Крах Третьего рейха

xx Глава 1. В бункере Гитлера

Утром 20 апреля Адольф Гитлер проснулся в 11.00. В этот день ему исполнялось 56 лет. День рождения отмечался тихо и спокойно, вовсе не так, как в прошлые годы. В бункере возле фюрера в этот день помимо Евы Браун были только нацисты старой гвардии — Геринг, Геббельс, Гиммлер, Риббентроп и Борман, а также несколько военачальников — Дениц, Кейтель, Йодль, Кребс.

Настроение Гитлера было не таким трагическим, как в предшествующие дни. Более того, он даже поднялся из бункера наверх, где принял парад отличившихся в последних боях бойцов из «Гитлерюгенда». Фюрер про шел вдоль строя молодых ребят, жадно смотрящих на «живого бога», пожал им руки, потрепал отечески некоторых из них по щеке. В последний раз фюрер позировал перед камерами, появился на публике. Для истории... Награды подросткам он поручил вручить своим генералам.

В полдень «салют» в честь дня рождения фашистского лидера устроили союзники. В течение двух часов армада англо-американской авиации в составе тысячи бомбардировщиков с большой высоты нанесла мощнейший бомбовый удар по Берлину. Самолеты шли в четком строю на высоте, недосягаемой для зенитного огня немцев. Город был беззащитен перед ударами с воздуха.

Вслед за тяжелыми бомбардировщиками систему ПВО города начали «утюжить» английские «Москито», а вслед за тем по городу нанесла удары советская авиация. Вечером того же дня на город совершили свой последний налет англичане, утром следующего дня в последний раз бомбили Берлин американцы. После этого небо над столицей немецкого рейха безраздельно стало принадлежать советской авиации.

Берлин подвергся таким тяжелым разрушениям с воздуха, что вся система водоснабжения и электроснабжения окончательно была выведена из строя. Сотни тысяч мирных жителей города оказались заложниками войны. С этого дня водоснабжение стало серьезной проблемой для города, а единственными источниками воды оказались уличные колонки.

С началом авиационных налетов Гитлер непрерывно находился в бункере под рейхсканцелярией. О чем думал или что вспоминал Гитлер в эти последние дни своей жизни?

Может быть, о генеральном плане «Ост», по которому было намечено ликвидировать Советский Союз как государство, лишив его народы на все времена самостоятельного государственного существования. Или о том, что планировалось в течение 30 лет истребить и частично выселить около 31 млн славян, заселив их земли немцами. Лишь 14–15 млн коренных жителей предполагалось оставить на захваченной советской территории и с течением времени онемечить их.

А может быть, о том, как, излагая цели и задачи будущей войны на совещании германского генералитета 30 марта 1941 года, Гитлер говорил о ней как «о войне мировоззрений», в которой сама жестокость — есть благо для будущего. Эти установки получили отражение в распоряжении о ведении военного судопроизводства, фактически освобождавшего солдат вермахта от ответственности «за действия против вражеских гражданских лиц». Ряд приказов санкционировал физическое уничтожение всех партийных и советских работников, комиссаров, евреев и представителей интеллигенции как лиц, «неприемлемых с политической точки зрения».

После окончания войны был разрешен доступ к секретным немецким документам, которые союзникам удалось захватить целыми и невредимыми. Многие из них поражают воображение и в наши дни.

Из содержания беседы Гитлера с высшими военачальниками и генералами действующей армии, Оберзальцбург,22 августа 1939 года:

«Если говорить в целом, то во всем мире существуют только три великих государственных деятеля: Сталин, я и Муссолини. Муссолини самый слабый из нас, он оказался неспособным преодолеть власть короны и церкви. Только мы со Сталиным отчетливо видим будущее. Таким образом, через несколько недель мы пожмем друг другу руки на общей германо-советской границе и приступим с ним к новому разделению мира».

Или: «Россия в настоящее время не представляет для нас никакой опасности. Ее положение на сегодняшний день ослаблено многими факторами. Более того, нами заключен пакт с Россией. Пакты, однако, соблюдаются только до тех пор, покуда они служат поставленной перед нами цели. Россия будет его выполнять только до тех пор, пока она будет считать это выгодным для себя. Даже Бисмарк говорил об этом. Сейчас Россия ставит перед собой далеко идущие цели. Прежде всего, это усиление ее позиций на Балтике. Мы можем противостоять России только тогда, когда развяжем себе руки на Западе.

Кроме того, Россия стремится усилить свое влияние на Балканах и выйти к Персидскому заливу. Но такова цель и нашей внешней политики. Россия будет осуществлять то, что считает благоприятным и выгодным для себя. В настоящее время она покончила со своим интернационализмом. В случае ее полного от него отказа она обратится к панславизму. Трудно заглядывать в будущее. Но факт остается актом. Красная Армия в настоящее время очень малого стоит. Такое положение сохранится в ближайшие два-три года».

Или: «...Я нанесу удар и никогда не пойду на капитуляцию. Судьба рейха зависит только от меня... Я могу сделать с немецким солдатом все что угодно, если только он правильно сориентирован...»

Или: «...Всякая надежда на компромисс — простое ребячество: либо Победа, либо поражение! Вопрос заключается не в судьбе национал-социалистской Германии, а в том, кто будет господствовать в Европе в будущем... Я веду азартную игру. Я считаю, что войну можно привести к победному концу только с помощью нападения... Я принял решение прожить свою жизнь так, чтобы мне не было стыдно, когда придет моя смерть».

Но, может быть, он думал в эти последние, трагические дни своей жизни совсем о другом.

Убежище фюрера в Берлине было самым надежным и безопасным местом в горящем городе. В нем, не выходя на поверхность, можно было бы выдержать долгую осаду. Под рейхсканцелярией находился целый комплекс хорошо защищенных подземных укрытий, расположенных в два яруса. Бункер фюрера находился на самом глубоком и самом надежном уровне. Он состоял из нескольких помещений, где Гитлер жил, питался, работал с документами и проводил совещания.

В 16.00 у фюрера состоялось традиционное служебное совещание по военным вопросам. Оно началось, как обычно, докладом о положении на Восточном фронте генерала Кребса от ОКХ и Йодля от ОКВ. Данные были неутешительными: на всех фронтах и на направлениях положение было катастрофическим. Генералы смотрели на фюрера в ожидании инструкций. Однако никаких инструкций не было.

Вплоть до дня рождения фюрера считалось, что сразу после праздничной церемонии он покинет столицу рейха. Генералы и ближайшие соратники пытались убедить Гитлера покинуть Берлин, пока еще оставался коридор для отхода. Но Гитлер фанатично верил в чудо, в возможность не просто дать отпор лавине советских армий, но и переломить ход битвы и войны в целом в свою пользу.

Фюрер не внял уговорам военных. Его судьба виделась ему в сражающемся Берлине, ибо здесь, по его убеждению, русские должны были понести самое решительное поражение за всю войну.

Вечером того же дня из столицы началось массовое бегство нацистов. Из города вереницей тянулись машины, груженные имуществом и документами государственных и политических организаций Германии. Исход из Берлина осуществлялся и по воздуху самолетами Люфтваффе. Среди тех, кто покинул столицу, были Геринг, Гиммлер, Риббентроп, Дениц, Шпеер и многие другие. Геринг в последний раз навестил Гитлера в 13 часов, после чего, во главе колонны грузовиков, груженных ценностями и имуществом из своей любимой резиденции Каринхолл, Геринг покинул Берлин.

Соратники фюрера, столь преданные ему в недавнем прошлом, уже не уповали на чудо и не верили в Гитлера. Более того, каждый из высокопоставленных нацистов лелеял надежду в той или иной форме заменить его на посту вождя германского народа.

На следующий день Гитлер лично отдал распоряжение генералу Ф. Штейнеру организовать и провести решительный контрудар силами всех наличных войск и ополченцев южнее пригорода Берлина. На этот контрудар фюрер возлагал большие надежды, считая, что он способен переломить ход войны. Фанатичная вера в свою судьбу и предназначение, упование на чудо не позволяли ему трезво оценить обстановку. Контрудар Штейнера уже был невозможен, но в глазах фюрера это был последний шанс.

Критическим для Адольфа Гитлера стал день 22 апреля. Чуда не произошло. Надежды Гитлера рухнули окончательно, когда на следующий день он узнал, что никто даже и не предпринял никаких мероприятий по организации контрудара. Верховный главнокомандующий не смог даже связаться с самим Штейнером, никто в окружении вождя не имел представления о месте его нахождения.

В три часа дня 22 апреля в бункере Гитлера глубоко под землей состоялось решающее совещание, в котором участвовали лишь четверо: сам Гитлер, его личный заместитель Мартин Борман, фельдмаршал Вильгельм Кейтель и генерал-полковник Адольф Йодль. В помещении находились также два стенографиста. Совещание из-за бомбардировки авиации противника длилось с перерывами до позднего вечера.

Фюрер был в бешенстве. Он проклинал всех и вся — за ложь в донесениях, за неспособность вермахта и даже войск СС переломить обстановку. Гитлер всегда рассчитывал на СС как на наиболее верные и преданные ему лично отборные части, способные спасти рейх в трудную минуту.

В бешенстве фюрер пронзительно визжал: «Это конец. Все меня покинули. Кругом измена, ложь, продажность, трусость. Все кончено. Прекрасно. Я остаюсь в Берлине. Я лично возьму на себя руководство обороной столицы Третьего рейха. Остальные могут убираться куда хотят. Здесь я встречу свой конец».

Истеричные припадки бешенства сменялись у Гитлера моментами полного отчаяния и депрессии. Еще вчера фюрер призывал «бороться до самого конца», однако теперь он лишь повторял: «Я должен умереть здесь, в Берлине. Я погибну здесь...» В расстройстве он покинул совещание и удалился в свои апартаменты. Чувствуя потребность с кем-то поговорить, Гитлер позвонил Геббельсу и пригласил его с семьей перебраться к себе бункер. Геббельс принял приглашение и по подземному туннелю перешел в бункер рейхсканцелярии вместе с женой Магдой и шестью детьми — Хельгой, Хильдой, Гельмутом, Хольдой, Геддой и Хайдой. Чета Геббельсов в беседе с фюрером уверила его в своей преданности и намерении покончить с собой, но не сдаться в плен. Фрау Геббельс добавила, что она намерена предварительно отравить своих детей и никакие возражения даже со стороны фюрера она не приемлет.

Трудно сказать, что двигало этой немецкой женщиной, спокойно рассуждавшей об убийстве своих детей. Железная воля, фанатизм, нервное расстройство, психическое заболевание...

Чуть позже, 27 апреля, Магда Геббельс получит из рук Гитлера золотой партийный значок, по которому ее тело потом будет опознано в обгоревшем женском трупе во дворе рейхсканцелярии. Но это будет потом...

Кстати, о Геббельсе. После него остались дневниковые записи, в которых через призму его личного восприятия проходит вся картина агонии фашистского рейха. Подробно о последних днях и настроениях нацистского идеолога известно из допроса его личного референта по вопросам науки и культуры В. Хейрихсдорфа. Последний показал:

«...После того как русские ворвались в Берлин, Геббельс был крайне подавлен и я определил бы его состояние, как фанатическое отчаяние. Он, как мне кажется, понимал, что гибель неизбежна, но все же сохранял какие-то остатки надежды. Эти остатки надежды покоились на уверенности в том, что конфликт между СССР, с одной стороны, и Англией и Америкой, с другой, вот-вот должен разразиться. Ежедневно Геббельсу тщательно подбирали весь материал, поступающий из газет, через радио и из других источников о противоречиях между союзниками. Этот материал подбирался тенденциозно, я сам его неоднократно читал. Он действительно производил впечатление, что разногласия очень серьезны и дело каждую минуту может дойти если не до войны, то до разрыва. Первой серьезной предпосылкой для этого Геббельсу представлялась Польша, второй — встреча русских и англо-американских войск. Я до сих пор полагаю, что конфликт между союзниками неизбежен, и сожалею, что он не произошел еще тогда, когда можно было спасти Германию.»

Геббельс как государственный деятель делал ту ошибку, что, правильно предвидя этот конфликт, слишком оптимистически рассчитывал его сроки. Незадолго до своей смерти Геббельс напомнил своим приближенным, что он всегда считал войну с Россией крайне тяжелым предприятием. Он имел в виду одно из своих выступлений, сделанное в очень узком кругу лиц недели за две до начала войны с Россией. Он тогда говорил, что предстоящая война будет не похожа на те войны, которые Германия вела против Польши, Франции и других стран. «Война Германии и России будет войной мировоззрений, и обе стороны будут сражаться ожесточенно не на живот, а на смерть», — говорил он тогда.

Надо добавить, что после летних поражений 1944 года Геббельс составил меморандум, в котором предлагал немедленно пойти на заключение мира с Россией любой ценой, т.е. предлагал отдать России Польшу, хотя бы вплоть до Одера, Чехословакию, Балканы, предложить ей Дарданеллы. Расчет был на то, чтобы отколоть Россию от союзников, доказав ей, что большего, чем предлагает Германия, они ни от кого не получат. Гитлер этот меморандум отверг.

Однако вернемся в бункер фюрера.

Оставшись наедине с собой, Гитлер занялся своими бумагами. Те, что представляли ценность, были им отобраны и уложены в железные ящики. Остальные документы были сожжены во дворе рейхсканцелярии.

Ценные документы, по решению фюрера, должны были быть вывезены из осажденного Берлина на самолетах. Эта операция под названием «Сераглио» была осуществлена личным пилотом Гитлера генералом Гансом Бауэром, в ней были задействованы 10 самолетов и около 40 сотрудников рейхсканцелярии, добровольно согласившихся сопровождать груз. Один из самолетов с документами рехйсканцелярии так и не достиг пункта своего назначения.

Поздно вечером 22 апреля в бункере фюрера состоялось последнее заседание. Гитлер вновь объявил о своем желании остаться в Берлине и умереть здесь. Это, по его мнению, было бы самой большой жертвой, которую он мог принести немецкой нации. Решение фюрера было встречено участниками совещания решительным протестом. Они пытались переубедить Гитлера и попытаться выскочить из «мышеловки», в которую уже превратился сам Берлин, чтобы продолжать сопротивление.

Никакие доводы на фюрера уже не действовали. Казалось, что он уже принял для себя определенное решение и изменить его никому было не по силам. Окружающие чувствовали, что вождь неуверен в себе, что он полностью занят мыслями о своей неизбежной смерти и судьбе послевоенной Германии. Гитлер капитулировал морально. Это ощущали все в бункере. «Через два или три дня, самое позднее — через неделю, с Берлином будет покончено и канцелярия будет захвачена, — говорил фюрер присутствующим. — Вы должны отправиться в Южную Германию, сформировать правительство, и Геринг будет моим преемником. Геринг будет вести переговоры».

Йодль попытался поддержать Гитлера, не дать ему впасть в полное отчаяние. Ведь Германия имела еще несколько армий, способных вести боевые действия. Фюрер слушал рассеянно, не вникая в детали, без какого-либо явного интереса. В ответ на доводы Йодля он лишь передернул плечами и сказал: «Делайте, что хотите...»

Совещание было окончено. В тот же вечер из осажденного Берлина вылетел последний самолет. На нем с записями последних совещаний, дневниками и документами убыли оба личных стенографиста фюрера. Гитлер остался один с наиболее верными своими единомышленниками, охранниками и слугами. Жить ему оставалось чуть больше недели...

Вечером 23 апреля, на третий день операции советских войск, Г. Жуков отдает распоряжение командующему 1-й танковой армией:

«Я имею данные, что Гитлер, Геббельс и Гиммлер находятся в Берлине. На случай бегства для них стоят самолеты в аэропорту. Отберите отряд смельчаков,15–25 танков с десантом и прикажите прорваться перед рассветом к аэропорту. Проскок отряда поддержите артиллерийским огнем».

Что имел в виду Жуков, когда ссылался на имеющиеся в его распоряжении данные? Очевидно, что он опирался на данные своей разведки, прежде всего радиоперехвата, отслеживавшего все каналы радиосвязи ставки верховного главнокомандования. Советскому командованию, однако, еще не было известно, что Гиммлер был уже далеко от Берлина, а Гитлер и Геббельс приняли окончательное решение не покидать Берлин до самого конца.

25 апреля Берлин был охвачен советскими танковыми клиньями, кольцо сомкнулось в районе Кетцина. Берлинская группировка противника общей численностью 400 тыс. человек была расчленена надвое и обречена на капитуляцию.

Последние дни апреля прошли для Гитлера и его ближайшего окружения, как в кошмарном сне. Тщетные намерения как-то реально повлиять на трагический для Третьего рейха ходе событий вызывали у фюрера конвульсии, апатию вперемежку с приступами ярости.

Взятый впоследствии в плен командующий обороной Берлина генерал Вейдлинг вспоминал о тех днях в бункере фюрера:

«Когда я увидел Гитлера 24 апреля (до этого я видел его в последний раз в прошлом году), я был поражен. Передо мною сидела развалина. Голова у него болталась, руки дрожали, голос был невнятный и дрожащий. С каждым днем его вид становился все хуже и хуже. 29 апреля я был совершенно потрясен его видом. При этом, а это был мой последний доклад ему, он мне показался просто фантазером. Я обратился к нему: «Мой фюрер, как солдат я должен сказать, что нет больше никакой возможности защищать Берлин и Вас. Может быть, есть еще возможность для Вас выбраться отсюда...» Он ответил: «Бесцельно выбираться, мои приказы ведь все равно никем не выполняются...» При этом присутствовали Кребс, адъютант Гитлера генерал пехоты Бургдорф, Геббельс, Борман».

К концу дня 26 апреля рейхсканцелярия Гитлера была уже в зоне досягаемости артиллерийского огня советских войск. Разрывы наверху, гулко отдававшиеся в самом подземном бункере, напоминали всем его обитателям о неизбежном близком конце.

28 апреля рано утром в район рейхстага был переброшен сводный батальон СС, состоявший из 900 отборных военнослужащих из различных видов и родов войск, в том числе и из морской пехоты. Офицерский состав батальона был на приеме у Гитлера всего в 360 метрах от рейхстага. Это был последний резерв фюрера и последняя его надежда. Однако один батальон, естественно, не мог уже ничего изменить.

В этот день Гитлера потрясла весть, дошедшая из Италии о казни партизанами верного соратника немецкого фюрера — генерала Муссолини. Духовный собрат Гитлера и глава итальянских фашистов Бенито Муссолини вместе со своей любовницей Кларой Петаччи был казнен в деревушке возле озера Комо. Затем трупы дуче и его спутницы жизни привезли в Милан и повесили на фонарных столбах вверх ногами у бензоколонки на Пьяцца Лорето, где толпа осыпала трупы ударами, забрасывала камнями и оплевывала.

Знал ли Гитлер о подробностях смерти дуче — неизвестно, однако его решимость покончить с собой в последний критический момент была наверняка продиктована желанием не попасть живым в руки врага. В последние дни своей жизни от Гитлера часто можно было услышать опасения, что он может стать «экспонатом в московском зоопарке» или главным действующим лицом в «поставленной евреями пьесе».

28 апреля окончательно прервалась связь с генеральным штабом сухопутных войск. Гитлер осознавал, что и самого генштаба к этому времени уже не было. Он не знал лишь деталей: генштаб сухопутных войск, размещавшийся в лесу в двух километрах юго-восточнее Цоссена, был захвачен войсками 1-го Украинского фронта. В донесении Сталину И. Конев докладывал:

«Генштаб размещается в 24 четырехэтажных, тщательно замаскированных наземных зданиях и двух подземных сооружениях на глубине 35–40 метров с общим количеством комнат до 200».

Окончательно вывела Гитлера из себя дошедшая до его бункера информация о планах и попытках Геринга и Гиммлера взять власть в свои руки. С подсказки Бормана, главком ВВС рейхсмаршал Геринг был обвинен в совершении государственной измены, а затем и арестован эсэсовцами.

Вечером 28 апреля Гитлер и Геббельс получили перехваченное сообщение агентства Рейтер о тайных переговорах «Верного Генриха» — шефа СС рейхсфюрера Гиммлера — с графом Бернадоттом о готовности немецких армий сдаться американским войскам. В письме на имя генерала Эйзенхауэра Гиммлер писал о «стремлении Германии капитулировать перед западными державами и продолжать сражаться против русских до того, как западные державы будут готовы принять на себя всю ответственность за проведение военной кампании против большевизма». Гитлер в своем фанатизме не был готов к такому повороту событий и назвал сам факт переговоров с врагами «подлейшим актом предательства, с каким он когда-либо сталкивался».

Желая отомстить изменнику, Гитлер приказал казнить офицера связи СС при ставке верховного главнокомандующего обергруппенфюрера СС Германа Фегелейна. Еще 26 апреля Фегелейн потихоньку покинул бункер и сбежал. Высланная на его поиски группа арестовала Фегелейна в районе Шарлоттенбурга, который вот-вот должны были захватить советские войска. После измены Гиммлера подозрения Гитлера в отношении СС и представителя этой организации в ставке в частности стали маниакальными. Не помогло Фегелейну даже то, что он был женат на родной сестре Евы Браун — Гретель.

В последних числах апреля лопнула и еще одна — возможно, последняя надежда Гитлера. Советские и американские войска соединились, но лелеявшаяся Гитлером надежда на военное столкновение союзников оказалась беспочвенной. Надежда на то, что англо-американские войска органично перейдут к борьбе с «большевизмом» оказалась полностью несостоятельной. Это было крахом Гитлера как дальновидного политического стратега, многие годы умело использовавшего противоречия и разногласия ведущих держав. В ночь с 28 на 29 апреля Гитлер вступил в законный брак с Евой Браун. Более 12 лет Ева была любовницей фюрера и за две недели до своего конца приехала в бункер на свою свадьбу и церемониальную смерть.

Свидетелями на брачной церемонии фюрера были Геббельс и Борман. Весь обряд бракосочетания был проведен в быстром темпе по законам военного времени. Новобрачные заявили о своем безупречном арийском происхождении и отсутствии наследственных болезней.

Церемонию проводил Вальтер Вагнер, один из чиновников рейха, вызванный из оборонявшейся недалеко от бункера Гитлера части фольксштурма.

Неофициальная часть брачной церемонии также была короткой: новобрачные и их гости, в основном близкие помощники, секретари, обслуживающий персонал и адъютанты, собрались в личных покоях Гитлера на церемониальный фужер вина.

29 апреля комендант бункера Гитлера генерал-майор Монке вручил от имени фюрера две последних награды за храбрость — два последних «Рыцарский креста». Один крест получил французский доброволец-эсэсовец Эжен Вало, уничтоживший накануне шесть советских танков. Другой крест был вручен майору Херцигу, командиру танковой части, обороняющей непосредственно рейхсканцелярию.

Сразу после свадебной церемонии глубокой ночью Гитлер составил свое политическое завещание. В 4 часа ночи 29 апреля 1945 года в присутствии Геббельса, Бормана, Бургдорфа и Кребса фюрер подписал этот документ. Наступавший день был последним в жизни Адольфа Гитлера. Жить ему оставалось чуть более 12 часов...

Политическое завещание фюрера может быть условно разделено на несколько частей. В самом начале он делает свой ретроспективный анализ прошедших лет:

«Прошло уже более 30 лет с тех пор, как я в 1914 году в качестве добровольца вложил свои скромные силы в первую, навязанную рейху мировую войну. В течение этих трех десятилетий при всех моих мыслях, действиях и жизни мной руководили только любовь и верность моему народу... Это неправда, что я или кто-то другой в Германии хотели войны в 1939 году. Ее хотели и ее развязали исключительно те международные государственные деятели, которые или были еврейского происхождения, или работали в интересах евреев...»

Затем Гитлер перешел к обоснованию своего решения погибнуть в горящем Берлине:

«...Я не хочу попасть в руки врагов, которые для увеселения своих подстрекаемых масс нуждаются в инсценированном евреями зрелище. Поэтому я решил остаться в Берлине и здесь добровольно избрать себе смерть...»

Вслед за этим пассажем Гитлер в свойственной ему экзальтированной манере выразил уверенность в неизбежной исторической победе его идей:

«Из жертв наших солдат и из моего собственного единения с ними до самой смерти в немецкой истории так или иначе когда-нибудь опять взойдет семя сияющего возрождения национал-социалистского движения и тем самым осуществления настоящей общности народа».

Вторая половина политического завещания фюрера уже менее эмоциональна. Гитлер посвятил ее конкретным вопросам политического наследства — распределению ролей в новом германском правительстве после своей смерти. Прежде всего из партии волею фюрера были изгнаны Геринг и Гиммлер, которым в вину были вменены попытки войти в сговор с западными державами без ведома Гитлера, стремление захватить власть в государстве и личная измена по отношению к фюреру. В состав нового правительства Гитлер назначил тех, кто, по его мнению, могли бы довести борьбу до конца:

«Чтобы дать немецкому народу правительство, состоящее из честных людей, которые выполнят обязательство дальше продолжать войну всеми средствами, я назначаю в качестве руководителей нации следующих членов нового кабинета: рейхспрезидент Дениц, рейхсканцлер доктор Геббельс, министр партии Борман, министр иностранных дел Зейсс-Инкварт, министр внутренних дел гауляйтер Гизлер, военный министр Дениц, главнокомандующие: сухопутными войсками Шернер, военно-морскими силами Дениц, военно-воздушными силами Грейм...»

Помимо этих деятелей на высшие посты Гитлером были назначены и другие министры. Новому правительству фюрер в последние часы своей жизни завещал быть «твердыми и справедливыми». Документ заканчивается вновь на повышенных эмоциональных тонах — серией патетических призывов и лозунгов:

«...Наша задача построения национал-социалистского государства представляет собой труд будущих поколений, который обязывает каждого отдельного человека всегда служить общему делу и в соответствии с ним отодвигать назад свои собственные выгоды. От всех немцев, всех национал-социалистов, мужчин и женщин, и всех солдат вермахта я требую, чтобы они до самой смерти были верны и послушны новому правительству и своему президенту. Я обязываю руководство нации и подчиненных прежде всего к неукоснительному соблюдению расовых законов и к беспощадному сопротивлению мировому отравителю всех народов — международному еврейству».

