Краткая история денег

Финансы по-исламски

Абдель Рахман Абу Зейд ибн Мухаммед ибн Хальдун был выдающимся арабским мыслителем и экономистом конца ХIV – начала ХV века. Считается, что расцвет исламской философии и научной мысли приходится на куда более ранний период, до того, как в ХI—ХII веках, после яркого арабского ренессанса, утвердилась жесткая пуританская школа ислама. Ее сторонники считали любую инновацию ужасной ересью. С их точки зрения, разделяемой суннитскими радикалами до сих пор, Коран содержал все необходимые человеку знания, а всякие попытки искать их вне пределов священной книги бессмысленны и даже греховны.

Ибн Хальдун был мусульманином, но не буквалистом, к тому же вырос, получил образование и начал научно-просветительскую деятельность в Магрибе, на Западе арабского мира, вдали от главных центров жесткого пуританизма, располагавшихся на Востоке. Позднее, когда его вольнодумство довело-таки его до беды на родине, он бежал в Египет, где пользовался покровительством правивших там в то время мамлюков – восставших гвардейцев султана, создавших там свое собственное государство.

Он не только продолжал дело приостановленного, «замороженного» арабского ренессанса, но и соединял его традиции с Возрождением европейским.

Он много размышлял о природе общества и целях человеческого существования. Историки полагают, что он первым подошел вплотную к открытию экономических циклов, а марксисты хвалили его за создание трудовой теории стоимости. Пришел он, в числе прочего, к интересным выводам относительно эффективности и предельной полезности налогов.

Тема эта была крайне актуальной: налоговые поборы казны душили экономику, не давали ей развиваться. И вот Ибн Хальдун предположил, что их снижение налоговой ставки может, как ни странно, не только стимулировать рост, но и привести к увеличению общей суммы собираемых налогов.

Если ставка в 0 % и ставка в 100 % неизбежно означают нулевые поступления в бюджет, то где-то между этими двумя крайними точками должна находиться оптимальная цифра. Ставка в 98 % или, например, 80 % не всех побудит заниматься предпринимательством, для очень многих, возможно большинства, остаток 20 % и менее не будет достаточным стимулом для того, чтобы рисковать капиталом. В таком случае налоговая база будет очень узка и будет снижаться, и государство соберет гораздо меньше налогов, чем при более низкой налоговой ставке, но более широкой базе.

Представьте себе, что в вашем оазисе, где вы трудитесь сборщиком налогов, живет сто семейств и в среднем одна семья зарабатывает по 100 динаров в месяц. Если вы обложите всех 80-процентным налогом, то десять богатых семей до поры до времени будут исправно платить налог, отдавая вам, например, по 400 динаров из 500. Но остальные не смогут или не захотят жить на жалкие суммы, которые вы им оставляете, и либо перейдут на натуральное хозяйство, либо будут скрывать свои доходы, либо вообще сбегут. И вы вместо того, чтобы собирать примерно половину всеобщих доходов – 5000 динаров, останетесь только с 4000. Да и то вскоре и богачи либо разорятся, либо скроются. И никакие репрессии не помогут.

Но где же эта «золотая середина», оптимальная точка на прямой между нолем и ста процентами? 50? 40? Или, может быть, 13?

Когда пять столетий спустя Артур Лаффер нарисовал колокол, нависающий над прямой между цифрами 0 % и 100 %, он показал, что больше всего налогов будет собрано в некоей его высшей точке.

В 80-е годы этот график мгновенно покорил сердца и умы консервативного истэблишмента в Вашингтоне и лидеры правого крыла республиканцев просто влюбились в Лаффера и его кривую! Еще бы, ведь она вроде бы научно доказывала то, во что консерваторы верили инстинктивно. Их вера – это низкие налоги и мало расходующее государство, больше индивидуальной свободы и в то же время больше личной ответственности. А теперь вот еще выясняется, что и собирать налогов можно больше, если уменьшить ставку!

Потом, правда, оказалось, что все обстоит сложнее, чем виделось на первый взгляд. Золотую точку очень непросто вычислить, к тому же она, видимо, все время сдвигается то вправо, то влево, в зависимости от конъюнктуры и даже психологического состояния общества. То есть просто автоматическое снижение налогов далеко не всегда достигает желанного эффекта.

Но в тот момент, когда Артур Лаффер познакомил с рисунком вашингтонских политиков, он сразу прославился. Вел себя вполне скромно, ссылался на Кейнса и Ибн Хальдуна и так далее.

Но в самом исламском мире идеи Ибн Хальдуна не получили большого признания, потому что никак не могли быть востребованы. Оказался последним серьезным арабским экономистом. То ли безнадежно отставшим от своего времени, то ли сильно его опередившим.

Много столетий у арабов не было, видимо, нужды в новых экономистах.

