В декабре девяносто девятого
на краю белоснежного кратера
мы стояли. А кто это — мы?
А такие ребята из Питера,
двое-трое, ну максимум пятеро,
обступившие скважину мглы.
А вокруг из тумана и зелени
урожай новогоднего семени
колыхался, как воздух в жару,
и земля, как больная жемчужина,
вся в испарине мелкой, простужена,
бормотала одно: не умру.
— Не умрем! — восклицали мы Северу
и стучали по голому дереву.
Не умрем, потому лишь, что — мы!
Хоть отверстие рваное в кратере
изъязвляло сердца — как в фарватере
пенный след лишая у кормы.
Вздору было с добром — но и главного:
нимб святого на гравий для ангела
шел, чтоб вымостить тропку в саду
монастырском — где сплошь гладиолусы,
завиваясь, вплетались нам в волосы
в девяносто девятом году.
Горизонт расширялся поблизости
не к простору, однако, а к лысости,
отчего мы спадали с лица.
Но казалось: немного усилия,
и распустится кратер, как лилия,
и столетью не будет конца.