Крид: ЗА ОРДУ!!!

Глава 1

(Орда будет, но не сразу)

Ветер, который ревел в ушах Виктора, смешивался с треском рвущейся ткани его некогда элегантного костюма. Теперь остатки этого костюма напоминали развевающиеся лохмотья. Когда-то этот костюм был символом его статуса и успеха. Теперь же он превратился в жалкие обрывки, словно отражая его внутреннее состояние.

Рубашка, некогда белая и гладкая, теперь была разорвана в клочья, обнажая грудь Виктора. Галстук, символ дисциплины и контроля, свисал с его шеи, словно сломанная ветка. Брюки, некогда строгие и отутюженные, теперь болтались на ногах, изорванные и испачканные в крови.

Пиджак, некогда элегантный и безупречно сидящий, теперь был порван и висел на одном плече, обнажая спину Виктора. Его карманы были пусты, словно он потерял все, что имел.

На ногах Виктора были туфли, некогда начищенные до блеска, но теперь покрытые высохшей кровью.

Он летел в каком-то странно изящном пике, тело его было напряжено, но движения плавные и расчётливые, словно он не падал, а исполнял сложный балетный па.

Небо над ним было темно-синим, испещрённым миллиардами мерцающих звёзд. Они сверкали, как драгоценные камни, разбросанные по бескрайнему полотну. Их свет был настолько ярким, что казался почти осязаемым, словно тысячи маленьких солнц собрались вместе, чтобы осветить его путь.

Эти звёзды были совсем не похожи на те, что он видел с небесной канцелярии. Они были крупнее, ярче и насыщеннее, каждая из них имела свой уникальный оттенок. Некоторые светились мягким, тёплым светом, напоминающим огонь свечи, другие же излучали холодный, голубоватый блеск, словно ледяные кристаллы. Но были и те, что мерцали, как далёкие маяки, указывая путь в неизведанные дали.

Небо было настолько огромным и величественным, что казалось, будто оно простирается до бесконечности. Оно было полно тайн и загадок, которые манили его и заставляли задуматься о том, что же скрывается за этими далёкими мирами.

Вдалеке мелькали тусклые огоньки — вероятно, небольшие деревни или маленькие городки, беспомощные и беззащитные в своём ночном покое. Их слабые, мерцающие огни казались светлячками в бескрайней темноте, едва заметными на горизонте. Они не могли разогнать мрак, лишь добавляли ему загадочности и таинственности. Каждый огонёк, словно одинокая душа, то загорался, то гас, создавая иллюзию жизни в этом застывшем мире. В тишине ночи, когда ветер едва касался деревьев, эти огоньки казались последними островками света в океане тьмы.

Земля стремительно приближалась, и детали становились всё более чёткими. Он видел тёмные массивы леса, простиравшиеся до самого горизонта, где деревья переплетались, словно стражи древнего леса. Их ветви, покрытые густой листвой, тянулись к небу, создавая впечатление, что лес хочет поглотить всё вокруг.

Серебристые полосы реки извивались между холмами, отражая последние лучи солнца мертвецов. Вода в реке казалась почти прозрачной, как зеркало, в котором можно было увидеть своё отражение. Но внимание Крида привлекло нечто иное — странная конструкция, возвышавшаяся на одном из холмов. Она напоминала развалины старого замка, затерявшегося среди природы.

Каменные стены, покрытые мхом и лишайником, казались древними и заброшенными. Башни, когда-то величественные, теперь были наполовину разрушены, а крыши провалились внутрь. Окна, пустые и безжизненные, смотрели на мир пустыми глазницами.

Крид улыбнулся, предвкушая новые приключения. Даже для бессмертного, который видел множество миров и эпох, такая внезапность могла оказаться весьма захватывающей. Он почувствовал, как адреналин начинает бурлить в его крови, и приготовился к удару. Его лицо оставалось спокойным и сосредоточенным, а на губах играла лёгкая усмешка.

И перед самым соприкосновением с землёй в его сознании промелькнул эпизод из недавних событий.

(Небесные чертоги)

Безмолвная, вечная ночь окутывала Небесную Канцелярию. Не мрамор это был, а скорбь, застывшая в форме шахматной доски, – бесконечные поля черного обсидиана, полированного до зеркального блеска, отражающего бездонную черноту космоса, и слепяще белые плиты из ледяного камня, пронизанные прожилками, словно трещинами в замерзшем времени. Каждый квадрат – могила забытой звезды, каждый шов – след прошедшей войны.

Воздух, тяжёлый от вечности, вибрировал от невидимого напряжения. Небесное воинство, собравшееся здесь, не сияло. Ангелы, крылья которых были сложены, как истерзанные паруса, стояли неподвижно, словно статуи, выточенные из мрака. Их доспехи, когда-то сияющие бесконечным благочестием света, теперь просто тускнели, покрытые пылью забытых битв и скорбью за утерянную надежду. Лица, скрытые под шлемами, казались высеченными из самого обсидиана, холодными и невыразительными.

В центре Канцелярии, на пьедестале из скрученного, будто корни древнего дерева, чёрного металла, восседал Верховный Арбитр. Его фигура, скрытая под капюшоном, напоминала безмолвный памятник, увенчанный короной из колючего чёрного железа, из которой струился тусклый, зловещий свет, что создавал лёгкую иллюзию «нимба» над головой. В воздухе ощущалась его власть – не яркая, а давящая, пронизывающая до костей, как ледяной ветер в пустоте. Даже тишина здесь звучала, словно предвестник беды, заставляя каждое сердце в этом скорбном собрании биться всё медленнее и тише.

Каждая плита на этом чёрно-белом поле боя, каждый ангел, каждый отблеск потускневшего света – всё это говорило о невыразимой скорби, о войне, что длилась веками, и о тяжёлом бремене судьбы, висящем над этим молчаливым, обречённым на вечное ожидание собранием.

— Дарк Нэт, голубчик, зачитай, пожалуйста, статус нашего собрания сегодня. — равнодушно прогудел Арбитр, так и не сдвинувшись со своего пьедестала.

Голос Арбитра, низкий и бесцветный, словно шелест древних свитков на ветру, прорезал вековую тишину Небесной Канцелярии. Он не звучал как приказ, а скорее как констатация факта, неизбежного и не требующего обсуждения. Сидящий на троне из чёрного металла, Арбитр оставался неподвижным, его фигура, скрытая под капюшоном, напоминала мрачную статую, высеченную из самого обсидиана. Даже лёгкое движение его руки казалось бы невозможным, столь монументальным было его безразличие.

Свет в Канцелярии был скудным, едва пробиваясь сквозь мрак, выделяя лишь отдельные элементы величественной и угнетающей сцены. Черно-белые плиты пола отражали тусклые отблески, подчёркивая бесконечность пространства и тяжесть наступающей судьбы. Ангелы всё также походили на мраморные изваяния, так и застывшие в молчаливом ожидании. Тишина была не просто отсутствием звука, а густым ковром невысказанных мыслей, тяжёлых ожиданий и глубокой скорби.

Атмосфера вокруг давила своей величиной и безразличием, подчёркивая бессмысленность протеста и иллюзорность надежды. Запрос Арбитра был не просто вопросом, а ритуалом, обязательным действием в этом траурном спектакле, предваряющим неизбежное решение, запечатанное в вековой мрачной истории Небесной Канцелярии. И какое-то время только молчаливое ожидание отвечало на вопрос Арбитра, подчёркивая величие и неотвратимость надвигающейся бури.

Глубокий, вязкий шёпот Дарк Нэта, казалось, просачивался из самой тьмы чуть поодаль «трона» Арбитра, разрезая безмолвие Небесной Канцелярии. Его фигура, окутанная в безликую мантию кочевника, напоминала призрак, словно выступивший из трещин обсидиановых плит. Капюшон, полностью скрывающий лицо, добавлял таинственности и угрозы, превращая юношу в воплощение самой тайны. Даже его голос звучал как шелест крыльев ночных птиц над безмолвной пустыней.

— Сегодня мы судим Виктора Крида. Отец Благочестивый, да очистит его душу за ту погань, что он сотворил! — не скрывая презрения, молвил Дарк Нэт.

Магический свет, еле пробивающийся сквозь вечную ночь Канцелярии, не касался его фигуры, оставляя Дарк Нэта в ореоле полумрака, словно он был не из этого мира, а пришельцем из бездны, призванным исполнить страшный суд. Его слова, произнесённые без эмоций, были тяжелее мрамора, каждый слог звучал как раскат грома в пустоте. «Виктор Крид» — имя, произнесённое Дарк Нэтом, прозвучало как проклятие, заставляя ледяной ужас сковать сердца ангелов.

Слова о «Благочестивом Отце» также звучали язвительно, саркастически, подчеркивая гигантскую пропасть между фасадом благочестия и темной реальностью деяний Виктора Крида. Призыв к очищению души, сказанный с таким отвращением, был не благословением, а предзнаменованием жестокого наказания. Атмосфера сгустилась до непроницаемости, словно сама Канцелярия задержала дыхание в ожидании неизбежного. В этом безмолвии, прерываемом только мрачным шепотом Дарк Нэта, чувствовалось предвкушение неизбежной и беспощадной расправы. Тьма сжималась, огораживая Виктора Крида и его судьбу от всякой надежды на милость.

— Так в чём же его обвиняют, Нэт? — всё так же сухо поинтересовался Арбитр.

В левой руке Дарк Нэта вспыхнул омерзительно-зелёный свет, ядовитый и холодный, как дыхание ледяного ада. Сначала это было лишь мерцание, хаотичное перемещение цифр, словно беспорядочный танец злых духов. Затем, как из сердца бури, свет стал сосредотачиваться, обретать форму, набирая объём и чёткость, превращаясь в трепещущую голограмму, словно застывшее отражение самой тьмы.

Из ядовито-зелёного сияния голограммы словно выросла фигура Лилит. Сначала это были лишь нечёткие очертания, расплывчатые тени, затем детали стали вырисовываться с ужасающей чёткостью. Её лицо, когда-то бывшее образцом божественной красоты, теперь изуродовано. Кожа, некогда белая и нежная, отныне покрыта ссадинами и синяками, подчёркивающими резкость скул и глубину впалых щёк. Глаза, раньше сиявшие неземным светом, теперь были залиты слезами, красные и отёчные, с оттенком глубочайшего отчаяния. Слёзы скатывались по лицу, оставляя следы на истерзанной коже.

Её волосы, когда-то чёрные и блестящие, как крыло ворона, были растрёпаны и спутаны, словно запутавшиеся в колючках дикого кустарника. Некоторые пряди были вырваны с корнем, оставляя за собой кровавые раны. На тело Лилит были наложены следы жестокого насилия. Синяки разного возраста покрывали её руки и плечи, а на ногах были видны глубокие царапины и порезы. Её платье, когда-то изящное и красивое, было разорвано в нескольких местах, отбрасывая тени на израненное тело, подчёркивая беззащитность и унижение. Даже в этом ужасном виде в ней оставались остатки былой красоты, но она была искажена страданием, превращая божественность в изуродованный призрак былой славы. Она была как разбитая статуя богини, брошенная в пыль и оскорблённая немилосердной судьбой.