Вслед за политическим завещанием Гитлер написал и свое личное завещание. Этот документ, безусловно, имеет важное значение для постижения глубинной сущности Адольфа Гитлера. О чем он думал, что его беспокоило в последние часы и минуты земной жизни? Личное завещание фюрера позволяет приблизиться к ответам на эти вопросы:

«Поскольку в годы борьбы я считал, что не могу взять на себя ответственность за создание семьи, то теперь, перед окончанием этого земного пути, я решил взять в жены девушку, которая после долгих лет дружбы по собственной воле прибыла в уже почти полностью окруженный город, чтобы разделить свою судьбу с моей. Она по своему желанию, как моя супруга, уходит вместе со мной из жизни. Смерть заменит нам то, чего лишал нас обоих мой труд на службе моему народу.

Все, чем я владею — если это вообще имеет какую-либо ценность, — принадлежит партии. Если она перестанет существовать, — государству; если же будет уничтожено и государство, то какие-либо распоряжения с моей стороны будут уже не нужны.

Я всегда собирал мои картины в приобретенных мною в течение этих лет коллекциях не для личных целей, исключительно для расширения галереи в моем родном городе Линце на Дунае. Чтобы это наследие было там — вот мое самое заветное желание. Исполнителем завещания назначаю моего преданнейшего товарища по партии Мартина Бормана. Он наделен правом принимать любые решения, имеющие окончательную и официальную силу. Ему разрешается отобрать и передать все то, что имеет ценность как личная память или же необходимо для скромной буржуазной жизни, моим сестре и брату, равно как и главным образом матери моей жены и моим преданным, хорошо ему известным сотрудникам и сотрудницам, в первую очередь моим старым секретарям, секретаршам, фрау Винтер и т.д., которые на протяжении многих лет поддерживали меня своим трудом.

Я сам и моя супруга, чтобы избежать позора смещения или капитуляции, выбираем смерть. Мы хотим, чтобы нас немедленно сожгли вместе на том месте, где проходила наибольшая часть моего труда в течение двенадцатилетнего служения моему народу».

Когда Гитлер подписывал свое завещание, бои шли уже в центре Берлина, в непосредственной близости от рейхсканцелярии. Непрерывный грохот артиллерийской канонады, автоматных и пулеметных очередей ни на минуту не стихал в поверженном Берлине. Советские войска упорно продвигались вперед.

Ранним утром 30 апреля начался общий штурм рейхстага. В 11.00 после сильной артподготовки части 79-го стрелкового корпуса начали третью и окончательную атаку рейхстага, закончившуюся к 14.00 водружением Красного знамени над его куполом.

Гитлеру оставалось жить уже менее двух часов...

xx Глава 2. Судьба Гитлера и его армии

Все утро 30 апреля Гитлер провел в церемониях прощания со своим ближайшим окружением, помощниками, слугами и охраной. Им были написаны несколько прощальных писем родным и знакомым. После обеда он удалился вместе с Евой Браун в свой кабинет.

Геббельс, Борман и еще несколько человек стояли в коридоре в ожидании дальнейших событий. Через несколько минут они услышали выстрел. Подождав немного, они вошли в комнату фюрера. Тело Адольфа Гитлера лежало распростертым на диване, с которого стекала кровь. Он покончил с собой выстрелом в рот. Рядом лежала Ева Браун, принявшая яд.

Этот последний акт жизненного фарса фюрера произошел между 15.30 и 15.50 в понедельник 30 апреля 1945 года.

Похороны прошли по обычаю викингов. Речей не произносили, молчание нарушали лишь разрывы снарядов в саду канцелярии. Камердинер Гитлера Гейнц Линге и дежурный у входа вынесли тело фюрера, завернутое в армейское темно-серое одеяло, скрывавшее изуродованное лицо. Тело Евы Браун вынес сам Борман. Трупы перенесли в сад и во время затишья положили в одну из воронок, облили бензином и подожгли. Прощавшиеся во главе с Геббельсом и Борманом укрылись под козырьком запасного выхода из бункера и долго стояли, вытянувшись и вскинув правую руку в прощальном нацистском салюте. Церемония была короткой, поскольку снаряды начали рваться в саду, и все, кто еще оставался в живых, укрылись в бункере.

Впоследствии обнаружить и опознать останки Гитлера не удалось, и это породило после войны множество версий, будто Гитлер остался в живых. Однако очевидцы этого акта подтверждают, что трупы действительно были сожжены, а артиллерийский огонь советских войск полностью уничтожил какие бы то ни было следы.

Что происходило в эти дни и часы глубоко под землей в бункерах рейхсканцелярии — в Москве не было известно. Судьба Гитлера была главной темой допросов высокопоставленных немецких генералов и гражданских чиновников, попадавших в советский плен.

В ночь на 1 мая в 3.30 утра на участок 8-й гвардейской армии в качестве парламентера явился начальник генерального штаба сухопутных войск вермахта генерал пехоты Кребс в сопровождении начальника штаба 56-го танкового корпуса полковника генштаба фон Дуфвинга, переводчика и одного солдата. Выбор Кребса в качестве парламентера был, очевидно, не случаен. В свое время Кребс был военным атташе Германии в СССР, немного говорил по-русски и был известен в советских военных кругах. Генерал Кребс был уполномочен передать Советскому Верховному главнокомандованию письменное заявление за подписью Геббельса и Бормана следующего содержания:

«Я как первый из немцев сообщаю вождю советских народов, что сегодня, 30 апреля 1945 года в 15.50 вождь немецкого народа Адольф Гитлер покончил жизнь самоубийством.

В соответствии с законно отданным им распоряжением он передал свою власть и ответственность гросс-адмиралу Деницу как президенту империи и министру доктору Геббельсу как императорскому канцлеру, а также назначил исполнителем своего завещания своего секретаря рейхсляйтера Мартина Бормана.

Я уполномочен новым имперским канцлером и секретарем Адольфа Гитлера Мартином Борманом установить непосредственный контакт с вождем советских народов. Этот контакт имеет целью выяснить — в какой мере существует возможность установить основы для мира между немецким народом и Советским Союзом, которые будут служить для блага и будущего обоих народов, понесших наибольшие потери в войне.

Доктор Геббельс.

Борман».

В штабе 8-й гвардейской армии генерал Кребс был допрошен. Советское командование интересовали, прежде всего, вопросы о судьбе главарей Третьего рейха.

Вопрос: Где застрелился Гитлер и где находится сейчас его труп?

Ответ: Гитлер застрелился в Берлине, а труп его сожжен согласно завещанию 30 апреля 1945 года.

Вопрос: Когда Геббельс и Борман будут объявлять народу о самоубийстве Гитлера и о его завещании?

Ответ: Объявлять о самоубийстве Гитлера и его завещании мы не будем, так как об этом узнает Гиммлер и воспользуется этим для создания своего правительства. Кроме того, у нас в Берлине нет средств связи для объявления. Мы думаем объявить о смерти Гитлера и о создании нового правительства после перемирия и открытия переговоров о мире.

Вопрос: Знают ли Геббельс, Борман и другие о том, что Гиммлер обращался к англичанам и американцам с предложением о безоговорочной капитуляции?

Ответ: Об этом мне стало известно только от вас, а Геббельс, Борман и другие, насколько я знаю, об этом не знают. Гиммлер — это предатель. Он нечестно относился к Гитлеру, обманывал его, не выполнил приказа о снятии войск с Западного фронта на защиту Берлина и за это исключен из партии.

Вопрос: Будет ли объявлено Гиммлеру, армии и народу о том, что Гиммлер оказался предателем и что он исключен из партии?

Ответ: У нас нет связи для передачи, и это будет сделано тогда, когда будут налицо условия перемирия и когда будет легализовано новое правительство.

Вопрос: Где сейчас находятся Геринг, Гиммлер, Риббентроп и Гудериан, и какую роль они будут играть в проектируемом правительстве?

Ответ: В завещании Гитлера эти лица не упоминаются. Геринг находится в Баварии на территории, уже оккупированной вашими западными союзниками. Риббентроп и Гиммлер находятся в Мекленбурге. Гудериан болен и с 15 марта освобожден от должности начальника имперского штаба, а вместо него Гитлером на эту должность назначен я.

Вопрос: Кто сейчас является верховным главнокомандующим, кто начальником штаба ставки?

Ответ: Верховным главнокомандующим будет гросс-адмирал Дениц, сейчас он находится в Мекленбурге. Там же находится и ставка.

Вопрос: Не думает ли Геббельс сдать Берлин ввиду безнадежного положения гарнизона?

Ответ: Геббельс без Деница не может принять решения о капитуляции и сдаче Берлина, но так как Дениц находится в Мекленбурге, то прошу разрешения послать своего офицера на машине через линию вашего фронта за получением указаний.

В 4 часа ночи генерал В. И. Чуйков позвонил по телефону в штаб фронта Г. Жукову и доложил о первых результатах допроса Кребса. Ввиду важности сообщения командующий войсками фронта немедленно направил в 8-ю гвардейскую армию своего заместителя генерала армии В. Д. Соколовского, который должен был потребовать от немецкого командования безоговорочной капитуляции. Вслед за тем он позвонил в Москву и доложил Сталину о самоубийстве Гитлера и парламентерской миссии Кребса. Несколько часов спустя Г. Жуков направил в Москву подробную шифротелеграмму с текстом немецкого обращения к Сталину.

По воспоминаниям самого Г. Жукова, Сталин отреагировал на телефонную весть о самоубийстве Гитлера очень эмоционально: «Доигрался, подлец! Жаль, что не удалось взять его живым. Где труп Гитлера?» Жуков ответил: «По сообщению генерала Кребса, труп Гитлера сожжен на костре».

Реакция Сталина на немецкое обращение была однозначной — никаких переговоров и немедленная безоговорочная капитуляция Германии. Это было передано генералу Кребсу, который в 9.00 убыл обратно с ультимативными требованиями советской стороны.

Для обсуждения создавшейся обстановки собрались Геббельс, Борман, Кребс и Вейдлинг, назначенный командующим обороной Берлина. Геббельс и Борман отклонили советское требование о капитуляции, мотивируя это «запретом фюрера капитулировать». В своих показаниях в советском плену от 2 мая генерал Вейдлинг отмечал:

«Я в сильном возбуждении воскликнул: «Но ведь фюрера уже нет больше в живых». На это Геббельс ответил: «Фюрер все время настаивал на борьбе до конца, и я не хочу капитулировать». Я ответил, что держаться больше не могу, и ушел. Прощаясь с генералом Кребсом, я его пригласил к себе на командный пункт. Он мне ответил: «Я остаюсь здесь до последней возможности, затем пущу себе пулю в лоб». Кребс мне заявил, что Геббельс решил в последнюю минуту покончить жизнь самоубийством.

Я отдал приказ частям, кто может и хочет, пусть пробиваются, остальным сложить оружие».

В 10.40 после короткого, но мощного огневого налета советские войска возобновили штурм центральной части Берлина. В 18.00 1 мая линию фронта перешел парламентер, который принес ответ германского правительства, подписанный Геббельсом и Борманом, в котором отклонялось предложение советского командования о безоговорочной капитуляции берлинского гарнизона.

2 мая советские войска взяли в плен вице-адмирала Фосса, выполнявшего функции личного представителя гросс-адмирала Деница при ставке Гитлера. Во время допросов он показал:

«Фюрер последний раз говорил со мною 30 апреля 1945 года в 14.30 и в длившейся около 10 минут речи простился со мной. Я знал о том, что он дал приказ сжечь свой труп сразу же после смерти. Такое же распоряжение дал рейхсминистр доктор Геббельс, который хотел до самого конца оставаться в рейхсканцелярии. Он также не хотел покидать горящий корабль и быть обузой прорывающейся группе.

Труп Гитлера я видел лично».

Адмирал Фосс был уполномочен Гитлером передать личное устное послание фюрера своему преемнику — адмиралу Деницу, так как был хорошо известен последнему по службе на флоте. В этом отношении интерес представляет пассаж Гитлера о Сталине — в том виде, как о нем донес сам Фосс:

«В последние дни перед кончиной фюрера неоднократно говорилось о том, является ли наилучшим исходом для Европы ориентация на Англию и Америку или на Россию. Фюрер видел в маршале Сталине наиболее сильного из своих противников и в последние дни в разговорах со мной часто высказывался о суровой и неспособной на компромисс волевой личности этого противника... Фюрер незадолго до смерти поручил мне лично передать эту точку зрения своему преемнику — гросс-адмиралу Деницу... Он (Дениц) как моряк до сего времени в политическом отношении ориентировался на Запад, я считаю необходимым информировать его лично и прошу дать мне возможность в сопровождении русского офицера ориентировать его...»

Последняя просьба немцев советской стороной была проигнорирована.

В последних числах апреля, когда до падения Берлина оставались считанные дни, а до самоубийства Гитлера считанные часы, доктор И. Геббельс, сохранивший безусловную верность фюреру, написал прощальное письмо X. Квандту и затем свое дополнение к завещанию Гитлера.

«Мы сидим, окруженные в бомбоубежище фюрера в имперской канцелярии, и боремся за нашу жизнь и за нашу честь. Каков будет исход этой борьбы, знает лишь один Бог. Но я уверен, что, живыми или мертвыми, мы выйдем из нее с честью и славой...» — так начал Геббельс письмо своему родственнику.

К вечеру 1 мая Геббельс окончательно принял решение покончить с собой. Прежде всего, он распорядился об умерщвлении своих шестерых детей, которым были сделаны инъекции яда. Вслед за тем Геббельс вызвал своего адъютанта гауптштурмфюрера Гюнтера Швегермана и, поведав ему о решении «умереть вместе со своей семьей», приказал раздобыть бензин.

1 мая 1945 года примерно в 20.30 доктор Геббельс с супругой поднялись в сад, и там дежурный эсэсовец прикончил их двумя выстрелами в затылок. На их тела вылили четыре канистры бензина и подожгли. Все, кто оставался в бункере, уже не имели возможности ждать, когда полностью сгорят тела Геббельса и его семьи. В это время загорелся бункер, поэтому все живые — около 600 человек из свиты фюрера — попытались разными путями и маршрутами, включая туннели метро, вырваться из бункера и спастись. Кое-кому это, в конечном счете, удалось.

Советское военное командование, получив информацию о самоубийстве Геббельса, приняло меры по розыску и опознанию его трупа. С этой целью в процессе фильтрации задержанных немцев отделом контрразведки СМЕРШ 207-й стрелковой дивизии было задержано два немца, работавших ранее в рейхсканцелярии. Первый — Вильгельм Ланге — в течение 10 лет служивший поваром в рейхсканцелярии, хорошо знал Геббельса, даже лично готовил для него. Второй — Карл Шнайдер — почти 9 лет проработал техником в гараже рейхсканцелярии.

Во время их допроса оба показали, что из хорошо осведомленных источников они знают, что Гитлер застрелился 30 апреля, а Геббельс с семьей покончил жизнь самоубийством 1 мая.

Вслед за этим группа сотрудников СМЕРШ дивизии вместе с поваром и техником гаража выехали к месту гибели Геббельса. Не доходя двух метров до бомбоубежища на земле были обнаружены два обгоревших трупа — мужской и женский. Повар и техник после осмотра трупов сразу же признали в мужском Геббельса. Труп женщины обгорел сильнее, что затруднило опознание.

3 мая были в бункере Геббельса, находившемся на территории рейхсканцелярии на глубине 80 метров, были найдены и привезены в отдел СМЕРШ 79-го стрелкового корпуса шесть трупов детей, труп обгоревшей женщины и труп немецкого генерала.

Отдел контрразведки, политотдел и разведотдел 3-й ударной армии организовали комиссию по опознанию трупа Геббельса. Комиссию возглавил лично начальник управления контрразведки СМЕРШ 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Вадис. К работе комиссии был привлечен адмирал Фосс, хорошо знавший Геббельса и всю его семью лично. В донесении начальника политотдела армии говорилось:

«Признаками для опознания трупов послужили следующие:

У Геббельса — овал головы, профиль лица и наличие протеза на правой ноге (ниже колена), золотой значок фашистской партии на обгоревшей куртке.

Вице-адмирал Фосс, который хорошо знал жену Геббельса, опознал ее в обгоревшем женском трупе по наличию у нее фашистского золотого значка, который за три дня до смерти вручил ей Гитлер (единственная женщина в Германии, имевшая фашистский золотой значок), а также по дамскому золотому портсигару с монограммой на внутренней стенке крышки «Адольф Гитлер. 1934 год», который также подарил в свое время Гитлер жене Геббельса.

В детских трупах вице-адмирал Фосс опознал детей Геббельса, которых он хорошо знал, и назвал их имена.

В мужском трупе генерала вице-адмирал Фосс опознал генерала пехоты Кребса по шраму на лице и по хорошо сохранившимся чертам лица. На внутреннем кармане кителя генерала была надпись «Кребс».

Можно указать на тот факт, что из сотен офицеров и солдат, приходивших посмотреть труп Геббельса, все заявляли, что это Геббельс».

Трупы Геббельса и его семьи были вывезены из Берлина в пригород Бук в отдел контрразведки СМЕРШ 3-й ударной армии для опознания выехавшей из Москвы специальной правительственной комиссией. Вместе с ними туда же было направлено и тело генерала Кребса, приходившего в качестве парламентера в расположение советской 8-й гвардейской армии всего лишь двое суток назад.

Самоубийство Гитлера и Геббельса — закономерные акты исторического возмездия судьбы. Однако остальные ближайшие соратники германского фюрера еще оставались на свободе, и их судьба оставалась неизвестной.

О судьбе секретаря фюрера — Мартине Бормане, хитроумном и многоопытным нацистском лисе, и всемогущем Г. Гиммлере будет рассказано ниже.

Двадцать один деятель нацистского руководства предстал перед Международным военным трибуналом в Нюрнберге. Трое из них — Гесс, Редер и Функ — были приговорены к пожизненному тюремному заключению, двое — Шпеер и Ширах — к 20 годам тюрьмы; Нейрат — к 15 годам и Дениц — к 10 годам заключения.

Трое подсудимых в Нюрнберге были оправданы — Фриче, Шахт и Папен.

Остальные одиннадцать преступников получили смертный приговор.

Риббентроп первым взошел на помост виселицы в специальной камере нюрнбергской тюрьмы в 1.11 ночи 16 октября 1946 года. Вскоре та же участь ждала и Кейтеля, Кальтенбруннера, Розенберга, Франка, Фрика, Штрейхера, Зейсс-Инкварта, Заукеля и Йодля.

Виселицы из осужденных на смерть избежал лишь Герман Геринг, проглотивший капсулу с ядом, принесенную ему тайно в камеру.

Судьбу высшего военно-политического руководства Третьего рейха в той или иной мере разделил и весь старший командный состав вермахта. Генералы Кребс и Бургдорф не воспользовались возможностями побега и застрелились в бункере рейхсканцелярии. 4 мая во время одного из авиационных налетов союзной авиации в Берлине погиб фельдмаршал фон Бок, который возглавлял группу армий «Центр» во время фашистского вторжения в СССР в июне 1941 года. Фон Бок был снят Гитлером со всех постов в начале 1942 года, когда немецкое наступление на Москву окончательно провалилось.

Достаточно типична судьба попавшего в конце апреля в руки англо-американского командования фельдмаршала фон Клейста, того самого Клейста, танковая группа которого еще в 1940 году первой вышла на берег Ла-Манша; того самого Клейста, танки которого первыми перешли государственную границу СССР 22 июня 1941 года. Кстати, Гитлер никогда особенно не доверял генералу-танкисту, считая его недостаточно умным и не слишком преданным идеям национал-социализма. Именно Клейст советовал Гитлеру еще в марте 1944 года на аудиенции у фюрера пойти на заключение мира со Сталиным.

После своего пленения американским пехотным патрулем в Баварии Клейст сидел в 27 различных лагерях в американской зоне оккупации, затем был передан югославам, осужден ими на 15 лет и передан в свою очередь югославами в СССР. Умер Клейст в советском плену через девять лет после окончания войны.

Довольно комично закончил свою военную карьеру другой немецкий фельдмаршал фон Рундштедт. В ночь на 1 мая он был взят в плен американским танковым экипажем как раз в тот момент, когда сел за стол ужинать вместе с женой и сыном.

Некоторые немецкие генералы и высшие офицеры избежали наказания и даже получили возможность проявить свой опыт и знания в условиях надвигавшейся «холодной войны». Речь идет, прежде всего, о Рейнхарде Гелене, возглавлявшем отдел «Иностранные армии Востока» в генеральном штабе вермахта. Признанный специалист по Советскому Союзу и Красной Армии, Гелен сдался в плен американцам и под их патронажем создал специальную разведывательную «организацию Гелена», действовавшую до 1956 года против ГДР и СССР. «Организация Гелена», укомплектованная немцами — бывшими сотрудниками отдела «Иностранные армии Востока», специалистами по Советскому Союзу, была затем преобразована в Федеральную разведывательную службу ФРГ.

Вторая мировая война закончилась, главные военные преступники были наказаны или ожидали своего неизбежного наказания. Однако мир уже втягивался в новую войну — на этот раз «холодную»...

Со страхом ждали решения своей судьбы не только политические и военные руководители Третьего рейха, но и простые солдаты фашистской Германии. Они не были военными преступниками, не все они принимали участие в совершении военных преступлений и преступлений против человечества. Многие из них сами были жертвой политики и идеологии нацизма. Однако отвечать за преступления фашистской Германии в той или иной форме пришлось всем.

Всего, по официальным данным Управления по делам военнопленных и интернированных МВД СССР от 12 октября 1959 года, советскими войсками за период с 22 июня 1941 года по июль 1945 года было взято в плен 2 389 560 германских военнослужащих, из них 376 генералов, 69 469 офицеров, 2 319 715 унтер-офицеров и солдат.

Для содержания военнопленных и интернированных в Советском Союзе было организовано 267 лагерей с 2112 лагерными отделениями, 392 рабочих батальона и 178 специальных госпиталей, где находились помимо немцев и представители стран-саттелитов Германии.

Из вышеуказанного числа немецких военнопленных умерли в советском плену 356 678 человек, а 2 003 873 человека вернулись на родину.

Следует иметь в виду, что приводимые статистические данные по количеству немецких военнопленных достаточно сильно разнятся даже в документах бывшего Главного управления по делам военнопленных и интернированных МВД СССР. Еще более резкое различие в статистических данных появляется при сравнении официальных советских и немецких источников. Германской стороной количество немецких военнопленных в СССР оценивается примерно в 3,15 миллиона человек, из которых 1,1–1,3 миллиона не пережили плена.

Архивные данные говорят, однако, что общее число немецких пленных, захваченных Красной Армией за всю войну, не превышало 2,5 миллиона человек.

Статистика поступления вражеских военнопленных в годы Второй мировой войны показывает, что их пик пришелся на первую половину 1945 года, когда советские войска стремительно продвигались по территории Восточной Европы, а затем вступили на немецкую землю.

По оценкам Главного командования вермахта, реальная численность вооруженных сил (сухопутных войск, ВМС, ВВС и войск СС) на Восточном фронте на день капитуляции составляла 1 510 000 человек. Они распределялись следующим образом: Юго-Восточный театр — 180 тысяч, группа армий «Остмарк» (бывшая «Юг») — 430 тысяч, группа армий «Центр» — 600 тысяч, армия Восточной Пруссии — 100 тысяч, группа армий «Курляндия» — 200 тысяч человек.

Из всей полуторамиллионной группировки немецких вооруженных сил на Востоке только группа армий «Остмарк» в своем большинстве смогла сдаться американцам или англичанам. Остальные — более миллиона с четвертью немецких солдат и офицеров — попали в советский плен на финальной стадии войны.

Накануне решающей Берлинской операции советское командование не могло не считаться с возможной необходимостью принять капитуляцию всех немецких войск на Восточном фронте.

Вечером 29 апреля 1945 года начальник штаба 1-го Белорусского фронта генерал-полковник М. С. Малинин передал в армии фронта распоряжение Г. Жукова за № 00631/оп о порядке приема военнопленных в случае капитуляции Германии:

«В связи с возможной капитуляцией или массовой сдачей в плен окруженного противника в г. Берлине, в целях быстрого приема, разоружения и вывода пленных за пределы города командующий войсками фронта приказал:

1. 3-й, 5-й ударной и 8-й гвардейской армиям подготовиться к приему 40–50 тысяч пленных каждой армией. Для этого: а) в полосе армии вне черты города, но не далее 10–12 километров от его окраин, не позднее 1 мая 1945 года подготовить достаточной емкости армейский пункт сбора военнопленных; б) для питания военнопленных подвести необходимый запас продовольствия; в) для надежной охраны пленных на армейских пунктах и для их конвоирования с армейских пунктов во фронтовые лагеря военнопленных в распоряжение начальника тыла армии выделить два-три стрелковых батальона; г) на случай капитуляции противника в г. Берлине заранее наметить места для разоружения и пути вывода частей противника из города на армейский пункт сбора военнопленных...»

Массовая капитуляция и сдача в плен в самом Берлине началась с утра 2 мая 1945 года по приказу командующего гарнизоном генерала Вейдлинга. Только в масштабах 1-го Белорусского фронта за два дня — 2 и 3 мая — на пунктах сбора военнопленных было принято 87 170 солдат и офицеров, в том числе 13 генералов во главе с самим Вейдлингом.

