Крах Третьего рейха

xx Глава 1. За каждую улицу и дом

Оборона Берлина стала кульминационным моментом последнего этапа Второй мировой войны. Враг понимал, что отступать дальше некуда, что в уличных боях в самой столице решается судьба нацизма, судьба Третьего рейха, судьба Германии.

Именно в те дни нацистская политическая элита «вспомнила» зиму 1941 года и битву за Москву. Исторические аналогии, которые так любил сам Гитлер и все его приближенные, порождали надежду, что битва за Берлин станет для Германии переломным моментом в войне. Достичь этого можно только решительной, фанатичной обороной столицы Третьего рейха, как это делали русские зимой 1941 года.

И действительно, враг в уличных боях в Берлине оказывал ожесточенное сопротивление. У немецкого командования было достаточно времени на тщательное построение обороны, прежде всего в инженерном отношении. Обороне противника способствовала активная и всесторонняя поддержка местного населения. Советским войскам пришлось действовать во враждебной среде, враждебном городе, где из любого окна, из любого двора и в любой момент могла раздаться автоматная очередь. Противник отлично знал город, его наземные и подземные коммуникации, что позволяло ему эффективно маневрировать резервами. Все эти факторы играли на руку обороняющимся.

Немецко-фашистские войска в Берлине обороняли выделенные им участки силами укрепленных районов. В состав укрепрайона входило по два-три полка. В полку числилось по 4–5 отдельных батальонов различного состава (фольксштурм, полиция, охранные части, зенитные, саперные и строительные части) и по несколько отдельных рот, групп и команд. Изначально руководство вермахта планировало иметь в составе гарнизона одного участка обороны до 24 тысяч человек. Фактическая же численность этих гарнизонов не превышала 12–15 тысяч человек.

Бои на внешней оборонительной линии Берлина вели отходящие регулярные части и некоторое количество батальонов фольксштурма. Батальоны истребителей танков, вооруженные исключительно гранатометами «фаустпатрон», имел и задачи оборонять противотанковые заграждения — баррикады, минные поля, надолбы. Вместе с гранатометчиками действовали стрелки и один-два снайпера. Таким образом, гарнизон, защищающий баррикаду, состоял из 20–25 человек, имевших на вооружении 8–10 гранатометов и 2–3 легких пулемета.

В бою внутри Берлина оборона каждого объекта поручалась, как правило, одному подразделению (батальону, роте). Между опорными пунктами внутри квартала и между кварталами существовала огневая связь. При обороне кварталов противник основные усилия сосредоточивал на удержании угловых и возвышающихся в квартале зданий. Если противника удавалось выбить из этих зданий, сопротивление немецких войск резко ослабевало. Крупное здание, угловой или господствующий в квартале дом обороняло до роты пехоты — 30–50 человек. На вооружении они имели 5–8 гранатометов, 2–3 легких пулемета, автоматы и ручные гранаты.

В случае прорыва наших пехотных подразделений в центр квартала противник стремился удержать за собой параллельные улицы и дома в тылу наступающих, чтобы фланговым ружейно-пулеметным огнем и огнем гранатометов не допустить подхода усиления к вклинившимся подразделениям советских войск.

Особенно упорно противник оборонял казармы, училища, промышленные предприятия, железнодорожные станции и станции метро, районы правительственных зданий и церкви. Все эти объекты, как правило, были превращены в сильные опорные пункты.

Особое место в системе обороны немецких войск в самом Берлине занимали церкви. Они находились, как правило, на площадях и имели выгодные условия для кругового обзора и обстрела. Церкви соединялись тоннелями с метро и другими подземными сооружениями, что облегчало их оборону даже при полной изоляции. Огонь с одного такого опорного пункта серьезно препятствовал продвижению наших подразделений сразу по нескольким улицам.

Так, например, противник превратил в опорный пункт церковь на площади, образованной пересечением улиц Линден, Орланиван, Елусалмер и Кохштрассе. Двое суток — 26 и 27 апреля — 905-й стрелковый полк 248-й стрелковой дивизии не мог продвинуться ни на шаг на этом участке. И только 30 апреля после полного окружения и блокировки подземных выходов церковь, оказавшаяся в тылу наших войск, была взята штурмом.

Обороняя вокзалы, противник стремился не допустить подхода к ним нашей пехоты и танков через прилегающие к вокзалам открытые площади и железнодорожные пути. У этих объектов противник создавал большую плотность огня, а для борьбы с нашими штурмовыми группами использовались отдельные орудия прямой наводки и самоходные пушки.

В больших парках противник для обороны использовал заранее отрытые одиночные окопы и подготовленные к обороне отдельные строения. Небольшие, насквозь просматриваемые бульвары, как и площади, обстреливались огнем из расположенных на противоположной стороне бульваров зданий.

В уличных боях основную роль противник отводил ружейно-пулеметному огню и фаустпатронам. Фаустники располагались в полуподвальных помещениях и на первых этажах зданий, в основном на перекрестках улиц. Снайперы и пулеметы в большинстве случаев располагались на первых и реже — вторых этажах. Орудия прямой наводки и одиночные самоходные орудия противник устанавливал на, противоположной стороне площадей, широких перекрестков и в проходах баррикад.

Противник для обороны широко использовал подземные сооружения — туннели и станции метро, систему соединенных под землей подвалов (часто длиной несколько километров), водосточные трубы, подземные ходы и газоубежища.

В районах станций метро противник, как правило, имел сильные опорные пункты, которые он упорно оборонял. Туннели метро, которые не были залиты водой, освещались прожекторами и простреливались пулеметным огнем.

Одной из особенностей боев в Берлине было широкое использование противником мелких групп, отдельных автоматчиков и снайперов как для действий на переднем крае, так и в занятых нашими войсками районах. В наш тыл они попадали несколькими путями: оставаясь при отходе основных сил; проникая по подземным сооружениям; скрытно просачиваясь в наш тыл ночью.

Снайперы и автоматчики занимали огневые позиции на чердаках и в разбитых домах на верхних этажах. Под своим прицелом они держали перекрестки улиц, площади, мосты, узкие проходы и вели огонь с тыла в момент атаки нашей пехоты. Их основной задачей был вывод из строя офицеров.

Борьба со снайперами и отдельными автоматчиками противника была сильно затруднена тем, что их позиции засечь было почти невозможно. В периоды затишья они огонь не вели, а в момент боя их выстрелы были совершенно не слышны из-за стрельбы и грохота танковых моторов. Снайперам, так же как и фаустникам, помогало местное население. Как правило, снайперы и фаустники-одиночки были одеты в гражданскую одежду и в случае необходимости могли быстро «раствориться» среди местного населения.

Местное население оказывало большую и всестороннюю поддержку сражавшимся немецким частям. Оно снабжало их продуктами, помогало скрываться, в случае необходимости снабжало гражданской одеждой.

Опыт проведения Берлинской операции советских войск содержит множество поучительных уроков, которые не утратили своей актуальности вплоть до настоящего времени. Особое значение имеет опыт действий подразделений сухопутных войск в крупных населенных пунктах, каким был Берлин.

Действия советских войск в Берлинской операции начали сразу же тщательно изучаться и анализироваться в соответствующих сводках обобщенного боевого опыта объединений, соединений и частей и в материалах послевоенных научных конференций. Задача состояла не только в том, чтобы проанализировать, что было сделано успешно или неудачно, но и в выработке соответствующих выводов и рекомендаций на будущее. Уже с мая 1945 года советская военная наука уделяла самое серьезное внимание изучению уроков Берлинской операции Красной Армии.

Огромный опыт ведения боевых действий силами штурмовых подразделений в условиях города к концу войны был накоплен в 8-й гвардейской армии генерал-полковника В. И. Чуйкова. Это была та самая 62-я армия, которая своей стойкостью решила судьбу Сталинградской битвы и снискала звание гвардейской. В. Чуйков, выступая в апреле 1946 года на научной конференции, с гордостью говорил:

«...62-я армия или 8-я гвардейская армия — это, до известной степени, родоначальница штурмовых групп в городе. Мы их применяли во всех городских боях. Я отбрасываю термин уличные бои, уличных боев нет, есть городские бои... Ведутся бои в домах и на задворках; через стены домов, через окна и двери, через проломы — вот где путь пехоты, танков и орудий до больших калибров включительно».

Наступление на Берлин включало в себя два крупных этапа — бои на подступах к городу и бои в черте города.

Бой на подступах к городу — на внешнем обводе его обороны — велся с целью полного окружения города и нарушения целостности обороны противника на важнейших участках.

Планирование и подготовка прорыва внешнего обвода, состоявшего из нескольких рубежей, велись исходя из общих принципов прорыва сильно укрепленных оборонительных полос. Необходимость блокировки и захвата отдельных опорных пунктов и узлов сопротивления противника требовала выделения штурмовых отрядов — обычно усиленного стрелкового батальона.

Организация прорыва предусматривала стремительный удар по сходящимся направлениям с целью расчленения противника, нарушения системы огня, изолирования его отдельных гарнизонов и уничтожения по частям. Главным требованием к прорыву внешнего обвода обороны противника была быстрота.

Опыт действий наземных войск в черте города достаточно подробно был проанализирован в 8-й гвардейской армии уже в мае 1945 года. Основные моменты сводки обобщенного боевого опыта сводятся к следующим положениям.

Подготовка к штурму города требует много времени, поэтому она начинается заблаговременно. В городе оборона восстанавливается быстрее, чем в полевых условиях, поэтому всякое промедление крайне невыгодно наступающим. Начавшееся на подступах к городу наступление должно продолжаться непрерывно и перерастать в штурм города. Вторые эшелоны нацеливаются на ввод их в бой вслед за прорывом внешнего обвода.

Бои за Берлин показали: бои на внешнем обводе в силу упорного сопротивления и мощных укреплений могут принять затяжной характер, что неизбежно повлечет большие потери и утомление наступающих частей. Опыт показывает, что в этих условиях лучше сделать небольшую передышку и подготовить войска к решительному штурму, подтянуть огневые средства и боеприпасы и заново организовать взаимодействие родов войск.

Наступление внутри города носит характер методического, последовательного уничтожения вражеских опорных пунктов и тщательного прочесывания всех домов и построек.

При штурме города стрелковым корпусам назначаются полосы действия, дивизиям — район города, полкам — участок (несколько кварталов) или один большой квартал целиком, стрелковым батальонам — отдельный квартал, а в большом квартале — группа домов, иногда — вся улица для сквозного наступления, стрелковым ротам (штурмовым группам) указывается объект атаки — отдельный дом.