После того как появился образ Лилит, голограмма погрузила всех в ещё более глубокую тьму, показав Еву. Её лицо, изначально выражавшее лишь бессилие, теперь исказилось немым криком отчаяния, выжженным в самой глубине души.

Не только тело, но и сама сущность Евы были подорваны, осквернены до самого основания её бытия. Это было не просто изображение, а воплощение безысходности и утраченной надежды, напоминающее о глубоком разочаровании и ужасной правде. Даже зелёный свет голограммы стал гуще, превратившись не просто в ядовитый, а словно в густой дым преисподней, окутывающий Еву, как саван.

Затем сцена изменилась, и перед зрителями предстал Адам, но уже не живой. Его тело, внушающее страх своей безжизненностью, было разбросано на земле, словно игрушка, разбитая безжалостной рукой.

Кожа Адама была бледной, почти прозрачной, что подчеркивало глубину его ран и мрачность смерти. Кровь, собравшаяся в чёрные лужицы, напоминающие отражения звёзд в бездне, усиливала ощущение жестокости произошедшего. Его широко раскрытые глаза были полны неизбывного ужаса, застыв в немом протесте против несправедливости мира.

Это была не просто мёртвая маска несбывшихся надежд, а воплощение жертвенности и неминуемой гибели. Воздух вокруг него сгустился от присутствия смерти, наполнившись тяжёлым запахом крови и гнилостных испарений.

Крид стоял над ним, словно холодный и бесчувственный исполнитель самой госпожи смерти. Его лицо, освещённое бледным зелёным светом, не выражало никаких эмоций, только пустоту и бездушие. Это было лицо человека, лишённого совести и сострадания, злодея, который наслаждался совершённым преступлением.

Даже его одежда казалась пропитанной мраком, словно он сам был воплощением тьмы. Его присутствие было не просто угнетающим, а удушающим. Он был идеальным воплощением абсолютного зла, по мнению одного конкретного обвинителя Нэта.

Сцена сменилась, и перед глазами ангелов предстала встреча Виктора Крида и Люцифера. Место действия было выполнено в мрачных тонах: бесконечная пустота, пронизанная тусклым красным светом пылающих вдалеке адских огней. Воздух дрожал от невидимого напряжения, напоминая гул тысяч демонов.

Люцифер предстал во всей своей дьявольской красоте, но эта красота была искажена и наполнена ужасом. Его кожа была бледной и почти прозрачной, а синие вены, проступающие на ней, напоминали разветвлённые реки крови. В глазах, которые горели в тусклом свете, читалась не только власть, но и глубокое отчаяние, скрывающее за собой ужас.

Его огромные чёрные крылья, словно ночь без звёзд, были изрезаны невидимыми шрамами, придавая им вид истерзанных парусов погибшего корабля. Даже его улыбка, когда-то очаровательная и притягательная, теперь казалась лишь извращённой гримасой, подчёркивающей его падение и вечное проклятие.

Виктор Крид, стоящий перед ним, был маленькой тенью на фоне великолепного дьявола. Его лицо было всё так же равнодушным и выражало не триумф, а глубокое удовлетворение от совершённого зла. Это было лицо холодного расчета, лишенное всяких эмоций, похожее на маску, скрывающую его истинную природу. Он держал в руках яблоко, блестящее, как черное солнце, его поверхность была гладкой, словно полированный обсидиан, отражая мрак окружающего пространства. Это было не просто яблоко, а символ искушения, инструмент сделки.

Крид передал яблоко Люциферу с ритуальной медлительностью. Это был не просто обмен, а священный обряд, который скреплял союз между «человеком» и дьяволом.

В этот миг воздух сгустился, становясь вязким и тяжёлым, словно сам ад спустился на землю. Даже тусклый красный свет стал более интенсивным, напоминая пылающие угли в преисподней. Это была сцена не просто сделки, а окончательного падения, завершения пути в бездну.

В руках Люцифера замерцали золотые ключи. Не просто ключи, а пронизанные мириадами маленьких алмазов, которые переливались сладким, приторным огнём, словно застывшие искры адского пламени. Они пульсировали ритмично, излучая тепло. Каждый узор на ключах казался выгравированным самим Адом, каждая деталь говорила о бесконечной тьме и зле. Эти ключи были не просто символом власти, а ключом к самой сущности зла.

Передача ключей произошла не быстро, а медленно, ритуально. Люцифер протянул ключи Криду с притворной улыбкой, которая не достигла его холодных, мёртвых глаз. Его взгляд был пронизан не только удовольствием, но и неким скрытым ужасом, предчувствием будущих бед. В его жесте было что-то скрытое, невыразимое отвращение и мерзкое удовлетворение от совершаемой сделки. Крид взял ключи с холодным спокойствием, не выражая ни малейшего восторга или удовольствия. Его лицо оставалось пустым, безжизненным, в нём не было ни искры жизни, ни блеска триумфа. Это была пустота, пронизанная только холодным расчётом и ощущением власти.

В этот миг голограмма запульсировала с ещё большей силой. Ядовито-зелёный свет стал гуще и вязче, словно чёрное масло, и на несколько секунд из него возникли мрачные силуэты демонов, словно призраки ужаса, напоминая о цене сделки с дьяволом.

Зелёное свечение заполнило все уголки Небесной Канцелярии, подчёркивая ужас произошедшего. Это было не просто изображение, а сгусток ужаса, воплощение зла, запечатлённое в мерцающем зелёном свете голограммы.

Каждая деталь — от блеска алмазов на ключах до пустого взгляда Крида — была пропитана не просто злом, а глубокой моральной уродливостью, отсутствием всякого человеческого начала. Это была сцена не победы, а окончательного падения, и голограмма передавала это с ужасающей подробностью и максимальной эмоциональной силой.

— Как вы, наверное, уже поняли... Виновен! — самодовольно прогудел Дарк Нэт, угодливо выискивая взором из-под капюшона хотя бы тень эмоций у всё так же молчаливого Арбитра.

Его голос, прозвучавший в безмолвной Канцелярии, был не просто заявлением, а торжеством «личной справедливости». Самодовольство пропитало каждый слог, каждое слово было напитано горьким вкусом победы и зловещим предвкушением наказания. «Виновен!» – прозвучало это слово не как объективная констатация факта, а как приговор, закрепленный печатью небес. Это было не просто утверждение, а демонстрация власти, вызов самой судьбе.

Его взгляд, мелькнувший из-под капюшона, был не просто наблюдательным, а пронизывающим, словно острый меч, готов пронзить насквозь самые тайные мысли. Он искал реакцию Арбитра, ну или хотя бы микроскопическую тень эмоций, хоть малейшее изменение в его неподвижной фигуре. Но Арбитр оставался невозмутим, как вечный памятник безразличия, его безмолвие было еще более угнетающим, чем любые слова. Это безмолвие было отражением вечной тьмы и бесконечности времени, подчёркивающим бесполезность всяких эмоций и бессилие перед неизбежной судьбой. Даже самодовольство Дарк Нэта казалось теперь жалким и бессмысленным, потерянным в безграничном пространстве вечности. Его победа была только мнимой, поскольку она была ничтожна в сравнении с величием и неизмеримостью бесконечного мрака небесной канцелярии.

— Хорошо, пускайте Крида. — Арбитр нехотя кивнул, давая разрешение тройке Архангелов во главе с Михаилом завести Крида через массивные двери из белоснежного мрамора.

Архангелы во главе с Михаилом двинулись к дверям без какой-либо спешки. Массивные двери из белоснежного мрамора, пронизанные тончайшими прожилками серых тонов, казались входом в самое сердце небесной канцелярии. Их поверхность, холодная и гладкая, словно отполированный лед, отражала тусклый свет, подчёркивая холод и неизбежность наступающего суда. Каждый шаг архангелов отдавал эхом в молчаливом пространстве Канцелярии, подчёркивая тяжесть надвигающейся бури.

Виктор Крид появился не как приговорённый, а как триумфатор. Его статная фигура, одетая в изысканный костюм, выделялась на фоне мрачной атмосферы Небесной Канцелярии. Его волосы, отливающие златом, аккуратно уложены, словно скульптура, и пронзительно голубые глаза, блестевшие внутренним светом, казались противоречием самому понятию вины. Он шёл, словно владетель мира, не обращая внимания на окружающих его ангелов с их мрачными лицами.

Кандалы из адамантия, сковывающие его руки, были массивными, но они не уменьшали его величественности. Они были как украшения, подчёркивающие его статус преступника, однако не способные принизить его в глазах окружающих. Даже ограничение его силы и бессмертия не смогло приглушить сияние чистой магии, исходящей от него. Это сияние было не просто магической энергией, а концентрированным внутренним светом, подчёркивающим его уникальность, бунтарский дух и непокорность системе в любом из её проявлений.

Он шёл рядом с Михаилом, и их противопоставление было особенно ярким. Мрачная фигура Архангела и сияющая фигура Крида создавали контраст, подчёркивающий несправедливость и мрачную иронию сей ситуации. Он прошёл через ворота из белого мрамора, словно сквозь зеркало, переходя из одного мира в другой. Не было в нём ни капли страха, ни раскаяния, только спокойное безразличие, подчёркивающее его исключительность и непокорность судьбе. И каждый его шаг был демонстрацией силы и непоколебимой уверенности в себе. Он шёл к своей судьбе не как жертва, а как владетель собственной жизни. Даже в оковах он оставался непобеждённым.

Глубокий, раскатистый голос Виктора Крида прорезал тишину Небесной Канцелярии, словно раскат грома, обрушившийся на безмолвную пустыню. Его слова не просто летели в воздухе, они бились о холодный мрамор пола, отражаясь эхом презрения и неукротимой ярости. Он стоял, окруженный ангелами, но его взгляд не замечал их, пронизывая саму суть божественного правосудия с холодной и безжалостной презрительностью.

— И вы серьёзно верите…? — началось его обращение с саркастическим вопросом, выражающим глубокое неверие в серьезность происходящего. Его голова была приподнята, и взгляд его голубых глаз, сиявших внутренним светом магии, был наполнен таким пренебрежением, что ангелы, окружавшие его, невольно отшатнулись на шаг назад. Это было не просто несогласие, а глубокое пренебрежение к самой идее суда, к его участникам и ко всем священным законам, которые они представляли.

— …что мне есть хоть какое-то дело до вашей «птичьей» возни? — его слова были пронизаны резкой иронией. А слово про «птичку», произнесенное с оттенком горькой усмешки и вовсе опускало ангельское войско до уровня бесполезных, и незначительных существ, лишенных всякой важности и влияния на его судьбу. Он не просто отрицал их власть, он издевался над ней, высмеивал их притязания на правосудие.

— Вы просто мыши на фоне величия вселенной… — это было не просто сравнение, а уничтожающий выпад, подчеркивающий бесконечную пропасть между его могуществом и их незначительностью. Его голос звенел от холодного превосходства, от уверенности в своем бесподобном превосходстве над всеми окружающими.

— …И я не намерен отчитываться в своих действиях перед какой-то кучкой отбросов… — продолжал он, его слова были пропитаны презрительным пренебрежением к ангелам, которые осмелились судить его. Он не просто отказывался подчиняться, он издевался над их авторитетом, над их правом на суждение.

