Красные маки

27

Мотор оказался цел, но уж больно запущен. С первого взгляда было ясно, что он забит красной пылью, и я надеялся, что сумею с ним разобраться. Я уже говорил, что сам-то я электрик, а не механик, но в моторах тоже приходилось копаться и генераторы с электрическим приводом запускать тоже.

Первым делом я проверил самые простые варианты. Ну, например, пустой бензобак. Но в баке оказалось полно горючего. Потом подтянул клеммы, подсоединил провода высокого напряжения и еще кое-где посмотрел проводку. Я очень надеялся, что это окажется не сложнее, потому что тогда я бы не справился. И как раз в тот момент, когда я разглядывал щиток, я почувствовал, что кто-то смотрит на меня с порога.

Это был Кьем. Он следил за мной вытаращенными глазами, и вены у него на лбу вздулись от напряжения. Пока не принесли инструменты, заняться мне больше было нечем – кожух-то не снять, – и я, как фокусник, пару раз взмахнул руками над генератором. Кьем еще больше вылупил глаза. Потом я посвистел немного в провода и выразительно поднял вверх руки.

Но кривляться мне скоро надоело, так что я вытащил брезент из-под мотора и завесил дверной проем.

Если мне нельзя смотреть на твое колдовство, тебе нельзя смотреть на мое. Мне было наплевать, что он обидится.

Кьем был страшно разочарован. На просвет, сквозь щели я видел его силуэт на крыльце, а он не мог меня разглядеть: я-то находился в темноте. Он стоял согнувшись, прижав ухо к стенке, и пытался уловить хоть какой-то звук. Я бесшумно подобрался поближе, приложил рот к бамбуку и громко крякнул. Когда Чарли с Филом были маленькими, я изображал для них утенка Дака и вот, надо же, не разучился еще. Кьем от удивления скатился с крыльца. Впечатление было такое, что его как ветром сдуло, и, когда я увидел, как он катается в пыли, меня это так рассмешило, что я закусил руку. Я сдернул брезент с дверного проема и выбежал на пустырь, дико размахивая им во все стороны и хватаясь за волосы, будто они загорелись. Затем я «собрался с духом», поплевал на руки и решительно шагнул в хижину с поднятыми кулаками.

Я снова завесил вход брезентом и приник к щели в бамбуке. Кьем крутил головой из стороны в сторону, а на лице его был такой страх, что на меня снова накатил приступ смеха. Прямо ребра трещали. Я лег на пол и зажал рот рукой. Не могу вспомнить, когда последний раз так хохотал. Как будто в меня духи вселились. И чем больше я думал о том, что сижу теперь в джунглях, друг мучается в лихорадке, дочка с приветом, а я, вместо того чтобы заняться генератором, валяю дурака и пугаю местного шамана, тем истеричнее становился мой смех.

Кто-то поднял брезент, пока я лежал на полу, схватившись за бока. Это бородач принес мне инструменты. Кьем стоял за ним и наблюдал. Мне пришлось притвориться, что я корчусь от боли. Бородач взглянул на меня и поставил сумку с инструментами на пол.

Сумка была плетеная, расписная, а внутри лежал набор тех самых инструментов, которыми на моих глазах пользовались в поле сборщики опиума. Два лезвия в форме полумесяца, обычный нож и ножик с тремя параллельными лезвиями. Я тут же пришел в себя.

– Что это? Они не годятся!

Бородатый таец ухмыльнулся и развернулся к выходу. Я последовал за ним искать Джека, чтобы пожаловаться. Но Джека нигде поблизости было не видно.

Под пристальным взглядом Кьема я вернулся в сарай. Мне уже было не до смеха, хотя я вспомнил про перочинный нож, который я, как бойскаут, таскал в кармане. Там и отвертка была, но, правда, она мне не понадобилась. Как только я начал тряпкой счищать грязь с мотора, со свечи зажигания свалился колпачок и упал мне в руку. Он просто разболтался. Я закрутил его, дернул стартер, и генератор с шумом завелся. Пришлось его заглушить. Я не хотел, чтобы Кьем подумал, что я так легко справился с духами. Так что я сел и выкурил сигарету, чтобы потянуть время. Преподаватели в Оксфорде тоже так поступают: притворяются, что у них годы ушли на то, чтобы сказать новое слово про Китса или Томаса Де Квинси, а на самом деле их в курилке осенило, пока они там болтали о том о сем.

Прежде чем завести генератор, я еще раз осмотрел сарай. Коробки с «Калполом» так и стояли, но больше ничего не было, кроме мотка кабеля и канистры моторного масла. Наконец я дернул шнур стартера, мотор затрещал и завелся. Жуткие звуки вырвались из динамиков, разносясь по округе. Я удостоверился, что агрегат работает исправно, и вышел.

