— Скажите, почему это у вашего величества
в покоях королевских нигде нет электричества?
— Так мы же в счет покрытия вассальных обязательств
включаем свет их светлостей, сиянье их сиятельств.
— А почему не видно на улицах полиции?
— А потому, что служат в ней у нас одни патриции,
а так как эта служба, по мненью их, плебейство,
то из нее повальное мы наблюдаем бегство.
— Из-за чего бегут тогда военные из армии?
— Да всё из-за противника. Нет никого коварнее
противника: он дерзок, хитер и агрессивен.
Любой противник — дрянь, но наш — особенно противен.
— А почему?.. — А потому! Конец аудиенции!
И мой совет вам: истину глаголют лишь младенцы, и
средь них находится ее высочество София:
ступайте к ней с вопросами — она мудрее змия.
Софье шесть с половиной
Как лезвие, отбита челка,
и прочь от восковых скорлуп
уносит мед, танцуя, пчелка
к румяному раствору губ.
Итак, на первый взгляд, игрушка.
Но где раешный маскхалат
дыряв, сквозит слепая дружба
с иконой, забранной в оклад.
Есть речь, есть лепет. Их основа
дыханье Сони. А итог
в сачке застрявший ветер, слово
с цветка гонящий на цветок.
Есть речь-тоска, и речь-забава,
и луг — бессмысленную тварь
гармонии, под крики "браво"
зевак, сметающий в словарь.
В наборе устарелых литер,
где "эс" — скоба, а "эн" — двутавр,
есть знак цветка. Цветок не лидер,
но сноска к тайне. Слаб, но храбр.
Так и она: нацелен облик
попасть в свой класс, найти свой вид,
но вся — еще узор, приемник
пророчества, еще магнит.
Отмечен челкой год господень,
к беседе пригнан язычок
и, как звезда в колодце в полдень,
блестит неведеньем зрачок.