Красные маки

19

На третий час пути мы измотались вконец и решили устроить привал. Соленый пот разъедал глаза, футболка прилипла к груди. Новые кроссовки, купленные на рынке в Чиангмае, до волдырей натерли мне ноги. Мик рухнул на землю среди кочек выжженной, колючей травы и вытащил бутылку с водой. В своей широкополой походной шляпе он был похож на охотника из старых фильмов: толстяка, с гибелью которого в сюжете появляется излишек свободного пространства.

– Глоток, – показал пальцем на бутылку Кокос. – Совсем мало.

Фил привалился к дереву, обмахиваясь соломенной шляпой, которую он также купил вчера на рынке. Бхан присел на корточки и закурил. Наши проводники были обуты в дешевые пластиковые шлепанцы, поэтому я посчитал, что впереди нас ждет не особо трудный переход, но ошибся.

До гор мы добрались в кузове разбитого, видавшего виды грузовика, пропахшего соляркой. Грузовик поднимал такие столбы красной пыли, что нам пришлось натянуть футболки на головы, иначе мы бы просто задохнулись. Эта пытка прекратилась только после того, как дорога кончилась и мы распростились с грузовиком. По тропе первым шел Кокос, вслед за ним я, Фил и Мик. Бхан замыкал нашу группу. Я заметил, что оба проводника были вооружены длинными, заткнутыми за пояс ножами, похожими одновременно на мачете и ножи коммандос. Наша тропа неуклонно ползла вверх, к немигающему безжалостному диску полуденного солнца.

Мое первое впечатление было не самым благоприятным: красная почва, покрытая чахлой растительностью. Все изменилось, когда мы добрались до леса. Тут я понял, почему дорога так внезапно оборвалась. Местность была изрыта горными складками, непрерывной чередой острых вершин и распадков. Нам приходилось то подниматься вверх по склону, то спускаться в ущелье. Больше всего, до дрожи в коленях от постоянного напряжения, изматывал путь вниз.

Кокос и Бхан шли молча. Мик пытался шутить, но они никак не реагировали на его усилия. Затем, запыхавшись, Мик тоже притих. Солнце пробивалось сквозь слои влажного лесного тумана, и от этого разогретый воздух казался неприятно сырым. Футболка налипла на меня как вторая кожа. А Фил, подумать только, все еще был одет в одну из своих белых рубашек, и эта рубашка была такой мокрой, что сквозь нее можно было разглядеть его белое упитанное тело.

И вот, пока мы отдыхали на жаре и прихлебывали воду из фляжки, а Фил подпирал собой дерево, я заметил громадных красных муравьев, свернувших со своего привычного пути и направившихся вниз по ветке с явным намерением забраться на его рубашку. Я подумал, что, пожалуй, стоит их отогнать, но тут он подпрыгнул, словно у него в штанах взорвалась хлопушка, и при этом так заорал, что впору было похолодеть от ужаса. Наши проводники даже не улыбнулись.

Мы с Миком сидели на глыбах известняка, потели вчерашним пивом и пытались отдышаться. Проводники тем временем покурили, взялись за рюкзаки и всем своим видом давали понять, что готовы отправиться в путь. Мик негромко чертыхнулся и снова приложился к фляжке.

Я решил взять руководство в свои руки.

– Стоять! – рявкнул я. Это прозвучало как-то по-немецки, но произвело желанный эффект. Подойдя ко мне, Кокос заявил:

– Мы выходить. Пока нет темнота, нам надо попадать поселок. Отправляться сейчас.

Когда мы обговаривали маршрут, нам сказали, что до той деревни, где Клэр Мёрчант украла у Чарли паспорт, нам потребуется два с половиной дня достаточно тяжелого пути. По плану мы должны были останавливаться на ночлег в деревнях местных племен. Нам не оставалось ничего другого, как целиком довериться проводникам, но я чувствовал, что необходимо хотя бы притвориться «начальником экспедиции». Прислушавшись к собственному голосу, я заметил, что начинаю и сам коверкать слова:

– Курить еще одна сигарета. А потом топ-топ.

Я сунул в рот сигарету, показав тем самым, что не собираюсь двигаться с места. Кокос с досадой покачал головой. Бхана наши препирательства, видимо, не интересовали.

Мик расплылся в довольной улыбке, как будто только что загнал шар в лузу.

