми платочками протереть, как наткнулись мужики на дерево. Дерево вынули — посыпалось, как гриб трухлявый.
— Точно что не спроста курган! — сказал один и жарко ему вдруг стало, — сколько лет мимо ходим и ездим, а и в голову копнуть не пришло!
Стали рыть дальше. Ученые люди очки оседлали, белыми пальцами землю по горстке пересыпать начали.
Переглянулись мужики:
— Ищут, смотри?
— Ищут!
— Клад, смотри?
— Клад, как пить дать!
Копали мужики и оглядывались, боялись, что золото ученые люди без них найдут. Стали и сами присматриваться. Вынул Федор Коршунов лопату да и ахнул: на лопате у него череп человеческий.
Ученые метнулись к нему.
— Стойте, ребята! Осторожнее копайте!
А мужики, как увидели череп, так и задумались.
— Это что же? Это не порядок!
— Покойников ворошить!
— Да ведь это древнее погребение, — начал было ученый, — может быть, скифское даже!
Свистнули мужики, повтыкали лопаты:
— Какие бы ни были! Раз человеки, так это даже грех!
К вечеру из поля мужики ехали. Видят, копают курган — стали останавливаться. Услыхали про череп — ворчать начали. Бабы заголосили Вышел тогда древний старик, сказал:
— Закапывайте, ребята! Не гоже это!
Мужикам только этого и нужно было. Взялись за лопаты, бросили череп в яму и закопали в один миг: говорили потом, что мужикам клад показался, они и закопали, чтобы не делиться.
Многие смеялись, а нашлись такие, кто и поверил. Ученые же люди спорили, толковали, потом постановили: взять бабу в город, в музей. Только тяжела она была, а мужики лошадей не дали. В рабочую пору мужику груды золота насыпь — он лошади не даст.
Ученый человек в очках, в белом кителе, уговаривал мужиков курган раскопать:
— В этом кургане — сказал он — есть остатки древнего погребения. Есть курганы в наших степях сторожевые, есть погребальные. Этот курган погребальный! А мельницу уж на кургане ставили!
— Ежели, погребение, так не для чего чужие кости ворошить! — твердили мужики и разошлись, а про себя прибавили: «а ежели тут клад зарыт, так мы и без вас вырыть сумеем!»
Так и уехали ученые люди в город ни с чем. В деревне же прошел слух, что каменная баба не случайно из-под земли на свет вышла, а с предвещанием: хранила она тысячу лет золотой клад и теперь костровским бабам показывает, дескать, время пришло — кто счастлив — тот и пользуйся.
Много за двадцать лет и баб и мужиков на том кургане счастья искали: рыли, копали, гадали, а клада не нашли. Клада не нашли, а о нем не позабыли — вспоминали часто:
— Эх, кабы мне бабий клад найти!
Гринька Жук сам искал — не нашел. Вздумал жениться — невесту свою понукал — думали бабе легче найти. Марья искала — не нашла. А когда повенчались, Григорию сказала смеясь:
— Ай, Гриша! А ведь я бабий тот клад нашла!
— Где он?
— А ты-то? Чем не клад, а?
Только не долго кладом тем Марья пользовалась. Ушел Григорий с помещиками за землю воевать и не вернулся.
Осталась Мария одна с ребятами, стала хозяйство вести, от мужиков не отстает. Петька-сынок, на деревне его Жуком звали за черноту его и фамилию — Петька Жук, в хозяйстве помогал, как j мел, по во сне нередко тот клад видывал, говорил матери:
— Погоди, мамка! Я бабий клад розыщу! Вот, разбогатеем!
Мать смеялась. Петька таращил на нее черные как спелые вишни, глаза, сердился:
— Что смеешься. Мне бабушка сказывала, как ево найти?
Как же?
— А этак. Вот как придет Иван Купала, пойду я в лес, там в полночь как раз папортник цвести будет. Надо сорвать цветок, зажать в кулак, да и бросить на кургане. Кое место упадет — там и копать надо! Там и клад!
— Не видала я что-то, как папортники цветут! — сказала Мария задумчиво. — враки, чай, все!
Рассердился Петька:
— Ты вот не видала, а я увижу!
— Да мне что! — махнула рукой Мария, — ищи, коли нравится Может, уму разуму научишься.
— И найду! — спорил Петька, — вот, найду! Приволоку деньжищев — что тогда скажешь?
— Спасибо сынку скажу!
— То-то вот! — успокоился Петька и ждал Ивана Купала.