Красив, богат и не женат

Глава 18

Прошли еще две недели. Разрываясь между подготовкой к вечеринке и мрачными мыслями о Хите и Кери Уинтерс, Аннабел так похудела, что легко влезла в шикарную синюю мини-юбку, которую не могла застегнуть все лето.

— Идите и оденьтесь прилично, — проворчал мистер Броницки в ночь вечеринки, когда она спустилась вниз в своем мини и узеньком топе цвета слоновой кости.

— Вы всего лишь наемная помощь, — парировала она, — и поэтому не имеете права критиковать хозяйку.

— Выставляетесь напоказ, как уличная девка… Айрин, выйди, посмотри, что творится!

Из кухни выглянула миссис Валерио.

— Выглядите очень мило, Аннабел. Говард, лучше помоги открыть банку с оливками.

Начав встречаться с мистером Броницки, миссис Валерио сочла нужным выкрасить волосы под дятла Вуди, то есть в огненно-рыжий цвет, очень гармонировавший с алыми тапочками, которые она надела сегодня вместе с лучшим черным платьем, приберегаемым обычно для воскресных служб.

Мистер Броницки, неотразимый в белой сорочке с длинными рукавами, проследовал на кухню. Аннабел ушла в свой офис, где временно превратила письменный стол в буфетный, накрыв его бабулиной скатертью в желто-голубую клетку и поставив в центре роскошную цветочную композицию, подаренную миссис Маклюр. На очаровательных керамических тарелках, купленных бабулей в шестидесятых, были разложены фрукты и сыр. Мистер Броницки вызвался отвечать на звонки и разливать вино, а миссис Валерио пополняла убывающее угощение. Аннабел старалась экономить на всем и даже попросила своих престарелых клиентов помочь, так что из бюджета не вышла. Более того, отыскала через сайт двух новых клиентов.

Но все хлопоты не смогли стереть упорно возникающую перед глазами картину: Хит в постели с Кери. Правда, Аннабел очень старалась. Сплетни о внезапно возникшем романе между телеведущей и самым крутым в городе спортивным агентом разошлись со скоростью звука. Ведущие утреннего шоу на ток-радио Эрик и Кэти устроили соревнование под девизом «Дайте имя их странному беби».

В дверь позвонили.

— Я слышу, — крикнул мистер Броницки из кухни. — Я не глухой.

— Помните, что я сказала насчет улыбки, — наказала пробегавшая мимо Аннабел.

— Не могу. С тех пор как потерял зубы, не получается.

— Вы занимательны, как пачка прокладок, — огрызнулась Аннабел.

— Я требую уважения к себе, юная леди.

Аннабел, боявшаяся, что столь разные люди не смогут общаться, попросила прийти Жанин. Подруга явилась первой. За ней пришли Эрни Маркс и Мелани Рихтер. Уже через час нижние помещения были переполнены. Селеста, экономист из Чикагского университета, почти не расставалась с Джерри, крестником Ширли Миллер. Эрни Маркс, тихий директор начальной школы, и Венди, жизнерадостная архитекторша из Роско-Виллидж, похоже, понравились друг другу с первого взгляда. Клиенты, которых Аннабел нашла по Интернету, вились вокруг стильной Мелани. К сожалению, ее больше интересовал Джон Нейджер. Учитывая неудачный брак Мелани с человеком, требовавшим дезинфицировать дверные ручки, Аннабел сомневалась, что этот ипохондрик так уж подходит бедняжке. Однако самым интересным событием вечера оказалось неожиданное внимание Рея Фидлера к Жанин, Он не отходил от нее, а Жанин вовсе не пыталась от него отделаться. Аннабел пришлось признать, что новая стрижка Рея сотворила настоящее чудо.

К тому времени как разошлись последние гости, она едва держалась на ногах, но осталась очень довольна, особенно еще и потому, что каждый хотел знать дату следующей вечеринки, а стопка ее буклетов исчезла. Как приятно сознавать, что для «Идеальной пары» сегодняшняя ночь обернулась полным успехом!

Хит вот уже третью неделю встречался с Кери, поэтому Аннабел перестала слушать ток-радио и с головой погрузилась в работу: отслеживала, как развиваются отношения между теми клиентами, которые познакомились на вечеринке, завербовала еще одного и честно пыталась отговорить Мелани от свиданий с Джоном. Никогда еще она не была так занята. Правда, очень хотелось быть хоть чуточку счастливее.

Вечером во вторник, часов в одиннадцать кто-то позвонил в дверь. Аннабел отложила книгу и, спустившись вниз, обнаружила стоявшего на крыльце усталого, растрепанного, помятого Хита. Хотя они перезванивались, она впервые видела его с того дня, как он познакомился с Кери.

Он оглядел свободный белый топ — никакого лифчика — и голубые пижамные штаны на тесемке с узором из розовых стаканов для мартини с крошечными зелеными оливками.

— Ты спала?

— Читала. Что-то стряслось?

