«...Теперь Советы вывели из Померании и Восточной Пруссии две армии и бросили их на одерский фронт против Берлина. (Речь идет, очевидно, о двух танковых армиях 1-го Белорусского фронта, выполнявших боевые задачи в интересах соседнего 2-го Белорусского фронта. Текст допроса генерала Г. Вейдлинга полностью приводится в приложении.) Таким образом, можно предположить, что отныне наступление на столицу рейха не заставит себя долго ждать... Советы, владея теперь Померанией, прикрыли свой фланг и наверняка могут отважиться на штурм Берлина».
На удивление точное военное предвидение!
Интересно то, что высказал его деятель, вовсе не претендовавший на роль великого военного стратега Третьего рейха. Эти слова принадлежат И. Геббельсу, а написал он их в своем дневнике 21 марта 1945 года, когда войска Красной Армии успешно завершили наступательные операции на правом фланге своего оперативно-стратегического построения — в Восточной Пруссии и Померании.
Морально враг был готов к тому, что советское командование нанесет удар по кратчайшему направлению на Берлин. Интуиция его не обманула...
29 марта по вызову Ставки маршал Г. Жуков прибыл в Москву с детальным проектом плана 1-го Белорусского фронта на проведение Берлинской операции.
Со своим планом Берлинской операции прибыл через два дня в Ставку и маршал И. Конев.
1 апреля 1945 года в Ставке Верховного главнокомандования был заслушан доклад начальника Генерального штаба Красной Армии генерала армии А. И. Антонова об общем плане Берлинской наступательной операции. Вслед за этим выступили оба маршала — и Жуков, и Конев.
В ночь на 2 апреля в Ставке была подписана директива о наступлении 1-му Белорусскому фронту, а 3 апреля — и 1-му Украинскому фронту.
Операцию решено было начать 16 апреля силами 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов с последующим подключением к ней и 2-го Белорусского фронта. На главном направлении должны были действовать войска Жукова, однако не исключался вариант, в случае упорного сопротивления немцев, поворота на север и армий Конева, наносивших удар южнее столицы Германии. Об этом говорит маршал Жуков в своих воспоминаниях, хотя официально в директивах Ставки ни для 1-го Украинского, ни для 1-го Белорусского фронтов об этом не говорится ни слова.
Директива Ставки ВГК № 11059 1-му Белорусскому фронту требовала:
«1. Подготовить и провести наступательную операцию с целью овладеть столицей Германии городом Берлином и не позднее двенадцатого — пятнадцатого дня операции выйти на р. Эльба.
2. Главный удар нанести с плацдарма на р. Одер западнее Кюстрина силами четырех общевойсковых армий и двух танковых армий.
На участок прорыва привлечь пять-шесть артиллерийских дивизий прорыва, создав плотность не менее 250 стволов от 76 мм и выше на один километр фронта прорыва.
3. Для обеспечения главной группировки фронта с севера и с юга нанести два вспомогательных удара силами двух армий каждый.
Первый удар — из района северо-западнее Бервальде в общем направлении на Эберсвальде, Фербеллин; второй удар — с плацдармов на р. Одер севернее и южнее Франкфурта-на-Одере в общем направлении на Фюрстенвальде, Потсдам, Бранденбург, в обход Берлина с юга.
4. Танковые армии ввести на направлении главного удара после прорыва обороны для развития успеха в обход Берлина с севера и северо-востока.
5. Армию второго эшелона использовать для развития успеха на главном направлении...»
Далее в директиве указывались общие разграничительные линии фронта с соседями. Характерно, что в интересах оперативно-стратегической маскировки никакого упоминания о конкретной дате и времени начала операции в директиве нет: «Начало операции согласно полученных Вами лично указаний».
Примерно такого же общего плана директиву Ставки ВГК под № 11060 получил вечером 3 апреля и 1-й Украинский фронт. В ней приказывалось:
«1. Подготовить и провести наступательную операцию с целью разгромить группировку противника в районе Котбус и южнее Берлина. Не позднее десятого — двенадцатого дня операции овладеть рубежом Беелитц, Виттенберг и далее по р. Эльбе до Дрездена. В дальнейшем, после овладения Берлином, иметь в виду наступать на Лейпциг.
2. Главный удар силами пяти общевойсковых армий и двух танковых армий нанести из района Трибель в общем направлении на Шпремберг, Бельциг.
На участке прорыва привлечь шесть артиллерийских дивизий прорыва, создав плотность не менее 250 стволов от 76 мм и выше на один километр фронта прорыва.
3. Для обеспечения главной группировки фронта с юга силами 2-й Польской армии и частью сил 52-й армии нанести вспомогательный удар из района Кольфурт в общем направлении Бауцен, Дрезден.
4. Танковые армии и общевойсковые армии второго эшелона ввести после прорыва обороны противника для развития успеха на направлении главного удара.
5. На левом крыле фронта перейти к жесткой обороне, обратив особое внимание на бреславльское направление.
5-ю гв. армию сменить и использовать для наступления на главном направлении...»
Времени на тщательную подготовку к операции оставалось совсем мало, а войскам и штабам предстояло проделать огромный объем работы, произвести перегруппировку войск, подвезти огромные запасы материальных средств.
Директива Ставки еще не была официально подписана Верховным главнокомандующим, когда вечером 1 апреля Жуков позвонил в штаб 1-го Белорусского фронта своему начальнику штаба генерал-полковнику М. Малинину: «Все утверждено без особых изменений. Времени у нас мало. Принимайте меры. Вылетаю завтра».
Войска 2-го Белорусского фронта, закончив 4 апреля Восточно-Померанскую операцию, уже 6 апреля получили директиву Ставки ВГК на участие в Берлинской операции:
«1. Подготовить и провести наступательную операцию с целью форсировать реку Одер, разгромить штеттинскую группировку противника и не позднее 12–15 дня операции овладеть рубежом: Анклам, Деммин, Мальхин, Варен, Притцвальк, Виттенберге.
2. Главный удар силами трех общевойсковых армий с двумя танковыми и одним мехкорпусом нанести из района севернее Шведт в общем направлении на Штрелитц.
На участок прорыва привлечь три артиллерийские дивизии и создать плотность не менее 150 стволов от 76 мм и выше на один километр фронта прорыва.
3. При благоприятных условиях использовать успех войск 1-го Белорусского фронта для свертывания обороны противника по реке Одер, действуя частью сил из-за правого крыла 1-го Белорусского фронта.
4. Общевойсковую армию второго эшелона, танковые и механизированные корпуса ввести после прорыва обороны противника для развития успеха на главном направлении.
5. Побережье Балтийского моря от устья реки Висла до Берг-Дивенов и участок Берг-Дивенов, Альтдамм прочно прикрыть частью сил фронта...»
В это время войска 2-го Белорусского фронта вели напряженные боевые действия в районах юго-восточнее Данцига и севернее Гдыни, где противник оказывал ожесточенное сопротивление. Ставка предусматривала, что 2-й Белорусский фронт сможет вступить в Берлинскую операцию лишь через несколько дней после ее начала. Не случайно поэтому войскам Рокоссовского изначально отводилась вспомогательная роль в предстоящей операции трех фронтов. Маршала К. Рокоссовского в связи с этим даже не вызывали в Москву для обсуждения плана Берлинской операции.
Войска 1-го Белорусского, 1-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов приступили к интенсивной подготовке к боевым действиям. Вместе с ними готовились к предстоящей операции Днепровская военная флотилия, переданная в оперативное подчинение маршала Г. Жукова, силы Краснознаменного Балтийского флота, авиация дальнего действия.
С 5 по 7 апреля в 1-м Белорусском фронте под руководством маршала Жукова прошла серия служебных совещаний и командная игра на картах и макете города Берлина. В течение следующей недели аналогичные игры и занятия были проведены в армиях, корпусах, дивизиях и отдельных частях всех родов войск.
Особое внимание советское командование уделяло вопросам оперативной и тактической разведки и маскировки, что должно было обеспечить внезапность, а значит, и успех всей операции.
В подготовительный период огромная работа была проделана органами и силами разведки всех видов. В полосе 1-го Белорусского фронта было развернуто 4600 наблюдательных пунктов всех видов, причем на ударных направлениях 3-й и 5-й ударных и 8-й гвардейской армий плотность наблюдательных пунктов составила 131 на километр фронта. Силами войсковой разведки в период подготовки к операции было проведено 1888 разведывательных операций, из которых: поисками — 1284, засадами — 507, действиями в тактической глубине — 88, боем — 10.
Каждый командир взвода и артиллерийской батареи в Берлинской операции имел подготовленную заранее разведывательную схему своего направления.
Кстати, не все командиры и военачальники были высокого мнения о действии советской разведки накануне операции. Об этом, в частности, говорил на послевоенной научной конференции в Группе советских оккупационных войск в Германии В. И. Чуйков:
«В основном докладе сказано, что разведка наша детальнейшим образом вскрыла оборону противника. Я бы, товарищи, этого ни в коем случае не сказал. Мы не особенно хорошо знали позиции в лесистых районах за Зееловскими высотами. Наша авиация не могла детально выяснить позиции противника, подготовленные к обороне в лесных районах, и мы нарвались на сплошные полосы его обороны в глубине, заранее этого не зная. К тому же еще наши немощные средства войсковой разведки не давали возможности выяснять тактическую глубину противника, построения его боевых порядкового резервы. То же самое не давало возможности нам заранее подготовиться к прорыву последующих рубежей обороны, в глубине, которые перед нами вырастали».
В Берлинской операции противник изучался также силами агентурной разведки. Об этом говорил на научной конференции весной 1946 года бывший начальник разведки 1-го Белорусского фронта генерал-майор Н. М. Трусов:
«Агентурная разведка фронта освоила глубину западнее меридиана Висмар, Штендаль, Магдебург, Галле. К началу операции во фронтовой разведке имелось 29 резидентур (радиоточек). Со всеми этими агентурными резидентурами имелась радиосвязь. Наиболее плотно агентурной разведкой были охранены г. Берлин и предместья Берлина, города и узлы железных и шоссейных дорог на севере Берлина, западнее Берлина и южнее Берлина. Такие города и узлы железных дорог, как Левенберг, Шенебек, Пренцлау, Критцзальд, Шеневейде, Витшток, Форстенлерг, Ной-Рупин, Мекленбург, Страсбург, Штендаль, Цизар, Ютерборг, Пойштеглиц, контролировались агентурой с дублированием другими средствами. Кроме этого, в Берлинской операции работало много подвижных агентов, 21 подвижной агент разведывал тактическую глубину и фланги наступающих войск 1-го Белорусского фронта».
Для введения противника в заблуждение относительно сил, средств, сроков и плана операции по взятию Берлина в штабе 1-го Белорусского фронта был составлен специальный план по дезинформации противника.
В соответствии с этим планом была организована и проведена операция по дезинформации политического и военного руководства нацистской Германии через третьи — нейтральные — страны. Начальник разведки 1-го Белорусского фронта генерал Трусов в связи с этим говорил:
«...Шведское радио накануне нашего выступления передало, что наступление на Берлин будет осуществляться глубокими охватами Берлина с севера и юга, что в центре наступления на Берлин будут сковывающие действия. В подтверждение этого высказывания приводилось следующее соображение, что маршал Жуков координирует все три фронта, наступавшие на Берлин: с севера наступают армии под командованием Рокоссовского, в центре наступают армии под командованием Соколовского и с юга наступают армии под командованием Конева. Это сообщение шведского корреспондента будет понятно, если известен план наших обманных действий против противника».
Мероприятия по скрытной подготовке к операции описывает в своих мемуарах маршал Г. Жуков:
«Через всю Польшу двигалось множество эшелонов с артиллерийскими, минометными, танковыми частями. На вид это были совсем невоенные эшелоны, на платформах перевозили лес и сено... Но как только эшелон прибывал на станцию разгрузки, маскировка быстро убиралась, с платформы сходили танки, орудия, тягачи и тут же отправлялись в укрытия...
Все леса и рощи по восточному берегу Одера были забиты войсками... Днем на плацдарме обычно было пустынно, а ночью он оживал. Тысячи людей с лопатами, кирками бесшумно рыли землю. Работа усложнялась близостью подпочвенных весенних вод и начавшейся распутицей. Свыше миллиона восьмисот тысяч кубометров земли было выброшено в эти ночи. А наутро следующего дня никаких следов этой колоссальной ночной работы нельзя было заметить. Все тщательно маскировалось.
По многочисленным дорогам и вне дорог ночью тянулись огромные колонны танков, артиллерии, машин с боеприпасами, горючим и продовольствием. Одних артиллерийских выстрелов к началу операции требовалось сосредоточить 7147000».
А вот что рассказывал об оперативной маскировке развертывания 1-й гвардейской танковой армии ее командующий генерал-полковник М. Е. Катуков:
«В порядке передачи опыта я расскажу, как мы маскировали наши рекогносцировки. Сам я, командиры корпусов, командиры бригад, полков, батальонов и прочие участники рекогносцировки переодевались в нашу пехотную форму, брали телефонные катушки, шесты и под видом самых настоящих связистов обследовали переправы и районы, где будут сосредоточиваться танки. Красноармейцы-регулировщики дорожно-строительных частей и другие охотно подходили к какому-нибудь усатому командиру бригады и на самом, так сказать, солдатском языке просили закурить, охотно беседовали и т.д., считая, что это такие же солдаты. На самом же деле это были производившие рекогносцировку командиры корпусов, бригад, полков и т.д.».
Знали ли немцы о готовящемся наступлении советских войск?
Безусловно, да.
Вот что сказал на допросе, проведенном 3 мая 1945 года, бывший командующий войсками охраны тыла 9-й армии генерал-лейтенант Ф. Бернгард:
«Я могу категорически заявить, что наше командование располагало совершенно точными данными о предстоящем большом наступлении русских войск в направлении Берлина. В частности, 5 или 6 апреля у командующего 9-й армией генерала пехоты Буссе состоялось совещание, на котором присутствовали командиры корпусов, я, начальник штаба и начальники служб 9-й армии.
Начальник разведотдела 9-й армии подполковник (фамилию забыл) сделал доклад о положении и о противостоящем 9-й армии противнике. Начальник разведотдела армии указал, что нам противостоят войска генерала Жукова, что сюда, после завершения операции в Восточной Померании, прибыл и две танковые армии и что русские обладают превосходством в танках и в артиллерии в десятикратном размере, а в пехоте — в пятикратном».
Немецкая войсковая разведка отслеживала наращивание группировки советских войск и ее всестороннюю подготовку к решительным наступательным действиям на берлинском направлении. Об этом говорил впоследствии на допросе и бывший командир 56-го танкового корпуса Г. Вейдлинг:
«13 апреля я встретился с командующим 9-й армией — генералом пехоты Буссе. Он изложил мне положение и указал, что надо рассчитывать на наступление советских войск, которое они предпримут с очень крупными силами в направлении Берлина. Генерал Буссе был озабочен и, характеризуя положение как очень серьезное, заявил, что 9-я армия имеет приказ при любых обстоятельствах и ценой любых жертв удержать фронт на Одере, так как здесь будет решаться судьба Берлина».
Несмотря на это, противник, введенный действиями советских разведотрядов в заблуждение относительно конкретных сроков советского наступления, противопоставить советским мероприятиям уже ничего не мог.
