Кричи громче

Глава 11

Машка подбирается все ближе. Одно дело, если так поступаю я, врываясь, когда вздумается, в зону ее личного пространства. И совсем другое, если это делает она. Особенно, учитывая то, что мы круглые сутки находимся один на один, а я на ней сто лет повернут.

– Почему я не могу спать с тобой? Что ты опять начинаешь? – слышу, как ее голос становится выше, начинает на выдохе дрожать. – Я здесь сама не справлюсь. Ты обещал…

«Сеструля» ведь не знает, что это все не просто шутки, «братишка» крайне озабоченный, помешанный на ней придурок. У меня уже две недели не было секса. А стои́т, хоть гвозди заколачивай! Кажется, что круглые сутки. Я, конечно, помогаю себе в душе рукой, но это совсем слабо спасает. Гормоны долбят.

Хочу по-настоящему.

Хочу ее.

Хочу именно ее.

Святоша ведь постоянно рядом. Чувствую ее запах, он уже живет в легких. Смотрю на нее: такую доступную, такую доверчивую, такую мою… Зависаю… Слушаю ее дыхание. Наблюдаю. Часами, бл*дь, наблюдаю, как именно вздымается ее грудь, когда соски натягивают футболку. Торчу от того, как бьется жилка на шее.

Животная похоть. Встрял по самое не могу… Просто полный пиздец.

Уже не знаю, как с этим справляться.

Ведь Титова не догадывается, почему мне временами тяжело выдерживать, когда она об меня трется. Лезет и лезет.

Поднимаюсь с кровати.

– Куда ты собрался?

– Покурю.

– Но сейчас свет выключится, – прилетает уже в спину.

– У тебя есть фонарик.

– А у тебя?

– Я справлюсь.

– Яр… Мне все равно страшно. Давай быстро, хорошо? – взволнованный голос Машки эхом по периметру бункера идет.

Захожу в ванную и, едва прикрыв дверь, шумно перевожу дыхание.

Хватаю со стиралки пачку с сигаретами. Хорошо, что папашка Ридера – заядлый курильщик. Запас приличный. Даже если мы здесь на полгода застрянем.

Сука…

Подкурив сигарету, оседаю прямо на пол у стены. Затягиваюсь, как можно сильнее. Прижимая ладонь ко лбу, медленно-медленно выдыхаю.

И тухнет свет.

Некоторое время бесцельно таращусь на тлеющий кончик сигареты. Снова подношу фильтр к губам. Втягиваю терпкий яд.

Жду, когда застывшую тишину разобьют торопливые шаги. Знаю, что прибежит. Не выдержит. Психологически готовлюсь. Однако на коротком стуке все же вздрагиваю.

Дверь распахивается, и святоша врывается в темноту вместе с ярким светом фонаря.

– Ты долго?

– Долго. Хочу еще в душ.

– Ты же был уже.

– И что? Я не могу дважды помыться? У нас, бл*дь, лимит и экономия?

Маруся моментально улавливает мое хреновое настроение и старается миролюбиво решить.

– Не думаю, что без света будет горячая вода, – тихо подсказывает.

Капитан Очевидность, нах.

Я знаю, что ее не будет.

– Мне и холодная сойдет.

– Но… Я буду бояться одна. Потерпи до утра.

– Ты всегда можешь залезть в душ со мной, м? – едко и хрипловато смеюсь, словно обдолбанный. – Рядом постоять. Голая. Знаешь же, что мне пофиг. Чего мелочиться? Член мой ты уже видела.

– Ты опять? – задыхается Маруся возмущением. – Зачем вспоминаешь и дразнишься? Я и так на нервах!

Сам себя удивляю, когда рявкаю:

– А я, бл*дь, не на нервах?

– Не кричи на меня!

– А ты не доводи меня!

Яростно трамбую «бычок» в пепельницу и сразу же подкуриваю вторую сигарету. Машка, потоптавшись на месте, бурно вздыхает и подходит ближе. Опускается рядом на пол.

– Прости.

Молчу. Не потому, что виновата лишь она одна. Я не умею извиняться. Прямым текстом не умею. Всегда стараюсь загладить вину иным способом. Но сейчас ни на что не способен.

Хочу, чтобы Титова просто оставила меня в покое.

Вместо этого она вдруг подается вперед и, почти касаясь сиськами моего плеча, миленьким голоском выпрашивает:

– Дай мне попробовать.

– Что, блин?

– Покурить.

– Дура, что ли? – мигом завожусь. Еще не хватало, чтобы моя Маруся пыхтела, как паровоз. – Хрен!

Обычно, когда ору, святоша обижается и быстро отваливает. Но тут вдруг лишь пожимает плечами и заводит тему, к которой я вообще не готов:

– Ярик… А помнишь, когда нам было по четырнадцать, ты меня поцеловал?

Поцеловал… Детский лепет, конечно. Так, губами прижался. Но тряхануло прилично. Это же Машка. До сих пор помню. Колошматило от нее. Первое время только и делал, что гонял эти секунды на замедленной перемотке.

Хочу ее по-настоящему. Хочу.

– Помнишь?

– Помню.

– Это был мой первый поцелуй.

