Коварный заговор

5.

Письмо Солсбери оказалось не таким уж сложным для расшифровки, когда Элинор присмотрелась внимательнее, собираясь переписывать, но содержание его было настолько пугающим, что в глазах Элинор потемнело. Чувство вины захлестнуло ее. Когда Иэн сказал, что женится на ней, хочет она того или нет, он знал о замыслах короля. Она надеялась, однако, что они успеют пожениться прежде, чем король Джон вспомнит о своей мести, и, следовательно, месть не выплеснется на Иэна. Но теперь оказывалось, что уже слишком поздно. Достаточно ли она сопротивлялась? Приводила ли она нужные аргументы, чтобы отговорить его? Воистину, желание так затуманило ей голову, что в ее возражениях не было ни убежденности, ни искренности. «Я могла бы избавить его от данного слова», — думала она, но тут же зло упрекнула себя в бесчестье. Успокаивая совесть, она оскорбила бы Иэна.

Нужно многое обсудить, а времени оставалось совсем мало. Элинор вспомнила, как Иэн сказал ей, что собирается предпринять еще один рейд. Это означало, что его, вероятно, не будет всю ночь, и у них не появится возможности поговорить, когда дети уйдут спать. Она задумалась, а затем подозвала служанку и приказала ей усадить оруженосцев Иэна и Адама с Джоанной за стол Бьорна.

Уроки учтивости, конечно, хороши, но когда не мешают более важным делам. Когда все было готово и детям не терпящим возражений тоном было еще раз приказано сесть, где велено, Элинор послала слугу пригласить за стол Иэна. Он вышел из спальни с растрепанным и сонным видом и таким молодым и красивым, что у Элинор заняло дух. Хоть Иэн явно еще не отошел от сна, но сразу заметил, что высокий стол накрыт на двоих. Он указал жестом на другой стол, стоявший неподалеку, и сказал Оуэну и Джеффри.

— Садитесь и ешьте. Сегодня мы с леди Элинор обслужим себя сами. У нас нет времени на соблюдение этикета. Но вы и с леди Джоанной следите за своими манерами. Я буду приглядывать за вами. И оба следите, чтобы мастер Адам вел себя как джентльмен. — Затем он протянул руку, и Элинор в соответствии с приличиями положила пальцы на его запястье. — Не все в порядке, я подозреваю? — сказал он тихо.

—Да.

— Что ж. — Он вдруг рассмеялся и пожал плечами. — Ты хочешь сначала выслушать мои плохие вести, или мы поговорим о Солсбери прежде, чем переходить к разбойникам?

Он отодвинул скамью так, чтобы Элинор могла обойти ее, не приподнимая своих юбок, затем задвинул ее на место и, перешагнув, сел сам. Движение его было столь наработанное, механическое и Иэн выглядел таким спокойным, что Элинор почувствовала укол ревности: ему, видимо, часто приходилось иметь дело с придворными дамами.

— Значит, преступники скрываются не на моих землях?

— Да, и не в Роуленде тоже.

— Это означает, что они должны располагаться в Бир-ском лесу или на церковных землях южнее Уолтхэма. Ты хорошо знаком с епископом Винчестерским. Разве он не позволит тебе преследовать их на своей земле?

Иэн опять изумился. Его убеждение, что женщины — это всего лишь красивые и беспомощные идиотки, полезные только для дела рождения сыновей, колебалось способностями Элинор схватывать самую суть. Саймон всегда говорил, что Элинор могла бы сама управлять имением, за исключением разве что ведения военных действий. Однако Иэну никогда не приходилось говорить с ней об этом. Когда Саймон был здоров, их разговоры обычно касались политики, а не охоты за бандитами или контроля за вассалами. А за последние полтора года он видел Элинор в ужасном расстройстве, поглощенную болезнью Саймона. Ему встречались и другие самостоятельные женщины — Николя де ля Эй, например, — но их способности несколько блекли в сочетании с их личностью. Они были мужеподобны как по поведению, так и внутренне. Иэну казалось, что только Элинор была истинно женственной — даже когда несла тяжелый груз.