В результате умело спланированной и проведенной подготовительной работы к началу наступательной операции все было готово. На участке 1-го Белорусского фронта за кратчайший срок была создана группировка войск, насчитывавшая 77 стрелковых дивизий, 3155 танков и самоходных орудий, 14 628 орудий и минометов и 1531 установку реактивной артиллерии. Через Одер было переброшено 25 мостов и 40 паромных переправ, надежно прикрытых огнем зенитной артиллерии и истребительной авиацией.
Заканчивалась вторая неделя упорной крупномасштабной подготовки войск к решающему наступлению. В войсках 1-го Белорусского фронта шли последние приготовления к активным действиям.
12 апреля в 3.00 ночи командующие войсками армий получили директиву за подписью Жукова, Телегина, Малинина, где войскам ставились общие задачи на переход в наступление. На острие удара фронта находились 5-я ударная и 8-я гвардейская армии и стоявшие за ними соответственно 2-я и 1-я гвардейские танковые армии.
5-я ударная армия получила задачу:
«...Перейти в наступление с задачей прорвать оборону противника на участке отм. 9,3 (2 км севернее Цехин), Гольцов и, развивая удар в общем направлении Цехин, Ной-Харденберг, Грунов, Везенталь, Блюмберг, Бланкенбург, Тегель, овладеть рубежами:
а) В первый день операции — искл. Альт-Фридланд, Ной-Харденберг, искл. Альт-Розенталь;
б) Во второй день операции — искл. Претцель, Рульсдорф;
в) В третий день операции — искл. Люме, Куммен-зее, Альт-Ландсберг.
В дальнейшем овладеть северо-восточной и северной частью г. Берлина и на шестой день операции выйти на восточный берег оз. Хавель-зее».
Войскам 8-й гвардейской армии приказывалось:
«...Перейти в наступление с задачей прорвать оборону противника на участке ст. (1 км юго-восточнее Гольцов), г. дв. (2 км восточнее Заксендорф) и, развивая удар в общем направлении Зеелов, Требнитц, Гарцау, Дальвиц, Силезский вокзал, Шарлоттенбург, овладеть рубежами:
а) В первый день операции — Альт-Розенталь, Ной-Энтемпель, Лицен;
б) Во второй день операции — Гарцин, выс. 78,2, оз. Макс-зее;
в) В третий день операции — искл. Альт-Ландсберг, восточная окраина Хоппегартен, Калькберге.
В дальнейшем овладеть пригородами: Марцан, Фридрихсфельде, Карлсхорст, Каульсдорф, Мальсдорф, центральной частью г. Берлина и на шестой день операции выйти на восточный берег оз. Хавель».
В директиве командующего войсками 1-го Белорусского фронта стояли и задачи двум танковым армиям, которые действовали за общевойсковыми армиями первого эшелона.
2-я гвардейская танковая армия, как указывалось в директиве, должна была
«с выходом пехоты 5-й ударной армии на рубеж Лечин, Гузов войти в прорыв на участке Лечин, искл. Тузов и, развивая удар в общем направлении Ной-Харденберг, Илов, Претцель, Бернау, на второй день ввода в прорыв выйти в район Биркенвердер, Хейлигензе, Розенталь, Шенвальде. В дальнейшем — одним корпусом захватить переправы через Гогенцоллерн-канал на участке Ораниенбург, Геннигсдорф и овладеть плацдармом на его западном берегу. Главными силами армии ударом на юг, во взаимодействии с 1-й гвардейской танковой армией, овладеть северо-западной частью г. Берлина до линии железной дороги Бернау, Панков, Шарлоттенбург, ст. 1 км восточнее Ваннзее».
1-я гвардейская танковая армия с частями усиления должна была
«с выходом пехоты 8-й гвардейской армии на рубеж искл. Гузов, Зеелов, Долгелин, Альтмалиш войти в прорыв на участке ст. Гузов, Долгелин и, развивая удар в общем направлении Зеелов, Оберсдорф, Гарцин, Альтландсберг, Карлсхорст, на второй день ввода в прорыв овладеть районом Марцан, Карлсхорст, Шеневейде, Кёпеник, Фридрихсхаген, Ноенхаген.
В дальнейшем ударом на юго-запад во взаимодействии со 2-й гвардейской танковой армией овладеть районом Шарлоттенбург, Вильмерсдорф, Целендорф, Лихтенраде, Рудов, приг. Трептов, Нейкельн...
Командующему 1-й гвардейской танковой армией при благоприятном развитии наступления в полосе 69-й армии иметь в виду возможность ввода армии в прорыв на участке Долгелин, Дебберин с этой же задачей».
Во второй половине дня 15 апреля командующие войсками армий получили от Жукова следующие директивные указания, которые предписывали 3-й и 5-й ударным, 8-й гвардейской, 69-й общевойсковым и 16-й воздушной армиям «артподготовку начать ровно в 5.00 16.4.45 г. Атаку пехоты начать на двадцатой минуте артподготовки, т.е. в 5.20 16.4.45 г.».
Войскам 3-й и 47-й армий приказывалось «артподготовку начать в 5.45 16.4.45 г. Атаку пехоты — в 6.15».
В 2 часа ночи 16 апреля Военный совет 1-го Белорусского фронта направил в 5-ю ударную, 8-ю гвардейскую, 69-ю, 1-ю и 2-ю танковые армии указание:
«Обеспечьте изготовление и вручение соединениям первого эшелона красного боевого стяга размером 1,5 м на 3 м для водружения над правительственными зданиями в Берлине».
Все было продумано до мелочей. До атаки оставалось три часа...
Усиленная подготовка к операции велась и в войсках соседнего 1-го Украинского фронта. К началу апреля группировка войск здесь включала восемь общевойсковых армий, насчитывавших 69 стрелковых дивизий, две танковых армии, одну воздушную. Кроме того, в состав группировки входили три танковых и один механизированный корпус, кавалерийский корпус, семь артиллерийских дивизий прорыва, одиннадцать истребительно-противотанковых бригад, десять отдельных танковых полков, двадцать два полка самоходных артиллерийских установок и десять инженерно-саперных бригад. Еще две общевойсковые армии — 28-я и 31-я — были на подходе.
Войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов были насыщены большим количеством танков. К 15 апреля в составе 3-й и 4-й гвардейских танковых армий и других соединениях и частях бронетанковых и механизированных войск фронта насчитывалось 2233 танка и САУ, в том числе 1270 танков Т-34, 127 тяжелых танков ИС-122,81 самоходная артиллерийская установка ИСУ-152 и 82 — ИСУ-122. Войска фронта имели на вооружении также свыше 7500 орудий и 6000 минометов.
Войскам 1-го Украинского фронта противостояла на этом направлении группа фашистских войск «Митте», включавшая 28–30 дивизий, 2500 орудий, 1200 минометов и около 600 танков.
Таким образом, преимущество советских войск на этом направлении было полным, прежде всего по танкам и артиллерийским орудиям.
Этим и собирался воспользоваться маршал Конев, планируя действия своего фронта.
В 2.25 ночи 11 апреля Г. Жуков подписал боевые распоряжения командующим войсками всех общевойсковых и 16-й воздушной армий на проведение разведки боем. Советское военное командование к этому времени имело полную необходимую информацию о противнике, однако это решение было принято, прежде всего, по соображениям оперативного характера.
Первоначально предполагалось провести разведку рано утром 13 и 14 апреля в разных армиях по-разному. Однако уже к вечеру следующего дня Жуков изменил решение: разведку боем было приказано провести одновременно по всему фронту всем армиям первого эшелона в 7.30 утра 14 апреля.
Для ведения разведки командующий фронтом приказал выделить по одному-два стрелковых батальона от армии, придав им по 5 танков, 4–6 самоходных артиллерийских установки и поддержав их огнем двух артиллерийских полков, минометов и «Катюш». Всего в полосе 1-го Белорусского фронта было образовано 32 разведывательных отряда.
Особо Жуков подчеркнул необходимость «за действиями разведки наблюдать командующему армией, командирам полков, дивизий и корпусов».
В 8-й гвардейской армии разведка боем была проведена силами двух стрелковых батальонов и двух штрафных рот на различных участках прорыва. Каждый стрелковый батальон и штрафная рота, действовавшая на фланге, были усилены батареей СУ-76, батареей СУ-152 и ротой саперов. Действия подразделений поддерживались одним минометным полком, артиллерийским полком дивизии, от которой действовали (исключая гаубичные батареи), всеми минометами дивизии, 76– и 45-мм орудиями, стоявшими на прямой наводке на рубеже атаки батальонов, и одним дивизионным залпом PC.
Подразделения, проводившие разведку боем, проходили специальную тренировку, причем для этой цели штрафные роты были выведены на восточный берег р. Одер.
К исходу 14 апреля в 5-й ударной армии вместо запланированных двух стрелковых батальонов для ведения разведки боем привлекались уже восемь стрелковых полков, большие силы артиллерии, минометов, одна танковая бригада и три танковых полка.
Разведывательные отряды вели активные боевые действия с противником в течение почти двух дней, не ввязываясь в серьезные бои, но заставляя противника подтянуть на передний край свои резервы. Активными действиями разведотряды должны были создать видимость перехода советских войск в наступление, и это им на отдельных участках удалось.
По информации советской военной разведки, враг принял разведку боем за начало общего наступления и ввел в действие до 80% своей артиллерии. К 15 апреля немцы на ряде участков вынуждены были ввести в бой и вторые эшелоны дивизий.
Советская радиоразведка перехватывала переговоры немцев на переднем крае. В эфире звучали панические призывы:
«Держаться больше не могу, срочно прошу замены... На левом фланге атака противника. Наша пехота отходит. Что делать?.. Русская пехота ворвалась в Альт-Тухебанд. Прошу помощи. Удержать натиск русских не могу... Противник ведет огонь по нашему новому КП и штабу полка. Остановить противника не удается. У муравьев нет уже боеприпасов...»
Благодаря действиям разведотрядов была фактически полностью вскрыта вся система обороны немцев, места расположения его огневых точек, позиций артиллерии. Передовыми советскими частями были взяты контрольные пленные, допрос которых позволил советскому командованию прояснить степень эффективности мероприятий по скрытности подготовки наступательной операции (в одной только 3-й ударной армии было взято в плен 132 контрольных пленных). Была полностью подтверждена разведывательная информация о силах противника: перед 1-м Белорусским фронтом противник имел в первой линии 16 дивизий, а во второй — еще 7. В резерве имелась группа «Штейнер», состоявшая из трех доукомплектовывающихся дивизий, а также отдельные части и формирования фольксштурма.
В результате успешных боевых действий разведотрядов на ряде участков они даже заняли первую линию траншей немецкой обороны и закрепились там.
Одновременно с действиями разведотрядов в течение двух суток немецкая оборона на большую глубину «обрабатывалась» советской артиллерией и авиацией.
Задачи, поставленные командованием 1-го Белорусского фронта и штабами армий первого эшелона, подразделениям, выделенным для проведения разведки боем, были выполнены.
Разведку в ночь с 15 на 16 апреля вели и войска соседнего 1-го Украинского фронта. По распоряжению маршала Конева от каждой дивизии первого эшелона выделялось по одному разведотряду. Их задача состояла в окончательной разведке системы обороны противника и захвате плацдармов на западном берегу реки Нейсе.
Разведотряды своими действиями выявили систему огня противника и уточнили начертание его переднего края. На противоположном берегу Нейсе удалось захватить пять плацдармов в зоне действий 13-й, 5-й гвардейской и 2-й Польской армий.
На всем советско-германском фронте все было окончательно готово к переходу в наступление...
Около 3 часов ночи 16 апреля маршал Г. К. Жуков с членом Военного совета генерал-лейтенантом К. Ф. Телегиным и командующим артиллерией фронта генерал-полковником В. И. Казаковым прибыл на наблюдательный пункт командующего 8-й гвардейской армией В. И. Чуйкова. Там находились управление армии, командующие родов войск и служб армии. В войсках шли последние приготовления.
Еще четверо суток назад, когда Жуков ставил общие задачи своим войскам, в целях скрытности подготовки наступления он потребовал:
«Всему личному составу войск разъяснять, что нашей задачей является упорная оборона на длительное время. Младшему комсоставу и красноармейцам задачу на наступление объявить за два часа до атаки».
Теперь, с приездом маршала Жукова в 8-ю гвардейскую армию, бойцы и командиры на фронте узнали главную новость — через два часа начинается последний и решительный штурм Великой Отечественной войны.
Началу артиллерийской подготовки предшествовал одновременный 30-минутный удар 109 ночных бомбардировщиков По-2 из состава 16-й воздушной армии по штабам и узлам связи противника на направлении главного удара с задачей дезорганизации связи и управления войсками противника.
Ровно в 5.00 по московскому времени небо озарилось ярким заревом взрывов снарядов, мин и бомб (это соответствовало 3.00 по местному времени). И вслед за этим ночная тишина взорвалась оглушительным несмолкаемым грохотом сотен тысяч разрывов. На головы врага обрушились 236 тысяч снарядов и мин, или 2450 вагонов боеприпасов, что равнялось 98 тысячам тонн металла.
Со стороны противника, как пишут очевидцы, в первые секунды протрещало несколько пулеметных очередей, а затем все стихло. За весь 30-минутный период артиллерийской подготовки противник, в частности, на участке 8-й гвардейской армии, не сделал ни одного выстрела.
По показаниям пленных, артиллерийский огонь был настолько неожиданным и ошеломляющим, что из первой траншеи противник отойти не успел, а вторые и третьи траншеи все время находились под сильным огнем нашей артиллерии. В результате этого части противника, находящиеся в первой полосе обороны, понесли большие потери. Оборона противника уничтожалась и подавлялась на глубину до 8 километров, а отдельные узлы сопротивления — на глубину до 10–12 километров.
Вслед за окончанием артиллерийской подготовки 18-я воздушная армия в 6.15–7.15 утра перед самым рассветом нанесла массированный удар ночными бомбардировщиками Ил-4 по живой силе, позициям артиллерии и минометов в районе четвертой и пятой линий траншей на удалении 6–9 километров от переднего края противника.
В период артиллерийской подготовки пехота, имея в первых цепях автоматные роты, усиленные самоходными установками и танками-тральщиками, и во вторых цепях — танками ИС, заняла исходное положение для атаки на удалении 150–200 метров от объектов атаки. В это время исходное положение для атаки совместно с пехотой заняли танки и САУ из расчета — по батарее СУ-76 на стрелковый батальон первой цепи атакующей пехоты.
После удачно проведенной 30–45-минутной артподготовки войска 1-го Белорусского фронта в 5.30–6.30 утра поднялись в атаку. По сигналу с КП фронта по всему фронту одновременно зажглись 140 прожекторов, расположенных через каждые 200 метров. Маршал Г. Жуков в связи с этим вспоминал:
«Более 100 миллиардов свечей освещали поле боя, ослепляя противника и выхватывая из темноты объекты атаки для наших танков и пехоты. Это была картина огромной впечатляющей силы, и, пожалуй, за всю свою жизнь я не помню подобного зрелища!»
Но об этой «прожекторной атаке» мы расскажем отдельно ниже...
Стрелковые части во взаимодействии с приданными танками непосредственной поддержки пехоты пошли вперед. Однако уже на этом начальном этапе проявились некоторые накладки и нестыковки в организации взаимодействия родов войск на поле боя. Так, по донесению начальника политотдела 69-й армии гвардии полковника Вишневского, «в ряде соединений было слабо организовано разминирование минных полей перед передним краем нашей обороны и проделывание проходов для пехоты и танков, в результате чего имели место случаи подрыва танков, автомашин и людей на своих минах». Далее в донесении приводится пример, что из числа 22 танков 89-го отдельного тяжелого танкового полка 8 подорвались на своих минах.