Почему? На эту тему много копий сломано. Вот, например, одно из правдоподобных (хотя и не бесспорных) объяснений. В арабском средневековье требовалось сильное централизованное государство, чтобы в условиях нехватки воды проводить необходимый минимум ирригационных работ. А мобилизационная экономика требовала и соответствующей идеологии, не поощрявшей индивидуализма и свободы дискуссий, и активного предпринимательства тоже. Тем более не пользовались среди арабских правителей популярностью идеи снижения налогов. (Впрочем, в Европе короли тоже не были готовы ее принять.)

Не способствовал развитию коммерции и категорический запрет ростовщичества. То есть не было стимула для развития банковского дела, и его величество Кредит не мог начать свою благотворную деятельность. Недаром исламские банки появились совсем недавно.

Но и по сию пору они вынуждены приспосабливать всю свою деятельность к строгим нормам исламского права – шариата. В этом их сила – они привлекательны для миллионов мусульман, все больше нуждающихся в банковских услугах, но не готовых прибегать к ним, если они вступают в противоречие с религиозными предписаниями.

Но в этом же и их слабость.

Тот факт, что ислам не допускает взимание процента по кредиту, известен сегодня чуть ли не каждому школьнику. Многие не знают при этом, что его запрещали в принципе все мировые религии, но практика как-то постепенно переломила теорию по мере отделения церкви от государства.

Но исламское право – шариат – по-прежнему твердо стоит на своем, а потому исламские банки должны делать казалось бы невозможное – не давать кредитов или если и давать, то обходиться без взимания процента, по крайней мере явного.

Гораздо менее известно, что исламские финансовые принципы не разрешают и частичного резервного обеспечения – на каждый ссуженный банком динар должен быть в резерве еще один. (Насколько строго это правило соблюдается, это другой вопрос – ведь 100-процентное резервирование очень осложняет банку жизнь и ограничивает возможность заработка.)

Так или иначе, но есть четыре главных способа, какими исламские банки выходят из положения. Первый и, увы, самый распространенный – это так называемая «мурабаха» (почему «увы», скоро станет ясно). Этот термин происходит от корня, означающего «прибыль», и работает эта модель достаточно прямолинейно. Если банк «помогает» вам купить дом, то происходит это таким образом: вы выбираете жилище, узнаете, сколько оно стоит на рынке, и идете с этими данными в банк. Тот же, убедившись в вашей платежеспособности, затем покупает дом сам, а затем перепродает его вам – с накруткой, маржой, в рассрочку на несколько лет. В результате вы будете каждый месяц делать взносы, как правило, не сильно отличающиеся от сумм, которые вы платили бы, если бы взяли ипотечный кредит в самом обычном банке. Что, конечно, возмущает многих – и мусульман и немусульман, которые говорят, что это все тот же процент, только замаскированный, причем не слишком плотно.

Вот почему – «увы».

Второй принцип называется «мушарака» и означает «партнерство». И вот он-то вызывает наибольший интерес, поскольку действительно выглядит очень привлекательно с этической точки зрения и вроде бы многообещающе с финансовой. Именно за подобные модели ратовал Ибн Хальдун.

Применима «мушарака» более всего к предпринимательству. Вы приходите в банк с бизнес-планом – предлагаете, например, открыть кафе или магазин или построить дом. Банк очень тщательно должен изучить предложение, провести маркетинговые исследования, убедиться в том, что вы знаете, что говорите, разбираетесь в предмете и так далее. И это большой плюс. Отсутствие обычного процента заставляет банк гораздо тщательнее обрабатывать информацию и разборчивее подходить к предложениям. Но если уже он решился, то участвует (буквально с арабского – соучаствует) во всем – и в прибыли будет в доле, и риск разделит. Но получить такой кредит нелегко. Одна из проблем, впрочем, это достаточно часто встречающаяся нечестность клиентов. Ведь есть соблазн облапошить банк, скрыть истинный размер прибыли, не делиться ею, вернуть капитал без процентов, а весь навар – твой. А то и убыток изобразить. В силу этих двух факторов «мушарака» гораздо меньше развита, чем «мурабаха» – обыкновенное прибавление маржи к сумме кредита. Следующий способ – «иджара» (лизинг), при которой банк покупает искомый вами объект – будь то дом или магазин– и сдает его вам в аренду. В конце срока аренды он перепродается вам со скидкой, с учетом амортизации. Пересчитав, снова часто можешь убедиться, что в итоге заплатил за купленное примерно столько же, во сколько обошелся бы кредит на покупку с процентами, взятый в нормальном банке.

