Красавица в черном

Глава 11

Человек, которого Джон нанял наводить справки о таинственном родственнике Луизы, явился на следующее утро. Порекомендовал его хозяин гостиницы, в которой проживал Джон. Кажется, он нисколько не удивился, когда его знатный постоялец пожелал воспользоваться услугами надежного человека для сбора деликатной информации. Видимо, хозяин гостиницы решил, что дело касается дамы, хотя оказался не так уж далек от истины.

Джон поставил на стол чашку с чаем и выжидающе посмотрел на гостя. Мистер Комптон, одетый в потертый коричневый сюртук, со шляпой в руке, выглядел, как всегда, безобидным и кротким, но от его смиренной фигуры веяло скрытым торжеством. Джон даже нетерпеливо подался вперед.

– Я нашел его, милорд! – сказал мистер Комптон. Джон глубоко вздохнул:

– Отлично! – Сыщик уже знал, что его ждет кругленькая сумма за добытые сведения, так что Джон добавил только: – Вы заслужили комиссионные. Назовите адрес.

Комптон назвал адрес, и Джон тщательно его записал. Когда же оговоренная сумма перешла из рук в руки и незаметный человечек ушел, довольный собой и нанимателем, Джон велел подать экипаж. Ему предстояло нанести визит.

На другое утро Луиза спустилась вниз бледная и вялая. Марианна была приглашена на ленч, но девушка попросила разрешения остаться дома. Марианна не на шутку встревожилась.

– Я тоже, пожалуй, никуда не пойду и побуду с тобой, – сказала она, беспокойно глядя на бескровные щеки Луизы и ее горестно сложенные губы.

– Нет-нет, не стоит, я просто хочу спокойно полежать. У меня сильная мигрень, – честно сказала девушка. – А вы, пожалуйста, поезжайте на этот раз без меня.

И Марианна оставила Луизу на попечение ее горничной. Мастерс нанял экипаж, и когда Марианна приехала к Терезе, то очень обрадовалась, увидев среди гостей леди Сил и.

– Как поживаете, дорогая моя? – спросила седовласая дама. – У вас сегодня несколько встревоженный вид.

– Вполне возможно, – грустно согласилась Марианна, думая о странных происшествиях и таинственной опасности, с которой они никак не могли разобраться. – Неделя выдалась такая утомительная, но больше всего меня беспокоит племянница и еще…

– И еще? – ободряюще переспросила пожилая леди. – Я все вижу по вашим глазам, дорогая. Племянница ваша – очень милый ребенок, но это не единственное, что вас тревожит. Вам наконец-то понравился мужчина! И давно пора, знаете ли.

Марианна почувствовала, как заливается краской.

– Да нет же! Я просто озабочена Луизиным счастьем.

– А не своим собственным? – спросила леди Сили, пристально глядя на нее.

– Речь не об этом, право. Это Луизе нужно найти мужа, а не мне.

– У мисс Крукшенк больше чем достаточно времени найти подходящего мужа, она совсем еще дитя. Для разнообразия подумайте хоть немного о себе. Вам следует попробовать еще раз вступить в брак, душенька. Или, на худой конец, обзавестись возлюбленным.

Марианна покраснела до ушей. Взгляды ее старшей подруги на любовь были слишком… французские.

– Мне рассказывали, что лорд Гиллингем много времени проводит в вашем обществе… – продолжала графиня.

Марианна взяла у лакея бокал шерри, отпила глоток, стараясь удержаться от нервного смеха. Она-то уже давно не ребенок, чтобы вести себя так неуклюже!

– Он всего лишь ухаживает за моей племянницей, но поскольку я ее опекаю, мы часто ходим все вместе. Но это только из-за Луизы.

Марианна произнесла это так сбивчиво, что не удивилась, когда графиня вопросительно вскинула на нее серебристые брови.

– Вы так уверены? Иногда мужчине требуется время, чтобы понять, кто ему на самом деле нужен. Он может думать, что хочет бараньих котлет, тогда как на самом деле изголодался по ростбифу. Мужчины, конечно, душки, но иногда слишком медленно разбираются в своих истинных чувствах.

– Нет-нет, – покачала головой Марианна. – Вы определенно ошибаетесь, хотя, откровенно говоря, я несколько раз заговаривала с маркизом на интимные… я хочу сказать, личные темы. Он мало говорит о себе. Я почти совсем ничего не знаю о его семье, о детстве и до сих пор не понимаю, что за черная кошка пробежала между братьями.

Она понизила голос и, зная, что может рассчитывать на молчание собеседницы, рассказала об ужасном обеде. Леди Сили задумалась.

– Пожалуй, вам стоит спросить маркиза, любил ли он уже прежде.

Марианна растерянно заморгала.

– Но как же я спрошу? Я не имею права вторгаться в его личную жизнь, меня она не касается.

– Я имела в виду нечто более серьезное, чем простое увлечение, – настаивала графиня. – По крайней мере, когда случится подходящий момент, расспросите-ка маркиза о его матери.

– Зачем? – недоуменно спросила Марианна. Леди Сили энергично взмахнула веером.

– Вам о многом может сказать его ответ… или его молчание.

Марианна не знала, что и ответить, но тут их позвали к столу, и Марианна оказалась сидящей далеко от леди Сили, так что они больше не имели возможности посекретничать о лорде Гиллингеме. Но миссис Хьюз продолжала прокручивать короткий разговор в голове и беспокоиться об услышанном, как собака о своей косточке.

Зачем спрашивать маркиза о его матери? Почему графиня считает, что этот вопрос поможет разъяснить… что именно? Может быть, лучше бросить волноваться, заняться с Луизой приготовлениями к свадьбе и на этом покончить дело?

Но эта мысль привела Марианну в такое уныние, что даже пикантный куриный суп полностью утратил для нее свой вкус. И она положила ложку, оставив тарелку почти нетронутой.

Джон подъехал к скромному пансиону, где, как ему сообщил сыщик, поселился по прибытии в Лондон Олтон Крукшенк. Дом был чистеньким, но слегка обветшалым, и указывал на то, что мистер Крукшенк и впрямь мог испытывать недостаток в средствах. Могли он совершить преступление ради того, чтобы обеспечить себе более приятную жизнь? Это был главный вопрос.

Но когда Джон постучал в дверь комнаты на втором этаже, никто не откликнулся. Джон нахмурился и постучал сильнее.

Снова молчание. Джон чертыхнулся, но тут же услышал сзади тихий скрип. У него похолодел затылок. Неужели за ним следят? Он резко обернулся и увидел, что кто-то смотрит на него в щель приоткрытой двери в противоположном конце холла.

– Не подскажете, где я могу найти мистера Крукшенка? – решительно спросил Джон. Ему показалось, что смотревший готов был захлопнуть дверь, не ответив, но она приоткрылась еще на несколько дюймов. И он разглядел очень старую женщину, лицо которой выражало одновременно любопытство и опаску.

