Красное на голубом

29

– Петр, это я, Буров.

– Валя? Привет.

– Ты где?

– Дома.

– Ты можешь говорить?

– Да, я в кабинете, меня никто не слышит. А что случилось? Ты что-нибудь узнал?

– У меня сегодня был Садовников, Марк. Ну, ты его знаешь, он следователь. Он занимается как раз нашими… делами.

– Я его знаю, да. И что? Что-нибудь выяснилось?

– Да что там может выясниться? Ничего. Он меня расспрашивал о Марине, о нас всех. Понимаешь, он предположил, что их мог убить Женька Фролов. Ну, вроде он – неудачник.

– Я и сам об этом размышлял. Конечно, плохо так думать о своем товарище, к тому же о таком классном шахматисте. Ты знаешь, он же в Ульяновск ездил, на Храмцовский турнир, потом в Воронеж. Всегда попадал в лидирующую группу.

– Но это же не Карповский фестиваль! Думаю, зря я Марку о нем рассказал. Теперь он поедет к Женьке домой, будет соседей расспрашивать.

– Ну и пусть, а тебе-то что? А вдруг у нашего Жени крыша поехала? Хотя говорю вот сейчас с тобой и ловлю себя на мысли, что все это – ложный след, это не он. Говорят, интуиции верить нельзя, но я чувствую, что это не он, это вообще не из той оперы.

– А из какой? Слушай, Петя, я что звоню-то. Помнишь, ты подарил Оле золотую пирамидку, брелок?

– Да, конечно. Это слиток чистого золота. Оля еще не поверила тогда. И что?

– Ты же получил посылку с ее вещами, так?

– Да, – он уже понял, какой вопрос последует за этим. – Знаешь, когда я у нее дома был, помните, я рассказывал вам, как застал эту сучку, соседку, которая хотела ограбить Олю после ее смерти? Так вот, я спросил ее о пирамидке, и она сказала, что ничего не видела и не брала. А когда я получил эти вещи, я был в таком состоянии. Словом, я о брелке даже и не вспомнил. Может, она и была среди ее вещей, украшений. Может, в кармане брюк или в сумке? У меня в памяти этого не осталось. А что?

– Ты только не пугайся. Но я видел сегодня утром твоего сына, Костю. Он был неподалеку от моего офиса, стоял, разговаривая с кем-то, и вертел в руках ключи от машины. И там была эта пирамидка, точно тебе говорю! Это была она! У тебя же не могло их быть две, одинаковых? Ты не дарил Косте такую же?

– Нет. Она была одна… – На Петра Андреевича вдруг навалилась такая тоска, сильно заболело в груди и стало так трудно дышать, что он схватился за сердце. – Валя, а ты не мог ничего перепутать?

– Нет. Я, собственно, поэтому и звоню тебе. Как-то все это странно. Я подумал. Твой Костя – словно не от мира сего. Как ангел. Может, он решил порядок навести?

– Какой еще порядок?

– Ну, узнал о твоих похождениях.

– Валя, ты думаешь, что говоришь?

– А как у него оказалась пирамидка, которую ты подарил Ольге? А может, она и с ним тоже встречалась? Извини, что я так вот, в лоб. Но он – парень необыкновенный, красивый, как ангел, повторяю, и, кто знает, может, у них что-то и было, скажем, до того, как она стала встречаться с тобой? Вот он и не выдержал. Понимаю, что причиняю тебе боль, но это та самая пирамидка.

– Прости, Валя, но, по-моему, это у тебя крыша поехала!