Бой внутри города проходит в условиях одновременной борьбы с рядом самых разнообразных по величине и силе опорных пунктов противника при отсутствии сплошного фронта, когда применение огня и маневра чрезвычайно стеснено близстоящими зданиями и всевозможными заграждениями. В результате бой в городе распадается на ряд частных боев по овладению отдельными домами, исход которых зачастую решают самостоятельные и инициативные действия небольших подразделений. От их подготовки и умения вести бой в условиях города во многом зависит успех всей операции по овладению городом.

Опыт боев в Берлине показал, что обычные методы наступления, применяемые в полевых условиях, в городе успеха не дают. Сильные укрепления противника, большая плотность его огня, необходимость ведения боя на самых коротких дистанциях требуют применения других тактических методов.

Наступающая в городе пехота сама не в силах преодолеть многочисленные препятствия, у нее не хватает своих средств для подавления большого количества огневых точек противника, укрытых за толстыми стенами. Огонь артиллерии, ведущийся с закрытых позиций для поддержки пехоты в городе, малоэффективен, так как его трудно сосредоточить по небольшому объекту без риска поразить свои находящиеся поблизости войска. Кроме того, разрушительной силы артиллерийских снарядов не всегда бывает достаточно, чтобы подавить огневые точки, расположенные в укрепленных зданиях. Чтобы придать пехоте необходимую пробивную силу, ее приходится подкреплять большим количеством артиллерии всех калибров, действующей, как правило, на прямой наводке. Для преодоления заграждений и минных полей, для «пробивания» пехоте пути сквозь стены, для выжигания врага, по опыту боев в Берлине, целесообразно придавать штурмовым отрядам саперные и химические (огнеметные) подразделения.

Таким образом, первый эшелон наступающих в городе подразделений и частей состоит из отдельных штурмовых отрядов и групп, в состав которых входят все рода войск. Эти штурмовые группы и отряды представляют собой главное звено городского боя, а сам бой является непрерывным штурмом, в итоге которого постепенно отвоевываются у противника отдельные здания, кварталы, огневые точки, опорные пункты и узлы сопротивления.

Штурмовые отряды и группы глубокими клиньями рассекают опорные пункты и узлы сопротивления, изолируют их и после блокирования уничтожают. Они просачиваются в глубину кварталов, в здания, не занятые противником, используя слабо прикрытые огнем подступы (парки, сады, переулки), своим огнем нарушают связь и управление и целостность обороны квартала. Методы и приемы ведения боя штурмовыми подразделениями — самые разнообразные и, как ни в какой другой обстановке, сообразуются с конкретными условиями.

Состав штурмовых отрядов и групп — величина переменная, зависящая от характера атакуемого объекта, силы и сопротивления противника, значимости объекта атаки. Тактика действий штурмовых подразделений вытекает из конкретной обстановки. Поэтому первоначальный план боя уточняется и корректируется в ходе боя, а гибкость управления имеет первостепенное значение.

Штурмовой отряд включает в свой состав батальон пехоты, саперную роту, взвод-роту автоматчиков, роту танков или батарею САУ, один-два пулеметных взвода, роту 82-мм минометов, батарею 120-мм минометов, взвод 45-мм орудий, взвод 76-мм орудий полковой артиллерии, одну-две батареи 76-мм орудий дивизионной артиллерии, батарею 122-мм гаубиц. При необходимости отряду придается батарея 152-мм или 203-мм орудий и 160-мм минометов.

Штурмовые отряды используются при борьбе за крупные объекты, заводы, форты или очень большие здания, а также в том случае, когда стрелковому батальону ставится задача сквозного наступления вдоль улицы.

При сквозном наступлении штурмового отряда вдоль улицы штурмовые группы вводятся поэшелонно. Штурмовые группы второго эшелона развивают успех, достигнутый штурмовыми группами первого эшелона, или обеспечивают их продвижение своими действиями на флангах.

В целях непрерывности штурма не следует прекращать боевые действия ночью. Для этого часть сил штурмового отряда (одна-две штурмовые группы) в течение дня отдыхает и вводится в бой с наступлением темноты, тем самым постоянно держит противника в напряжении, не дает ему отдохнуть и совершенствовать свою оборону.

Штурмовая группа является основой боевого порядка наступающих в городе частей. Каждая штурмовая группа имеет свою частную задачу. Она своими средствами способна разрушить здание, поджечь его, взорвать, уничтожить живую силу внутри здания, захватить объект и закрепить его за собой. От успешных действий отдельных штурмовых групп зависит выполнение задачи всей частью или соединением.

Состав штурмовой группы различен. В него могут включаться: взвод или рота пехоты, одно-два отделения станковых пулеметов, один-два пулемета ДШК, одно-два отделения саперов, 3–8 ранцевых огнеметов, два-три химика со средствами задымления и зажигания, отделение ПТР, 3–4 орудия разных калибров, два-три танка или САУ.

Из своего состава штурмовая группа выделяет два штурмующих отделения, обеспечивающее отделение (огневую группу) и резерв.

Штурмующие отделения первыми врываются в здание с разных точек исходной позиции, ведут бой внутри объекта, истребляют противника. Они проходят все здание, каждое отделение — по отведенному ему участку. Вооружение штурмовых отделений: автоматы, ручные гранаты, термитные шашки.

Обеспечивающее отделение (огневая группа) имеет задачу отсекать огнем объект атаки, препятствуя подходу подкреплений, подавлять огневые точки обороняющихся, не допускать контратак противника и обеспечивать огневое взаимодействие между штурмовыми группами. Вооружение обеспечивающего отделения: станковые пулеметы и пулеметы ДШК, ружья ПТР, минометы и орудия.

Резерв используется для развития успеха там, где он наметился, или для усиления штурмующих отделений, блокировки, закрепления захваченных объектов. Вооружение — аналогично штурмующим отделениям.

Весь личный состав штурмовой группы должен иметь большой запас гранат, в том числе дымовых, автоматы, заряды взрывчатых веществ, зажигательные боеприпасы и трофейные гранатометы «фаустпатрон».

Взаимодействие всех родов войск в штурмовой группе основано на принципе: каждый выполняет свою задачу, но все вместе «работают» на пехоту. Только пехота способна ворваться в дом и в рукопашном бою истребить врага.

Первыми начинают бой приданные штурмовому отряду (группе) артиллерийские орудия. Выдвинувшись на открытые огневые позиции, они открывают огонь по амбразурам и окнам атакуемого здания, пробивают проломы в стенах домов и в баррикадах для прохода пехоты.

В это же время остальная артиллерия вступает в единоборство с вражеской артиллерией, а минометы навесным огнем обстреливают атакуемый объект сверху.

Под прикрытием артиллерии танки подходят вплотную к объекту атаки и своим огнем поражают вновь обнаруженные огневые точки или корпусом закрывают амбразуры вражеских пулеметов.

Вслед за ними пехота броском выдвигается к объекту атаки, гранатами и огнем автоматов уничтожает гарнизон объекта через окна, двери, амбразуры и через проломы в стенах врывается в опорный пункт. По сигналу пехоты артиллерия переносит огонь по краям объекта атаки, воспрещая противнику возможность проведения контратак.

Саперы расширяют проходы в стенах зданий, а очень часто упреждают пехоту и подрывом стен устраивают для нее проходы.

В случае упорного сопротивления противника в бой вступают огнеметчики, создавая очаги пожара, выкуривая гарнизон противника, обеспечивая пехоте проникновение внутрь здания.

Непосредственно внутри дома особо четко должно быть налажено взаимодействие в рамках штурмовой группы. Штурмующие отделения, проникнув в здание, должны стремиться броском выйти на противоположную часть и начать атаку следующих объектов. Обеспечивающее отделение прочесывает объект, освобождая его от остатков противника, вслед за чем выдвигается за штурмующими отделениями. Резерв окончательно очищает здание и находится в готовности либо закрепиться в нем, если противник пытается контратаками восстановить утраченное положение, либо следует за штурмовой группой, помогая овладевать следующими объектами.

В сводке обобщенного боевого опыта оперативного отдела штаба 5-й ударной армии от 25 мая 1945 года подробно анализируется накопленный армейскими подразделениями опыт атаки отдельных зданий в Берлине.

Атаке отдельных зданий предшествовала разведка объекта небольшими разведпартиями (3–5 человек). Разведка устанавливала расположение огневых точек противника в здании и выявляла скрытые подступы к нему.

После этого планировался порядок просачивания штурмовой группы, действий по овладению нижними этажами и меры закрепления в них.

Перед началом атаки станковые пулеметы, орудия прямой наводки, танки и САУ открывали огонь по атакуемому объекту и огневым точкам противника, расположенным по флангам, и подавляли их. Взрывы снарядов в кирпичных зданиях и особенно в развалинах домов поднимали облака пыли, ослепляя противника.

Под прикрытием огня средств усиления, дыма и пыли штурмовая группа сближалась с противником, забрасывала окна подвалов и первого этажа гранатами и врывалась в здание. Важно было «зацепиться» за дом или следующий квартал даже небольшими силами.

Выдвижение остальных сил батальона и артиллерии происходило под прикрытием огня и дымовой завесы, поставленной этой передовой группой, которая одновременно с ведением огня задымляла дымовыми шашками и гранатами обстреливаемый противником участок улицы.

Основные силы батальона с артиллерией, танками и САУ продолжали бой по очищению всего здания, а штурмовая группа начинала действия по овладению следующим зданием.

Танки и самоходные орудия, действующие в составе штурмовой группы, наступали уступом назад на дистанции, не допускающей поражения гранатометчиками противника.

Движение танков и САУ происходило по обеим сторонам улицы поочередно. Если один танк или самоходка продвигались вперед, — другой в это время вел огонь по огневым точкам противника, мешающим продвижению танков и пехоты. Зенитные установки вели огонь по окнам верхних этажей, чердакам и проломам в стенах домов.

Успеху уличных боев в Берлине способствовал гибкий маневр пехотных подразделений. При продвижении в городских кварталах пехота штурмовых групп использовала подвалы, проходные дворы, проломы в стенах. Баррикады, завалы и другие препятствия просто обходились, после прохода пехоты расчистку производили саперы и местное население.