– Где это ты набрался таких словечек? – поинтересовался он. – Случайно не в местных борделях?

Даже Фил нашел все происходящее забавным. Он удостоил нас своим ехидным смешком, прозвучавшим как подавленный кашель:

– Он сказать мне банана!

Я смутился:

– Что это? У тебя проснулось чувство юмора? Знаешь, Фил, я к этому не привык.

– Держись веселей, приятель! – вмешался Мик и хлопнул Фила по спине.

Наконец мне удалось подняться на ноги и одеть на спину рюкзак. С самым деловым видом я махнул рукой Кокосу:

– Ты у нас главный. Можем отправляться.

Кокос бросил быстрый взгляд на Бхана и криво усмехнулся.

– Ты заметил? – спросил я Мика, когда мы снова двинулись по тропе.

– А как же, – кивнул Мик. – Считай, он тебя обложил.

По пути Мик развлекался, передразнивая меня, и я был вынужден терпеть его болтовню:

– О! Много-много большой дерево! Белый человек не ходи топ-топ. Его отдыхай. Его говори бай-бай. Его вода пей, когда я говори нельзя.

И такую околесицу он нес без перерыва в течение почти двух часов.

Проводники начали переговариваться через наши головы, хотя Кокос, который побаивался ядовитых змей, не отрывал при этом глаз от тропы. Он помянул как-то о королевской кобре, но нам так и не довелось ее встретить; зато я видел блестящую голубую змейку, спокойно скользнувшую в подлесок. Характер окружавшей нас растительности постепенно изменился. Мы забрались в заросли высокого бамбука, банановых и королевских пальм, колючих кустов лакричника. Я догадывался, что проводники говорили о нас, и это меня раздражало. Положение наше было незавидно. Они с легкостью могли нас ограбить и прирезать. В горных джунглях нас никто не нашел бы. А если бы и нашел, что с того?

Перед походом мы с Миком обговаривали, что нам делать с деньгами и документами. Я думал оставить большую часть наличных в сейфе прямо в отеле, но Мик вычитал в путеводителе, что доверять сейфам в Таиланде не стоит. Он убеждал меня, что самым безопасным местом для наших сбережений является его поясная сумка, и у меня не нашлось аргументов против. Наши проводники, понятное дело, не знали, что Мик тащил на себе груз долларовых банкнот, мои чеки и наличность. Я сам не знал, сколько у него было с собой, но, судя по той сумме, которую мы уплатили проводникам, этих денег хватило бы им лет на двадцать безбедной жизни. Что касается Фила, то легче было вырезать полоску кожи с его спины, чем вытащить из него купюру, и я совершенно не представлял, сколько денег он нес с собой.

Молчавший до сих пор Бхан выкрикнул что-то, и Кокос рассмеялся от души. Он обернулся, посмотрел на Мика, на меня, затем взглянул на Бхана. Увидев наше жалкое состояние, Кокос решил хоть как-то нас ободрить:

– Санук [29].

– Санук, – повторил Бхан, и они оба рассмеялись. Их смех эхом отозвался в высоких тонких стволах окружавших нас деревьев.

– Кто здесь санук? – прорычал Мик.

– Просто санук, – ответил Кокос и двинулся дальше.

Он вытащил из-за пояса свой длинный нож и принялся рубить висящие перед ним лианы. – Шутка.

Растительность стала более густой и сухой. Заросли кустарника упорно боролись за место под солнцем с тонкими серыми стволами деревьев поразительной высоты, образующими многоярусный полог. С деревьев свисали ползучие лианы, зачастую настолько усохшие, что создавалось впечатление развешанного на деревьях электрического кабеля. В отличие от наших привычных деревьев, у этих вообще не было нижних ветвей, и там, где стволы давали побеги, сучья были покрыты большими и тонкими, как бумага, листьями зеленого, желто-коричневого и багряного цветов. Огромные сморщенные палые листья густым слоем покрывали тропу. Земля под ногами дышала сухим жаром.

Я рассказываю вам все это, словно и вправду был увлечен виденным, хотя на самом деле мои мысли были заняты Чарли. Когда идешь долго, внимание поневоле притупляется, по сторонам уже не смотришь и думаешь о своем. Вообще это довольно опасно. Временами тропинка подходила вплотную к краю ущелья, и один неверный шаг мог стоить жизни. Ничего не стоило оступиться и пролететь метров пятьсот по склону, перед тем как разбиться о дерево. Но разум обладает, по-видимому, чем-то вроде третьего глаза, который принимает на себя заботу о безопасности, в то время как голова занята другими вещами.