Петр Андреевич отключил телефон и быстрым шагом направился в ванную комнату. Достал из-под ванны пакет, вывалил содержимое в большой пластиковый розовый таз. Начал перебирать вещи. Руки его при этом дрожали. Нет, среди вещей погибшей Оли золотой пирамидки не было. Значит, не было ее и тогда, когда он в первый раз все осматривал. Да и как он смотрел? В конверте он нашел тонкую золотую цепочку, браслет, сережки. Пирамидки не было! Может, Костя случайно обнаружил пакет под ванной, удивился его содержимому, обратил внимание на брелок? Но зачем он взял его? Чтобы позлить отца? Продемонстрировать к нему все свое презрение? Но ведь Костя не такой. Он всегда любил отца и мать!

Петр Андреевич уложил все вещи обратно в пакет и засунул еще дальше под ванну. Стоп. А домработница? Она же могла его заметить? Нет, не могла. У нее недельный отпуск, к счастью. Ну да, он поэтому и спрятал посылку туда, зная, что Наташа не станет убирать под ванной, дождется возвращения домработницы. И что же тогда получается? Костя нашел сверток, увидел женские вещи и предположил, что у отца появилась любовница. Хотя с чего бы он подумал именно это? Мало ли откуда в пакете могли взяться женские вещи? А вдруг это одежда домработницы? Но тогда почему она лежит под ванной? У нее же есть своя комната, со шкафом и прочей мебелью. Нет, Костя не идиот, он догадался бы, что пакет находится там потому, что его спрятали. Кто мог спрятать женские вещи? Мама тоже не положила бы их туда, зачем ей это делать? Значит, только отец. А какое отношение он может иметь к женским вещам? К тому же это одежда молодой женщины, а не какой-нибудь старухи. Конечно, Костя понял, что у отца есть любовница. И он наверняка голову сломал, предполагая, зачем отцу понадобилось прятать ее вещи под ванну. Даже если он знает от Риты Орловой, жены Марка Садовникова, о совершенных в городе преступлениях, о смерти трех женщин, то о посылках Марк узнал, если верить Валентину Бурову, только сегодня. Значит, Рита ничего не знала и, следовательно, ничего не могла рассказать Косте.

Костя более внимательно, чем сам Петр Андреевич, рассматривал вещи Оли, и обнаружил брелок. Спрашивается, зачем он взял его себе?

А что, если Валентин прав и у Кости с Ольгой был роман? Еще до возникновения отношений с его отцом? И теперь Костя демонстрирует всем золотую пирамидку? Но какой в этом смысл? Тем более что, будь у него с Олей роман, он давно бы уже узнал о том, что девушка погибла.

…Костя вернулся и выглядел веселым и довольным жизнью. Он в последнее время вообще производил впечатление совершенно счастливого человека, и Беленков предположил даже, что Костя наполняется этими улыбками и счастливыми взглядами в мастерской у Риты. Если бы он, к примеру, узнал, что его бывшая возлюбленная погибла, да еще и такой ужасной смертью, улыбался ли бы он вот так, открыто? Или же… Беленков почувствовал, что волосы на его теле вздыбились от ужасного предположения.

Костя разулся в прихожей, там же появилась, улыбаясь глазами, Наталья в фартуке.

– Как дела, сынок? – спросила она. – Как продвигается работа над портретом? Тебе до сих пор его не показали?

– Рита сказала, что я уже могу посмотреть, но я почему-то не решился.

– Боишься разочароваться? – Наталья подошла и поцеловала сына. – Думаю, портрет будет прекрасным. Иди, переодевайся, мой руки, сейчас будем ужинать.

Петр Андреевич подумал, что ему повезло с женой. Она всегда такая спокойная, умиротворенная, нежная. И с ним до сих пор ласкова, и это при том, что она всегда догадывалась о существовании каких-то его увлечений. Он был уверен, что и Лариса с Катей, ее подруги, жены Бурова и Перекалина, тоже догадывались, что у их мужей есть кто-то на стороне, но, даже переживая это, они как-то мирились с изменой и в душе, вероятно, радовались тому, что у них вообще есть семья, дети, дом, деньги. А ведь многие женщины живут в полном одиночестве, в нищете. У этих же женщин было все. Да и мужья погуливали лишь время от времени, стараясь скрывать свои романы и не нервировать жен.