Кьем странно смотрел на меня. Я не знал, чем заняться, подошел к приемнику, выключил его, передумал и снова включил. Через пару минут появился Джек со своими оруженосцами. Джек был, по-видимому, очень доволен моей работой.

– Эй! У вас получилось!

– Ничего особенного. Вот, забирайте. – Я протянул ему «инструменты». – Они мне не пригодились.

Джек, поморщившись, покосился на сумку и сказал что-то ехидное своему бородатому помощнику. Тот пожал плечами и начал бурчать в свое оправдание. Джек снова повернулся ко мне:

– Отлично. Джек никогда не остается в долгу, верно? Но я уже расплатился бутылкой виски. Как, еще раз скажите, вас зовут?

– Дэн.

– Джек никогда не остается в долгу, так, Дэн?

– Так.

Он дал мне сигарету. Лицо бородача ничего не выражало, было непроницаемо, но глаза его выдавали, и от того, как он смотрел на меня, мне становилось не по себе. И тут я сказал:

– Неплохой у вас генератор. Вы бы могли не только радио…

– Знаю, – оборвал меня Джек. Я понял, что он не любит, когда ему указывают.

– Все, что нужно, это кабель, несколько ламп – и вы могли бы электрифицировать всю деревню.

– Тоже знаю. – Он фыркнул. – Для этого я и притащил сюда эту рухлядь. Ну, так что мне, по-вашему, еще понадобится?

Я наскоро прикинул, сколько потребуется кабеля, патронов, ламп, плюс запасные, изо всех сил стараясь не походить на колонизатора. Джек смотрел на меня прищурившись, задумчиво потягивая сигарету.

– Я доставлю их сюда на слонах, а вы мне все сделаете, да, Дэн?

Я не знал, сколь долго, по его предположениям, я останусь здесь, но неожиданно для самого себя сказал:

– Запросто.

Если Джек, как он говорил, действительно платил по счетам, я бы для него и в слоновий хобот лампочку вкрутил.

– Была бы розетка, можно теле…

Телевизор? И это говорю я? Конечно, я покажу вам и ток-шоу, и программу для садоводов-любителей, и мыльную оперу, и мягкое порно, и вручение призов беспроигрышной лотереи, и церемонию награждения, и… Одним словом, я покажу вам все блага нашей цивилизации. Так, что вам тошно станет.

Я чуть было все это не выпалил, но вовремя сдержался. Уж лучше подсесть на тяжелые наркотики, чем на эту дрянь. Мог ли Кьем читать мои мысли? Он улыбался, глядя на меня. Потом шепнул что-то Джеку, и Джек сказал:

– Он говорит, что колдовали вы неправильно, но с Повелителем Генераторов справились.

Кьем снова улыбнулся своим беззубым, розовым ртом, и я решил, что в общем он мне симпатичен.

Когда я вернулся в хижину, Мик сидел, а ведьма – старая наркоманка – кормила его с ложки супом. Чарли спала. Фил тоже дремал, пережидая полуденный зной под крышей. Похоже, в нашей компании я был единственным ходоком. Старуха без умолку что-то лопотала, а Мик ошалело на нее смотрел.

– Как ты думаешь, – спросил он меня слабым голосом, – она вдова?

– Тебе лучше?

Он почесал затылок:

– Да, такое чувство, будто со мной позабавился весь боевой расчет с нашего эсминца.

Что ж, ему было лучше. Старуха так и не замолчала. Глаза у нее блестели, и, казалось, наши голоса ей нравились.

– Ну а ты опять накурилась? – спросил я ее громко.

– Бууу! – ответила она и захохотала, сунув Мику в рот последнюю ложку. Потом слезла с табуретки и стала шарить в складках юбки.

– Эй, – сказал Мик. – Вот этого не надо. Старуха вытащила два маленьких зеленых пакетика, один из которых дала мне. Это был свернутый лист, от пальмы наверное. Она стала шамкать губами, расхаживая по хижине и при этом старательно показывая, что нужно не глотать, а жевать.

– Опять дурь какая-то? – возмутился я.

Она дала второй пакетик Мику и снова зажевала. Мик посмотрел на меня с сомнением.

– Интересно, где она это прятала?

Возможно, она почувствовала его намек, захихикала, подхватила полы юбки и пустилась в пляс. Ей, наверно, было лет девяносто, но танцевала она как заводная. Свой листок я отложил и вместо него потянулся за бутылкой. Но не успел глотнуть, как она остановилась, стала что-то возбужденно говорить и с отвращением замахала руками на виски. «Май! Май!» – закричала она, особенно раздраженная тем, что я предпочел виски ее пакетику. Прихрамывая, она вышла из хижины.