— Нет.

От обочины отъехало такси.

Она заметила, что глаза у него были красными, а лицо заросло щетиной, что, как ни удивительно, только добавило ему привлекательности. Или она совсем спятила?

— У тебя ничего нет поесть? В самолете давали только ее соленые крендельки, и это в первом классе!

Он уже успел войти и поставил на пол чемоданчик и лэптоп.

— Я хотел сначала позвонить, но заснул в такси.

Как трудно держать в узде эмоции.

— Ничего, кроме спагетти.

— Звучит здорово!

Понимая, насколько он измучен, она не смогла найти в себе храбрости выгнать его. Поэтому молча направилась на кухню.

— Ты была права насчет меня и Кери, — сказал он ей вслед. Аннабел ударилась о дверную ручку.

— Что?!

Но он смотрел мимо нее. На холодильник.

— Я бы не против выпить коки, если она у тебя есть. Ужасно хотелось схватить его за воротничок рубашки и как следует встряхнуть, но она сдержалась.

— Конечно, я была права насчет тебя и Кери. Я профессионал с большим опытом.

Хит ослабил узел на галстуке и расстегнул рубашку.

— Освежи мою память. С каких пор ты стала профессионалом? И где этому училась?

— Бабуля была суперстар. Это у меня в крови.

Сейчас она взвоет в голос, если он не расскажет, что произошло.

Но Аннабел только выхватила банку коки из холодильника и протянула Хиту.

— Мы с Кери слишком похожи.

Хит прислонился плечом к стене и вскрыл банку.

— Только чтобы договориться о ленче, потребовалось с пол дюжины звонков.

Серое облако, таскавшееся за ней три недели, умчалось портить жизнь кому-то другому.

Аннабел вынула из холодильника древний голубой пластиковый контейнер с остатками от ленча. Ленча, на который она не смогла даже смотреть.

— Разрыв был тяжелым?

— Не совсем. Под конец мы общались по электронной почте.

— Значит, никаких разбитых сердец. Подбородок Хита упрямо выдвинулся.

— Мы должны были стать прекрасной парой.

— Ты знаешь мое мнение по этому поводу.

— Как я могу забыть!

Разрезая гамбургер и смешивая его со спагетти, она гадала, почему он не позвонил, а явился сам, чтобы сообщить новости. Но вслух ничего не сказала и сунула тарелку в микроволновую печь.

Хит подошел ближе и стал изучать пожелтевший график диеты, прикрепленный магнитом к дверце холодильника. График относился к тем временам, когда она только въехала сюда.

— Мы ни разу не переспали, — вдруг выпалил он, не сводя взгляда с низкокалорийного рыбного блюда.

Аннабел не дала волю радости.

— Это не мое дело.

— Чертовски верно, не твое, но ты обожаешь совать нос куда тебя не просят.

— Эй, я была слишком занята строительством собственной империи, чтобы интересоваться твоей сексуальной жизнью! Или отсутствием таковой, — свысока объяснила она, сопротивляясь желанию расспросить его. Спокойно взяла прихватку, вытащила тарелку и поставила на стол.

— Как тебе известно, ты у меня не единственный клиент. Он сам нашел вилку в ящике с приборами, сел и стал изучать содержимое тарелки.

— Откуда в спагетти взялась картофельная соломка?

— Новые тенденции в кулинарии, — объявила она, вытаскивая из морозилки ведерко с мороженым, к которому не при касалась уже три недели.

— Как бизнес?

Снимая крышку, она рассказала о вечеринке и новых клиентах. Его улыбка была абсолютно искренней.

— Поздравляю. Твоя работа начинает окупаться.

— Похоже.

— А как твой роман со Звездным мальчиком?

Она не сразу поняла, что он имеет в виду, и с энтузиазмом набросилась на мороженое.

— Все лучше и лучше.

— Странно. Пару ночей назад я был в «Уотеруоркс» и видел, как он сливался в страстных объятиях с точной копией Бритни Спирс.

Аннабел зачерпнула ложкой шоколадный соус.

— Все это часть моего плана. Не хочу, чтобы он чувствовал какое-то давление с моей стороны.

— Поверь мне, он не чувствует.

— Видишь, это срабатывает.

Хит насмешливо вскинул брови.

— Это всего лишь мнение одного мужчины, но, думаю, ты была бы счастливее с Раулем.

Аннабел ухмыльнулась, вставила крышку в ведерко и поставила мороженое в морозилку. Пока он ел, она вымыла кастрюлю, которая отмачивалась в раковине, и ответила на его расспросы о вечеринке. Учитывая, насколько он устал, она вполне оценила его заинтересованность.

Доев, Хит принес ей тарелку. Оказалось, что он съел все, даже картофельную соломку.

— Спасибо. Лучший обед, который у меня был за все эти дни.

— Да, ничего не скажешь, ты был страшно занят. Он вытащил из морозилки остатки мороженого.

— Я слишком измучен, чтобы ехать домой. У тебя нет лишней постели, куда бы я мог свалиться?