Он знал, что Наташа нравится мужчинам, он довольно часто перехватывал восхищенные или явно похотливые взгляды даже своих знакомых и приятелей, обращенные на его жену, и при этом, с одной стороны, злился, с другой – ему было приятно, что у него такая красивая, с изысканными манерами и прекрасно, со вкусом одетая жена. Но мысль о том, что Наташа бывала ему неверна, ему и в голову не приходила, такой она казалась ему преданной и надежной. К тому же он знал и чувствовал это все то время, что они жили вместе: Наталья любит его. Да и он тоже ее любил… и любит. Особенно теперь, когда из его жизни ушла Оля.

– Ты, случаем, не влюбился в Риту? – спросил, улыбаясь, Беленков у сына.

– Влюбился. В нее невозможно не влюбиться, па! Жаль, что она замужем, – вздохнул Костя и прошел в свою комнату. Наталья вернулась в кухню. Петр Андреевич, оставшись в прихожей, подошел к Костиной куртке, которую тот повесил на вешалку, и проверил его карманы. Ключи. Вот они. Прохладные. Тяжелая связка: от дома, от машины, от его офиса. Вытащил из кармана ключи и увидел золотую пирамидку. Да, это был тот самый брелок, тяжелый, из настоящего золота. Как он оказался у Кости?!

Вечером, после ужина, он долго сидел в своем кабинете, думая, как бы поаккуратнее спросить об этом у Кости. Пусть объяснит, откуда у него пирамидка. Но, так ничего не придумав, он, дождавшись, когда Костя усядется за свой компьютер, снова вышел в прихожую. Опять достал ключи и осмотрел брелок. Ошибки быть не могло. Это она! Обуреваемый любопытством – что еще может храниться в карманах у взрослого сына – и понимая, что поступает отвратительно, он порылся и в других его карманах. У Кости было много курток, плащей, и все они каким-то странным образом помещались в прихожей, в шкафу и на вешалке. Обливаясь потом, униженный собственными предположениями, что у Кости и Оли был роман и Оля подарила Косте брелок, иначе он никогда бы не посмел, имей он отношение к убийствам, спокойно расхаживать, звеня ключами и золотой пирамидой так открыто, Петр Андреевич вдруг совершенно неожиданно для себя извлек из внутреннего кармана Костиного плаща (до этого были исследованы карманы его курток, где хранилась разная мелочь: монеты, кассовые чеки, шурупы, обломки карандашей и даже яркие, пахнущие резиной обертки от презервативов) чулок. Вернее, не чулок, а кусок отрезанных колготок, выглядевший, как чулок. Причем он был новым, гладким, прозрачным, ничем не пах. Взяв его, Беленков заперся в ванной комнате. Умылся, поскольку, нервничая, всегда сильно потел. Здесь, в тишине, не боясь, что его потревожат, он внимательнейшим образом осмотрел эту вещь. Если планировалось убийство трех женщин, значит, убийца должен был купить две пары колготок – две упаковки. Три «ноги» он уже использовал, осталась одна – вот этот, неровно отрезанный чулок телесного цвета, довольно длинный, как раз хватит, чтобы обвить им горло несчастной жертвы.

Каким образом у Кости оказалась пирамидка – теперь этот вопрос волновал его меньше всего. Но чулок. Неужели Костя и есть убийца?!

Мотив? Проще простого. Разочарование в родителях. Точнее, в отце. А может, и в матери? И следующей жертвой будет ее любовник?

Любовник! Он не хотел об этом думать, не хотел, но мысли приходили сами, как незваные гости, и рассаживались, где желали, и плевать им было, что ему сейчас не до них.