Иэну не приходило в голову, что Элинор была просто откровенна с ним, в то время как те женщины, с которыми он играл в любовь и которые также не были лишены мозгов и самостоятельности, имели причины скрывать от него свои истинные достоинства. Сам не осознавая того, Иэн поощрял их пустые улыбки и жеманство, ценя их именно за глупость. Фактически он был известен как человек, не склонный поддерживать с женщинами серьезные разговоры. Это было связано не с тем, что Иэну особенно нравилась пустая болтовня, но он просто не доверял женщинам, с которыми имел дело. Для него было очевидно, что женщина, изменяющая мужу своим телом, дорого не возьмет, чтобы предать любовника языком.

В прошлом отношения Иэна с женщинами были сугубо официальными либо чисто плотскими — и чем быстрее в постель, тем лучше. Единственной причиной, почему он не связывался с проститутками, служило то, что очень немногие среди них не были совершенно грязными, опустившимися как душой, так и телом.

Теперь же он был только рад, что ему не придется пускаться в долгие объяснения, на которые у него не хватало времени.

— Я, конечно, напишу Винчестеру, — согласился он, — но я не знаю точно, где он. И в любом случае я не очень-то боюсь его возможного гнева. Он разумный человек, и я легко могу возместить ему любой ущерб или обиду.

— Земли короля — совсем другое дело, конечно, — произнесла Элинор. — Может быть, прежде чем взвешивать опасность еще больше рассердить короля, ты взглянешь на то, что пишет Солсбери? — Она придвинула к нему свиток пергамента, лежавший перед ней на столе.

«Иэну, лорду де Випону, мои приветствия, — прочитал Иэн. — Я пишу в спешке перед посадкой на корабль в Англию. Я недавно виделся с моим братом, королем Джоном, и в то же время некто подло предложил ему обратить внимание на лорда Пемброка, то есть Вильяма Маршала, сказав, что ни ему, ни его покойному другу Саймону Леманю лучше было бы не участвовать в войне. Смерть сэра Саймвна пришла на ум моему господину брату в дурную минуту, и мой господин заговорил о том, как утешить оказавшуюся в одиночестве и без защиты вдову. Он еще не решил, кто мог бы быть наиболее подходящим кандидатом, но среди прочих были упомянуты Фулк де Кантелю и Генри Корнхилл. Поскольку я знаю, что вы сами положили глаз на эту леди и ее земли, и поскольку я обязан вам, то пишу, чтобы дать совет. Если вы все еще интересуетесь ею, вам следует действовать быстро в завоевании ее расположения и даже жениться на ней до того, как мой господин назначит ей партнера и тем самым сделает ваши претензии невозможными. Если вы преуспеете в этом деле, имейте в виду, что я хотел бы разделить радость с вами присутствием на вашей свадьбе в качестве гостя. Вы найдете меня в моей главной резиденции в Солсбери. Мой господин брат почтит Винчестер своим приездом на Рождество, так что окажется достаточно близко от вас, чтобы вы сумели примириться с ним, если к тому времени ваши ухаживания за леди Элинор увенчаются успехом. Я предполагаю, что мой господин вернется в Лондон примерно за две недели до своего приезда в Винчестер, но вполне вероятно, что он поплывет сразу в ближайший к Винчестеру порт. Я надеюсь, письмо найдет вас в том виде, в каком покидает меня. Писано в четвертый день октября Вильямом, графом Солсбери».

Иэн оторвал взгляд от письма и устремил его перед собой. Какой же он дурак, что позволил Элинор переписывать письмо. Ему следовало самому догадаться, о чем напишет Солсбери. Элинор поначалу смутилась, а затем почувствовала какое-то даже презрение к отчаянию, написанному на лице Иэна. Кажется, она все-таки неправильно оценила Иэна. Он не готов противостоять воле короля.

— Нет нужды рассматривать твое предложение ко мне как обязательство, — холодно произнесла она. — Мы не давали клятв…

— Ради всего святого, Элинор, не говори этого! Я клянусь, — страстно прервал он сам себя, — я клянусь своей душой — душой Саймона, — я никогда не говорил ни слова о твоих землях. Это мысль Солсбери, а не моя! Я не нищий. У меня больше чем достаточно…

Элинор рассмеялась. Какое все-таки счастье, что она — от которой больше, чем от любой другой женщины, можно было ожидать, что она вышла замуж благодаря своему богатству, — оказалась женой подряд двоих мужчин, каких никак не заподозришь в алчности. Она положила ладонь на его руку.

— Иэн, я думала не об этом. Я думала, что, раз король Джон зашел так далеко, было бы лучше вновь вспомнить о моем плане. Дадим ему выбрать…

— Нет!