Метро и подземные коммуникации в Берлине почти не использовались: у советских войск не было точного плана этих сооружений, большинство наружных выходов было завалено обломками зданий, все туннели метро были заполнены скрывающимися от обстрела местными жителями и частично залиты водой.

Опыт действий штурмовыми отрядами и группами в 5-й ударной армии показал, что на последнем этапе боев в городе, когда полосы наступления частей и соединений сузились до предела, заметен был избыток средств поражения, особенно тяжелой техники. Так, 286-й гвардейский стрелковый полк 29 апреля наступал всего по одной улице. По этой улице двигались все средства усиления полка и большая часть средств усиления 94-й гвардейской стрелковой дивизии. Улица оказалась загроможденной различной техникой и обозами. Излишнее скопление военной техники и тылов затрудняло действия войск, сковывало их маневренность.

В целом организация боевых действий методом штурмовых отрядов и групп в Берлинской операции себя полностью оправдала. Такой вывод делало абсолютное большинство советских военачальников и рядовых бойцов. Однако кое-кто из авторитетных командиров придерживался другого мнения.

Генерал-лейтенант С. Н. Переверткин, командир бравшего рейхстаг 79-го стрелкового корпуса 3-й ударной армии, на научной конференции в апреле 1946 года высказал свое мнение:

«Термин «штурмовая группа» при длительном непрерывном бое в крупном городе не соответствует действительности. Штурмовая группа предназначена для штурма одного-двух объектов... Люди, как правило, отборные, с соответствующим вооружением.

При затяжном и непрерывном наступательном бое в крупном городе происходит частая смена головных подразделений, рот и батальонов, частей и даже соединений. Смена первых эшелонов очень часто заставляет производить организацию новых штурмовых групп, так как, как правило, средства усиления переподчиняются новым первым эшелонам. Времени на организацию уходит очень много, путается нумерация штурмовых групп и отрядов. Личный состав уже не отборный, а обычный, составляющий большинство наших подразделений.

В этих условиях, мне кажется, надо отказаться от термина «штурмовая группа» или «штурмовой отряд», а именовать подлинным наименованием — 1-я рота, 1-й батальон или полк — безразлично».

И все же в советских уставах сохранился как сам термин «штурмовая группа», так и идея ведения боевых действий в городе методом штурмовых групп.

Главное в этой идее состояло в том, что в условиях боевых действий в городе, особенно на территории противника, регулярные вооруженные силы с их четкой организационно-штатной структурой и «академической» тактикой действий не способны эффективно бороться с противником, ведущим боевые действия методом полупартизанской войны.

Отечественная военно-научная школа после войны внесла большой вклад в дело обобщения и изучения опыта боевых действий в условиях крупных населенных пунктов. Однако, как свидетельствует вся послевоенная история, этот опыт не был в должной мере использован для развития отечественных вооруженных сил.

Не был этот опыт учтен ни в войне в Афганистане, ни в ходе боевых действий в Чечне...

Важную роль в огневом поражении противника в условиях крупного населенного пункта, каким был Берлин, сыграли огнеметные подразделения Красной Армии. Это специфическое мощное оружие пехоты обладало высокой боевой эффективностью и, что было даже важнее, оказывало огромное психологическое воздействие на противника. В ходе Берлинской операции огнеметные батальоны передавались в оперативное подчинение армиям первого эшелона 1-го Украинского и 1-го Белорусского фронтов.

В первый период операции огнеметные батальоны находились, как правило, в резерве и лишь при крайней необходимости привлекались к отражению неожиданных атак противника.

Широкое и интенсивное применение огнеметных подразделений в боевых действиях началось только с выходом советских войск к пригородам Берлина и в самой немецкой столице. Огнеметы оказались незаменимым средством для борьбы с долговременными огневыми сооружениями, при уничтожении сильно укрепленных зданий и объектов на улицах города. Метод «выжигания» противника из укрытий позволял успешно выполнять боевые задачи даже там и тогда, где и когда не могли эффективно действовать ни артиллерия, ни тяжелое стрелковое оружие.

Огнеметчики уничтожали отказавшиеся капитулировать группы фанатиков, снайперов и фаустников. Именно на их уничтожение нацеливались огнеметные подразделения в первую очередь. При выполнении своих задач огнеметчики нуждались в особенно надежном прикрытии и сопровождении пехотой, так как сами огнеметчики были, естественно, первоочередными целями для обороняющихся немцев.

Об эффективности действий огнеметчиков в уличных боях свидетельствуют итоги боевой деятельности 1-го отдельного минно-подрывного огнеметного батальона, приданного 3-й гвардейской танковой армии. Всего уничтожено 591 солдат противника, взято в плен 300 немцев, сожжено 78 зданий, 15 железнодорожных вагонов с боеприпасами и 18 автомашин. При этом потери самого батальона составили убитыми — 10, ранеными — 30 человек.

В боевых донесениях того времени содержатся описания многих эпизодов уличных боев, в которых решающую роль сыграли огнеметчики с легкими ранцевыми огнеметами.

Так,24 апреля, когда танки 3-й гвардейской танковой армии вышли к каналу Тельтов, они были встречены ожесточенным огнем с северного берега, где противник занимал сильно укрепленную оборону. На следующий день 1-й огнеметный батальон получил задачу провести огнеметную атаку с южного берега канала. Для этого было привлечено 50 огнеметов.

Под их прикрытием атакующая пехота успешно форсировала канал и смела деморализованного, понесшего большие потери противника.

26 апреля во время боя в Берлине на улице Гогенцоллерн наша пехота была остановлена ожесточенным огнем немецких пулеметов. Фашисты укрепились в одном из больших зданий, занимавших господствующее положение на улице. Пулеметы противника простреливали всю улицу и не давали нашим бойцам даже поднять голову.

Группа огнеметчиков под командованием красноармейца Крылова скрытно подобралась к дому и подожгла его с трех сторон. 16 солдат противника были сожжены, а пулеметы противника умолкли навсегда.

В уличных боях в Берлине широкое применение нашли и такие простейшие зажигательные средства, как бутылки с зажигательной смесью. По докладу начальника военно-химического управления 1-го Украинского фронта генерал-майора технических войск П. Вершинина, за период с 27 апреля по 2 мая бутылки с зажигательной смесью явились источниками 40 очагов пожаров в разных местах немецкой столицы. Бутылками уничтожено за период боев в городе 49 укрепленных зданий, 12 пулеметных точек, 175 солдат и офицеров противника. Общий расход бутылок с зажигательной смесью составил 2 тысячи единиц.

Тактика применения этого простейшего зажигательного средства была элементарной. Бутылками вооружались (обеспечивались) бойцы блокирующих групп штурмовых батальонов, которые имели задачу выжигать гарнизоны противника из домов, подвалов, укрепленных построек.

Как показал опыт боев в городе, применение бутылок с зажигательной смесью оказывалось наиболее эффективным при использовании дымовых генераторов. Под прикрытием дымов боец подползал вплотную к объекту противника и бросал бутылки через амбразуру или окна в подвалы. Пожар внутри подвала или другого укрытия заставлял немцев выскакивать наружу, под огонь наших автоматчиков.

В боях на улицах Берлина показал свою высокую эффективность немецкий ручной гранатомет «фаустпатрон». Главными достоинствами этого оружия были простота конструкции, дешевизна и легкость в изготовлении. Для обучения стрельбе из гранатомета требовалось всего несколько теоретических и практических занятий. В то же время кумулятивная граната эффективно поражала самые современные советские танки.

Наибольший эффект давало применение гранатометов «фаустпатрон» из засад в уличных боях, когда танки, не имея возможности маневрировать, снижали скорость и вынуждены были двигаться в колоннах, подставляя гранатометчику свои наиболее уязвимые места для прицельного огня с короткой дистанции. Обороняющимся противником гранатомет использовался по прямому назначению — для борьбы с танками и другими бронеобъектами на улицах города.

В советских войсках это оружие, захваченное в качестве трофеев, также получило широкое распространение. В некоторых соединениях этими гранатометами вооружались целые подразделения. Так, в 177-м гвардейском стрелковом полку 60-й стрелковой дивизии в каждом стрелковом взводе одно отделение вооружалось двумя гранатометами. Эти отделения в уличных боях использовались для борьбы с гранатометчиками противника и прикрытия своих танков, СУ и артиллерии.

Высоко об эффективности фаустпатронов отзывались участники боев в самом Берлине. Так, командир 756-го стрелкового полка 150-й дивизии полковник Ф. М. Зинченко уже после войны на научной конференции отмечал по этому поводу:

«...Когда была форсирована река Шпрее и было занято первое здание — министерство внутренних дел, распространяться дальше было невозможно из-за баррикад, которые были в 20–30 метрах. Артиллерию и танки применить нельзя было в этом случае, а бой продолжать необходимо и, пройдя это здание, выйти на штурм рейхстага. Здесь были использованы фаустпатроны. Взвод ПТР к этому времени вооружился фаустпатронами. Что делали мы с ними?Я делал так. Подготовил один взвод и пять фаустников, чтобы овладеть этим зданием. После трех выстрелов этот взвод ворвался в помещение и овладел им. Бой был удачным, и после этого мы стали применять фаустпатроны. Я считаю, что такой вид оружия нам надо также вводить на вооружение и вооружать специальные наши подразделения, хотя бы в батальоне иметь один взвод, специально обученный и подготовленный. Это было бы гораздо эффективнее, чем ружья ПТР».

Еще более ярко о немецких гранатометах сказал на конференции в апреле 1946 года генерал-полковник В. И. Чуйков:

«Я еще раз хочу особенно подчеркнуть на этой конференции большую роль, которую сыграло оружие пехоты противника, это — фаустпатроны. 8-я-гвардейская армия, бойцы и командиры были влюблены в эти фаустпатроны, воровали их друг у друга и с успехом их использовали — эффективно. Если не фаустпатрон, то давайте назовем его «Иван-патрон», лишь бы у нас поскорей он был».

Большая насыщенность штурмовых групп и отрядов высокоэффективными средствами поражения от тяжелых артиллерийских систем до «классических» бутылок с зажигательной смесью обеспечивала во многом успех действий советских войск в Берлине. Пехота шла при поддержке танков и артиллерии и имела на вооружении достаточно средств для огневого поражения противника.

xx Глава 2. Пехота пехотой, но...

