Кратово

Глава III

Кто такие ниндзя по сравнению с ребенком, пытающимся улизнуть из-под бдительного надзора родителей? Часов в одиннадцать ночи я приступил к реализации хитрого плана. Сначала подготовил теплую кофту и безрукавку, закинув их в холщовом мешке под кровать (целлофановый не подошел, так как сильно шуршал), затем скрытно вынес одну пару кроссовок из прихожей и тоже спрятал в своей комнате. Основная сложность была с фонариком, потому что я не знал, где он лежит. Пришлось провести небольшую диверсию — слить всю воду из умывальника и попросить фонарик, чтобы достать еще воды из колодца. Запомнив, где лежит фонарик, прямо перед сном я тайком схватил и его. Экспедиция была готова. Оставалось дождаться момента, когда родители заснут.

Услышав похрапывание папы, я тихо сменил тапки на кроссовки, натянул на себя одежду и, схватив фонарик, приготовился вылезать. Еле дыша, я отвернул ржавый шпингалет и раскрыл окошко. Раздался небольшой скрип, треск и дребезжание готового выпасть стекла, но никто не проснулся. Перемахнув через подоконник, я тихо прикрыл окно. Тьма была кромешная, ни участок, ни улицы, не освещались. Были хорошо видны звезды, а вот тропинка к калитке практически не различалась, поэтому я чуть не наступил на Джульку, которая сразу же начала тереться об ноги и активно требовать, чтобы ее погладили. Потрепав ее по загривку, я двинулся дальше.

Возле калитки лежал Бен, лениво меня разглядывая. С этим псом мы сначала не очень поладили, но потом привыкли друг к другу и придерживались политики вежливого нейтралитета — он не пытался меня съесть, а я иногда его гладил и кормил. После того, как я показал ему, что хотел бы пройти, Бен отряхнулся, медленно поднялся на четыре лапы, вальяжно сделал пару шагов и улегся с другой стороны от калитки, все еще мешая мне ее распахнуть. Закатив глаза, я приоткрыл калитку наполовину (еще один скрип!) и, переступив через собаку, прошмыгнул на улицу.

Как свежо! Я бы даже сказал, холодно. Изо рта шел пар, как зимой. Пусть не такой густой, но он был! Проплыв перед моими глазами, облачко пара растворилось во тьме, и я начал бояться. На всей протяженности Солнечной улицы слабо горел лишь один фонарь возле пятачка. Неяркий круг света на земле поглощался темной-темной ночью. Таинственно шелестели деревья, а за покосившимися заборами мерещилось не пойми что.

Ночи в Кратово были чудовищно страшными. Невероятно красивым звездным небом можно было наслаждаться лишь на своей территории, за забором, потому что каждому известно, что ни одно привидение сквозь забор не пройдет. А как выйдешь на дорогу — всякое может случиться. Удивительно, как родные и с детства знакомые места вызывают мистический ужас при отсутствии дневного света. Однако надо было прибавлять шаг, так как на встречу опаздывать нельзя. Вовка и Машка не должны бояться одни, я их друг, поэтому мы будем бояться все вместе.

Осторожно ступая по неровностям дороги, я ускорился и сперва не заметил, как слева от меня зашевелились кусты. Когда я увидел это шевеление спустя несколько секунд, я подумал, что мне показалось. Потом кусты зашуршали передо мной, и я уже порядочно струхнул. Сердце провалилось вниз, я мысленно попрощался с мамой и папой и приготовился к смерти. Потом из кустов вынырнул рыжий кот Макар, которого ненавидели все мужики в поселке, и резво перебежал дорогу. Я выдохнул. Кот — это всегда лучше, чем призраки.

До пятачка я добрался без приключений. Там уже стояли Машка с Вовкой и активно делали вид, что не боятся. Вовка фальшиво насвистывал мелодию из какого-то мультика, плохо изображая беспечность, а Машка фальшиво сидела прямо, сложа руки на груди, плохо изображая спокойствие. Нервно кивнув мне, они поднялись и приготовились идти. Переговаривались мы исключительно шепотом.

— У нас на сегодня три цели, — сообщила Машка, — первый дом — заброшенка в трехстах метрах отсюда.

— Откуда ты знаешь расстояние? — подозрительно спросил Вовка.

— Шагами мерила, — пожала плечами Машка, — хохма у меня такая, все шагами мерить.

— Ладно, пошли, — махнул рукой я.

Включив фонарики, мы шли по замершему поселку. Три световых луча освещали дорогу, а вокруг нас была темнота. В темноте чувства обострялись, запахи свежескошенной травы уступали дорогу звукам ночной жизни — оглушительно стрекотали сверчки, шелестела листва, казалось, мы даже слышали топот муравьев.