С переходом пехоты в атаку артиллерия и авиация сопровождали своим огнем и бомбами действия войск.
Поддержка пехоты проводилась двойным огневым валом на глубину до 2 километров и одинарным огневым валом — до 3,5–4 километров.
Реактивные установки М-13 и М-31 сопровождали пехоту батарейными залпами через 2–4 минуты на всю глубину огневого вала. Артиллерия дальнего действия вела борьбу с артиллерийскими и минометными батареями противника. Минометные полки и минометы стрелковых дивизий, действовавшие в огневом вале, по его окончании двигались за пехотой, поддерживая ее наступление с ближних огневых позиций.
Полки СУ-76 двигались совместно с первой цепью пехоты с включенными фарами, сопровождая огнем стрелковые части.
С рассвета и в течение всего первого дня боев главные усилия авиации 16-й воздушной армии были направлены на направление главного удара — на участки 5-й ударной и 8-й гвардейской армий. Для этого привлекалось 603 бомбардировщика Пе-2, Ту-2, «Бостон», 631 штурмовик, 1188 истребителей.
В общей сложности на обеспечение прорыва обороны противника и развитие успеха в глубине в первый день Берлинской операции было произведено 6548 самолетовылетов, из которых 5342 совершила авиация 16-й воздушной армии, 766–18-й воздушной армии и 440–4-й воздушной армии.
Несмотря на огромные усилия, из-за неблагоприятных метеорологических условий график боевой деятельности авиации в первой половине дня не был выполнен.
С утра 16 апреля активизировала свои действия и немецкая авиация. Несмотря на полное господство в воздухе советской авиации, немецкие самолеты вели разведку и группами по 5–20 машин пытались бомбардировать боевые порядки наших войск, а также прорваться к переправам через Одер. В первый день Берлинской операции состоялось 140 воздушных боев, в результате которых, по советским документам того времени, было сбито 165 самолетов противника. Наша авиация в боях с вражескими истребителями потеряла 13 самолетов, а общие потери советской авиации к исходу первых суток боев достигли 87 самолетов, из которых 75 — боевые.
С рассветом поле битвы на западном берегу Одера было закрыто туманами и дымом от разрывов. Сотни тысяч людей, тысячи единиц техники были сосредоточены на этом решающем направлении всей Берлинской операции.
Советское командование понимало, что враг будет оказывать самое упорное и отчаянное сопротивление. За спиной немецких солдат был Берлин...
Оборонительная система противника состояла из нескольких полос по 2–4 траншеи каждая с широко развитой сетью инженерных заграждений, состоявших из минных полей, проволоки, противотанковых препятствий, заболоченных каналов. Немецкое командование заблаговременно создавало оборону на Одерском рубеже и успело всесторонне подготовиться к наступлению советских войск. Однако удар 1-го Белорусского фронта был настолько мощен и, самое главное, внезапен для немецкого командования, что оно просто растерялось.
Наша пехота, ворвавшись в первые траншеи противника, первоначально столкнулась с его незначительным сопротивлением. Однако вскоре враг оправился и повел ожесточенные оборонительные бои.
Советские бойцы и командиры проявляли массовый героизм и мужество при выполнении своего воинского долга. Красноармеец Рабычев из 4-й роты 1079-го стрелкового полка 312-й стрелковой дивизии пал смертью храбрых на поле боя. Когда рота подходила к третьей траншее противника, с фланга немцы открыли сильный пулеметный огонь. Рота залегла. Тогда Рабычев первым поднялся и с возгласом «За мной, вперед!» бросился на пулеметную точку немцев, забрасывая ее гранатами. Увлеченные подвигом героя, бойцы 4-й роты ворвались в траншею и выбили немцев оттуда.
Опираясь на сильно разветвленную систему обороны, немецкие войска упорно обороняли отдельные участки уцелевшей обороны, опорные пункты, узлы сопротивления. При отступлении они, как правило, минировали оставляемые блиндажи и огневые точки. Эффективно действовала зенитная артиллерия противника, прикрывая объекты в тылу.
Сопротивление противника с середины дня 16 апреля начало нарастать. На ряде участков противник провел контратаки силами рота — батальон при поддержке танковых подразделений. В боевых донесениях из всех армий 1-го Белорусского фронта за первый день боев сообщается об упорном огневом сопротивлении противника.
Эти факты, а также свидетельства рядовых бойцов — участников операции говорят о том, что, несмотря на огромную мощь артиллерийской подготовки, ее эффективность была ниже ожидаемой. Противник готовился заранее к такому варианту и принял соответствующие меры. В политическом донесении начальника политотдела 69-й армии в политуправление 1-го Белорусского фронта в связи с этим говорилось:
«Все раненые единодушно высказали мнение об огромной силе артиллерийского огня, хвалили артиллеристов... однако большинство раненых подчеркивают, что эта артподготовка не была столь эффективной по ее результатам, так как не расстроила огневую систему противника на всю глубину.
По мнению многих раненых, артиллерийский огонь, сосредоточенный по второй и третьей траншеям, был метким, однако больших потерь противнику не нанес ввиду того, что последний заблаговременно отвел свою пехоту в глубину обороны.
«Трупов немцев, — заявляют раненые, — во второй и третьей траншеях мы видели очень мало».
Командир пулеметного взвода... младший лейтенант Бутылкин заявил: «Артиллерийская подготовка проведена по пустому месту, так как противник накануне перенес свои огневые точки»...
Анализ ранений показывает, что подавляющее большинство красноармейцев и офицеров было ранено между второй и третьей траншеями и за линией железной дороги Шефлис и южнее ее. Большинство из них получили осколочные ранения, что также свидетельствует о том, что основная огневая система противника не оказалась расстроенной огневым воздействием нашей артиллерии.
Отдельные товарищи высказали мнение, что наша артиллерийская разведка не выявила полностью огневой системы противника и, следовательно, она не была подавлена нашей артиллерией».
О том же свидетельствовало и последующее развитие обстановки на 1-м Белорусском фронте. Противник на всем фронте оказывал организованное сопротивление.
Наступающие части войск первого эшелона армий к исходу 16 апреля — первого дня наступления — повсеместно прорвали первую полосу обороны противника, продвинулись вперед до 6–10 километров.
В полосе наступления 8-й гвардейской армии, находившейся на главном направлении наступления фронта, успех обозначился только в первой половине дня, когда наши войска вышли к второму оборонительному рубежу немцев, но были там остановлены. Со второй половины дня части продвижения не имели, ведя активные боевые действия на достигнутых рубежах. Впереди лежали сильно укрепленные немцами Зееловские высоты.
Впоследствии бывший командующий армией генерал В. Чуйков, оценивая создавшуюся тогда обстановку, говорил на научной конференции весной 1946 года:
«...Подойдя к Зееловский высотам, пройдя 6–7 километров, наступление захлебнулось. Продолжать атаку в этот же день, не организовав нового артиллерийского наступления, — это истреблять войска. Нужно было обязательно повторить артиллерийское наступление с переменой огневых позиций».
Обе танковые армии 1-го Белорусского фронта в первой половине дня 16 апреля переправлялись на западный берег р. Одер и выходили в исходные районы для наступления.
Передовые отряды танковых армий начали действовать на рассвете с плацдармов на западном берегу Одера, идя в боевых порядках пехоты и вместе с ней взламывая оборону противника.
Во второй половине дня командованию 1-го Белорусского фронта стало ясно, что ожидавшегося успеха достичь не удастся. Необходимо было принимать серьезные меры по усилению удара фронта.
Маршал Г. Жуков в этот критический момент, вопреки решению Ставки Верховного главнокомандования, вопреки утвержденному плану Берлинской операции, принял серьезное решение: ввести в сражение свои танковые армии немедленно, не дожидаясь благоприятного момента, и не для развития успеха в глубине, а для прорыва обороны противника.
Сам Г. К. Жуков пишет об этом так:
«Вечером я вновь доложил Верховному о затруднениях на подступах к Зееловским высотам и сказал, что раньше завтрашнего вечера этот рубеж взять не удастся.
На этот раз И. В. Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем.
— Вы напрасно ввели в дело 1-ю гвардейскую танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не там, где требовала Ставка. — Потом добавил:
— Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмете Зееловский рубеж?
Стараясь быть спокойным, я ответил:
— Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона на Зееловском рубеже будет прорвана. Считаю, что чем больше противник будет бросать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем быстрее мы возьмем затем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в городе.
— Мы думаем приказать Коневу двинуть танковые армии Рыбалко и Лелюшенко с юга, а Рокоссовскому ускорить форсирование и тоже ударить в обход Берлина с севера, — сказал И. В. Сталин.
Я ответил:
— Танковые армии Конева имеют полную возможность быстро продвигаться, и их следует направить на Берлин, а Рокоссовский не сможет начать наступление ранее 23 апреля, так как задержится с форсированием Одера.
— До свидания, — довольно сухо сказал И. В. Сталин вместо ответа и положил трубку».
О чем думал и что чувствовал Г. Жуков в те критические минуты разговора со Сталиным — не знает никто. Маршал понимал только одно: сейчас, когда финал Великой Отечественной войны был уже близок, тот полководец, кто войдет в Берлин первым, будет символом Победы. Сама жизнь и деятельность Георгия Константиновича, вехи его военной биографии и роль в войне могут быть перечеркнуты одним махом — маршал не справился с последней задачей по овладению Берлином.
На карту было поставлено все. Жуков пообещал Сталину взять Зееловские высоты к исходу следующего дня. Если нет... маршал предпочитал об этом лучше не думать. Взять любой ценой, идти на любые жертвы, чтобы вовремя доложить: «Ваше приказание выполнено».
Вся надежда теперь была на действия танковых армий, которые помогут выполнить обещание, данное Жуковым Сталину...
Решение о вводе танковых армий в сражение в первый день боев было серьезным и очень неоднозначным. Историки и военачальники до сих пор спорят о целесообразности и оправданности этого шага командующего войсками 1-го Белорусского фронта. В частности, достаточно критически об этом отзывался впоследствии генерал В. Чуйков, командовавший 8-й гвардейской армией, в полосе которой и была введена 1-я гвардейская танковая армия:
«...Когда танковые армии врезались в боевые порядки войск общевойсковых армий и пошли на Зееловские высоты (всего лишь по четырем дорогам, по которым могла двигаться техника), я считаю, они в этот день не только не принесли пользу, а, наоборот, даже вред. Почему? Очень просто, товарищи, плацдарм болотистый... Здесь дороги очень редкие и перекопанные, мосты взорваны, двигаться техника могла только по дорогам, свернуть вправо и влево не могла. Плацдарм был и без того перенасыщен техникой: артиллерией, танками непосредственной поддержки пехоты и проч., когда сюда врезались колонны танковых армий, перед противником была прекрасная мишень для того, чтобы бить по танкам, но танки не в состоянии были развернуться в мало-мальски удобный боевой порядок.
Я считаю, что введение в бой в первый день танковых армий не совсем удачно, хотя бы и на завершающем этапе Великой Отечественной войны. Тем более, что пехота и наши танки непосредственной поддержки пехоты и артиллерия не выдохлись в своем наступлении так, чтобы было нужно поддержать их танками. Ударная сила у нас была достаточная, настроение наступать было крепкое».
Местность, на которой развернулись боевые действия танковых армий, действительно была крайне неблагоприятной для их маневра, не позволяла проявить главное достоинство танковых войск в наступлении — мощь и ударную силу. Система стариц, мелких озер, речек, ручьев и бесчисленных каналов делали маневр танков затруднительным. Танки были вынуждены часто совершать обходные маневры в поисках возможных мест переправы через водные преграды, что в значительной степени замедляло темп продвижения наступающих частей. Этим умело пользовался противник, готовивший противотанковые рубежи, сообразуясь с местностью.
К исходу дня 16 апреля бои велись на всем протяжении фронта, однако советские войска решительного успеха нигде не имели. В связи с этим начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник М. Малинин вечером первого дня операции в 19.30 от имени командования фронта отдал распоряжения всем подчиненным армиям:
«Командующий войсками фронта приказал:
На тех участках, где не требуется прорыв второй оборонительной линии, продолжать наступление, не прекращая его и ночью с 16 на 17 апреля 1945 года. На участках, где войска встречали организованное сопротивление на второй оборонительной полосе противника, организовать прорыв этой полосы сутра 17 апреля. С этой целью на участках прорыва сосредоточить 250–270 стволов на 1 километр фронта прорыва.
Провести артподготовку продолжительностью 30–40 минут.
Атаку пехоты и танков начать в 8.00 17 апреля 1945 года и продолжать наступление с прежней задачей».
За сутки боя войска всех армий понесли незначительные потери, в то же время нанеся противнику ощутимый урон, оцениваемый в 12 тысяч человек. 3823 немецких солдата и офицера были взяты в плен.
О том, как оценивали сами немцы обстановку на фронте в первый день операции, дает представление допрос бывшего командующего 56-м танковым корпусом, а затем командующего обороной Берлина генерала Вейдлинга:
«К 16 апреля 56-й танковый корпус частями 9-й авиадесантной дивизии, мотодивизии «Мюнхеберг» и оставшейся не выведенной частью 20-й мотодивизии занимал оборону на участке Цехин — южнее Альт-Тухебанд. 16 апреля в первые же часы наступления русские прорвались на правом фланге (южнее) 101-го армейского корпуса, на участке дивизии «Берлин».создав этим самым угрозу для левого (северного) фланга 56-го танкового корпуса.
Во второй половине дня русские танки прорвались на участке 303-й пехотной дивизии, входившей в состав 11-го танкового корпуса СС, и создали угрозу нанесения удара с фланга по частям дивизии «Мюнхеберг». Одновременно русские оказывали сильное давление с фронта на участке моего корпуса; в ночь на 17 апреля части моего корпуса, неся большие потери, были вынуждены отойти на высоты восточнее Зеелов в район Гузов (западнее Кюстрин), 5 км западнее Хатенов (севернее Лебус)».
Сгустившиеся над полем битвы сумерки не снизили накал борьбы, однако стороны использовали ночное время для корректировки своих планов и подготовки сил к новым схваткам.
Одним из интересных и неоднозначно оцениваемых специалистами приемов, примененных советскими войсками в первый день, точнее, ночь, Берлинской операции явилось использование зенитных прожекторов для подсветки поля боя. Маршал Г. Жуков, выступивший активным инициатором этой акции, был очень высокого мнения об эффективности действия прожекторов ранним утром 16 апреля. Эту точку зрения он отстаивал и впоследствии. На той же позиции всегда стояла отечественная военно-историческая наука.
Вот как комментировал Г. К. Жуков успехи — итоги первого дня боев Берлинской наступательной операции — на пресс-конференции, устроенной через месяц после победы:
«Большую роль в успехе ночной атаки по всему фронту сыграло одно техническое новшество, примененное нами в этой операции. Чтобы помочь танкам и пехоте лучше ориентироваться в ночной атаке, мы организовали по всему фронту прожекторный подсвет пути для наступающих колонн. Одновременно наши прожектора не только подсвечивали путь наступающим войскам Красной Армии, но и ослепляли противника, который вследствие этого был лишен возможности вести точный прицельный огонь по наступающим. Примерно на каждые 200 метров действовал один мощный прожектор. В итоге всех этих мероприятий наша атака для противника была неожиданной. Взаимодействие большой массы артиллерии, танков, авиации и пехоты при введении в действие прожекторов было для противника настолько сокрушающим, что он не выдержал напора, и сопротивление его было сломлено».