Главным средством огневого поражения противника в ходе боев в городе Берлине явилась артиллерия — от батальонной и полковой до орудий большой и особой мощности резерва Верховного главнокомандования. Насыщенность артиллерией в наступающих советских войсках достигала 250–280 стволов на километр фронта и более. На участках прорыва стрелковых корпусов на каждый километр фронта приходилось до 310 орудий. Плотность орудий прямой наводки равнялась 82 стволам на километр фронта.

В артиллерийской подготовке Берлинской операции в 5.00 16 апреля только в полосе 1-го Белорусского фронта приняло участие 9000 орудий и минометов и более 1500 реактивных установок М-13 и М-31. Впервые в Берлинской операции артиллерия начала сопровождение пехоты огневым валом в полной темноте при подсветке местности прожекторами.

В уличных боях артиллерия, как правило, придавалась штурмовым отрядам и группам. Штурмовой отряд ротного состава имел обычно 8–12 орудий калибра от 45 до 203 мм и 4–6 минометов калибра от 45 до 120 мм. В отрядах батальонного состава имелось 16–24 орудия и 8–12 минометов.

Действиям штурмовых отрядов обычно предшествовала короткая мощная артиллерийская подготовка средствами армейской, корпусной и дивизионной артиллерийских групп. Огневому воздействию одновременно подвергалась оборона противника в городе на глубину в 1 километр на участке главного удара армии.

Армейская артиллерийская группа дальнего действия в ходе боевых действий в Берлине подавляла все разведанные артбатареи противника и все участки вероятного расположения его батарей в тактической глубине.

Артиллерия корпусных и дивизионных групп имела два объекта поражения. Огонь производился на глубину до 400 метров по кварталам, обращенным к наступающей пехоте. Задача состояла в сплошной обработке всего массива зданий и заключенных между ними улиц и переулков. Далее огонь велся на глубину до 1 километра по перекресткам улиц, угловым зданиям, приспособленным к круговой обороне.

Накануне атаки штурмовой группой укрепленного объекта в городе к ее командиру прибывают командиры орудий прямой наводки для личного обозрения объекта, определения маршрута выдвижения артиллерии и для увязки взаимодействия с пехотой. По установленному сигналу, под прикрытием огня средств усиления и огня штурмовой группы орудия выдвигаются на огневые позиции для стрельбы прямой наводкой. Дополнительным целеуказанием служит красная ракета, выпущенная в направлении объекта атаки. После поражения огневых точек противника огнем прямой наводкой пехота готовится к штурму и по сигналу из серии красных ракет переходит в атаку. Орудия прямой наводки поддерживают своим огнем действия штурмовой группы.

При продвижении пехоты в городских кварталах часто применялся такой метод: особо выделенные батареи и дивизионы выходили вперед на 1,5–2 километра, быстро разворачивались на перекрестках улиц и открывали огонь во все стороны по окнам, подъездам и подвалам домов. Батареи двигались перекатами — одна ведет огонь, другая передвигается. Такой метод действий давал возможность пехоте быстро продвигаться за артиллерией, оказывал деморализующее воздействие на противника, нарушал его систему огня. В этих случаях наша пехота обычно продвигалась на 2–3 километра вперед, как это было в 79-м стрелковом корпусе 3-й ударной армии.

Очень успешно в боях на улицах Берлина действовали ГМЧ — так в боевых документах военного времени обозначали гвардейские минометные части — знаменитые «катюши». Бригадам М-31 и полкам М-13 в городе давались обычно самостоятельные, независимые от ствольной артиллерии участки. В боях за город Берлин в советских войсках с большой эффективностью был применен огонь установок реактивных снарядов, установленных на прямую наводку.

Хорошо зарекомендовали себя в уличных боях в Берлине зенитные орудия. На узких улицах невозможно было поставить полевые орудия так, чтобы вести огонь по верхним этажам зданий по обеим сторонам улицы. Зато это легко делали зенитные орудия.

Для выполнения сходных задач в интересах пехотных подразделений широко применялись минометы. Именно этот вид артиллерийского вооружения был наиболее эффективен в уличных боях. Отвесная траектория стрельбы позволяла поражать цели, находящиеся за высокими каменными стенами или на верхних этажах зданий. Минометы можно было быстро перебросить на новые огневые позиции, установить их в любых местах, вплоть до чердаков и верхних этажей отдельных домов.

К сожалению, в Берлинской операции не были до конца отработаны все вопросы взаимодействия артиллерии с поддерживаемыми ею пехотой и танками. Это приводило к трагическим инцидентам. Так, в самом начале операции 18 апреля наша артиллерия неоднократно в течение дня вела огонь по боевым порядкам 44-й гвардейской танковой бригады. В 17.00 было произведено два дивизионных залпа реактивными снарядами, что вызвало большие потери в живой силе и технике. Подобные трагические инциденты являются, очевидно, неизбежным «злом» войны, от которого не застрахованы войска даже в современных условиях. (В частности, наиболее серьезные потери американская армия в войне в Персидском заливе понесла в результате трагического инцидента от своего же огня.)

Роль артиллерии в Берлинской операции в целом была огромной. Опыт этой операции подвергся глубокому осмыслению уже в послевоенные годы. Интересным в этом смысле представляется мнение командующего 8-й гвардейской армией генерал-полковника В. И. Чуйкова, которое он высказал на научной конференции в апреле 1946 года в Берлине:

«В отношении артиллерийского наступления. Я тоже согласен с товарищем Горбатовым — артиллерийскую подготовку надо проводить как можно короче, но мощнее, и считаю, что это требует от нас в будущем развития побольше средств ГМЧ. Дайте на километр фронта две-три бригады М-31, и за 10 минут залпа противник будет похоронен или оглушен наверняка. Ставьте тут же огневой вал для сопровождения пехоты, одинарный или двойной, лучше двойной, и прорыв будет обеспечен.

Это ни в коем случае не исключает ствольную артиллерию, в особенности контрбатарейную артиллерию для подавления артиллерии противника. Это ни в коем случае не исключает наши минометы и другие средства нашей войсковой артиллерии. Развитием ГМЧ мы очень крепко сократим время на артподготовку и будет больше внезапности. Ведь поставить нашу артиллерию в таком количестве, как 200–300 стволов на километр фронта, на плацдармах или перед фронтом прорыва да пристрелять ее, на это у нас уходило времени около недели приблизительно, не меньше.

Другое дело — ГМЧ. Дайте ей две точки, где они должны встать и куда они должны дать залп. Прицельного огня они не дадут, да этого и не требуется, но уж угробят противника они крепко...»

Опыт Берлинской операции показал, что артиллерия прочно закрепила за собой роль главного средства огневого поражения противника на поле боя, в том числе и в городе. Артиллерия была и оставалась «богом войны».

«Мы что — краденый род войск, или это военная тайна какая-то? Все газеты, все союзники про нас знают. В приказах товарищ Сталин отмечал нас, а советскому народу преподнесли, что танкисты во взятии Берлина не участвовали! Показали меня на три секунды, Богданов мелькнул, и на этом дело ограничилось. А далее — Кузнецов, Берзарин, Чуйков и другие. Мы их уважаем, они с нами плечо в плечо шли, они дрались честно и много, но и мы немало сделали. За что же нам такое «уважение»...

Народы знают по приказу, что бьемся за Берлин, а в кино нас забывают — нет прославленных танкистов. По-моему, это грубая политическая ошибка, и пусть тов. Платонов (генерал-майор Платонов был военным консультантом документального кинофильма «Взятие Берлина») знает, что он оскорбил не только нас — командующих, а оскорбил все танковые войска Красной Армии».

На такой ноте закончил свое выступление на научной конференции в Берлине в апреле 1946 года командующий 1-й гвардейской армией генерал-полковник М. Е. Катуков. Поводом для резкой обиды генерала-танкиста явился фильм «Взятие Берлина», где, по мнению Катукова, роль и место танковых войск в Берлинской операции были полностью искажены.

Эта обида военачальников-танкистов, по сути, явилась отражением крупной научной дискуссии, которая имела место в отечественных вооруженных силах по поводу сущности будущей войны, места в ней различных видов и родов войск.

По мнению командующего 2-й гвардейской танковой армии маршала бронетанковых войск С. И. Богданова, танковые армии могут самостоятельно вести боевые действия в городе. Богданов в апреле 1946 года утверждал, основываясь на своем опыте ведения боевых действий в Берлине:

«Современные танковые армии могут самостоятельно вести разного рода бои и даже самостоятельно вести боевые действия в крупных населенных пунктах, каким является Берлин...

Нужно сказать, что есть два метода атаки улиц, объектов: первый — когда мы сначала посылаем пехоту для очищения зданий, чердаков, подвалов и пр., а затем продвигаем технику. Этот метод нужный, но он требует большой затраты времени. Второй — артиллерия подготавливает короткий удар, танки броском прорываются вперед на 1,5–2 километра, а потом уже очищается этот населенный пункт или квартал. Этот метод атаки мы и практиковали в боях за Берлин. Он — лучший.

Я считаю, что танковая армия самостоятельно может решать такие задачи, как бой за город, и это доказано на практике, на опыте 2-й гвардейской танковой армии».

Далее С. И. Богданов остановился на роли танка в уличном бою. Командарм считал, что танк неуязвим на улице, чем вызывал несогласие многих других военачальников. На уже упоминавшейся конференции С. Богданов утверждал:

«Мы воочию убедились, что уличные бои для танков не так страшны, как нам кажется. Я считаю, что если у кого есть такое мнение, то его нужно изменить, так как оно неверное. Прежде всего танк представляет из себя могучее подвижное орудие, которое значительно подвижнее обычной пушки, которая идет с расчетом. Это факт. Мне нужно туда три снаряда пустить, я кнопку нажал, развернул башню и веду огонь. Обычная пушка на узкой улице так не развернется. Танк — пушка серьезная, он не признает мелких снарядов, осколков, не признает пуль, которые бьют по расчету обычной пушки, а поэтому танк в уличных боях должен быть таким же хозяином поля боя, как и на обычной местности».

2-я гвардейская танковая армия действительно получила большой опыт ведения боев в Берлине. Однако абсолютизировать этот опыт, очевидно, нельзя. Берлинская операция была во многих отношениях нетипичной операцией Второй мировой войны. Она проводилась в условиях абсолютного превосходства Красной Армии в силах и средствах и полнейшей морально-психологической подавленности противника. Противник был обречен на поражение, и его сопротивление велось от отчаяния и безысходности. Это создавало благоприятные условия советским танкам для ведения уличных боев.