– Вы, случайно, не сборщик налогов?

Джон едва снова не чертыхнулся. Неужели он напрасно обзавелся новым гардеробом?

Старая леди задумчиво оглядела его и покачала головой:

– Пожалуй, что нет. Видите ли, я не желаю неприятностей мистеру Крукшенку. Со мной он всегда вежлив, а со стороны молодежи такое встретишь редко. И он никогда не выражается! – Она осуждающе нахмурилась.

– Прошу прощения, – сказал Джон. – Я не знал, что меня слышат, а тем более дама.

«Молодой?»

Возможно, это не тот человек, которого он ищет, но, получше рассмотрев старую даму, Джон решил, что всякий, кому меньше пятидесяти, должен казаться ей молодым.

– Я всего лишь хотел засвидетельствовать свое почтение мистеру Крукшенку, – сказал он.

– Вы знакомы с ним? – спросила она по-прежнему подозрительно.

Джон покачал головой:

– Нет, но я знаком с его родственницей.

Она еще немного подумала и медленно проговорила:

– Он сейчас в академии. Этим утром у него лекция. Вы знаете, что это известный ученый? – Она сказала это с такой гордостью, будто присутствие мистера Крукшенка могло значительно поднять престиж ее ветхого пансиона.

Джон вскинул брови. Вот неожиданность!

– В таком случае я ни за что не хотел бы пропустить это важное событие, – серьезно сказал он.

После некоторых колебаний старая леди все же назвала ему адрес, и Джон, поблагодарив, снова пустился в путь.

На этот раз ему повезло больше. Проявив особую настойчивость, он был допущен в маленькую аудиторию, где за столом сидел седеющий господин и озабоченно рылся в ворохе бумаг.

У Джона упало сердце. Этот человек ни в коей мере не напоминал возможного убийцу. Напротив, вид у него был в высшей степени безобидный. Неужели они ошиблись?

– К вам маркиз Гиллингем, сэр, – сказал швейцар, впустивший Джона.

Пожилой джентльмен поднял голову.

– Вы пришли на лекцию? Она начнется только в десять. А пока я должен просмотреть свои записи.

Джон покачал головой: – Я не задержу вас надолго, сэр. Я всего лишь хотел выяснить, не вы ли приходитесь двоюродным дядей мисс Луизе Крукшенк? Ее отца звали Томас.

Человек снял очки, через которые рассматривал свои бумаги, и пристально уставился на Джона.

– Так и есть, хотя я практически не поддерживаю отношений с этой ветвью нашей семьи. – Он немного помедлил. – Впрочем, не по их вине. В молодости я был весьма буйным юношей, а некоторые мои поступки крайне возмущали моего отца. И это привело к ссоре.

Джон кивнул.

– Зачем им понадобилось разыскивать меня теперь и какое отношение имеете вы к моей семье? – спросил мистер Крукшенк.

– Я… э… друг мисс Крукшенк. Она сейчас в Лондоне и скоро будет представлена ко двору. Ее родные хотят знать, не желаете ли вы возобновить отношения?

Мистер Крукшенк некоторое время молча смотрел на Джона.

– Они подняли флаг перемирия, так сказать? Безусловно, меня это не оставит равнодушным. Семейный разлад случился уже давно, с тех пор все порядком изменилось. Я уже много лет не видел своих племянников, хотя и читал о кончине отца Луизы. Печально… его смерть была слишком преждевременной.

– Да, – согласился Джон, подавляя разочарование. Этот человек никак не мог напасть на Луизу, поэтому либо поиски предполагаемого убийцы придется начинать заново, либо признать, что все несчастные случаи были никак не связаны между собой и произошли стихийно.

– Я передам ее близким, что вы будете не прочь принять их приглашение, – сказал Джон. – Очень сожалею, что не могу остаться на вашу лекцию.

Мистер Крукшенк поднялся из-за стола. Окинув взглядом отлично сидевший на Джоне сюртук, он, как видно, принял какое-то решение.

– Вас, кажется, аттестовали маркизом? Академия постоянно нуждается в средствах, милорд. Простите мне мою смелость, но если бы вы пожелали субсидировать ряд научных опытов, мои исследования значительно продвинулись бы вперед.

– Я непременно обдумаю ваши слова, – кивнул Джон и протянул ему руку, чувствуя себя отчасти виноватым за свои прежние подозрения.

Но когда они обменялись рукопожатием, маркиза удивила та сила, с которой ученый сжал его кисть. На вид Крукшенку можно было дать пятьдесят или даже больше, но его фигура была крепкой и подтянутой, а энергичная манера пожимать руку свидетельствовала о жизненной силе. Карие глаза смотрели живо и проницательно… и, по его собственным словам, он нуждался в субсидиях…

Возможно, Джон сделал слишком поспешные выводы, и этот человек не столь безобиден, каким кажется на первый взгляд.

Едва Марианна вернулась домой, как во входную дверь постучали.

– Лорд Гиллингем, – объявил лакей.

Его тон был, как и подобало, бесстрастным, но Марианна хорошо знала своих слуг и сумела уловить нотку удовольствия.

«Моя немногочисленная прислуга, безусловно, гордится тем, что маркиз стал таким частым гостем в доме», – подумала она, пряча улыбку.

Пасмурное ее настроение мгновенно улетучилось, словно унесенное весенним свежим ветром. Марианна не стала зацикливаться на своем приподнятом настроении, тем более что подать ему руку и приветливо улыбнуться было только требованием вежливости.

– Я зашел узнать, как вы… как вы обе себя чувствуете после вчерашней экскурсии? – спросил он, задерживая ее руку в своей немного дольше обычного. – У меня есть новости.

Марианне очень хотелось еще немного продлить рукопожатие, но Мастерс ждал, чтобы проводить гостя в гостиную. Марианна посторонилась и взглянула на лакея.

– Я сама проведу маркиза, – сказала она. Когда же Мастерс ушел, она спросила, понизив голос: – И что же вы узнали?

– Я только что видел Олтона Крукшенка, – сказал маркиз. – Его разыскал мой агент, и сегодня утром я уже побывал у него.

Марианна поднесла руку к горлу.

– И что же? Он признался?.. Ну, конечно же, нет, даже если ему есть в чем признаваться. Что вы о нем думаете?

Джон подробно передал ей разговор с ученым, и Марианна нахмурилась, пытаясь понять, что все это значит.

– На первый взгляд он показался мне неопасным, но все же… – Маркиз помедлил.

– Все же вы считаете, что нам нельзя терять бдительности? Да, я согласна с вами, ведь риск очень серьезный. Речь идет о жизни Луизы! – вздохнула Марианна. – Да, насчет Луизы… У нее сегодня с утра болит голова. Я схожу узнаю, спустится ли она. Несомненно, она очень обрадуется вашему визиту. Я покину вас всего на минуту.