Однако не все участники той исторической битвы согласны были с мнением Г. Жукова об эффективности «прожекторной» атаки. В своих мемуарах маршал В. Чуйков, командовавший тогда войсками 8-й гвардейской армии, писал:
«Должен сказать, что в то время, когда мы любовались силой и эффективностью действия прожекторов на полигоне, никто из нас не мог точно предугадать, как это будет выглядеть в боевой обстановке.
Мне трудно судить о положении на других участках фронта. Но в полосе нашей 8-й гвардейской армии я увидел, как мощные пучки света прожекторов уперлись в клубящуюся завесу гари, дыма и пыл и, поднятую над позициями противника. Даже прожекторы не могли пробить эту завесу, и нам было трудно наблюдать за полем боя. Как на грех, еще и ветер дул навстречу. В результате высота 81,5, на которой разместился командный пункт, вскоре была окутана непроницаемой мглой. Тогда мы вообще перестали что-либо видеть, полагаясь в управлении войсками лишь на радиотелефонную связь да на посыльных.
Густое пыльно-дымное облако осложняло и действия наших наступающих частей».
Воспоминания В. И. Чуйкова, вышедшие через 35 лет после победы, по известным причинам были «аккуратно причесаны». Об этом свидетельствует стенограмма выступления Чуйкова на научной конференции по изучению Берлинской операции войск 1-го Белорусского фронта, которая проводилась в Группе советских оккупационных войск в Германии весной 1946 года. На той конференции, проведенной «по горячим следам», когда еще свежи были воспоминания и впечатления о пережитом, тогда еще генерал-полковник В. Чуйков достаточно остро и критично говорил:
«Есть замечание у меня в отношении прожекторов. Здесь Василий Иванович Казаков (Генерал-полковник В. И. Казаков — командующий артиллерией 1-го Белорусского фронта) доложил, что с момента перехода в атаку 14 миллионов свечей зажглось и стало освещать путь к победе нашей пехоте и танкам (Г. К. Жуков в своих воспоминаниях приводит цифру — 100 миллиардов свечей). Цифра, конечно, астрономическая, но мы отлично знаем, что после 25-минутного артиллерийского налета такой мощности, как было на плацдарме, ничего нельзя было увидеть. Хотя бы вы тут зажгли и 14 триллионов свечей, вы все равно ничего не увидите, потому что все поле закрывается стеной пыли, гари и всем, чем хотите.
Василий Иванович, когда мы с вами сидели вот на этой высоте 81,5, когда засветились прожекторы, которые находились в 200–300 метрах от нас, мы с вами не видели и не могли определить, светят они или нет.
Я считаю, что, если бы они были поставлены на пассивных участках, они больше принесли бы там пользы, с точки зрения обмана противника.
Поскольку мы имеем научную конференцию, по которой будем учить свое поколение и сами (учиться) на будущее, я считаю необходимым сказать то, что было, что прожекторные роты (понесли) потери, сожгли много свечей, но реальной помощи войска от этого не получили».
О достаточно низкой эффективности действия прожекторных частей в ночь на 16 апреля говорят сводки обобщенного боевого опыта войск, составленные «по горячим следам» сразу после боев.
Так, в сводке обобщенного боевого опыта оперативного отдела штаба 3-й ударной армии от 15 мая 1945 года говорится:
«...Использование прожекторов должного эффекта не дало и лишь частично облегчило действия пехоты и танков: их световые лучи не могли проникнуть через густое облако пыли и дыма от разрывов наших снарядов и мин, некоторые прожектора слишком высоко направляли свои лучи; с переносом лучей на фланги и в глубину бойцы иногда теряли ориентировку, натыкались на неровности поверхности земли, попадали в свои воронки, окопы и траншеи противника. Расчеты прожекторных установок недостаточно подготовили себя и свою матчасть для настильного света (многие из установок давали высокие лучи и ослепляли свои войска); две-три установки работали хорошо».
В целом неудовлетворительную оценку действиям прожекторов дали в оперативном отделе штаба 5-й ударной армии в краткой сводке обобщенного боевого опыта от 25 мая:
«Всего перед фронтом двух стрелковых корпусов (правофланговый и средний) было поставлено на позиции 26 прожекторов на фронте до 5 километров. Прожекторы устанавливались в одном километре от переднего края с интервалами в 200–250 метров.
Прожекторы были введены в действие своевременно, но ожидаемого эффекта они не дали. Причиной этому было:
а) неблагоприятная погода (дымка);
б) после артподготовки передний край противника был окутан сплошным облаком дыма и пыли, которые свет прожекторов не пробивал;
в) из 26 прожекторов не действовало 12. Пять прожекторов были выведены из строя пулеметным огнем противника в самом начале боя, один оказался неисправным и остальные не действовали благодаря слабому контролю офицерского состава прожекторного полка.
В связи с этим вместо сплошного освещения и ослепления противника прожекторами слабо освещались отдельные полосы на расстоянии не дальше как до переднего края противника...»
Интерес представляют для нас и мнения об эффективности применения прожекторов в ночной атаке 16 апреля непосредственных участников того боя — солдат на поле боя. 17 апреля политотделом 69-й армии было проведено изучение этого вопроса среди бойцов и командиров, получивших ранения в первый день боев:
«О действии и эффективности прожекторов во время атаки и боя в глубине обороны противника раненые высказывались противоречиво.
Одни (большинство) заявляют, что свет прожекторов ослеплял противника, освещал впереди лежащую местность, что дало возможность передвигаться вперед и сравнительно быстро овладеть тремя траншеями противника.
Особенно хорошо отзываются о действиях прожекторов танкисты и самоходчики, которые, используя свет, двигались со своими танками и самоходками в условиях ночного боя не вслепую.
Другая группа раненых отрицательно оценивает действия и использование прожекторов, которые не давали большой видимости вперед, ввиду наличия большого дыма и пыли после артподготовки, а также предутреннего тумана, ограничивавших видимость.
Некоторые раненые заявляли, что именно прожекторный свет дал возможность противнику сосредоточить свой огонь по местам скопления наших войск, чем объясняются такие большие потери».
В целом, разнообразные и противоречивые оценки эффективности действия прожекторов в первую ночь Берлинской операции при атаке переднего края обороны противника позволяют сделать общий вывод: «прожекторная атака» явилась, безусловно, интересным и нестандартным тактическим приемом. Однако роль и боевую эффективность его нельзя переоценивать.
Этот прием сыграл, пожалуй, больше психологическую роль, на что он и был, прежде всего, рассчитан. Интересны в этом отношении показания немецких пленных, которые свидетельствовали, что у командования вермахта эта акция вызвала впечатление применения советскими войсками какого-то совершенно нового секретного оружия.
Наступление войск 1-го Украинского фронта под командованием Маршала Советского Союза И. С. Конева с самого начала развивалось достаточно успешно в высоком темпе. На направлении действия фронта оборона немцев была значительно слабее, чем на соседнем 1-м Белорусском, что в целом содействовало успеху фронта.
В 6.15 утра 16 апреля на всем фронте началась артиллерийская подготовка, продлившаяся 2 часа 25 минут. Она условно делилась на две части — артподготовку форсирования реки Нейсе и на артподготовку по прорыву тактической обороны противника.
С последними залпами артиллерийской подготовки на всем 310-километровом фронте была установлена дымовая завеса, которая должна была скрыть форсирование Нейсе советскими войсками.
В 6.55 под прикрытием артогня, дымов и массированных ударов авиации войска ударной группы фронта начали форсирование реки.
Первыми форсировали водную преграду усиленные роты от штурмовых батальонов первого эшелона, которые быстро переправились на противоположный берег на лодках АДП, паромах и подручных средствах. Вслед за тем были быстро наведены штурмовые мостики для пехоты, оборудованы специальные переправы и броды для тяжелой техники. Весь процесс переправы атакующих войск первого эшелона был рассчитан и осуществлен в течение 60 минут, ровно столько, сколько над местностью стояла дымовая завеса.
Немедленно после форсирования реки Нейсе первыми штурмовыми эшелонами инженерные войска фронта приступили к строительству мостов через эту водную преграду. Так, в полосе 13-й армии с утра 16 апреля началось сооружение двух мостов: одного — в районе Эрленхольц грузоподъемностью 60 тонн и длиной 45 метров, другого — в районе Гроссзерхен грузоподъемностью 60 тонн и длиной 65 метров. Подобные же работы велись и в других армиях фронта.
Перешедшие в атаку войска ударной группировки фронта прорвали главную полосу обороны немцев на двух участках на правом и левом флангах. Общая ширина прорыва составила около 45 километров, а глубина — 8–13 километров. В результате боев по итогам дня было занято 80 населенных пунктов. Советские войска взяли в плен свыше 2000 немецких солдат и офицеров.
С целью быстрейшего завершения прорыва немецкой обороны маршал И. Конев принял решение ввести в сражение 3-ю и 4-ю гвардейские танковые армии.
В полосе наступления 3-й гвардейской армии были введены 25-й танковый корпус и одна бригада из состава 6-го гвардейского танкового корпуса (3-я гвардейская танковая армия). В полосе 13-й армии в бой вошли две бригады 10-го гвардейского танкового корпуса (4-я гвардейская танковая армия) и одна бригада 7-го гвардейского танкового корпуса (3-я гвардейская танковая армия). В полосе 5-й гвардейской армии был введен 4-й гвардейский танковый корпус, а в полосе 2-й Польской армии — 16-я отдельная танковая бригада.
В соответствии с предварительным решением командующего фронтом армии первого эшелона должны были продвигаться решительно вперед, при этом обе танковые армии предусматривалось ввести уже в первый день. Конев и его штаб считали, что к исходу первого дня операции 3-я и 4-я гвардейские танковые армии смогут передовыми бригадами захватить плацдармы на западном берегу реки Шпрее, а главными силами выйдут на восточный берег этой водной преграды. Однако сделать это танковые и механизированные войска фронта не смогли.
При продвижении вперед войска 1-го Украинского фронта вынуждены были действовать на сильно пересеченной и лесистой местности и преодолевать развитую систему инженерных заграждений противника. На пути советских войск встали и лесные пожары, ставшие непреодолимым препятствием для пехоты.
Все населенные пункты были укреплены, дороги и мосты во многих местах были заранее разрушены противником. Подходы к разрушенным и полуразрушенным мостам часто оказывались заминированными.
На дорогах повсеместно создавались завалы и баррикады из бревен, деревянных стен с землей и камнем. Для тех же целей на трассы обрушивались железобетонные путепроводы пересекающих их дорог. Такие заграждения были особенно труднопреодолимыми советской военной техникой, так как их разборка требовала применения автогенной резки железобетонных конструкций и растаскивания их тракторами на обочины. Все это требовало длительного времени и четкой организации инженерного обеспечения наступающих частей. Для разборки баррикад и уборки трупов вражеских солдат и животных широко привлекалось местное население.
ВВС 1-го Украинского фронта — 2-я воздушная армия — за 16 апреля произвели 3376 самолето-вылетов по бомбардировке и штурмовке обороны противника. Советская авиация полностью господствовала в воздухе, а погода благоприятствовала действиям авиации. За весь день немецкая авиация совершила всего 220 самолето-вылетов. В воздушных боях наши летчики сбили 37 немецких самолетов.
В первый день операции войска 1-го Украинского фронта фактически не встретились с мощным, организованным сопротивлением противника. Оборона немцев была очагового характера. Однако противник понимал, что решающее наступление Красной Армии началось. Об этом свидетельствуют, в частности, захваченные на следующий день советскими танкистами трофейные документы немцев.
Поздно ночью 16 апреля командир немецкой дивизии «Охрана фюрера» в приказе на оборону на следующие сутки отмечал:
«Враг 16 апреля в утренние часы после сильнейшей артподготовки перешел в наступление на широком фронте на участке: Мускау-Трибель, форсировал Нейсе у Кебельн, юго-западнее Гросс Зерхен и Цетц и после тяжелых боев превосходящими силами отбросил 545-ю народно-гренадерскую дивизию из леса в районе Еришке на запад. Вражеские атаки были поддержаны большими силами авиации.
Дивизия считается с продолжением 17 апреля вражеских атак при вводе усиленных танковых соединений в направлении по шоссе Мускау — Шпремберг...»
В этот день немцы только начали подтягивать свои резервы в районы восточнее реки Шпрее для введения их в бой на следующий день — 17 апреля.
В 21.40 начальник штаба 1-го Украинского фронта генерал армии И. Е. Петров от имени командующего фронтом послал в войска 3-й гвардейской,13-й, 5-й гвардейской, 2-й Польской и 52-й армий жесткие телеграммы:
«Армия задачи дня не выполнила. Командующий фронтом приказал: с наступлением темноты действий не приостанавливать, продолжая выполнение задачи частями вторых эшелонов и резервов...»
Берлинская операция советских войск набирала силу.
В целях создания паники в войсках противника и дезорганизации работы его тыла командующий войсками фронта приказал:
«1. Выбросить в тыл противника отряды с задачами: а) занимать переправы, узлы дорог, дефиле и расстреливать огнем проходящие войсковые и тыловые колонны, и этим создавать панику в тылу противника; б) разрушать узлы и линии связи, и этим нарушать управление войсками противника.
2. В отряды назначить проверенных и смелых офицеров и бойцов, вооруженных автоматами, а для подрывных работ в состав отряда включать саперов-подрывников с взрывчаткой.
3. О количестве высланных отрядов с указанием состава отряда, времени высадки и его задаче доложить командующему войсками фронта к 14.00 19 апреля 1945 года.
Малинин».
Это указание маршала Жукова было отправлено из штаба фронта в 1.30 ночи 17 апреля. Развивавшееся крайне трудно наступление войск 1-го Белорусского фронта на Берлин вызывало обеспокоенность не только у командования фронтом, но и в Москве. Нужно было любым путем и любыми средствами переломить ход борьбы на поле боя в свою пользу. В этом свою роль должны были сыграть и диверсионные отряды.
Такие отряды армии начали формировать утром 17 апреля. Командующий 8-й гвардейской армией генерал В. Чуйков приказал выделить диверсионные отряды от каждого корпуса. Отряды, численность которых составляла 35–40 человек, возглавляли наиболее подготовленные и смелые командиры разведрот. Вместе с бойцами-разведчиками в каждом отряде действовали по 6 саперов-подрывников.
Диверсионным отрядам ставилась задача сеять панику в рядах противника и дезорганизовывать его тыл и систему связи в полосе наступления своего корпуса на глубину до 10–15 километров от передовых отрядов корпусов.
С раннего утра 17 апреля, после некоторой ночной паузы, на всех участках фронта вновь разгорелись ожесточенные бои и сражения. Несмотря на упорное сопротивление немцев, советские войска на ряде участков пробили оборону на Зееловских высотах. Противник начал отступать.
И все же маршал Жуков был недоволен. Наступление развивалось очень тяжело, и пока не было уверенности в том, что цель операции будет достигнута. Время работало против Жукова. По мнению командующего фронта, войска действовали неуверенно, командный состав армий и подчиненных войск плохо руководил боями.
Вечером 17 апреля Жуков продиктовал телеграмму всем командующим армиями и командирам отдельных корпусов. В присущем ему резком стиле он писал:
«1. Хуже всех проводят наступательную Берлинскую операцию 69-я армия под командованием генерал-полковника Колпакчи, 1-я танковая армия под командованием генерал-полковника Катукова и 2-я танковая армия под командованием генерал-полковника Богданова.
Эти армии, имея колоссальнейшие силы и средства, второй день действуют неумело и нерешительно, топчась перед слабым противником.