Кроме того, Берлинская операция характеризовалась еще и тем, что советские войска, прежде всего танки, шли вперед, не обращая внимания ни на какие потери. Главным для советского руководства было взять Берлин как можно скорее, поэтому в город было брошено все, чем располагали фронты. Эта задача была выполнена, хотя и ценой больших потерь в танках на улицах города. Однако это было интерпретировано некоторыми советскими военачальниками не как невозможность использования танков в городе, а как успех действий танков на улицах города.

Однако, и это признается в сводке обобщенного опыта боевых действий оперативного отдела штаба этой армии от 15 мая 1945 года, успешные действия танков в городе невозможны без взаимодействия с пехотой.

В первые дни боев за город в танковых соединениях были созданы штурмовые группы, но в дальнейшем эти группы развития не получили. Это объяснялось тем, что танковые корпуса вынуждены были часто маневрировать, и при передвижении штурмовые группы распадались как нештатные единицы. В сводке обобщенного боевого опыта армии подчеркивалось:

«...Для создания штурмовых групп имеет большое значение наличие мотопехоты, в то время как танковые соединения в результате упорных боев имели значительные потери мотопехоты».

Танковые части, действуя на улицах города, вынуждены были продвигаться вперед в колоннах, их маневр был крайне ограничен каменными постройками по сторонам улиц.

Серьезной угрозой для советских танков стали немецкие гранатометы «фаустпатрон». Не случайно в те дни среди танкистов появилась своеобразная «болезнь» — боязнь фаустников. Об этом мы рассказывали в предыдущих главах.

Для защиты от немецких гранатометов танкисты прибегли к установке на танках специальных экранов, которые резко снизили наши потери в уличных боях. Приобретенный в уличных боях опыт защиты от кумулятивных гранат противника получил свое дальнейшее развитие в послевоенные годы.

В сводке оперотдела штаба 2-й гвардейской танковой армии отмечался целый ряд слабых мест танковых войск при их действии в городе:

«В больших городах танковым войскам вести боевые действия трудно. Танки, проходя по улицам, не очищали дома полностью от противника, и фактически пройденные танками кварталы не являются очищенными от противника. Поэтому необходимо наличие мотопехоты, производящей окончательную очистку пройденных танками кварталов. При наличии пехоты танки будут нести гораздо меньше потерь».

Боевая эффективность танков, вынужденных действовать на улицах Берлина, была крайне низкой. Танк на улице терял главные свои достоинства — ударную силу, подвижность и огневую мощь. Фактически танки выступали на улицах Берлина в качестве самоходных артиллерийских установок, действующих в интересах пехоты.

Опыт боев в Берлинской операции показал, что при использовании танков для непосредственной поддержки пехоты большое значение имеет вопрос взаимодействия. В 5-й ударной армии, например, сложилась практика подчиненности танковых подразделений стрелковым батальонам дивизий первого эшелона. За командирами танковых полков (бригад) оставлялось право контроля и материального обеспечения танковых рот (батальонов) в бою. Если этого не делать, то резко усложняются взаимодействие сил и средств и управление боем.

Применение танков в основном только для непосредственной поддержки пехоты — главная отличительная черта действий танковых войск в Берлинской операции. Классический прием — ввод танковых армий в сражение после прорыва обороны противника — в Берлинской операции не «сработал». Танки шли вместе с пехотой, вместе с ней пробивали эшелонированную оборону противника и вместе с ней вошли в город. Оперативного простора, куда можно было бы ввести танковые армады, фактически не было. Глубина Берлинской наступательной операции 1-го Белорусского фронта составила по прямой всего чуть более 60 километров. С выходом на рубеж встречи с войсками наших западных союзников далее наступать было некуда. В этом была специфика битвы за Берлин.

Таким образом, опыт Берлинской операции показал, что успех действий танкистов в уличных боях связан, прежде всего, с наличием пехоты, которая должна защищать танки в уличных боях и очищать захваченные узлы сопротивления противника. И если пехота без танков в условиях города может справиться со своими задачами, то танки без пехоты сделать ничего не могут. Таков, пожалуй, один из главных уроков действий советских танковых войск в Берлине. Однако и через много лет, даже десятилетий оказалось, что этот урок оказался «невыученным».

Российские танки испытали это в уличных боях в Грозном...

«Нам очень важно, чтобы авиация уничтожала цели, но также важно постоянное нахождение авиации над районом противника, над его огневыми позициями. Когда наша авиация находится над противником, то его ствольная артиллерия и минометы если не прекращают стрельбы, то стреляют значительно меньше. Это то, что нужно для наступающей пехоты...»

Так говорил о значении авиации над полем боя «пехотный» военачальник — командующий 3-й армией генерал-полковник A. B. Горбатов в апреле 1946 года. И в этом смысле он был, безусловно, прав.

Авиации с самых первых часов Берлинской операции советским командованием отводилась важная роль. Общее представление о масштабах действий советской авиации дает комментарий маршала Г. Жукова во время одного из первых послевоенных интервью. В ночь на 16 апреля на оборонительные позиции противника обрушили свой смертоносный груз около 1 тысячи бомбардировщиков. С утра и в течение всего дня в небе действовало еще 3–4 тысячи самолетов. Всего за первые сутки было сделано более 15 тысяч самолето-вылетов.

Наиболее важная роль в поражении противника с воздуха отводилась 16-й воздушной армии. Ею непосредственно по городу Берлину было произведено 4030 самолето-вылетов, из которых 1175 — ночными бомбардировщиками По-2, 928 — бомбардировщиками Ту-2, Пе-2 и «Бостон»,449 — штурмовиками, 1438 — истребителями. На город было сброшено свыше 1300 тонн бомб разных калибров, включая бомбы ФАБ-1000.

В апреле и за пять дней мая 1945 года авиация 16-й воздушной армии совершила 37 562 самолето-вылета. За тот же период только в полосе действий 1-го Белорусского фронта авиация 16-й, 18-й и частично 4-й воздушных армий произвела 41 965 самолето-вылетов.

В 16-й воздушной армии всего перед началом операции насчитывалось 3037 самолетов, в том числе бомбардировщиков — 533, По-2–151, штурмовиков — 687, истребителей — 1548 и др.

В ходе операции проведен 1101 воздушный бой, в которых было сбито 966 самолетов противника. 55 немецких самолетов уничтожено на земле при нанесении бомбардировочно-штурмовых ударов по аэродромам противника. Всего уничтожено в воздухе и на земле 1021 самолет противника, из которых подтверждено — 791 самолет.

Потери 16-й воздушной армии составили 357 самолетов, из них боевых потерь — 271; потерь, связанных с выполнением боевой задачи, — 41; небоевых потерь — 45 самолетов. Потери летного состава по отношению к потерям материальной части составили 70%.

К сожалению, действия советской авиации в Берлинской операции имели много нареканий со стороны наземных войск. Член Военного совета Группы советских оккупационных войск в Германии генерал-лейтенант К. Ф. Телегин в апреле 1946 года, выступая на научной конференции в Берлине, подчеркнул:

«...Безосновательно некоторые товарищи охаивали всю работу авиации. Она делала свое дело в целом хорошо, но допускала нетерпимые осечки, когда бомбила по своим».

Генерал Телегин подчеркнул, что здесь вина во многом лежала на командовании 16-й воздушной армии, которое не смогло организовать управление авиацией армии с земли, не обеспечило необходимой подготовки летчиков и штурманов. К началу операции 16-я воздушная армия приняла 590 новых экипажей самолетов. Отсюда и трагические инциденты.

Командующий 8-й гвардейской армией генерал-полковник В. И. Чуйков в связи с этим вспоминал:

«...В Берлине штабу 4-го корпуса здорово всыпала наша авиация, около 100 человек вышло из строя. Штаб 29-го корпуса тоже здорово потрепала своя авиация, в то время как на наблюдательном пункте у меня был генерал Сенаторов — заместитель командующего 16-й воздушной армией. И он ничего не мог сделать...

Или вот взять Рейнтвейн. Это было на одерском плацдарме, рядом с моим наблюдательным пунктом, где сидел и маршал Жуков. Летит девятка, отрегулировали и увязали все цели, ей нужно бомбить Альттухенбанд. Эта девятка, не долетая до цели, разворачивается, бьет Рейнтвейн. Связываюсь сам по телефону, кричу, что командир их ошибся, ударил по своим. Мне говорят: «Слушайте, он сделал ошибку, мы ему сейчас растолковали и давайте пустим второй раз, он вторую ошибку не сделает». И второй раз, как назло, пролетает над Рейнтвейном, разворачивается и бьет по тому же месту, по своим, второй раз. Вот в этом — слабость нашей авиации».

Об ударах своей авиации по наземным войскам 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов вспоминали на конференции в 1946 году и другие командармы. Генерал-полковник М. Е. Катуков, командовавший 1-й гвардейской танковой армией, отмечал:

«Наступила ночь, и вот начался кошмар: идут волны наших бомбардировщиков и сгружают свой груз на мой штаб, на колонны и на боевые порядки 8-го гвардейского механизированного и 11-го гвардейского танкового корпусов, жгут наши танки и транспорт, убивают людей. Из-за этого мы на четыре часа прекратили наступление, которое развивалось очень успешно.

...И вот до того надоели эти ночники моим командирам корпусов, что они взяли да обстреляли их. В результате был сбит самолет «Бостон», конечно, наш...»

Подобные трагические инциденты имели место в ходе всей войны и являлись неизбежными в сложной, быстро изменяющейся обстановке. Авиация не всегда успевала реагировать на изменения начертаний переднего края наземных войск, нередко путала свои войска с противником. Особенно это было характерно для ночных действий авиации.

Однако, несмотря на все эти инциденты, советская авиация внесла огромный вклад в достижение успеха в Берлинской операции и, в конечном счете, в общую победу в войне.

xx Глава 3. День длиною в четыре года

1 мая 1945 года после отклонения нацистским руководством советского ультиматума о полной и безоговорочной капитуляции, переданного через генерала Кребса, начался последний штурм центральной части Берлина, где находилась имперская канцелярия.

248-я и 230-я стрелковые дивизии 5-й ударной армии штурмом овладели государственным почтамтом и завязали бой за дом министерства финансов. Напротив здания министерства находилась имперская канцелярия.

В это же время 301-я и 248-я стрелковые дивизии той же армии овладели зданиями гестапо и министерства авиации. Кольцо вокруг имперской канцелярии сжималось все сильнее.