Наконец, мы оказались возле полусгнившего забора, часть которого прилегла отдохнуть в заросли сорняка. Именно этой лазейкой мы воспользовались, чтобы проникнуть на участок. Естественно, в зарослях сорняка имелась крапива, но длинные штаны защищали не только от холода, но и от ожогов.

Дом выглядел зловеще. Днем это был обычный обветшалый домишко, но ночью это была просто резиденция князя тьмы. Каждый шаг по направлению к входу давался нам очень тяжело. Больше всего хотелось развернуться, убежать и накрыться головой с одеялом (каждому известно, что если накрыться с головой — никакие привидения не страшны). Тем не менее, мы были храбрыми и не могли позволить себе упасть лицом в грязь перед друзьями. Мушкетеры короля, например, залихватски подкрутив усы, кинулись бы в дверной проем со шпагами наперевес. Джедаям это тоже было бы не страшно, ведь у них есть световые мечи. А у нас не было ни световых мечей, ни шпаг, ни усов! Только фонарики…

И вот, мы уже на крыльце. Оно скрипит, громко и противно. Небольшая стайка птиц с шорохом вылетает из печной трубы. Мы вздрагиваем и застываем на месте. Проходит полминуты, сердце отстукивает ритм быстрого танца, и мы выдыхаем. Дверь не поддается, приходится лезть сквозь черный прямоугольник окна — стекла в нем давно нет, поэтому мы пролезаем легко. Внутри запустение и кучи хлама. Порывшись в нем, мы не нашли ничего интересного и выбежали обратно на дорогу.

— Наша исследовательская миссия провалилась, — сообщила нам Машка, — Но мы не будем отчаиваться и пойдем дальше! Семьсот двадцать метров.

— Ладно, семьсот двадцать так семьсот двадцать, — хором сказали мы с Вовкой. Страх уже отступает, остается лишь нарастающее желание заснуть.

— Еще один дом, и все! — сказал я, зевая, — И это не трусость, а здравый смысл!

— У меня в планах три, я пройдусь по всем, а вы как хотите, — строптиво заметила Машка, — Идем.

Второй заброшенный дом был не совсем обычным. Вернее, самого дома-то и не было. За высоченным забором было пепелище — мы впервые увидели его, когда лазили по деревьям недалеко от участка. Взрослые говорили, что это был дом какого-то криминального авторитета, и что однажды зимой его закидали бутылками с горючей смесью. Дом сгорел, и лишь одиноко стоящая посреди золы каменная печь напоминала о том, что раньше здесь жили люди. Поговаривали также, что дух этого мужчины бродит по участку и иногда жалобно завывает, неспособный развоплотиться. Нам предстояло это проверить! Оказалось, Машка все приготовила — забор был крепкий, и перелезть через него было невозможно, поэтому она сделала подкоп. Пока мы заползали на участок, она, пыхтя и отдуваясь, рассказывала, что устроить подземный ход было ой как непросто.

Каменные столбы, на которых покоились железные пластины забора, шли частоколом, и каждый из них был врыт в землю еще на полтора метра вниз. Более того — по центру каждой пластины с внутренней стороны также были столбы-основания, поэтому дважды начатый подкоп приходилось забрасывать землей, так как он упирался в непреодолимую преграду. Лишь на третий раз Машке улыбнулась удача и она смогла углубиться и докопать до участка. Подземный ход получился на загляденье — он был замаскирован ветками и листвой, а изнутри она даже сделала подпорку, как в шахте. Я подозревал, что смысла в этой подпорке нет никакого, но было красиво. Меня даже посетила мысль, что Машка уже давно исследовала весь участок и просто хотела похвастаться своей работой. Пришлось ее похвалить, она явно этого ждала.

Темный силуэт печки с трубой, направленной в небо, был угнетающим, он навевал какую-то древнерусскую тоску, которую мы даже не могли объяснить, просто чувствовали. Тоска тоской, но нас привлекала слава археологов!

Почуяв, что здесь возможна добыча, мы забыли про духов, привидений и прочую антинаучную ерунду. Разбив участок на три одинаковых куска, мы обыскали его полностью, после этого взялись за развалины дома. Испачкав руки черным (почему-то за пару лет и зим зола, угли и труха никуда не делись), мы, подобно самому известному в мире археологу Индиане Джонсу, пытались найти артефакты прошлого! Первому повезло Вовке — он нашел оплавившийся стеклянный шарик от люстры. Потом победно вскинула руки Машка — ей досталась чугунная печная заслонка, которая валялась недалеко от самой печи.

Самая главная находка, однако же, принадлежала мне. Я нашел искусно замаскированную дверь в подвал! Под густым слоем сажи (в которой я вымазался практически полностью) была фальшивая половица, под которой, в свою очередь, была металлическая бронированная дверь. Как мы ни тужились, мы не смогли ее вскрыть, поэтому просто накрыли половицей, снова присыпали сажей и накидали углей.