Командарм Катуков и его командиры корпусов Ющук, Дремов, Бабаджанян за полем боя и за действиями своих войск не наблюдают, отсиживаясь далеко в тылах (10–12 километров). Обстановки эти генералы не знают и плетутся в хвосте событий.
2. Если допустить медлительность в развитии Берлинской операции, то войска истощатся, израсходуют все материальные запасы, не взяв Берлина.
Я требую: а) Немедля развить стремительность наступления. 1-й и 2-й танковым армиям и 9-му танковому корпусу прорваться при поддержке 3-й, 5-й и 8-й гвардейской армий в тыл обороны противника и стремительно продвинуться в район Берлина.
б) Всем командармам находиться на НП командиров корпусов, ведущих бой на главном направлении, а командирам корпусов находиться в бригадах и дивизиях первого эшелона на главном направлении.
Нахождение в тылу войск категорически запрещаю.
в) Всю артиллерию, в том числе большой мощности, подтянуть к первому эшелону и держать ее не далее 2–3 километров за эшелоном, ведущим бой.
Действия артиллерии концентрировать на тех участках, где решается задача на прорыв.
3. Иметь в виду, что до самого Берлина противник будет сопротивляться и цепляться за каждый дом и куст, а потому танкистам, самоходчикам и пехоте не ждать, пока артиллерия перебьет всех немцев и предоставит удовольствие двигаться по чистому пространству...»
Прочитав продиктованный им самим текст, Жуков, подумав немного, взял карандаш и вписал своей рукой последний, 4-й пункт:
«4. Бейте беспощадно немцев и двигайтесь вперед днем и ночью на Берлин, тогда Берлин будет очень скоро наш».
Даже отправив телеграмму в войска, Жуков долго не мог успокоиться. Вызвав своего начальника штаба генерала Малинина, маршал гневно приказал ему запретить выдачу водки танкистам. В 1-ю и 2-ю гвардейские танковые армии и 9-й танковый корпус пошла обидная и несправедливая по отношению к рядовым танкистам телеграмма: «До особого распоряжения выдачу водки всему личному составу запретить».
Резкие по своему тону телеграммы Г. Жуков будет посылать командармам в ходе всей операции. Испытанные в боях военачальники, генералы подвергались со стороны маршала незаслуженному унижению.
О том, какая обстановка складывалась для немецких войск 17 апреля, дает представление фрагмент из допроса генерала Вейдлинга, командовавшего в те дни 56-м танковым корпусом:
«...17 апреля русские войска продолжали оказывать сильнейшее давление на всем фронте 56-го танкового корпуса, стремясь одновременно расширить прорывы между 11-м танковым корпусом СС и 56-м танковым корпусом и 101-м армейским корпусом с другой стороны.
Чтобы предотвратить дальнейшее разобщение корпусов 9-й армии и сохранить фронт, 11-й танковый корпус СС 17 апреля ввел в бой на участке прорыва русских, т.е. на стыке между 11-м танковым корпусом СС и 56-м танковым корпусом, мотодивизию «Курмарк», что дало возможность частично восстановить связь между обоими корпусами.
Я 17 апреля ввел в бой 18-ю мотодивизию в районе Хермерсдорф, Вульков (6–8 км северо-восточнее Мюнхеберг) с задачей контролировать русские части и восстановить связь со 101-м армейским корпусом.
18-я мотодивизия сумела ценой больших потерь задержать дальнейшее наступление русских, но ликвидировать разрыв между 56-м танковым корпусом и 101-м армейским корпусом она не сумела. Наоборот, русские продолжали вводить в бой все новые силы и разрыв между этими двумя корпусами достиг 16 километров. К исходу 17 апреля я был вынужден под сильным давлением русских отвести войска корпуса на линию Дидерсдорф (3 км юго-западнее Зеелов), Альт Розенталь (5 км северо-западнее Зеелов), Хермерсдорф, 2 км северо-западнее Хермерсдорф (6 км северо-восточнее Мюнхеберг)».
Утром 18 апреля Зееловские высоты были взяты. Это позволило ввести в оперативный прорыв все наличные танковые и механизированные войска фронта. Противник по-прежнему ожесточенно сопротивлялся, бросая навстречу советским войскам все наличные резервы и даже части, снятые с оборонительных рубежей Берлина.
По итогам наступления за день маршал Жуков поздно вечером 18 апреля послал войскам 1-й и 2-й гвардейских танковых,5-й ударной,8-й гвардейской и 33-й армий приказание об улучшении организации наступления. И вновь там прозвучали резкие нотки недовольства:
«1. Наступление на Берлин у вас развивается недопустимо медленно. Если так будет операция и дальше проходить, то наступление может захлебнуться.
2. Основная причина плохого наступления кроется в неорганизованности, отсутствии взаимодействия войск и отсутствии требовательности к лицам, не выполняющим боевых задач».
Комфронта приказал всем командующим и командирам от армии до бригады выехать в передовые части и лично разобраться с обстановкой.
Далее маршал потребовал к полудню следующего дня привести части в порядок и ровно в полдень по всему фронту начать артиллерийскую и авиационную подготовку с последующим переходом в решительное наступление.
И вновь командующий фронтом по итогам дня 18 апреля был недоволен танкистами. В полночь из штаба фронта за подписью Жукова летят телеграммы командирам 9-го и 11-го танковых корпусов. Маршал «давит», заставляет танкистов идти вперед, не обращая внимания на большие потери.
Командир 9-го гвардейского танкового корпуса генерал Н. Веденеев получил телеграмму:
«9-й гвардейский танковый корпус действует очень плохо и нерешительно. За плохие действия объявляю Вам выговор. К исходу дня 19 апреля любой ценой корпусу под Вашу ответственность выйти в район Фройденберга. Исполнение донести лично мне.
Жуков».
Еще более строгое послание получает командир 11-го танкового корпуса генерал И. Ющук:
«Вы лично и Ваш штаб во главе с начальником штаба в проводимой операции работаете плохо и нерешительно.
Я очень строго предупреждаю Вас о неполном служебном соответствии и требую более смелых и организованных действий.
Любой ценой 19 апреля выйти в район Вердер, Беторсхаген. Исполнение донести лично мне.
Жуков».
Еще более строгие приказания командиры корпусов отправили в подчиненные им бригады. Приказ Жукова — не шутка, и все понимали фразу «любой ценой» в прямом смысле — не считаясь ни с какими потерями и жертвами.
Насколько обоснованными были претензии командующего войсками фронта к своим танкистам? Не все зависело только от мужества и героизма танкистов, которых им было не занимать. Огромное количество войск и техники запрудило все оставшиеся не разрушенными дороги, по которым к тому же двигались колонны немецких военнопленных и толпы местных жителей. Все это мешало движению танковых бригад, создавало пробки на дорогах.
Однако определенные нарекания на танкистов были не только у штаба фронта, но и у пехоты. Жукову докладывали о том, что танкисты «болтаются сзади боевых порядков пехоты», не хотят взаимодействовать со стрелковыми дивизиями.
Недостаточно решительные действия танковых войск объяснялись также и сильной многослойной противотанковой обороной немцев на всех направлениях. В результате всего этого танки теряли самое главное свое достоинство — ударную силу, подвижность в сочетании с большой огневой мощью.
Упорное и стойкое сопротивление немцев продолжалось вплоть до 19 апреля. Только затем стало ясно, что противник не выдержал нашего удара и стал отходить на внешний обвод Берлинского района обороны.
Бывший командир немецкого 56-го танкового корпуса, а в последующем командующий обороной Берлина генерал Вейдлинг в своих показаниях впоследствии характеризовал обстановку тех дней следующим образом:
«18 апреля русские продолжали расширять прорыв между 56-м танковым корпусом и 11-м танковым корпусом СС, а равно между 56-м танковым и 101-м армейским корпусами, оказывая одновременно давление с фронта на части 56-го танкового корпуса. К исходу 18 апреля части 56-го танкового корпуса отошли на линию Янсфельде, Трабнитц, восточнее Оберсдорф, восточнее Мюнхехофе, севернее Буков (севернее Мюнхеберг).
Чтобы предотвратить дальнейшее расширение прорыва между 56-м танковым корпусом и 11-м танковым корпусом СС и одновременно попытаться войти в связь с 11-м танковым корпусом СС, я приказал дивизии «Нордланд» сосредоточиться и 18 апреля нанести контрудар из района юго-восточнее Янсфельде (восточнее Мюнхеберг) на юго-восток. Приказ не мог быть выполнен из-за отсутствия бензина. Командир мотодивизии СС «Нордланд» весь день просидел у меня на КП, только к вечеру 18 апреля дивизия получила бензин.
19 апреля утром мотодивизия СС «Нордланд» была введена в бой, но не на правом (южном) фланге моего корпуса, как предполагалось, а на северном фланге между Претцель (8 км северо-восточнее Штраусберг) и западнее Шермютцель-зее (восточнее Штраусберг), так как разрыв между 56-м танковым и 101-м армейским корпусами достиг катастрофических размеров.
В этот же день мне была переподчинена дивизия, вернее, остатки дивизии «Берлин», однако ни ввод дивизии «Нордланд», ни передача мне дивизии «Берлин» не изменили положение, русские ввели в этот прорыв очень крупные танковые силы и глубоко нависли над северным флангом 56-го танкового корпуса. Начала вырисовываться серьезная угроза моему корпусу с тыла.
20 апреля сильно потрепанные части 56-го танкового корпуса вели бои на линии Гартенштадт (севернее Штраусберг), Клостердорф, Хозенхольц, Дамсдорф, Мюнхеберг. Это был самый тяжелый день для моего корпуса и, пожалуй, для всех немецких частей; части, понесшие огромные потери в предыдущих боях, измотанные и усталые до крайности, не могли больше выдержать огромный натиск превосходящих русских войск и к 21 апреля отошли в район Зеберг (2 км юго-западнее Альт Ландсберг), южнее Альт Ландсберг, севернее Брухмюле, южная конечность оз. Бецзее (6 км восточнее Альт Ландсберг), западная окраина Хенникендорф (8 км южнее, юго-западнее Штраусберг)».
Одновременно с ударами на земле в воздухе над Берлином активно действовала и советская авиация. В интересах наземных войск 16-я воздушная армия только 20 апреля произвела 4050 самолето-вылета, в налетах участвовало 1892 самолета — 159 По-2, 301 бомбардировщик, 427 штурмовиков, 995 истребителей. За сутки было проведено 77 штурмовок войск противника, в которых участвовало 215 истребителей.
В 16.30–17.00 бомбардировщики Пе-2 из состава 3-го бомбардировочного авиакорпуса 16-й воздушной армии нанесли мощный внезапный бомбовый удар по северо-восточной окраине Берлина.
В течение 20 апреля в небе над столицей Германии состоялось 122 воздушных боя, в которых было сбито 90 самолетов противника. Общие потери 16-й воздушной армии за день составили 50 самолетов.
Начавшийся с 19 апреля повсеместный отход противника в сторону Берлина стал своеобразным переломным моментом в развитии Берлинской операции. Красная Армия начала организованное преследование противника и его уничтожение. В этих условиях создавались возможности для решительного прорыва к столице Третьего рейха.
20 апреля 1945 года в 21.50 маршал Г. Жуков посылает телеграммы командующим 1-й и 2-й гвардейскими танковыми армиями с требованием скорейшим образом «ворваться в Берлин». Стиль этих документов уже не столь жесткий, как в предыдущих телеграммах:
«Вашей армии поручается историческая задача: первой ворваться в Берлин и водрузить Знамя Победы. Лично Вам поручаю организовать исполнение.
Пошлите от каждого корпуса по одной лучшей бригаде в Берлин и поставьте им задачу: не позднее 4 часов утра 21 апреля 1945 года любой ценой прорваться на окраину Берлина и немедля донести для доклада т. Сталину и объявления в прессе».
Командующий войсками 1-го Белорусского фронта очень торопился. С юга на Берлин шли войска «конкурента» — соседнего 1-го Украинского фронта.
17 апреля командующий войсками 1-го Украинского фронта маршал Конев направил в войска мобилизующую телеграмму, где он призвал «смелее и решительнее штурмовать последнее водное препятствие на пути к Берлину — реку Шпрее». В этом главная роль отводилась, прежде всего, инженерным войскам фронта. Именно они должны были максимально быстро создать условия для ввода в сражение танковых армий фронта.
С утра 17 апреля противник вел ожесточенное сопротивление и провел до 12 контратак. Однако уже со второй половины того же дня мелкими группами он начал отходить за реку Шпрее. Одновременно небольшими группами танков и действием самолетов по дорогам на основных направлениях немецкое командование стремилось выиграть время и максимально задержать продвижение войск Конева восточнее реки Шпрее.
Чтобы не допустить этого, командующий фронта приказал всем армиям фронта:
«...1. Стремительно развивать наступление на плечах противника, ночью 17 апреля форсировать реку Шпрее, не дав противнику закрепиться на рубеже реки Шпрее.
2. Смелее маневрировать танками и пехотой вне больших дорог, населенные опорные пункты решительно обходить, не ввязываясь в затяжные лобовые бои. Мобилизуйте всех со страстью бить немцев и ломать сопротивление. Стремление только вперед!
Наши войска должны быть в Берлине первыми, они могут это сделать и с честью выполнить приказ Великого Сталина...»
Через несколько часов, когда было уже 1.40 ночи 18 апреля, Конев направил боевые распоряжения командующим 3-й и 4-й гвардейскими танковыми армиями о форсировании реки Шпрее и стремительном наступлении на Берлин. Танковым армиям ставилась задача «в ночь с 20 на 21 апреля 1945 года ворваться в Берлин» соответственно в южную и юго-западную части столицы Германии.
Третий пункт приказа Конева своим танкистам был особенным:
«...3. На главном направлении танковым кулаком смелее и решительнее пробиваться вперед. Города и крупные населенные пункты обходить и не ввязываться в затяжные фронтальные бои. Требую твердо понять, что успех танковых армий зависит от смелого маневра и стремительности в действиях.
Пункт 3-й приказа довести до сознания командиров корпусов, бригад».
Танковые войска 1-го Украинского фронта двигались вперед под девизом «быть в Берлине первыми». По итогам действий за 17 апреля советские войска продвинулись на 8–15 километров, на следующий день продвижение составило 16 километров.
18 апреля противник силами до двух полков пехоты при поддержке 60 танков провел несколько ожесточенных контратак в направлении Герлитц. Они были отбиты войсками фронта.
19 апреля войска ударной группировки фронта прорвали укрепленную линию противника на западном берегу реки Шпрее и, развивая наступление, продвинулись до 25 километров, а подвижными частями — до 40 километров.
Любая заминка на пути войск фронта рассматривалась Коневым через призму «соревнования» с Жуковым за право первому донести Сталину о прорыве в Берлин.
Эмоции вокруг всего этого накаляются не по дням, а по часам.
В 17.30 20 апреля Конев подстегивает танки 3-й гвардейской танковой армии, застрявшей в болотах на рубеже Барут, Луккенвальде:
«Опять двигаетесь кишкой. Одна бригада дерется, вся армия стоит... Смелее маневр по преодолению рубежа Барут».
В 19.40 в телеграмме командармам обеих танковых армий маршал с нотками «паники» говорит:
«Войска маршала Жукова в 10 километрах от восточной окраины Берлина. Приказываю обязательно сегодня ночью ворваться в Берлин первыми. Исполнение донести».