От неожиданности она ударилась подбородком 6 дверцу посудомоечной машины.

— Ой! Ты хочешь переночевать здесь?

Он с легким недоумением уставился на нее, словно не поняв вопроса.

— Я не спал два дня. А что, какие-то проблемы? Уверяю, я слишком устал, чтобы набрасываться на тебя, если именно это тебя волнует.

— Ничуть не волнует, — буркнула она, вытаскивая из-под раковины мусорное ведро. — Можешь оставаться. Но старая бабулина спальня выходит на переулок, а завтра мусорный день.

— Я переживу.

Похоже, он едва держится на ногах. Тем более странно, что нe подождал до завтра со своими новостями насчет Кери. Может, просто не хочет быть сегодня один? Может, чувства к Кери куда глубже, чем он желает признать?

Из огромного наполненного счастьем пузыря вытекло немного воздуха.

— Я вынесу.

Он сунул мороженое в морозилку и взялся за мешок с мусором.

Все это уж очень по-домашнему. Поздняя ночь, уютная кухня, совместные обязанности. Она в пижаме, без лифчика. Американские горки смены настроений, на которых она мчалась последние три недели, вновь круто пошли вниз.

Вернувшись, он закрыл за собой дверь и кивнул в сторону заднего двора:

— Эта машина… дай угадаю… бабулина?

— «Шерман» скорее личность, чем машина.

— Ты на самом деле выводишь эту штуку на улицу? На всеобщее обозрение?

— Не все могут позволить себе «БМВ». Хит покачал головой:

— Знаешь, если эти забавы со сватовством кончатся плохо ты всегда можешь выкрасить ее в желтый цвет и прилепить счетчик к панели управления.

— Вот ты повеселишься тогда!

Хит улыбнулся и направился к лестнице.

— Может, покажешь мне спальню, Пустозвонка? Все это не лезло ни в какие ворота.

Она выключила свет, полная решимости держать себя в узде.

— На случай, если ты окажешься одним из тех людей, которым мыши не по вкусу, натяни простыню на голову. Обычно помогает.

— Прости, что издевался над твоей машиной.

— Прощаю.

Хит схватил чемодан, поднялся наверх и оказался в небольшом квадратном коридорчике, разрезанном рядом дверей.

— Занимай старую спальню бабули, — велела она. — Ванная рядом. Это гостиная. В детстве здесь была комната матери: — Я сплю на третьем этаже.

Он поставил чемодан и подошел к дверям гостиной. Старая обстановка в розовато-серых тонах выглядела безнадежно обшарпанной. Листок вчерашней газеты упал на твидовый ковер, открытая книга, которую читала Аннабел, лежала на сером диване. Комод из мореного дуба со стоявшим на нем телевизором занимал место между окнами с двойными скрипучими рамами. Белые металлические стойки перед окнами служили пристанищем части коллекции африканских фиалок бабули.

— Очень мило, — кивнул он. — Мне нравится твой дом. Сначала ей показалось, что Хит шутит, но вид у него был самый что ни на есть искренний.

— Поменяемся домами?

Он оглянулся на открытую дверь.

— Ты спишь на чердаке?

— Я там всегда останавливалась, когда приезжала к бабушке, ну и вроде как привыкла.

— Логово Пустозвонки. Это я просто обязан посмотреть, — объявил он, направляясь к узкой лесенке.

— А я думала, ты ужасно устал, — крикнула она вслед.

— Заметь, это идеальный случай увидеть твою спальню, поскольку я абсолютно безвреден.

А вот этому она ни на секунду не поверила!

Чердак с двойными мансардными окнами и скошенными потолками стал хранилищем для ненужных бабулиных древностей: кровати с четырьмя столбиками из вишневого дерева, дубового бюро, туалетного столика с позолоченным зеркалом и даже старого портняжного манекена, оставшегося с той поры, когда бабуля развлекалась шитьем, а не сватовством. У одного окна стояли уютные кресло и оттоманка, у другого со вставленным в стекло уродливым, но вполне жизнеспособным кондиционером — маленький письменный стол орехового дерева. Недавно Аннабел добавила бело-голубые тюлевые занавески и такое же покрывало, а также французские эстампы с пейзажами.

Хорошо, что она успела здесь прибраться, и еще лучше, если бы он не заметил розового лифчика на кровати. Но он немедленно уставился на лифчик, после чего осмотрел манекен, обряженный в старую кружевную скатерть и бейсболку с логотипом «Кабз».

— Бабуля?

— Она была фанаткой.

— Вижу.

Хит задрал голову.

— Сюда бы добавить парочку светильников, и больше ни о чем не придется мечтать.

— Может, тебе следовало бы сосредоточиться на обстановке собственного дома?

— Полагаю.

— Честно, Хит, имей я такой роскошный дом и твои деньги, я превратила бы его в дворец.

— Ты о чем?