Я пытался вспомнить, когда у нас с Чарли все пошло наперекосяк.

Ведь было время, когда Чарли едва ли не боготворила меня. Я столько всего знал, мог отвести от нее любую угрозу, казался прямо владыкой мира. Все отцы позволяют своим дочерям помечтать. Даже сами слегка тешатся иллюзией, зная к тому же, что она недолговечна. Да, я был маг и волшебник, мастер на все руки. Помню, она часто просила меня починить сломанную игрушку, велосипед или приемник. И я чинил. Мне это было раз плюнуть. Мне нравилось, что все у меня получается. Нравилось, что я такой молодец.

И вот внезапно я оказался полным идиотом. Не знаю, как это произошло. Чарли стукнуло тогда лет двенадцать, а я из замечательного, мудрого отца, мастера на все руки превратился в законченного болвана, причем вдруг, без всякого перехода. Что бы я теперь ни изрекал, воспринималось как чистейшая глупость и высмеивалось в манере, свойственной женщинам, когда вы чувствуете себя оскорбленным, но не можете понять, как именно вас оскорбили.

И вот, пока я тащился по джунглям и смотрел себе под ноги, я старался припомнить, когда же это случилось в первый раз? В какой день? Может, я и в Таиланд приехал для того, чтобы снова стать мастером на все руки?

– Эй! Ты погляди только! – воскликнул Мик.

Мы стояли на тропе. Мик указывал на искривленный сук дерева. Ствол был совершенно лишен листвы, но с одной из подгнивших ветвей, высоко над нами, свисало семь белых восковых цветов, похожих на звезды, ярко горящие в лучах вечернего солнца.

– Орхидеи, – сказал Бхан, кивнув головой. Это было первое английское слово, которое он произнес, с тех пор как мы с ним встретились.

– И поставил их Бог на тверди небесной, чтобы светить на землю, – пробормотал почти неслышно Фил.

– Ну что ж, хоть ради этого стоило сюда топать, – сказал Мик.

Мне показалось, что тут он слегка преувеличил, и, пока я подбирал подходящий ответ, Бхан ловко вскарабкался на дерево, сорвал один из цветков и, слетев, как заправский гимнаст, на землю, протянул орхидею Мику.

Мик сделал вид, будто собирается ее съесть. Проводники рассмеялись. Затем он сунул цветок за ухо, заморгал, повел глазами и состроил довольно смешную физиономию. Проводники засмеялись еще громче.

– Санук! – кричали они. – Ты санук! Напряжение между нами заметно ослабло. Мик стал расспрашивать о странных фруктах, которые попадались нам по пути.

– Это что?

– Плод хлебный дерево, – пояснил Бхан.

– Съедобный?

Бхан не понял, и Мик сделал новую попытку, показав пальцем на рот:

– Его хорошо есть?

Я был рад отыграться:

– Его много-много жуй-жуй.

– Пошел к черту.

– Вы прямо как дети малые, – вяло изрек Фил.

На исходе дня, усталые и измученные, мы добрались до первой деревни, где собирались остановиться на ночлег. По мере того как мы спускались в долину, лес становился реже, отдельные участки были расчищены под посадки. У озерца под отлогом гор теснился десяток хижин. В деревне лаяли собаки.

– Лайсу [30], – сказал Кокос, сообщая нам, какое племя живет в деревне.

Я достал из рюкзака флягу и глотнул воды. Не могу сказать, что мучился особой жаждой, просто хотелось как-то скрыть тревогу. Мы прибавили шагу, минуя пологие террасы распаханной красной почвы. Я думал, они здесь маис выращивают. Но по склону, освещенные косым золотистым светом, раскинулись ряды великолепных красных, белых и темно-вишневых цветов.

Глядя на красивые, словно на витрине выставленные цветы, я вдруг понял, где оказался. Фил опустился на корточки и принялся изучать цветок. Казалось, он заглядывает в душу к самому черту.

– Так вот ради чего человек оставляет дом свой и брата своего, – сказал он.

– Мак, – кивнул Кокос. – Опиум.