В тот же вечер в 23.50 маршал бронетанковых войск П. С. Рыбалко ставит задачу на прорыв в Берлин своим 6-му и 7-му гвардейским танковым и 9-му механизированному корпусам, где потребовал «во что бы то ни стало к утру 21 апреля ворваться в Берлин... Начало наступления на Берлин в 1.00 21 апреля 1945 года».
По итогам дня 20 апреля войска 1-го Украинского фронта продвинулись до 30 километров, а их передовые части — до 50 километров.
Однако уже 21 апреля танки и пехота Конева, подойдя к Берлину с юга, натолкнулись на мощные инженерные заграждения противника. Продвижение, несмотря на все строгие телеграммы Конева, замедлилось. За день войска фронта продвинулись лишь на 10–25 километров.
Продолжая развивать наступление, 22 апреля части и соединения фронта прорвали глубоко эшелонированную оборону противника в лесах и ворвались в южную часть Берлина. На правом фланге наши войска овладели городом Котбус. За день боев советские войска на этом направлении продвинулись на 25–35 километров, овладели 250 населенными пунктами.
Итак, задача маршала Конева не была выполнена в той ее части, где он требовал «ворваться в Берлин первыми». Войска 1-го Украинского фронта вступили в столицу Третьего рейха примерно на сутки позже соседнего 1-го Белорусского фронта. Однако «неудача» в соревновании с Жуковым компенсировалась успешными действиями войск: танкисты Конева вошли в Берлин с юга.
23 апреля войска 1-го Украинского фронта вели бои в южной части Берлина, одновременно отражая сильные контратаки противника на участке южнее Бауцен, Вейсенберг.
Достаточно сложная обстановка сложилась на левом фланге фронта, где действовали войска 2-й армии Войска Польского и 52-й армии. Противник, сосредоточив в районе Бауцен, Герлитц до трех танковых дивизий, одну-две мотодивизии и три пехотные дивизии, воспользовался слабостью в управлении польских войск и в течение 19–24 апреля вклинился между польскими дивизиями. «В этих тяжелых условиях 2-я Польская армия проявила неустойчивость».
В связи с этим части 254-й стрелковой дивизии 52-й армии, 7-го мехкорпуса и 2-го танкового корпуса 2-й армии Войска Польского, овладевшие городом Бауцен, оказались изолированными и с трудом отбивали атаки противника. Город Бауцен был нами оставлен.
Несмотря на создавшееся трудное для советских войск положение, маршал Конев решил обратить его в свою пользу. Командующему 2-й армии Войска Польского было приказано перейти к жесткой обороне. К прочной обороне переходили соединения и части 52-й армии и сменившей ее на участке Хаусдорф, Хорнесдорф 31-й армии.
Удар шпрембергской группировки противника в северном направлении был сильным, части 24-го стрелкового корпуса 13-й армии были потеснены. Однако советское командование было готово к этому. Скоординированными действиями соединений и частей противник не только был остановлен, но и зажат в тактическом кольце окружения.
В результате ожесточенного боя противник к 24 апреля был уничтожен. Его потери только убитыми составили более 4 тысяч человек. В плен было взято 3850 солдат и офицеров. Трофеи советских войск составили: танков — 59, штурмовых орудий — 27, бронетранспортеров — 185, орудий — 162, автомобилей — 1300.
Разгром шпрембергской группировки противника явился примером тактического окружения в ходе стратегической операции наших войск.
24 апреля 1945 года войска 4-й гвардейской танковой армии 1-го Украинского фронта в 23.30 в районе Бухов-Карпцов (6 километров северо-западнее Кетцина) соединились с войсками 1-го Белорусского фронта и завершили окружение Берлина с запада.
В результате в районе Котбус, Берлин оказалась окруженной группировка противника общей численностью около 150 тысяч человек в составе 9-й и 4-й танковых армий (пехотных дивизий — 12, танковых дивизий — 2, мотодивизий — 2).
26 апреля окруженная группировка противника сделала первую попытку выйти из окружения на запад, но она была отбита частями 28-й армии. Противник только пленными потерял до 5 тысяч человек. Войска 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов начали скоординированные действия по сжатию кольца окружения и уничтожению противника. Попытки немцев прорваться продолжались и в последующие дни.
В ночь на 29 апреля противник силами до 10 тысяч человек пехоты с 40 танками повел атаку на Хельбе и овладел им, прорвав первую линию нашей обороны. Используя достигнутый успех, противник силами до 45 тысяч человек прорвал вторую линию обороны и вышел в район Куммерсдорфа, стремясь на соединение с 12-й армией, наступающей с запада.
30 апреля этой группе противника удалось овладеть Куммерсдорфом, однако войска вермахта были отброшены перешедшей в контратаку 117-й гвардейской стрелковой дивизией. Одновременно части 28-й и 3-й гвардейской армий активными действиями начали сжимать противника, втиснувшегося в 25-километровый клин.
1 мая частные успехи этой группировки противника у Луккенвальде силами 13-й, 4-й гвардейской танковой армий во взаимодействии с 28-й и 3-й гвардейской армиями были нейтрализованы. В районе к востоку и северо-западу от Луккенвальде враг был окончательно разгромлен.
В результате этих боев была разгромлена основная группировка противника — 9-я и 4-я танковые армии. Советскими войсками было уничтожено: 37 тысяч солдат и офицеров, 196 танков, 600 орудий, до 2 тысяч автомашин. Трофеи составили: танков — 200, орудий — 750, автомашин — 7500. 77 тысяч немцев было взято в плен.
Уничтожение котбус-берлинской группировки противника имело огромное значение для быстрого овладения столицей германского рейха.
Задачи, поставленные Ставкой Верховного главнокомандования перед войсками 2-го Белорусского фронта, были чрезвычайно трудными. Соединения и части были измотаны в ожесточенных боях с немцами в районах Данцига и Гдыни, только к началу апреля советские войска овладели этими городами.
Наступательной операции 2-го Белорусского фронта предшествовала крупномасштабная перегруппировка войск на штеттинское направление, которая проводилась с 1 по 14 апреля.
В районе Данцига и Гдыни была оставлена одна танковая армия для ликвидации противника в районе устья реки Висла. Одна армия развернулась на побережье Балтийского моря от Гдыни до Каммин для прикрытия правого фланга войск фронта со стороны моря.
Остальные четыре армии совершили 250–350-километровый комбинированный марш из района Данцига и Гдыни и вышли на восточный берег реки Одер южнее Штеттин, где они сменили войска 1-го Белорусского фронта.
С 14 по 19 апреля 1945 года 2-й Белорусский фронт готовился к форсированию. Одновременно силами разведывательных отрядов войска очистили от противника междуречье рек Одер и Вест Одер.
На рубеже реки Одер оборонялись соединения немецкой 3-й танковой армии, имевшей в первой линии три пехотных дивизии, одну боевую группу, шесть отдельных пол ков, шесть отдельных батальонов, один артполк РГК. Группировка противника отличалась чрезвычайной пестротой и разнообразным составом. Части и соединения были укомплектованы резервистами и фольксштурмовцами.
Немецкие войска испытывали острую нехватку тяжелой боевой техники, артиллерии и авиации. Так, на рубеже реки Одер на немецкой стороне разведка отмечала действия всего 52 танков и штурмовых орудий, 210 орудий дивизионной артиллерии и 45 орудий тяжелой артиллерии.
20 апреля три армии 2-го Белорусского фронта после мощной артиллерийской подготовки форсировали реку Вест Одер южнее Штеттина и захватили три небольших плацдарма на ее западном берегу. Действия советских войск были для противника полностью неожиданными. Враг ожидал удара севернее Штеттина, где активность наших войск была очень высокая. Там советская сторона имитировала сосредоточение двух армий с большим количеством танков и артиллерии. Для этих целей было сделано и установлено 500 макетов орудий различных типов, 350 макетов танков.
Кроме того, противник менее всего ожидал, что советские войска будут форсировать Одер южнее города Штеттин, так как условия местности там были самые неблагоприятные для наступления.
Несмотря на все это, противник встретил советские войска упорной обороной. За первый день операции войска 2-го Белорусского фронта продвинулись на этом направлении всего до 2 километров, отбив 25 контратак противника.
К 25 апреля после ожесточенных четырехдневных боев плацдармы были значительно расширены, а оборона противника была прорвана на тактическую глубину. Это дало возможность переправить на западный берег реки Вест Одер танковые и кавалерийские соединения, которые 25–26 апреля были введены в прорыв.
В ходе боев войска Рокоссовского овладели главным городом Померании и крупным морским портом Штеттин, а также заняли города Гартц, Пенкун, Казеков, Шведт.
С потерей основного оборонительного рубежа по реке Одер у противника в тылу не оказалось других подготовленных к обороне рубежей, на которых можно было бы организовать устойчивое сопротивление. Немецкое командование пыталось спешно формировать боевые отряды и батальоны из тыловых частей, резервистов, моряков и даже офицеров-интендантов.
Развивая успешное наступление в направлениях Росток, Шверин, войска 2-го Белорусского фронта разгромили основные силы западно-померанской группировки противника. Остатки разбитых частей этой группировки поспешно с боями отходили на запад. Продвижение советских войск составляло в среднем по 15–30 километров ежесуточно, ежедневно наши войска освобождали по 250–400 населенных пунктов.
К этому времени войска союзников вышли к Гамбургу и к некоторым пунктам верхнего течения реки Эльбы, сближаясь с войсками Рокоссовского. Оказавшийся в «клещах» противник, видя безвыходность своего положения, уже с первых чисел мая начал сдаваться в массовом порядке в плен.
3 мая северо-восточнее Висмар и северо-западнее Виттенберга передовые советские части установили связь с разведывательными группами англичан. 4 мая на рубеже Висмар, восточный берег озера Шверингер-зее, Штер-канал, река Эльде, северо-восточный берег реки Эльба до Виттенберга наши войска встретились с войсками западных союзников — 2-й Британской армией. На этом рубеже дальнейшее наступление на запад было прекращено.
На западном фланге фронта наступательные действия продолжались вплоть до 9 мая.
С 9 по 15 мая остатки вооруженных сил немцев на косе Путцигер-Нерунг, восточнее Данциг у устья реки Висла, на острове Борнхольм, а также отдельные группы, скрывавшиеся в лесах, начали складывать оружие и сдаваться в плен.
10 мая на остров Борнхольм был отправлен морем десантный отряд для принятия капитуляции немецкого гарнизона во главе с генералом артиллерии Гутманом. К. Рокоссовский доложил об этом Сталину 14 мая, когда с острова было вывезено 12 262 пленных немецких солдата и офицера. Учитывая тот факт, что остров Борнхольм являлся территорией Дании, командующий фронтом запрашивал Ставку: «В целом прошу срочно информировать о порядке поведения на острове Борнхольм».
В общей сложности за период Берлинской операции войсками 2-го Белорусского фронта было занято 4055 населенных пунктов, в том числе 92 города.
Противник за период боевых действий с 5 апреля по 8 мая потерял 49 770 человек, кроме того, 84 234 человека были взяты в плен. Немецкие войска понесли тяжелые потери в технике и вооружении. Было уничтожено: 184 самолета, 195 танков и СУ, 46 бронетранспортеров и бронемашин, 747 орудий разных типов. В качестве трофеев захвачено: 1458 самолетов, 85 танков и САУ, 15 бронетранспортеров и бронемашин, 1540 артиллерийских орудий.
Войсками 2-го Белорусского фронта были разгромлены соединения и части группы армий «Висла», переименованной к концу операции в группу армий «Ост» под общим командованием генерал-полковника Хейнрици. Всего было разгромлено пехотных дивизий — 9, танковых дивизий — 1, моторизованных дивизий — 2, бригад — 6, а также несколько десятков отдельных полков, боевых групп, батальонов и дивизионов.
За тот же период было освобождено из фашистского плена 65 541 советский военнослужащий, 51 838 военнослужащих союзных нам стран, а также 63 515 советских граждан и 16 634 гражданина союзных государств.
В ходе капитуляции немецких войск перед войсками 2-го Белорусского фронта было взято в плен 123 878 немецких солдат и офицеров, в том числе 13 генералов и 3437 офицеров. Общие трофеи советских войск в ходе приема капитуляции составили: танки и штурмовые орудия — 10, орудия — 711, минометы — 239, много другой техники и войскового имущества. Капитулировали: дивизий — 7, бригад — 9, несколько десятков полков, отдельных батальонов и дивизионов.
Войска 2-го Белорусского фронта успешно выполнили поставленные перед ними Ставкой Верховного главнокомандования задачи и внесли свой достойный вклад в достижение Победы.
Берлин — главная цель Красной Армии в операции, столица Третьего рейха — лежал перед доблестными войсками 1-го Белорусского фронта. Наступал этап последнего, решительного штурма. Это понимали все — от солдата до маршала.
Накануне штурма Берлина до всего личного состава было доведено Обращение Военного совета 1-го Белорусского фронта:
«Дорогие товарищи!
Настал решающий час боев. Перед вами Берлин, столица германского фашистского государства, а за Берлином — встреча с войсками наших союзников и полная победа над врагом. Обреченные на гибель остатки немецких частей еще продолжают сопротивляться. Немецкое командование выскребает свои последние остатки резервов фольксштурма, не щадят ни стариков, ни 15-летних детей и пытается сдержать наше наступление, чтобы оттянуть на час свою гибель.
Товарищи офицеры, сержанты и красноармейцы! Ваши части покрыли себя неувядаемой славой. Для вас не было препятствий ни у стен Сталинграда, ни в степях Украины, ни в лесах и болотах Белоруссии. Вас не сдержали мощные укрепления, которые вы сейчас преодолели на подступах к Берлину.
Перед вами, советские богатыри, Берлин. Вы должны взять Берлин и взять его как можно быстрее, чтобы не дать врагу опомниться. Обрушим же на врага всю мощь нашей боевой техники, мобилизуем всю нашу волю к победе, весь разум. Не посрамим своей солдатской чести, чести своего боевого знамени.
На штурм Берлина — к полной и окончательной победе, боевые товарищи! Дерзостью и смелостью, дружной согласованностью всех родов войск, хорошей взаимной поддержкой сметать все препятствия и рваться вперед, только вперед, к центру города, к его южным и западным окраинам — навстречу двигающимся с запада союзным войскам. Вперед к победе!
Военный совет фронта верит, что славные воины 1-го Белорусского фронта с честью выполнят возложенную на них задачу, сметут с лица земли последние препятствия и с новой победой и славой водрузят свое боевое знамя над Берлином.
Вперед на штурм Берлина!»
20 апреля, в день рождения Гитлера и пятый день Берлинской операции, дальнобойная артиллерия 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта открыла огонь по Берлину. Первый залп по столице Третьего рейха был дан вечером, в 20.29.
Командующий армией генерал-полковник В. И. Кузнецов понимал, что ни в коем случае нельзя было упускать реальный шанс вступить в Берлин на волне отступающих немецких частей.
Войска этой армии ворвались на северо-восточную окраину Берлина в 6.00 21 апреля 1945 года и завязали уличные бои. Враг оказывал упорное сопротивление, стараясь, используя панцерфаусты, выбить, прежде всего, наши танки. Промедление, возникшее в действиях танкистов, вызвало резкую телеграмму генерала Кузнецова командиру 9-го танкового корпуса генералу И. Ф. Кириченко:
«Вы плохо выполняете не только мои приказы, но и приказы тов. Жукова.
Прикажите командирам бригад возглавить на головных танках свои бригады и повести их в атаку на Берлин, иначе ни чести, ни славы для своего корпуса Вы не завоюете.