Она побежала вверх по лестнице и легонько постучала в Луизину дверь. Ей никто не ответил. Марианна повернула ручку и заглянула внутрь: Луиза лежала под одеялом с закрытыми глазами и ровно дышала.

Стоит ли будить ее? Девочка, конечно же, расстроится, что не повидалась с маркизом, но, с другой стороны, утром вид у нее был такой неважный! Ей и в самом деле нужен был отдых…

Пока она колебалась, как поступить, рядом послышался шелест юбок, и в коридоре появилась Ева, Луизина молоденькая горничная.

– Как себя чувствует ваша госпожа? – шепотом спросила ее Марианна.

– У нее жуткая головная боль, мэм, – ответила служанка. – Она только что заснула.

И Марианна приняла решение.

– Тогда я не стану ее будить.

Она заглянула к себе, чтобы снять капор и быстро посмотреться в зеркало, затем спустилась вниз.

Но маркиза в гостиной не было. Не мог же он уйти не попрощавшись? Это было бы непростительной грубостью. Где же он?

Через некоторое время после того, как миссис Хьюз поднялась наверх, Джон вышел следом за ней в холл, но тут кое-что привлекло его внимание…

Он увидел приоткрытую дверь в маленькую комнату, прямо напротив столовой. Он ни разу не бывал в этой комнате. Человек с безупречными манерами, несомненно, не стал бы проявлять такое чрезмерное любопытство, даже если интерьер, открывшийся ему с порога, и показался бы необычным.

Но, не будучи обремененным избытком манер, Джон только шире распахнул дверь и вошел внутрь. Комната представляла собой маленький кабинет, заставленный книжными шкафами и всевозможными артефактами. Джон подошел поближе, чтобы взглянуть на предмет, который привлек его внимание. Это была необычная фигурка слона с поднятым вверх хоботом, вырезанная из полированного дерева. За ней в рамке стояла гравюра с изображением женщины в азиатском наряде с раскосыми глазами и таинственной улыбкой.

Он подошел к шкафу и пробежался взглядом по книжным полкам: исторические романы, поэзия, книги о путешествиях, подшивки журналов с отчетами путешественников, побывавших в далеких странах, – не совсем обычный подбор литературы для светской дамы!

На полу лежал яркий персидский ковер. На полках и двух столиках стояла дюжина любопытных вещиц. Все здесь буквально говорило о том, что миссис Хьюз – весьма загадочная и любопытная женщина, хотя она и упоминала как-то вскользь о своих не вполне банальных интересах…

Все эти вещи, конечно же, могли принадлежать и ее покойному мужу, могли быть подарком какого-нибудь родственника, но Джон почему-то подозревал, что это были сокровища самой миссис Хьюз. Книги, гравюры и диковинки – все свидетельствовало о живом интересе к необъятному миру, лежавшему за пределами ее маленького мирка. Глядя на эти вещи, собранные ею, он понял, что ее влекло к чему-то большему, чем благовоспитанное лондонское общество. Ее дух не довольствовался только чаепитиями и балами-маскарадами. Джон понял, что, побывав в этой комнатке, он получил прекрасную возможность хоть как-то понять ее душу.

Услышав шаги, он обернулся. Марианна стояла в дверях, но по выражению ее лица трудно было что-либо понять.

– Простите, – пробормотал он, – дверь была открыта, и меня заинтересовал этот… слоник. – Оправдание прозвучало как-то глупо, и он от души понадеялся, что не слишком рассердил ее.

Она блеснула глазами, но Джон все же никак не мог понять ее реакцию. Заговорила она довольно спокойно:

– Вам ни разу не приходилось видеть слона, милорд?

– Только не в комнате леди, – чистосердечно ответил он. – Как я вижу, ваши интересы весьма широки, миссис Хьюз.

– И это вас удивляет? Вы никогда не странствовали по заморским землям, где жизнь так отличается от нашей?.. – Она прошла по комнате и легко, словно лаская, положила руку на статуэтку. На какой-то безумный миг Джон позавидовал неодушевленному предмету. А она, казалось, и не замечала его напряженного взгляда. – Там водятся существа, совсем не похожие на те, что живут в наших лесах и лугах… Птицы там с ярким оперением, и они явно затмевают наших скромных воробушков. Можно подумать, что необычные создания специально собраны из разрозненных частей, оставшихся после того, как Господь завершил сотворение мира…

Она взяла со стола книгу и стала листать страницы.

– Взгляните! Ну чем это не сказочный зверь? – Она показала ему рисунок.

«Чудовище, – подумал он. – Монстр из кошмарного сна».

– И что это такое?

Она улыбнулась его удивлению.

– Гигантский муравьед, живет в Африке. Их множество, непривычных нашему глазу, но вполне заурядных, на взгляд туземцев. Неужели вам никогда не хотелось увидеть что-то еще, кроме страны, где вы родились и выросли?

На этот раз невозможно было не понять ее эмоций.

– Вы мечтаете об этом, – медленно произнес он, тронутый тем, что она приоткрыла перед ним свой внутренний мир. – Вы в душе исследователь, миссис Хьюз. И вы действительно отправились бы в путешествие по этим странам? Не испугались бы дикарей, джунглей?

Она улыбнулась так, что эта улыбка озарила ее лицо. Оно словно засветилось изнутри, и ему вдруг захотелось прижать ее к себе, исполнить любое ее желание…

– Ох да, – сказала она просто. – Я хотела бы услышать, как рычат львы на закате в африканской саванне, покататься в гондоле по туманным каналам Венеции, полюбоваться соборами и архитектурой Флоренции, восхититься диким величием Альп, исследовать языческие храмы Греции с их бесчисленными загадками. Да и кто отказался бы пережить такие приключения? Я еще в детстве мечтала о дальних странах. Мне хотелось надеть дорожный плащ и бродить, бродить по свету, изучать легендарные пирамиды в Египте, бескрайние безлюдные пустыни. Скажите честно, вам разве никогда не хотелось проехаться на верблюде? Он даже рассмеялся от удивления.

– Эта мысль уж точно ни разу не приходила мне в голову.

Он вспомнил, что она уже как-то говорила о своем желании путешествовать, но тогда он не придал ее словам особого значения. Теперь же он видел, что они ни в коей мере не были праздной болтовней.

– Почему же вы не ездили за границу с мужем? – спросил он, не успев сообразить, что этот вопрос мог быть воспринят как бестактность.

– Мы поженились, когда еще шла война, – объяснила она, – а потом, когда начались мирные переговоры, Гарри потерял к этому всякий интерес. В юности мы много говорили о сафари, о круизах по восточным морям… Потом он стал считать это ребячеством, которое не стоит принимать всерьез.