— …Что возомнили о себе не пойми что, как откопали «могилку» своего папаши… — завершилось его обращение уничижительным оскорблением, направленным на самые глубокие корни их веры и истории. Его слова были пропитаны ядом ненависти и презрения, и они звенели в холодном воздухе Небесной Канцелярии, напоминая раскаты грома, окончательно расторгающие любую надежду на справедливость и милость. Это было не просто выступление, а декларация войны и вызов самому небу.

Удар был не физический, а духовный. Слова Крида рассекли воздух Небесной Канцелярии, словно молнии, пронзая саму суть божественного правосудия. Дарк Нэт, на мгновение потерянный, ошеломлённый смелостью и цинизмом осуждаемого, вздрогнул, словно от неожиданного удара. Его фигура, закованная в мантию, на мгновение застыла, словно статуя, лицо, скрытое под капюшоном, казалось, потеряло всякую мимику, отражая глубокий шок. Этот шок был не просто реакцией на слова, а духовным потрясением, разрушающим хрупкий фасад его веры.

Но Дарк Нэт быстро взял себя в руки, словно очнувшись от короткого оцепенения. Его движение было резким, мгновенным, полным сдержанной ярости. Пальцем, худым и длинным, как когтистая лапа некой ночной птицы, он выделил Крида из окружающих его ангелов. Этот жест был не просто указанием, а демонстрацией своего презрения, своей ненависти к тому, кого он должен был судить. Его палец был не просто указующим перстом, а остро заточенным кинжалом, пронзающим душу осуждаемого. Этот жест отражал всё его отвращение, всю его иронию, всё его скрытое лицемерие.

— Что и требовалось доказать! – прошипел он, его голос был не просто утвердительным, а полным сарказма и злой иронии. Эти слова были не объективным выводом, а уничижительной оценкой, попыткой принизить достоинство Крида, опустить его в его же глазах. Его лицемерие было явным. Даже его молитва — «Да простит эту душу небесный отец…» — была лишена всякого уважения к вере, к богу, которого он представлял. Это было не искреннее обращение, а просто театральное представление, показная ритуальность, подчёркивающая его цинизм и безбожие.

— Черныш, и это ты мне говоришь? — Крид рассмеялся, смотря прямо на Дарк Нэта.

Голос Михаила, хотя и спокойный, пронзил тишину Небесной Канцелярии, словно луч солнца, прорезающий мрак. Это было не просто заявление, а констатация факта, окончательный приговор, закрепленный величием и неотвратимостью божественного правосудия.

— Обвиняемый не отрицает вины! – эти слова прозвучали не как обвинение, а как неизбежный приговор.

Его рука, держащая клинок, была спокойна, но в этом спокойствии скрывалась неизмеримая сила и мощь. Миг, и он обнажает клинок, вспыхнувший златым светом. Клинок был воплощением божественного правосудия, символом неотвратимости наказания. И его свет распространялся по всему залу, освещая лик ангелов, подчёркивая их мрачные лица и неизбежность наступающего наказания.

Михаил не просто заявил о виновности Крида, он подчеркнул его бессилие перед лицом божественного правосудия. Его слова были не просто утверждением, а концом долгого спора, окончательным приговором, запечатанным небесной печатью. Даже спокойный тон его голоса подчеркивал неизбежность наказания, отражая могущество и неизмеримость божественной власти. А слова были не просто заявлением, а приговором, который не может быть опровергнут.

— Виновен, — равнодушно ответил Арбитр и просто исчез, не желая более тратить своё время на такую мелочь.

Его фигура, до этого монументально застывшая на троне из чёрного металла, просто растаяла в воздухе, словно снежинка в руке, не оставив после себя ни следа. Его исчезновение было не просто действием, а демонстрацией безграничной власти и абсолютного безразличия к судьбе Крида. Даже его уход выражал полное пренебрежение к человеческой жизни, судьбе и самому понятию правосудия.

Лицо Михаила преобразилось. На его губах расцвела не просто ухмылка, а торжествующая гримаса, отражающая глубокое удовлетворение от совершившегося правосудия. Это была не просто улыбка, а символ победы света над тьмой, торжество доброты над злом. Но в этой улыбке также скрывалась и скрытая тень ужаса, отражающая жестокость наказания. Это была улыбка судьи, который принял трудное, но необходимое решение.

Затем был кивок Дарк Нэту, что не был просто жестом благодарности, а ритуальным действием, закрепляющим союз между ними. Это был молчаливый обмен знаками понимания и согласия, заключающий в себе глубокое понимание совершившегося правосудия. Дарк Нэт ответил равнодушным пожатием плеч, это был жест безразличия, холодного спокойствия, он уже выполнил свою миссию, и его дальнейшее участие не требовалось.

Его исчезновение во тьме пьедестала Арбитра было мгновенным, незаметным. Он растворился во мраке, словно призрак, оставив после себя лишь пустоту. Это исчезновение было не просто действием, а символом завершения суда, концом одной эры и началом другой.

Михаил замахнулся клинком. Его движение было плавным, точным, и в этом плавном движении скрывалась ужасающая сила. Клинок опустился на Крида, и серия быстрых, точных ударов и выпадов последовала одна за другой, разрезая костюм и тело осужденного. Звуки ударов были глухими, пронизывающими, и они эхом разошлись по всему залу, подчеркивая жестокость наказания. Кровь залила тело Крида, образуя тёмные ручьи, распространяющиеся по мраморному полу. Каждый удар казался сокрушительным, беспощадным и был наполнен трагической красотой и неизмеримой жестокостью.

Вспышка боли, острая и жгучая, пронзила спину Крида, словно раскалённый до бела клинок, проникающий сквозь плоть и кости. В этот момент он почувствовал, как мир вокруг него начинает рушиться, и он падает в бездну. Его сознание словно раздвоилось: одна часть отчаянно пыталась удержаться за реальность, другая же погружалась в темноту и холод.

Затем наступила невесомость. Виктор почувствовал, как его тело становится лёгким, словно пёрышко, и он начал парить в воздухе. В этот момент он осознал, что больше не контролирует своё тело, что он стал игрушкой в руках судьбы. Его разум начал погружаться в хаос, и он почувствовал, как его сознание начинает распадаться на тысячи фрагментов.

Память запечатлела лицо Михаила, искажённое яростью, и его глаза, полные холодного триумфа. В этих глазах Виктор увидел отражение своей собственной слабости и беспомощности. Виктор знал, что Михаил никогда не простит его, что он навсегда останется его врагом.

— Ты подвёл меня, Виктор, и за это я изгоняю тебя! — громко воскликнул Михаил, и его слова эхом отразились от каменных стен древнего замка. В его глазах горела ярость, а меч, который он только что вытащил из спины Крида, сверкал в лунном свете. Он спокойно вытер клинок о белоснежную рубашку Крида, словно это было обычное дело.

Крид лежал на полу, его лицо исказилось от боли и унижения. Кровь медленно растекалась вокруг него, образуя зловещую лужу. Он с трудом поднял голову, и его глаза встретились с холодным взглядом Михаила.

Михаил усмехнулся, его губы скривились в презрительной усмешке.

— Ты предал меня, Виктор, — повторил он, его голос был полон отвращения. — Ты думал, что сможешь украсть у меня то, что принадлежит мне по праву? Ты думал, что сможешь обмануть меня?

Крид попытался встать, но его ноги подкосились, и он рухнул на пол.

Михаил наклонился над ним, его меч всё ещё был в руке.

— Ты думал, что сможешь спрятаться от меня? Ты думал, что сможешь убежать? Ты ошибался, Виктор. Теперь ты изгнан. Ты никогда не сможешь вернуться под сень Эдема. Ты никогда не увидишь свою семью снова!

Крид закрыл глаза.

Спартанский пинок был не просто ударом, это было изгнание, изгнание с небес, с какой-то непостижимой высоты. Виктор чувствовал, как его душа разрывается на части, как его мечты и надежды рассыпаются в прах. Крид понимал, что его жизнь уже никогда не будет прежней. Он потерял всё, что было ему дорого.

Но в этот момент он также почувствовал, как внутри него начинает разгораться огонь. Огонь гнева, ненависти и решимости. Он понял, что не сдастся без боя, что он вернёт себе всё и даже больше.

Крид уже не видел лица Михаила, но чувствовал его презрение, словно оно пропитывало весь воздух, весь эфир окружающей его темноты. Звёзды, далёкие и холодные, словно безразличные свидетели его падения, проносились мимо, теряясь во мраке. Земля была ещё далеко, но уже видима, как тёмное, недружелюбное пятно в бескрайнем чёрном океане ночного неба. И в этой темноте, в этом падении Крид испытывал не страх, лишь холодное ощущение несправедливости.

Земля встретила его ударом, мощным и сокрушительным. Тело Крида пронзила острая, но короткая боль, затем — глухой удар, сопровождаемый грохотом и взрывом пыли. Когда пыль осела, на месте приземления красовался огромный кратер, из которого медленно, но уверенно выбрался Виктор Крид. Его костюм превратился в лохмотья, тело было испачкано землёй и пылью, но сам он остался цел и невредим. Ни царапины, ни синяка. Бессмертие сделало свое дело.

Окинув место падения беглым взглядом, он отряхнул с себя пыль и направился к развалинам замка. Его движения были уверенны и спокойны, лицо выражало ни удивление, ни боль, а глубокую, безразличную сосредоточенность. Казалось, что падение с неба было для него не более чем небольшим неудобством, мелким инцидентом, не стоящим внимания. Его молчание было глубоким и значительным, молчание того, кто видел и пережил слишком много, чтобы растрачивать слова на пустяки. Развалины замка притягивали его, как магнит, и он шёл туда, не оглядываясь назад, не задаваясь вопросами, а лишь сосредоточив всю свою внутреннюю энергию на пути вперед.

Ветер, проносясь сквозь провалы разрушенных стен замка, нес с собой запах сырости и плесени, смешанный с ещё более резким ароматом железа и разложения. Полуразрушенные башни, словно скелеты былых величественных зданий, наклонились под натиском времени.

Он шёл по заваленным камнями коридорам, и каждый шаг был осторожен, но решителен. Внезапно из-за огромного обломка стены выскочила группа огузов – четверо грозных варваров с густыми бородами, запутанными, как корни старых деревьев, и кривыми саблями, блестевшими в тусклом свете. Их лица были искажены дикой ухмылкой, выражающей жестокость и жажду крови.

Но Крид не сделал и шага назад. Любопытство, промелькнувшее в его глазах, сменилось холодной сосредоточенностью. Встреча была стремительной и напряжённой, словно удар молнии. Он вступил в бой с быстротой и грацией хищника, его движения были тонкими и смертоносными, отточенными веками тренировок и сражений. Каждый мускул его тела работал как идеально отлаженный механизм.