Последний бой 301-й и 248-й дивизий за имперскую канцелярию был наиболее трудным. Схватка на подступах к зданию и внутри канцелярии носила особенно ожесточенный характер. В этом бою отличилась майор A. B. Никулина из политотдела 9-го стрелкового корпуса. Действуя в составе одной из штурмовых групп, она пробралась через пролом в крыше наверх и прикрепила к шпилю рейхсканцелярии красное знамя.

Первым комендантом здания имперской канцелярии был назначен заместитель командира 301-й стрелковой дивизии полковник В. Е. Шевцов, а 4 мая его сменил на этом посту майор Ф. Г. Платонов из штаба 5-й ударной армии.

Накал страстей нарастал. Чисто психологически дата 1 мая имела большое значение для советской стороны. От Жукова Сталин ждал главной вести — о полной капитуляции берлинского гарнизона.

Вечером 30 апреля Жуков позвонил командующим своими армиями с единственным вопросом, смогут ли они к празднику Первомая полностью очистить Берлин. На этот вопрос генерал В. Чуйков, в частности, ответил:

«Судя по сопротивлению противника, которое, правда, ослабевает, надежды на скорую капитуляцию у меня нет».

С докладом Сталину о взятии Берлина к 1 мая Жуков «не успел». Враг сопротивлялся ожесточенно, и признаков его возможной капитуляции не наблюдалось.

К вечеру 1 мая маршал Г. К. Жуков вновь в который раз за операцию подверг резкой критике своих танкистов. В телеграммах командующему 2-й гвардейской танковой армии и командирам 1-го механизированного, 9-го и 12-го танковых корпусов он написал:

«Части 2-й гвардейской танковой армии ведут наступление исключительно плохо. За последние три дня армия не имеет вообще никаких результатов.

Я вынужден строго лично вас предупредить и требую:

1. Организовать бой лучше, чем вы организовывали до сих пор.

2. Вылезти из подвалов и видеть лично бой.

3. Подготовить три-четыре танковые бригады и под личным командованием комбригов прорваться бригадам в тыл противника. За бригадами пустить главные силы корпусов и армии.

4. Проявить больше решительности. Действия 12-го танкового корпуса увязать с действиями авиации.

5. Результат донести 2 мая 1945 года лично мне».

Однако, несмотря на имевшиеся недостатки в наступлении советских войск, судьба берлинского гарнизона уже была решена.

Утром 2 мая 1945 года почти одновременно в штабы 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов пришли донесения о встрече войск обоих фронтов в самом центре Берлина. Южнее рейхстага на расстоянии 200–300 метров встретились 713-й полк 171-й стрелковой дивизии войск Конева и 76-й полк 27-й гвардейской стрелковой дивизии войск Жукова. Сразу же поступили сообщения и о других встречах частей двух фронтов.

В 0.40 2 мая радиостанция 79-й гвардейской стрелковой дивизии перехватила следующую радиограмму на русском языке от имени командования немецкого 56-го танкового корпуса:

«Просим прекратить огонь. Высылаем парламентеров. Опознавательный знак — белый флаг на красном древке. Ждем ответа».

Радиограмма была доложена командующему войсками 8-й гвардейской армии генерал-полковнику Чуйкову, который приказал прекратить огонь на участке 4-го гвардейского стрелкового корпуса, принять парламентеров.

Делегацию парламентеров возглавил полковник фон Дуфвинг, которому был передан советский ультиматум: к 7.00 2 мая полностью разоружиться и организованно сдаться в плен.

В 6.00 2 мая 1945 года командир 56-го танкового корпуса, он же командующий обороной Берлина генерал артиллерии Вейдлингв сопровождении генералов Шмидта, Ланкварта и Веташа перешли линию фронта и сдались в плен. От генерала Вейдлинга советское командование потребовало подписания приказа о немедленном прекращении сопротивления, что и было исполнено. Приказ немецкому гарнизону города Берлина гласил:

«30 апреля 1945 года фюрер покончил жизнь самоубийством. Мы, поклявшиеся ему в верности, оставлены на произвол судьбы.

Согласно приказу фюрера, вы должны продолжать борьбу за Берлин, несмотря на то, что недостаток в тяжелом оружии, боеприпасах и общее положение делают эту борьбу бессмысленной.

Каждый час продолжения вами борьбы удлиняет ужасные страдания гражданского населения Берлина и наших раненых.

Каждый, кто падет в борьбе за Берлин, принесет напрасную жертву.

По согласованию с Верховным командованием советских войск, требую немедленно прекратить борьбу.

Командующий обороной Берлина генерал от артиллерии Вейдлинг».

В 11.30 2 мая в расположение 8-й гвардейской армии перешли представители заместителя министра пропаганды доктора Фриче. Они заявили, что в ночь на 2 мая Геббельс покончил жизнь самоубийством и что Фриче остался высшим представителем гражданской власти в Берлине. Советское военное командование передало через парламентеров свое требование завершить в течение 2 мая организованную сдачу в плен частей всего гарнизона немецкой столицы.

В тот же день в 13.00 на КП 8-й гвардейской армии прибыл сам доктор Фриче, который сообщил, что приказ о капитуляции им подписан, передан по радио всем частям и подразделениям, обороняющим город Берлин.

По мере доведения приказов генерала Вейдлинга и доктора Фриче о капитуляции до войск сопротивление постепенно прекращалось. К исходу дня 2 мая войска 8-й гвардейской армии очистили от противника занятые кварталы в центральной части города, при этом только на своем участке ими взяты в плен 17 300 солдат, офицеров и генералов.

С целью доведения до немецких войск приказа Вейдлинга о капитуляции берлинского гарнизона со 2 мая стала активно практиковаться посылка в войска противника наших парламентеров. Парламентерские группы обычно состояли из наших офицеров и переводчиков, иногда в эти группы включались военнопленные немецкие офицеры или солдаты.

Отважно действовали в качестве парламентеров майор Шадзунский и подполковник Олефир из управления 146-й стрелковой дивизии 3-й ударной армии. 2 мая советские офицеры, принимая сдававшихся в плен немцев, натолкнулись на большую вооруженную группу немецких солдат, отказавшихся сложить оружие.

Шадзунский и Олефир послали к немцам шесть женщин из числа местного населения и одного военнопленного солдата с целью склонить врага к сдаче в плен. Однако эта акция советского командования успеха не принесла.

Тогда майор Шадзунский и подполковник Олефир приблизились к окруженной группировке немцев сами и предложили им прекратить бессмысленное сопротивление. Немецкие солдаты ответили отказом и, обступив двух советских офицеров, повели их в свой штаб. Там их разоружили и привели к генералу.

На предложение наших офицеров капитулировать немецкий генерал ответил, что не получал никакого приказа о прекращении сопротивления. Более того, как отметил немецкий генерал, в 13.00 2 мая немецкое радио от имени адмирала Деница передало приказ регулярным частям продолжать войну.

После 40-минутных переговоров генерал для уточнения условий капитуляции приказал отправить в качестве парламентеров к нашему командованию немецкого полковника, майора, адъютанта и переводчицу.

На двух машинах оба советских офицера и немецкие делегаты прибыли в штаб 265-й стрелковой дивизии. Немецким офицерам были переданы следующие условия капитуляции:

«1. Сложить оружие и прекратить сопротивление.

2. Оружие должно быть сдано в неповрежденном состоянии.

3. Солдатам и офицерам гарантируется жизнь, хорошее обращение и сохранение личных вещей.

4. Раненым — оказание медицинской помощи.

5. Офицерам сохраняются награды, холодное оружие. Высшему офицерскому составу разрешается иметь ординарцев».

Парламентеры просили 5–6 часов для передачи условий капитуляции начальнику немецкого гарнизона, однако наше командование предложило им вернуться через час и сообщить ответ. Срок сдачи в плен был намечен на 16.00.

Ровно через час с истинно немецкой пунктуальностью парламентеры вернулись. Вместе с ними прибыли генерал-лейтенант Гюром, полицай-президент Берлина, и генерал-майор Хайнбург, начальник полиции Берлина. Условия капитуляции были приняты. В 18.00 немцы на этом участке начали организованно сдаваться в плен. Благодаря решительным действиям майора Шадзунского и подполковника Олефира капитулировало свыше 5 тысяч немецких солдат, офицеров и генералов.

В ночь со 2 на 3 мая маршал Г. Жуков отправил Верховному Главнокомандующему донесение за № 00524 об овладении городом Берлином:

«1. Противник на правом крыле фронта продолжал отходить в западном направлении, оказывая слабое сопротивление наступлению наших войск.

Окруженный гарнизон города Берлина во главе с комендантом города генералом от артиллерии Вейдлингом и его штабом прекратил сопротивление и сдался в плен нашим войскам. Отдельные группы окруженного гарнизона, пытаясь прорваться в западном направлении, уничтожаются нашими войсками в районе Шпандау и западнее.

2. Войска фронта, сломив сопротивление окруженного противника, овладели столицей Германии — городом Берлином и в течение дня пленили войска, оборонявшие городу также уничтожили отдельные группы, пытающиеся прорваться из города Берлина в западном направлении. По предварительным учтенным данным, за 2 мая из состава войск окруженного берлинского гарнизона противника взято в плен более 64 тысяч солдат и офицеров...

На правом крыле фронта войска продолжали стремительное наступление и, преодолевая слабое сопротивление противника, за день продвинулись вперед до 50 километров и в районе Вильснак (12 километров юго-восточнее Виттенберга) передовыми частями соединились с американскими войсками.

В ходе дневного наступления войсками фронта уничтожено до 6000 солдат и офицеров, 18 танков и самоходных орудий, до 100 полевых орудий, более 200 пулеметов, до 70 минометов, 140 автомашин и 6 различных складов. Захвачено: танков и самоходных орудий — 29, орудий полевых — 320, минометов — 80, пулеметов — 700, винтовок и автоматов — до 40 тысяч, автомашин — 1500, самолетов в разобранном виде — 703, паровозов — 19, железнодорожных вагонов — 163, бронетранспортеров — 12, складов разных — 37 и много другого военного и народнохозяйственного имущества. По предварительным данным, на всех участках фронта за 2 мая взято в плен 90 050 солдат и офицеров, в том числе 7 генералов, более 600 офицеров и в госпиталях — 10 700 раненых солдат и офицеров противника...»