Это было у Бурова. В загородном доме. Полно гостей, много шампанского, шашлыки. Наташа, которая никогда много не пила, перебрала шампанского. Она сама сказала ему тогда, что пила его, как лимонад, совершенно не думая о том, что шампанское – очень опасная штука. Она подошла к нему и пожаловалась на то, что опьянела, ей стыдно.

Она была такой соблазнительной в тот день, и прическа ее так красиво растрепалась, распалась на нежные блестящие локоны, и глаза ее так блестели, что Беленков и сам был бы не прочь уединиться с ней в одной из многочисленных комнат огромного дома Буровых. Да, безусловно, это не могло не остаться незамеченным. Она, из всех женщин, присутствующих на этом празднике жизни, была самой привлекательной и… пьяной. И выглядела, как бы это помягче выразиться, доступной, что ли.

Лариса, кажется, или Катя увели ее в одну из комнат, чтобы она могла там выспаться, прийти в себя. Он не пошел с ней, постеснялся. По сути, он предал ее.

А потом ему намекнули, что она заперлась в комнате не одна, а с каким-то студентом. Что Буров поселил в своем доме некоего мальчишку, чьи родители были не в состоянии оплачивать его учебу, и они договорились с Буровым, что парень этот будет присматривать за его домом, а хозяин, в свою очередь, поможет ему не то с поступлением, не то с оплатой. Тогда Беленкову было неинтересно слушать весь этот бред, сейчас же, когда в воздухе запахло паленым и ему стало страшно так, что даже зубы заломило, он пытался вспомнить все, услышанное им по этому поводу, в мельчайших подробностях.

Ему же ясно намекнули, что с Наташей был тот парень. Стоп, как его звали? Как-то странно. Имя, напоминающее марку автомобиля. «Лексус»? Алекс. Вот, точно, его звали Алекс! Он видел его – красивый молодой человек, не выпячивается, знает свое место. Его не было среди гостей. Кажется, он подстригал газон. Он или не он?

А Наташа… Она вернулась к гостям, такая заспанная, с испуганным лицом: мол, где это я? Подруги сразу же усадили ее. Петр еще спросил ее, как она себя чувствует. Он ничего не заподозрил. И, если бы не эти намеки, ему и в голову бы ничего подобного не пришло. Но ведь они могли и соврать, придумать, нафантазировать, чтобы сделать ему неприятное, унизить его. Однако он не поверил этому. Он хорошо знал свою жену. Помимо всего прочего, Наташа принадлежала к числу женщин, для которых физическая любовь всегда была в тягость. За все время их брака она так и не раскрылась как женщина. Возможно, в этом был виноват он сам? Не смог привить ей вкус к этому делу, не показал, не научил.

Да, он не поверил тому, что Наташа могла ему изменить. Но в жизни бывает все. Даже то, что, кажется, никогда не коснется тебя. Вот как эта ужасная смерть Оли.

Если все же предположить, что у Наташи появился любовник и Костя узнал об этом? Мало того, что он знал (допустим) о том, что его отец имеет любовницу, так еще и мать связалась с каким-то студентом. Получается, что это уже не семья, а так – черт знает что. У мальчика могла произойти переоценка ценностей. Он, разочаровавшись во всем, что ему внушалось с детства, в таких понятиях, как любовь, преданность, честь, – мог ли, испытав шок, взять на себя миссию судьи и палача?

Стоп! Надо остановиться. Костя – убийца?! Нет, этого не может быть! Просто произошла какая-то путаница с пирамидкой. И с чулком? Ладно, с брелком, но как у него оказался кусок от женских колготок?

Даже в случае, если бы Оля и еще две женщины не были задушены именно чулками, все равно такая находка показалась бы Беленкову удивительной, странной. А уж тут…

Петр Андреевич остановился у двери, ведущей в комнату сына, в нерешительности. Постоял немного, не в силах поверить в то, о чем он собирается его спросить, но потом все же вошел. Костя даже не повернул головы, так был увлечен компьютером.

– Костя? Мне надо с тобой поговорить.