Красный парфюмер. Новое дело Егора Лисицы

8. Два звонка

Шофер Заботкин говорил вежливо и негромко, описал вечер сжато и исчерпывающе. В прошлом он не крутил баранку по работе, а водил собственный автомобиль. Но, конечно, шоферская книжка есть. Авто системы «Опель». Лишь раз московская полиция оштрафовала за езду «левой стороной» на 15 рублей. Он косвенно подтвердил время смерти директора. По его словам, тот телефонировал в гараж, просил подготовить авто к определенному времени. Заботкин машину подал, но Кулагин не вышел.

– Сколько вы его ждали?

– Засек, полчаса.

– А что же не зашли узнать, почему директор не спустился? Разве не волновались, вдруг что приключилось.

– Так бывало раньше. Не часто, правда. Зря он машину поздним вечером не держал. Если вдруг планы менялись, вызывал на фабрику таксомотор. И я знал, раз не вышел, ну, значит, задержится. А беспокоить не стоит.

Странное выходило дело. Машина казенная, а погибший, судя по всему, вовсе не был мягким руководителем.

– Позвольте уточнить. Разве не могло быть форс-мажора на фабрике, допустим? Директор, предположим, вышел, а машины нет. Ему пришлось бы таксомотор брать. Да и в целом неудобство. Это вам выговор.

Водитель не занервничал, ответил спокойно:

– Я могу вам сказать только, что эти случаи всегда бывали поздним вечером. Да и нечасто. Лучше вам секретаря расспросить, Зинаиду. А мне было сказано, как поступить, я, разумеется, не спорил.

– Ладно. А второй звонок в гараж из кабинета?

Тут Заботкин явно удивился.

– Его не было. Либо я к тому времени уже выехал.

– Хорошо. Утром…

– Утром, как обычно, подал машину к подъезду. Поднялся. Помощница их по хозяйству сказала, что Николая Михайловича нет дома. Я поехал на фабрику.

Свои показания шофер внимательно прочел, насвистывая шлягер про авто «Фиат» «Летит машина – веселый зверь». Подписал. И ушел, твердо заверив, что никакого второго звонка он не слышал.

Секретарша Зина ждала нас в соседней с директорским кабинетом комнатке. Тесно, обстановка скудная – конторский шкаф, примус и столик с чашками. Я рассмотрел ее поближе: молодая, самоуверенная, с платиновой завивкой. Хорошенькая, на мой вкус, даже слишком. Густой сладкий аромат, светлое шелковое платье подчеркивает фигуру, острые ноготки выкрашены лаком. Она уже полностью пришла в себя. Глаза покрасневшие, но краска на ресницах свежая. Движения ловкие, хлопнула дверью перед случайным посетителем, кем-то из рабочих. Поправила, глянув в окно, воротничок на платье. Сразу решительно заговорила:

– Вот, товарищ, вы просили внимательно – я посмотрела, не хватает его вещи! Булавки для галстука.

– Только это? Может, просто забыл надеть?

– Нет, именно пропала. Он носил ее всегда с этим костюмом. К тому же она парная, к кольцу! Печатка. Кольцо на месте.

– А вы его личные вещи так хорошо знаете? – Я вспомнил намеки рабочих.

Она поджала губы.

– Что за вопросы?

– Обычные вопросы. Хорошо ли вы знаете его вещи? Настолько, чтобы быть уверенной?

Усмехнулась, сложила на груди руки.

– Ясно, значит, напели вам.

– Почему же напели. Граждане дают показания, – туманно выразился я, кивнув на дверь, из которой недавно вышел шофер.

– А вы и рады, – огрызнулась, – служащие советских органов, а сплетни собираете, как…

– Гражданка!