Планируя боевые действия на ближайшую перспективу, Ставка ВГК еще 1 мая в 1.30 ночи сориентировала 1-й Белорусский и 1-й Украинский фронты о дальнейших действиях в рамках новой устанавливаемой Ставкой разграничительной линии между фронтами:

«1. Установить с 24.00 6 мая следующую разграничительную линию между 1-м Белорусским и 1-м Украинским фронтами: до Люббен прежняя и далее — Виттенберг, для 1-го Украинского фронта включительно.

2. Командующему войсками 1-го Белорусского фронта не позже 4 мая сменить войска 1-го Украинского фронта в своих новых разграничительных линиях, используя для этого освободившиеся армии левого крыла фронта (3-ю, 69-ю и 33-ю армии).

3. Командующему войсками 1-го Украинского фронта не позже 3 мая закончить ликвидацию окруженной группировки немцев в районе восточнее Луккенвальде и очистить от противника территорию Берлина в своих разгранлиниях. После смены войска правого крыла фронта использовать для стремительного наступления в общем направлении на Прагу. Передовыми частями правого крыла фронта выйти на реку Мульде.

4. Об отданных распоряжениях донести.

И. Сталин

Антонов».

Берлинская операция Красной Армии плавно перерастала в операцию по освобождению Праги — столицы Чехословакии.

Вечером 1 мая радио Гамбурга прервало свою трансляцию торжественной Седьмой симфонии Брукнера. Раздался бравурный бой военных барабанов и заговорил диктор:

«Наш фюрер Адольф Гитлер, сражаясь до последнего дыхания против большевизма, сегодня днем пал за Германию в своем оперативном штабе в рейхсканцелярии. 30 апреля фюрер назначил своим преемником гросс-адмирала Деница. Слушайте обращение к немецкому народу гросс-адмирала и преемника фюрера».

Немецкому народу сразу сообщалась двойная ложь. Во-первых, Гитлер не «пал на поле боя», а покончил жизнь самоубийством. Во-вторых, фюрер покончил с собой уже более суток назад, а в момент радиопередачи в саду канцелярии уже догорал труп Геббельса.

Существует несколько версий воззвания Деница, сохранившихся в документах и немного отличающихся друг от друга по содержанию и эмоциональной окраске. Дениц назвал смерть Гитлера героической и обратился к нации с призывом продолжать войну:

«Немецкие мужчины и женщины! Солдаты вермахта!

Фюрер погиб. Его жизнь была образцом служения нашему народу. Он своевременно разглядел страшную опасность большевизма и посвятил себя борьбе с ней не на жизнь, а на смерть. В конце борьбы и своего непоколебимого прямого жизненного пути он геройски погиб в столице немецкого рейха. Придет день, когда Европа и весь мир узнают, что Адольф Гитлер пытался спасти Европу и весь мир от большевистского нашествия. Тогда не только в Германии люди с благоговением будут поклоняться героической личности фюрера.

Фюрер назначил меня своим преемником. Я беру на себя ответственность за судьбу немецкого народа в тяжелейшие часы его истории. Моей первейшей целью является спасение немцев от уничтожения их большевиками, рвущимися вперед. В соответствии с этой целью война продолжается.

До тех пор, пока англичане и американцы мешают достижению этой цели, мы должны также защищаться от них и продолжать работу своих народов.

Таким образом, англо-саксы ведут войну не в интересах своих народов, а способствуют распространению большевизма в Европе. То, что немецкий народ совершил в упорных боях на фронтах этой войны, и то, что перенес в тылу, с исторической точки зрения — неповторимо. В это тяжелое время для нашего народа я буду стремиться к тому, чтобы создать для наших храбрых женщин, мужчин и детей необходимые условия жизни. Я сделаю все, что зависит от меня. Но для этого мне нужна прежде всего ваша помощь. Доверьтесь мне.

Сохраняйте полный порядок и дисциплину в городе и деревне. Каждый выполняй свой долг на своем месте. Только так мы сможем облегчить страдания, которые принесет каждому из нас это время, и сможем предотвратить катастрофу».

Расписывая героизм Гитлера, сам Дениц, кстати, не знал еще деталей смерти фюрера. Из радиограммы Геббельса он знал лишь, что фюрер умер накануне вечером.

В соответствии с последней волей фюрера Дениц входил в роль лидера немецкого народа. Свою главную задачу в этой роли он видел в продолжении войны, что делало его режим преступным по отношению как к своему народу, так и народам всего мира.

Одним из первых распоряжений нового рейхспрезидента Деница немецким войскам стала инструкция о поведении при капитуляции перед западными союзниками СССР:

«При встрече с нашими англо-американскими противниками наше поведение должны отличать гордость и достоинство. Нам нечего стыдиться. То, чего достигли наши вооруженные силы и народ в течение последних шести лет, не имеет аналогов в истории человечества.

Мы проявили невиданный доселе героизм. Нашу воинскую честь мы не замарали. Для нас было бы недостойно идти к нашим бывшим противникам с поклоном. Пусть они идут к нам, но мы встретим их вежливо и с достоинством».

Первые дни мая были критическими в деятельности нового руководства Германии, назначенного самим Гитлером. Война была проиграна, это понимали все на всех уровнях. Речь шла теперь о максимально возможном сохранении политического, военного и экономического потенциала бывшего Третьего рейха. Единственным путем решения этой проблемы, как показывают документы, немецким руководством рассматривалась лишь капитуляция перед западными державами в надежде вызвать столкновение союзников по антигитлеровской коалиции.

2 мая к новому рейхспрезиденту Деницу обратился бывший министр иностранных дел Германии Риббентроп с предложением начать сепаратные переговоры с англо-американской стороной о сохранении неоккупированной хотя бы небольшой территории Германии. «В военном отношении война проиграна, — начинал Риббентроп свое послание. — Как такового единого германского фронта больше не существует ни на западе, ни на юге, ни на востоке. Фронт распался, но боевые действия ведут отдельные небольшие части некоторых армий, которые хотя и могут сражаться дальше, но долго не продержатся». По мнению Риббентропа, очень важным было сохранить в той или иной форме, в том или ином месте самостоятельное немецкое государство. В связи с этим фашистский деятель откровенно писал:

«...В настоящей обстановке для правительства рейха под Вашим руководством есть только две возможности: либо Германия будет полностью оккупирована, правительство рейха интернировано, управление страной будет взято союзниками и тогда через некоторое время союзники назначат правительство Брюнинга с демократами и коммунистами, либо правительство Тельмана с католиками, демократами и т.д. Тем самым национал-социализм будет уничтожен, а германский вермахт без остатка разбит, немецкий народ же приговорен к рабству на десятки лет. Или же правительству рейха под Вашим руководством удастся с помощью обширной программы, путем отступления или же отхода на задний план или модификацией определенных мировоззренческих вопросов найти попытку осуществления политики сотрудничества со всеми нациями, даже, по меньшей мере, формально с Россией и, путем признания правительства рейха под Вашим руководством и Вашей программы, сохранить национальную Германию, а также национал-социализм и хотя бы небольшие силы вермахта, и тем самым проложить немецкому народу путь к новому возрождению».

Буквально в считанные дни и даже часы главной задачей вермахта стало максимальное сопротивление советским войскам и капитуляция перед западными державами.

4 мая начальник штаба оперативного руководства верховного командования вермахта генерал-полковник Йодль издает совершенно секретную директиву № 003005/45 о необходимости продолжения сопротивления на Восточном фронте. В ней, в частности, отмечалась необходимость «вести боевые действия таким образом, чтобы выиграть время для спасения как можно большего количества гражданского населения от Советской Армии».

6 мая начальник штаба верховного командования вермахта генерал-фельдмаршал Кейтель отправляет директиву командующему группой армий «Юг» генерал-фельдмаршалу Кессельрингу, в которой требует: «Никаких препятствий продвижению американских войск на восток (в протекторат — Чехию и далее южнее) более не чинить».

На следующий день в 1.35 ночи Кейтель направляет всем подчиненным войскам на фронте совершенно секретную телеграмму под № 89002/45:

«Гросс-адмирал Дениц приказал:

Всем войскам, противостоящим восточному противнику, как можно скорее отступать на запад, при необходимости пробиваться через боевые порядки русских.

Немедленно прекратить всякое сопротивление англоамериканским войскам и организовать сдачу войск в плен.

Общая капитуляция будет подписана уже сегодня у Эйзенхауэра.

Эйзенхауэр обещал Йодлю прекращение огня к 1.00 9 мая 1945 года (по немецкому времени)».

7 мая по радио к населению Германии по поводу безоговорочной капитуляции обратился министр финансов граф Шверин фон Крозиг. Проникнутое типичным для нацистской пропаганды пафосом, это выступление призывало немецкий народ к единству, терпению и примирению. Фон Крозиг, в частности, отмечал:

«После почти шестилетней героической и несравнимой по жестокости борьбы силы Германии уступили превосходящим силам наших противников. Продолжение войны означало бы только бессмысленное пролитие крови и неоправданные разрушения. Правительство, имеющее чувство ответственности за будущее нашего народа, после крушения всех физических и материальных сил должно сделать соответствующие выводы и просить противника о прекращении враждебных действий...

Тяжелые условия, возложенные нашими противниками на немецкий народ, не должны никого вводить в заблуждение. Надо воспринимать их без лишних слов, ясно и трезво. Никто не может сомневаться в том, что для каждого из нас наступает суровое время и что во всех сферах жизни от нас потребуются жертвы. И мы должны их совершить, оставаясь лояльными к тем обязательствам, которые мы взяли на себя.

Но мы не должны также отчаиваться и впадать в немой пессимизм. На пути через темноту будущего нам должны светить и направлять нас три звезды, которые всегда были залогом настоящей немецкой души: единение, закон и свобода...

Мы должны сделать закон принципом жизни нашего народа. Справедливость должна быть для нашего народа высшим законом и высшим принципом. Мы должны также по внутреннему убеждению признавать и уважать закон как принцип во взаимоотношениях между народами. Уважение к заключенным договорам должно быть для нас так же священно, как и чувство солидарности нашего народа с европейской семьей народов, в качестве члена которой мы приложим все человеческие, моральные и материальные силы, чтобы залечить те ужасные раны, которые принесла война.

Тогда мы сможем надеяться, что атмосфера ненависти, которой окружена сегодня Германия во всем мире, уступит место духу примирения народов, без которого невозможно оздоровление мира, и нам опять улыбнется свобода, без которой никакой народ не может вести обеспеченное и достойное существование.