Первый огуз, рыжебородый великан с огромным топором, попытался преградить ему путь, размахнувшись оружием с рыком бешенства. Но Крид был быстрее. Мощный удар ногой в грудь отбросил варвара назад, и тот тут же упал, ударяясь о камни с глухим звуком. В тот же момент отобранная Кридом у ближайшего огуза сабля сверкнула в воздухе, пронзив врага его же собственным оружием, рассекая кожу и мышцы с ужасающей лёгкостью.

Третий огуз, пытаясь воспользоваться численным преимуществом, ринулся на Крида, но был встречен резким ударом кулака в челюсть, от которого отлетел, как тряпичная кукла. Четвёртый огуз, видя гибель своих товарищей, застыл на мгновение от ужаса, но этого было для Крида более чем достаточным. Мгновенный рывок, и трофейная сабля пронзила грудь огуза, окончательно потушив его дикий взгляд.

Крид стоял над телами огузов, его глаза оставались холодными и сосредоточенными. Кровь сочилась из ран его противников, запятнавших серые камни руин, превратив их в жестокий холст его смертоносной победы. Воздух по-прежнему пропитан запахом крови и плесени.

Две минуты казались вечностью. Тишина, нарушаемая лишь редким скрипом камней под ветром и далёким карканьем воронов, нависала над руинами. Кровь, ещё недавно брызгавшая фонтаном, сгустилась тёмными лужами на сером камне. И вдруг из глубины разрушенного зала появилась фигура. Пьяный рыцарь, одетый в тяжёлую латную броню кавалериста, вышел, словно призрак из средневековой легенды. Броня, истрёпанная и местами проржавевшая, свидетельствовала о долгом и тяжком служении, теперь осквернённом грязью и вином.

Его лицо, опухшее и багровое, было замазано грязью и кровью. Из-под шлема выбивались непослушные кудри седых волос. В руке он держал двуручный меч, огромное и тяжёлое оружие, которое в трезвых руках было бы смертельно опасным. Рыцарь, пьяно рыча на каком-то забытом диалекте, напоминающем старинную громовую латынь, поднял меч, словно пушинку, и ринулся на Крида. Его движения были неуклюжими, но в них была безумная ярость пьяного человека. Казалось, что он не видит ничего, кроме своего противника.

Крид не сдвинулся с места. Он наблюдал за пьяным рыцарем с холодной сосредоточенностью, его глаза были безжизненными, как у статуи. И вдруг улыбка, тонкая и острая, коснулась его губ. Он ускорился, не сделав ни шага, а словно расстелив пространство, и оказался у рыцаря за спиной быстрее, чем можно было уследить глазом.

Движение было точным, лёгким и наполненным миллисекундами точного расчета. Его рука, быстрая и уверенная, свернула рыцарю шею. Хруст костей был едва слышен на фоне воя ветра. Громоздкая фигура рыцаря, сверкающая сталью лат, рухнула на землю, словно стальной колосс, гулко звеня металлом и ещё тёплым мясом внутри. Крид всё так же стоял над ним, его лицо было спокойно, его глаза были пусты и безэмоциональны, и в них лишь читался отпечаток ужасающего мастерства.

Тень, проскользнувшая по разрушенным стенам, предвещала новую угрозу. Из глубины руин, из лабиринта обломков и теней, вынырнула ещё одна группа огузов – трое на этот раз, более осторожные, более вооружённые, чем предыдущие. Но их осторожность была бесполезна против мастерства Крида.

Прежде чем они успели осознать, что происходит, и поднять свои сабли, они уже оказались на земле. Битва была стремительной и безжалостной, как удар молнии или укус гадюки. Крид не использовал никакого оружия, только свои сильные и ловкие руки, которые действовали с невероятной точностью и мощью. Ломающиеся кости, глухой стук тел о камень – это было всё, что сопровождало эту жестокую расправу.

После этого быстрого боя, похожего на резню, Крид осмотрел останки лагеря огузов, расположенного в одной из более-менее сохранившихся башен разрушенного замкового комплекса. Ветер проносился сквозь трещины в стенах, разнося запах крови и сырости. Разбросанные вещи были искажены временем и разрушением: обломки оружия, куски рваной одежды, осколки керамики.

Среди разбросанных предметов он заметил несколько арбалетов и мечей, но не стал их трогать. Он направился к центру лагеря, где обнаружил небольшую, но хорошо укреплённую палатку с кожухами из толстой кожи. Внутри, среди небольшого количества разнообразной мебели, стоял сундук, запертый на сложный замок.

Крид без всяких инструментов взломал замок, его движения были спокойны и размеренны, как у ювелира, собирающего из частей сложный механизм. Внутри он нашел карту, свёрнутую в трубочку и перевязанную вощёной ниточкой. Карта была старинной, пожелтевшей от времени, но её содержание было чрезвычайно интересным. На ней были отмечены все важные объекты в окрестностях: леса, реки, дороги, а также несколько мест, где, по-видимому, были спрятаны сокровища лидера шайки или другие ценные вещи.

В углу палатки, покрытые пылью и паутиной, лежали пластинчатые доспехи, хорошо сохранившиеся, несмотря на возраст. А снаружи, привязанные к остаткам деревянной стойки, стояли три крепких коня, их шёрсть была блестящей и ухоженной. Крид осмотрел всё это с нескрываемым интересом. Теперь он был готов к новому этапу своего поиска.

Холодная сталь доспехов приятно касалась кожи, словно окутывая тело Виктора. Каждый элемент брони был подогнан с идеальной точностью, каждая пластина лежала на своём месте, образуя прочный и надёжный панцирь. Вес доспехов ощущался, но не как тяжесть, а словно вторая кожа.

Он подошёл к коням, стоявшим в полуразрушенной конюшне, или что от неё осталось, их шёрсть блестела в лучах восходящего солнца. Воздух был пропитан запахом сена и конского пота, смешанного с сыростью старых камней. Выбрав коня, который выглядел сильным и выносливым, с блестящей чёрной гривой и мускулистым корпусом, Крид осторожно положил руку на его шею. Животное спокойно приняло его прикосновение, словно уже предчувствуя предстоящий путь.

— Вот и пришло время, — прошептал Крид, проводя рукой по теплой, гладкой шерсти коня. — Чувствуешь ли ты, как пахнет утренний воздух? Запах свободы, запах приключений… Знаю. Вы прошли многое вместе, не так ли? Видели и солнце в полдень, и звёзды в ночь. Пересекали реки, взбирались на горы… И ты всегда был рядом, верный и надёжный. Но теперь я твой хозяин и спутник...

— И сегодня мы отправляемся в путь. Долгий, возможно, опасный. Но я знаю, что ты не подведёшь. Твоя сила и выносливость — моя надежда. — Крид снова коснулся головы зверя, успокаивая его одним движением руки и лёгким шёпотом на ушко.

— Не волнуйся, я позабочусь о тебе. Мы будем отдыхать, когда нужно, и есть, когда пожелаешь. Я всегда буду рядом, всегда поддержу тебя. Ты — не просто лошадь, отныне ты друг мой. Ты — мой брат по бою, мой надежный соратник. И мы вместе преодолеем любые препятствия. Вперёд. Вперёд, к нашей цели.

Он оседлал коня, проверив каждую подпругу и стремя, его движения были точные и грациозные, без всякой спешки, но с явной нацеленностью на результат. Конь стоял неподвижно, словно всё понимая. Взяв остальных коней, Крид вывел своего фаворита из конюшни. Солнце уже полностью взошло, освещая землю мягким золотистым светом, пробивающимся сквозь трещины в стенах разрушенного замкового комплекса. Утренний воздух наполнил легкие Крида, придавая ему чувство свежести и решимости.

В доспехах, сидя на крепком коне, он выглядел уже не как захватчик, а словно «местный житель», просто путешествующий по своим делам. Его фигура сливалась с окружающим ландшафтом, став частью этой жестокой и красивой природы.

Солнце стояло высоко, отбрасывая длинные тени от ветвей старых дубов. Воздух дрожал от жары, насекомые назойливо жужжали вокруг. Крид остановился на краю лесистой опушки. Перед ним раскинулся широкий луг, усеянный яркими цветами, с редкими кустами и деревьями, разбросанными по нему, словно ленивые мазки кистью художника.

Карта указывает на место, где спрятан сундук. Крид с легкостью отыскал его, спрятанный под корнями громадного старого дуба, на коре которого веками накапливалась патина времени. Древесина была испещрена трещинами, а корни, толстые, как здоровенные змеи, раскинулись вокруг, охраняя свою тайну.

Виктор склонился над сундуком, его взгляд скользил по замысловатому замку, сотканному из множества переплетающихся механизмов. Сталь была потемневшая от времени, но её изысканная работа говорила о мастерстве древних кузнецов. Однако для Крида это была не непреодолимая преграда. Его пальцы, закаленные годами тренировок, легко нашли слабые места в сложной системе замка.

Движения были быстрыми, точными и плавными, почти незаметными для глаза. Они похожи были на танго, прекрасный танец смерти и изящества. Но не силы он приложил, а знание, интуицию и многолетнюю практику. Каждый щелчок, каждый поворот — отмеренная секунда, прецизионная работа человека, который знает столько о механизмах, сколько другие знают о человеческом теле.

Механизм замка зазвенел тонкой мелодией разрушения, издавая стройные и изящные звуки работы мастера, словно настроенный музыкальный инструмент. Затем послышался глухой щелчок — и замок был открыт. Крышка сундука, тяжелая и массивная, отошла в сторону, словно отвечая на безмолвный призыв мастера.

И перед Кридом раскрылась картина небывалого богатства. Не просто сокровища, а истинное волшебство: сияние драгоценных камней, завораживающее и ослепительное, словно звёзды свалились на землю. Золото римских слитков, с ещё читаемым клеймом, свидетельствовало о величии прошедших империй. Монеты с ликом византийского императора лежали рядом, каждая — маленькая история, свой фрагмент ушедших времён.

Воздух наполнился ярким блеском богатства, который отражался в доспехах Крида, в его оружии и в глазах коня. Крид медленно взял в руку один из слитков, ощутив его вес и холод. Он испытал удовлетворение от своей победы, от того, как его прозорливость и умение привели к успеху.

Однако это была не просто победа над бандитами — это была победа над временем, над забвением, над самой смертью, которая не смогла поглотить эти сокровища, веками хранившиеся под корнями старого дуба. Они были наградой за его долгий и опасный путь.

Но это была только часть сокровищ, только часть истории... Впереди его ждал новый путь.

Виктор Крид, сидя в седле верного коня, позволил животному выбирать путь. Его доспехи, смягченные мягкой подкладкой, не стесняли движений. Ветер, ласковый и тёплый, нежно гладил его лицо, принося с собой запахи свежескошенной травы, диких цветов и тёплой земли, насыщенной солнечным теплом. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву старых дубов, рисовали на земле сложный узор из света и тени, как на картине мастера.

Конь, чувствуя уверенную и спокойную руку хозяина, ступал осторожно, избегая коряг и неровностей на лесной тропе. Он не просто шёл, а будто плыл по земле, его движения были плавными и изящными, а в каждом шаге ощущалась внутренняя гармония и покой. Казалось, он точно знал, куда идёт, словно предвосхищал то, что ждёт его впереди.