— Массивная мебель, столы с каменными столешницами, роскошное освещение, авангардистские картины на стенах — гигантские полотнища. Как ты можешь жить в таком изумительном доме и пальцем о палец не ударить, чтобы привести его в порядок?

Он так странно смотрел на Аннабел, что той стало не по себе.

— В спальне бабули очень своенравные жалюзи, — пробормотала она, отворачиваясь — Пойду опущу их и принесу чистые полотенца.

Она поспешила вниз. Слабый запах «Дикой розы» от Эйвон все еще витал в комнате. Она включила маленькую фарфоровую лампу на туалетном столике, поправила жалюзи, побежала в ванную, где спрятала коробку с «тампаксами», и повесила на старую хромированную сушилку чистые полотенца.

Хит все не спускался. Может, увидел старую куклу, сидящую на бюро? Хуже того, как насчет каталога сексуальных игрушек, который она так и не нашла времени выбросить?

Аннабел ринулась наверх.

Он лежал на ее кровати, полностью одетый, если не считать туфель, и крепко спал. Рот слегка приоткрыт, ноги в простых черных носках скрещены. Одна рука лежит на груди. Другая опущена. Из-под бедра выглядывает розовый лоскут лифчика. Кончики пальцев почти касались его, и Аннабел сразу сделалось нехорошо. Назовите ее психопаткой, но она не может вынести вида брошенного в соседстве с Хитом белья.

Она на цыпочках прошла к кровати. Пол скрипнул. Аннабел медленно схватилась за бретельку лифчика и потянула.

Лифчик не поддавался.

Хит с шумом выдохнул. Черт! Она и без того места себе не находит! Лучше бы уйти и оставить все как есть.

Но она опять потянула бретельку.

Хит повернулся на бок, лицом к ней, окончательно придавив лифчик.

На лбу Аннабел выступил пот. И хотя она сознавала, что это безумие, все равно не могла заставить себя уйти. Пол снова скрипнул, когда она опустилась на колени. Та самая доска, которая всегда скрипела, стоило на нее наступить, так что нужно быть поосторожнее.

Сердце бешено колотилось. Она оперлась о матрас и продела пальцы сквозь петлю, выглядывавшую из-под бедра.

И дернула что было сил.

Тяжелое веко приподнялось. Хриплый со сна голос перепугал Аннабел так, что она подскочила.

— Либо ложись рядом, либо проваливай.

— Это… — Она снова дернула. — Моя постель.

— Знаю. Я отдыхаю.

На отдых это не похоже. Похоже, что он с удобствами устроился на всю ночь. В компании ее белья.

— Не могу ли я…

— У меня ноги отнимаются. Его глаза снова закрылись.

— Можешь получить свою постель утром. Последнее слово он едва промямлил.

— Ладно, но…

— Уйди.

— Уйду. Но сначала не возражаешь, если…

Он перекатился на спину, что должно было высвободить лифчик. Но этого не случилось. Мало того, лифчик застрял между его бедром и рукой.

— Мне… э… кое-что нужно. Самую малость. И я больше тебя не побеспокою…

Стальные пальцы стиснули ее запястье.

— Что тебе нужно?

— Мой лифчик.

Он вскинул голову и посмотрел вниз, все еще не выпуская ее запястья.

— Зачем?

— Я помешана на аккуратности. Беспорядок в комнате сводит меня с ума, — прошипела она, выдергивая руку.

Хит уставился на свисавший с ее пальцев лифчик.

— Идешь куда-то?

— Нет, я…

Она сама разбудила спящего льва и теперь смяла лифчик в руке, стараясь сделать его невидимым.

— Ложись. Я пойду в бабулину спальню.

— Поздно. Я уже проснулся. — Он приподнялся на локтях. Я как-то уже привык ко всем твоим идиотским выходкам, но в этот раз, нужно сказать, просто потрясен.

— Забудь.

— Но единственное я знаю наверняка. — Он кивнул на руку. — Тут дело не в лифчике.

— Это ты так думаешь, — фыркнула она. — Пока не окажешься на моем месте, нечего судить.

— О чем судить?

— Тебе все равно не понять.

— Большую часть жизни я провел в обществе футболистов. Ты поразишься, услышав, чего только мне не приходилось понимать.

— Но такого ты еще не встречал.

— А ты за меня не говори.

Упрямо сжатые губы буквально кричали о том, что он не сдастся, а других объяснений, кроме правды, у нее не было.

— Я не могу видеть… — Она сглотнула и облизала губы. — Мне трудно видеть… э… женское белье рядом с рукой мужчины. Это… это когда белье не надето на женщину.

Хит застонал и снова рухнул на подушки.

— О Господи! Только не говори!

— Меня это расстраивает, — выпалила она. Что было мягко сказано.

Она знала, что он посмеется над ней. И он посмеялся. Громовые звуки отдались от старых стен чердака. Она пригвоздила его взглядом.. Хит свесил ноги с кровати.