Мы хотели бы видеть, что будущее нашего народа опирается на лучшие внутренние силы немецкого народа, которые дали миру вечные творения и ценности.

С гордостью за героическую борьбу нашего народа мы будем связывать его стремление как члена западно-христианской культуры добросовестной работой внести в дело мира свой вклад, который будет соответствовать лучшим традициям нашего народа.

Пусть Бог нас не оставит в несчастье и благословит наш тяжелый труд!

Граф Шверин фон Крозиг».

Само по себе выступление рейхсминистра финансов представляет собой довольно своеобразный документ. Германский политик говорил о высоком предназначении и судьбе немецкого народа, «забывая» даже упомянуть, что именно Германия развязала мировую войну, ввергнув в пучину смерти на поле боя, в концлагерях и гетто десятки миллионов ни в чем не повинных людей. Крах Третьего рейха — это был не злой рок Германии, это было справедливое возмездие за зло, принесенное в этот мир и ассоциировавшееся в сознании человечества с именем нацистской Германии.

11 мая рейхспрезидент Дениц отдает один из последних своих приказов немецким войскам:

«Каждому солдату, пока он не получит от своего командира иного приказа, оставаться на своем месте. Начало демобилизации зависит от воли оккупационных властей и от транспортных возможностей. Поэтому до начала демобилизации каждый немецкий солдат обязан сохранить свое достоинство и выполнять приказы командования. Внутреннее достоинство солдата проявляется в наличии твердой воли быть полезным своему народу и своей семье, а внешнее — в соблюдении дисциплины и уважительном отношении к военной форме».

Это был военный и политический крах нацизма. Это был конец войне, бедствиям всех народов мира.

Это было началом новой эры в истории немецкого народа, в истории мировой цивилизации.

Итак, великая битва за Берлин закончилась, а вместе с ней подходила к своему закономерному концу и Вторая мировая война в целом. Пришло время «зализывать раны», осмыслить результаты, уроки и последствия этой самой кровопролитной войны в мире.

Цена Победы...

Эта проблема сложная и неоднозначная. Победа была завоевана очень высокой ценой. Можно ли было сократить эти потери, можно ли было завоевать Победу меньшей ценой?

С этической стороны мы не имеем права судить о событиях того времени с высоты нашего сегодняшнего знания. История не любит сослагательных наклонений, и нельзя изменить события полувековой давности. Однако нельзя не задумываться над всеми этими вопросами и сегодня, чтобы избежать возможных ошибок в будущем...

Большие людские и материальные потери понес советский народ в Великой Отечественной войне. Вплоть до наших дней мы не знаем и никогда не узнаем точные цифры потерь, особенно среди мирного населения. И вовсе не потому, что это — тайна. Нет, просто никакой точной статистики не было и не могло быть. В оценках потерь мы оперируем миллионами людских жизней, не задумываясь, что жизнь даже одного человека — бесценна.

Оставим в стороне проблему общих потерь Советского Союза во Второй мировой войне. Это — большая и отдельная тема. Остановимся лишь на последнем этапе войны» последних днях Третьего рейха, павшего под ударами Красной Армии в Берлинской операции в апреле-мае 1945 года.

Берлинская операция советских войск — решающая заключительная битва Великой Отечественной войны. Участие в этой операции — предмет гордости каждого ее участника. Специфика войны такова, что слава и позор в боях и операциях достаются командирам и командующим. В годы той войны им приходилось отвечать перед самим И. Сталиным своей головой за ошибки и провалы в подготовке и проведении операций. Но им же доставалась и слава. Москва нередко салютовала подвигам возглавляемых ими фронтов и армий залпами сотен орудий.

В этом контексте вопрос о том, кто возьмет Берлин, был принципиальным. Враг же оказывал самое ожесточенное сопротивление.

Объективности ради следует подчеркнуть, что не все советские военачальники, войска которых брали Берлин, разделяли общую точку зрения об ожесточенном сопротивлении противника в самом городе. Генерал-полковник В. И. Чуйков, командовавший знаменитой 8-й гвардейской армией, в апреле 1946 года на научной конференции говорил:

«После прорыва до Мюнхеберга включительно сопротивление противника резко ослабло. В частности, взятие внешнего берлинского обвода, внутреннего и выход в город у нас прошли довольно-таки легко, не с такими уж серьезными боями. Колоссальное количество войск, которые имел Вейдлинг, было разбито и дезорганизовано еще на одерских позициях, не выдержало удара и в Берлине. Где бы наши штурмовые группы и отряды ни шли, они везде имели успех. Сдать такой город, как Берлин, за 7 дней, я бы сказал, это не к лицу «жестоко сопротивляющемуся гарнизону».

В соответствии с решением Сталина главная роль в овладении столицей Третьего рейха отводилась войскам 1-го Белорусского фронта под командованием Маршала Советского Союза Г. К. Жукова в тесном взаимодействии с войсками 1-го Украинского фронта Маршала Советского Союза И. С. Конева.

С самого начала советский лидер постарался не допустить ситуации, когда вся слава за взятие Берлина достанется одному полководцу. Именно поэтому даже сталинский «любимчик» Г. Жуков в кульминационный момент долгой и кровопролитной войны был «отодвинут в сторону».

Но такая ситуация автоматически создала обстановку соперничества между двумя фронтами и двумя командующими войсками фронтов.

Здоровое соперничество, безусловно, положительный фактор. Однако на войне такое соперничество чревато большими, часто неоправданными, а иногда и бессмысленными потерями. В погоне за успехом, желая первым доложить Сталину об успехах вверенных им войск, и Жуков, и Конев «давили» на войска: «быстрее, во что бы то ни стало», «не считаясь ни с какими потерями», «первыми ворваться в Берлин...» К сожалению, соперничество между комфронтами сопровождалось аналогичным «соревнованием» между командармами, комдивами, командирами отдельных частей и подразделений.

Эта «погоня за славой» оплачивалась жизнями рядовых бойцов и командиров на поле боя, большими потерями в технике и вооружении. Об этом говорили многие участники научной конференции, проведенной в Берлине ровно через год после окончания Берлинской операции. Член Военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин отмечал, что у комфронта была только одна цель — «не медлить, не мешкать, искать слабое место». Далее он делал вывод:

«Но если этого места нет — наваливаться массой техники, давить ею. Пускай это будет стоить нам жертв и потерь, но надо как можно быстрее рваться к Берлину. Чем быстрее мы вырвемся туда, тем слабее там окажется противник, тем ближе победа. Кроме того, мы упредим возможную высадку десанта союзников, упредим их в захвате Берлина. Этот фактор, товарищи, был очень немаловажным. Некоторые товарищи обижались, что уж очень много «синяков и шишек» было наставлено им за эту операцию. Бывает, конечно, но просим понимать это так, что обстоятельства, обстановка сама диктовала необходимость высокой боевой активности наших войск».

Цель оправдывает средства. Важнейшая политическая цель — скорейшее взятие Берлина — была поставлена во главу угла военной операции. А отсюда и большие, заранее планируемые большие потери.

В частности, в 1-м Белорусском фронте накануне Берлинской операции планировались санитарные потери в размере 110 тысяч человек, однако реальные санитарные потери составили 141 479 человек, из которых 89% были непосредственно ранены в боях и 11% — больные.

Генерал Телегин в этом контексте подчеркивал:

«Да, мы считались с тем, что придется при этом понести потери в танках, но знали, что даже если и потеряем половину, то все же еще до 2 тысяч бронеединиц мы введем в Берлин, и этого будет достаточно, чтобы взять его».

Наши потери в танках в ходе операции были действительно огромны. Только в 1-м Белорусском фронте за период с 14 апреля по 3 мая 1945 года потери составили 1940 бронеединиц, из которых 916 танков и САУ были сожжены, 886 — подбиты, а 139 единиц — составили прочие потери. Из общего числа наших потерь в танках 50% было уничтожено на подступах к Берлину и 50% — в самом городе.

Итак, цель оправдывает средства.

Однако вот мнение самого маршала Г. К. Жукова:

«Сейчас, спустя много времени, размышляя о плане Берлинской операции, я пришел к выводу, что разгром берлинской группировки противника и взятие самого Берлина были сделаны правильно, но можно было бы эту операцию осуществить и несколько иначе.

Слов нет, теперь, когда с исчерпывающей полнотой все ясно, куда легче мысленно строить наступательный план, чем тогда, когда надо было практически решать уравнение со многими неизвестными. И все же хочу поделиться своими соображениями по этому поводу.

Взятие Берлина следовало бы сразу, и в обязательном порядке, поручить двум фронтам: 1-му Белорусскому и 1-му Украинскому, а разгранлинию между ними провести так: Франкфурт-на-Одере — Фюрстенвальде — центр Берлина. При этом варианте главная группировка 1-го Белорусского фронта могла нанести удар на более узком участке и в обход Берлина с северо-востока, севера и северо-запада. 1-й Украинский фронт нанес бы удар главной группировкой по Берлину на кратчайшем направлении, охватывая его с юга, юго-запада и запада.

Мог быть, конечно, и иной вариант: взятие Берлина поручить одному 1-му Белорусскому фронту, усилив его левое крыло не менее чем двумя общевойсковыми и двумя танковыми армиями, одной авиационной армией и соответствующими артиллерийскими и инженерными частями».

К мнению маршала нельзя не прислушиваться. Однако и здесь в его словах просматривается позиция военачальника — главное выполнить задачу, взять Берлин. Фактор возможных потерь не берется в расчет вообще, пути их уменьшения не рассматриваются.

В этом, кстати, отличие советского и западноевропейского подходов к планированию и проведению военных операций. Наши западные союзники ставили во главу угла при планировании операций возможные потери, прежде всего в людях. И если возможно было избежать тяжелых потерь даже ценой затяжки операции или больших материальных затрат — принимался самый «щадящий» режим боевых действий.

Можно ли было избрать «щадящий» режим проведения Берлинской операции Красной Армии в апреле — мае 1945 года? Ведь можно было сровнять с землей столицу рейха силами авиации и артиллерии. Можно было взять фашистский гарнизон города измором в кольце полного окружения.

Но принесли бы эти варианты меньше потерь в силах и средствах? Каковы были бы геополитические последствия такого шага? Какова была бы судьба немецкого народа?

На подобные вопросы нет ответа.

А в майские дни 1945 года весь советский народ праздновал Великую Победу над фашизмом.