Но что делать, если вы хотите, напротив, положить свои деньги в банк и при этом заработать? Тогда вы просто не получаете никакого процента (во многих случаях допускается индексирование суммы на инфляцию, но не больше официально объявленного государством уровня роста цен в стране). Периодически банки будут делать вам «подарки», иногда достаточно ценные, но они ни в коем случае не включаются в официальный контракт. Это как бы на усмотрение банка оставляется. Каковую практику многие тоже считают лицемерием.

Ну и наконец, так называемая «мудараба» – это в общем-то почти полный аналог трастового управления – банк будет сам решать, как ваши деньги тратить, теоретически – с максимальной для вас пользой.

В принципе идея, лежащая в основе исламских финансов, очень привлекательна – действительно, как было бы здорово, если бы люди и банки научились справедливому разделению прибыли и риска. Может, за этим будущее? Но пока теория не полностью соответствует практике, к тому же мусульманские страны не могут отделить себя от мировой экономики, в которой царствует кредит. Все их благополучие и капиталы напрямую зависят от западной финансовой системы, а та не могла бы существовать без процентов.

Но это не значит, что не существует примеров успешных исламских банков. Самый знаменитый – бангладешский «Грамин» (Grameen bank), основатель которого Мухаммед Юнус получил за внедрение этой бизнес-модели Нобелевскую премию.

Банк занимается микрофинансированием, причем бьет в самую больную точку – вытаскивает из бедности и рабской зависимости женщин. Начал банк тридцать лет назад с ссуды в размере 27 долларов, сейчас навыдавал таких мини-ссуд уже на 6,5 миллиарда! Тысячи женщин создали свои бизнесы и избавились от нищеты. Получили вместо рыбы ту самую удочку, о которой так любят говорить экономисты, имея в виду, что настоящая помощь голодным – это научить их самим добывать средства пропитания, а не рассчитывать постоянно на благотворительность!

Такая модель практикуется теперь более чем в 40 странах. И вот недавно «Грамин» пришел уже и в США.

А в этой стране, сколь ни странно, 28 миллионов человек не имеют банковских счетов и почти 45 миллионов – ограниченный доступ к банковским услугам. Им не видать никаких кредитов – никогда, а ведь они вместе зарабатывают больше 500 миллиардов долларов в год!

В Америке банк будет выдавать ссуды на создание парикмахерских, салонов маникюра, пошивочных ателье и так далее. Сначала можете получить 1500 долларов, потом, если дело пойдет, размер ссуды может быть увеличен до 6000 долларов. Причем если вы думаете, что «Грамин» занимается благотворительностью, то вы ошибаетесь. Нет, он, без сомнения, творит благо – но под 16 процентов годовых! Проценты, правда, идут не на формирование сверхприбыли, а на «страхование» рисков – ведь, естественно, их уровень в этой модели очень велик. Но в результате модель работает – и еще как!

Но вывод напрашивается такой – без процентов в банковском деле не обойтись. И из-за инфляции, и из-за рисков.

Так что следующую притчу о Ходже Насреддине можно рассматривать и как насмешку над лицемерием в денежных делах.

Шел однажды Ходжа по рынку, и вдруг набросился на него какой-то торговец, стал требовать вернуть долг – 75 пиастров. «Разве ты не знаешь, – удивился Ходжа, – что завтра я собираюсь отдать тебе 35 пиастров, а в следующем месяце – еще 35? Но в таком случае сегодня я должен тебе только 5 пиастров. И тебе не стыдно набрасываться на меня на глазах у всех из-за такого пустякового долга?»

Торговец растерялся и скрылся с места событий.

Когда вы встречаете в прессе выражение «реструктуризация долга», то вспоминайте эту историю – как Ходжа свой долг реструктурировал, только без всяких переговоров, явочным порядком. И без всяких дополнительных процентов.

Но я лично предполагаю следующее развитие событий. Погоревав, пошел торговец к своему более решительному и физически крепкому коллеге и продал ему долг Ходжи – со скидкой, конечно, с дисконтом. За 60 пиастров вместо 75.

То есть так вот и происходила ранняя, пока еще не очень формальная, торговля долгом. Сегодня же долг – и государственный, и частный – стал одним из основных финансовых товаров мира. Но принцип остается тем же, что и истории Ходжи. Кто-то продает третьей стороне чей-то долг со скидкой, решившись на синицу в руке – на то, чтобы хоть что-то получить. Кто-то же рассчитывает на журавля в небе.

Долг Ходжи можно было бы сегодня назвать «дисконтной облигацией» или «облигацией с нулевым купоном». Такая их разновидность, кстати, не противоречит принципам исламских финансов и широко распространена и на Западе, к ней относятся некоторые виды государственных казначейских бумаг. И чтобы успешно пользоваться ими, не обязательно уже обладать большой физической силой или крутым нравом, достаточно трезвого расчета. Ну и понимания, хотя бы элементарного, того, как эти механизмы работают.