Виктор погрузился в свои мысли, которые текли медленно и спокойно, словно широкая река, омывающая берега времени и пространства. Воспоминания о прошлом то оживали в моей памяти, становясь яркими и живыми, то затухали, превращаясь в размытые образы. Он вспоминал свои победы и поражения, радости и печали, надежды и разочарования. Мир тех лет казался простым и понятным, полным ясности и целей. Но те годы прошли, и теперь он стоял на распутье, не зная, куда ведёт его путь, что ждёт его впереди.

Конь замедлил шаг, и Виктор поднял глаза, чтобы вновь оценить окружающий пейзаж. Перед ними раскинулась зелёная долина, усеянная яркими цветами, словно цветущий ковёр, расстилающийся на многие мили. Вдалеке виднелись горы, покрытые снегом, их вершины уходили в самое небо, словно величавые стражи, охраняющие тайны прошлого и будущего.

Он глубоко вздохнул, чувствуя, как спокойствие и гармония наполняют его душу. Спокойствие природы, спокойствие коня под ним, спокойствие его самого. Конь фыркнул, словно подтверждая его мысли, и Виктор улыбнулся. Но его всё ещё не отпускали мысли. Мысли о будущем, о цели его пути, о том, что ждёт его за горами… Что ждёт его… за горизонтом…

Впрочем, спустя миг он всё равно вернулся к старым мыслям.

Несправедливость небес, изгнание, падение… Слова лишь косвенно описывали то чувство, которое он испытывал. Это было не просто недовольство, а глубокое, холодное непонимание. Бессмертие не делало его невосприимчивым к эмоциям, а скорее усиливало их, заставляя испытывать их в полной мере.

Он двигался в сторону воды. В воздухе витал запах соли и свежести, а легкий бриз играл с его волосами. Инстинкт и внутреннее чувство направления вели его вперед, и он следовал за ними, не оглядываясь.

Солнце медленно уходило за горизонт, окрашивая небо в яркие, меняющиеся цвета. Золотистые и розовые оттенки сменялись алыми и багряными, создавая величественное зрелище, словно художник смешивал краски на гигантском холсте. Облака, подхваченные ветром, быстро меняли свои формы, превращаясь то в сказочных зверей, то в фантастических монстров.

На горизонте, где небо встречается с землёй, появились первые едва заметные точки, словно иголочки, воткнутые в ткань закатного неба. Это были очертания зданий. По мере приближения они становились всё более отчётливыми, обретая чёткость контуров и глубину теней. Это были не просто дома, а могучие крепостные стены, веками стоически выдерживающие натиск времени и стихий. Они возвышались над землёй, словно величавые останки былых времён, напоминая о силе, мощи и величии прошедших эпох. Высокие башни, пронзающие закатное небо, вытягивались вверх, стремясь к звёздам, как молчаливые свидетели древних событий и событий, которые только предстояло пережить.

В воздухе повисла особая атмосфера. Закат придавал этому месту неизведанность. Воздух наполнился ожиданием, волнением, предвкушением. Перед Кридом раскрывалась новая страница его жизни.

Сердце Виктора забилось чаще, когда он увидел бурную деятельность на причале. Люди и грузы, словно в хаотичном, но упорядоченном танце, перемещались под палящим солнцем.

Люди сновали туда-сюда, подобно муравьям в огромном, сложнейшем муравейнике, каждый со своей задачей, каждый на своем месте в этом бесконечно повторяющемся ритуале разгрузки и погрузки кораблей. Они тащили тяжеленные мешки, громоздкие ящики, скрипящие под тяжестью неизвестного содержимого, и бочки, из которых доносился приторно-сладкий запах неизвестных масел и вин.

Воздух дрожал от многоголосья — хриплых команд грузчиков, пронзительных криков чаек, глухого удара волн о деревянные корпуса кораблей, торопливой трескотни ящиков, сдвигаемых с грузом в тенистые склады, с глухим тяжелым звуком, заглушающим все остальные звуки. Шум был оглушающим, но в нём была своя музыка, своеобразная гармония хаоса, ритм жизни портового города. Запах моря, солёный и свежий, смешивался с ароматом рыбы, ещё трепещущей на рыбных ящиках, с едким запахом смолы, от которой пахли мачты и борта кораблей. Всё это создавало уникальную, пьянящую атмосферу, полную энергии и жизни. Крид вдохнул глубоко, наслаждаясь этим уникальным коктейлем запахов. Он почувствовал прилив волнения и радости, смешанные с надеждой и ожиданием. Он близок к своей цели.

По мере приближения к поселению, Виктор начал замечать детали, которые делали его еще более живым и настоящим. Крепостные стены, возвышающиеся над городом, были испещрены следами времени и сражений: выбоины от стрел и камней рассказывали безмолвные истории о прошедших войнах и оборонах. Трещины в камне, заросшие мхом, добавляли стенам особую очаровательность, подчеркивая их возраст и историческую ценность. Башни, высокие и могучие, были украшены флагами и гербами, словно горделивые знамена, провозглашающие силу и власть этого города.

На причале стояли корабли разных размеров и форм: маленькие рыбацкие лодки, изящные яхты, громадные торговые суда с высокими мачтами, на которых развивались паруса, и военные галеры с мощными орудиями. Каждый корабль имел свою историю, свой путь, свою судьбу.

Когда он подошел ближе к воротам крепости, его окликнул стражник, стоявший на страже. Стражник был одет в тяжёлую броню, на поясе у него висел меч, а в руках он держал длинное копьё, готовясь отразить любую угрозу. Он внимательно осмотрел незнакомца, оценивая его позу, одежду, оружие, намерения. Но, увидев его уставший вид, изможденное лицо, запыленную одежду, он немного смягчился, кивнув ему, позволяя пройти. Виктор Крид был пропущен. Вперёд.

Это был не просто небольшой городок, а крупный, процветающий торговый центр, дышащий жизнью и богатством. Генуэзская торговая фактория, раскинувшаяся на берегу Чёрного моря, встречала путешественника шумом портового города, наполненным не просто ароматами, а целой симфонией запахов. Солёный морской воздух, пропитанный влагой и солнечным теплотом, перемешивался с терпким ароматом свежеструганной древесины на верфях, с острыми запахами специй, привезённых из далёких стран, — пряный восточный аромат корицы и гвоздики смешивался с терпким запахом перца и имбиря. В воздухе витал тонкий сладковатый запах фиников и других восточных сладостей, и даже лёгкий дух благовоний, привезённых из загадочных восточных земель.

Узкие улочки, вымощенные тёмным, гладко отполированным камнем, извилистыми лентами вплетались между домами, ведя к центральной площади, где кипела настоящая жизнь. Торговцы со всех концов света, от загорелых арабов в ярких одеждах до сдержанных венецианцев в тёмных одеяниях, предлагали свои товары: на расстеленных коврах лежали роскошные шёлк и бархат, блестели драгоценные камни в золотых оправах, а рядом с ними скромно лежали простые, но необходимые предметы быта: керамика, скобяные изделия, кожаные пояса и многое другое.

Вокруг площади возвышались величественные здания, построенные в венецианском стиле с элементами готики и византийской архитектуры. Архитектурные стили переплелись, создав уникальный и гармоничный образ. Красные крыши домов подчёркивали синеву неба, а тонкие башенки стремились ввысь, словно стараясь дотянуться до облаков. В центре площади стоял фонтан, украшенный изящными скульптурами мифологических персонажей: нимф, сатиров, кентавров. Из него струилась чистая вода, прекрасно сочетаясь с блеском мрамора и золотой позолотой скульптур.

Солнце медленно погружалось в морские воды, окрашивая небо в яркие, переливающиеся цвета. Золотисто-розовые оттенки сменялись багряными и фиолетовыми, создавая величественное зрелище, которое завораживало взор. Облака, подхваченные вечерним бризом, быстро меняли свои формы, превращаясь то в фантастических зверей, то в сказочные замки.

Город преображался с наступлением сумерек, окутываясь в атмосферу таинственности и магии. Дни торговли и суеты заканчивались, уступая место отдыху и веселью. Из таверн и ресторанов, расположенных в доходных домах, доносились звуки живой музыки: весёлые, задорные мелодии лютневой музыки сменялись глубокими, чувственными нотами виолончели, а звонкий смех и голоса людей перемешивались с шумом волн и галдежом чаек.

На улицах города зажигались факелы и свечи, освещая камни улочек таинственным светом. Тень от высоких домов наполняла улицы особым очарованием. Ароматы свежеприготовленной еды смешивались с запахами моря и специй, создавая уникальный, пьянящий коктейль запахов, заставляющий дышать глубоко и наслаждаться каждым вдохом.

Море, видное из любой точки города, было главным героем этой вечерней сцены. Его спокойные воды, словно зеркало, отражали огни города, создавая волшебную, завораживающую картину. Каждый отблеск свечей, каждый огонёк факела, каждый свет в окне дома отражался в воде, превращаясь в маленькую искру волшебства. Это было не просто отражение, а волшебный мираж, заставляющий забыть о проблемах и беспокойствах, погружаясь в атмосферу магии и спокойствия.

В бурлящем водовороте событий Крид ощущал себя неотъемлемой частью жизни, хотя и не был центральной фигурой в этом хаосе. Он не мог себе представить, какие испытания и радости ждут его в этом новом и незнакомом мире. Каждый день приносил новые открытия и новые вызовы, и Крид старался адаптироваться к ним, хотя иногда ему казалось, что он просто плывёт по течению, не имея контроля над своей судьбой.

Первые лучи солнца, ещё нежные и мягкие, пробились сквозь плотные шторы, окрасив стену комнаты Виктора в тёплые, золотистые тона. Это был не просто свет, а нежный поцелуй новой зари, обещание нового дня, полного надежд и возможностей. Крид медленно открыл глаза, потягиваясь и наслаждаясь приятным теплом солнечных лучей, ласково гладивших его лицо. Он лежал в маленькой, но уютной комнате, простой и скромной, но наполненной особым умиротворением.

Встав с кровати, он направился на кухню, где его уже ждал завтрак. Запах свежесваренного кофе и только что испечённого хлеба разлился по воздуху, пробуждая аппетит. Это была простая, но сытная еда: кусок хлеба с домашним творогом, чашка крепкого кофе и небольшая мисочка свежих ягод, собранных утром в саду. Это был завтрак, приготовленный его доброй соседкой Эльзой, которая приютила его на первое время.

Эльза была старой женщиной с добрым сердцем и лукавыми глазами. Её комната была полна тепла и уютной атмосферы. Она ухаживала за своим садом с особой любовью и заботой, и он всегда был наполнен цветами и приятными ароматами трав. Крид чувствовал себя там как дома, окружённый заботой и теплотой. Он был ей бесконечно благодарен за доброту и гостеприимство, стараясь быть полезным, помогая по дому и в саду.

Он поливал цветы, полол грядки, подрезал кусты — он делал всё это с особым усердием, словно вкладывая в свою работу всю благодарность. Его руки, закаленные годами тренировок и сражений, были ловки и уверены в себе, как и его дух. Это была не просто работа, это была форма его благодарности за приют и доброту. В его душе царила благодарность и покой. Он нашёл убежище не только в этом доме, но и в сердце доброй тётушки Эльзы.