За день боев 2 мая 1945 года войсками 1-го Украинского фронта было взято в плен 34 тысячи немецких солдат и офицеров.

До 30 тысяч солдат и офицеров берлинского гарнизона, пытавшихся пробиться из окруженного города на запад под командованием генерал-майора Зидова, к вечеру 4 мая были уничтожены и пленены в районе Шпандау.

По мере того, как капитуляция и массовая сдача немцев в плен приобрела обвальный характер, учет, прием и размещение пленных в лагерях превратились для советского командования в серьезную проблему. Штатные органы, предназначенные для работы с военнопленными, не могли справиться со своими задачами.

Немцы в форме, как правило, без оружия, толпами двигались по дорогам, разбегались по домам, скрывались в лесах, стремились по возможности перебраться в западную зону оккупации Германии. Для предотвращения этого командующий войсками 1-го Украинского фронта маршал И. Конев 10 мая 1945 года отдает краткое распоряжение:

«Военнослужащие разбитых и капитулировавших немецких частей группами движутся по дорогам, населенным пунктам без всякой охраны. Не будучи плененными, они расходятся по домам. Приказываю: немедленно организовать заградительные посты по сбору, пленению и направлению в лагеря военнопленных».

Тяготы плена выпали не только на долю немцев в военной форме и с оружием в руках. В полной мере груз лишений испытало на себе и гражданское немецкое население. Речь идет как о странах Восточной Европы, так и о собственно Германии.

16 декабря 1944 года ГКО СССР издал постановление № 7151сс, которым предусматривалась «мобилизация и интернирование с направлением для работы в СССР всех трудоспособных немцев в возрасте — мужчин от 17 до 45 лет, женщин — от 18 до 30 лет, находящихся на освобожденных Красной Армией территориях Румынии, Югославии, Венгрии, Болгарии и Чехословакии». Руководство мобилизацией было возложено на НКВД СССР. Мобилизацию и интернирование немцев директива ГКО предписывала осуществить в течение декабря 1944 — января 1945 года.

Основную роль в мобилизации немецкого населения на местах должны были сыграть военные комендатуры, создававшиеся повсеместно на занятых советскими войсками территориях. При этом сами мобилизуемые должны были позаботиться о своем материальном и продовольственном обеспечении. За неявку на пункты сбора грозил суд военного трибунала и репрессии в отношении семей. НКВД отвечал за прием мобилизуемых на специально создававшихся сборных пунктах, формирование и отправку железнодорожных эшелонов и конвоирование немцев в пути.

По замыслу советского руководства, предусматривалась мобилизация и интернирование немцев для работы в СССР, прежде всего в таких отраслях экономики, как черная и цветная металлургия, угольная промышленность, строительство.

Статус и положение интернированных немцев регулировались специально разработанным в НКВД «Положением о приеме, содержании и трудоиспользовании мобилизованных и интернированных немцев».

Когда война пришла непосредственно на земли Германии, работа по мобилизации немецкого населения на работы в СССР (в рамках так называемой «репарации трудом») резко активизировалась.

3 февраля 1945 года ГКО СССР принял Постановление № 7467сс, в котором предписывалось на территории 1-го, 2-го и 3-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов провести мобилизацию «всех годных к физическому труду и способных носить оружие немцев-мужчин в возрасте от 17 до 50 лет. Немцев, в отношении которых будет установлено, что они служили в немецкой армии или частях фольксштурма, считать военнопленными и направлять в лагеря НКВД для военнопленных. Из остальных мобилизуемых немцев сформировать рабочие батальоны по 750–1200 человек в каждом, для использования на работах в Советском Союзе, в первую очередь в Украинской и Белорусской ССР».

Мобилизация немецкого населения осуществлялась в рамках общей кампании по «очистке фронтовых тылов действующей Красной Армии от вражеских элементов».

На территории 1-го,2-го,3-го Белорусских и 1-го Украинского фронтов, по данным на 23 февраля 1945 года, было мобилизовано всего 35 988 немцев, по данным на 3 марта — 58 318, а на 9 марта 1945 года — 68 680 немцев.

Архивные данные свидетельствуют, что не все мобилизованные немцы действительно были отправлены на тяжелые работы в СССР. Часть из них были привлечены на работы непосредственно в Германии. В Постановлении ГКО СССР № 8148сс от 17 апреля 1945 года отмечалось, что всего интернировано 97 487 немцев, которые с этого времени закреплялись за различными промышленными наркоматами. На территории фронтов предписывалось прекратить дальнейшую мобилизацию немцев и их отправку в СССР.

Среди уже отправленных в Советский Союз немцев началась «инвентаризация» с целью выявления нетрудоспособных элементов: больных неизлечимыми болезнями, беременных женщин, инвалидов и стариков. Пользы от них промышленным наркоматам не было никакой, однако их необходимо было кормить и содержать. За период 1946–1947 гг. около 20 тысяч нетрудоспособных интернированных немцев были вывезены обратно в Германию. Эта акция проводилась параллельно с вывозом обратно в Германию нетрудоспособных немецких военнопленных.

Прием капитуляции немецких войск и непосредственный прием военнопленных осуществлялись не только на Восточном, но и на Западном фронте.

В первых числах апреля 1945 года американские дивизии брали в плен от 300 до 1000 немцев ежедневно. Однако в последующие дни этот показатель достиг 2000–5000 человек. Немецкие солдаты вынуждены были проходить многие мили, чтобы найти какого-нибудь американца, не очень занятого выполнением своих обязанностей, который смог бы принять их капитуляцию. Один из американских солдат 310 пехотного полка 78-й дивизии конвоировал 68 немцев от населенного пункта Вупперталь в свой полк, а в конце пути обнаружилось, что он привел 1200 немцев.

Вечером 2 мая 1945 года премьер Черчилль доложил в Палате общин британского парламента, что более 1 миллиона немецких солдат сложили оружие в северной Италии и южной Австрии.

Прием немецких военнопленных нашими союзниками осуществлялся на всей территории, отошедшей им в качестве национальных зон оккупации. Для содержания военнопленных создавались соответствующие лагеря, где проводились соответствующие проверки на предмет выявления военных преступников.

Однако в лагерях отбирались не только военные преступники, но и другие категории лиц, представлявших особый интерес для западных союзников.

2 мая 1945 года американскими войсками была освобождена группа так называемых «выдающихся деятелей». Это были высокопоставленные немцы и иностранцы, которых нацисты держали на протяжении всей войны в качестве заложников в различных концлагерях на территории Третьего рейха. Всего в этой группе насчитывалось около 200 политических деятелей, бизнесменов, деятелей культуры и членов их семей.

По мере того, как англо-американские войска продвигались по территории Германии, все заложники были сосредоточены в деревушке Нидердорф возле Доббиако в Южном Тироле за Австрийскими Альпами. Эсэсовцы, охранявшие заложников, имели приказ уничтожить всю группу, но не сдавать их противнику.

Замыслу эсэсовского руководства помешал капитан вермахта фон Альвенслебен со своей группой из 15 солдат.

Он потребовал освободить заложников, однако эсэсовцы отказались, оказав ожесточенное сопротивление. Альвенслебен вызвал подкрепление и заставил эсэсовцев сдаться.

Среди тех, кого спас Альвенслебен и кого вслед за этим освободили американцы, были бывший премьер-министр Франции Леон Блюм, бывший канцлер Австрии Курт фон Шушнигс супругой, пастор Мартин Ниэмюллер, бывший глава конфессиональной церкви в Германии. В Нидердорфе содержались также несколько генералов вермахта, обвиненных в заговоре против Гитлера в июле 1944 года, а также вдова, дети, брат и племянник главного заговорщика — казненного фон Штауффенберга. Среди пленников Нидердорфа был, кстати, лейтенант Кокорин, племянник наркома иностранных дел СССР В. Молотова.

После падения фашистской Германии западные союзники предприняли решительные усилия по выявлению в лагерях для интернированных и военнопленных ученых и конструкторов, технических специалистов, работавших над различными перспективными военными проектами.

2 мая в населенном пункте Обераммергау в южной Германии американским войскам сдались три немца. Это был доктор Герберт Вагнер — один из ведущих конструкторов немецкой ракетной техники. С ним вместе сдались два старших научных сотрудника из ракетного исследовательского центра в Пенемюнде — Вернер фон Браун и генерал Вальтер Дорнбергер. Три немецких конструктора были переправлены в Париж, а затем — в США. Именно они впоследствии сыграли решающую роль в деле создания ракетного оружия и развития космической программы США.

Позднее сам фон Браун, описывая движущие мотивы перехода на американскую сторону, писал в своих воспоминаниях:

«Мы были заинтересованы в продолжении нашей работы и не хотели, чтобы нас выжали, как лимон, и выбросили».

Среди тех, кто попал в руки наших западных союзников после войны, оказался и один из создателей новых немецких подводных лодок Гельмут Уолтер, взятый в плен англичанами 5 мая. Немецкий конструктор согласился подробно рассказать обо всех новых подводных лодках и торпедах, которые создавались на исследовательской морской станции в Эккерн-фиорде. Одна из подводных лодок нового типа была отправлена для изучения в США, а другая — в Великобританию.

Всего к концу второй мировой войны в руках союзников по антигитлеровской коалиции в Европе оказалось несколько миллионов немецких военнопленных и интернированных лиц немецкой национальности. Вермахт перестал существовать, а его солдаты оказались заложниками преступлений нацистов. Впереди их ждали суровые испытания: голод, болезни, сибирские морозы, тяжелый труд и тяжкий моральный пресс безысходности и отчаяния вдали от родного дома. Даже тем, кому «повезло» оказаться в западной зоне оккупации, выпало перенести многое. По оценкам ряда зарубежных исследователей, до миллиона немецких граждан погибло по тем или иным причинам в плену у американцев и англичан в послевоенные годы.

Трагедия немецкого народа растянулась на многие годы...

xx Глава 3. Красная Армия на немецкой земле

Мощное информационно-пропагандистское воздействие нацистской пропаганды на население Германии давало свои плоды. В целом, отношение немецкого населения к Красной Армии можно охарактеризовать как настороженно-враждебное.

Там, где местные жители, несмотря на строжайшие приказы нацистского руководства об эвакуации, не успели уйти вместе с немецкими войсками, они, боясь расправ, убегали в последние минуты в леса. Однако, убедившись, что со стороны Красной Армии никакие массовые репрессии не начинаются, население постепенно выходило из своих убежищ, возвращалось к родным очагам. В селе Ильнау утром 23 января оставались лишь два старика и старуха, а к вечеру на следующий день уже было более 200 человек.

Аналогичная картина имела место по всему фронту. В местечке Клестерфельд близ Эберсвальде к моменту прихода советских войск оставалось всего 10 жителей. Как докладывал начальник политуправления 1-го Белорусского фронта в Москву, жителям этого населенного пункта была раздана листовка «Маршал Сталин о Германии и немцах». Под воздействием советской пропаганды к вечеру из леса вернулось 2638 местных жителей. На следующий день в городке начала налаживаться нормальная жизнь, заработала пекарня. Жители были изумлены и говорили друг другу: «Русские не только не делают нам зла, но заботятся о том, чтобы мы не голодали».

Поначалу, при встрече с советскими солдатами местные жители мгновенно поднимали руки вверх, опасаясь выстрела без предупреждения. Пожилая немка из села Нацхармен по этому поводу восклицала: «Уже прошло полдня, как пришли русские, а я еще жива».

Немецкое население, оставшееся в населенных пунктах, старалось всячески скрывать свою истинную национальность, выдавая себя за поляков. Местные жители, поляки из онемеченных польских семей, пользуясь благоприятной возможностью, устремились на грабеж хозяйств своих бывших соседей-немцев. Советское командование даже вынуждено было принимать целый ряд мер по предотвращению массовых грабежей немецких дворов и разграбления промышленных и иных предприятий в зонах оккупации.

Отношения между немцами и поляками в занятых советскими войсками районах были очень напряженными. Польские власти, принимая от Красной Армии переходившие под их управление бывшие немецкие районы, запрещали населению разговаривать на немецком языке, отправлять службу в кирхах, ввели телесные наказания за неповиновение. Не случайно в одном из политических донесений Военного совета 1-го Украинского фронта приводятся слова немецких жителей:

«Лучше мы будем все время находиться под русской оккупацией, чем быть под властью поляков, так как поляки не умеют управлять и не любят работать».

Многие немцы не ограничивались пассивным и безропотным приспособлением к оккупационным войскам, а пытались оказать действенное сопротивление. В тылу советских войск устраивались диверсии и убийства. Местное население помогало укрываться немецким военнослужащим, вело разведку и корректировало огонь. 24 марта 1945 года в полосе действия 1-го Украинского фронта комендатурой города Обергинк были пойманы одиннадцать диверсантов. На допросе в СМЕРШ они показали, что были сброшены в составе группы в 110 человек во главе с немецким генерал-майором.

На 1 апреля органами контрразведки СМЕРШ этого фронта арестован 361 агент нацистской военной разведки и контрразведки. В составе немецких диверсионных и террористических групп засылались также и поляки, русские, украинцы, белорусы, казахи и представители других национальностей, одетые в форму офицеров и бойцов Красной Армии.

В политдонесениях фронтов указывалось:

«При отступлении немцы оставляли и оставляют в тылу Красной Армии членов фашистской партии, а также забрасывают различного рода диверсантов, шпионов и агентов гестапо с целью организовать из оставшихся в тылу фронта немецких солдат отряды, чтобы убивать офицеров Красной Армии, создавать завалы на главных автомобильных дорогах, взрывать линии железных дорог, поджигать автомашины и танки, организовывать саботаж на промышленных предприятиях, отравлять колодцы, разыскивать штаб фронта и штабы армий, изучать силы Красной Армии и их расположение, узнавать, какие денежные знаки пущены в обращение, какой режим установлен для немецкого населения, куда отправляются трудоспособные мужчины, а также вести агитацию среди немецкого населения против Красной Армии».

В донесении начальника политотдела 7-го гвардейского кавалерийского корпуса в политуправление 1-го Белорусского фронта приводятся многочисленные факты резко враждебного отношения немецкого населения к советским военнослужащим. Так, 27 апреля был тяжело ранен, а затем и скончался заместитель командира 54-го кавполка по политчасти гвардии майор Якунин. В него из автомата стреляла с чердака соседнего дома немецкая женщина.

В тот же день в селе Флорисдрорф был задержан переодетый в гражданскую одежду немецкий полковник войск СС, в свое время служивший в Майданеке. Он имел задачу производить диверсии в тылу действующих частей Красной Армии.

28 апреля штаб 52-го гвардейского кавалерийского полка подвергся артиллерийско-минометному обстрелу. При обыске подвала были захвачены восемь немцев — пятеро мужчин и трое женщин — имевших на вооружении автоматы и портативную рацию.

В заключение политдонесения 7-го гвардейского кавкорпуса указывалось:

«Командованием приняты меры поголовного выселения немецкого населения из города (Ратенов). Усилено тщательное прочесывание домов, чердаков, подвалов, сараев и других построек».

В целом, отношение немецкого населения к войскам Красной Армии было недоброжелательно-враждебным. Оно и не могло быть иным! Красная Армия, так же, кстати, как и войска наших союзников на западе, пришла в Германию с целью оккупации ее территории и уничтожения фашистского государства.

Требовалась большая практическая хозяйственная и разъяснительная работа с местным немецким населением, чтобы изменить его отношение к войскам оккупантов.

Для советских войск, вступивших на землю Германии, это событие имело огромное психологическое значение. За их плечами оставались долгих четыре года самой страшной войны в истории человечества. Сожженные деревни и города; погибшие от рук гитлеровских палачей близкие — родители, жены, дети, братья и сестры; искореженные судьбы людей — все это принесли фашисты на советскую землю.

Закон исторического возмездия обратился против идеологической, политической и военной системы нацизма. «Недочеловеки»-славяне, уничтожение которых было провозглашено в качестве государственной политики фашизма, не только выстояли, но и отбросили германские армии назад.

Теперь советские солдаты вступили на немецкую землю. Что они чувствовали?

Какие мысли и чувства переполняли их сердца и души, когда они вступали в ухоженные немецкие деревушки, видели богатые и процветающие немецкие хозяйства, сталкивались с зажиточными немецкими хозяевами, имевшими по несколько работников-рабов из Польши или Советского Союза?

Какие чувства охватывали советских солдат при воспоминании о разрушенной или сожженной немцами своей избе? Что они чувствовали при освобождении узников фашистских лагерей смерти?

Почти четыре года советские солдаты жили жаждой мести, на это работала и вся советская пропаганда. Лозунг был один: «Убей немца!» И это вело наших воинов вперед, к победе.

Но одно дело — поле боя, где солдаты сходятся в жестоком поединке не на жизнь, а на смерть. Другое дело — когда войска неизбежно сталкиваются с мирными жителями, со стариками, женщинами и детьми противника.

В 1941 году фашистские войска начали политику геноцида в отношении мирного советского населения.

В 1945 году советское военное командование делало четкое разграничение между фашистами и немцами в целом, между войсками вермахта и мирным населением. На территории оккупированной Германии СССР не проводил политику массового истребления немцев только потому, что они — немцы, не строил концлагеря с крематориями...

В исторической науке на Западе после второй мировой войны, а впоследствии и у нас в стране сложилась целая «школа», главным содержанием которой являлся показ «зверств русских» на немецкой земле. Их тезис: приход Красной Армии повсеместно сопровождался массовым насилием над местными жителями, изнасилованием всего женского населения и дикими грабежами. Этот тезис не нов, он активно создавался и разрабатывался еще геббельсовской пропагандой на последнем этапе войны.

Насколько соответствуют действительности эти принципиальные обвинения? Документы того времени дают возможность посмотреть на эту проблему как бы глазами очевидца.

С первых дней оккупации Германии советское командование и политорганы развернули работу по укреплению дисциплины и порядка, недопущению насилия и грабежей в отношении немецкого населения. В этом состояла одна из главных задач создаваемых в немецких населенных пунктах советских военных комендатур. Политические отчеты и донесения соединений и частей того времени содержат информацию о случаях недостойного поведения отдельных советских военнослужащих в отношении местного населения. Об этом говорилось, в частности, в донесении члена Военного совета 1-го Украинского фронта генерал-лейтенанта К. В. Крайнюкова 4 апреля в Москву:

«Военные советы фронта и армий ведут решительную борьбу против мародерства и изнасилования немецких женщин».

В донесении начальника политотдела 8-й гвардейской армии начальнику политуправления 1-го Белорусского фронта от 29 апреля констатировалось:

«Военные коменданты отмечают, что в последние дни резко уменьшилось количество случаев барахольства, изнасилования женщин и других аморальных явлений со стороны военнослужащих. Регистрируется по 2–3 случая в каждом населенном пункте, в то время как раньше количество случаев аморальных явлений было намного больше».

В том же донесении подчеркивается:

«В Берлине в расположении соединений и частей, ведущих боевые действия, до сих пор наблюдаются случаи исключительного плохого поведения военнослужащих. Как и прежде, такие факты отмечаются прежде всего среди артиллеристов, самоходчиков и других военнослужащих специальных частей. Некоторые военнослужащие дошли до того, что превратились в бандитов...»

Далее следует описание ареста рядового Попова из 350-го легко-артиллерийского штурмового полка особого назначения, занимавшегося мародерством и грабежом немецкого населения. При обыске в карманах и в голенищах сапог преступника были обнаружены: «четыре бумажника, игральные карты, 4 тысячи оккупационных марок, 300 польских злотых, два пистолета, машинка для стрижки волос, 4 ножа, двое ручных и одни карманные часы, две лупы, одна золотая монета достоинством в 10 тысяч марок, две русские золотые монеты по 10 рублей, три браслета, 11 золотых и простых колец, 11 разных цепочек, две брошки, перламутровый кошелек, бритва, замок, два флакона духов, а под шинелью — кожаное пальто».

Рядовой Попов понес заслуженное наказание. В политдонесении сообщается и о некоторых других случаях недостойного поведения красноармейцев и даже командного состава, которые, однако, были пресечены с самого начала.

Наивно было бы, наверное, утверждать, что советские войска, оккупировавшие Германию, были укомплектованы на 100 процентов глубоко порядочными и интеллигентными людьми. Нет. Были среди солдат и полууголовные элементы, был и и откровенные бандиты, был и и малограмотные выходцы из окраинных национальных районов СССР. Не всегда, очевидно, и командиры являли собой образец уважительного отношения к местным жителям.

Важно другое. Все эти явления расценивались советским военным командованием как чрезвычайные происшествия, и с ними велась решительная и беспощадная борьба.

20 апреля 1945 года в 20.40 Ставка Верховного главнокомандования издала знаменитую директиву № 11072 о необходимости изменения отношения к немецким военнопленным и гражданскому населению. Документ был направлен всем командующим войсками и членам Военных советов фронтов. В директиве говорилось:

«Ставка Верховного Главнокомандования приказывает:

1. Потребуйте изменить отношение к немцам как к военнопленным, так и к гражданским. Обращаться с немцами лучше. Жесткое обращение с немцами вызывает у них боязнь и заставляет их упорно сопротивляться, не сдаваясь в плен. Гражданское население, опасаясь мести, организуется в банды. Такое положение нам невыгодно. Более гуманное отношение к немцам облегчит нам ведение боевых действий на их территории и, несомненно, снизит упорство немцев в обороне.

2. В районах Германии к западу от линии устья реки Одер, Фюрстенберг, далее река Нейсе (западнее) создавать немецкие администрации, а в городах ставить бургомистров — немцев.

Рядовых членов национал-социалистской партии, если они лояльно относятся к Красной Армии, не трогать, а задерживать только лидеров, если они не успели удрать.

3. Улучшение отношения к немцам не должно приводить к снижению бдительности и панибратству с немцами.

Ставка Верховного Главнокомандования.

И. Сталин

Антонов».

Директива Ставки ВГК была получена в войсках и тщательно изучена командным составом на местах. Военные советы фронтов в соответствии с директивой из Москвы издали свои директивы о необходимости изменения отношения к немцам. Они были более конкретными, более жесткими и более требовательными. 22 апреля за подписью командующего войсками фронта Г. К. Жукова и члена Военного совета К. Ф. Телегина ушла в войска директива Военного совета 1-го Белорусского фронта за № ВС/00384. Ввиду принципиальной важности этого документа приведем его содержание полностью:

«Для устранения произвола и самовольства в отношении к немцам Военный совет фронта в соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования требует от вас проводить строго в жизнь следующие мероприятия:

1. Прекратить самовольное изъятие у оставшихся немцев их личного имущества, скота, продовольствия, за исключением неотложных нужд боевых частей, если в каком-либо имуществе будет ощущаться необходимость для обеспечения боя.

2. Все имущество, товары, продовольственные запасы в складах и магазинах, предназначенные для потребительских нужд оставшегося населения, немедленно брать под войсковую охрану и передавать военным комендантам для организационного использования на нужды войск и обеспечения продовольствием городского населения.

3. Решительно бороться с незаконными самозаготовками продовольствия и мяса. Всех лиц, самовольно изымающих скот и продовольствие у оставшихся немцев, задерживать и наказывать, особенно строго наказывать лиц, поощряющих это и дающих право подчиненным на незаконные заготовки.

Скот и продовольствие, брошенные бежавшими немцами, необходимо собирать и передавать военным комендантам, от которых получать на довольствие войскам порядком, установленным интендантом фронта.

У оставшихся немецких хозяйств весь скот и продовольственные запасы военные коменданты берут на учет, разрешают расходовать только необходимое количество для питания (16 кг зерна, 30 кг картофеля, 3 кг зернофуражных на лошадь и т.д.) и посева, а остальное сдают владельцам для сохранения, запрещая расходовать без разрешения военного коменданта. Резать скот — запретить.

4. Прекратить имевшие место в прошлом факты, когда при размещении воинских частей и штабов немецкое население выгонялось из зданий без запасов продовольствия и личных вещей, а последнее растаскивалось. Впредь необходимые выселения производить только при размещении штабов и командиров и при отсутствии зданий, брошенных немцами. В остальном надлежит немецкое население изолировать от военнослужащих в отдельные постройки, разрешать им свое имущество собирать в отдельные комнаты и кладовые, закрывать на замок, а командирам размещающихся частей и штабов гарантировать сохранность его.

При выселении немцев указывать конкретно район вселения. Запретить произвольно перегонять их с места на место.

Вновь прибывающие части и учреждения в населенный пункт обязаны получить от военного коменданта разрешение на размещение с конкретным указанием района и помещений.

5. Военным комендантам собирать брошенное немцами бытовое имущество и выдавать его частям как посылочный фонд только с разрешения Военного совета армии, начальников тылов армий и командиров отдельных корпусов.

6. Военным советам и командующим армиями, командирам корпусов, начальникам политорганов, военным прокурорам взять под личный контроль проведение в жизнь настоящей директивы, в самый кратчайший срок навести необходимый порядок, в нужных случаях применяя суровые меры наказания.

О проводимых мероприятиях доносить Военному совету фронта каждые пять дней, начиная с 25.4.45 г.

С директивой ознакомить весь офицерский состав и через него довести до всего сержантского и рядового состава.

Жуков

Телегин».

Что обращает на себя внимание в этой директиве Г. Жукова прежде всего? Во-первых, конкретная детализация задач и функций комендатур, вплоть до того, кого и в каких помещениях размещать. Во-вторых, нрав Г. Жукова был хорошо известен в войсках, и если он потребовал «в кратчайший срок навести необходимый порядок, в нужных случаях применяя суровые меры наказания», то его в войсках понимали буквально: будут судить за грабежи и насилия.