Им приходилось разговаривать тихо. Даже взволнованный протест Иэна был выражен почти шепотом. Однако этот тихий вопль несогласия привлек все взоры, и в зале воцарилось молчание. Элинор погладила его по руке. Этот доверчивый, интимный жест успокоил взволнованную прислугу. Что бы там ни взбесило господина, это никак не было связано с госпожой.

— Ты не знаешь людей, которых назвал Солсбери, — продолжал Иэн шепотом. — Я бы не удостоил их даже званием животных. Для самого грязного животного было бы оскорблением сравнить его с Кантелю и Корнхиллом.

— Да, конечно. Я догадываюсь. Все это письмо служит предупреждением, хотя он пишет так умно, что, если бы оно даже было перехвачено, никто не обвинит его в более чем дружеском намеке тому, перед кем он осознает свой долг. Его замечание о Винчестере дает понять, что Джон, будучи неподалеку от Роузлинда, мог бы послать за мной или притащить силой, если я откажусь приехать. Или даже — обрати внимание, как он пишет о более близком к Винчестеру порту, нежели Лондон, — что он может высадиться здесь и явиться лично.

— Ты быстро схватываешь.

— Достаточно быстро, когда являюсь мишенью для охоты. Так что же мы будем делать, если король пришлет мне свой указ?

— Проигнорируем его. Ты же помолвлена.

Элинор открыла было рот, но ничего не сказала. У нее была лучшая идея, нежели открыто не повиноваться приказу короля, но изложить ее Иэну было бы безумием. Беа сомнения, он сочтет это позором для себя или сомнением в своей храбрости. На мгновение, несмотря на ее возраст и опыт, Элинор захлестнуло раздражение. Она никогда не поймет, почему мужчины предпочитают крушить каменную стену своей головой вместо того, чтобы перелезть ее или, пройдя немного вдоль нее, найти дверь. В то же самое время она испытывала гордость за то, что ее мужчина не трусит, а грудью встает за дело, которое считает правым.

— Очень хорошо, — для видимости согласилась наконец Элинор. — Возможно, он нас и не побеспокоит. Вернемся к бандитам…

— Да. Боюсь, что мы имеем дело не просто с кучкой бродяг. Нападения хорошо организованы и, за исключением одного-двух случаев, направлены не на самую слабую или доступную цель, но на самую богатую. Хижины крепостных обычно оставляют в невредимости. Их цель — главные здания ферм — твоя собственность. Уводят целые табуны и уносят большие запасы зерна. Это свидетельствует о большой группе, управляемой кем-то, кто хорошо знаком с военным делом.

При этих словах глаза Элинор сузились.

— Тогда они наверняка расположились в Бирском лесу. Церковные земли слишком хорошо ухожены, чтобы там могла разместиться большая банда. Как ты собираешься действовать, Иэн? Отправиться туда за ними без разрешения было бы серьезным оскорблением королю — однако просить в такое время его позволения…

— А как бы он узнал об этом? — Голос Иэна был спокоен. — Я не тронул бы ни одного из его любимых оленей. И тебе не кажется странным, что лесники, которые довольно быстро сообщили бы королю о моем появлении, столь долгое время не замечают там кого-то еще.

— Джон знает! — с изумленным гневом воскликнула Элинор.

— Нет, нет, — успокоил ее Иэн. — Больше похоже, что лесники подкуплены. Джон, возможно, не подарок, — продолжал он равнодушно, — но если получаешь у человека деньги, то должен служить ему честно. Если я сочту необходимым отправиться в Бирский лес, то число лесников там сильно поубавится. Элинор, я подожду несколько дней, от силы неделю, и попытаюсь застать их на твоей земле. Это поможет мне найти оправдание на случай, если король прослышит, что я вторгся на его территорию. Я смогу сказать, что в пылу погони не заметил, где нахожусь. Но чтобы иметь хоть какую-то надежду на успех, мне придется взять солдат из замка Роузлинд. Следовательно, ты тоже попадешь в немилость, если король узнает об этом.

— Как ты можешь быть таким глупым? — усмехнулась Элинор. — Разве немилость ко мне может быть еще большей.

— Нет, но благодаря этому он сможет открыто действовать против тебя. К тому же все это означает, что некоторое время некому будет защищать Роузлинд, кроме женщин, стариков и детей.