— Ты боишься, что я стану рядиться в женское белье? Аннабел съежилась: уж очень неприятно слышать, когда твои тайные мысли излагают вслух. Как она дожила до тридцати одного года, и никто ни разу не сдал ее в психушку?

— Не боюсь. Но… дело в том… зачем подвергать себя искушению?

А вот это ему понравилось, и он снова расхохотался.

Что же, его можно понять: она сама на его месте веселилась бы, но сейчас ей было не до веселья.

Поникшая Аннабел повернулась к двери. Хит, мигом став серьезным, вскочил. Еще одна доска скрипнула, когда он подошел к ней и положил руки на плечи.

— Эй, ты действительно страдаешь, верно? Она кивнула.

— Прости. Я слишком много времени провел в мужских раздевалках. Обещаю, что больше не стану тебя дразнить.

Его сочувствие было больнее издевки, но она все равно повернулась и уткнулась ему в грудь. Он гладил ее по голове, и Аннабел велела себе уходить, но почему-то чувствовала, что именно здесь ее место. И тут она осознала, что в живот вжимается мощнейшая вздыбленная плоть.

Похоже, он тоже это осознал, потому что поспешно разжал руки и отступил.

— Пожалуй, спущусь вниз и оставлю тебе твою спальню.

— Л-ладно, — выдавила она.

Хит подхватил туфли, шагнул к письменному столу и ткнул пальцем в стопку журналов:

— Люблю почитать перед сном. Полагаю, у тебя вряд ли найдется хоть один экземпляр «Спортс иллюстрейтед»?

— Боюсь, не найдется.

— Ну еще бы! С чего это вдруг? Тогда я возьму эти?

Вот какая участь постигла ее каталог из интим-магазина!

Хит улыбался, топая по лестнице, но у двери бабулиной спальни улыбка поблекла. Какого дьявола он здесь делает?

Он стащил рубашку и швырнул на стул. Он не хотел заявляться к Аннабел, да еще ночью, но последняя неделя далась нелегко. Перед началом сезона он должен был облететь всю страну и пообщаться с клиентами. Строить из себя старшего брата, чирлидера, адвоката и шринка в одном флаконе. Приходилось терпеть задержки рейсов, недоразумения в конторах прокатных машин, мерзкую жратву, громкую музыку, неумеренную выпивку и недостаток сна. Сегодня, садясь в такси, Хит представил пустую громаду дома, и стало до того тошно, что он неожиданно для себя дал водителю адрес Аннабел.

Его все больше тревожило ощущение того, что он топчется на месте и делает какие-то лишние телодвижения. Контракт с Порцией подписан в мае, с Аннабел — в начале июня. Уже середина августа, но он ни на шаг не приблизился к цели.

Расстегивая брюки, Хит размышлял о досадливом разрыве с Кери, доказавшем одно: так больше продолжаться не может, тем более с началом футбольного сезона, если, конечно, он хочет сохранить ясность ума. Настало время внести кое-какие изменения…

Порция тупо наблюдала, как груди женщины стекают в блюдо свежих устриц: мерное кап, кап, кап… Ледяная скульптура классической женской фигуры могла бы иметь смысл в других обстоятельствах, но сегодняшний аукцион с последующей коктейль-пати давались в пользу убежища для женщин, подвергавшимся жестокому обращению, поэтому тающая на глазах женщина производила не слишком приятное впечатление. Ресторанные кондиционеры не справлялись ни с ледяной скульптурой, ни с разгоряченной толпой, а Порция, как на грех, не надела сегодня любимое платье без бретелек. Только сегодня она купила короткое красное платье для коктейлей в надежде, что нечто новое и экстравагантное поднимет ей настроение, словно новая одежда могла излечить все, что было сломано в душе. Она была почти уверена, что у Хита и Кери все получится, и поднявшийся шум льстил ее самолюбию. Но ничего не вышло. Ей следовало бы понять, что они слишком похожи. Но Порция потеряла интуицию вместе со страстью устраивать хеппи-энды для других людей.

Депрессия все росла. Ее ничто не радовало. Собственный бизнес вызывал только отвращение. Тошнило от себя самой и всего, что было раньше источником гордости.

Порция отошла от буфетного стола и исчезающей женщины. Нужно собраться и взять себя в руки перед встречей, назначенной Хитом завтра утром. Почему он позвонил? Вряд ли для того, чтобы петь ей дифирамбы. Но она не должна потерять его. Боди заявил, что она одержима. «Да пошли ты его ко всем чертям», — советовал он.

Она пыталась объяснить, что неудача притягивает неудачу, но Боди вырос в трейлерном парке, так что некоторые тонкости просто ускользали от него.

Порция безуспешно попыталась не думать о Боди. Они стали созданиями тьмы. За последний месяц они виделись по несколько раз в неделю, всегда в ее доме, всегда по ночам: пара помешанных на сексе вампиров. Каждый раз, когда Боди предлагал пойти поужинать или в кино, она находила предлог отказаться. Она не могла объяснить Боди и его татуировки своим друзьям, как не могла объяснить идиотское желание продемонстрировать его окружающим. Это должно закончиться, и она обязательно разорвет эту позорную связь.