Кстати, так оно и было. В этом смысле особый интерес представляет доклад военного прокурора 1-го Белорусского фронта Военному совету о выполнении Директивы Ставки ВГК № 11072 от 20 апреля. Доклад был подготовлен 2 мая и содержит описание конкретных фактов преступлений отдельных советских военнослужащих по отношению к немцам. Маршал Г. Жуков лично изучил доклад военного прокурора генерал-майора юстиции Л. Яченина и во многих местах на полях сделал решительные пометки: «Снять... Наказать... Потребовать...»

Доклад военной прокуратуры — очень серьезный и объективный документ, полностью лишенный каких-либо попыток скрыть положение дел или приукрасить действительность. Вот некоторые выводы из него:

«В отношении к немецкому населению со стороны наших военнослужащих, безусловно, достигнут значительный перелом. Факты бесцельных и необоснованных расстрелов немцев, мародерства и изнасилований немецких женщин значительно сократились, тем не менее, даже и после издания директив Ставки ВГК и Военного совета фронта ряд таких случаев еще зафиксирован.

Если расстрелы немцев в настоящее время почти совсем не наблюдаются, а случаи грабежа носят единичный характер то насилия над женщинами все еще имеют место; не прекратилось еще и барахольство, заключающееся в хождении наших военнослужащих по бросовым квартирам, собирании всяких вещей и предметов и т.д.».

По докладу военного прокурора, против всех военнослужащих, совершивших преступления, возбуждены уголовные дела и приняты другие меры наказания. Кстати, в докладе генерала Яченина просматриваются еще две достаточно своеобразных тенденции:

«Насилиями, а особенно грабежами и барахольством, широко занимаются репатриированные, следующие на пункты репатриации, а особенно итальянцы, голландцы и даже немцы. При этом все эти безобразия сваливают на наших военнослужащих.

Есть случаи, когда немцы занимаются провокацией, заявляя об изнасиловании, когда это не имело места. Я сам установил два таких случая. Не менее интересно то, что наши люди иной раз без проверки сообщают по инстанции об имевших место насилиях и убийствах, тогда как при проверке это оказывается вымыслом».

Упоминание в докладе советского военного прокурора о безобразиях, творимых репатриантами, поднимают еще одну тему — как относились к местному немецкому населению наши союзники на Западном фронте.

xx Глава 4. Предатели или борцы за свободу?

После окончания Второй мировой войны некоторые «посвященные» в советском руководстве, допущенные к информации особой важности, узнали о поражавшей воображение цифре: на стороне вермахта оказалось около 1 млн русских «добровольцев». В годы войны одетые в форму вермахта бывшие советские граждане оказались практически на всех театрах военных действий, где только сражалась германская армия — от Норвегии до Северной Африки.

Такое огромное количество людей, перешедших на сторону врага, нельзя было объяснить одним лишь предательством.

Кто были эти люди, по разным причинам поднявшие оружие против советской власти?

Первоначальным и одним из наиболее массовых источников пополнения людских ресурсов для немецкой армии стали так называемые «хиви» (сокр. от нем. «Hilfswillige» — добровольные помощники). По мере увеличения потерь на Восточном фронте командиры немецких частей стали высвобождать солдат для фронта путем привлечения советских военнопленных и лиц из числа гражданского населения в качестве вспомогательного персонала в тыловые части, где последние использовались в качестве шоферов, конюхов, рабочих по кухне, разнорабочих, а затем и в боевые подразделения — в качестве подносчиков боеприпасов, связных и саперов.

Позже часть из военнопленных стала включаться и на строевые должности в немецкие батальоны и роты. Так, новые штаты пехотной дивизии, установленные со 2 октября 1943 года, предусматривали наличие ни больше ни меньше как 2005 «добровольцев» на 10 708 человек немецкого личного состава, что составляло более чем 15 процентов.

Помимо сухопутных войск вермахта, русскими «добровольцами» обзавелись и другие виды вооруженных сил — Люфтваффе, где наряду с техническим и вспомогательным персоналом существовали русские экипажи в составе немецких эскадрилий, и Кригсмарине (части берегового обслуживания, зенитная и береговая артиллерия).

Оружие же на первых порах германское командование предпочитало доверять не русским, а представителям других национальностей Советского Союза, не без основания полагая, что среди тех найдется значительно больше людей, искренне отвергающих советскую власть.

Предполагалось, что особенно полезными инонациональные добровольцы могут стать в борьбе с партизанами, постоянно беспокоившими тылы немецкой армии.

Партизанская война стала причиной того, что с июля 1941 года командующим тыловыми районами было разрешено формировать во взаимодействии с соответствующими начальниками СС и полиции «вспомогательные охранные части» из освобожденных военнопленных.

Особое предпочтение среди советских народов немецкое командование отдавало прибалтийским, украинским и белорусским формированиям, исходя из того, что эти национальности издавна стремились к независимости и уже имели, пусть и незначительный, опыт самостоятельной государственной жизни.

Помимо этого, имелось множество более мелких команд и отрядов, таких, как отряды «службы порядка» (Ordnungsdienst), формировавшиеся в каждой деревне, роты самоохраны при комендатурах, отряды и команды по охране железных и шоссейных дорог, предприятий и лагерей военнопленных и т. д.

Постепенно на базе мелких подразделений для борьбы с партизанами стали формироваться и более крупные части и соединения. Так,1 июня 1942 года в Бобруйске из военнопленных был сформирован 1-й восточный добровольческий полк в составе двух батальонов — «Березина» и «Днепр» — общей численностью свыше 1000 солдат и офицеров.

По мере ухудшения для немцев ситуации на советско-германском фронте дело дошло и до создания русских национальных формирований. В первую очередь речь идет о создании Русской освободительной армии под командованием A. A. Власова. Однако, строго говоря, помимо нее, существовало еще несколько «русских армий».

Так, в районах, переданных немцами в состав так называемого самоуправляющегося округа с центром в Локте (Брянская область), отряды местной самообороны были объединены в бригаду во главе с локотским обер-бургомистром Б. В. Каминским.

К концу 1942 года эта бригада, общей численностью почти в 10 тыс. человек, получила наименование Русской освободительной народной армии (РОНА). Она имела в своем составе 14 стрелковых батальонов и бронедивизион. В распоряжение бригады немцы передали трофейное советское вооружение, включая артиллерию, бронемашины и танки. Командование бригады было целиком русским.

По инициативе немецкой военной разведки было создано другое значительное по численности национальное формирование, так называемая «Русская национальная народная армия» (РННА). К началу августа 1942 года она насчитывала 1500 человек. Главная роль в создании РННА принадлежала белоэмигрантам С. Н. Иванову, К. Г. Кромиади и И. К. Сахарову.

Организаторы формирования замышляли его как основу будущей русской армии, появление которой на фронте должно было вызвать массовое разложение в рядах противника и переход на ее строну тысяч красноармейцев. Однако после нескольких неудачных акций подобного рода германское командование отказалось от отправки РННА на фронт и по частям также использовало ее в борьбе против партизан.

Людьми, вставшими на путь сотрудничества с врагом, двигали самые разные мотивы, среди которых — чувство мести к советским властям за нанесенные прошлые обиды, личные амбиции, корыстолюбие, желание оказаться рядом с победителями (на первом этапе войны), но, наверное, чаще всего — элементарное желание уцелеть в вихре войны. Вместе с тем значительная часть коллаборационистов, и это необходимо признать, искренне ненавидела советский строй и усматривала в начавшейся войне единственную возможность покончить с ним навсегда, пусть даже ценой сотрудничества с немцами.

Как бы то ни было, эти люди явились ценным подспорьем для германского командования и оккупационной администрации в осуществлении насаждаемого «нового порядка». Как отмечал немецкий историк К. Г. Пфеффер, «немецкие фронтовые войска и служба тыла на Востоке были бы не в состоянии продолжать борьбу в течение долгого времени, если бы значительная часть населения не работала на немцев и не помогала немецким войскам».

И это лучше всего подтверждалось действиями самого немецкого командования. По мере того, как вермахт все сильнее «увязал» на Восточном фронте, привлечение советских граждан в создаваемые немцами формирования стало носить не только добровольный, но и скрыто-принудительный характер.

К концу лета 1942 года, по мере роста потребностей в охранных войсках, германское командование наряду с набором добровольцев фактически приступило к мобилизации годных к военной службе мужчин в возрасте от 18 до 50 лет под вывеской добровольности. Суть такой мобилизации состояла в том, что перед жителями оккупированных районов ставилась жесткая альтернатива: быть завербованными в «добровольческие» формирования или угнанными на принудительные работы в Германии.

А с осени 1942 года на смену скрытой мобилизации пришло открытое принуждение с применением против уклоняющихся репрессий — вплоть до привлечения к суду по законам военного времени, что могло означать по тому времени расстрел.

Значительное пополнение для русских формирований составляли перебежчики из числа советских военнослужащих, хотя случаи массовой сдачи в плен были относительно редки.

Наиболее значительный эпизод был связан с переходом на сторону немцев 22 августа 1941 года в районе Могилева 436-го полка 155-й стрелковой дивизии под командованием майора И. Н. Кононова. Часть бойцов и командиров во главе с Кононовым составили костяк первого в составе вермахта казачьего эскадрона, сформированного по приказу командующего тыловым районом группы армий «Центр».

Среди русских «добровольцев» было и немало военнопленных. Судьба советских военнопленных, содержащихся в ужасающих условиях, была горькой вдвойне от того, что они не могли рассчитывать на помощь и сочувствие и со стороны своего правительства. В соответствии с действовавшим во время войны законодательством сдача в плен, не вызванная боевой обстановкой, считалась тяжким воинским преступлением и согласно статье 193–22 УК РСФСР каралась высшей мерой наказания — расстрелом с конфискацией имущества.

С конца 1941 года все побывавшие в плену военнослужащие через сборно-пересыльные пункты под конвоем войск НКВД направлялись в тыловые лагеря для спецпроверки (фильтрации), проводившейся органами государственной безопасности.

В сущности, эти учреждения представляли собой военные тюрьмы строгого режима: лагеря были изолированы от внешнего мира высокими заборами с колючей проволокой, охрану несли конвойные войска. В зависимости от обстановки на фронтах, часть «спецконтингента» через штрафные батальоны шла на пополнение действующей армии. Остальные — их было большинство — передавались в постоянные кадры предприятий, расположенных в Сибири и за Полярным кругом.

Возможно, нежелание разделить подобную судьбу и стала одним из движущих мотивов сдачи генерала A. A. Власова в плен. Однако, в отличие от многих других советских генералов, оказавшихся в плену и разделивших все его невыносимые тяготы, генерал A. A. Власов быстро адаптировался и добровольно предложил свои услуги немецкому командованию.

Уже в сентябре 1942 года бывший командующий разгромленной 2-й ударной армии Волховского фронта генерал-лейтенант A. A. Власов подписал первую листовку, адресованную «товарищам командирам и советской интеллигенции» и призвавшую к борьбе против сталинского режима. Однако на первых порах формулировали программу борьбы за «освобождение» русского народа за Власова сами немцы.

Отделом пропаганды немецкого ОКБ было разработано воззвание так называемого Русского комитета, ставшее известным как Смоленская декларация. Она содержала в себе обращение «к бойцам и командирам Советского Союза». Целями комитета провозглашались: а) свержение Сталина и его клики, уничтожение большевизма; б) заключение почетного мира с Германией и в) создание в содружестве с Германией и другими народами Европы «новой России без большевиков и капиталистов».

Сотни тысяч листовок с обращением Русского комитета и с «Открытым письмом генерала Власова» разбрасывались с самолетов в прифронтовой полосе и в тылу Красной Армии и распространялись на оккупированной вермахтом советской территории среди гражданского населения. С началом пропагандистской кампании в лагерях военнопленных и на оккупированных территориях началась массовая вербовка советских граждан в ряды Русской освободительной армии.

Однако развернувшаяся кампания не получила поддержки у гитлеровского руководства, не утратившего надежду выиграть войну и не желавшего говорить что-либо определенное в отношении «освобождения» русского народа. 8 июня 1943 года на совещании в горной резиденции в Бертехсгадене фюреру доложили о ее первых результатах. Выразив свое недовольство самоуправством военных в отношении разного рода политических обещаний, касающихся создания русского правительства и освободительной армии, Гитлер раз и навсегда дал понять, что ни русская армия, ни государство в какой бы то ни было форме — независимое или автономное — созданы не будут.

Тем временем другие русские «армии» втягивались в боевые действия. Русская национальная народная армия (РННА) получила свое боевое крещение в мае 1942 года в операции против действовавшего в немецком тылу в районе Вязьмы и Дорогобужа 1-го гвардейского кавалерийского корпуса генерал-лейтенанта П. А. Белова.

Переодетые в советскую форму группы РННА пытались проникнуть в расположение корпуса и захватить в плен его командира. Акция, однако, закончилась провалом. Но были у РННА и успехи. Так, 14 ноября 1942 года при налете отрядов РННА на деревню Куповать был убит знаменитый командир партизанской бригады «Дяди Кости» К. С. Заслонов.

Правда, в целом немцы не особо доверяли русским, да и другим национальным формированиям, не без оснований предполагая, что в случае возможной утраты Германией стратегической инициативы эти наспех сформированные соединения окажутся ненадежными.

Чтобы хоть с какой-то пользой оправдать их существование, немецкое командование приняло решение о переброске русских формирований на Западный фронт.

Переброска так называемых восточных легионов на Западный фронт в основном завершилась в январе 1944 года. Здесь русские, грузинские, армянские, казачьи и другие батальоны были равномерно распределены вдоль всего Атлантического побережья, начиная с голландского острова Тексель и Северной Франции до итальянской границы и побережья Средиземного моря. В целом они составили достаточно весомую долю обороняющихся на Западе немецких войск.

Так, по сообщению английской разведки от 17 июня 1944 года, около 10 процентов среди захваченных в Нормандии и отправленных в Англию пленных составляли советские граждане.

Желая привлечь на свою сторону как можно больше перебежчиков, западные союзники прибегли к пропагандистскому воздействию с помощью громкоговорителей и прокламаций на русском языке. Они призывали солдат восточных частей переходить на сторону англо-американских войск и обещали всем, кто это сделает, скорейшую репатриацию в СССР.

Подобная пропаганда вызывала прямо противоположный эффект, мало кого из военнослужащих восточных частей прельщала перспектива оказаться в сталинских лагерях. В конечном итоге союзники стали воспринимать таких, одетых в форму вермахта, русских как предателей, не заслуживающих никакого снисхождения. По свидетельствам очевидцев, расстрелы пленных «добровольцев» на Западном фронте имели место так же, как и на Восточном.

В обстановке общего отступления поразительным было то, что некоторые восточные батальоны все еще продолжали сражаться. Нисколько не считаясь с их слабым вооружением, немецкое командование пыталось «заткнуть» ими бреши, чтобы спасти основную часть своих войск.

Так, части, блокированные в крепостях «Атлантического вала» — Лориане (634-й и 636-й восточные батальоны, 281-й восточный кавалерийский полк и 282-й восточный самокатный дивизион), Сен-Назере (798-й грузинский батальон), на Нормандских островах (643-й восточный и 823-й грузинский батальоны) — сражались в составе немецких гарнизонов до самого окончания войны в Европе.

Другие восточные формирования в конце 1943–44 годов находились на территории Югославии, Италии и Польши, где активно действовали против местных сил сопротивления, используя при этом опыт, накопленный в борьбе с советскими партизанами.

Так, самое активное участие в подавлении Варшавского восстания приняли части бригады Каминского, 1-й Восточно-мусульманский полк СС, два батальона 111-го азербайджанского полка и ряд казачьих частей. Выполняя варварские приказы нацистского руководства об уничтожении гражданского населения и разрушении города, эти части отличались грабежами и зверствами, которые показались чрезмерными даже для командовавшего карательной операцией обергруппенфюрера СС Э. фон дем Бах-Зелевского. По приказу последнего Каминский был арестован и расстрелян, а бригада выведена из Варшавы.

После того, как восстание было подавлено, некоторые из принимавших участие в его подавлении восточных частей были отправлены на борьбу со словацкими партизанами.

С приближением окончания войны, когда речь уже шла не о политической или идеологической щепетильности, а о самой выживаемости Третьего рейха, Берлин вспомнил, наконец, и о Русской освободительной армии. В целях максимально полного использования людских резервов германское командование, наконец, решилось и на создание русского политического центра, который должен был олицетворять собой правительство в изгнании. Все восточные «добровольческие» части объединялись в единую армию с номинальным статусом армии союзной державы.

Однако даже в это драматическое для Третьего рейха время вопрос этот решался сложно. Многие из высшего военного руководства продолжали придерживаться положений, изложенных в лекции генерала Йодля еще 31 октября 1943 года:

«...Дилемма нехватки людей привела нас к идее более интенсивного использования людских резервов на оккупированных нами территориях... Вопрос о вербовке иностранных граждан для несения боевой службы следует, однако, изучить не только с максимальным вниманием и осторожностью, но и с известной долей скепсиса. Было такое время, когда на Восточном фронте был пущен в обращение лозунг: «Россию могут завоевать только русские». Во многих головах забродила хмельная идея крупной армии Власова. В это время мы создали более 160 русских батальонов. Наш опыт в этом отношении приносил неплохие плоды, но лишь до тех пор, пока мы сами вели успешные наступательные операции. Но все стал совершенно иначе, когда наше положение изменилось и мы были вынуждены отступать. Сегодня мы располагаем только 100 русскими батальонами, а на востоке нет ни одного».

Однако после встречи Власова с рейхсфюрером СС Г. Гиммлером 16 сентября 1944 года Власов получил согласие на объединение под своим командованием всех русских частей, формирование двух дивизий из 10 намеченных в перспективе и создание органа, олицетворяющего собой русское правительство в изгнании.

А 14 ноября в Праге в присутствии представителей германского правительства, иностранных дипломатов и корреспондентов состоялся учредительный съезд Комитета освобождения народов России (КОНР). Провозглашенный на съезде Манифест КОНР призвал к «объединению всех национальных сил» для достижения следующих целей:

«а) свержение сталинской тирании, освобождение народов России от большевистской системы и возвращение народам России прав, завоеванных ими в народной революции 1917 г;

б) прекращение войны и заключение почетного мира с Германией;

в) создание новой свободной народной государственности без большевиков и эксплуататоров».

Формирование 1-й русской дивизии (по немецкой номенклатуре — 600-я пехотная) началось в соответствии с приказом организационного отдела Генерального штаба ОКХ от 23 ноября 1944 года на учебном полигоне в Мюнзингене (Вюртемберг). Командиром дивизии был назначен полковник С. К. Буняченко. Для формирования дивизии из Польши в Мюнзинген прибыла бригада Каминского, численностью около 6 тыс. человек, бойцы белорусских полицейских батальонов из 30-й гренадерской дивизии войск СС, восточные батальоны, снятые в основном с Западного фронта.

17 января 1945 года организационный отдел Генштаба ОКХ отдал приказ о формировании 2-й русской дивизии (650-я пехотная) на учебном полигоне в Хойберге (Вюртемберг). Командиром нового соединения был назначен полковник Г. А. Зверев, бывший командир 350-й стрелковой дивизии. В отличие от 1-й дивизии, формирование 2-й проходило в еще более трудной обстановке всеобщего немецкого отступления.

В результате к моменту отправки на фронт она не имела достаточного количества тяжелого вооружения и автотранспорта. Что касается 3-й дивизии под командованием полковника М. М. Шаповалова (700-я пехотная), то ее формирование так и не сдвинулось с подготовительной стадии. Был сформирован лишь штаб дивизии.

Дело не ограничивалось созданием частей и соединений сухопутных войск РОА. 19 декабря 1944 года главнокомандующий военно-воздушными силами германского рейха рейхсмаршал Г. Геринг подписал приказ о создании ВВС РОА, которые 4 февраля вошли в непосредственное подчинение Власова. Основой этих сил послужил личный состав русской авиагруппы, сформированной в составе Люфтваффе в ноябре 1943 года и принимавшей участие в боевых действиях на Восточном фронте. К апрелю 1945 года удалось сформировать истребительную эскадрилью под командованием бывшего капитана Красной Армии и Героя Советского Союза С. Бычкова (16 самолетов «Мессершмидт» Me-109G-10) и эскадрилью ночных бомбардировщиков под командованием бывшего старшего лейтенанта Красной Армии и Героя Советского Союза Б. Антилевского (12 «Юнкерсов» Ju-88). В стадии формирования находилась еще одна эскадрилья бомбардировщиков, а также разведывательная, транспортная и учебная эскадрильи, зенитно-артиллерийский полк, батальон парашютистов-десантников.

Частями ВВС, насчитывавшими в общей сложности 5 тыс. человек летного и технического состава и несколько десятков машин разных типов, командовал полковник В. И. Мальцев.

2 марта 1945 года ОКВ срочным порядком издало приказ о замене германских эмблем на униформе личного состава подчиненных Власову русских формирований нарукавными знаками и кокардами РОА. Это означало, что вооруженные силы КОНР отделялись от вермахта и юридически приобретали статус армии союзного государства, подчиненной германскому командованию лишь в оперативном отношении.

12 февраля полковникам В. И. Боярскому, С. К. Буняченко, И. Н. Кононову, В. И. Мальцеву, М. А. Меандрову, М. М. Шаповалову и Г. А. Звереву были присвоены генеральские звания.

Общая численность власовских формирований в марте 1945 года составила около 50 тыс. человек. Отсутствие времени и средств для развертывания новых дивизий предполагалось компенсировать за счет включения в состав ВС КОНР других русских формирований. Планом развертывания РОА предполагалось создание трех корпусов: 1-й на основе формирования генерал-майора Б. А. Хольмстон-Смысловского, действовавшего на Восточном фронте как 1-я Русская национальная армия; 2-й — в составе дивизий Буняченко и Зверева; 3-й — на основе 3-й русской дивизии Шаповалова и действовавшего на Балканах белоэмигрантского Русского корпуса (около 5 тыс. человек).

В январе 1945 года командир Русского корпуса генерал-лейтенант Б. А. Штейфон встретился в Берлине с Власовым и согласился войти в состав РОА. Однако командующий Русской национальной армией генерал Б. А. Хольмстон-Смысловский и начальник управления казачьих войск генерал П. Н. Краснов по разным причинам воздержались от воссоединения с Власовым.

В то же время к Власову присоединилась группа генерал-лейтенанта A. B. Туркула — бывшего начальника Дроздовской дивизии в годы гражданской войны. По соглашению с немецким командованием Туркул начал формирование отдельных полков в Линце, Любляне и Филлахе. Штаб группы, переименованной в марте 1945 г. в бригаду (некоторыми авторами она даже именуется 4-й дивизией РОА), находился в Зальцбурге.

Наиболее боеспособной частью здесь был полк СС «Варяг» под командованием полковника М. А. Семенова, сформированный из отрядов вспомогательной полиции («хипо») на территории Югославии, укомплектованный в основном эмигрантами.

Переговоры Власова с генералом П. Шандруком о включении в состав вооруженных сил КОНР украинских формирований остались без результата из-за разногласий по национальному вопросу. 12 марта 1945 года в Веймаре при поддержке Розенберга был образован Украинский национальный комитет (УНК) под председательством Шандрука, объявивший о создании собственной Украинской Народной Армии.

В составе германских вооруженных сил к этому времени действовала лишь одна украинская дивизия — 14-я гренадерская дивизия войск СС, во второй половине марта переброшенная в Словению.

Сразу же после провозглашения декларации УНК в Нимеле под Берлином началось формирование 2-й украинской дивизии (сначала как противотанковой бригады) под командованием полковника П. Дьяченко. К 28 марта она имела 3 батальона общей численностью 1900 человек и в таком составе приняла присягу на верность украинскому народу и государству.

Далее была сформирована «бригада особого назначения» (парашютная) в составе 2 батальонов (400 чел.) под командованием полковника М. Бульбы-Боровца. Оба соединения были переброшены в Чехию и вошли в оперативное подчинение немецкой группы армий «Центр». Сюда же была направлена бригада «Вольного казачества» под командованием полковника Терещенко.

Что касается других национальных формирований, то они также, несмотря на обстановку на советско-германском фронте, стремились создать собственные вооруженные силы. Так, Кавказский и Туркестанский комитеты планировали формирование Кавказской освободительной армии и Национальной армии Туркестана на базе соответствующих частей в Италии, где к этому времени находилась 162-я тюркская пехотная дивизия в составе 303-го туркестанского и 314-го азербайджанского полков.

В ее состав также входили грузинский батальон и кавказское соединение войск СС.

Помимо частей и соединений, объединившихся под эгидой КОНР и отдельных национальных комитетов, целый ряд восточных формирований продолжал оставаться в составе вермахта. Наиболее крупным из них была 599-я пехотная бригада под командованием генерал-майора Хеннинга, сформированная из дислоцированных в Дании восточных батальонов в январе 1945 года.

Бригада насчитывала 13 тыс. человек и по своему составу соответствовала небольшой дивизии.

Что касается «добровольцев вспомогательной службы» («хиви»), то их численность по состоянию на февраль 1945 года составляла около 600 тыс. человек в сухопутных войсках, от 50 до 60 тыс. в Люфтваффе и 125 тыс. — в военно-морском флоте.

Из этих сил Власову подчинялось не более 10 процентов — собственно РОА, Русский охранный корпус, бригада Туркула и казачьи части. Несмотря на очевидное поражение Германии в войне, Власов не оставлял надежду каким-то образом изменить к лучшему судьбу своей армии. И в этом он, как и многие другие деятели Третьего рейха, до последнего дня обманывал самого себя.

Власов рассчитывал на то, что ввод в бой против советских войск независимой русской армии повлечет за собой начало внутреннего разложения Красной Армии, высшие офицеры которой, как говорил Власов, втайне симпатизируют «идеям освобождения», что позволит ему «закончить войну по телефону», переговорив со своими товарищами, которые борются на другой стороне».