– Раз вам показывают, то их и расспрашивайте. Одно только. Запишите там себе, запишите, запишите! Булавка для галстука отсутствует. Вещь не из дешевых. Навершие в виде павлиньего глаза, с турмалином. Мало ли кто с места прихватил! На фабрике-то у нас не бывает этого. Ничего не пропадало, пока вы…

– Значит, так. – Я подвинул стул ближе, она отшатнулась. – Директор фабрики Кулагин по первоначальной версии – отравлен. Прямо здесь, в своем кабинете. Доступ и в кабинет, и к бутылкам с коньяком и всему остальному был у вас. Ваша задача сейчас рассказывать все правдиво и подробно. Иначе у меня появится повод вас задержать.

– Отравили? – удивление ее казалось вполне искренним. Губы искривились, задрожали, обозначилась сеточка морщинок у рта – немного смазана помада. – Зачем мне, зачем я стану?!

– А вот вы мне и скажите, – я продолжил вполне мирно: – Согласитесь, уж лучше вы, а не фабричные сплетники, расскажете все как есть.

Поджала губы. Но ведь не дурочка, понимает, что шило из мешка выскочило.

– Мы с Николаем… Товарищем Кулагиным состояли в отношениях. Планировали в скором времени записаться и проживать совместно.

Я помолчал, надеясь, что мне удалось изобразить сочувствие.

– Понимаю. А как давно ваши отношения длятся?

Она немного расслабилась.

– Разве это имеет значение для чувства…

– Имеет для следствия. Так что же? Месяца три?

Заботкин обмолвился, что задерживаться поздними вечерами Кулагин начал где-то с марта.

– Да. Мы объяснились на товарищеской вечеринке по случаю выпуска новой партии мыла. Это было в марте, на праздник Международного женского дня.

Продолжала она очень бойко, выходила канцелярская сказка о Золушке, где правда мешалась с выдумкой.

– Я ни о чем и не думала, когда пришла работать! Клянусь! Образование я не успела получить, но за счет того, что окружение мое так сложилось, попала на это место. – Она украдкой взглянула на свои ноги в блестящих чулках, чуть поправила платье. – Николай Михайлович был настоящий мужчина. Сразу вник, помог с некоторыми… темными пятнами моей жизни. Я, конечно, благодарна. Его не ценили в семье! С женой у него были разногласия. Сын вырос пустым, легковесным человеком.

– Что же, у вас все было гладко? И никаких споров, ссор?

– Конечно!

Зина говорила уж слишком убедительно, я перебил:

– Мне говорили иное.

– Николай Михайлович – мужчина авторитетный. Если кому-то могло показаться… Не их дело! – и прибавила мстительно: – Вы лучше спросите Носа, о чем они тут кричали друг на друга. Едва не постоянно. Я, само собой, не подслушиваю, но – должна же я знать? К тому же не услышать невозможно!

Опять какой-то «Нос», я пометил себе разобраться.

– Спросим. А что вы слышали?

– Слов не разобрать толком, – с сожалением, – что-то о делах фабрики. Про какие-то поездки. Еще говорил, что примет меры. Николай Михайлович после этих разговоров был взвинчен.

Ценный кадр эта Зина. Что не говорят, и то услышит.

– С ним он должен был встретиться накануне вечером? – Я кивнул на пепельницу и окурок, изъятые из кабинета.

Ответила поколебавшись, почти с сожалением:

– Это его папиросы, он всегда такие курил. А Нос не курит, куда там. Все просит меня окно открыть, если чует табак.

– А с кем еще были ссоры? Может, кто-то неизвестный заходил?

– Нет, – она подумала, – не было.

– Я попрошу вас найти мне список работников, которых приняли на фабрику недавно. Хорошо?

Кивнула.

– Кто из рабочих и сторонних посетителей был у него в тот день?

– Вот, – ткнула в бумаги на столе, – там моя книжка.

Я достал блокнот в коленкоровом переплете. Она пролистала его. Передала с загнутой страницей.

– Тут все записано. Директор не любил случайных посетителей. Все знали, что он сам вызывает, если кто нужен. Видите, после обеда уже чисто.

– Раз на столе коньяк – значит, разговор не рабочий?

Зина пожала плечами.