Элинор подумала немного, потом пожала плечами.

— Ты ведь не уйдешь так далеко, чтобы не суметь прийти нам на помощь, а даже женщины и дети могут держать оборону за этими стенами, пока ты не вернешься. Тем более что, насколько я знаю, у меня пока нет врагов.

Иэн принял ее слова, но настоял на том, чтобы установить сигнальные маяки, а также назначить гонцов, чтобы первое же известие об угрозе замку как можно быстрее и надежнее достигло его ушей. Иэн не так боялся врагов, как того, что кто-то попытается украсть его приз до того, как он успеет узаконить обладание им. Он не сказал этого Элинор, а поднялся из-за стола, чтобы поговорить с людьми, избра-ными Бьорном, и лишь поторопил ее усадить отца Френсиса за составление брачного договора.

— Я подпишу его, как только вернусь, или, если задержусь дольше, чем рассчитываю, ты можешь прислать с гонцом, и я подпишу.

— Но что я ему скажу? И мне нужен список поместий. К чему такая спешка?

Он долго смотрел на нее, прежде чем ответить, в его глазах вспыхнула искорка огня. Элинор почувствовала, как заколотилось ее сердце под этим пристальным взглядом. Горячее желание, отражавшееся на его лице, вдруг вызвало отклик в ее душе. Иэн пробормотал что-то неслышным шепотом, но Элинор не стала просить повторить.

— Не прикидывайся. Как только контракт будет подписан, королю придется сражаться с церковью, чтобы вырвать тебя из моих рук. А у него сейчас и так хватает проблем с церковниками, чтобы добавлять новые. Я пришлю тебе список моих земель. Это будет мне развлечением, пока я буду поджидать грабителей. А что касается… — Он вдруг отвернулся, и оживление исчезло с его лица. — Просто перепиши на мое имя твой договор с Саймоном и добавь, что, если у меня не будет наследников по плоти от тебя, то мои земли перейдут к Адаму. Если же… если что-то случится с Адамом — не дай Бог! — то к Джоанне или к наследникам Адама или Джоанны на случай, если я и их дети переживем их.

Элинор хотела бы что-нибудь сказать в утешение. Но что говорить мужчине, который заставил себя жениться на вдове своего друга, чтобы защитить ее?

Иэн поцеловал ей руку и вышел из-за стола, сказав, что придет попрощаться перед самым отъездом. «Может быть, если бы он закрыл глаза, — с горечью думала Элинор, — он увидел бы другое лицо». Все тела довольно похожи во время любовного акта. Но глаза Иэна не были закрыты. Именно ее лицом он любовался только что — пока не вспомнил, что она была женой Саймона. Элинор покрутила в ладонях кубок с вином, затем отпила немного, хоть и знала, что вино не прогонит холод, который она чувствовала. Неужели ей придется отречься даже от простых плотских удовольствий?

Как ей объяснить Иэну, что половое влечение Саймон бы понял, что он не стал бы винить их и хуже думать о них от радости близости. То, что Иэн желал ее физически, было совершенно ясно. Столь же ясно было то, что он считал свое желание порочным.

«Что это значит для меня? — Элинор задумалась. — Испытает ли он отвращение ко мне, возненавидит ли меня, если я продемонстрирую свою потребность в нем и радость от удовлетворения? — Слезы жгли ей глаза, но она не позволяла им упасть. — Я всегда буду „женой Саймона“, — думала она. — Сердце его занято другой женщиной, которую он хотел бы сделать „женой Иэна“. Следовательно, я должна оставаться „женой Саймона“ для того, кто всего лишь исполняет свой долг».

Тяжесть, лежавшая на ее душе, отнюдь не рассеялась от сухости, с какой Иэн попрощался с ней. По необходимости ее прощание тоже было формальным. Иэн сказал, что будет держать ее в курсе событий, и отвернулся, проклиная себя за неосторожную демонстрацию своей страсти. Теплота и дружелюбие покинули ее. «Но это не меня, не меня, как такового, находит она отталкивающим, —уговаривал себя Иэн, не чувствуя, что убедил сам себя. — Такое отторжение в ней я должен был бы только приветствовать — ведь Саймон умер не так давно».

— Глупая все-таки женщина, — бормотал он вполголоса. — Неужели она думает, что тень Саймона закрывает пеленой ее красоту? Как я могу сидеть рядом с ней, и смотреть на нее, и разговаривать с ней — и все-таки не желать ее? Я же не каменный!