После простого, но сытного завтрака Виктор Крид направился к своему новому рабочему месту. Солнце уже высоко стояло в небе, освещая улицы ярким светом. Город просыпался, наполняясь жизнью и шумом. Воздух был пропитан ароматами свежеиспеченного хлеба, морской соли и специй.

Его работа была не из лёгких, но по-своему честная и необходимая. Он работал на складе, разгружая товары, привезённые с разных концов мира. Это были тяжёлые ящики, мешки и бочки, которые нужно было перемещать с места на место, иногда под палящим солнцем, иногда под проливным дождём. Его руки, закалённые годами тренировок, справлялись с этой работой легко и быстро, но спина и плечи начинали чувствовать усталость уже через несколько часов. И неважно, бессмертный ты или смертный, усталость всегда настигает тебя, но Крид мог её игнорировать и продолжать работать на голой силе воли.

Крид не жаловался и не роптал. Он понимал, что это лишь начало его пути, и что всё это необходимо для достижения его целей. Ему нужно было заработать деньги, чтобы снова встать на ноги, чтобы начать новую жизнь, но убивать ему уже надоело. Он смотрел на свою работу не как на тяготу и рутину, а как на возможность, как на шаг вперёд, как на часть пути к цели.

Среди огромных торговых ящиков и мешков он продолжал работать, но мысли о прошлом, о потерях и надеждах на будущее всё так же не оставляли его. Впрочем, это место было для него не просто складом, а той точкой отсчёта, где он строил своё будущее и закладывал основательный фундамент для новой новой жизни.

Каждый подъём тяжёлого ящика был для него не только физическим усилием, но и шагом к той самой цели. Он был готов к любым трудностям, к любым испытаниям. Вперёд! И только вперёд. Это и стало его новым жизненным кредо, что не давало плюнуть на всё и пойти на службу к царю или же сколотить шайкe из ближайшей толпы маргиналов.

Вечером, возвращаясь домой, он часто заходил в местную таверну, где собирались моряки, торговцы и ремесленники. Здесь он мог отдохнуть, выпить чарочку вина и послушать рассказы о жизни в этом городе. Крид быстро завёл друзей среди новых знакомых и стал чувствовать себя более уверенно в этом незнакомом мире.

Двери таверны «Якорь Надежды» распахнулись, впуская в тёплое, густое облако запахов жареного мяса и вина со специями специально для Виктора. День на складе был тяжёлым, спина ныла от поднятия грузов, а руки практически онемели. Но усталость как рукой сняло, стоило Криду переступить порог.

Внутри царила оживлённая атмосфера: столы были заставлены кружками, бутылками и блюдами с едой. Мореходы с загорелыми лицами и повреждёнными от времени одеждами громко спорили о последнем шторме и богатствах, добытых в далёких странах. Торговцы, с аккуратно уложенными причёсками и одетые в изысканные ткани, тихо обсуждали предстоящие сделки, наблюдая за перемещением гостей. Кузнецы и плотники, чьи мозолистые руки выдавали их ремесло, делились историями о своих чудесах и честном труде.

Крид, как всегда, занял свой любимый столик в углу. Официант и по совместительству вышибала, крупный мужчина с добродушным лицом, подошел с амфорой темно-красного вина и чаркой для культурного распития. Крид с удовольствием сделал большой глоток, ощущая, как сладкая горечь напитка снимает усталость, и кинул ему пару монет в качестве благодарности.

Сегодня за соседним столом расположилась шумная компания моряков. Они рассказывали захватывающую историю о сражении с морским чудовищем (или, может быть, о сильном шторме — Крид не был уверен), живо жестикулируя и перебивая друг друга. Крид посмеивался, слушая их рассказ, сохраняя в чертогах разума новые слова и выражения.

Один из моряков, рыжеволосый великан с весёлыми глазами, заметил Крида и подмигнул ему. Они обменялись несколькими фразами, и вскоре Крид уже смеялся вместе с ними, чувствуя себя частью этого дружелюбного сообщества. Вечер пролетел незаметно, наполненный шумом, смехом и увлекательными историями о жизни в портовом городе. Возвращаясь домой, Крид чувствовал себя намного более уверенно, чем несколько недель назад. Этот город, не такой уж и незнакомый, начинал казаться домом.

Во время «выходных» Крид помогал местному кузнецу, с которым завязалась дружба после одной из попоек в таверне и драки с чужеземными моряками, в ремесленном квартале, имея недюжинную силу и какой-никакой опыт, он стал неплохим помощником и выполнял простейшие заказы и ковал оружие на продажу, тут же закаляя и проверяя.

Солнце, уже клонившееся к закату, окрашивало пыльные улицы ремесленного квартала в тёплые тона, отбрасывая длинные тени от лавок и мастерских. Воздух был густым от запаха раскалённого железа, древесного угля и чего-то сладковато-пряного, доносившегося из ближайшей булочной в районе отсюда.

Воздух в кузнице вибрировал от жара, наполненного запахом раскалённого железа и древесного угля. Крид, сосредоточенно сжимая рукоять молота, наносил удар за ударом, формируя клинок. Каждое движение было продумано, точно и мощно. Раскалённая добела сталь, мягкая и податливая под его руками, постепенно приобретала форму меча. Крид уже отшлифовал основной клинок, придавая ему определённую изгибистость, делая его удобным для захвата.

Теперь он работал над гардой, тщательно выковывая сложные узоры из тонких полосок стали. Искорки летели вокруг, освещая его сосредоточенное лицо. Его движения были плавными, почти танцевальными, как бы следуя внутреннему ритму. Металл повиновался ему, принимая желаемую форму, постепенно превращаясь из беспорядочной массы в элегантную и прочную конструкцию. Он использовал специальные инструменты: тонкие молоточки для детальной обработки, щипцы для захвата раскалённого металла и заточенные долото для финальной обработки.

После того как гарда была готова, он перешёл к рукояти. Сначала он выковал основание из более прочного металла, а затем осторожно, чтобы не обжечься, прикрепил к нему деревянную накладку, прежде вымоченную в специальном составе, чтобы дерево не прогорало от жара. Он с тщательностью полировал рукоять, доводя её поверхность до идеальной гладкости. Вся процедура занимала несколько часов и требовала не только физической силы, но и большой концентрации, точных движений и понимания свойств металла. Закончив с рукоятью, Крид отступил на шаг, осматривая свой труд. Меч был готов к закалке и окончательной шлифовке.

Воздух в кузнице старого Феофилла всё ещё гудел от жара горна. Искры, подобные мерцающим звёздам, взлетали вверх, освещая закопчённые стены мастерской и лицо Крида, залитое потом и пылью. Раскалённый добела металл, сияющий ярким светом, изгибался и поддавался могучим рукам Крида, окончательно превращаясь в заготовку будущего меча. Каждый удар молота был точен и мощен, свидетельствуя о нараставшем мастерстве Крида.

Старый Феофилл, скрюченный возрастом, но всё ещё с живыми и острыми глазами, наблюдал за ним, прислонившись к деревянному столу, усыпанному инструментами и прочими заготовками. Его седая борода дрожала от лёгкого дыхания, а морщинистое лицо выражало смешанные чувства: гордость за своего помощника, удивление его быстрым прогрессом и какое-то скрытое волнение. Он давно не видел такого пламенного отношения к своей работе. Молодые ремесленники часто были ленивы и не проявляли достаточной усидчивости, а здесь… Перед ним был настоящий алмаз, который нужно лишь немного отшлифовать.

Феофилл потрогал седой подбородок, погрузившись в свои размышления. Он давно искал достойного преемника, кого-то, кто сможет продолжить его дело, сохранить и развивать традиции старых мастеров. Крид, со своей невероятной силой и непосредственностью, казался идеальным кандидатом. Он уже почти принял решение. Как только меч будет готов, Феофилл намеревался предложить Криду стать его полноценным учеником, рассказать ему все секреты своего мастерства, передать ему знания, накопленные за многие годы труда. Пока же он продолжал наблюдать, наслаждаясь зрелищем молодой силы и искромётного таланта, проявляющегося в искрах от раскалённого железа. Вскоре здесь будет ещё один мастер.

Рядом с раскалённой наковальней, словно каменные цветы, распустились груды готовых изделий. Простые, но крепкие сельские инструменты – серпы, лопаты, мотыги – лежали рядом с аккуратными кучками блестящих гвоздей, их острые шляпки сверкали в свете кузнечного горна. А в отдельной кучке, на специально выделенном месте, скромно поблескивали несколько почти готовых мечей. Каждый из них – плод усилий Крида и самого Феофилла, что показал новичку, как «закаляют сталь».

Крид, руки которого были уже менее закопчены, чем полчаса назад, взял один из мечей. Клинок был ещё тёплым, и его поверхность легко отражала тусклый свет кузницы. Металл казался живым, дышащим теплотой прошедшего через него огня. Крид повертел меч в руках, ощущая его баланс, проверяя, как удобно лежит он в ладони. Он уже почувствовал его вес, ибо центровка была идеальной.

Рядом лежала толстая дубовая чурка, выбранная специально для испытания мечей. Крид принял удобную стойку, его движения были спокойны и расслаблены, но в них чувствовалась скрытая сила и готовность. Миг — и меч с нечеловеческой быстротой разрубил чурку пополам. Древесина раскололась с чистым, резким звуком, а осколки разлетелись в стороны. Крид с удовлетворением осмотрел меч — клинок был чистым, без зазубрин, демонстрируя не только остроту, но и прочность закаленной мастером стали.

Осколки чурки Крид быстро швырнул в горн, где они исчезли в пламени, словно в пасти огромного чудовища. Виктор спокойно взял следующий меч, но уже немного иной формы и чуть легче. Это была его собственная модель, над которой он работал несколько дней. С ней нужно было почувствовать баланс и удобство клинка более тщательно. Крид повторил тест, но уже с большей внимательностью, следя за тем, как меч ведет себя в руке, как он проходит сквозь дерево. Каждый раз он чувствовал и исправлял мелкие недочёты, прислушиваясь к ощущениям в своих руках. После нескольких испытаний он отложил мечи, удовлетворённый результатом.

Старый Феофилл с доброй улыбкой задумчиво наблюдал за Кридом, взяв в руки ещё один кусок стали, который потемнел от постоянного контакта с углём. Металл был холодным, и Феофилл с осторожным пониманием прикоснулся к нему.

— Видит Бог, у тебя есть сила, — пробормотал он, но его хриплый голос звучал с удовлетворением.

Его лицо озарялось мерцающим светом кузнечного горна, когда он щипцами взял раскалённый добела кусок стали. Металл светился ослепительно белым светом, испуская настолько интенсивное тепло, что его можно было почти почувствовать на расстоянии.

— Вот смотри, молодой, — он медленно повернул кусок стали, показывая Криду его равномерное раскаление. — Сначала нагреваем до белого каления. Видно, да? Не меньше, не больше. Это основа всего. Если не догреешь — меч будет ломким, перегреешь — мягким и бесполезным.