Сон немного отступил, но какое-то неуловимое шестое чувство призывало меня вернуться домой. С раннего детства это шестое чувство уберегало меня от опасностей, и я привык ему доверять. Когда я рассказывал о нем другим, надо мной лишь смеялись, и только мама восприняла это всерьез и настойчиво сказала, чтобы я доверял ему.

— Я домой, ребят, глаза слипаются, — соврал я, намереваясь уйти.

— Я тоже, — сразу подхватил Вовка, который, похоже, действительно засыпал на ходу.

— Уверены? — спросила Машка, — Это будет оч-чень интересный особнячок, и всего-то пятьсот сорок метров отсюда. Там точно что-то есть, наверное приведения, я слышала голоса прошлой ночью.

— Уверены, Маш, спасибо. В другой раз, — подвел итог я, махнул рукой и пошел к дому, — У нас еще здесь подвал невскрытый остался.

Вовка поплелся за мной. Сначала мы весело перешептывались, потом затихли. Снова стало страшно. И расхотелось спать. Звезды таинственно сверкали над головой, а язык темной дороги неохотно разворачивался перед нами, видимый лишь на небольшом расстоянии. Мы попрощались у его участка, и я уже один пошел к своему.

В голове моей почему-то вертелись мысли про то, насколько же стар мир, в котором мы живем. Электрические фонари появились всего сотню лет назад, в Подмосковье и того позже, а в некоторых российских деревнях до сих пор их нет. И сейчас, как и много веков назад, с наступлением ночи жилища людей окутывались беспросветной вуалью тьмы. И лишь собаки всегда были с нами и охраняли нас, — подумалось мне, когда я увидел Бена, лежащего возле калитки в той же позе, в которой я его оставил.

Раскрыв калитку, я снова переступил через длинное шерстяное тело, и, поддавшись приливу нежности, погладил его своими черными руками. Бен недоумевающе посмотрел на меня, отряхнулся и медленно положил голову на лапы, чтобы снова заснуть. На цыпочках я подошел к тропинке, ведущей в дом, как вдруг из-за спины у меня раздался хриплый голос.

— И куда это мы собрались в столь поздний час?

Я медленно обернулся, уже догадываясь, кому принадлежал этот голос. Дед Максим! Он был очень непростым человеком. Ворчливый, недовольный, с тяжелым взглядом и характером. Я всегда его побаивался и старался избегать. Это было трудно, если вспомнить, что на даче он был хозяином и жил здесь круглый год. Еще родители рассказывали, что он воевал во время Великой отечественной войны. Его женой была баба Паня — полная противоположность, солнечная, ясная, улыбчивая. Почему же мне этой ночью попалась не она?

— И откуда? — продолжил дед Максим. Я безмолвно стоял и смотрел ему в глаза, пока он не рявкнул, — Отвечать!

— Я… Это… Гулял… — с трудом выдавил я.

— Хорошая у тебя гулянка, в два часа ночи, — ухмыльнулся он, — да еще и в саже весь измазался. Я оглядел себя и понял, что влип. Объяснить мое внезапное почернение родителям было невозможно. Видимо, у меня все было написано на лице, поэтому дед Максим продолжил, — Значит так. Выдавать я тебя родителям не буду, но диверсант из тебя никакой — выдашь себя сам. Быстро к колодцу.

Легкой рысью я протрусил к колодцу. Под руководством деда пришлось раздеться практически догола и вымыться ледяной водой, чтобы от сажи не осталось и следа. После этого он дал мне хозяйственное мыло, чтобы я застирал одежду. С кофтой и безрукавкой фокус прошел, а вот со штанами не срослось. Достав полотенце, дед Максим протянул его мне и забрал мои штаны.

— Значит так, — затянул он снова, — штаны Паня постирает, потом как-нибудь повесит сушиться вместе со всем бельем. Дуй домой под одеяло, одежду спрячь, фонарик положи на место.

— Спасибо, — трясясь от холода сказал я, — Почему вы мне помогаете?

— Вы, московские, сплошные неженки, — сказал дед, скручивая сигарету, — всего боитесь. Мать с отцом у тебя хорошие, но слишком тебя берегут, а ты… Если сейчас из-под материнской юбки не выползешь — не бывать тебе мужиком. Так что я такие вылазки всячески поддерживаю.

— Спасибо.

— Потом доложишься, скажешь, в чем ошибся при планировании вылазки!

— Т-так т-точно! — бодро сказал я, ощущая, как моя кожа превращается в гусиную. У меня начали стучать зубы.

— Марш домой! — приказал дед Максим и ушел, захватив мыло и штаны. Я резво помчался выполнять приказ, перелез обратно через подоконник, закрыл окно, запихал в мешок верхнюю одежду и нырнул под одеяло. Постепенно я перестал трястись и быстро заснул.