— Господин? — обратился к нему Оуэн. — Вы что-то сказали?

— Это я сам себе, — скривившись, ответил Иэн. — Старею.

Оуэн из вежливости рассмеялся тому, что посчитал шуткой. Они вышли во внутренний двор, но остановились, увидев лошадь в полном снаряжении, которую конюх тащил с видимым трудом.

— Что это? — резко спросил Иэн по-английски.

— Хозяйка просит вас воспользоваться боевыми конями старого лорда, — пыхтя, произнес конюх. — Больше никто не может управиться с ними. Если и вы не захотите ездить на них, то хозяйка говорит, что их нужно убить.

— Очень хорошо, — выпалил он.

Странно было, что это так задело его. Лошади были роскошные и очень ценные, обладавшие несравненной силой и выносливостью. Правдой было и то, что порода серых жеребцов, казалось, была одержима дьяволом. Они кусали и лягали всех подряд, если не направлялись сильной рукой. Это делало их неоценимыми боевыми конями. В самом деле, они зачастую дрались лучше, чем их седоки, и, если их не сдерживать, бросались на все, что движется. Солдаты не могли управиться с ними, стараясь даже не показываться поблизости.

У Саймона проблем с ними не было. Возможно, его массивность укрощала их. Иэи тоже мог управлять ими. Он получил в подарок одного такого, еще когда был оруженосцем Саймона и выучился — после достаточно болезненных тренировок, — как нужно обращаться с ними. Ему приходилось выезжать на них и во время болезни Саймона. Теперь он предупредил Оуэна и Джеффри, чтобы те отошли подальше, взял у конюха поводья и вскочил в седло.

Лошадь встала на дыбы, затем опустилась вниз и взбрыкнула крупом. Иэн изо всех сил натянул поводья, подавляя сопротивление лошади, пока ее отогнувшаяся назад голова не уперлась ему в грудь. Она снова встала на дыбы, но уже с меньшим энтузиазмом. Иэн держал поводья крепко, но без суеты. Лошадь опустилась, потанцевала немного, еще раз брыкнула задними ногами и наконец успокоилась.

— Ну, ну. — Иэн погладил ее шею. — Ну, ну, спокойно, теперь мы друзья.

Элинор наблюдала сцену из окна. Иэн во всех отношениях отличался от Саймона, кроме прямодушия. Они не могли перемешаться в ее сердце.

— Ого! — Голос Адама, стоявшего рядом с ней, вывел ее из раздумий. — Ого! Иэн умеет управляться с папиными конями, — восхищенно произнес мальчик, наблюдая, как Иэн отправился в путь через маленький подъемный мост, который вел во внешний двор, а потом — за пределы стен замка. — Никто другой не может, даже Бьорн. Но я когда-нибудь тоже смогу, — сказал он, поднимая глаза. — Смогу!

— Да, ты сможешь, и Иэн обязательно научит тебя — Бог милостив, — вздохнула Элинор. Затем страх вновь закрался к ней в душу. Уже более суровым тоном она добавила: — Но еще более обязательно Иэн выбьет из тебя дурь, если ты попытаешься покататься на лошадях отца прежде, чем будешь к этому готов. Это очень ценные животные. И если ты неумелым вождением покалечишь одну из них, он будет так рассержен и расстроен, что не знаю, как перенесет это.

Элинор с облегчением заметила, как горевшие в глазах Адама огоньки потухли. Этот чертенок наверняка подумывал попытаться оседлать одно их этих чудовищ. Вполне возможно, что ей удалось погасить глупое желание в зародыше, но обязательно нужно будет поговорить об этом с конюхом. Однако задумчивое выражение лица сына придавало матери уверенности. Было бы ужасно, конечно, размышлял мальчик, если бы одна из лошадей папы покалечилась. Всего поместья не хватило бы продать, чтобы купить такую лошадь. Адаму не приходило в голову, что его хрупкое тело гораздо легче могло разбиться, нежели нога лошади, или что его мама никогда не выражала озабоченности насчет этих лошадей, когда велела Бьорну найти кого-нибудь, кто бы мог ездить на них.

— А когда я буду готов?