Она сказала это так печально, что и ему стало грустно.

– Гарри устраивало только то, что он может посещать скачки, петушиные и кулачные бои. У него были друзья в Лондоне, были клубы… – Она потупилась, чтобы скрыть от него слишком красноречивый взгляд. Теперь тон ее был скорее небрежным. Должно быть, она решила, что чересчур разоткровенничалась.

На Джона внезапно нахлынуло раздражение.

– А что оставалось вам? – спросил он. – Как видно, муж ваш был типичным горожанином.

« И грубым бесчувственным чурбаном», – добавил он про себя.

Муж миссис Хьюз ушел в иной мир и не мог оправдаться. Впрочем, он, вероятно, очень удивился бы, если б его призвали к ответу.

– Ну а вы?

Она продолжала избегать его взгляда.

– У меня были чаепития, ленчи с подругами, балы, театры, прогулки… обычные дамские развлечения.

Но вот только саму ее никак нельзя было назвать обыкновенной. Это была загадочная женщина, единственная в своем роде. Настоящая трагедия, что ее пустоголовый муженек так плохо знал ее.

«Какое расточительство, – подумал Джон, – что такая женщина обречена вечно слушать бессмысленную болтовню пустых и скучных людей».

– Не стоит меня жалеть, – внезапно сказала она, подняв на него глаза.

Джон едва не вздрогнул от удивления. Он сам всегда противился жалости, теперь же оказался в роли жалеющего и понял, настолько беспомощен сторонний наблюдатель, сознающий неудачное стечение чужих обстоятельств и не имеющий возможности исправить дело.

Какая ирония!

– Моя жизнь была очень приятной, – заговорила она с некоторым вызовом. – А после смерти мужа у меня остался приличный доход, хотя и недостаточный, чтобы… – Она замолчала, и он договорил за нее:

– Недостаточный, чтобы отправиться в путешествие, особенно теперь, когда Наполеон в ссылке, кругом царит мир, и моря снова безопасны для плавания.

Она пожала плечами и еще раз погладила деревянного слоника.

– Да, это правда. И вот я изучаю чужие страны по книгам и гравюрам. Могло быть куда хуже.

Он увидел, как за маской привычного спокойствия по ее лицу пробежала волна эмоций. До конца дней ее будет томить тоска по несбывшемуся… И как он не разглядел в ней этого раньше? Такая женщина заслуживает, чтобы ее мечты сбылись. Ее переполняла любознательность, тяга к бескрайнему миру, неутоленная страсть к исследованиям.

Если бы только можно было представить, что эта страсть перекликается с его страстью…

Джон непроизвольно шагнул вперед, и Марианна удивленно взглянула на него, растерявшись. Ее глаза широко раскрылись, он заглянул в их туманно-голубые, как океанская вода, глубины. Если бы он только мог развеять таящуюся в них печаль! Сейчас он видел каждую из этих черных ресниц, окружавших веки очаровательной бархатистой бахромой. Ее щеки слегка разрумянились, мягко отливала белизной шея, а обворожительная грудь вздымалась и опускалась слишком быстро.

Джон понял, что тоже дышит учащенно. Его неудержимо влекло к ней. Сердце забилось, по жилам пронеслась горячая волна. Желание в одно мгновение лишило его сил. Он хотел, чтобы эта женщина принадлежала ему безраздельно, хотел бы ей показать, на что способна настоящая мужская любовь. В его силах было сделать так, чтобы ее глаза ярко блестели, чтобы чаще звучал милый гортанный смех. Ему хотелось заставить ее смеяться, волноваться. Хотелось, чтобы кровь запылала в ее жилах так же горячо, как у него, хотя пока он даже не решался взять ее за руку.

Воздух между ними вдруг накалился, как в жаркий полдень, когда над горизонтом сгущаются грозовые облака и проблескивают молнии. Он сделал еще шаг вперед, так что почти коснулся ее, и увидел ее грудь… восхитительные полушария заставили его почувствовать неудержимый зуд в ладонях. Он понял, что сейчас случится неизбежное. Его рука медленно протянулась…

Слабый шорох заставил его замереть. В дверях стоял лакей и невозмутимо смотрел на них.

– Я принес чай в гостиную, как вы просили, мэм.

Это вмешательство слуги, пришедшееся так некстати, едва не заставило Джона чертыхнуться. А ведь ему, скорее, следует поблагодарить этого человека, удержавшего от неразумного поступка, о котором Джон и Марианна могли бы пожалеть…

Но все равно он готов был рискнуть! Хотя разочарование, которое он сейчас испытывал… Не отразилось ли оно в прелестных глазах миссис Хьюз? На всякий случай Джон поспешно отвел глаза.

– Спасибо, хорошо, – отозвалась она, повернулась и прошла мимо него, а в воздухе остался дразнящий запах розы, отчего горький привкус неудовлетворения во рту только усилился.

Он нехотя вышел следом за Марианной из заветной комнаты, подождал, пока она решительно закроет за ними дверь, снова скрыв от мира свои сокровенные мечты.

Джон молча шел по ступенькам, размышляя над тем, как заговорить о предмете, который действительно занимал его больше всего, но ему снова помешали. Войдя в гостиную, они оба замерли от удивления.

В комнате появилась Луиза. Волосы ее были слегка растрепаны, словно она одевалась в спешке, веки немного припухли, но девушка улыбалась беспечно, как и всегда.

– Милорд, – произнесла она, – я проснулась, и моя горничная сказала мне, что вы здесь. Извините, я только что встала. Утром у меня была страшная мигрень, но сейчас уже гораздо лучше.

– Рад это слышать, – с усилием выговорил Джон, тогда как на самом деле с его губ едва не сорвалось проклятие. Он уже чувствовал, как отдаляется от него миссис Хьюз. Она всегда делала так в присутствии своей племянницы – не хотела мешать его ухаживаниям… Черт бы побрал его опрометчивое, поспешное сватовство!

Ему пришлось сесть и взять чашку чаю, которую ему уже налила мисс Крукшенк. Как всегда, он выпил его без сахара, и чай показался маркизу странно горьким. Дурное настроение, несомненно, способствовало вкусовому восприятию. Он с трудом переваривал болтовню Луизы. Казалось, ее вовсе не беспокоило то, что он и миссис Хьюз практически не принимали участия в разговоре.

Но вот Джон почувствовал, что больше не в силах оставаться здесь. Громко опустив чашку на блюдце, он встал. Мисс Крукшенк взглянула на него с неподдельным разочарованием.

– Неужели вам уже пора?

Джон нахмурился. Он вспомнил о самовлюбленном супруге Марианны. Неужто и он такой же эгоистичный и невнимательный? И Джон заставил себя улыбнуться.