Рядом появилась Тони Дюшетт: свежемелированные светлые пряди в коротких каштановых волосах, гидрантоподобная фигура втиснута в черное отделанное стеклярусом платье.

— Ты купила что-нибудь?

— Акварель.

Порция показала на плохое подражание Берте Моризо.

— Будет идеально смотреться над туалетным столиком. Она вспомнила растерянное лицо Боди, впервые увидевшего ее чрезмерно женственную спальню. Его возмутительная мужественность должна была смотреться нелепо на фоне пышной белой постели сказочной принцессы, но вид этих бугристых мышц на шелковых простынях, бритой головы, лежащей на атласных подушках, кружевных оборок, обрамляющих татуировки на руке, только подогрел ее желание.

Пока Тони трещала о собранных пожертвованиях, Порция машинально оглядывала комнату в поисках потенциальных клиентов, но здесь собрались люди постарше, а поддержка женских убежищ всегда была для нее делом серьезным. Нет ничего хуже, чем жить с пьяницей и драчуном, и за эти годы она пожертвовала убежищу тысячи долларов.

— Комитет прекрасно поработал, — продолжала Тони, обозревая толпу. — Даже Колин Корбетт явилась, а она редко при ходит на подобные мероприятия.

Семидесятилетняя Колин Корбетт была бастионом старого аристократического чикагского общества, а также подругой и Эппи Ледерер, известной также как Энн Ландерс[38], и покойной Сис Дейли, жены Босса Дейли и матери нынешнего мэра. Порция много лет безуспешно пыталась втереться к ней в доверие.

Когда Тони наконец отошла, Порция решила снова попробовать сломать лед.

Сегодня Колин надела один из своих знаменитых костюмов от Шанель, на этот раз персикового цвета с бежевой отделкой. Завитая, налакированная прическа не менялась с шестидесятых годов, если не считать цвета, который теперь напоминал отшлифованную серую сталь.

— Колин, как приятно снова увидеть вас, — начала Порция, расплываясь в льстивой улыбке. — Порция Пауэрс. Прошлой весной мы прекрасно поболтали на вечеринке у Сиднеев.

— Да. Рада встрече, — ответила она с самым сердечным видом и чуть в нос. Но Порция сразу поняла, что Колин ничего не помнит.

Последовала небольшая пауза, которую Колин явно не собиралась прерывать.

— На аукционе было немало интересного, не находите? — вежливо спросила Порция, борясь с желанием схватить джин с тоником с подноса проходившего официанта.

— Да, очень, — согласилась Колин.

— Здесь немного жарковато. Похоже, ледяная скульптура ведет заранее проигранную битву.

— Да? А я не заметила.

Безнадежно. Порция терпеть не могла навязываться и уже решила было сдаться и отойти, когда заметила непонятные перемены в атмосфере. Уровень шума стих, а головы стали дружно поворачиваться. Она последовала примеру окружающих, чтобы тоже рассмотреть предмет всеобщего внимания.

И почувствовала, как земля уходит из-под ног.

На пороге стоял Боди. Массивная фигура была затянута в бежевый летний костюм безупречного покроя с шоколадного цвета сорочкой и галстуком неброского рисунка. Он выглядел очень элегантным, смертельно опасным мафиозным киллером. Ей хотелось броситься в его объятия и одновременно нырнуть под ближайший стол. Сегодня здесь собрались самые злые языки этого проклятого города. Только одна Тони Дюшетт способна заменить целую радиостанцию.

Колени подгибались, кончики пальцев немели. Что он здесь делает?

Она вдруг ясно увидела голого Боди, стоявшего перед небольшим столиком в гостиной, где лежала ее почта. Когда она подошла, он отодвинулся, но, должно быть, успел прочесть стопку приглашений, о которых она не упоминала: вечеринка в саду Моррисонов, открытие новой галереи на северном берегу, сегодняшняя благотворительная вечеринка. Он, должно быть, точно знал, почему она не пригласила его, и теперь намерен заставить ее платить.

От навязчивого запаха «Шалимара» Колин подкатила тошнота. Гангстерская улыбочка Боди не предвещала ничего хорошего. Он направился прямо к ней. Струйка пота стекла между грудями Порции. Этот человек не из тех, кто сносит оскорбления.

Колин стояла спиной к нему, и Порция не знала, как отвести беду.

Боди остановился за спиной Колин. Если старуха случайно оглянется, у нее будет инфаркт.

Насмешка превратила его голубые глаза в темный сланец. Он поднял руку… и опустил… на плечо Колин.

— Привет, солнышко.

Порция задохнулась. Боди только что назвал Колин Корбетт солнышком?!

Пожилая дама наклонила голову:

— Боди? Что ты здесь делаешь?

Мир закружился перед глазами Порции.