– Он мог пригубить вечером. При его работе иначе сложно.

– Но ведь по вторникам он не засиживался? А тут и приехал накануне раньше обычного.

Она упрямо поджала губки.

– Вы уж помогите следствию разобраться, – продолжал я. – Сами понимаете, как это важно.

– Последнее время… много работы. Подготовка к выставке за границей. А кроме того, он снова повздорил с сыном! Перед уходом на службу. Некоторые люди не умеют ценить, что для них делают. Я ему говорила, говорила! Нужно было устроить парня на фабрику, хоть и рабочим! Но он, – она немного запнулась, – «не желаю, чтобы как я, из низов, пусть выучится, станет специалистом, человеком!». Вот, поссорились. Николай Михайлович и позавтракать толком не мог, а у него пищеварение было…

Зина всхлипнула, прижала пальцы к носу.

– Где вы сами были вечером?

– Я ушла пораньше. Он отпустил. Нужно было отвезти бумаги в трест.

– На чем же вы поехали? Шофер был здесь.

– Какая… в общем, у меня были и свои дела.

– Какие?

Едва не полчаса я угробил, убеждая и даже запугивая. Но она твердила как пластинка:

– Я же сказала, была в канцелярии! Не помню!

Под конец Зинаида пустилась в злые слезы и все же выдала свою тайну.

– Ну хорошо! Вы мужчина, вам этого не понять. Я не натуральная блондинка, ясно? А Николай был эстетик, не любил, когда женщина за собой не следит. Даже в мелочи. Вот я и задержалась с обеда. У мастера. Красила волосы.

– Ерунда какая-то. Снова ведь говорите неправду.

– Правду! Я дам адрес, там подтвердят. Он гордился, – поправила волосы, – ему все нравилась одна там актриса, фильмовая. Блондинка. Говорил, я очень на нее похожа!

Она еще бормотала про удаление порошком волос на теле, пока я записывал адрес ее «мастерицы». Пришлось повозиться и с адресами работников. Меня интересовал в общем только один – хотелось проверить догадку. Но и тут Зина поначалу заартачилась.

– Ладно. Последнее скажите, какие у вас духи? – Наконец я выудил у нее и записал нужный адрес, поднялся.

– Духи… – Она немного нервно потянулась к сумочке, достала квадратный флакон, с красным бантом у крышки. – А зачем… ну вот. Это новые, их нет в продаже. Вышла только пробная партия. Николай Михайлович подарил мне.

Я открыл флакон: густой, пряный запах, тот самый, из кабинета.

Из комнатки после разговора с Зиной я вывалился встрепанный и злой. Глупость и упрямство всегда выводят из себя. А тут их в избытке. Меня догнал Вася Репин.

– Вася! Не хватало вас. Вашего таланта слышать фальшивые ноты.

Вася утверждал, что слышит, «когда кто брешет». И черт его знает, может, и слышал. Слух у него был, во всяком случае, музыкальный, чисто пел.

– А что вы успели?

Вася, как оказалось, успел многое. Медлительный, как бычок, но такой же упрямый, он опросил едва ли не всю фабрику. Получалось, что на этаже, в галерее директора, накануне побывала прорва народа. Он также выяснил, что, хотя все на фабрике вроде шло по заведенному порядку, а все же пару вечеров подряд мимо складских ворот проезжал незнакомый грузовик. После он какое-то время торчал в переулке, не гася фары. Ни номер на борту, ни шофера никто не разглядел или не запомнил. Я попросил Репина еще узнать все, что получится, про Демина. К формуле тот имел прямое отношение, доступ в кабинет у него был, сомнительный тип. Тут к нам, немного смущаясь, подошел один из рабочих.

– Нос там, – приоткрыв дверь, уважительно, выделяя слова, сообщил он. – Уж ругается, все дожидается вас. Вы же из милиции?

– Я.

Тот самый «Нос»! Раз Полина дала мне возможности, я решил, что их упускать не стоит.