– Я решил, что вы не откажетесь от прогулки, мисс Крукшенк, – произнес он, осененный запоздалой мыслью, которая его нисколько не вдохновляла. Но сейчас не следовало думать о себе. – Может быть, на свежем воздухе вам станет лучше? Как вы смотрите на то, чтобы проехаться по парку?

Она засияла в одно мгновение.

– Ой, я с удовольствием. Только велю принести шаль. – Она пошла в противоположный конец комнаты, чтобы позвонить горничной. Джон повернулся к миссис Хьюз.

– Я надеюсь, вы присоединитесь к нам? Мы больше не оставим Луизу без присмотра и не позволим ей бродить одной в толпе.

Марианна всегда сопровождала их, но Джон надеялся, что она согласится поехать не только поэтому. После откровенного разговора в ее кабинете ему хотелось положить к ее ногам весь мир, но он мог пока предложить только прогулку по Гайд-парку.

– Конечно, – улыбнулась Марианна. Она позвонила горничной и попросила принести капор и перчатки. Луиза тоже стала одеваться. Джон украдкой смотрел на Марианну.

Они спустились вниз. В прихожей лакей подал ему широкополую шляпу. Надевая ее, Джон усмехнулся. Ему приходится собираться с духом, чтобы всего лишь проехаться по людному парку. А Марианна Хьюз готова была отправиться в кишащие львами африканские джунгли! Возможно, он просто не достоин ее руки, даже если бы и был свободен от всех обязательств. Что он может ей предложить? Ведь больше всего ему хочется вернуться в полутемные комнаты дома, в сад за высокой стеной.

Он помог им сесть в ландо, заняв место напротив. Кучер щелкнул поводьями и направил экипаж вдоль улицы.

Марианна Хьюз заслуживает больше, чем он может ей предложить. Весь путь он молчал.

В парке все было в самом разгаре. Пешеходы фланировали по дорожкам, разнообразные экипажи катили по огибающей парк аллее.

Кучер опустил верх, чтобы они могли наслаждаться легким бодрящим ветерком и еще не палящим солнцем, которое то и дело прикрывали бегущие по небу облака. Цвели и благоухали весенние цветы. Все лондонское общество собралось в парке, хотя модный час для прогулок еще не наступил.

Некоторое время они ехали не спеша. Дамы переговаривались, а Джон молчал, изредка взглядывая на Марианну Хьюз. Когда ее что-то забавляло, глаза вспыхивали, а уголки губ мило приподнимались. Если бы она и с ним держалась так же непринужденно! Если бы он сумел ее чем-то заинтересовать, то с радостью наблюдал бы за эмоциями на ее лице. Если она поверит ему, то сбросит маску благовоспитанной сдержанности и глаза не будут так печальны…

Звонкий детский голосок прервал его раздумья.

– Лорд Гиллингем!

Его имя знали в Лондоне всего несколько человек. Изумленный, Джон оглянулся. У обочины аллеи стоял элегантный экипаж, из него махала рукой девочка-подросток.

Он машинально велел кучеру остановиться. Что это за девочка? И тут он вспомнил. Худое лицо, прямые каштановые волосы, с которых соскальзывают ленты… Это же сестра его невестки, своеобразный ребенок. Как ее зовут? Цирцея. Во время обеда в доме Габриеля она пристально его рассматривала. Почему ей вздумалось громко окликнуть его в общественном месте? Знает ли она хорошие манеры?

Марианна тоже оглянулась на девочку и нахмурилась.

– Что-то случилось, – уверенно произнесла она. – Луиза, оставайся на месте. Милорд, вы не будете против?..

Он, конечно же, помог ей сойти и последовал за ней к экипажу. Марианна, подобрав юбки, быстро шла впереди.

У Цирцеи и впрямь был очень взволнованный вид. Ее щеки пылали, глаза подозрительно блестели, словно она сдерживала слезы.

– Пожалуйста, моей сестре плохо! Я не смогу одна вывести ее из экипажа.

Но зачем же они остановились? Джон взглянул на лошадей и увидел, что одна из них подогнула ногу. Вероятно, потеряла подкову и захромала. Но он не успел рассмотреть получше, потому что Марианна уже поднималась в экипаж.

На сиденье полулежала его белокурая невестка, она была необычайно бледная. Он увидел, что ей очень плохо и держится она из последних сил, не желая пугать младшую сестренку.

– Милорд, миссис Хьюз, я так рада… Простите нашу бесцеремонность. Мы послали кучера за подковой, а пока ждали, у меня начались… Я дурно себя почувствовала. Я отправила вслед кучеру и грума, но он до сих пор не вернулся. А мне кажется, что ждать больше нельзя.

Марианна ахнула и повернулась к Джону.

– Пожалуйста, дайте ваш сюртук.

Он не сразу понял, но немедленно повиновался. Джон стащил с себя одно из последних изысканных творений закройщика и протянул ей. Только когда Марианна обернула его вокруг талии леди Габриель, он заметил кровавые пятна на юбке платья…

Она ждала ребенка, хотя ее живот только начинал округляться. На званом обеде он слышал, как дамы шептались о предстоящем счастливом событии, но случилось что-то непредвиденное.

Вдвоем с миссис Хьюз, поддерживая леди Габриель, они помогли ей выйти. Подхватив невестку на руки, Джон понес ее к своему ландо с откинутым верхом. Румянец совсем покинул ее лицо. Некоторые из проходивших мимо людей остановились, глядя на них, а одна женщина изумленно спросила:

– Что здесь происходит?

Но Джон даже не расслышал ее вопроса.

– Кто ваш врач? – спросил он леди Габриель.

– Сэр Уильям Рейнольдс, – ответила она, морщась. Прижав ладонь к животу, она прошептала адрес.

Джон помог миссис Хьюз снова подняться в экипаж. Луиза испуганно смотрела на них. Цирцея забралась сама, не дожидаясь помощи, и села рядом с сестрой. Джон поманил грума, протянул ему несколько монет и повторил адрес.

– Возьми наемный экипаж и поезжай за сэром Уильямом. Скажи, пусть немедленно едет в дом лорда Габриеля Синклера, его жене очень плохо.

Чтобы не стеснять женщин и не смущать невестку, Джон взобрался на козлы рядом с кучером и сказал ему, куда нужно ехать.

– И поскорее, – добавил он.

Кучер взмахнул поводьями и приложил все усилия, чтобы ехать как можно быстрее по оживленным лондонским улицам, но все же их продвижение было достаточно медленным. Никогда прежде Джон так не проклинал интенсивное столичное движение, как сегодня.

Неужто она потеряет ребенка? Он был неопытен в подобных вещах, но ее страшная бледность и кровотечение казались дурным предзнаменованием. А если кровотечение не остановить, матери тоже грозит опасность?