— Я пока не знаю. Твой отец как-то сказал мне, что это скорее дело веса, нежели мастерства. Когда всадник слишком легкий, лошади пугаются. Они не понимают, что это село на них. Они не верят, что это мужчина, и слишком горды, чтобы возить женщин. Папа весил около пятнадцати стоунов, и лошади всегда были спокойны под ним. Иэн весит около тринадцати стоунов, я полагаю. Если твое учение в верховой езде будет продолжаться столь же успешно, как сейчас, то, думаю, Иэн посадит тебя на серого коня, когда ты наберешь… ну, скажем, восемь или десять стоунов. Так было бы надежнее.

Адам уже весил немногим больше четырех стоунов и знал, как быстро набирает рост и вес. Значит, ему будет казаться, что недостающие четыре-пять стоунов он доберет достаточно скоро. Элинор понимала, безусловно, что Адам не будет и дальше расти в том же темпе и, что еще важнее, задолго до того, как наберет эти самые четыре стоуна, он уже будет жить в другом доме, подальше от искушения.

Этот разговор улучшил настроение Элинор. Выше холодящих душу страхов от своей неспособности приноровиться к стандартам Иэна были радости повседневной жизни с ним.

Вместо того чтобы сесть за вышивание, за которым к ней могли бы вернуться ее страхи и жалость к себе, она отослала Адама заняться уроками, которые он пропустил. На его протест, что для мужчины учиться писать и читать — лишь пустая трата времени, она ответила, что Иэн пишет и читает превосходно.

— Ты знаешь, он не стал бы отвечать на письмо, написанное писарем, — предложила Элинор, — но если напишешь ему своей рукой и спросишь, когда ты будешь готов для верховой езды, уверена, что он ответит тебе. Я отправлю с твоим письмом гонца.

Отправить его личное письмо с гонцом!

— Какой печатью мне воспользоваться? — спросил мальчик с искрой энтузиазма.

— Твоего отца, конечно, — важно ответила Элинор. — Теперь она твоя. Ты найдешь ее рядом с моей в маленькой коричневой шкатулке на письменном столе в комнате, где я веду бухгалтерию. Когда ты закончишь письмо, я дам тебе ключик от этой шкатулки, а отец Френсис покажет, как пользоваться этой печатью.

— А ты прочитаешь мое письмо?

— Только если ты покажешь мне его и захочешь, чтобы я прочла. Это невежливо, даже бесчестно, читать чужие письма без разрешения.

Адам повернулся и направился к двери, но тут же вернулся.

— Ты… ты не обидишься, если я не покажу тебе его? — спросил он нерешительно.

— Конечно, нет, радость моя, — сказала Элинор, склонившись над ним и поцеловав. Какой он все-таки хороший, добрый мальчик, несмотря на все его озорство. — Я знаю, что мужчинам есть что сказать друг другу, о чем женщинам знать не нужно.

«Иэн опять помог мне», — подумала Элинор, наблюдая, как Адам прошел через зал в том направлении, где вероятнее всего было найти отца Френсиса. Его имя стало талисманом. Все сразу становилось легко с его помощью, даже уговорить Адама заняться уроками. «Да, и если я ничего не предприму, его имя в глазах короля будет таким же черным, как и мое». Элинор подозвала слугу и приказала немедленно привести к ней старшего егеря.

Тот постарел уже на двадцать лет с тех пор, как Элинор в последний раз ставила перед ним задачу, выходящую за рамки его обычных обязанностей, но не сильно изменился. Просто волосы из светло-русых превратились в белые. От природы белая кожа давно уже обветрилась, задубела и казалась почти непробиваемой корой. Возможно, на лице его появилось больше шрамов и морщин, но это было трудно утверждать наверняка. Главное, что в его чистых ясно-голубых глазах светился все тот же ум.

— Господин завтра собирается охотиться, госпожа? — радостно спросил он, поигрывая луком. — Давненько мои люди сидят без дела.

— Пока что ок охотится за двуногими, егерь, но для ваших людей у меня есть работа, хотя и не связанная с охотой. Слушайте внимательно. Где-то в будущем месяце сюда прибудет гонец. Этот гонец не должен добраться до Роузлинда. Но и убивать его нельзя. Кроме того, он не должен догадаться, что именно мои люди задержат его. Когда его поймаете, его нужно будет бросить где-нибудь в лесу, словно вы просто разбойники.

— Как мы узнаем этого человека, госпожа?

— Этого я сказать не могу. Это означает, что вам придется задерживать всех гонцов, прибывающих в Роузлинд.