— Я слышал, здесь поят спиртным на халяву, — пояснил он, целуя морщинистую щеку.

Колин схватилась за его лапищу и капризно заметила:

— Я получила эту жуткую поздравительную открытку, которую ты послал на день рождения, и, знаешь, это было смешно.

— А я животик надорвал.

— Мог бы и послать цветы, как все порядочные люди.

— А тебе открытка понравилась куда больше этих веников, признайся!

Колин поджала губы.

— Не в чем мне признаваться. В отличие от твоей мамаши я отказываюсь поощрять подобное поведение.

Взгляд Боди скользнул к Порции, напоминая Колин о хороших манерах.

— О… Пола, это Боди Грей.

— Ее зовут Порция. И мы знакомы.

— Порция? — повторила почтенная леди, наморщив лоб. Ты уверен?

— Абсолютно, тетя Ки. Тетя Ки?!

— Порция? Ну прямо шекспириана! — воскликнула Колин, гладя Боди по руке. — Несмотря на устрашающую внешность, мой племянник абсолютно безвреден.

Порция едва заметно покачнулась на своих высоченных шпильках.

— Ваш племянник?

Боди поспешно сжал ее локоть. Мягкий зловещий голос скользнул по ней чернильно-черным шелком.

— Может, вам следует сесть и опустить голову пониже? Как насчет трейлерного парка и папаши-пьяницы? Как на счет тараканов и толпы шлюх?

Он все это сочинил! Разыгрывал ее, как девчонку. Морочил голову.

Этого ей уже не вынести.

Она повернулась и стала проталкиваться сквозь толпу. Мелькали удивленные лица, но она все бежала, бежала к выходу. Подальше отсюда. Жаркий ночной воздух, тяжелый от людского пота, автомобильных выхлопов и сырости, окутал ее. Она мчалась по улице, мимо закрытых магазинов, мимо заляпанных граффити стен. Ресторан «Бактаун» граничил с уединенным Гумбольдт-парком, но она продолжала идти, не зная и не желая знать, куда придет. Понимала только, что должна двигаться, иначе сердце просто разорвется. Мимо с ревом промчался туристический автобус, какой-то бродяга с питбулем бросил на нее хитрый, оценивающий взгляд. Город смыкался вокруг нее, горячий, удушливый, полный опасностей и угроз. Она сошла с тротуара.

— Твоя машина на другой стороне, — сообщил Боди.

— Мне нечего тебе сказать.

Он поймал ее за руку и оттащил обратно на тротуар.

— Может, извинишься за то, что все это время относилась ко мне как к куску мяса?

— О нет, нечего валить с больной головы на здоровую. Это ты лгал! Гнусные истории… тараканы, пьяный отец… Ты врал, врал, с самого начала. Ты не телохранитель Хита!

— Он прекрасно может сам о себе позаботиться.

— И все это время ты смеялся надо мной.

— Ну да, вроде того. Когда не смеялся над собой.

Он толкнул ее в тень убогого цветочного магазинчика с грязной витриной.

— Я говорил тебе все, что ты хотела услышать, если бы для нас с тобой был хотя бы шанс.

— По-твоему, отношения должны начинаться со лжи?

— По крайней мере это хоть какое-то начало.

— Значит, все это было заранее задумано?

— Вот тут ты меня поймала.

Он потер ее руки в тех местах, где секундой раньше безжалостно стискивал, и отступил.

— Сначала я дергал тебя за поводок, потому что ты меня доставала. Ты хотела жеребца, и я был более чем счастлив соответствовать, но уже довольно скоро возненавидел свое положение твоей грязной маленькой тайны.

Порция крепко зажмурилась.

— Ты не был бы тайной, если бы сказал правду.

— Верно. Тебе бы это понравилось. Могу представить, с какой гордостью ты демонстрировала бы меня своим приятелям, сообщая всем и каждому, что моя мать и Колин Корбетт — сестры. Рано или поздно ты пронюхала бы, что семья моего отца еще более респектабельна. Старый Гринвидж. Вот ты была бы счастлива, верно?

— Tы делаешь из меня какого-то жуткого сноба.

— Даже не пытайся отрицать! Никогда не видел человека, более озабоченного мнением окружающих!

— Это не правда. Я вполне самодостаточна. И не позволю, чтобы мной манипулировали.

— Вот именно. Страшно боишься, что править бал будет кто-то другой.

Он провел большим пальцем по ее щеке.

— Иногда мне кажется, что ты самый напуганный на свете человек. Так страшишься неудачи, что доводишь себя до безумия.

Она оттолкнула его руку, взбешенная до такой степени, что едва могла говорить.

— Да женщины сильнее меня ты вообще не видел!

— Ты проводишь столько времени, пытаясь доказать свое неизменное превосходство, что забываешь жить. Одержима всякими мелочами, отказываешься подпускать к себе кого бы то ни было, а потом не можешь понять, почему так несчастна.

— Если мне понадобится шринк, я его найму.