Раскалённый добела кусок стали был зажат в мощных щипцах старого Феофилла. Его руки, покрытые сетью морщин, двигались с осторожной быстротой, как бы танцуя со смертью и огнём. Он прицелился в большую бочку, наполненную до краёв холодной водой. Вода была идеально чистой, её поверхность спокойно отражала тусклый свет кузницы.

В следующее мгновение сталь соприкоснулась с водой. Звук, который раздался в этот момент, был оглушительным — резкий, пронзительный шипящий взрыв, смешанный с грохотом и дребезжанием пара. Это был звук, который словно воплощал собой невероятную противоположность: огня, столкнувшегося с леденящим душу холодом.

Вода забурлила, как будто в ней проснулось огромное чудовище. Белые струи пара взлетели вверх, будто фонтаны, разлетаясь в стороны и окутывая небольшой участок кузницы густым прозрачным паром. Что был наполнен острым металлическим запахом перегретого железа и испаряющейся воды. В нём мерцали мириады искр, словно микроскопические звёзды, отражающие и преломляющие свет горна.

На некоторое время вид на Феофилла и котёл был заслонён этим волшебным, но кратковременным облаком пара, подчёркивающим значимость и опасность процесса закалки стали.

— А теперь… главный момент, — сказал Феофилл, вынимая металл из воды и быстро окуная его в рядом стоящий большой чёрный котёл, заполненный густым маслом. В этот раз шипения не было, но воздух наполнился ещё более интенсивным запахом нагретого масла.

— Видишь, как быстро? — продолжал Феофилл, вынимая уже остывший металл. — Остужаем в воде, потом в масле… Вот тут главное — время поймать. Каждая секунда имеет значение. Если передержать в воде, будет хрупкий. Если в масле, то слишком мягкий. Всё на ощущении, на опыте… Много лет ушло, чтобы это почувствовать.

Крид внимательно наблюдал за действиями Феофилла, его глаза поглощали каждую мельчайшую деталь. Он задавал вопросы о температуре нагрева, о видах масла, о том, как определить готовность металла. Феофилл отвечал терпеливо, делясь с ним своим многолетним опытом, передавая тонкости мастерства, которые не найти ни в какой книге. Крид понимал, что сила — это только половина дела. Настоящее мастерство кузнеца заключалось в тонком балансе между огнём, металлом и временем, в способности чувствовать материал, предвидеть результат и управлять им с точностью до секунды. И вот старый мастер уже хотел вновь завести разговор об ученичестве Крида и работе в цеху, ибо негоже будущему мастеру прозябать грузчиком на складах.

Внезапно раздался звон колокольчика, вещавший о появлении нового клиента. Это оказался рядовой горожанин в потрепанной одежде, ищущий простой нож для работы в поле. Крид, не прекращая работу, кивком головы указал на стопку готовых ножей, пока старик отвлекся на нового клиента, обсуждая с ним стоимость изделия. Даже простые работы Крид выполнял тщательно, вкладывая в них всю свою силу и стремление к совершенству, и хоть его помощничество началось недавно, уже было ясно, что он станет настоящим мастером. Закат уже почти скрылся за горизонтом, окрасив небо в яркие фиолетово-красные тона, когда Крид наконец закончил работу, удовлетворённо вытирая пот с лица и оглядывая плоды своего труда.

Пронизывающий ветер с Чёрного моря хлестал Крида в лицо, когда он брёл по узким извилистым улочкам Феодоро. Каменные дома, тесно прижавшись друг к другу, словно старый корабельный борт, сжимали его со всех сторон. В кармане хрустела лишь горстка медных монет — жалкий остаток его прежнего заработка. Увольнение со склада стало резким, неожиданным ударом. Конфликт с хозяевами и бюрократами порта закончился не в его пользу. Они предпочли избавиться от неуступчивого работника, найдя формальный повод, утопив его в болоте бесконечной бюрократии, типичной для генуэзских колоний.

Воздух был пропитан запахом солёной воды, рыбы и специй, смешанным с духом камня и земли, характерным для этого портового города на крымском побережье. Виднелись купола церквей, смешанные со стройными и немногочисленными минаретами мечетей, напоминая о многовековой истории этого города, истории сражений и торговли.

Горечь осела тяжёлым камнем на душе. Несколько месяцев изнурительной работы под палящим солнцем и в пронизывающем ветре портового города прошли даром. Перспектива оказалась пустой, беспросветной ямой, в которую его швырнули безжалостные колёса генуэзской бюрократической торговой машины. Его сила, его трудолюбие казались бесполезными перед лицом холодного расчёта и всепроникающих интриг генуэзских чиновников. Они были как хищники, наслаждающиеся своей властью, изводящие людей, как муравьев.

Он представлял себе лица своих коллег, тех, с кем он работал плечом к плечу, разделял солнечный зной и пробирающие морские ветра Феодоро. Их удивлённые, а потом приглушенно-осторожные взгляды, когда они узнают о его увольнении. Нет, никакого бунта не будет. Никто из них не поднимет голову против «господ». Страх, холодный и липкий, как морская вода в зимний шторм, давно сковал их души, превратив сердца людей в «живые копилки», готовые отдавать последнее по первому щелчку генуэзских господ. Они все уже привыкли к своей роли — винтиков в безжалостной машине, приносивших богатство чужим рукам.

С каждым воспоминанием в его сознании становилось всё темнее. Он видел их не как товарищей, а как призраков, привязанных к своей несвободе, лишенных воли и достоинства. Генуэзское иго задавило их души, и это было гораздо страшнее любого физического насилия. Это было удушение свободы, постепенная смерть надежды. Он ощущал на себе холод этого безмолвия, этого всеобщего смирения, этого мрака, который покрывает не только Феодоро, но и души его бывших соратников. И в этой мрачной реальности он понял, что его борьба только начинается, и она будет одинокой и очень тяжелой.

Маленькая комната Крида, зажатая между высокими стенками старых домов Феодоро, пахла солью и выветрившейся древесиной. Ветер с Чёрного моря, проникая через щели в окнах, носил с собой холод и скупую влажность. Луна, бледная и холодная, как клинок, лишь призрачно освещала скромное жилище. Крид лежал на своём узком ложе, не в силах уснуть. Душевные раны, нанесённые несправедливым увольнением, были глубоки и жгучи. Его бросало из стороны в сторону, от бессильной ярости до глубокого отчаяния. Он прокручивал в голове события последних дней, пытаясь найти какую-то зацепку, какой-то способ изменить ситуацию, но ничего не приходило в голову. Генуэзская машина сработала беспощадно, измельчив его усилия в порошок.

Однако, как только первые лучи восходящего солнца пробились сквозь щели в окне, уныние начало отступать. Привычная целеустремлённость, закалённая тяжёлым трудом и жизненными невзгодами, возвращалась к нему. Крид знал, что не может позволить себе опускать руки. В нём была искра, стойкость духа, которая не позволяла ему сдаваться. Глубоко внутри, независимо от внешних обстоятельств, горел огонёк надежды.

Он медленно поднялся, ощущая тяжесть прошедшей ночи в своих костях и мышцах. Но в его взгляде не было уже прежнего отчаяния. На его лице читалась решимость, а в душе зрел новый план. Он был полон желания начать всё сначала. Феодоро, с его многочисленными портами и торговыми путями, представлялся ему городом, полным возможностей.

Этот город на берегу Чёрного моря был не просто местом, где смешались культуры и традиции. Каждый день здесь открывались новые горизонты, новые вызовы и новые шансы. И Крид был полон решимости найти свой путь. Он был настроен на достижение своих целей, невзирая ни на что. Ибо его путь только начинался.

Каменные стены школы для взрослых в Феодоро хранили эхо многочисленных голосов, смешиваясь с шумом прибоя Чёрного моря, доносившегося из открытого окна. Крид, среди других учеников разных возрастов и профессий, склонился над пожелтевшим пергаментом, изучая извилистые строчки латыни. В быстро меняющемся мире «Феодоро», где генуэзцы диктовали свои правила железной рукой, он понял, что физической силы недостаточно. Нужны были знания, гибкость ума и умение приспосабливаться к постоянным изменениям. Как и при работе с горном.

Учителя, пожилые мужчины с истертыми пергаментами в руках и морщинистыми лицами, на которых отразился многолетний опыт, терпеливо объясняли тонкости торгового счёта, запутанного и многослойного, как лабиринт старого города. Крид внимательно слушал, задавал вопросы, стараясь понять каждую мелочь, каждый нюанс. Он знал, что это не просто урок, а вложение в свое будущее.

Вечера он проводил за чтением старых торговых трактатов, пожелтевших от времени, с выцветшими рисунками кораблей и экзотических товаров. Он запоминал каждый важный нюанс, каждую тонкость генуэзской торговли, записывая ключевые моменты. Он учил новые слова, новые выражения, постепенно постигая язык генуэзских купцов, язык денег и влияния. Он расширял свой кругозор, узнавая о новых торговых путях, о конъюнктуре рынка, о различных видах товаров. Это было не просто чтение, это было погружение в новый мир, мир торговли и богатства.

Новые знания, впитанные в школе и за долгие вечера, проведённые за чтением старых трактатов, придавали Криду уверенность. Он больше не чувствовал себя просто рабочим, загнанным в угол генуэзской бюрократией. Теперь он видел себя в более широком контексте, чувствовал себя частью большого и сложного механизма генуэзской торговли. Он уже не только поднимал тяжёлые ящики на складе, а понимал, как эти ящики попадают на склад, какой путь они проходят от производителя до покупателя.

Пара удачных знакомств, завязанных в шумной таверне «Золотой Якорь», где сходились все нити портовой жизни Феодоро, резко изменила его положение. Он не только восстановил свои финансовые потери, но и приобрел ценные контакты в кругах опытных торговцев. Его работа в небольшой торговой компании стала не просто источником дохода, а настоящей кузницей его профессиональных навыков.

Каждый день приносил с собой новые задачи. Он учился вести деликатные переговоры с капризными покупателями, оценивать качество товара, выявляя тончайшие нюансы, определять реальные цены, анализируя изменчивый рынок. Он наблюдал за опытными торговцами, впитывая их навыки, как губка впитывает воду, подмечая мелочи, которые делают их успешными. Виктор учился читать между строк, видеть скрытые значения, чувствовать настроение рынка.

Постепенно он начинал чувствовать пульс города, этот постоянный поток товаров и людей, взаимодействий и интриг. Крид ощущал возможности, которые ему предлагал каждый новый день, каждая новая встреча. Он уже не просто работал, он жил этой жизнью, он стал её неотъемлемой частью. И хотя он ещё не был главной фигурой в этом круговороте торговли и интриг, но он уже чувствовал, что движется в правильном направлении, что его путь только начинается. И впереди его ждали новые вершины.

Но Криду всегда было мало. Достигнув относительной стабильности, он почувствовал не удовлетворение, а ещё более сильный внутренний голод. Это был не просто амбициозный порыв, а глубокое стремление к самореализации, желание доказать себе и другим, на что он способен. Виктор хотел больше, чем просто выживать в этом жестоком мире. Он стремился к процветанию и успеху.