— Один уже прибыл сегодня утром.

— Да, он как раз и привез известие, что скоро нам нужно ждать следующего гонца — того самого, которого вы должны остановить. Любой человек, спешащий в Роузлинд, должен быть задержан и раздет. Одежду и все найденные вещи будете доставлять мне, а я скажу вам, что с ним делать дальше. Следите внимательно. Это для меня и вашего нового господина очень важно. Если он доберется сюда, то возможна война или смена хозяев в Роузлинде.

— Будьте спокойны, госпожа. Даже червяк не проползет без нашего ведома.

— Ваши люди будут вознаграждены за усердие, все до одного, и специальная премия достанется тому, кто поймает гонца. Помните, его нужно задержать, но не причинять вреда.

— Я понял, госпожа.

Итак, посуху никто не пройдет. Теперь нужно заблокировать путь по морю. Это будет гораздо сложнее. Если гонец прибудет на торговом судне, она могла лишь договориться, чтобы его убили, как только он сойдет на берег. Если он пересечет пролив в специально нанятой небольшой рыбацкой лодке, его могли бы взять ее рыбаки.

Элинор выглянула в амбразуру окна. Ночь должна быть достаточно светлой, решила она. Тогда она послала слугу в конюшню передать, чтобы ей седлали лошадь, и поднять всех солдат, остававшихся в замке, пока она будет переодеваться для верховой езды. Одевшись, Элинор сошла вниз. Ее уже поджидал Седрик из Саутфорда. Старик озабоченно хмурил лоб.

— Госпожа, для вас нет надлежащей охраны. Лорд Иэн забрал всех, кроме десятка таких же развалин, как и я.

На лице его читался страх. Неужели госпожа была не в курсе действий лорда Иэна? Бьорн был с господином, и никто не сомневался, что разрешение госпожи было получено. Если это не так, полетят головы.

— Да, я знаю, — спокойно ответила Элинор, отводя тревогу своего оруженосца. — Если вы можете предоставить мне пятерых воинов, годных к верховой езде, этого будет достаточно. Я собираюсь проехаться всего лишь в город и в рыбацкие деревушки на берегу. Это будет довольно безопасная поездка.

Да, это должно быть безопасно. Седрик в любом случае не стал бы спорить с Элинор, но он чувствовал то же самое. Тем не менее он выбрал наиболее умелых воинов из тех, что оставались в замке, и проследил, чтобы они были хорошо вооружены.

На коротком пути в город никаких неожиданностей не случилось. Элинор спешилась у дома начальника гавани. Тот уже стоял у подножия наружной лестницы и кланялся ей в пояс. Элинор оценила обстановку в комнате, прекрасный ковер перед камином, резные стулья с подушками. После сумрачного, пасмурного дня солнце решило отыграться к вечеру. Его золотые лучи, заглядывая сквозь выходящее к югу слуховое окно, сверкали бликами на полированных деревянных сундуках и оживляли красные и коричневые цветы на завешивающих стены гобеленах.

«Пора, — подумала Элинор, — еще раз проверить его расчетные книги». Начальник гавани занимал это место по ее милости и ежегодно выплачивал налог за свое право. Источником его богатства были сборы и рента с торговых судов, приплывающих в гавань Роузлинда. Это было обычной практикой, но, если сборы и налоги станут слишком велики, суда могут найти себе другие порты. Элинор казалось, что после смерти Саймона начальник гавани чувствовал себя слишком вольготно. То ли торговля неожиданно резко возросла, то ли он обкрадывал купцов и ее. Элинор объяснила ему цель своего визита.

— Вы понимаете, — сказала она в заключение, пронзив его ледяным взглядом, — что, если гонец доберется до замка Роузлинд, вы умрете. Это в вашем праве проверять документы людей, которые сходят на берег. До моего разрешения ни один человек с письмом короля не должен войти в замок. Если вы найдете повод арестовать такого человека, так и сделайте. Если вам придется убить его — что ж, я здесь правлю суд. Пусть это вас не беспокоит. Я, конечно, предпочла бы, чтобы он остался жив, но это менее важно, чем пропустить его. И если хоть слово из того, что я вам сказала, вылетит от вас, вам отрежут язык. Это сделает вас менее болтливым в будущем.