Он вспомнил, как завидовал семейному счастью брата, и почувствовал себя виноватым. Ни одному человеку не пожелал бы он такого несчастья, даже своему противному младшему братцу!

Прошла целая вечность, прежде чем они достигли красивого особняка, где проживала семья Габриеля. Джон на ходу спрыгнул на тротуар, рывком отворил дверцу и встал на ступеньку, чтобы взять на руки невестку. Кровотечение продолжалось, и его сюртук был весь в кровавых пятнах.

Леди Габриель обхватила его за шею, и он осторожно понес ее к двери. Цирцея их опередила и изо всех сил забарабанила в дверь. Дворецкий открыл и замер, вытаращив глаза.

– Посторонись, парень. Цирцея, где спальня твоей сестры? – Джон не был расположен к церемониям.

– Сюда, наверх. – Девочка побежала по широкой лестнице, крича: – Симпсон, быстрее сюда! Моей сестре нужна помощь.

Миссис Хьюз и Луиза вошли в дом следом. Джон не стал задерживаться, чтобы объяснить шокированному дворецкому суть дела, а быстро направился вслед за девочкой вверх по лестнице. Джон вошел в указанную Цирцеей дверь и осторожно опустил леди Габриель на широкую кровать.

– За врачом уже послали. Он непременно скоро будет. Постарайтесь не волноваться, – сказал он.

В данных обстоятельствах это был глупый совет, но что еще он мог сказать? Цирцея заплакала, но тут пришло подкрепление. В комнату почти вбежала дородная горничная средних лет. Увидев кровь, она всплеснула руками.

– Ах, миледи!

Джон испугался, что она закатит истерику и только усугубит ситуацию, но, к счастью, горничная быстро овладела собой.

– Надо послать за сэром Уильямом!

Ей даже не пришло в голову спросить у Джона, кто он такой.

– Я уже отправил за ним моего грума, – сказал Джон. – Надеюсь… полагаю, он будет с минуты на минуту.

Женщина кивнула.

– Цирцея, велите лакею принести горячей воды и чистых простынь, а потом ступайте в детскую. Здесь вам не место.

– Я хочу быть рядом с сестрой! – Голос Цирцеи дрожал. Сейчас она уже не казалась взрослой, а была просто испуганным ребенком.

Леди Габриель откинулась на подушки.

– Цирцея, родная, послушайся Джона. Доктор скоро приедет. Пошли кого-нибудь из слуг за Габриелем. Он, кажется, собирался позавтракать в клубе, и жди его у окна в гостиной.

– Я лучше поднимусь в мансарду, оттуда больше видно, – деловито сказала девочка с вернувшейся к ней самоуверенностью. Но тут же отчаяние пересилило слабую попытку сохранить спокойствие, и она жалобно всхлипнула. – Не покидай меня, Психея!

– Все будет хорошо, – сказала леди Габриель и протянула сестре руку, за которую та ухватилась. – Но сейчас тебе лучше уйти.

Девочка покорно кивнула и вышла в коридор. А невестка Джона, кажется, лишилась последних сил. Она закрыла глаза, лицо ее приобрело цвет льняных наволочек, на которых лежала ее голова. Джон испугался, что она лишилась чувств. Горничная уже достаточно долго поглядывала на него, и до него дошло, что мужчине, даже родственнику, тут не место.

– Я вас оставлю, – сказал он. Горничная кивнула, взглянув куда-то через его плечо. Джон увидел, что в дверях стоит Марианна Хьюз.

– Я подруга леди Габриель, – спокойно сказала она служанке. – И я помогала моей золовке во время родов. Пожалуй, я останусь здесь до прихода врача.

– Спасибо, мэм. Честно говоря, у меня нет никакого опыта по этой части. Или в случае, когда…

Для родов было еще слишком рано, но Джон был почти уверен, что они начались, и теперь даже самый искусный врач в Лондоне не сможет их остановить.

Какой тяжелый день для Габриеля! Джон спустился вниз. Встретившись взглядом с дворецким, он произнес:

– Я подожду в гостиной. Доктор скоро приедет. Надеюсь, что скоро.

Дворецкий с несколько растерянным видом проводил его в комнату и тут же вернулся в прихожую, не желая надолго отлучаться от входной двери. Джон тоже прислушивался. Он ждал, когда застучат. Присев на край обитой малиновым бархатом кушетки, он подумал, что не отказался бы сейчас от стаканчика бренди или, на худой конец, вина. Но ему не хотелось снова тревожить дворецкого, который явно нервничал. Судя по всему, леди Габриель пользовалась искренней любовью слуг.

Он подумал о своих слугах. В его отсутствие они наверняка все бездельничают, ведь его отлучки случались так редко. Камины сейчас, вероятно, никто не чистит, да и спальни вряд ли проветривают. Он надеялся только на то, что кухарка не выпьет его лучшее вино до последней капли. И все же это не приводило Джона в негодование. Он не знал, что о нем думают слуги, хотя бутылками в лакеев, как это делал покойный отец, он в раздражении не швырял.

Внезапно Джон вспомнил о Луизе. Где она? И словно привлеченная его мыслью, девушка появилась в дверях. Вид у нее был самый несчастный.

– Я тоже хотела помочь, но тетя Марианна отослала меня, – объяснила она. – А я так хотела сделать что-то полезное.

Он кивнул.

– Это был хороший порыв, – сказал он, догадавшись, что Луиза оказалась в спальне леди Габриель совсем некстати. – Может быть, вам лучше подняться в детскую?

– Милорд! – изумленно воскликнула она.

– Я имел в виду, что вы можете составить компанию Цирцее. Она там или в мансарде. Спросите у кого-нибудь из слуг. Девочка очень волнуется за сестру. И предполагаю, что есть основания. Может быть, она обрадуется вашему обществу.

Возмущенная Луиза вздохнула.

– Да, конечно. Вы правы. Она сейчас совсем одна. Я пойду поищу ее.

Она вышла. Джон почувствовал, что не в силах больше сидеть спокойно. Он встал и начал ходить из угла в угол. Что сейчас происходит в комнате этажом выше? И как он мог оставить Марианну Хьюз одну? Кроме неопытной горничной, ей не на кого рассчитывать. Но что может сделать он сам? Он тоже ничем не способен помочь несчастной женщине и знал, что Марианна выставит его за дверь, как Луизу, если он предложит свои услуги.

Раздался стук во входную дверь. Джон подошел к двери гостиной и услышал, как что-то пробормотал дворецкий, ему в ответ раздался деловитый баритон. В приоткрытую дверь Джон увидел, как человек с медицинским саквояжем быстро поднимается по лестнице следом за слугой. Слава Богу!

Через некоторое время слуга появился с бутылкой вина на подносе.

– Не желаете бокал портвейна, сударь?