О панцерфаустах будете потом рассказывать детям».
Решительными и умелыми действиями к концу дня 21 апреля 3-я ударная армия уничтожила до 900 солдат и офицеров противника, взяла в плен 800 человек. В качестве трофеев было захвачено 84 орудия, 3 штурмовых орудия, 35 автомашин, 20 мотоциклов.
В тот же день на окраины германской столицы ворвались войска 2-й гвардейской танковой, 47-й и 5-й ударной армий. В это же время 61-я армия, 1-я армия Войска Польского и другие соединения 1-го Белорусского фронта быстро двигались вперед на Эльбу, обходя Берлин с севера.
Действия наземных войск по штурму Берлина 21 апреля не были должным образом поддержаны советской авиацией. Причина была одна — крайне неблагоприятные погодные условия: дождь и туман ограничивали видимость пределами 0,5–4 километра. Днем в этот день 16-я воздушная армия вела боевую работу крайне ограниченно. До 20.00 штурмовики и истребители совершали полеты парами для «терроризирования войск противника в районе северо-восточной и восточной окраин Берлина».
С 20.00 с улучшением метеоусловий в 16-й воздушной армии был спланирован и нанесен первый массированный удар штурмовиков по Берлину. Группами под прикрытием истребителей советские штурмовики бомбардировали и штурмовали боевую технику и живую силу противника, создавали очаги пожаров в районах Франкфурта-на-Одере, на восточной окраине Берлина и в центре города.
Достаточно активно 21 апреля действовала авиация противника. Во второй половине дня 100 немецких самолетов ФВ-190 группами по 10–20 машин пытались бомбардировать боевые порядки наших войск в районе Зальцхаузен.
Всего в небе Берлина 21 апреля состоялось 13 воздушных боев, в которых было сбито 11 самолетов противника. В этот день советская авиация потерь не имела. Плохая погода сопутствовала действиям советской авиации и в последующие дни...
Советские войска вошли в Берлин — не только столицу, но и один из крупнейших городов Германии. Здесь им предстояло с боями преодолевать каждый квартал, каждую улицу. У командования вермахта было достаточно времени подготовить столицу к круговой обороне. Враг собирался защищаться ожесточенно.
Боевые действия в условиях огромного, хорошо укрепленного вражеского города потребовали от советских войск полностью перестроить тактику своих действий. В войсках 1-го Белорусского фронта заранее была распространена специальная инструкция по ведению боя в городе, еще до операции командиры и штабы отрабатывали на картах варианты ведения боевых действий в городе. В войсках изучался опыт боев в крупных городах, накопленный фронтом в прошлых операциях.
И вновь в указаниях и приказах маршала Жукова в подчиненные войска зазвучали жесткие нотки требовательности. Необходимо было вновь «подстегнуть» войска, заставив их быстрее «очищать» город. 22 апреля вечером комфронта отдает распоряжение всем войскам фронта:
«1. Оборона города Берлина противником организована очень слабо, а операция наших войск по взятию города развивается очень медленно.
Если допустить и дальше такой плохой темп, то противник, пользуясь нашей неповоротливостью, подтянет дополнительные силы и средства и усилит оборону...»
Маршал потребовал от командармов организовать штурмовые подразделения, в которые включить танки непосредственной поддержки пехоты. Кроме того, в войсках должны были быть созданы дневные и ночные штурмовые подразделения для ведения боевых действий непрерывно днем и ночью, изматывания противника в круглосуточных боях.
Подвижной группе фронта — двум танковым армиям — комфронта поставил задачи: 1-й гвардейской танковой армии — не позднее 24 апреля выйти в район пригорода Темпельхоф, пригорода Штерлиц, Мариенфельде; 2-й гвардейской танковой армии — 24 апреля выйти в район Шарлоттенбург, Дален, исключительно Вильгельмштадт.
В целом бои в пригородах Берлина развивались успешно для советских войск. Это объяснялось, прежде всего, тем, что немецкие войска были значительно ослаблены в предыдущих боях и во многом деморализованы. Большой процент от числа обороняющихся представляли необученные в военном отношении бойцы фольксштурма.
Обстановка в последовательно занимаемых советскими войсками населенных пунктах была разнообразной. В ряде мест противник и местное население оказывали ожесточенное сопротивление, а после входа наших войск осуществляли террористические и диверсионные акты, вели разведку. Однако в других населенных пунктах советские войска неожиданно для себя вдруг оказывались желанными гостями. В политдонесении 8-й гвардейской армии от 25 апреля 1945 года приводятся поразительные факты:
«В населенных пунктах Вильгельмсхаген и Рансдорф работают рестораны, где имеются в продаже спиртные напитки, пиво и закуски. Причем владельцы ресторанов охотно производят продажу всего этого нашим бойцам и офицерам на оккупационные марки. 22 апреля некоторые бойцы и офицеры побывали в ресторанах и покупали спиртные напитки и закуски.
Часть из них поступала осторожно — в одном из ресторанов в Рансдорфе танкисты перед тем, как пить вино, попросили хозяина ресторана выпить его первым. Но некоторые военнослужащие поступают явно неправильно, разбрасываясь оккупационными марками. Например, литр пива стоит 1 марку, а отдельные военнослужащие платят по 10–20 марок, а один из офицеров отдал за литр пива дензнак достоинством в 100 марок.
Начальник политотдела 28-й гвардейского стрелкового корпуса полковник Бородин приказал владельцам ресторанов Рансдорфа закрыть рестораны на время, пока не закончится бой. Сейчас немецкие торговцы начинают открывать свои магазины и продавать товары за оккупационные марки».
Война войной, но люди продолжали жить своей жизнью, радоваться маленьким радостям и удовольствиям жизни. Даже в самые напряженные моменты, когда сама жизнь человеческая висела на волоске, люди стремились попасть в ресторан или попить пива...
23–24 апреля войска 1-го Белорусского фронта вели бои уже на подступах к центру Берлина. С юга к Берлину подошли части 4-й гвардейской танковой армии соседнего 1-го Украинского фронта. Бои теперь шли уже и в южных пригородах немецкой столицы.
Ночью 23 апреля 1945 года Ставка Верховного главнокомандования направила командующим обоих фронтов директиву за № 11074, в которой устанавливалась временная разграничительная линия между 1-м Украинским и 1-м Белорусским фронтами до Ангальтского вокзала в самом Берлине и ставилась задача на окружение к 24 апреля франкфуртско-губенской группировки противника, к юго-западу от столицы.
25 апреля войска 8-й гвардейской армии соединились в районе аэропорта Шеневейде с войсками 1-го Украинского фронта. В результате берлинская группировка противника была рассечена на две части: берлинскую и франкфуртско-губенскую.
В окружении противника в районе Франкфурт, Беесков, Губен основную роль сыграли войска 1-го Украинского фронта, которые охватили немецкие войска с юга и запада и отрезали их от возможных путей прорыва на запад. От 1-го Белорусского фронта в окружении немцев в этом районе приняли участие войска 2-го гвардейского кавалерийского корпуса, 69-й и 22-й армий.
В течение 25 апреля войска 1-го Белорусского фронта, продолжая наступление, вели напряженные бои на улицах немецкой столицы, упорно двигаясь к центру города. Продвигаясь в направлении Ратенов, Бранденбург, Потсдам, они обошли Берлин с севера, северо-востока и с запада, соединились с войсками 1-го Украинского фронта в районах Кетцин, Потсдам и этим завершили окружение группировки противника в городе Берлине. В результате дневного наступления противнику нанесены большие потери и взято в плен до 2 тысяч солдат и офицеров.
Свою лепту в успех боевых действий в Берлине внесла и советская авиация. Несмотря на плохие метеоусловия продолжались бомбардировки и штурмовки наземных объектов в интересах войск наступающих советских фронтов. Даже в те часы, когда туманы немного рассеивались над городом и его пригородами, видимость оставалась ограниченной 1 километром из-за непрекращающихся пожаров в самом городе.
25 апреля 16-я воздушная армия в соответствии с планом «Салют» подготовила и нанесла два массированных удара по центру Берлина для уничтожения живой силы и техники противника. Для этих целей привлекались бомбардировщики 3-го, 6-го бомбардировочных авиакорпусов, 188-й и 221-й бомбардировочных авиадивизий.
Первый массированный удар был нанесен в период 13.00–14.00 составом 896 самолетов, из них 413 бомбардировщиков, 486 истребителей.
Второй массированный удар был нанесен в период 18.30–19.30 составом 590 самолетов, из которых 267 были бомбардировщиками, 323 — истребителями.
Всего 16-я воздушная армия за 25 апреля, несмотря на неблагоприятные метеоусловия, произвела 2979 самолето-вылетов. Всего только от этой воздушной армии действовал 1671 самолет: 117 самолетов По-2 — ночью; 430 бомбардировщиков, 214 штурмовиков, 910 истребителей — днем. Общие потери армии за сутки составили 14 самолетов.
Параллельно с боевой активностью 16-й воздушной армии удары по наземным объектам противника в Берлине наносили также 2-я, 4-я и 18-я воздушные армии, действовавшие в интересах наземных войск трех советских фронтов.
Так, в ночь на 26 апреля 18-я воздушная армия произвела 640 самолето-вылетов. В 0.20–3.10 ночи 517 самолетов этой армии с высоты 700–1500 метров бомбардировали цели на юго-западной окраине Берлина. Всего было сброшено 3808 бомб общей массой 569,2 тонны. В результате бомбардировки возникло до 30 очагов пожара. В центральной части города четыре квартала охвачены сплошными пожарами, включая районы штаба гестапо, штаба военного округа, штаба группы инспекции войск. В районе газового завода произошел сильный взрыв, перешедший в крупный площадный пожар.
По мере того как удерживаемая противником зона становилась все меньше по размерам, наша авиация все реже привлекалась для нанесения ударов по объектам в немецкой столице. Опасность поражения своих войск была очень высокой, и, кстати, удары по своим войскам были достаточно распространенным явлением. И тогда советская авиация применила особый «маневр»: группами штурмовиков инсценировалась атака противника в Берлине без применения бомб и обстрела с задачей психологического воздействия на противника. Необходимо было прижать его пехоту к земле и дать возможность нашим войскам ворваться в укрепленные кварталы немецкой столицы.
По-прежнему авиация привлекалась для ведения разведки противника, прикрытия наземных войск с воздуха и для «хирургических» ударов по отдельным целям в городе по заявкам штурмовых подразделений.
Для улучшения взаимодействия воздушных армий в небе над Берлином и для координации действий авиации с наземными войсками 27 апреля Верховный Главнокомандующий возложил на командующего ВВС РККА главного маршала авиации A. A. Новикова координацию действий 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов в районе Берлина.
С каждым днем, каждым часом натиск Красной Армии на обороняющиеся части противника в Берлине нарастал. Бои уже велись непосредственно за центр столицы Третьего рейха.
25 апреля 1945 года войска 8-й гвардейской армии под командованием генерал-полковника В. И. Чуйкова начали заключительный штурм немецкой столицы с юга. Наступление шло беспрерывно днем и ночью, без передышки. 8-я гвардейская армия продвигалась к Тиргартену вдоль Ландвер-канала. В полосе ее наступления шли вперед также и соединения 1-й гвардейской танковой армии.
Вместе с ними по сходящимся концентрическим направлениям к центру Берлина продвигались войска 2-й гвардейской танковой, 3-й и 5-й ударных армий.
В боевых действиях в самом Берлине уже к 24–25 апреля 1945 года наибольших успехов добились войска 5-й ударной армии под командованием Героя Советского Союза генерал-полковника Н. Э. Берзарина. Не случайно поэтому он и был назначен первым военным комендантом Берлина. Пехота и танки армии продвигались вперед к центру столицы — площади Александерплац и имперской канцелярии.
Центр Берлина представлял собой сильно укрепленный район в системе обороны фашистских войск. Этот район — сектор «Z», или «Цитадель» — обороняли наиболее боеспособные регулярные части вермахта, эсэсовцы и другие отборные части. Здесь бои носили особенно ожесточенный и кровопролитный характер.
К исходу 27 апреля 8-я гвардейская армия вышла к последнему рубежу обороны немцев — к Тиргартену. Тиргартен — это фактически остров, окруженный со всех сторон водами реки Шпрее и каналами. По форме этот остров напоминал эллипс, вытянутый в длину на 8 километров и шириной 2 километра. В центре этого эллипса находился «объект 153» — имперская канцелярия, главная цель наступающих советских войск.
Попытки 8-й гвардейской армии форсировать канал Ландвер с ходу потерпели неудачу. Чуйков понимал, что армии необходима была передышка для подготовки к последнему решительному броску. Чтобы подготовиться к решительному штурму Тиргартена, передышку сделали и другие армии 1-го Белорусского фронта. 3-я ударная армия в этих целях ввела целый свежий корпус для предстоящей атаки рейхстага.
Однако пауза в действии наших войск не означала передышки для обороняющихся немецких частей. Враг по-прежнему подвергался мощному огневому воздействию нашей артиллерии и минометов и сковывающим действиям нашей пехоты с фронта.
28 апреля командующий 3-й ударной армией, основываясь на опыте первых дней боев непосредственно в Берлине, отдал боевые распоряжения подчиненным войскам с требованиями:
«...Для ночных действий заранее подготовить полки вторых эшелонов дивизий, усилить их артиллерией, танками, саперами и огнеметами. Со всем офицерским составом, выделенным для ночных действий, провести днем 28 апреля 1945 года рекогносцировку, определить направление и объекты атак.
Учитывая опыт уличных боев, избегать наступления вдоль улиц, которые противник простреливает пулеметным огнем.
Наступать, как правило, через улицу, из дома в дом, захватывая в первую очередь нижние этажи и подвалы.
Максимально использовать автоматчиков для открытого просачивания в тыл противника, захвата мостов и опорных пунктов противника...»
По мере продвижения к центру Берлина поле боя сжималось, полосы и участки наступления соединений и частей становились все уже и уже. Это требовало особого внимания командований фронтами, армиями, корпусами и дивизиями к вопросам взаимодействия и согласованности действий с соседями справа и слева.
К концу 28 апреля создалась путаница и перемешивание частей 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов: в тылу 8-й гвардейской и 1-й гвардейской танковой армий оказались две стрелковые дивизии 28-й и одна бригада из 1-й гвардейской танковой армий 1-го Украинского фронта.
По приказу Жукова было проведено специальное расследование этого случая, и через два дня генерал В. Чуйков доложил комфронта вывод:
«...Движение частей 1-го Украинского фронта в полосе 8-й гвардейской армии объясняется стремлением первыми захватить район центральных учреждений Германии и овладеть рейхстагом. Это подтверждается показанием помощника начальника оперативного отдела 128-го стрелкового корпуса 28-й армии о том, что такое распоряжение командиром 128-го стрелкового корпуса было отдано командиру 61-й стрелковой дивизии».
Сам маршал И. Конев и его подчиненные совсем по-иному оценивали ситуацию, сложившуюся в действиях войск двух фронтов к 28 апреля. Вечером того же дня Конев от имени Военного совета 1-го Украинского фронта обратился к командующему войсками 1-го Белорусского фронта маршалу Г. Жукову:
«Войска армии т. Рыбалко и т. Лучинского сегодня 28 апреля 1945 года с боями правым флангом к Ангальтскому вокзалу (правая разграничительная линия фронта) уступом и левым флангом ведут бой за Вильмерсдорф, Халензее,
По донесению т. Рыбалко, армии т. Чуйкова и т. Катукова 1-го Белорусского фронта получили задачу наступать на северо-запад по южному берегу Ландвер-канала. Таким образом, они режут боевые порядки войск 1-го Украинского фронта, наступающих на север.