— Леди Элинор, я сделаю все, что смогу, но если он проберется тайно…

— У него нет причин поступать таким образом. Впрочем, это уже не ваше дело. Я приму меры и на этот счет. Вам не нужно заботиться об этом.

— Да, миледи.

Следующей остановкой был постоялый двор у самой воды. Здесь Элинор не стала слезать с лошади. Солдаты подвели к ней хозяина. Он низко поклонился. Он и госпожа хорошо понимали друг друга. Она никак не вмешивалась в его дела. Когда те, кого он укрывал, слишком нагло нарушали закон, госпожа выносила свое решение. И злоумышленники либо предавались суду госпожи, либо исчезали. Элинор отдала свои распоряжения. Хозяин гостиницы снова поклонился.

— Мои люди будут следить. Все бумаги будут отосланы в замок. А этот человек вам тоже нужен?

— Если убивать его не будет необходимости, просто придержите его. Я сообщу вам, нужно ли его прикончить или что-то другое.

— Как вам угодно. Ходят сплетни, что у нас будет новый господин. Это правда? Элинор усмехнулась:

— Птички быстро разлетаются с новостями из замка. Да, это правда. Но правосудие я по-прежнему держу в своих руках. Вы не должны беспокоиться насчет нового господина, а лишь подчиняться ему, если он отдаст приказ.

— Как вам будет угодно.

Кланяясь, он отошел к гостинице. В дверях он задержался на мгновение, чтобы проследить за Элинор. Она не стала возвращаться по крутой дороге к замку. Вместо этого ее отряд повернул на запад и направился по тропинкам. Хорошо, подумал хозяин гостиницы, если этот гонец попадется именно ему в руки. Хозяйка Роузлинда была очень щедра к тем, кто преданно служил ей, а что это дело было крайне важным, сомневаться не приходилось: она направляется предупредить также и рыбаков.

Если бы он не задержался, наблюдая за Элинор, то заметил бы, что двое его гостей также заинтересовались ее маршрутом. Однако он загляделся на удаляющуюся группу всадников, а потом уже ничто не привлекло его внимание к тому факту, что гости допили свой эль и вышли, как только он освободил проход. Его больше волновало передать пожелание госпожи «своим людям» — попрошайкам и мелким воришкам, которые зарабатывали себе на жизнь в толпе купцов, прибывающих в удобную гавань Роузлинда.

Оказавшись за чертой города, двое незнакомцев сошли с тропы, петлявшей в направлении ближайшей рыбацкой деревушки, и повернули на север. Не более чем в миле от берега располагался небольшой лес, скорее перелесок, выдававшийся от Бирского леса. Здесь эти двое нашли остальных своих товарищей и возбужденно сообщили им новости. Хозяйка замка разъезжает под охраной всего пятерых воинов. Если захватить ее, то за выкуп каждый из них мог бы приобрести себе новую ферму и еще выплатить налоги на годы вперед.

Некоторые наименее отчаянные члены банды попытались возражать. Нападать на знатную даму казалось слишком опасным предприятием. Они прибыли сюда в надежде разграбить небольшой торговый караван, а это совсем другое дело.

Те двое, что принесли известие о беспечности Элинор, уточнили, что никаких новых кораблей в гавани нет и что в ближайшие дни никаких передвижений купцов ждать не приходится. Чем дольше они остаются в такой близости к замку, тем больше риск. В любой день в лес мог нагрянуть отряд из замка. Кроме того, захват леди принесет им кучу серебра и золота. И не будет дополнительного риска в сбыте украденных у торговцев товаров. Получив выкуп, они скроются куда подальше, где никто не будет знать их и спрашивать о чем-то. Золотые и серебряные монеты всюду одинаковые — по ним их не выследят. Тем более что они не причинят леди никакого вреда. Спор занял некоторое время, но людей это не беспокоило. Их позиция была выбрана столь удачно, что позволяла наблюдать за всеми подступами к замку Роузлинд. Чтобы вернуться в замок, Элинор со своим отрядом поедет либо по единственной дороге, либо через открытую местность южнее леска.

К тому времени, как разведчики засекли ее возвращение, более отчаянные души одержали победу. Превосходство в численности над охраной Элинор превышало два к одному. Они располагались между нею и городом, где, возможно, богатые торговцы пришли бы ей на помощь. Короткий осенний вечер уже переходил в ночь. Все было им на руку. Бандиты вскочили на краденых лошадей и вложили стрелы в туго натянутые луки.