И зачем она мне это сообщает? Я знаю. Загибаюсь.

– Ага, а потом ты лизалась с этим пидором Масюковым!

Непрошенные воспоминания такую волну эмоций поднимают… Зубами фильтр крошу.

– Отбиваешь или загребаешь? – зажимая уголком рта сигарету, склоняю голову на бок, чтобы увернуться от ползущей струйки дыма, и подкидываю Ридеру еще одну «десятку».

– Сука, вот на х*я? – с психом собирает тот карты.

Я ржу и машинально ищу глазами Машку. Она неподалеку танцует, в компании своих подружек-подпевал. Они поглядывают в мою сторону, а вот святоша явно ищет глазами кого-то другого.

Пофиг. Я просто присматриваю за ней по поручению папы Тита. Ничего более.

Какое-то время сам в непогрешимость этой отмазки верю.

Пока к Марусе не подходит чувак из параллельного. И у меня одномоментно внутри огненная волна поднимается. Они разговаривают, а я себя уговариваю не встревать. Не бить ему рожу.

Насчет последнего у нас уже был разговор, Машка не хочет, чтобы я разгонял этих мудаков. Держусь. Просто наблюдаю. Глаз практически не отвожу.

Игра мимо идет. Теперь я загребаю.

Да какие, на хрен, карты?

Сердце о ребра разбивается. В голове шумом затягивает. Глаза кровью наливаются.

Но я держусь.

А потом вижу, как этот зализанный пидор Масюков наклоняется и прижимается своим слюнявым ртом ко рту моей святоши.

И все.

Я так резко вскакиваю на ноги, что стол опрокидываю.

Конечно, бью ему морду. В мясо. У самого по кисти кровь течет, но остановиться не могу. Пока Ридер не оттягивает.

Машка кричит. Долго кричит. Домой пешком идем, потому что я весь в крови, а она – в слезах. Голосит, как ненормальная.

– Я не думала, что он меня поцелует… Не ожидала… Ярик…

Пытаюсь оторваться, но она упорно волочится, за руку хватает и тарахтит. Тарахтит без остановки.

Видеть ее не хочу. Не готов. Голову склоняю и отворачиваюсь.

– Давай, входи! Скройся с глаз, – ору перед домом.

– Зачем ты так?

Потому что мне, мать твою, больно. И я к этому оказался охренеть как не готов.

Обхватываю руками голову. Не заботясь о том, что, вероятно, размазываю кровь, прочесываю пятерней волосы.

– Входи, чтобы я видел. Пошла, бл*дь, в дом. Сейчас же!

– Ну и пойду! Достал ты меня… Достал! Звонить тебе не буду! Никогда! Ненормальный…

Эти воспоминания затягивают, словно воронка. В губительную черноту. В добавку к нынешнему настроению – убийственная комбинация.

– Мне он даже не нравился, – слышу, как Титова оправдывается. – Так получилось. Я не ожидала, что поцелует.

– Ну да, глазки строить и крутить хвостом – это ты всегда пожалуйста… А как к делу – не ожидала!

Сам не верю, что это говорю. Ненавижу ее обижать. А сейчас, получается, делаю это намеренно.

– Считаешь, я его спровоцировала? – уточняет святоша, пыхтя от негодования.

– Считаю, да, – резко выталкиваю.

– Это очень обидно! Если ты не извинишься, мы поссоримся так же сильно, как и тогда… В то утро…

– Мои извинения ничего не изменят, Маруся, – зажимая между пальцами сигарету, сотрясаю руками воздух. – Когда до тебя уже дойдет, что извинения ни хрена не лечат?

– Так, значит? Ты у нас самый умный? Сам извиняться не умеешь и обесцениваешь, когда это делают другие? Ну-ну… – вскакивает на ноги. Светит фонариком мне в глаза. – Я ухожу!

– Давно пора! Проваливай скорее, – ладонью ослепляющий луч отражаю. – Не я тебя за собой притащил.

– Не ты, – соглашается тем же высоким и возмущенным тоном. – Знаешь что… Мне страшно, но терпеть, когда ты такой, я не собираюсь.

– Прекрасно. Молодец. Одобряю.

– Кретин! Полный кретин.

– Ага.

Как ни удивительно, она действительно уходит. Растолкав потоками воздух, вылетает из ванной. Слышу, как в коридоре темп сбавляет, но не возвращается.

Я дыхание задерживаю, прислушиваясь.

Тишина. Лишь сердце по-прежнему в ребра долбит.

Знаю, что Машка дрожит там, в комнате… Но не могу туда войти. Не могу к ней приблизиться. Эмоциями размазало. Злоба дикая, на нее в том числе. Но больше на себя, конечно.

И желание это бешеное, дурное, отчаянное… Чтобы моей была. Только моей.

Зачем?

Понимаю же, что с Титовой нельзя просто поиграть. Так чего добиваюсь? У меня что, яйца лишние?

Упорно хочу ее. Хочу больше всего на этом проклятом свете! Вот уж дичь несусветная…

Вернувшись в комнату, слышу, что все еще не спит. Вертится. Учащенно дышит. Громко сопит.

И все же не делаю попыток помириться.

Впервые оставляю ее спать в одиночку.