Для проверки боеспособности частей ВС КОНР из офицеров и солдат личной охраны Власова и курсантов офицерской школы РОА (всего 50 человек) был сформирован отряд истребителей танков под командованием эмигранта полковника И. К. Сахарова. Вооруженная легким автоматическим оружием и фаустпатронами, эта группа была введена в бой 9 февраля 1945 года в районе Гюстебизе с целью выбить советские войска с плацдарма на западном берегу Одера. В ходе боя власовцам удалось овладеть несколькими опорными пунктами. В последующие дни отряд Сахарова предпринял две разведки боем в районе г. Шведт и в отражении танковой атаки.

Действия отряда были достаточно высоко оценены германским командованием. Все солдаты и офицеры отряда были награждены Железными Крестами и Знаками отличия для восточных народов, а сам Власов получил по этому случаю личное поздравление Гиммлера.

О действиях отряда Сахарова упомянул в своем дневнике министр пропаганды И. Геббельс, особо отметивший высокий боевой дух власовцев по сравнению с уставшими и измотанными в боях немецкими солдатами.

В эти же дни по приказу организационного отдела ОКХ с согласия Власова была сформирована ударная противотанковая бригада «Россия» в составе четырех отрядов общей численностью 1200 человек под командованием половника Галкина. Подчиненная штабу формирующейся противотанковой дивизии «Висла», бригада должна была служить подвижным резервом германского командования, а ее отряды последовательно вводились в бой на одерских плацдармах.

Наконец, 6 марта 1945 года на фронт в район действий 9-й армии генерала Буссе в полном составе выступила 1-я дивизия ВС КОНР. Во время марша дивизии к фронту к ней присоединилось несколько тысяч беглых восточных рабочих, из числа которых в каждом полку было сформировано по третьему батальону. Уже на фронте в ее состав были включены противотанковая бригада и 1604-й полк, в результате чего ее численность выросла до 20 тыс. человек.

13 апреля в 7.20 утра после мощной артиллерийской подготовки и бомбовых ударов авиации два полка 1-й дивизии атаковали позиции 119-го укрепленного района советской 33-й армии южнее Фюрстенберга. Атака третьего (1603-го) полка с юга после упорного боя, перешедшего в рукопашную схватку, была отбита уже к середине дня с большими потерями для наступающих.

Более успешными были действия второго (1602-го) полка, атаковавшего плацдарм с севера при поддержке 12 танков и нескольких самоходных орудий. Здесь власовцам удалось овладеть первой линией советских окопов и временно взять под контроль переправу на плацдарм.

Однако уже на следующий день занявшие траншеи подразделения были выбиты в результате советской контратаки и с потерями отброшены в исходное положение.

Убедившись в невозможности овладеть сильно укрепленным плацдармом имевшимися силами, и во избежание бессмысленных потерь, генерал-майор Буняченко прекратил атаки и отвел дивизию на тыловой рубеж.

Об отсутствии какого-либо значительного пропагандистского воздействия на красноармейцев, на что так рассчитывали Власов и его окружение, говорит тот факт, что советское командование даже не обнаружило присутствия на фронте власовской дивизии вплоть до того момента, пока последняя не была отведена в тыл.

Вместе с тем в течение трех недель, пока дивизия находилась на фронте и в прифронтовой полосе, ни один из ее солдат не перешел на советскую сторону.

Спустя два дня после отвода 1-й дивизии в тыл — 16 апреля 1945 года войска трех советских фронтов начали Берлинскую наступательную операцию, поставившую через три недели точку в истории Третьего рейха. В этой обстановке командование и личный состав Вооруженных сил КОНР и других «добровольческих соединений» уже не представляли для вермахта никакой ценности.

Руководство КОНР имело план действий на случай капитуляции Германии. Вера в противоестественность и непрочность коалиции западных демократий со сталинским режимом вселяла им надежду на ее неизбежный и скорый раскол. В этом случае многочисленные и хорошо вооруженные антисоветские формирования стали бы, по их мнению, незаменимым подспорьем для США и Великобритании в грядущей борьбе против Советского Союза.

Поэтому на последнем заседании КОНР, состоявшемся 26 марта 1945 года в Карлсбаде (Карловы Вары), было решено постепенно стягивать все русские и национальные формирования с Востока и Запада в район Инсбрук — Зальцбург (Австрийские Альпы). Здесь предполагалось соединиться с отступающими из Югославии казачьими частями, а также сербскими и хорватскими формированиями генералов Михайловича, Льетича и Недича и продолжать борьбу до изменения общей обстановки.

В соответствии с этим решением 10 апреля 1945 года в район Линц-Будвайс (Ческе Будеевице) походным порядком выступили все находившиеся на формировании в Мюнзингене и Хойберге воинские части и учреждения Вооруженных Сил КОНР — 2-я дивизия, учебно-запасная бригада, штаб ВС КОНР с офицерским резервом и офицерской школой РОА, строительный батальон и штаб 3-й дивизии — всего около 23 тысяч человек.

15 апреля с Одерского фронта на соединение с ними двинулась 1-я дивизия — вопреки всем приказам германского командования, требовавшего от Буняченко снова вести дивизию в бой. Наконец, 17–18 апреля из района Мариенбада на юг вступили строевые и технические части ВВС КОНР под командованием генерал-майора В. И. Мальцева. Вместе с ними уходила формировавшаяся в Ваергамере дивизия «Беларусь» во главе с подполковником Ф. Кушелем.

Одновременно Власов через своих эмиссаров и представителей нейтральных государств пытался установить контакты с западными союзниками.

Все эти попытки оказались тщетными. На предложение сдать без сопротивления американцам формирования ВС КОНР при условии, что их личный состав не будет выдан советским властям, представители американского командования, включая главнокомандующего войсками союзников в Европе Д. Эйзенхауэра, заявили, что не уполномочены вести переговоры относительно предоставления этим русским политического убежища, и требовали сдачи в плен на общих основаниях.

Правда, они обещали, что власовцы не будут выданы в Советский Союз до окончания войны, и это позволяло последним надеяться, что разрыв между союзниками произойдет раньше, чем дело дойдет до выдачи.

Уже 30 апреля 1945 года в районе г. Цвиссель по предварительному соглашению с американцами в их расположение перешли и сложили оружие части ВВС КОНР и дивизии «Беларусь».

Надежды власовцев на лучший исход были, однако, призрачными. И соединения ВС КОНР стали действовать на свой страх и риск. В результате 1-я дивизия повернула оружие против немцев и приняла участие в Пражском восстании.

Произошло это следующим образом. В первых числах мая 1945 года, когда в Праге началось вооруженное выступление против немцев, дивизия Буняченко, двигавшаяся с главными силами ВС КОНР, находилась в нескольких километрах юго-западнее чешской столицы.

4 мая в ее расположение прибыли представители штаба восстания, которые предложили командованию дивизии выступить на стороне повстанцев. Положение последних вскоре стало критическим, поскольку в борьбу с ними, кроме германского гарнизона Праги, оказались втянутыми все отступавшие через Прагу на запад войска, включая части двух дивизий СС.

Ранним утром 5 мая руководство пражского восстания обратилось с радиопризывом ко всем армиям союзников. Призыв пражан был также услышан и в русской дивизии. Это положило конец колебаниям командования дивизии.

Буняченко принял решение оказать помощь восставшим и тем самым реабилитировать власовцев в глазах союзников, чтобы просить затем у них политического убежища. Власов, находившийся в эти дни недалеко от Праги, в ответ на запрос о дальнейших действиях дивизии предпочел отмолчаться. Он все еще остерегался идти на открытый разрыв с немцами.

Вечером 5 мая части 1-й дивизии вступили в Прагу и атаковали продвигавшиеся с востока немецкие войска. Через два дня большая часть города оказалась в руках восставших и русской дивизии, которая достигла его восточных пригородов. Население с благодарностью приветствовало власовских солдат, однако Чешский Национальный Совет, принявший на себя роль временного правительства, поспешил отмежеваться от них.

К тому времени войска 3-й американской армии генерала Паттона находились в 40 км от Праги, а с севера к городу приближались части 1-го Украинского фронта под командованием маршала И. С. Конева. В 23 часа 7 мая Буняченко отдал приказ о прекращении боевых действий, а утром следующего дня дивизия оставила Прагу, потеряв за время боев 300 бойцов убитыми и ранеными.

В то время как 1-я дивизия вела бои в Праге, командование Южной группы РОА (2-я дивизия и другие части) достигло соглашения с американцами о сдаче им в плен всех вооруженных формирований КОНР. Однако они оказались застигнутыми врасплох наступающими частями Красной Армии. В результате часть 2-й дивизии вместе со штабом была пленена советскими войсками, в то время как остальные были интернированы американцами в районе г. Крумау (Австрия) 8–10 мая.

11 мая в районе Шлюссельбурга (Чехия) перед американцами сложила оружие и 1-я дивизия ВС КОНР. Однако высшее американское командование отказалось принять дивизию в плен на том основании, что она находилась на территории, которую должны были занять советские войска. В полдень 12 мая Буняченко отдал приказ о роспуске дивизии, надеясь, что в одиночку солдатам и офицерам будет легче перейти советско-американскую демаркационную линию.

В тот же день Власов и Буняченко предприняли отчаянную попытку вместе с колонной штабных машин прорваться в расположение американцев. Но было уже поздно.

Произошло это следующим образом. Власов и офицеры его штаба были взяты в плен 12 мая частями 25-го танкового корпуса 1-го Украинского фронта. В специальном донесении командир корпуса гвардии генерал-майор Фоминых и начальник штаба корпуса полковник Зубков описывали обстоятельства пленения наиболее известного и высокопоставленного изменника:

«1. 25-й танковый корпус, действуя из района Горжовице, что западнее Праги, на юг и юго-запад с задачей преследовать отходящего противника разгромленных войск СС и частей РОА Власова, к 12.00 11 мая передовым отрядом вышел на западную окраину Клатовы, главными силами в район Непомук. Выйдя, в указанные районы, корпус глубоко вклинился в расположение американских войск, тем самым создал затруднительную обстановку противнику, который имел намерение обойти наши части и сдаваться в плен американским войскам.

Дальнейшее продвижение корпуса было приостановлено ввиду того, что командование американских частей считало указанные районы своим рубежом.

После встречи с американскими частями я решил остановить корпус и на основных направлениях и узлах дорог выставить засады, пикеты, вести разведку с задачей в случае обнаружения частей СС и власовцев уничтожать и пленить (их).

2. Проведенной разведкой в районе Брженице и западнее, а также из опросов захваченных власовцев стало известно, что в данном районе находится 1-я дивизия Власова под командованием бывшего генерала Буняченко и штаб Власова во главе с ним.

Имея такие данные, я поставил перед командиром 162-й танковой бригады задачу во что бы то ни стало найти и пленить Власова. А в том случае, если он окажется в расположении американских частей, то украсть Власова.

Имея эту задачу, части производили поиски штаба дивизии и Власова.

3. 11 мая 1945 года 162-й танковой бригадой, которой командует полковник Мишенко, установлено, что в Брежи и окрестностях Брежи находится 1-я власовская дивизия и ее штаб.

В 16.00 12 мая полковник Мишенко поставил задачу командиру мотострелкового батальона 162-й танковой бригады капитану Якушову выехать в расположение 1-й дивизии РОА и взять в плен Власова с его штабом и командиром дивизии Буняченко.

Южнее 2 километра Брежи капитан Якушов встретил командира 2-го батальона 3-го полка 1-й дивизии РОА капитана Кучинского, который указал, что впереди следует колонна легковых автомашин со штабом дивизии, где находится и сам Власов.

Капитан Якушов на машине обогнал колонну и машиной загородил дорогу.

В первой остановленной машине был обнаружен командир дивизии Буняченко, которому тов. Якушов предложил следовать за ним, но Буняченко категорически отказался.

В это время власовец Кучинский сообщил капитану Якушову, что в этой же колонне находится Власов.

После первого осмотра тов. Якушов не обнаружил Власова, но один из шоферов колонны показал машину, в которой находился Власов.

Подойдя к машине Власова, тов. Якушов обнаружил прикрывшегося одеялом и заслонившегося сидевшими в машине переводчиком и женщиной Власова.

На приказание тов. Якушова Власову сойти с машины и следовать за ним в штаб 162-й танковой бригады Власов отказался, мотивируя свой отказ тем, что он едет в штаб американской армии и находится в расположении американских войск.

Только под угрозой расстрела тов. Якушов заставил сесть в машину Власова. В пути Власов делал попытку выпрыгнуть из машины, но был задержан.

4. Следуя в расположение штаба бригады, в пути тов. Якушов встретил командира бригады тов. Мишенко. Тов. Якушов передал Власова полковнику Мишенко.

Власов в разговоре с тов. Мишенко снова заявил, что должен ехать в штаб американской армии.

После краткого разговора тов. Мишенко в 18.00 12 мая доставил Власова ко мне.

5. После опроса и разговоров с Власовым я предложил ему написать приказ всем частям о сдаче оружия и переходе на нашу сторону.

Власов дал согласие и тут же собственноручно написал приказ.

Приказ Власова был отпечатан в 4-х экземплярах и снова подписан Власовым. О пленении Власова немедленно донес командующему 13-й армией и в штаб фронта.

В 22.00 12 мая Власов в сопровождении начальника штаба 25-го танкового корпуса полковника Зубкова и начальника контрразведки СМЕРШ подполковника Симонова был направлен в штаб 13-й армии, где был 13 мая отдан в отдел контрразведки СМЕРШ 13-й армии.

Через два дня 15 мая был взят командир 1-й дивизии Буняченко, начальник штаба дивизии Николаев, офицер особых поручений Ольховик, личный переводчик Власова Ресслер.

6. В результате пленения Власова 13 и 14 мая разоружена 1-я дивизия в количестве 9 тысяч человек.

Взято 5 танков, самоходных орудий — 5, бронетранспортеров — 2, бронемашин — 3, автомашин легковых — 38, автомашин грузовых — 64, лошадей — 1378».

Последний приказ Власова был кратким:

«Я нахожусь при командире 25-го танкового корпуса генерала Фоминых. Всем моим солдатам и офицерам, которые верят в меня, приказываю немедленно переходить на сторону Красной Армии.

Военнослужащим 1-й русской дивизии генерал-майора Буняченко, находящегося в расположении танковой бригады полковника Мишенко, немедленно перейти в его распоряжение.

Всем гарантируется жизнь и возвращение на Родину без репрессий.

Генерал-лейтенант Власов.

12.5.45.Г. 20.45».

Странная судьба, странное пленение, странный приказ. Удивительно, что при пленении ни Власов, ни кто-либо другой из его окружения не оказал сопротивления. Показательно также и то, что самого Власова выдали его же офицеры и солдаты. Наивен приказ с гарантиями жизни и возвращения на Родину без репрессий — кто уполномочил Власова давать какие-либо гарантии?

В течение 13–14 мая советскими войсками была пленена большая часть солдат и офицеров 1-й дивизии (около 11 тыс. человек) и захвачена вся ее материальная часть.

Казачьи части, в отличие от других инонациональных формирований, вошли в состав вермахта уже осенью 1941 года.

Подобное расположение к ним немецкого командования объяснялось легендарной, едва ли не ставшей мифической славой об их доблести и стойкости. С целью обоснования подобных беспрецедентных морально-боевых качеств в недрах немецкой пропагандистской машины была даже разработана отдельная идеологическая концепция, согласно которой казаки являлись потомками остготов, владевших Причерноморским краем во II — V вв. н.э. Следовательно, казаков можно было относить не к славянам, а народу германского корня, «сохраняющим прочные кровные связи со своей германской прародиной».

В апреле 1942 года Гитлер лично разрешил использовать казаков как в борьбе с партизанами, так и в боевых действиях на фронте в качестве «равноправных союзников». Казаки в целом оправдали доверие и сыграли важную роль в антипартизанских операциях в тылу немецких соединений. Они были также включены в состав немецких охранных дивизий. В немецких танковых соединениях они в основном занимались ведением войсковой разведки. Казачья часть была создана даже в составе итальянской кавалерийской группы «Савойя».

Убедившись в относительной преданности казаков, немецкое командование дало разрешение весной 1942 года на формирование и более крупных казачьих формирований, предназначенных для непосредственного участия в боях с Красной Армией.

В мае 1942 года в составе 17-й армии вермахта был сформирован казачий конный полк «Платов». Командиром полка был назначен майор вермахта Э. Томсен. Значительная часть командных должностей в полку была занята бывшими советскими командирами. Чуть позже был сформирован 1-й Атаманский полк и особая полусотня, в которую отбирались казаки, сражавшиеся в годы гражданской войны в отрядах генералов Шкуро, Маркова и других прославленных белогвардейских соединениях.

Зачислялись также репрессированные советской властью и имевшие по приговорам не менее 10 лет. К весне 1943 года было сформировано уже около 15 казачьих полков. Численность каждого полка достигала 1 тыс. человек.

После занятия немецкими войсками Новочеркасска здесь был образован Штаб Войска Донского, который занялся формированием казачьих полков, отрядов и сотен из населения оккупированных немцами областей Дона, Кубани и Терека.

В 1943 году на стороне вермахта сражалось свыше 20 казачьих полков. Однако именно в это время в связи с потерей германской армией стратегической инициативы усилилось и разложение казачьих частей, выражавшееся во все более участившихся случаях перехода казаков на сторону Красной Армии.

Для того чтобы сохранить личный состав восточных формирований и одновременно обезопасить свой тыл от ненадежных частей, немецкое командование в конце 1943 года вывело большинство их них в Западную Европу, Италию и на Балканы.

Одновременно на базе казачьих частей было создано крупнейшее в восточных войсках соединение — 1-я казачья кавалерийская дивизия, которую возглавил генерал-майор X. фон Паннвиц, хорошо владевший русским языком. Дивизия состояла из 1-й и 2-й казачьих бригад и вспомогательных подразделений. К ноябрю 1943 года ее численность составила около 19 тыс. человек. После завершения боевой подготовки дивизия приняла активное участие в борьбе с югославскими партизанами, возглавляемыми И. Броз Тито.

Весной 1945 года казакам фон Паннвица пришлось принять участие в последней наступательной операции вермахта в ходе Второй мировой войны, развернувшейся на равнинах Венгрии в районе озера Балатон.

Против немцев на этом участке фронта действовали войска 1-й болгарской армии, чьи батареи не давали покоя окопавшимся на плацдарме частям. В ночь на 23 марта 4-й Кубанский полк атаковал болгарские артиллерийские позиции. По мнению историка 1-й казачьей дивизии, это была первая и последняя в истории войн ночная кавалерийская атака. Казакам удалось захватить около 450 пленных.

В отдельных случаях, а чаще всего от безвыходности, немецкое командование рисковало отправлять некоторые казачьи подразделения и на Восточный фронт. Так, в начале 1944 года здесь было отмечено появление нескольких не совсем обычных казачьих формирований, названных «волчьими сотнями».

В приказе по поводу их формирования было сказано следующее: «Название Волчьей сотни — особых отрядов генерала А. Г. Шкуро в годы гражданской войны было грозою и смертью для большевиков. Пусть оно и в наши дни с ними страшит их и приносит им разгром и смерть».

Однако особой боевой роли «волчьи сотни», естественно, сыграть не могли.

Пожалуй, наибольшая и при этом сомнительная слава из всех казачьих соединений досталась казакам, объединенным в так называемый Казачий Стан под командованием походного атамана полковника С. В. Павлова. Он насчитывал до 11 казачьих пеших полков свыше 1 тыс. штыков каждый. В июле 1944 года Казачий Стан был перемещен с Восточного фронта на территорию Польши. После гибели Павлова его возглавил Т. И. Доманов. Здесь казаки наряду с другими подразделениями восточных войск (русскими, туркестанскими, азербайджанскими) приняли активное участие в подавлении восстания в Варшаве, вспыхнувшем 2 августа 1944 года.

Прежде всего, это относилось к сформированному еще в 1943 году в Варшаве казачьему полицейскому батальону (более 1000 чел.) и конвойно-охранной сотне (250 чел.), а также казачьему батальону 570-го охранного полка.

Сюда же был брошен 5-й Кубанский полк Казачьего Стана под командованием полковника Бондаренко.

Одному из казачьих подразделений во главе с хорунжим И. Аникиным был даже поручен захват штаба руководителя польского повстанческого движения генерала Т. Бур-Коморовского.

Казаки сыграли не последнюю роль в кровавом подавлении Варшавского восстания, захватив около 5 тыс. повстанцев. Германское командование наградило многих из участвовавших в этих боях казаков и офицеров орденом Железного Креста.

Затем Казачий Стан был эвакуирован в Северную Италию. Там оказалось свыше 15 тыс. казаков с семьями. Казачий Стан был введен в подчинение командующего войсками СС и полиции прибрежной зоны Адриатического моря генерала СС и обергруппенфюрера О. Глобочника.

30 апреля 1945 года ввиду приближения английских войск и активизации действий партизан было принято решение об эвакуации Казачьего Стана из Северной Италии. Отход начался в ночь со 2 на 3 мая, а к вечеру 7 мая, преодолев высокогорный альпийский перевал Плоукен-Пасс, последние казачьи отряды пересекли итало-австрийскую границу и расположились в долине реки Драва между городами Лиенц и Обердраубург.

9 мая Т. И. Доманов капитулировал перед командиром 36-й английской пехотной бригады генералом Дж. Массоном.

О судьбе других казачьих частей имеются лишь отрывочные сведения. Казачий учебно-запасной полк под командованием подполковника Штабекова оставался на учебном полигоне Милау до весны 1944 года.

С ухудшением положения на Восточном фронте полк вместе со «Школой юных казаков» был эвакуирован во французский город Лангр, где стал резервом для пополнения 1-й казачьей дивизии, а также казачьих батальонов, привлеченных к охране «Атлантического вала».

Одновременно казаки учебно-запасного полка привлекались к участию в операциях против французских партизан, действовавших в районе Дижона и Лангра.

360-й казачий полк майора фон Рентельна был отправлен во Францию еще летом 1943 года. Здесь в числе других восточных частей он был задействован на охране немецкого «Атлантического вала» в районе г. Руайон севернее устья реки Жиронда.

В августе 1944 года во время отступления немецких войск из Франции полк фон Рентельна прошел с боями несколько сот километров и прорвался к новой лини немецкой обороны — «Западному валу», где соединился с учебно-запасным полком 1-й казачьей дивизии. Здесь в долине Рейна (Шварцвальд) казаки в течение нескольких недель сражались с американскими моторизованными частями.

К концу лета 1944 года, когда Красная Армия вплотную приблизилась к границам германского рейха, рейхсфюрер СС Г. Гиммлер, назначенный ввиду исключительности момента главнокомандующим армии резерва, добился передачи в распоряжение СС всех инонациональных частей и соединений сухопутных войск.

Он принял решение преобразовать 1-ю казачью дивизию в казачий корпус. В свою очередь вожди казачества генералы Краснов и Шкуро обратились к казачеству с призывом к общей мобилизации и объединении всех сил для борьбы с приближающимся большевизмом.

Приказом от 25 февраля 1945 года 1-я казачья кавалерийская дивизия была преобразована в 15-й кавалерийский корпус войск СС, однако практически без изменения их состава и организационной структуры. Общая численность корпуса достигала 25 тыс. чел.

Кроме того, на завершающем этапе войны вместе с 15-м казачьим корпусом действовали такие восточные формирования, как калмыцкий полк (до 5 тыс. чел.), кавказский конный дивизион, украинский батальон СС и группа танкистов Русской освободительной армии. Это позволило увеличить численность корпуса до 35 тыс. человек.

15-му казачьему корпусу вплоть до последних дней войны приходилось вести тяжелую борьбу на два фронта, отражая удары болгарских войск и частей Народно-Освободительной армии Югославии.

Лишь в первых числах мая, преодолевая горные перевалы и сбивая встававшие на их пути партизанские заслоны, казаки фон Паннвица прорвались в Австрию, где 11–12 мая сложили оружие перед англичанами.

В отдельных случаях дело доходило до курьезов. Так, 6-й Терский полк, пути отхода которого были отрезаны болгарской дивизией, сдался в плен английским солдатам из находившегося неподалеку лагеря военнопленных.

Для тех же, кто оказался в советской зоне оккупации, судьба оставляла ограниченный выбор: бороться или умереть. Так, трагически сложилась судьба Походного атамана Терского казачьего войска полковника Н. Л. Кулакова, лишившегося в 1920 году в одном из боев против красноармейских частей обеих ног.

Незадолго до конца войны он находился в кратковременном отпуске в доме отдыха 15-го казачьего кавалерийского корпуса в районе австрийского города Инсбрука в Восточном Тироле, после капитуляции оказавшегося в зоне советских войск. Полковник отстреливался до последнего патрона и был убит.

Но, как показали дальнейшие события, чаша побежденных оказалась почти одинаково горькой для всех казаков, служивших Германии.

Весьма сомнительную роль в дальнейшей трагической судьбе казаков сыграли англичане. Казаки воевали на фронтах Первой мировой войны 1914–1918 годов совместно с армиями Великобритании, в гражданскую войну англичане оказывали поддержку белым армиям, в состав которых входили казаки. Более того, в ноябре 1919 года король Великобритании Георг V наградил генерал-лейтенанта А. Г. Шкуро высшим военным орденом Бани за выдающиеся заслуги в борьбе с большевизмом.

Однако 11 февраля 1945 года в Ялте У. Черчилль без особых колебаний подписал соглашение «О репатриации советских граждан», что лишало возможности политического убежища всех без исключения подданных СССР, которые покинули родные края вместе с отступавшими на запад немецкими частями.

В английской оккупационной зоне оказались два самых крупных казачьих формирования: 15-й Казачий кавалерийский корпус Походного атамана генерал-лейтенанта X. фон Паннвица и Казачий Стан Походного атамана генерал-майора Т. И. Доманова.