Джон залпом выпил содержимое. Обычно он пил весьма умеренно, но сегодня, как никогда, ему требовалось подкрепление спиртным. Нисколько не удивленный, слуга снова наполнил бокал.

– Можете идти, только, пожалуйста, не закрывайте дверь, – сказал Джон.

При появлении доктора Джон почувствовал облегчение. Но неизвестность угнетала его, как и тревожное молчание, в которое погрузился дом. Напряжение возрастало, словно на горизонте сгущались грозовые тучи.

Джон вытер лоб платком и снова принялся ходить по гостиной. Надежды мало, что ребенок останется жив, но дай-то Бог, чтобы спасли мать.

Через некоторое время входная дверь с шумом распахнулась, и кто-то пробежал вверх по лестнице. Раздался громкий и сердитый мужской голос, другой голос что-то невнятно произнес в ответ, но Джон не смог разобрать слов.

Джон не удивился, когда на пороге гостиной появился Габриель. Ему редко приходилось видеть брата таким растрепанным. Галстук съехал набок, темные волосы разлохматились, словно он запускал в них пальцы, синие глаза горели мрачным огнем. Сначала Джону показалось, что брат пьян, но он догадался, что Габриель просто боится. Поэтому он раздражен и опасен.

Габриель посмотрел на старшего брата недобрым взглядом. Видно, что «спасибо» стоит у него поперек горла, подумал Джон, чувствуя, как его жалость к брату сходит на нет. И это не было удивительно.

Но Габриель ничего не сказал, а стремительно пересек комнату. Джон даже не успел что-либо сделать, как тот впился ему в горло стальными пальцами.

Задыхаясь, Джон попытался оттолкнуть его, но брат словно обезумел. Несколько минут они молча боролись, толкая друг друга, опрокидывая стулья и этажерки. Габриель душил старшего брата мертвой хваткой. Для Джона комната потемнела… Что-то вспыхнуло, и все померкло перед его глазами. Из последних сил он попытался разжать пальцы брата, сомкнувшиеся на его шее, но напрасно…

– Нет, Габриель! – раздался чей-то голос. – Он пришел нам на помощь. Я сама позвала его. Габриель, остановись!

Это была Цирцея. Пальцы Габриеля на миг ослабели, и Джон последним отчаянным усилием сумел оттолкнуть безумца, жадно ловя воздух. Комната закружилась, но потом нехотя встала на место.

Испуганные Цирцея и Луиза стояли в дверях. Они удивленно смотрели на разгром в комнате и усеянный осколками стекла ковер. Графин с вином опрокинулся, по полу растекалась темная лужа.

«Жаль, неплохое было винцо», – невольно подумал Джон.

Но все его внимание сосредоточилось на источнике опасности. Руки брата все еще тянулись к нему, он явно жалел, что выпустил шею жертвы. Его губы походили на хищный оскал.

– Один знакомый разыскал меня в клубе и сообщил, что в парке мою жену насильно перетащили в колымагу дикой раскраски. Я сразу понял, что это твоих рук дело. Какая-то женщина сказала ему, что Психея, судя по всему, была ранена. Вот уж не думал, что даже ты способен упасть так низко!

– Габриель, – пыталась перебить его Цирцея, – все было совсем не так…

– Помолчи! – крикнул Джон, потирая пострадавшую шею. По крайней мере попытался крикнуть, так как горло еще саднило после нападения.

На него в бешенстве набросился человек, обязанный ему во многом, и теперь девочка делала то, что сам он не в силах был сделать. Его отец сказал бы, что детей должно быть видно, но не слышно, особенно девочек. Отец выпорол бы ее за такую наглость. Джону самому часто доставалось от отца. Но он отогнал мрачные воспоминания. Сам-то он никогда не поднимал руку на ребенка и сейчас не хотел этого делать. Но он не желал, чтобы ему на выручку приходила девчонка. Его гордость пострадала не меньше, чем горло.

– Не разговаривай так с моей свояченицей! – крикнул в ответ Габриель. – Ты вообще не имеешь права говорить. Не смей открывать рот в моем доме, когда моя жена борется за жизнь. Доктор не позволил мне даже постоять рядом и подержать ее за руку. У него даже не было времени толком поговорить со мной. Ты виноват в том, что мы потеряли ребенка! Уже только за это ты заслуживаешь смерти. А если я потеряю Психею… – Габриель с трудом проглотил слюну. – С этим ничто не сравнится, даже утрата моих законных прав.

Джон мог бы снова пожалеть его, если бы так сильно не болела шея. Нет, с жалостью покончено!

– Габриель, послушай, пожалуйста! – молила Цирцея. Но мужчины были слишком заняты друг другом. «Габриелю даже не важно, виновен я или нет», – думал Джон. Эта ненависть копилась годами. Детские обиды тут ни при чем. Настоящие семена розни были посеяны, когда отец отрекся от Габриеля, когда вся семья отвергла его. Он покинул Англию и скитался как цыган, зарабатывая на жизнь карточной игрой. Его имя было обесчещено, родные отвернулись от него. С того дня вражда между братьями достигла апогея. По глазам Габриеля Джон понял, что его брат думает так же.

– Запомни, я ничем не виноват в случившемся с твоей женой, – проговорил он, пытаясь сохранять достоинство. Он был старшим, он должен продемонстрировать выдержку. Даже если до сих пор Габриеля и переполняет злость из-за разрыва с семьей. – Но ты напал на меня.

– Милорд, – не слишком уверенно запротестовала Луиза. – Пожалуйста, не надо. Дуэли запрещены, да это и все равно не поможет.

Но ни один из мужчин не обратил на нее внимания. Габриель улыбнулся, но улыбка его скорее напоминала гримасу.

– Ты не мог сильнее обрадовать меня, – кивнул он. – Мне жаль только, что нельзя покончить дело здесь и сейчас.

– Согласен с тобой, – ответил Джон. – Здесь не самое удобное место. – Он кивнул в сторону двух девиц, наблюдающих за ними в ужасе, и на беспорядок, который братья устроили в элегантно обставленной гостиной.

– Тогда идем в сквер на площади, – предложил Габриель, стаскивая с себя сюртук. – Мейсон! – крикнул он дворецкому. Тот немедленно появился между двумя девушками. – Принесите дуэльные шпаги из моего кабинета. Они антикварные, но в полном порядке и, несомненно, жаждут крови после стольких лет прозябания.

– Но у вас нет секундантов, – пыталась поспорить Луиза. – Если вы хотите драться, то нужно это делать по правилам.

– Нам никто не нужен, – впервые согласился с младшим братом Джон. – Попытки помирить нас бесполезны, а место выбрано. Да и доктор как раз под рукой.

– Мы не станем отрывать его от более важных обязанностей, – отрезал Габриель.