– Похоже, – сказал Мик, жуя свой листочек, – ты здорово ее обидел.

– Ты ведь не знаешь, что она тебе подсунула.

– Она меня кормила. Вряд ли у нее что плохое на уме, верно?

Думаю, он был прав, но я промолчал.

Мик хотел знать последние новости. Я рассказал ему про Джека, Чарли, генератор и про мой план сделать носилки. А он признался, что чувствует себя слабым, как котенок. Я не стал доводить до его сведения, что мы не знали точно, где находимся, и что нам скорее всего не удастся получить помощь ни от Джека, ни от жителей деревни.

Пока Мик жевал, я обратил внимание, что слюна у него стала темно-фиолетового цвета.

И тут он спросил:

– А тех ты видел?

– Кого?

– Ну тех, что к нам в хижину заходили?

Пока ребята отдыхали, мне было совершенно нечем заняться. Я не так сильно беспокоился о Мике, который все-таки пошел на поправку. А Чарли, похоже, могла спать по восемнадцать часов в сутки. Хоть по временам она и приходила в себя, но я понимал, что по джунглям нам придется ее нести, так что перспектива нашего путешествия откладывалась на несколько дней. Мик без посторонней помощи еле-еле мог дойти до туалета.

Еще меня беспокоило, что я обидел старуху, которая все же по-человечески к нам относилась. Она ухаживала за Чарли, а теперь взялась за Мика со всеми этими своими травами и снадобьями.

Когда я уходил, губы у Мика были фиолетовыми, но мне он сказал, что эта трава очень его взбодрила. Советовал попробовать, но я все равно предпочел виски. Может быть, по большому счету и нет никакой разницы, чем себя взбадривать, но я знаю, что виски хорошо на меня действует. И на желудок, и на нервы.

Может, старуха приносила Чарли опиум и от этого у нее была такая слабость? А у Мика все еще держалась высокая температура, и он иногда бредил. Спрашивал про людей в хижине. Жаловался, что как-то раз открыл глаза, а вокруг толпится полно народу, будто на вечеринку собрались, только в темноте не разобрать, кто пришел. Я сказал ему, что это у него жар, бред, вот и мерещатся всякие розовые слоны.

Я решил наладить отношения со старухой. Поскольку большинство крестьян работало на маковых полях, ее было несложно найти. Сидя на корточках у своей хижины рядом с пустырем, где стоял генератор, она курила.

Это я так говорю: «курила»; на самом деле она пыхтела бамбуковой трубкой длиной метра в полтора. Голубые облака дыма окутывали ее фигуру.

– Опиум? – спросил я, показав на трубку.

– Та-бак, – ответила она. – Та-бак.

Я присел рядом с ней и постучал себя по груди:

– Я Дэнни, Дэн-ни.

Она поняла и, указав на себя, произнесла: «Набао», – хотя моим произношением так и не удовлетворилась. Отложив свою трубку, она повела меня в хижину.

Внутри царил образцовый порядок: земляной пол чисто выметен, мебель – табуретки, столы – сработана грубо и незатейливо, но попадались и другие вещи, резко выделявшиеся на общем фоне, например совсем не старый сборный платяной шкаф. Диковинно смотрелись пластмассовые часы на стене, все еще в полиэтиленовой упаковке, но показывающие верное время.

Набао взяла со стола тряпочку и повязала мне на левое запястье. Не переставая тараторить, она подсунула под нее маленький металлический диск и проверила узелок. Не развязался ли? Мне показалось, это было что-то вроде амулета.

Под столом я разглядел провод с лампочкой, подсоединенный к автомобильному аккумулятору. Я решил, что аккумулятор сел, и постучал по нему:

– Не работает?

Набао потерла ладонями друг о друга и развела руки, имея в виду, что перезаряжать выйдет себе дороже. Я решил дать ей денег, чтобы кто-нибудь заменил ей аккумулятор, но потом мне пришла в голову идея получше. Позади ее хижины проходил кабель от радиоприемника, и я вспомнил, что рядом с коробками «Калпола» видел бухту провода. Мне бы ничего не стоило кинуть времянку, так что аккумулятор ей может и не понадобится.

Через двадцать минут у нас был свет. Мне пришлось ненадолго отключить мотор, но когда я снова его запустил и вернулся к ней в хижину, Набао вскрикивала и подпрыгивала, как подросток. Она пожала мне руку, потрепала по щеке и стукнула себя по коленкам. Вот бы кто так у нас дома порадовался электрической лампочке!

Это было лучшее из всего, что я натворил в той деревне, правда, за это я и поплатился.