Если 15-й казачий корпус был чисто воинским соединением численностью до 45 тыс. человек, то Казачий Стан состоял как из казачьих полков, которые составляли 1-й Казачий корпус Походного атамана, так и из станиц беженцев.

По мнению очевидца, эти формирования «не представляли войска в смысле требования нашего времени. Это был табор в разных формах одежды, частью в гражданской; на повозках везлась рухлядь, тут же были свиньи и овцы».

При этом тысячи казаков были разбросаны по территории Австрии и Германии, где они работали в различных немецких учреждениях, на фабриках, в строительной организации «Тодт» и т.п.

Всего же в 1945 году, ко времени окончания войны, в Германии и Австрии, а также частично во Франции, Италии, Чехословакии и других странах Западной Европы, по данным Главного управления Казачьих войск, находилось до 110 тыс. казаков.

К 16 мая 1945 года в долине Дравы между Лиенцем и Обердраубургом собрались свыше 22 тыс. казаков Доманова. Рядом с ними разбили лагерь около 5 тыс. кавказцев, входивших в состав Кавказского соединения войск СС.

Восточнее — в г. Шпиталь находилась группа в несколько сот казаков под командованием генерала Шкуро. Последние, идя на соединение с Казачьим Станом, 15 мая столкнулись у г. Юденбурга с советским войсками и лишь после тяжелого боя, с большими потерями смогли прорваться в расположение англичан.

Еще дальше — в районе Фельдкирхен — Альтхофен английские солдаты охраняли 15-й казачий кавалерийский корпус генерала фон Паннвица — около 19 тыс. солдат и офицеров, включая свыше 1 тыс. немцев.

Большинство казаков охватывали тревожные предчувствия, но мало кто из них догадывался о том, что судьба их уже была предрешена.

Вся процедура выдачи казаков английским командованием в СССР получила название «Лиенцевской трагедии». Именно в этом городе размещалась английская военная комендатура.

Вблизи города находился лагерь Пеггец, в котором 1 июня 1945 года и разыгрались драматические события, связанные с насильственной выдачей казаков и их семейств.

28 мая 1945 года под предлогом встречи с английским главнокомандующим фельдмаршалом Александером от массы рядовых казаков были отделены офицеры. Все они под усиленным конвоем были отправлены в г. Юденбург и переданы советским властям. В числе выданных было около 1430 старых эмигрантов, в том числе генералы П. Н. Краснов, А. Г. Шкуро, Султан Келеч-Гирей (руководитель кавказцев) и др.

Генералов и офицеров отвезли в г. Шпиталь и заточили в строго охраняемом лагере. Происходящие события можно восстановить по выдаче инспектора Резерва казачьих войск генерал-лейтенанта А. Г. Шкуро.

Биография А. Г. Шкуро изобиловала резкими поворотами. Он родился в 1887 году в станице Пашковской Кубанской области. В 1907 году окончил Николаевское кавалерийское училище. В годы Первой мировой войны «Кубанский конный отряд особого назначения войскового старшины Шкуро» совершал набеги на тылы германских войск на Румынском фронте. После Февральской революции полк Шкуро ушел на Северный Кавказ, а оттуда в Персию, в состав Отдельного Кавказского кавалерийского корпуса генерала Н. Р. Баратова, где принимал участие в боях с турками. В феврале 1918 года полковник Шкуро вернулся на Северный Кавказ и в мае 1918 года возглавил казачий мятеж против советской власти в районе Кисловодска, но вынужден был бежать на Кубань, где сформировал 10-тысячный отряд. В июле 1918 года захватил Ставрополь, затем соединился с Добровольческой армией, в которой командовал 2-й Кубанской казачьей дивизией. С мая 1919 года он командует уже 3-м конным корпусом. 13 декабря 1918 года был произведен в генерал-майоры, а в мае 1919 года — в генерал-лейтенанты. 22 июня назначен командующим Западным фронтом Вооруженных сил на Юге России. В марте 1920 года вступает в должность командующего Группой войск Сочинского направления (затем Кавказского побережья) и вместе с ней эвакуируется в Крым. Не получив никакой должности в Русской армии генерала Врангеля, в конце 1920 года Шкуро эмигрировал во Францию, а затем в Югославию.

Вечером 26 мая, по свидетельству переводчицы лагеря Пеггец О. Ротовой, «Шкуро был приглашен на ужин к Походному атаману генералу Доманову. Генерал Соломахин, будучи начальником штаба Походного атамана, никогда на такие ужины не приглашался, хотя комната его была напротив домановской.

В 3 часа утра 27 мая к нему в комнату буквально ввалился Шкуро, рухнул на кровать и заплакал.

— Предал меня... Доманов, — восклицал он. — Пригласил, напоил и предал. Сейчас придут англичане, арестуют меня и передадут советам. Меня, Шкуро, передадут советам...

Он бил себя в грудь, и слезы градом катились из его глаз. В 6 часов утра он был увезен двумя английскими офицерами».

По боевым заслугам со Шкуро мог сравниться разве что начальник Главного управления казачьих войск генерал-лейтенант Краснов.

П. Н. Краснов родился в 1869 году в Петербурге в дворянской семье. В годы русско-японской войны служил военным корреспондентом. Затем он служил в лейб-гвардии Атаманском полку, командовал 1-м Сибирским Казачьим полком, бригадами в 1-й Донской и Туземной дивизиях. В 1917 году принял 3-й Конный корпус, с которым в конце октября 1917 года выступил против советской власти. В боях под Пулковом попал в плен. После освобождения из плена под соглашение, что не будет принимать участие в борьбе против советской власти, пробрался на Дон, где в мае 1918 года был избран атаманом Войска Донского. Сформировал казачью армию. Но в феврале 1919 года из-за противоречий с командованием Добровольческой армии подал в отставку и покинул вооруженные силы Юга России. В 1919–1920 годах принимал участие в боевых действиях на Северо-Западном фронте у генерала Юденича, впоследствии эмигрировал в Германию.

На допросе в Юденбурге генерал от кавалерии П. Н. Краснов якобы заявил советскому генералу: «Будущее России — велико! В этом я не сомневаюсь. Русский народ крепок и упорен. Он выковывается как сталь. Он выдержал не одну трагедию, не одно иго. Будущее за народом, а не за правительством. Режим приходит и уходит, уйдет и советская власть. Нероны рождались и исчезали. Не СССР, а Россия займет долженствующее ей почетное место в мире». Но вполне возможно, что эти слова ему просто приписаны.

1 июня 1945 года началась основная депортация казаков из долины Дравы, в которой приняли участие силы трех английских дивизий. Несколько десятков казаков были убиты при попытке к бегству.

Немало казаков, обо всем, наконец, догадавшись, покончили с собой. Вот как описывает происходящие события один из очевидцев терский казак М. П. Негоднов:

«...Раздались выстрелы и появились бесы в английской форме... Эти бесы клещами врезались в группу людей и палками, прикладами и штыками гнали их к грузовикам и там, как мешки с картофелем, грузили живых, больных, убитых, женщин, детей и священников. Кто оказывал сопротивление, зверски били палками, прикладами, или просто закалывали штыками...»

Вместе с тем некоторые британские солдаты заранее предупредили казаков о готовящейся выдаче и даже помогли им скрыться.

Всего за пять недель, начиная с 28 мая, советским властям было передано 35 тыс. казаков.

Некоторые из них были уничтожены в г. Юденбурге, через который проходила англо-советская демаркационная линия. Здесь на территории советской зоны находился огромный сталелитейный завод, пустые здания которого были использованы для содержания казаков под стражей.

Бесхозное казачье имущество стало легкой добычей для англичан. Так, по свидетельству генерала И. А. Полякова, 26 мая 1945 года к «Казачьему банку» подъехал «английский грузовик с четырьмя солдатам и одним сержантом, которые, ссылаясь на распоряжение своего начальства, взяли... ключи от кассы, заперли ее, а затем погрузили на грузовик, куда-то увезли». По словам директора банка «в кассе находилось около 6 миллионов немецких марок и столько миллионов итальянских лир», что их сумма превышала 200 000 долларов.

«Исчез» и бесценный табун племенных лошадей примерно в 5 тыс. голов. Еще за 4 дня до выдачи в ответ на жалобу Доманова о том, что англичане берут без спроса лошадей, некий британский генерал-лейтенант якобы заявил:

«Здесь нет казачьих лошадей. Они принадлежат английскому королю».

Некоторым казакам лошади в буквальном смысле спасли жизнь. Так, в Клагенфурте, где был расквартирован 4-й гусарский королевский полк, находилось около сорока казачьих лошадей.

В ряде случаев для ухода за лошадьми оставляли казаков, благодаря чему они не попали под выдачу.

В целом личный состав формирований РОА, казачьих частей и национальных легионов, плененных войсками США и Великобритании, содержался в специально созданных лагерях в американской, английской и французской оккупационных зонах.

К середине 1946 года почти все участники антисоветских формирований, содержавшихся в лагерях союзных держав, были организованно переданы советским властям согласно Ялтинским соглашениям от 11 февраля 1945 года.

Точку в истории антисоветских формирований периода второй мировой войны поставили закрытые судебные процессы над их руководителями — в июле 1946 года. Перед судом предстали: A. A. Власов, В. Ф. Малышкин, Г. Н. Жиленков, Ф. И. Трухин, С. К. Буняченко, Г. А. Зверев, В. И. Мальцев, М. А. Меандров, Д. Е. Закутный, И. А. Благовещенский, В. Д. Корбуков и Н. С. Шатов. В январе 1947 года состоялись процессы над П. Н. Красновым, А. Г. Шкуро, Т. И. Домановым, С. Н. Красновым, Султан Келеч-Гиреем и X. фон Паннвицем. Все они обвинялись в том, что «по заданию германской разведки, они в период Отечественной войны вели посредством сформированных ими белогвардейских отрядов вооруженную борьбу против Советского Союза и проводили активную шпионско-диверсионную деятельность против СССР». Судебное заседание завершилось вынесением смертных приговоров и казнью всех подсудимых. 17 января 1947 года газета «Правда» сообщила об их казни.

Спустя более 50 лет после репатриации истинный смысл трагедии поняли и некоторые политики. Так, шведский король Карл XVI Густав в июне 1994 года на приеме, устроенном в честь оставшихся в живых ветеранов Второй мировой войны из прибалтийских стран, принес извинения за депортацию в СССР солдат, призванных в германскую армию и затем искавших политического убежища в Швеции.

Король назвал депортацию одной из самых мрачных страниц шведской истории.

Среди национальных формирований германской армии заметное место заняли так называемые Кавказские легионы. Истоки их формирования лежат, как и в других случаях, в гражданской войне в России, в фактически не разрешенном национальном вопросе в СССР. Не случайно политические эмигранты всех мастей сыграли значительную роль в формировании национальных частей.

При этом эмигрантские силы смогли на какое-то время реанимировать старые лозунги о независимости закавказских республик, поднимавшиеся националистами Азербайджана, Армении и Грузии в 1917–1920 годах. В Азербайджане наиболее разработанная националистическая программа принадлежала партии «Мусават», лидерами которой в те годы были М. Э. Расуладзе, Н. Уссубеков, X. Хасмамедов. В Армении эти интересы представляли партия дашнаков, в Грузии — грузинские меньшевики.

Созданный ими 15 ноября 1917 года Закавказский комиссариат во главе с Е. Гегечкори одной из своих главных задач считал формирование национальных воинских частей — грузинских, мусульманских и армянских. Активное участие в этом процессе играли турецкие офицеры-специалисты. Особую роль в боевых действиях этих национальных частей сыграла азербайджанская «Дикая дивизия» под командованием М. Ш. Асадуллаева.

После поражения от Красной Армии многие политические деятели этих партий и боевики национальных частей оказались в эмиграции. Немалая часть из них, осев в Германии, связывала последние надежды на возвращение на родину с германским фашизмом.

После начала войны с Советским Союзом гитлеровское руководство, не давая согласия на образование национальных правительств, к чему стремились закавказские националисты-эмигранты, тем не менее одобрило программу формирования национальных подразделений и частей из числа эмигрантов и военнопленных. Ускорил принятие этого решения провал политики «блицкрига» на Востоке и перспектива длительной войны с Советским Союзом.

Командование вермахта приступило к активной работе по формированию батальонов из различных национальностей Советского Союза с лета 1941 года. Происходило это следующим образом. Из лагерей советских военнопленных «подходящий» человеческий материал направлялся на сборные пункты, чаще всего в с. Веньяминов (близ Варшавы), откуда затем они рассылались в различные формировочные пункты.

В 30 км восточнее Варшавы в местечке Весело, начиная с лета 1942 года, начал действовать специально созданный штаб по формированию батальонов из кавказских национальностей. Позже, в октябре 1943 года здесь же начал действовать штаб по формированию батальонов из прибалтийских национальностей. Штаб возглавляли представители немецкого командования.

В частности, из грузин была предпринята попытка сформировать отдельный полк под названием «Георгиен легион» («Грузинский легион»). 14 мая 1942 года в лагерь по формированию, расположенный в местечке Кручина на территории Польши, прибыл из Берлина эмигрант Тогонидзе, одетый в немецкую военную форму. Вместе с ним было еще несколько кавказцев. На наскоро собранном митинге Тогонидзе заявил следующее: «Кавказ будет занят немецкими войсками до осени. Наша задача организовать грузинские военные части, чтобы вместе с немцами вступить в Грузию. Мы пойдем туда с нашим национальным знаменем».

Сформировать полк на базе Грузинского легиона, однако, не удалось. Легион принял форму усиленного батальона, в составе 4 рот.

В ходе обучения легионеров немцы стремились поддерживать строгий, если не жестокий, порядок. Провинившихся при полной выкладке и в противогазе заставляли выполнять команды «Бегом», «Ложись», «Встать». Нередко их заставляли влезать на дерево и на ветке стоять по стойке «смирно». Многие, не выдержав, падали вниз. Активно применялся и метод круговой поруки, когда за проступок одного солдата несла ответственность вся рота. Так было в каждой национальной части.

Тех же, кто хорошо справлялся со своими обязанностями, стремились поощрять. В мае 1942 года для легионеров-отличников была организована даже специальная поездка в Берлин. От каждого национального батальона выделялось по 4 человека. Вот как описывает эту поездку перебежавший позже на сторону советских войск солдат Грузинского легиона А. Какавадзе:

«10 мая я с тремя товарищами из грузинского батальона был отправлен в Варшаву, откуда в специальном вагоне мы выехали в Берлин. 11 мая в 4 утра мы прибыли в Берлин. До 8 часов утра нас из вагона не выпускали, заставляя привести себя в порядок. К 8 часам утра на перроне вокзала был выстроен почетный караул — до одного батальона с духовым оркестром. Ровно в 8 оркестр заиграл марш. В этот момент нас выпустили из вагона, и мы направились по перрону мимо почетного караула. Навстречу нам шли Геринг и эмигрант Робакидзе. Оба они нас приветствовали и выступили с краткими речами. Робакидзе в своем выступлении сказал о том, что немецкое командование приняло нас в состав германских вооруженных сил, что является для нас большой честью, и нужно помочь немецкой армии освободить Грузию от большевиков. Робакидзе говорил на грузинском языке. Геринг в своем выступлении говорил то же, что и Робакидзе, только добавил, что нужно прогнать из Грузии, кроме большевиков, также и жидов... В Берлине мы пробыли до 10 июня. За это время нас водили в кино, театры, музеи, показывали достопримечательности города. Кроме того, возили на завод Круппа в Берлине и на ряд других заводов.

23 мая в 10 часов нас всех собрали в клубе при гостинице. Сюда приехал Гитлер в сопровождении Геринга и 12 генералов. Гитлер выступил с 15-минутой речью, в которой призывал нас помочь немецкой армии в «освобождении» Кавказа от большевиков. Выступление Гитлера было дословно переведено на русский язык, перепечатано и роздано каждому из нас. 10 июня мы выехали из Берлина».

Однако в целом отношения между грузинами и немцами складывались явно несоюзнические. К примеру, в столовую для немецких солдат грузин не пускали.

В октябре 1942 года легион был отправлен на боевые позиции в районы Алтуд, Майская, Котляревская. После того как в декабре 1942 года батальон был переброшен в район Ново-Полтавское (хутор Баксанский), командир 3-й роты Грузинского легиона послал 3 легионеров с обращением к командиру советской 383-й стрелковой дивизии, в котором говорилось о намерении легионеров перейти на сторону Красной Армии. Через несколько дней около 80 солдат и офицеров из двух рот легиона перешло на сторону советских войск. Немцы усилили контроль за действиями легиона и в конце концов в результате предательства узнали об еще одном готовящемся переходе легионеров. Утром 10 октября немецкое командование подтянуло к позициям легиона два батальона немецкой пехоты и артиллерию. В ходе боя грузины были обезоружены и отправлены в лагерь для военнопленных в Крупно-Ульяновское, где немецкий полевой суд приговорил организаторов перехода к расстрелу.

Тем не менее немцы все же эпизодически использовали грузинских военнопленных, особенно в ходе боевых действий на Кавказском хребте. Так, 80 грузин, прошедших специальную подготовку в Германии, были включены в состав отдельной альпийской роты немцев.

На территории Польши был сформирован и так называемый «Кавказский батальон легионеров», который набирался, часто в принудительном порядке, из числа военнопленных — чеченцев, аварцев, ингушей, кабардинцев, черкесов, осетин и представителей других кавказских народностей.

Кавказский батальон в составе 5 рот летом 1942 года был направлен на позиции в районе г. Моздок. В сентябре 1942 года батальон занял оборону в районе реки Терек, около ст. Ищерская. В январе 1943 года 925-й кавказский батальон оказался в районе Звенигородка в полосе действия советской 5-й танковой армии.

В свою очередь из азербайджанцев был сформирован так называемый Коктебельский добровольческий батальон, летом 1942 года направленный в окрестности г. Феодосия. Здесь добровольческие подразделения общей численностью до 6 тыс. человек охраняли Феодосийскую береговую зону.

В мае 1942 года в г. Радоме (Польша) был сформирован 1-й батальон Армянского легиона. В целом Армянский легион должен был состоять из трех батальонов.

В конце августа 1942 года первый сформированный Армянский батальон прибыл на Восточный фронт в район Майкопа.

В июне 1943 года один из батальонов, сформированный из чувашей и марийцев, был отправлен для несения охранной и вспомогательной службы во Францию.

Туркестанский легион в составе 7 батальонов начал формироваться в июле — августе 1942 года в другом крупном. центре подготовки национальных подразделений, размещенном в лагерях городов Ромны, Прилуки и села Ладна (18 км от Прилук).

Затем будущие легионеры были переведены в учебные центры, размещенные на территории Польши. Всего было сформировано три Туркестанских батальона. Специально для легионеров выпускался журнал «Милли Туркестан» («Национальный Туркестан»). Журнал издавался на нескольких языках: казахском, узбекском, татарском и др. Легионерам было разрешено также носить нарукавный знак «Аллах с нами». Ежедневно совершался и намаз, посещение которого, правда, носило необязательный характер. Прикрепленные к ротам муллы нередко совмещали религиозные функции с командирскими.

В июле 1942 года новоиспеченные легионеры принимали присягу. Вот как это происходило по показаниям перебежчиков:

«Всех нас выстроили в лагере четырехугольником. В каждом углу поставили радиорупоры, перед микрофоном в середине стояли мулла, а рядом, по обе его стороны — немецкие офицеры и духовой оркестр. Для фона стояли станковые пулеметы и винтовки в козлах. Мулла произнес речь, в которой сказал: «Нас угнетали русский народ и большевики. Нам не давали право отдельно жить и организовали коллективизацию, не дали возможности молиться и учиться по-старому. Поэтому мы должны бороться против коммунизма, уничтожить его, взять свою землю в свои руки. Совместно с немецкими солдатами мы должны воевать против Красной Армии. После победы мы будем управлять сами. Главу государства мы сами изберем и будем жить, как брат и союзник Германии, которая даст нам возможность построить фабрики, заводы и у которой мы возьмем культуру. Поэтому мы должны сегодня принять присягу о том, что будем верными Адольфу Гитлеру с целью создания нашего отдельного государства и что будем воевать, не щадя жизни и не отступая». После этого мулла заставил всех нас приложить правую руку к сердцу и сказать: «Перед богом принимаю присягу не отступать».

То, что произошло с Туркестанскими батальонами в дальнейшем, видно на примере одного из них, 3-го. 20 августа 1942 года 3-й Туркестанский батальон был отправлен на фронт по маршруту: Люблин, Львов, Днепропетровск, Таганрог, Ростов, Усть-Лабинская, Белореченская. Здесь, на оборонительном участке, который перед этим занимал немецкий штрафной батальон, 3-й Туркестанский батальон был поставлен в качестве второго эшелона. Рядом с батальоном находился немецкий саперный батальон. Его отдельные взводы были размещены так, чтобы чередоваться со взводами 3-го батальона. Кроме того, для усиления контроля над легионерами в каждый взвод Туркестанского батальона было влито по 5–6 немецких военнослужащих. В последующем батальон был фактически расформирован. Отдельные его роты были направлены на разные участки фронта.

Однако и это не помогло поддерживать высокий моральный дух среди легионеров. Осенью 1942 года на сторону 279-й дивизии, оборонявшейся на участке по Северному Донцу, организованно перешло 65 человек из 6-го Туркестанского батальона. Практически то же произошло и с другими батальонами легиона.

Особое место среди национальных легионов занимали прибалтийские формирования. В прибалтийских республиках, в бытность их буржуазными, для борьбы с революционным движением, помимо армии, активно привлекались различные военизированные организации. В Эстонии — кайтселийт (Союз защиты), в Латвии — айзсарги (защитники), в Литве — шаулисы (стрелки). Военизированные организации объединяли не только мужчин, создавались аналогичные женские и молодежные организации. Члены военизированных организаций носили специальную форму и обучались военному делу.

Достаточно широкую социальную базу для будущих прибалтийских формирований представляли и бывшие полицейские структуры в этих государствах. Здесь часто и на длительное время вводилось военное положение, и полицейские были приучены по существу к полувоенному режиму службы.

Имели свои вооруженные формирования и различные общественные организации. В Латвии, к примеру, в этом отношении особенно выделялся «Союз ветеранов» («вапсы»), объединявший бывших фронтовиков первой мировой войны и участников гражданской войны 1918–1921 годов. В силу особых исторических связей между прибалтийскими государствами и Германией эти организации находились под сильным германским влиянием.

Особенно эти связи усилились в конце 30-х годов. В Литве, к примеру, число членов прогитлеровского по своей сущности «Культурфербанда» выросло до 10 тыс. человек.

Значительно активизировалась и прогерманская националистическая группировка так называемых вольдемаровцев (прозвище получили по имени своего руководителя А. Вольдемараса), которые получали определенную материальную поддержку от германских разведывательных органов.

В феврале 1940 года президент Литвы А. Сметона направил с секретной миссией в Берлин директора департамента государственной безопасности (жвальгибы) А. Повилайтиса, в ходе которой были достигнуты договоренности о взаимодействии двух секретных служб.

События лета 1940 года, связанные с вводом крупного советского воинского контингента на территорию прибалтийских государств и последующим приходом к власти коммунистов, эти силы встретили с естественной враждебностью. С началом войны Германии против СССР эти организации вышли из тени, став основой для формирования национальных вооруженных формирований в составе германской армии.

Уже в период отхода частей Красной Армии летом 1941 года из Прибалтики, отряды возродившихся военизированных организаций нападали на отступающие подразделения Красной Армии, отставших военнослужащих, собирали и накапливали оружие.

С приходом немецких войск члены военизированных националистических организаций стали называться «партизанами». Для большинства вооруженных формирований была предусмотрена специальная форма с соответствующими знаками отличия.

В дальнейшем эти разрозненные вооруженные группы были объединены в так называемые «отряды самообороны», насчитывавшие в своем составе до 12–14 тыс. человек в каждом прибалтийском государстве.

Главной задачей «отрядов самообороны» являлась борьба против советских партизан. Активно использовались они также и в карательных операция против местного населения: евреев, поляков, жителей, заподозренных в связях с партизанами.

Так, летом 1941 года печально известный в Литве карательный отряд Янушаускаса арестовал 375 евреев (женщин, стариков, детей) и позже принял участие в расстреле этих людей. В июле 1941 года этот же карательный отряд задержал 15 красноармейцев, выходивших из окружения, и тут же на месте расстрелял их. Подобная картина была характерной и для других отрядов.

Несмотря на активность национальных отрядов, гитлеровское руководство не торопилось создавать самостоятельные прибалтийские вооруженные формирования в составе германской армии на правах воинских частей. Тем более Германия не торопилась санкционировать возрождение правительств прибалтийских государства, что являлось конечной целью лидеров националистического движения. Лишь когда чаша весов на советско-германском фронте качнулась явно не в сторону германского рейха, Берлин одобрил создание прибалтийских воинских соединений.

Началось крупномасштабное по замыслу строительство национальных легионов. В Литве, к примеру, этому способствовал ряд политических событий. В течение трех дней (с 22 по 24 ноября 1943 года), как сообщила националистическая газета «И Лайсве», по инициативе генерального советника Литвы при германском командовании Якубилюкаса прошло расширенное совещание, на котором присутствовали представители офицерства и общественности. Заседание было посвящено вопросу создания литовской армии. Была принята следующая резолюция:

«Литовцы энергично встают на борьбу с большевиками и считают необходимым иметь для этого вооруженную силу. Эта вооруженная сила создается в виде литовской армии. Армией руководят литовцы, имеющие доверие как немцев, так и литовского населения. Набор в армию проводится путем мобилизации».

Решение предусматривало, что литовская армия будет создаваться как единый военный организм, состоящий из всех родов войск. Первоначально предполагалось формирование одного корпуса на основе существующих охранных батальонов.