– Разумеется, нет. Подозреваю, когда мы закончим, для него вряд ли найдется работа, – мрачным тоном согласился с ним Джон.

– Я точно такого же мнения, – сощурился Габриель. Дворецкий, явно волнуясь, появился снова с двумя тонкими шпагами в руках. Габриель кивком предложил брату выбрать первому. Джон развязал галстук и отбросил его. Подойдя ближе, он наугад взял одну из шпаг, прочертил в воздухе восьмерку, чтобы получить представление о центре тяжести. Кто-то из женщин ахнул. Шпага была действительно старая, но, бесспорно, сделана прекрасным мастером и нисколько не пострадала от длительного хранения.

– Эта подойдет, – сказал Джон. Габриель взял вторую и двинулся к двери.

– Мы выйдем, – произнес он. – Не стоит тревожить дам. Мейсон, если будут новости о леди Габриель, то немедленно сообщите мне. Доктор заявил, что только через некоторое время сможет сказать с уверенностью… – он замолчал, откашлялся, но голос его все равно прозвучал хрипло, – об исходе.

– Да, милорд, – пообещал слуга.

Девушки снова начали возражать, перебивая друг друга, но Джон не обратил на них внимания, словно они были пустым местом. Луиза попыталась поймать его взгляд, но он проигнорировал. Он спустился вниз по лестнице, вышел из дверей, пересек дорогу и оказался в обнесенном оградой сквере. Он не сомневался, что брат идет за ним следом, испытывая равное нетерпение. Сколько же лет они ждали момента, чтобы свести старые счеты!

По счастью, жаркий день разогнал детей с нянями по домам. Сквер был почти пуст. Только на скамье под деревом сидела старушка с книгой. Она в недоумении уставилась на мужчин.

– Вы не хотите удалиться, мисс Стрикланд? – обратился к ней Габриель. – Смерть моего брата покажется не слишком приятным зрелищем.

Старая леди захлопнула книгу, встала и пошла к калитке, но у выхода помедлила. Ее явно разбирало любопытство. Из соседнего дома на улицу вышел лакей, чтобы посмотреть, что происходит. Случайный прохожий остановился у ограды. Какая разница? В центре города уединиться невозможно.

Джону было все равно. Он поднял шпагу и по обычаю отсалютовал противнику. Габриель сделал то же самое.

– Берегись! – выдохнул он, смотря на Джона ледяным взглядом.

Его шпага мелькнула в воздухе с такой скоростью, что сделала ее почти невидимой. Джон вскинул свою, чтобы отбить выпад, и металл звякнул о металл. Удар противника заставил шпагу дрогнуть в его руке.

Он услышал, как ахнула старуха, но тут же забыл о ней. Ее предупреждали! Все его внимание сосредоточилось на поединке.

Он сделал отвлекающий удар, но его брат был начеку и не попался. Парировав выпад, он тут же перешел в атаку. Джон сумел отбить ряд ударов, но шпага Габриеля разорвала ему рукав рубашки.

Женщина закричала. Джон ощутил легкий укол. За время, проведенное за границей, Габриель, наверное, научился разным фехтовальным приемам, но если он забудет об осторожности, то ему несдобровать. Его атака была просто бешеной, но он не сумеет выдержать такой темп долго.

Джон сосредоточился на том, чтобы отбивать атаки, выжидая момент, когда Габриель утратит бдительность и откроется. Тогда у него появится шанс нанести решающий удар.

Ему смутно казалось, что Луиза, Цирцея и несколько слуг стоят у ограды, наблюдая за поединком вместе с прохожими. Но ему это было безразлично, как было безразлично даже то, что происходило сейчас в доме: борьба за жизнь леди Габриель. Сейчас Джон сам боролся за жизнь, а это требовало полной концентрации.

Габриель сражался не на жизнь, а на смерть. Но Джон не уступал ему в решимости.

Они поочередно атаковали, защищались, легко перемещаясь по широкому газону. С куста вспорхнула птица, встревоженная суматохой, но едва ли кто заметил ее. Шпаги свистели и звенели в воздухе. Встречаясь, сталь крушила сталь что есть силы, но превосходная ковка оправдывала себя.

Шпаги не подводили, но Джон почувствовал, что должен прибавить усилий, если хочет одолеть брата. Он знал, что находится в прекрасной форме. Не зря же он регулярно обходил свои владения. Но вот шпагу не держал в руке много лет, и ему приходилось мобилизовать все внимание, чтобы отражать выпады брата и достойно отвечать на них. Он сознавал, что они, пожалуй, стоят друг друга. Но у него просто не было времени думать о чем-то, кроме смертельной пляски клинков.

Габриель немного сбавил темп и сражался более осмотрительно. Джон попытался прорваться сквозь его защиту, нанеся серию сильных ударов, но брат отбил их один за другим. Ответные удары Габриеля были в равной степени мощными, но Джон их тоже отразил. Только один раз, когда Габриель поскользнулся на траве, Джон мог бы вонзить шпагу ему в горло, но досадно замешкался.

Нет, он не хотел выиграть поединок из-за случайной оплошности противника! Победа должна быть чистой, благодаря превосходству в силе и ловкости. Ничто другое не принесет удовлетворения, не возместит долгих лет унижения, бессчетных укоров и обид.

Последнее подведение итогов должно быть безупречным, чтобы потом не в чем себя было упрекнуть.

И он подождал, пока Габриель снова нацелит на него шпагу. И их клинки опять скрестились.

Джон не знал, сколько они сражались, но ему показалось, что солнце уже клонилось к закату. Он почувствовал усталость в плечах, руках, да и во всем теле. Но даже минутный отдых был невозможен. Он всю жизнь ждал этого момента, он отомстит этому выскочке, из-за которого вся его жизнь пошла наперекосяк!

Шпаги скрещивались вновь и вновь, но ни один из противников так и не мог нанести рокового удара.

И вот Джону представился шанс. Габриель поднял шпагу немного выше безопасного расстояния и открыл грудь. Требовался всего лишь точный удар…

Джон уже был готов сделать выпад, но ему помешал громкий хлопок. В руке пониже плеча Джон почувствовал острую боль.

Кто-то громко вскрикнул. Габриель каждую секунду мог воспользоваться его замешательством, и Джон поспешил вновь вскинуть шпагу, но рука почему-то не слушалась.

Вместо того чтобы броситься вперед, Габриель, опустив шпагу, стоял и озадаченно смотрел на него.

Что произошло?

Джон отвел глаза от брата и посмотрел вниз. По рукаву быстро расплывалось алое пятно. И он почувствовал боль в руке. Пальцы онемели. Он пытался удержать шпагу, но она выскользнула из руки, заставив его застонать от бессилия.

Клинок Габриеля не задел его! Но что случилось?

Когда Габриель обернулся к толпе, Джон понял, что в него стреляли.