— Понадобится? Да тебе следовало бы это сделать сто лет назад. Я тоже жил в тени, беби, и никому бы не порекомендовал там оставаться, — запальчиво начал Боди, но тут же осекся и замолчал. Она уже думала, что не дождется продолжения, когда он снова заговорил:

— После того как мне пришлось уйти из футбола, начались жуткие проблемы с наркотиками. Назови любой — я перепробовал все. Родные убедили меня лечиться, но я твердил, что все наркологи — болваны и жополизы, и уходил из больниц через два дня. Полгода спустя я отключился в баре, где меня и нашел Хит. Ударил меня раза два лбом о стену, сказал, что раньше восхищался мной, но с тех пор я превратился в самого что ни на есть жалкого сукина сына, от которого его тошнит. После этого он предложил мне работу. И при этом не читал лекций о необходимости оставаться чистым, но я и сам знал, что это часть сделки, поэтому и попросил дать мне шесть недель. Пошел в больницу, но на этот раз лечился по-настоящему. Наркологи спасли мне жизнь.

— Меня трудно назвать наркоманкой. — Страх тоже может быть наркотиком.

И хотя отравленный дротик попал в цель, она и глазом не моргнула.

— Если ты так мало уважаешь меня, почему все еще торчишь здесь?

Он осторожно запустил руку в ее волосы и заправил прядь за ухо.

— Потому что не могу пройти мимо прекрасных раненых созданий.

Что-то в ней непоправимо рухнуло.

— И потому что, — добавил он, — когда ты, нужно сказать, очень редко, снимаешь свою оборону, я вижу необыкновенную, страстную и обаятельную женщину. — Он провел пальцем по ее скуле. — Но ты так боишься довериться сердцу, что медленно умираешь изнутри.

Она почувствовала, что сейчас потеряет самообладание, и яростно атаковала его: единственный способ наказать за попытку наглого вторжения в ее закрытый мирок.

— Что за чушь собачья! Ты все еще сшиваешься рядом, потому что хочешь в очередной раз меня трахнуть.

— И это тоже, — кивнул Боди, целуя ее в лоб. — За всей этой горой страха скрывается чертовски привлекательная женщина. Почему ты не позволишь ей выйти и порезвиться?

Потому что она не знала, как это делается.

Ком в груди так разросся, что стало трудно дышать.

— Иди к черту.

Оттолкнув его, она широким шагом, почти бегом пошла по улице. Но он уже успел увидеть ее слезы, и за это она его никогда не простит.

Входя в свою квартиру в Ригливилле, Боди уже с порога услышал рев: по телевизору транслировали бейсбольный матч.

— Будь как дома, — пробормотал он, швыряя ключи на стол.

— Спасибо, — откликнулся Хит с большого секционного дивана в гостиной Боди. — «Сокс» только сейчас отдали очко в седьмом периоде.

Боди опустился в кресло напротив него. В отличие от дома Хита квартира Боди была полностью обставлена. Боди любил четкий дизайн периода «Искусств и ремесел»[39]. За эти годы он купил несколько хороших вещей Стикли и добавил встроенные шкафы и полки ручной работы.

— Ты либо продавай свой гребаный дом, либо живи там, — заметил он, сбрасывая туфли.

— Знаю, — кивнул Хит, отставляя пиво. — Выглядишь дерьмово.

— В этом городе тысячи красивых женщин, а меня угораздило втрескаться в Порцию Пауэрс.

— Ты сам выкопал себя яму в ту первую ночь, когда стал шантажировать ее этим бредом с телохранителями и шпионажем.

Боди потер рукой затылок.

— Лучше скажи мне что-то такое, чего я не знаю.

— Если эта баба поймет, как ты ее боишься, — все пропало.

— Настоящий чирей на заднице. Я все время приказываю себе уйти и не оглядываться, но… Черт, не знаю. Я словно вдруг обзавелся рентгеновскими лучами вместо глаз и вижу, какая она настоящая под всем этим дерьмом.

Он неловко заерзал в кресле, вдруг застыдившись, что так разоткровенничался, пусть и перед лучшим другом.

Хит, все поняв, кивнул:

— Сразу видно, что наши чувства не взаимны, Мэри Лу.

— Пошел в жопу.

— Заткнись и смотри игру. Боди немного расслабился.

Сначала его привлекла красота Порции. Потом — бесконечная дерзость, граничащая с наглостью. Стойкости и решимости в ней было не меньше, чем в любом стоящем футболисте, а эти качества он высоко ценил. Но когда они занимались любовью, он видел другую женщину: неуверенную в себе, великодушную, щедрую, с большим сердцем — и никак не мог отделаться от мысли, что эта мягкая, беззащитная женщина и есть настоящая Порция Пауэрс. Все же… какой идиот способен влюбиться в женщину, которая так отчаянно нуждалась в лечении?

В детстве он часто приносил домой покалеченных животных и пытался их вылечить. Очевидно, привычка сохранилась и до сих пор.