С первых же дней мобилизация в литовскую армию встретилась с серьезными трудностями. Это было связано не только с тем, что гитлеровское руководство так и не дало согласия на образование литовского правительства и поэтому сам акт мобилизации от имени литовских представителей рассматривался значительной частью населения как незаконный.

Возникли серьезные разногласия между литовскими представителями и немецкими властями и по вопросам численности формируемых частей, их подчиненности, командному составу, предполагаемым задачам, дислокации, срокам развертывания.

Газета литовских националистов «И Лайсве» в своем номере от 27 марта 1944 года сообщила, что генеральный инспектор литовских вооруженных сил Плехавичюс, на которого было возложено формирование первой литовской дивизии, не смог договориться с немецкими оккупационными властями Литвы.

Однако в марте 1943 года Плехавичюсу наконец удалось достичь соглашения с представителями немецкого командования на северном участке Восточного фронта.

Между соответствующими сторонами была достигнута договоренность о том, что до 1 мая 1944 года литовцы из так называемых «хильфсвиллиге» сформируют тыловую литовскую армию численностью в 10 с половиной тысяч человек. Офицерский состав формируемой армии должен был состоять из литовцев. После укомплектования армия передавалась в распоряжение немецкого командования. 28 апреля 1944 года Плехавичюс выступил по радио с речью, в которой призвал литовцев вступать в ряды создаваемой им армии.

Однако набор шел вяло. Не способствовало взаимопониманию и то, что немецкое командование стремилось использовать литовские отряды для борьбы с польским партизанским движением. Началось массовое дезертирство из литовских отрядов. В ночь с 17 на 18 мая 1944 года немцы начали разоружение отрядов Плехавичюса. В отдельных случаях литовские боевики оказывали вооруженное сопротивление. Особенно сильным оно было в Укмерге, Вильнюсе и Каунасе. В Вильнюсе бои шли в течение суток, в Каунасе — трое суток. Плехавичюс со своим штабом был арестован. В качестве официального повода для разоружения немцами войск Плехавичюса явился его отказ выполнить требование немцев об отправке на северный участок немецкой обороны 20 тысяч литовских солдат.

Не лучше складывалось положение и в литовских охранных батальонах и строительных частях. Часть из них была разоружена и расформирована.

Последняя попытка сформировать боеспособное литовское подразделение в составе немецкой армии была предпринята в марте 1944 года. Им стал батальон «Летува», принявший активное участие в боевых действиях, а затем ушедший с немцами на Запад.

Остатки разбитых литовских формирований в последующем составили основу для отрядов литовских националистов, длительное время совершавших террористические акты против красноармейских подразделений, органов местной власти, а также сочувствующих новому строю местного населения.

Активная борьба против этих отрядов началась с августа 1944 года и продолжалась вплоть до 1947 года, и стоила обеим противоборствующим сторонам немалых жертв. Особую активность в антисоветской борьбе проявила террористическая молодежная организация «Лайсвес ковотолс» («Борец за свободу»), существовавшая на территории Литвы приблизительно с 1943 года.

В несколько иных условиях шло создание национальных воинских частей в Латвии. После оккупации Латвии немецкие власти приступили к формированию прежде всего многочисленной охранной полиции на основе вышедшей из подполья военизированной организации «айзсаргов».

Латвийская охранная полиция подразделялась на три основных группы, отличавшихся друг от друга по целям и составу. Группа «А» включала полицейских, несших службу в определенном городе или волости. За свою службу они получали обмундирование и месячное жалованье. В группу «Б» входили полицейские, несшие службу по охране фабрик, дорог, мостов и других объектов. Полицейские этой группы форменной одежды, как правило, не имели, но носили нарукавную ленту с надписью «Шутцман» («охранник»). Группа «Ц» представляла собой своеобразный резерв. Эти люди жили у себя дома, но по мере надобности мобилизовывались для проведения карательных операций против партизан. Регулярного жалованья при этом они не получали. Последние две группы в немецких документах обозначались как «вспомогательная полиция».

В конце 1941 года из латышских полицейских были сформирован ряд добровольческих охранных батальонов. Однако в полной мере добиться принципа добровольности не удалось. Значительная часть латышей была вовлечена в полицейские батальоны принудительно, что не замедлило сказаться на их боеспособности.

Латышские полицейские батальоны использовались для охраны мостов, дорог, изъятия у местного населения продовольствия для нужд немецкой армии и насильственного угона граждан на работы в Германию. Достаточно часто батальоны привлекались и к участию в карательных операциях против партизан.

После того как резко возросли потери немецкой армии, латышские полицейские батальоны стали готовить для отправки на передовую. С этой целью в Берлине было принято решение о формировании латышского добровольческого легиона СС.

Однако вербовка добровольцев в легион не дала ожидаемого результата, и немцы были вынуждены формировать его главным образом за счет созданных ранее полицейских батальонов, а также принудительной мобилизации латышей. Так, частичная мобилизация в Латвии была проведена в марте — апреле 1943 года. Первым был сформирован 881-й Рижский батальон, получивший позже наименование 281-го отдельного добровольческого Рижского полицейского батальона.

Однако по замыслу национальный латышский Легион должен был включать как минимум две дивизии. Уже с конца 1942 года началось и формирование первой латышской дивизии СС. Командиром дивизии была назначен генерал-майор фон Кютлер-Бурхгауз. К октябрю 1943 года это формирование СС было частично укомплектовано и получило название 2-й добровольческой бригады СС. В марте 1944 года после успешных боевых действий она была доукомплектована и превратилась в 19-ю латвийскую дивизию СС. В состав дивизии вошли 42-й, 43-й и 44-е пехотные полки, артполк и спецподразделения.

В июле — августе 1943 года было закончено формирование 15-й латышской дивизии СС. Официально, как и 19-я дивизия, она носила название «добровольческой», но в действительности основная масса солдат была набрана по мобилизации.

Более того, в середине ноября 1943 года в Латвии были вынуждены провести новую мобилизацию, теперь уже от имени так называемого латышского самоуправления. О создании этого самоуправления 16 ноября 1943 года в большом зале Рижского университета объявил генеральный директор внутренних дел Латвии Данкерс. Он же призвал латышей вступать в Легион и с оружием в руках остановить приближающиеся к границам Латвии советские войска. Несмотря на отсутствие большого энтузиазма, национальные вооруженные формирования постепенно комплектовались.

Командный состав Латвийского легиона вплоть до командиров рот набирался преимущественно из латышей. Высшим военным начальником всех латышских национальных формирований был назначен немецкий генерал Екель.

Как и следовало ожидать, особенно активно на Восточном фронте проявили себя 19-я и 15-я латышские дивизии СС. В частности, до января 1944 года 19-я дивизия СС вела оборонительные бои на Волховском фронте, а затем с тяжелыми боями отходила в сторону Пскова, прикрывая отступление немецких войск. В феврале 1944 года дивизия в полном составе была переброшена в район северо-западнее Пушкинских гор, где заняла оборону по р. Великая. В конце апреля 1944 года дивизия, понеся большие потери, была отброшена с занимаемого рубежа.

С осени 1944 года дивизия под ударами Красной Армии с упорными боями отходила в западном направлении и вела тяжелые оборонительные бои в районах Сунтажи и Риги. В ходе этих боев дивизия потеряла убитыми до 6 тыс. человек убитыми и ранеными.

В свою очередь 15-я дивизия СС была выведена на передовые позиции в конце февраля 1943 года. В дальнейшем она вела тяжелые оборонительные бои, постепенно отступая под натиском Красной Армии.

Часть людей из разгромленных латышских дивизий СС ушла вместе с немецкими войсками на Запад, часть осталась на территории Латвии, составив основу для террористических групп, действующих в тылах Красной Армии. Уже после окончания войны в августе 1945 года советское командование было вынуждено провести крупную армейскую операцию (в которой принимали участие 4 стрелковые дивизии) по «зачистке» лесов от латышских боевиков. Однако вооруженные стычки с ними то и дело возникали вплоть до осени 1947 года.

Схожая ситуация с национальными воинскими формированиями сложилась и в Эстонии. Помимо охранных и полицейских батальонов, здесь наиболее активное участие в боевых действиях приняла 20-я эстонская дивизия СС.

Особое место в ряду национальных легионов заняли украинские национальные формирования, имевшие сложную и запутанную предысторию. По фильмам, описывающим послевоенную вооруженную борьбу в Западной Украине, читатель, видимо, знаком с такими словами, как националисты, бульбовцы, «лесовики» и, уж конечно, бандеровцы. По сей день их деятельность окружена слухами, домыслами и легендами. В исследованиях советских историков участники Украинской повстанческой армии упрощенно и односторонне представлялись только в качестве бандитов и террористов, пополняемых за счет дезертиров, бывших полицейских и изменников, наводивших ужас на жителей районов преимущественно Западной и Прикарпатской Украины. Сами боевики, естественно, относились к себе по-иному. По их представлениям, они не являлись военными преступниками, поскольку были идейными борцами против сталинского режима, выступал и за отделение Украины от Советского Союза и образование «самостийного, незалежного» государства.

Понять подлинную суть движения националистического движения на Украине поможет небольшой экскурс в историю украинской эмиграции. Именно в эмигрантских кругах вызревала в многолетней полемике, а иногда и в кровопролитной борьбе фракций, программа украинского повстанческого движения, определялась стратегия и тактика его действий, заблаговременно готовились командные кадры для вооруженных формирований.

После окончания гражданской войны украинское эмигрантское движение формировалось в основном вокруг двух центров: гетманцев во главе с дряхлеющим, но не утратившим политического честолюбия бывшим гетманом Скоропадским и петлюровцев, перенесших свою вражду к гетманцам в заграничные штаб-квартиры.

В 1920 году в Германии Скоропадским был основан «Украинский союз хлеборобов-державников» (УСХД). Организация стремилась к свержению советской власти на Украине, восстановлению здесь буржуазно-парламентарного строя и провозглашение так называемой «трудовой монархии» во главе со Скоропадским. Сторонники гетмана в тот период пользовались значительной поддержкой среди украинской эмиграции не только в Германии, но и в других странах. В 1924 году к их политической программе присоединились так называемые «военно-гимнастические сичевые организации» в США и Канаде. «Гетманские» организации существовали также в Англии, Польше и некоторых других странах.

Однако с начала 30-х годов гетманский лагерь, занимавшийся преимущественно пропагандой идей великодержавной Украины и эпизодическим выделением людей для разведслужб западных стран, оказался в кризисном состоянии. Даже для непосвященных стало очевидным, что один из основных козырей политической программы гетманцев — ставка на внутреннюю оппозицию в Советской Украине и соответственно на возможное вооруженное восстание — не более чем блеф.

В 1932 году от гетманцев откололась группа Полтавца-Остряницы, создавшая Украинское народное козацкое движение (УНАКОР). Эта организация ставила своей непосредственной целью подготовку воинских формирований для вооруженной борьбы с Советским Союзом, что и определило ее идейную близость с оформлявшейся нацистской властью в Германии. Необратимому расколу гетманского лагеря способствовало также и то, что Полтавец-Остряница нанес личное оскорбление Скоропадскому, объявив себя гетманом всей Украины.

Близка по своим взглядам к УНАКОР и другая организация украинских эмигрантов — Украинская войсковая организация (УВО), явившейся правопреемницей петлюровского движения и также ставившей своей целью вооруженную борьбу за независимость Украины. УВО была создана офицерами бывшего осадного корпуса «сичевых стрельцов» и политическими деятелями бывшей Западноукраинской народной республики. Ее руководителем стал Е. Коновалец, широко известный среди украинских националистов командир полка в петлюровской армии.

В 1929 году УВО вместе с «Легией украинских националистов» на объединительном съезде в Вене основала приобретшую печальную известность Организацию украинских националистов (ОУН). Последняя, окончательно оттеснив гетманцев на задворки украинской эмиграции, стала идейным вдохновителем и организатором украинского повстанческого движения на территориях Западной Украины и бывшей Восточной Польши.

Несмотря на то что нацистская верхушка в Германии отвергала в принципе саму идею создания украинского национального правительства в эмиграции, близость политических установок в отношении Советского Союза привела обе стороны к тесному сотрудничеству, начало которому было положено еще до прихода нацистов к власти. Гитлер придавал большое значение украинскому националистическому движению, рассматривая его как один из возможных рычагов расшатывания многонациональной структуры Советского Союза. Свидетельством такого внимания явилось создание под непосредственным патронажем министра идеологии Германии Розенберга Украинского научного института в Берлине. В 1937 году директором этого института был назначен Г. Кох, приобретший позднее известность в качестве гауляйтера Украины.

Вместе с тем отношения между украинскими националистами и гитлеровской верхушкой складывались не всегда безоблачно. Нередко германские правители использовали националистов в качестве заурядной карты в своей дипломатической предвоенной игре. И если того требовали обстоятельства, жертвовали этой картой не задумываясь.

Так, ради внешнеполитических выгод, которые в 1934 году сулило сближение Германии с Польшей, нацистская верхушка пошла на временное изменение своей тактики в отношении экстремистского крыла украинской эмиграции. Поводом для этого стало убийство 15 июня 1934 года членом ОУН Г. Мацейко министра внутренних дел Польши Б. Перацкого. Непосредственными организаторами покушения были руководители «Краевой экзекутивы» ОУН, в частности С. Бандера и Н. Лебедь. Немцы под давлением поляков арестовали Н. Лебедя, следовавшего пассажирским рейсом из Данцига в Свинемюнде. Переговоры о выдаче арестованного с польским послом в Германии Липским вел лично Г. Гиммлер, в то время начальник гестапо Пруссии. Лебедь был передан властям Польши. Польское правительство сумело также парализовать одну из главных баз ОУН за границей, расположенную на территории Чехословакии.

Впоследствии украинские националисты в долгу не остались. В состав немецкой группировки, осуществлявшей вторжение в Польшу в сентябре 1939 года, входил и Украинский легион. Это стало боевым крещением регулярных украинских вооруженных формирований.

Давняя вражда между украинскими и польскими националистами привела в годы второй мировой войны к постоянным вооруженным столкновениям между украинскими вооруженными формированиями и польскими партизанскими отрядами, террору украинских националистов против польского населения. Как свидетельствуют документы, особенно характерно это было для так называемых бульбовцев (Украинская народно-революционная армия).

Временные тактические разногласия между гитлеровским руководством и ОУН не смогли подточить стратегической общности их целей по мере приближения войны Германии с Советским Союзом. Окончательное сближение произошло в конце 1939 года. С этого момента основное внимание ОУН стала уделять формированию Украинской повстанческой армии, которая стала именоваться «Украиньска Оборона Краю». Легальным прикрытием для широкой вербовочной деятельности стали созданные в конце 1939 года в Германии и на оккупированных ею территориях украинские комитеты. Эти комитеты занимались не только вербовкой, но и военным обучением личного состава будущих вооруженных формирований, подготовкой диверсионно-разведывательных кадров для засылки в Советский Союз.

С каждым месяцем Украинская повстанческая армия приобретала все более зримый характер. Ее организационный центр, возглавляемый бывшим руководителем «украинских сичевиков» Г. Барабашом и бывшим полковником петлюровской армии Р. Сушко, располагался в г. Кракове. В течение 1940 года на территории польского генерал-губернаторства были сформированы 2 украинских корпуса: один — в Кракове, другой — в Брашове. Корпуса делились на полки, полки — на курени (роты), курени — на отряды. Украинские легионеры были одеты в чешскую и польскую форму. Вооружались они карабинами «Зауэр» и другим трофейным оружием.

Для подготовки командных кадров Украинской повстанческой армии в Кракове была создана школа подхорунжих. Хозяйственно-материальное снабжение корпусов находилось в ведении немецкого командования, ему же были подчинены и школы подхорунжих. Содействовало вербовке украинских военных кадров и «Украинское доверительное бюро». Одной из главных задач этой организации был учет всех украинцев, проживавших в Германии и на оккупированных ею территориях, которые могли бы служить в армии.

Быстрому формированию украинской армии способствовал тот факт, что с началом второй мировой войны произошло сближение между основными соперничающими группировками украинских националистов. Их объединяла теперь общая цель — участие в создании вооруженных формирований.

Помимо эмигрантов, усиленная вербовка производилась среди плененных красноармейцев-украинцев. С этой целью среди военнопленных велась разносторонняя и достаточно умело построенная пропаганда. К примеру, во многих лагерях отбирались добровольцы, будущие агенты влияния, которые после соответствующей проверки направлялись в Галицию на курсы подготовки. По возвращении в лагерь они должны были распространять информацию о том, что на Украине царит насилие большевиков, что размещенные там советские части специально укомплектованы кавказцами, которые безнаказанно грабят и убивают мирных жителей, и т.п.

К концу 1942 года, по свидетельству некоторых документов, число завербованных в Украинский легион составляло около 250 тыс.

Помимо этого, украинские националисты активно вовлекались в подразделения специального назначения СС и абвера, в том числе и в карательные отряды. Широкую известность среди подобных формирований прибрел абверовский батальон «Нахтигаль» («Соловей»), командиром которого стал украинский националист Чупринка. Чуть позже был сформирован схожий по назначению батальон «Роланд». В конце 1942 года оба батальона были сведены в особый карательный отряд «Рена», ориентированный на борьбу с советскими партизанами.

В этот же период во Львовской, Ивано-Франковской, Дрогобычской и Тернопольской областях началось формирование дивизии СС «Галиция». До 1943 года эта дивизия выполняла в основном карательные функции, а позже — прикрывала отход немецких войск.

В целом к исходу 1941 года самостоятельные вооруженные формирования украинских националистов включали: Украинскую повстанческую армию (УПА), Украинскую народно-революционную армию (УНРА) и Украинскую народную самооборону (УНС). Главной задачей этих формирований являлась борьба с советскими и польскими партизанами.

Наиболее многочисленной являлась Украинская повстанческая армия, которую возглавлял К. Савур. Вооруженные формирования УПА действовали на территории двух военных округов. Западно-Волынский округ возглавлял украинский боевик по кличке «Знет». Начальником Полесского военного округа был некто по кличке «Дубовой». Как и в регулярной армии, в УПА были введены собственные воинские звания от роевого (командира отделения) до генерал-хорунжего. Боевики носили военную форму и кокарду (трезубец) на фуражке.

Скромнее по своей численности и возможностям выглядели бульбовцы УНС.

В 1943 году немецкое командование предприняло попытку создать в западных областях Украины так называемую «Зеленую армию», но эта вооруженная структура оказалась нежизнеспособной и распалась впоследствии на мелкие отряды.

Ведя вооруженную борьбу с партизанскими отрядами, украинские националистические формирования заблаговременно готовились к вооруженному противостоянию с Красной Армией при ее вступлении на территорию Украины. С этой целью оборудовались в отдельных случаях автономные подземные убежища (схроны), снабженные большим запасом продовольствия и оружия. Отрывались они, как правило, на глубине 5–7 метров. Стены, потолок и пол обшивались деревом. В схронах имелось несколько комнат вместимостью на 30–40 человек каждая, помещения для продуктов, склады оружия и боеприпасов. Работы производились скрытно. Местоположение схронов не знали точно даже строители, которых приводили на работы с завязанными глазами.

Пик вооруженных столкновений между украинскими националистами и Красной Армией пришелся на лето 1944 года. К этому времени участились вооруженные вылазки местных отрядов УПА против мелких группировок красноармейцев, террористические акты против отдельных военнослужащих и работников органов СМЕРШ, госбезопасности и милиции.

Особенно активно в этом отношении проявляла себя УПА в Львовской области, где вооруженные формирования украинских националистов обладали хорошей военной подготовкой, имели на вооружении в большом количестве минометы и крупнокалиберные пулеметы. Немалая часть вооруженных формирований УПА в этой области состояла из остатков разбитой дивизии СС «Галиция», бывших полицейских украинской полиции. Готовясь к тяжелым боям, боевики окружили ряд населенных пунктов полевыми фортификационными сооружениями, а на выгодных высотах создали мощные узлы сопротивления.

Войсковую операцию по уничтожению опорных пунктов УПА в Львовской области советские части начали 2 августа 1944 года. В операции приняли участие 3 полка войск НКВД по охране тыла фронта, кавалерийский полк и 2 мотоциклетных полка, насчитывающие в общей сложности свыше 10 тыс. человек. В отдельных местах бои шли, не стихая, несколько дней. Отчет о проведенных операциях в этих случаях напоминали сводки боев на советско-германском фронте.

Вооруженное противоборство на Западной Украине продолжалось и после окончания войны. Окончательно сломить сопротивление украинских националистов удалось лишь к концу 40-х годов.

xx Глава 5. Репатрианты: трудный путь домой

Проблема перемещенных лиц — неизбежная составляющая любой войны, а тем более второй мировой войны, когда миллионы солдат разных армий мира оказались в плену у врагов, а миллионы граждан были насильно вывезены на работы. Победа принесла мир на нашу землю, но не решила судьбы многих и многих миллионов обездоленных людей.

Для лидеров великих держав проблемы пленных и репатриантов нередко были предметом политического торга и дипломатической игры. Когда же мир втянулся в новую — «холодную» войну, эти проблемы стали еще более важными и серьезными.

Даже среди бывших советских военнопленных, освобожденных советскими войсками весной 1945 года из фашистской неволи, не всем «посчастливилось» вернуться в родную часть и продолжать сражаться за победу. Кто-то из них был прямым ходом отправлен в специальные лагеря. На долгие годы...

Весной 1945 года советские войска, упорно продвигаясь вперед к Берлину, освобождали из фашистской неволи сотни тысяч советских граждан, находившихся в плену или вывезенных немцами на работы. Основная масса мужчин призывного возраста и бывших военнопленных направлялась после соответствующих проверок органами СМЕРШ на пополнение войск. Это давало возможность довольно успешно восполнять боевые потери, которые несли советские войска в боях с фашистами.

Показательны в связи с этим цифры по 1-му Украинскому фронту. Так, в политдонесении этого фронта указывалось, что на 1 апреля 1945 года освобождено 102 тыс. человек советских граждан и 23 650 иностранных подданных. При этом из общего числа освобожденных фронтом советских граждан вновь мобилизовано в войска 54 тыс. человек, репатриировано на родину — 10,3 тыс. человек, оставлено на работе по сбору скота и трофейного имущества — 16,3 тыс. человек.

Как свидетельствуют боевые и политические документы того времени, «политико-моральное состояние большинства нового пополнения здоровое и боевое. Они искренне стремятся в бой, чтобы отомстить немцам за все перенесенные страдания, снять с себя вину перед Родиной, заслужить правительственную награду, вернуться домой с победой... В боях с немецкими захватчиками подавляющее большинство бойцов нового пополнения ведет себя стойко, мужественно, отважно. Нередко молодые воины идут на самопожертвование во имя советской Родины».

Новое пополнение из числа освобожденных советских граждан равномерно распределялось по стрелковым подразделениям, при этом на одного бывалого воина в стрелковых ротах приходилось по 3–4 молодых бойца. Это делалось, с одной стороны, чтобы обеспечить наиболее быструю и успешную подготовку новичков к реальным боям. С другой стороны, советское командование стремилось избежать создания земляческих групп среди бывших военнопленных, не до конца полагаясь на них в критической обстановке боя, опасаясь предательства, проявлений трусости и т.д.

Не случайно с новым пополнением проводилась очень интенсивная и разнообразная по формам и содержанию политическая работа. При этом учитывались такие факторы, как «отсталость молодых бойцов от советской действительности и определенное влияние на них фашистской пропаганды за время пребывания в Германии».

О том, что представляло собой новое пополнение из числа граждан, освобожденных из фашистской неволи, дает представление донесение начальника политуправления 1-го Украинского фронта генерал-майора Ф. В. Ящечкина в Москву от 7 апреля 1945 года, где он, в частности, приводит некоторые статистические данные:

«За время боев на территории Германии соединения и части фронта несколько восполнили свои боевые потери в людях за счет советских граждан призывного возраста, освобожденных из немецкой неволи. На 20 марта было направлено в части более 40 тысяч человек.

Подавляющее большинство этого пополнения состоит из украинцев и русских в возрасте до 35 лет. В среде нового пополнения имеются военнослужащие, бывшие в немецком плену, в том числе офицеры в звании младший лейтенант, лейтенант, старший лейтенант, капитан. Некоторые бойцы и офицеры, освобожденные от немецкого плена, имеют ранения и правительственные награды, полученные в боях с немецкими захватчиками до момента их пленения немцами.

Почти все молодые бойцы имеют неполное или полное среднее образование и лишь незначительная часть с высшим и начальным образованием. Неграмотные или малограмотные составляют единицы.

В числе 3870 человек, поступивших в феврале на пополнение частей соединения, где начальником политотдела генерал-майор Воронов, бывших военнослужащих 873 человека, вновь призванных в армию 2997 человек, в том числе 784 женщины. По возрасту: до 25 лет — 1922, до 30 лет — 780, до 35 лет — 523, до 40 лет — 422 и старше 40 лет — 223 человека. По национальности: украинцев — 2014, русских — 1173, азербайджанцев 2221, белорусов — 125, армян — 10, узбеков — 50 и других национальностей — 125 человек. Из общего числа этого пополнения работало: 70% в немецкой промышленности, 15–20% в сельском хозяйстве и до 10% являлись заключенными немецких тюрем и концлагерей.

Из 100 человек нового пополнения, поступившего в 36-й пластунский полк соединения, где начальником политотдела подполковник Петрашин, находились в Германии: до 1 года — 5, от 1 года до 2 лет — 55, от 2 до 3 лет — 34 и свыше 3 лет — 6 человек».

Несмотря на высокие в целом оценки моральных и боевых качеств нового пополнения из числа советских граждан, освобожденных из немецкой неволи, в работе с этой категорией воинов было немало трудностей. Во-первых, «вследствие недостаточной сколоченности и боевой выучки некоторые бойцы из этого пополнения, отдельные подразделения в боях проявляли неустойчивость, трусость, панику, становились на путь дезертирства, членовредительства».