Прошу распоряжения изменить направление наступления армий т. Чуйкова и т. Катукова.
О Вашем решении прошу сообщить».
Доложив Верховному Главнокомандующему о сложившейся обстановке, Жуков просил Сталина разрешить эту проблему: установить разграничительную линию между фронтами в центре города или сменить части соседнего фронта в Берлине.
Жукова, конечно же, больше устраивал бы второй вариант — быть полным «хозяином» в столице рейха. Взять Берлин — это вопрос амбиций. Одно дело — делить славу с другими, и совсем другое — купаться в ее лучах самому...
Сталин понимал это как никто другой. Именно поэтому вечером 28 апреля он от имени Ставки ВГК разделил Берлин на две части:
«...С 24.00 28 апреля 1945 года установить следующую разграничительную линию в Берлине между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами: до Мариендорф прежняя, затем ст. Темпельхоф, Виктор-Луизе плац, ст. Савиньи и далее по железной дороге до ст. Шарлоттенбург, ст. Весткройц, ст. Рулебен. Все пункты для 1-го Украинского фронта включительно».
По мере приближения к центру немецкой столицы полосы наступления соединений и частей сужались, сходясь в одну точку — к рейхстагу. Войска 8-й гвардейской армии и 1-й гвардейской танковой армии продвигались с юга, соединения 3-й ударной и 5-й ударной — с востока и севера, танкисты 2-й гвардейской танковой армии — с запада. С юго-запада к центру пробивались с боями войска 1-го Украинского фронта.
Вечером 28 апреля командующий 5-й ударной армией генерал Н. Берзарин потребовал подготовиться и провести на следующий день решительный штурм центральной части Берлина. Командарм приказал 29 апреля в течение получаса с 11.30 провести артподготовку и с 12.00 начать штурм.
Активные боевые действия вела в это время и 8-я гвардейская армия. Ее бойцы и командиры действовали геройски, выбивая противника из убежищ, туннелей, подвалов. В армейском политдонесении в политуправление фронта от 29 апреля приводится эпизод пленения 650 немецких военнослужащих из школы фаустников.
28 апреля 117-й гвардейский стрелковый полк 39-й гвардейской стрелковой дивизии штурмовал сильно укрепленный опорный пункт обороны противника. Немцы укрепились здесь основательно: система туннелей, трехэтажная система подвалов позволяли фашистам маневрировать силами и средствами, наносить удары и укрываться под землей.
В 14.00 немцы предложили 2-му батальону полка начать переговоры об эвакуации из туннелей мирного населения. Три делегата из гражданского населения прибыли в батальон и предложили послать советских офицеров на переговоры с гарнизоном опорного пункта.
Как только об этом стало известно заместителю командира 117-го стрелкового полка майору Кухареву, он решил взять инициативу в свои руки. Взяв с собой переводчика гвардии рядового Эрика и десять автоматчиков, он направился на переговоры к мосту — месту назначенной встречи.
Из туннеля вышли комендант в звании капитана, лейтенант и еще один офицер. Они предложили Кухареву с завязанными глазами спуститься в подвалы, однако майор категорически отказался от этого. Переговоры начались на улице. Автоматчики были отведены за угол, вместе с Кухаревым был только переводчик.
Главным условием начала переговоров была договоренность всем участникам положить личное оружие на землю. Советский майор выложил свой пистолет, однако другой, маленький, пистолет оставил спрятанным в рукаве.
После переговоров из подвалов и туннелей было выведено мирное население — около 1500 немцев.
Что произошло далее, подробно описано в политдонесении:
«Когда все гражданское население вышло из туннеля, немецкий капитан отдал приказ своим офицерам продолжать выполнять приказ Гитлера сопротивляться до конца и ушел в туннель. Тов. Кухарев не растерялся. Он предложил Эрику позвать капитана. Когда капитан пришел, находчивый политработник Кухарев вытащил из рукава маленький пистолет и застрелил из него капитана и двух остальных офицеров. Автоматчики 117-го гвардейского стрелкового полка ворвались в подвал, немцы подняли руки и сдались в плен».
С 29–30 апреля сдача противника в плен приобрела массовый характер. Начали сдаваться небольшими группами и эсэсовцы. В войсках всех армий 1-го Белорусского фронта в эти дни стали активно использоваться для обратной засылки немецкие военнопленные и перебежчики.
С утра 30 апреля командующий 8-й гвардейской армией генерал В. Чуйков поставил своим соединениям задачу овладеть парком Тиргартен, находящимися вокруг него кварталами и зоологическим парком. Артподготовка, по приказу командарма, должна была начаться в 10.00 30 апреля, а общий штурм планировалось начать через полчаса — в 10.30 утра.
К последнему рывку готовились и войска 3-й ударной армии, которым предстояло 30 апреля брать рейхстаг...
«Сегодня в 14.25 части генерал-майора Переверткина, полковника Негоды, генерал-майора Шатилова после ожесточенного упорного боя штурмом овладели зданием рейхстага в Берлине и водрузили над ним гордый флаг Советского Союза.
Разгромлен оплот немецкого фашизма.
За отличные боевые действия объявляю благодарность всем офицерам, сержантам и рядовому составу соединений генерал-майора Переверткина, генерал-майора Шатилова, полковника Негоды, участвовавшим в бою за овладение зданием рейхстага.
В ознаменование одержанной победы отличившихся генералов, офицеров, сержантов и красноармейцев представить к присвоению звания Героя Советского Союза и к награждению орденами.
Да здравствует Верховный Главнокомандующий Маршал Советского Союза товарищ Сталин!
Приказ объявить всему личному составу армии.
Кузнецов
Литвинов
Букштынович».
Приказ командующего 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта генерал-полковника В. И. Кузнецова был отдан в 16.00 30 апреля 1945 года.
Рейхстаг пал. Поистине это было историческое событие.
В сознании всего советского народа именно здание рейхстага было концентрированным символом фашизма. Именно к нему сходились стрелы на картах всех советских командармов.
Еще 27 апреля командующий 1-й гвардейской танковой армией приказал своему 11-му гвардейскому танковому корпусу «нанести удар на север вдоль Герман Геринг штрассе и овладеть рейхстагом. С овладением рейхстагом главными силами корпуса, наступая в направлении Шарлоттенбургер шоссе, очистить от противника парк Тиргартен...»
Великая честь штурмовать рейхстаг выпала воинам 3-й ударной армии 1-го Белорусского фронта.
Боям за овладение рейхстагом предшествовали» тяжелые бои по овладению мостом Мольтке через реку Шпрее и ближайшими кварталами на южном берегу реки Шпрее.
Силы противника вокруг рейхстага включали остатки разгромленных 617-го, 403-го, 407-го, 421-го батальонов фольксштурма. Сюда же 28 апреля были переброшены на самолетах отдельные группы моряков, летчиков и отборных пехотинцев, объединенных в сборный батальон СС. Батальон состоял из трех рот общей численностью до 900 человек. Роты разделены на боевые группы по 25–30 человек, задачей которых была оборона отдельных окон, подъездов, подходов к зданию. Все здания на подступах к рейхстагу были приспособлены к обороне. Вокруг здания были сооружены залитые водой противотанковые рвы, проволочные заграждения, траншеи полного профиля с ходами сообщения.
В штурме рейхстага приняли участие части 171-й стрелковой дивизии полковника Негоды и 150-й стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Шатилова из состава 79-го стрелкового корпуса генерал-майора Переверткина.
В течение 29 апреля 756-й стрелковый полк под командованием полковника Ф. М. Зинченко из 150-й стрелковой дивизии, захватив мост через реку Шпрее, сумел переправиться полностью на южный берег и очистил квартал от противника восточнее дороги, идущей от моста. В результате в одном километре от рейхстага советские войска получили плацдарм для развития последующего наступления.
В 15.00 29 апреля передовыми отрядами 150-й и 171-й стрелковых дивизий начался первый штурм района рейхстага. Встречая ожесточенное сопротивление противника, ведя упорные бои за каждый метр земли, части корпуса захватили ряд зданий и вышли на рубеж 300–400 метров северо-западнее рейхстага.
В 21.00 29 апреля командир 79-го стрелкового корпуса принял решение о вводе в бой 674-го стрелкового полка.
В 23.00 29 апреля части корпуса, подтянув артиллерию, начали второй штурм рейхстага. В ходе упорных боев они захватили дом Гиммлера, часть района Кенигсплац и вплотную подошли к зданию рейхстага.
В течение ночи отдельными группами части 79-го корпуса вели разведку в направлении рейхстага, очищали от противника отдельные дома и подвалы, подтягивали артиллерию большой мощности на прямую наводку.
К 9.00 30 апреля здание министерства внутренних дел в тяжелом бою обходом с востока было очищено от противника и советские части, стремительно продвигаясь в юго-восточном направлении, вышли к западу и югу от рейхстага.
Подтянув артиллерию, минометы, танки, самоходные орудия, наши войска после короткой массированной артиллерийской обработки атаковали позиции противника у здания рейхстага. В 11.00 30 апреля части корпуса начали третий и последний штурм рейхстага и прилегающих к нему зданий.
Ведя исключительно ожесточенные бои, преодолевая противотанковый ров, залитый водой, 1-й батальон капитана К. Я. Самсонова 380-го стрелкового полка 171-й стрелковой дивизии ворвался в рейхстаг, водрузив Знамя Победы.
В боях за рейхстаг участвовали подразделения 150-й стрелковой дивизии — 1-й батальон 756-го стрелкового полка под командованием комбата майора С. А. Неустроева и 1-й батальон 674-го стрелкового полка под командованием комбата капитана В. И. Давыдова.
Группа смельчаков из 756-го стрелкового полка водрузила красное знамя под № 5 в 13.45 30 апреля на первом этаже рейхстага в его юго-западной части. В 14.25 того же дня в северной части западного фасада здания воины 674-го стрелкового полка водрузили флаг своего полка.
Подробности героического порыва советских воинов, установивших красное знамя над поверженным рейхстагом, содержатся в боевых донесениях того времени.
Военный совет 3-й ударной армии «для повышения наступательного порыва воинов» еще в начале штурма Берлина учредил девять красных знамен для водружения над рейхстагом. Знамя представляло собой красное полотнище размером 188 на 82 сантиметра, в левой части которого были изображены пятиконечная звезда, серп и молот, а в нижнем углу у древка стоял порядковый номер знамени. Знамя под номером 5 было вручено 150-й стрелковой дивизии генерал-майора Шатилова в ночь на 22 апреля.
С началом штурма рейхстага утром 30 апреля знамя было передано 756-му полку, который наступал в первом эшелоне дивизии. В полку знамя было вручено роте старшего сержанта И. Я. Сьянова из батальона капитана Неустроева.
Как только прозвучала команда «Вперед на штурм рейхстага!», бойцы рванулись вперед, захватили лестницу главного входа и ворвались в рейхстаг.
Комбат Неустроев умело руководил действиями своего подразделения. Громадное помещение рейхстага, с глубокими разветвленными подвалами, с обилием верхних переходов, балконов, закоулков, где врагу легко было укрыться, представляло собой труднейший объект для штурма. Немцы защищались ожесточенно, широко применяя ручные гранаты, фаустпатроны, автоматы и пулеметы. Советские бойцы умело маневрировали в запутанном лабиринте коридоров и кабинетов.
В это время воины 1-й стрелковой роты младший сержант М. В. Кантария, красноармеец М. А. Егоров и заместитель командира батальона по политчасти лейтенант А. П. Берест с боем пробрались на купол — самую высокую точку здания рейхстага — и водрузили на нем Знамя Победы.
В политдонесении 3-й ударной армии о последнем бое за рейхстаг от 3 июня 1945 года даются «установочные данные» на отличившихся воинов:
«Младший сержант Кантария Мельтон Варламович — разведчик 756-го стрелкового полка 150-й стрелковой дивизии, 1920 года рождения, грузин, член ВЛКСМ, в Красной Армии с 1941 года. Домашний адрес: Абхазская АССР, г. Ачангери.
Красноармеец Егоров Михаил Алексеевич, разведчик того же полка, 1923 года рождения, русский, комсомолец, в Красной Армии с декабря 1944 года. Уроженец Смоленской области Куднянского района Богдановского сельсовета.
Лейтенант Берест Алексей Прокопьевич, 1919 года рождения, член ВКП(б), украинец, в Красной Армии с 1939 года. Уроженец Горяйстовского сельсовета Ахтырского района Сумской области».
Первым комендантом рейхстага в 15.00 30 апреля был назначен капитан Неустроев. К 22.00 боевым распоряжением командира 150-й стрелковой дивизии № 036 от 30 апреля капитан Неустроев был сменен на посту коменданта рейхстага полковником Зинченко.
Очистка здания рейхстага от противника в основном была закончена к 22.00 30 апреля 1945 года. Остатки вражеского гарнизона численностью около 2 тысяч человек засели в туннелях и подвалах рейхстага.
Ожесточенные бои продолжались до 2 мая 1945 года. Противник оказывал яростное сопротивление. С южной и западной сторон площади немцы вели по зданию рейхстага сильный артиллерийский и ружейно-пулеметный огонь. Наконец противник решился на последнее средство — здание рейхстага было подожжено. Советские воины, борясь одновременно с контратаками немцев и с огнем внутри здания, изматывали противника в упорном бою и в конечном счете принудили остатки вражеского гарнизона к капитуляции.
Трофеи при взятии рейхстага составили: 34 орудия разного калибра,4 танка, 1400 автоматов и винтовок, 8 складов с различным имуществом, до 1000 автомашин. Уничтожено 2500 солдат и офицеров, 6 автомашин, из них две груженные фаустпатронами, до 70 пулеметов, 10 орудий разных калибров. Захвачено в плен 1560 человек, из них два генерала и 16 офицеров.
Через несколько дней после штурма распоряжением командующего 3-й ударной армией генерала В. Кузнецова знамя над рейхстагом как историческая реликвия было снято с купола и заменено алым стягом. Знамя Победы было помещено на хранение в штаб армии.
Интересна дальнейшая судьба Знамени Победы. 19 мая к коменданту Берлина генерал-полковнику Н. Э. Берзарину прибыл из Центрального артиллерийского музея Красной Армии (Ленинград) капитан, командированный для сбора материалов. Он обратился с просьбой передать знамя на хранение в представляемый им музей.
Что было далее? Об этом в подробном донесении в Главное политуправление начальник политуправления 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант С. Ф. Галаджев 3 июня сообщил следующее:
«Не зная, что над рейхстагом висит не подлинное знамя, водруженное в ходе боев, Берзарин, надо полагать, движимый соображениями честолюбия, дал согласие на передачу знамени и утвердил план осуществления этого мероприятия, не испрашивая на то разрешения командования фронта.
20 мая состоялся парад в составе частей одного из корпусов 5-й ударной армии, на котором генерал-полковник Берзарин вручил капитану знамя для передачи музею.
Член Военного совета армии генерал-лейтенант Боков не сумел занять в данном вопросе принципиальной позиции и не поставил в известность ни Военный совет фронта, ни политуправление.
Корреспонденты ТАСС и «Красной звезды», не перепроверив материалы в политуправлении, срочно передали их в Москву».
Так закончился героический штурм советскими войсками рейхстага. Это был кульминационный момент Берлинской операции Красной Армии.
Падение рейхстага стало символичным моментом всей Второй мировой войны.