Во-вторых, среди новых бойцов органы СМЕРШ выявляли и так называемые «враждебные элементы»:

«Новое пополнение из числа советских граждан, освобожденных из немецкой неволи, значительно засорено враждебными элементами. Среди него немало выявлено немецких шпионов, диверсантов, власовцев, лиц, служивших в немецкой армии и учреждениях. Большая часть этих людей специально оставлена или заслана немецким командованием для шпионской и диверсионной деятельности...

В соединении, где начальником политотдела генерал-майор Воронов, выявлено в среде нового пополнения 11 предателей Родины, среди которых — три бывших советских военнослужащих, добровольно перешедших на сторону врага, два агента гестапо и один фольксштурмовец — Беккер Борис Григорьевич, уроженец и житель города Сталинграда, 1912 года рождения, принял в 1942 году немецкое подданство, вступил в карательный отряд немцев, активно участвовал в расстрелах и избиениях советских граждан и летчиков, попавших в плен к врагу. В 1943 году Беккер добровольно эвакуировался в Германию, где работал на военном заводе. Он вступил в фольксштурм, прошел специальную подготовку и был оставлен немцами в нашем тылу для борьбы с Красной Армией...»

Среди нового пополнения были, конечно, не только явные враги, диверсанты и немецкие шпионы. Были там и те, кто подпал под воздействие немецкой пропаганды или был озлоблен политикой советской власти. Так, красноармеец Воронкин в разговоре с бойцами при строительстве инженерных сооружений сказал:

«В 1941 году нас предали и сейчас предадут, так что напрасно мы копаем эти ямы. У немцев мне было лучше. Я совершил роковую ошибку, что не ушел в глубь Германии. Как начнутся бои, можно будет удрать».

Мы не знаем, удалось ли «удрать» Воронкину. После таких слов, переданных «доброжелателем» в органы, вряд ли он дожил до конца войны...

По окончании военных действий проблема пополнения воинских частей за счет освобожденных из фашистской неволи советских граждан отпала. Тем не менее десятки, сотни тысяч бывших военнопленных и насильно перемещенных немцами мирных советских граждан ожидали решения своей судьбы. Помимо тех, кто был освобожден советскими войсками, в эту категорию попадали и бывшие советские военнопленные, освобожденные нашими союзниками. Без документов, без денег и продовольствия они не могли самостоятельно пройти тысячи километров до родного дома. Их судьбой занимались специальные органы — отделы по репатриации при военных советах фронтов и некоторых армий, аппарат уполномоченного Совета народных комиссаров по делам репатриации на территории Западной Германии, политические и тыловые органы соединений и частей.

Для «организованного приема и содержания освобожденных союзными войсками на территории Западной Германии бывших советских военнопленных и советских граждан, а также передачи освобожденных Красной Армией бывших военнопленных и граждан союзных нам стран» по директиве Ставки Верховного главнокомандования № 11086 от 11 мая 1945 года в шести фронтах было создано 100 специальных лагерей, рассчитанных на 10 тысяч человек каждый.

Это решение Ставки ВГК было, очевидно, необходимым и целесообразным в тех конкретных условиях. Осуществлять плановые перемещения сотен тысяч людей в разных направлениях возможно только при высочайшей организации этого процесса.

Суть этого документа Ставки состояла вовсе не в том, чтобы, как комментируют некоторые исследователи, «переправлять бывших советских военнопленных в Сибирь». В самой директиве в 5-м пункте, в частности, указывалось:

«5. Начальнику тыла Красной Армии, в соответствии с Постановлением СНК СССР № 30–12 от 6 января 1945 года, обеспечить через военные советы фронтов формируемые лагеря необходимым автотранспортом, хозяйственным имуществом, продовольствием и обмундированием, а также перевозку освобожденных по железной дороге и автотранспортом из лагерей до мест их назначения».

Судьба бывших советских граждан, освобожденных из фашистской неволи, сама по себе представляет серьезную проблему и требует от исследователя очень осторожного, взвешенного отношения. Однако некоторые комментаторы цитируемой выше директивы намеренно приводят лишь ее фрагменты. Такие фрагменты, вырванные из контекста, можно трактовать как установление системы массовых репрессий против этой категории граждан:

«6. Проверку в формируемых лагерях бывших советских военнопленных и освобожденных граждан возложить:

1) бывших военнослужащих Красной Армии — на органы контрразведки СМЕРШ;

2) гражданских лиц — на проверочные комиссии представителей НКВД, НКГБ и СМЕРШ, под председательством представителя НКВД.

Срок проверки установить не более 1–2 месяцев».

Если отвлечься от эмоций, то содержащиеся в вышеупомянутом 6-м пункте требования вполне резонны и не являются чем-то из ряда вон выходящим. Аналогичным проверкам подвергались бывшие военнопленные не только в Красной Армии, но и в армиях наших союзников.

О необходимости проверок бывших военнопленных соответствующими органами говорит, в частности, то, что в их рядах находилось определенное количество изменников и предателей, добровольно вступивших в фашистские части и легионы СС. Немцами были созданы 180 национальных вооруженных формирований общей численностью 196 тысяч человек. В их число входили девять дивизий: в Западной Украине — 1; в Прибалтике — 3; в Белоруссии — 1; две дивизии Русской освободительной армии Власова; две казачьих дивизии. По некоторым оценкам, количество изменников составляло до 8–10% от общего количества освобожденных советских военнопленных.

В целом, согласно документам Уполномоченного СНК СССР по делам репатриации, на 30 ноября 1945 года было установлено, что врагом было захвачено и уведено на территорию Германии 6 810 547 граждан СССР, из которых 4 794 087 являлись гражданскими лицами и 2 016 460 — военнопленными. Причем отмечается, что данные эти далеко не полные. Что касается гражданских лиц, то лишь 3 559 132 человека были выявлены и взяты на учет. Другими словами, более 1,2 миллиона советских граждан «исчезли» из поля зрения статистики. В документе делается страшный вывод, что их «можно считать в основном погибшими».

На 1 декабря 1945 года от союзного командования было принято через линию соприкосновения войск 2 032 368 советских граждан. Кроме того, из зон союзного командования к себе на родину через советскую зону было отправлено поляков — 225 108, австрийцев — 25 884, венгров — 35 501 человек. Одновременно союзникам мы возвратили 948 635 граждан союзных государств.

Судьбы союзных военнопленных, освобожденных Красной Армией, представляют собой отдельную большую проблему.

Война закрутила и запутала судьбы миллионов людей стран Европы. Не для всех тех, кому посчастливилось выжить в той самой жестокой и кровавой войне, конец лишениям и страданиям пришел в долгожданном мае 1945 года. Им еще предстоял трудный и долгий путь домой.

На освобожденной от нацизма территории бывшего Третьего рейха советские и союзные войска и на востоке, и на западе встречали тысячи и тысячи бывших военнопленных и интернированных граждан. Военным командованиям предстояло заниматься их судьбой...

Военные советы фронтов старались решать судьбу иностранных военнопленных в духе политических договоренностей между союзниками. В соответствии с этими договоренностями предполагалось создавать целую систему специальных — транзитных — лагерей и фильтрационных пунктов, в которых все иностранцы, освобожденные из фашистской неволи, подлежали проверке и подготовке к последующему возвращению на родину. Такие лагеря были сформированы в городах Бердичеве, Слуцке, Старые Дороги, Городне близ Калинина. Именно сюда с конца февраля 1945 года потянулись эшелоны с узниками-иностранцами. В основном это были граждане стран Восточной Европы. Для союзных военнопленных и интернированных граждан, освобожденных Красной Армией из фашистской неволи, было принято решение создать транзитные лагеря в Одессе, откуда бывших узников удобно было отправлять домой морем.

В феврале — апреле 1945 года в Одессе были образованы транзитные лагеря № 138 и № 139, ориентированные на работу с гражданами союзных государству транзитный лагерь № 186, отвечавший за работу со «спецконтингентом» других государств, включая бывшие страны — союзницы фашистской Германии.

В связи с тем, что к осени 1945 года работа по репатриации бывших военнопленных союзных держав, в основном, закончилась, первые два лагеря также прекратили свое существование. Однако лагерь № 186 просуществовал до начала 1947 года.

Вместимость каждого из одесских лагерей определялась в 5 тысяч человек «спецконтингента».

Деятельностью лагерей в Одессе руководил аппарат уполномоченного при СНК СССР по делам репатриации, координировавший свою работу с Главным управлением по делам военнопленных и интернированных граждан НКВД СССР.

На войска Красной Армии возлагались задачи по перевозке репатриантов из немецких лагерей, расположенных в Восточной Европе, в Одессу, их охрана в транзитных лагерях и при отправке на родину.

В целом за период 1945–1947 годов через одесские транзитные лагеря прошло в общей сложности около 100 тысяч иностранных военнопленных и интернированных граждан более чем из 35 стран мира. Самую большую группу репатриантов составили французы — примерно 40 тысяч человек. Одесса стала последним пунктом на пути домой для 4 тысяч бельгийцев, 3 тысяч англичан, 2,5 тысяч американцев, 2 тысяч голландцев.

Деятельность лагерей в Одессе и других местах находилась под пристальным вниманием и контролем со стороны соответствующих военных миссий США, Великобритании и Франции. В Одессе было даже учреждено представительство французской военной миссии.

В начале апреля 1945 года уполномоченный СНК СССР по делам репатриации генерал-полковник Ф. Голиков выступил с предложениями о порядке допуска представителей военных миссий союзных держав на пункты репатриации. В письме на имя начальника Генерального штаба генерал указывал:

«В соответствии с подписанным на Крымской конференции 11 февраля 1945 года с США и Англией соглашением о взаимной репатриации нами организованы сборные пункты для освобожденных из плена англичан и американцев в городах Волковыск, Львов, Бронницы (под Москвой) и Песочная (под Харьковом); кроме этого, создан транзитный лагерь в Одессе...

В настоящий момент группы офицеров репатриации британской и американской военных миссий находятся с разрешения НКИД в следующих пунктах:

Англичане: сборный пункт г. Львов — 6 чел.; сборный пункт г. Волковыск — 5 чел.; транзитный лагерь г. Одесса — 11 чел.

Американцы: сборный пункт г. Львов — 2 чел.; сборный пункт г. Волковыск — 2 чел.; транзитный лагерь г. Одесса — 8 чел.

Выдача пропусков на сборные пункты в Волковыск и Львов, где англичан и американцев пока нет, разрешена с целью ознакомления с готовностью пунктов, завоза в них посылок и медикаментов и явилась в то же время своеобразной отдушиной в требованиях американцев и англичан выехать в Польшу...

Наши офицеры репатриации за рубежом: в Англии — 13 чел.; Италии — 16 чел. и во Франции — 35 чел., допускаются, как правило, в лагеря с нашими людьми, включая и тыловые зоны армейских групп.

Исходя из этого, я полагал бы необходимым:

1. Допускать и впредь представителей Англии и США в одесский транзитный лагерь.

2. В Волковыск, Львов и в другие пункты выдавать пропуска после прибытия в них освобожденных из вражеского плена англичан и американцев — каждый раз с ведома Генштаба и НКИД.

3. В такой же плоскости необходимо решить вопрос допуска и французов в специально созданные для них комендатуры и лагеря (Одесса, Мурманск, Вильно, Луцк) и во вновь подготовляемые лагеря (4 лагеря в Киевском военном округе, один лагерь в Одесском военном округе)...»

Контингент транзитных лагерей в Одессе был необычайно колоритен. Там находились не только мужчины, но и женщины и даже дети. Среди репатриантов оказались офицеры и солдаты американской и английской армий, высадившиеся в Западной Европе и попавшие в немецкий плен в 1944–1945 годах; плененные немцами в 1940 году французские военнослужащие; почти весь генералитет бельгийской армии во главе с начальником штаба генерал-лейтенантом Берженом; освобожденные из гитлеровского плена голландские партизаны; итальянцы, отказавшиеся воевать на стороне вермахта, и даже 58 иностранных дипломатов — работников посольств различных стран в Берлине.

Условия содержания репатриируемых граждан в транзитных лагерях не имели ничего общего с общепринятым стереотипом «ГУЛАГовского лагеря». В качестве помещений для репатриантов в одесских транзитных лагерях были выделены санатории, школы и жилые дома. Репатрианты размещались в комнатах, как правило, по национальному признаку, офицеры — отдельно от рядового состава. Постельные принадлежности — строго на каждого. Уборка помещений производилась по принципу самообслуживания. Офицерский состав ни к каким работам, даже по уборке помещений, не привлекался. Более того, им разрешалось иметь при себе даже холодное оружие.

Все военнослужащие сводились в подразделения по национальному признаку, как правило, во главе со старшим офицером.

По договоренности с союзниками, военнопленные и интернированные граждане союзных государств по нормам довольствия — продовольственного, вещевого, медицинского, денежного — приравнивались к военнослужащим Красной Армии. Согласно постановлениям Совнаркома СССР военнопленные союзных стран получали ежемесячно карманные деньги в суммах, соответствующих окладам за воинские звания в Красной Армии: рядовому составу — 25 рублей, сержантскому составу — 30–35 рублей, младшему офицерскому составу — 65–150 рублей, старшему офицерскому составу — 180–275 рублей, генералам — 350 рублей, интернированным гражданам — 65 рублей.

Питание репатриантов в транзитных лагерях было организовано по норме № 2 и особых нареканий с их стороны не вызывало. На карманные деньги они могли приобретать себе дополнительные продукты питания.

Лагерной администрации запрещалось проводить агитацию, склоняющую репатриантов к невозвращению на родину, или пропаганду решающего вклада СССР в войну. Репатрианты имели возможность слушать радио. С ними организовывались культурные мероприятия: концерты, посещения одесских театров и других достопримечательностей этого южного города.

Условия жизни иностранных военнопленных и интернированных граждан за период их нахождения в одесских лагерях были достаточно свободными. Несмотря на попытки администраций лагерей ввести в них воинский уставной порядок и укрепить дисциплину, это им сделать не удавалось. 30 мая 1945 года начальник отдела репатриации Одесского военного округа полковник Доможиров в своем приказе отмечал:

«Союзные военнопленные и граждане продолжают ходить по городу в одиночку и группами как в дневное, так и в ночное время в нетрезвом виде, устраивают дебоши, заводят знакомства с советскими девушками...»

В целях поддержания дисциплины среди французских военнопленных, составлявших наибольший процент спецконтингента транзитных лагерей, французская военная миссия даже вышла с ходатайством перед советскими властями об организации в Одессе специальной гауптвахты. С 1 июня 1945 года такая гауптвахта была организована. Она находилась в ведении старших французских офицеров, причем охрану ее несли часовые из состава французских репатриантов, для чего им были выданы две винтовки без патронов.

Сроки пребывания репатриантов в одесских транзитных лагерях были различны — от нескольких дней до нескольких месяцев. Они определялись, с одной стороны, сроками отплытия морских судов и отхода железнодорожных эшелонов, а с другой стороны, ходом проверки репатриантов органами НКВД и СМЕРШ.

Контрольные органы проводили проверки всех репатриантов прежде всего на предмет выявления в их составе военных преступников, бывших немецких военнослужащих, выдававших себя за французов, австрийцев, поляков. Некоторые французы — уроженцы Эльзаса и Лотарингии — воевали в составе эсэсовских частей фашистской Германии и, естественно, сразу привлекали внимание советских проверочных органов.

Те репатрианты, которые оказывались действительно шпионами или военными преступниками, попадали в конечном счете в лагеря НКВД и подлежали суду.

Всего из одесского порта в Европу и Америку только в период с 7 марта по 10 августа 1945 года было отправлено 35 американских, английских, норвежских и голландских судов, в каждом из которых находилось от 2 до 3 тысяч репатриантов. Граждане из стран Восточной Европы после проверок отправлялись на родину, как правило, по железной дороге.

После долгих лет скитаний бывшие военнопленные и интернированные граждане западных стран возвращались на родину. Их встречали дома как героев...

Общая статистика освобожденных Красной Армией и репатриированных союзных граждан достаточна противоречива, в разных источниках встречаются различные данные. Во избежании недомолвок мы приводим данные из официального донесения уполномоченного Совета Народных Комиссаров СССР по делам репатриации генерал-полковника Ф. Голикова начальнику Генштаба Красной армии от 30 ноября 1945 года:

Приводимые статистические данные свидетельствуют, что фактически уже к концу 1945 года проблема возвращения всех бывших союзных военнопленных домой из советской зоны оккупации Германии и с территории СССР была уже решена.

В соответствии с политическими договоренностями между союзниками для решения этих вопросов в странах антигитлеровской коалиции создавались специальные органы, которые должны были организовать отправку иностранцев на родину и формировать для этих целей специальные лагеря.

Эта система успешно работала вплоть до апреля 1945 года, когда советские и англо-американские войска не находились в непосредственном соприкосновении. Когда же союзники встретились на Эльбе и между ними уже не было вражеской территории, на повестку дня встал вопрос прямой и упрощенной передачи бывших военнопленных и интернированных граждан военным властям соответствующих стран через границы зон ответственности (оккупации) в Германии.

19 апреля 1945 года командующий войсками 1-го Украинского фронта маршал И. Конев обратился к Сталину с соответствующим ходатайством:

«В целях быстрейшей передачи освобожденных войсками фронта военнопленных англичан и американцев прошу не направлять их через Одессу, как было раньше, а передавать их в установленном порядке в районе Торгау».

5 мая начальник политуправления того же фронта гвардии генерал-майор Ф. Ящечкин обратился к начальнику Главного политуправления Красной Армии с той же просьбой:

«Во вновь занятых районах Германии освобождено из концентрационных лагерей большое количество военнослужащих и граждан союзных нам стран: англичан, американцев, французов и др. В связи с соединением с союзниками, ввиду большой перегруженности репатриационных пунктов и нецелесообразности отправки репатриируемых на родину через порты СССР, прошу Вас поставить перед высшими органами вопрос о разрешении отправки военнослужащих и граждан союзных государств на родину непосредственно через линию фронта, с передачей их английским и американским военным властям».

О масштабах работ, стоявших перед советским военным командованием и органами по репатриации, и трудностях при решении данных проблем говорят некоторые статистические данные, взятые из докладов уполномоченного СНК СССР по делам репатриации генерал-полковника Ф. Голикова.

30 апреля он сообщает в Генштаб данные, что по состоянию на тот день всего было освобождено и взято на учет 210 614 союзных и иностранных военнопленных и граждан. Из них 30 057 человек находились на территории СССР, 64 188 человек были отправлены на родину и 116 369 человек находились в прифронтовой зоне и на территории Польши. Из общего количества освобожденных и учтенных американцев 77 человек находились на территории СССР,3303 человека были отправлены на родину, а в прифронтовой зоне находился лишь один бывший военнопленный.

Обстановка значительно изменилась к 28 мая 1945 года. К этому времени уже 518 102 союзных и иностранных военнопленных и граждан было освобождено советскими войсками и взято на учет. Из них 49 104 человека находились на территории СССР, на родину было отправлено 189 714 человека, а 279 284 человека ждали своей участи, находясь в прифронтовой зоне. По национальному составу все освобожденные иностранцы делились:

Таким образом, как свидетельствуют статистические данные из документов того времени, основная масса бывших союзных военнопленных и интернированных скопилась к концу весны 1945 года непосредственно в прифронтовой зоне. Решать их судьбу, как и судьбу советских военнопленных, находившихся на освобожденной западными союзниками территории западной части Германии, необходимо было как можно скорее. Везти же их в глубь СССР до Одессы, чтобы затем оттуда переправлять домой, явно было нецелесообразно.

В период с 16 по 22 мая в городе Галле на территории западной Германии прошли переговоры между представителем уполномоченного СНК СССР по делам репатриации генерал-лейтенанта Голубева с представителем Верховного главнокомандующего союзными экспедиционными силами генерал-майором Баркером по вопросу о передаче советских и союзных граждан через линию войск.

Свой отчет в наркоматы иностранных дел и обороны генерал Голубев начинает с критического вывода: «Переговоры, начиная с момента встречи и до конца их, проходили далеко не в дружественной атмосфере». После чего советский представитель подробно изложил все трудности, возникшие в ходе переговоров.

В первый же день работы, отмечает Голубев, «Баркер настойчиво и многократно навязывал проект переброски наших людей и вывоз граждан союзных государств авиацией с посадкой в районе наших войск на территории Польши и в глубине страны с предварительной разведкой своими офицерами наших аэродромов, т.е. в основу были положены разведывательные цели. Это было отвергнуто мною».

Американская сторона с самого начала не хотела официально подписывать достигнутое соглашение, стремясь ограничиться договоренностью в частном порядке, под «честное слово», без составления каких-либо актов и списков. Голубев объясняет это тем, что американцы хотели бы «пустить репатриацию на самотек», «полностью снять с себя ответственность за количество советских граждан, подлежащих передаче, а их, только по словам Баркера, насчитывается около 1,5 миллионов человек, а в действительности больше».

При категорическом отказе советской стороны использовать авиацию союзников для репатриации, американцы, жалуясь на транспортные затруднения союзников, предложили осуществлять передвижение всех советских граждан на расстояние до 10–12 суточных переходов пешим порядком. Баркер предлагал ограничить вес личного имущества репатриируемых советских граждан 20 килограммами. Категорически американцы отказались принять советское предложение, обязывающее стороны взаимно информировать друг друга и расследовать все факты фашистских зверств в отношении военнопленных.

Тем не менее в ходе переговоров после определенных компромиссов с обеих сторон в конце концов был подписан план передачи советских и союзных граждан непосредственно через линию соприкосновения союзных войск.

С 23 мая 1945 года при фронтах были развернуты приемопередаточные пункты, которые начали организованный прием и передачу репатриантов, непосредственно взаимодействуя с военным командованием западных союзников. К этому же сроку были развернуты и 100 лагерей, предусмотренных для приема от наших союзников бывших советских военнопленных.

В своем отчете генерал Голубев сообщает и конкретные масштабы работ, проведенных во фронтах при выполнении согласованных с американцами договоренностей по обмену репатриантами.

По состоянию на 9 июня 1945 года от союзного командования нами было принято через линию соприкосновения войск 697 422 советских гражданина.

Союзному командованию передано через линию соприкосновения войск 211 641 человек, из которых: англичан — 17361, американцев — 17451, французов — 146 195, норвежцев — 835, голландцев — 14 236, бельгийцев — 15 490, люксембуржцев — 23, испанцев — 21, греков — 5, бразильцев — 4, датчан — 20 человек.

Далее генерал Голубев приводит недочеты в ходе приема и передачи репатриантов, которые, по его мнению, затрудняли и затягивали ведение переговоров с генералом Баркером. Речь идет о фактах «неорганизованной», или самовольной передачи англо-американских военнопленных командующими советских войсковых объединений союзному командованию. Именно это давало повод Баркеру настаивать на передаче всех американцев и англичан немедленно, тем же порядком, еще до подписания плана обменов репатриантами.

Такие факты имели место, в частности, во 2-м Белорусском фронте, который «допустил посадку на аэродромы в границах фронта 330 американских самолетов в районе Барта, на которых было вывезено 8500 американцев». Всего до 20 мая этот фронт передал союзной стороне 9495 американцев без согласования со своим командованием.

Кстати, одним из важных факторов, который принимали в расчет союзники при решении судеб репатриантов, являлись трудности с продовольственным, материальным и бытовым снабжением на территории Германии вообще. Никому не хотелось брать на себя груз забот о сотнях тысяч нередко ослабленных, больных и истощенных людей.

Одним из важных этапов в процессе репатриации бывших военнопленных и интернированных граждан союзных стран непосредственно через линию соприкосновения войск стал период конца июня — начала июля 1945 года, когда войска наших западных союзников отводились из советской зоны оккупации. С их отходом в пределы своих зон оккупации англо-американские войска должны были взять на себя полностью ответственность за обеспечение всех военнопленных и интернированных граждан, находившихся там. Однако, судя по документам, командиры американских и английских соединений и частей стремились «в частном порядке» предложить сменяющим их командирам советских частей принять военнопленных и интернированных граждан под свою ответственность.

Главнокомандующий Группой советских оккупационных войск в Германии маршал Г. Жуков в связи с этим предупреждал свои подчиненные войска:

«В случае предложений командования союзных армий запрещаю от них принимать военнопленных и граждан всех без исключения иностранных государств и военнопленных немцев. При возникновении такого рода вопросов учесть, что с союзным командованием имеется договоренность по следующим вопросам:

а) лагеря советских граждан и бывших военнопленных союзники должны оставить на месте с их администрацией и сдать представителям репатриации Красной Армии. Передаваемые нам лагеря должны быть обеспечены продовольствием на три дня;

б) всех военнопленных и подданных иностранных государств мы принимать не должны. Их союзники должны отвести на запад в свою зону и о передаче их они должны договориться с соответствующими правительствами. Исключение составляют поляки Западной Украины и Западной Белоруссии, которых мы должны принять как граждан Советского Союза;

в) союзники не должны распускать по домам немецких военнопленных. Они обязаны их отвезти на запад в свою зону. Больных и раненых военнопленных-немцев они также должны вывезти в свою зону и не размещать их в гражданские больницы».

Из приведенных документов достаточно отчетливо видна достаточно циничная позиция англо-американского командования в вопросе о судьбах послевоенных репатриантов: главное — решить судьбу каждого отдельного американского и английского гражданина. Судьба же представителей других стран, по взглядам союзного командования, могла быть предметом торга с советской стороной или политического давления на последнюю. Исключение не составляли, естественно, и бывшие советские военнопленные и интернированные граждане, находившиеся в зоне оккупации наших западных союзников, судьба которых тоже нередко была предметом закулисных игр.