Крид сидел за грубо сколоченным столом в своей небольшой комнате, перед ним разложены пергаменты с записями о сделках. Слабый свет масляной лампы рисовал длинные тени на стенах, показывая потрескавшуюся штукатурку и следы прошедшего времени. За окном шумел ночной Феодоро, смешиваясь с глубоким дыханием Чёрного моря. Но Крид не обращал на это внимания, его взор был прикован к пергаментам. Они были доказательством его успеха, результатом долгого и упорного труда.

Несколько удачных сделок с итальянскими торговцами, прибывшими в Феодоро на своих больших каравеллах, резко изменили его жизнь. Это были не просто торговые операции, заключённые благодаря случаю или удаче. За каждой сделкой стоял его труд, его новые знания, его уникальная способность чувствовать рынок, предсказывать его изменения. Он не просто торговал, он играл на рынке, как виртуоз на своём инструменте, используя каждый нюанс, каждую тонкость, чтобы достичь своей цели.

Он учил итальянцев, опытных и искушённых торговцев, тонкостям взаимодействия с местными жителями, показывая им, как найти общий язык с разными людьми, как правильно вести переговоры, чтобы добиться своего с максимальной выгодой. А после научил их учитывать местные обычаи, понимать психологию местного населения. Виктор стал не просто перевозчиком товаров, а вездесущим «посредником», формируя саму схему и структуру взаимовыгодного обмена. Он предсказывал цены, учитывая сезонность, состояние рынка, политическую обстановку. Он видел теневые рынки, видел скрытые возможности. Он стал истинным архитектором своих сделок, вкладывая в каждую из них не только знания, но и часть своей души.

Виктор ощутил в себе подлинную силу — не физическую, а силу разума, знаний и опыта. Его успех был не случайностью, это было заслуженным результатом его упорного труда, его стремления к самосовершенствованию. Это были шаги к его будущей независимости, к его финансовой свободе. И в этом была его настоящая сила.

Солнце клонилось к закату, окрашивая волны Чёрного моря в багряные и фиолетовые тона. Ветер носил с собой запах солёной воды и водорослей, смешиваясь с духом камня и земли, характерным для берега Феодоро. Крид стоял на берегу, глядя на старую галеру, прибитую к камням, как выброшенная на сушу рыба. Она стояла неприметно, почти сливаясь с серым камнем берега, но Крид видел в ней нечто большее, чем просто старое судно, идущее на разборку или подтопку.

Это была галера с «добрым сердцем», как он её назвал, приобретённая им почти задаром у одного старого моряка, уставшего от всего и потерявшего также относительно всё. Она была полуразрушенной, измученной многолетними морскими походами, но в этой полуразрушенности была некая трагическая красота. Потрескавшиеся от солнца и воды доски говорили о многочисленных штормах, которые она преодолела. Истёртые канаты, похожие на старые морские узы, свидетельствовали о неизмеримом количестве поднятых парусов и спущенных якорей. Порванные паруса, как одежда старого богатыря, хранили в себе эхо ветров и бурь.

Каждая доска, каждый канат, каждый узелок рассказывали свою историю, историю долгих плаваний, бурь и штормов, побед и поражений. Крид ощущал эту историю, он чувствовал душу этого старого судна, его жизненную энергию, его стойкость и упрямство. Это было не просто дерево и металл, это была живая сущность, измученная, но не сломленная. В ней была та же стойкость, что и в нём самом. Именно эту жизненную энергию, скрытую под слоем потрескавшейся краски и истёртого дерева, он и видел с первого взгляда. Он видел в ней не только судно, а символ своей будущей независимости и свободы. Это была его галера, его путь к вершине.

Крид вложил в восстановление галеры всё своё сердце. Это было не просто работой, а созиданием, рождением мечты. Дни и ночи он трудился, забывая о времени и усталости. Палящее солнце Феодоро опаляло его спину, холодный дождь пронизывал до костей, но он не останавливался. Огрубевшие от труда руки ловко управлялись с инструментами. Молоток был продолжением его воли, каждый удар – выражением целеустремлённости.

Он заменял сгнившие доски, тщательно выбирая древесину, ощущая её текстуру и прочность. Каждый кусок дерева проходил через его руки, превращаясь из бесформенной массы в неотъемлемую часть судна. Подтягивал канаты, проверяя каждое соединение, каждый узел, добиваясь идеальной натяжки. Порванные паруса сменялись новыми, тщательно подобранными по качеству и способности держать ветер. В эту работу он вкладывал не только физический труд, но и душу, всё своё мастерство.

В этом труде он находил успокоение, себя. Это было не просто восстановление старой галеры, а создание чего-то нового, личного. Рождение мечты. Крид работал не ради денег или славы, а для себя. Каждый удар молотка, каждый затянутый узел были выражением любви к делу, частью его души, вложенной в рождение мечты. Он чувствовал, как галера отвечает ему взаимностью, пробуждаясь от долгого сна. Это была не просто галера – это был его живой организм, его созданный мир.

Вечерний свет, окрашивая волны Чёрного моря в фиолетово-красные тона, мягко ложился на палубу отреставрированной галеры. Крид, опершись на свежевычищенную мачту, вдыхал солёный воздух, наполненный запахом смолы и древесины. Его взгляд блуждал по новому блестящему боку судна, отражающему последние лучи заходящего солнца. Но в этом зеркальном отражении он видел не только результат своих усилий, он видел вопрос, заставляющий его задуматься о природе идентичности.

Он вспомнил парадокс Тесея: если все части корабля были заменены, остаётся ли это тот же корабль? Его галера, восстановленная из развалин, была ли она ещё той же галерой, которую он приобрел? Практически каждая доска, каждый канат были заменены. Остались ли только остовы и ощущение ее прежнего "духа"? Остался ли этот корабль тем же, но просто обновлённым, или же это совершенно новый корабль, созданный из частично старых частей?

В каждой тщательно отполированной бочке, в каждой аккуратно натянутой верёвке, в свежевыкрашенных парусах он видел результат своего труда, своих рук и своей души.

Однако он осознавал, что это не просто работа — это восстановление древнего судна, наполненного историей и духом предыдущих поколений моряков, которые плавали на нём. Он ощущал присутствие этого духа, призрачное эхо прежних плаваний, запах солёной воды и ветров, которые когда-то проходили через эти паруса.

Каждая замена доски для него была не просто ремонтом, а актом преобразования, перерождения. Он был не просто плотником, он был творцом, создающим новый облик старого корабля. И этот процесс заставил его задуматься о своей собственной идентичности. Кто он такой? Человек, который преобразил старую галеру? Да и человек ли вообще? И можно ли отделить его «я» от всех изменений, которые он перенес? Закат скрылся за горизонтом, а Крид продолжал вглядываться в темнеющую воду, ища ответы на вопросы, затронутые старой галерой и парадоксом Тесея. Он понял, что идентичность, как и корабль, меняется со временем, но при этом остаётся чем-то целостным, уникальным и неповторимым.

Готовая галера стояла на рассвете, сияя под первыми лучами солнца, словно драгоценный самоцвет, выброшенный на берег Чёрного моря. Ещё влажная от ночной росы древесина пахла смолой и солью, смешиваясь с прохладным морским воздухом. Крид стоял на палубе, ощущая под ногами твёрдость деревянного настила, отшлифованного до блеска. Его руки, истертые от недель непрерывной работы, были чистыми, но ещё помнили запах смолы и дерева.

Виктор вдыхал полной грудью солёный воздух, ощущая его свежесть и живительную силу. В этом воздухе была смесь запахов моря, земли и далёких стран, которые ему предстояло посетить. За спиной оставался Феодоро, с его узкими улочками, шумным рынком и интригами генуэзских торговцев. Он чувствовал, как остаются за спиной беспокойства и трудности прошлого. Этот город был уже не его миром, это было просто место, откуда он начал свой новый путь. Он покидал этот город не с чувством разочарования, а с ощущением свободы.

В его сердце горело пламя амбиций, а в глазах сверкала искорка надежды. Феодоро оставался за спиной, а впереди раскрывались неизведанные горизонты, полные опасностей, но и огромных возможностей. Его путь к богатству и влиянию только начинался.

Перед ним раскинулись неизведанные горизонты, безграничные просторы Чёрного моря, манящие к себе, полные опасностей и возможностей. В морской дали он видел призрачные области, неизведанные земли, новые города. Там его ждали новые знакомства, новые сделки, новые приключения. Это были не просто торговые пути, а дороги к богатству, влиянию для лучшего закрепления в новом мире.

Тенью легла на Крида новая жизнь, полная риска и темных деловых связей. Его галера, быстро ставшая известной в портах Черного моря, перевозила не только законные товары. Контрабанда и работорговля — грязные, но прибыльные дела — стали его основным источником дохода. Он успешно прокладывал себе путь из понтийских портов в Константинополь, играя на слабой стороне каждого контролера, с легкостью минуя засады и проверки. Золото лилось рекой, позволяя ему быстро наращивать свое влияние.

Однако чувство постоянно растущего голода не покидало его. В торговой компании, где он работал, Вик был всего лишь наёмником, пусть и очень прибыльным для компании. Крид чувствовал себя подавленным, ощущая, как его амбиции сталкиваются с бюрократическими препятствиями в Генуе. Его сила, его знания, его способность зарабатывать деньги — всё это было на службе другим. И это было невыносимо для Виктора. И посему он решил взять всё в свои руки.

Крид сидел в своём кабинете, свечи дрожали, отбрасывая причудливые тени на стены. Перед ним лежали пергаменты с записями о сделках, но его взор был прикован к сложной схеме, нарисованной на отдельном листе. Это был его план, простой и жестокий, как удар булавой по хребту: захват власти в торговой компании.

Первым этапом был подкуп. Виктор знал слабые стороны генуэзцев, а также их жажду богатства и неспособность оценить риски. Он превратил это в свое оружие. Золото, полученное благодаря контрабанде и работорговле, текло рекой, подкупая совесть и разум его оппонентов. Некоторые из них легко соглашались на сотрудничество, мечтая о легких деньгах и влиянии. Они не замечали, как Крид постепенно затягивает их в свою сеть и плавно затягивает удавку на их шее, превращая в безвольных марионеток.

Но не все поддавались подкупу. Для них Крид приготовил другой способ. В шумных попойках генуэзской таверны, за столами, уставленными чарками вина и блюдами с мясом, он устраивал карточные дуэли. Это были не просто игры на деньги, это были смертельные схватки. Ставка была высока: жизни его конкурентов. Крид был мастером карточных игр. Он виртуозно блефовал, манипулировал, читал людей как открытую книгу. Он видел их слабости, их страхи и использовал это против них.

Тяжёлый занавес дыма окутывал Крида, как мягкий кокон, защищая от шума и суеты таверны. Он устроился в своём любимом углу, там, где было темнее всего, где можно было сосредоточиться, не отвлекаясь на бесконечный поток лиц и голосов. Мерцающий свет свечи, поставленной на низком столике, освещал его лицо.

Воздух был густым, тяжёлым от запаха дешёвого вина, пролитого на столы и пол, от запаха пота и несмытой грязи с улиц Феодоро, от запаха солёного ветра, проникающего сквозь щели в стене. Это был запах жизни, запах портового города. Вокруг него шумела многоголосая толпа: грубые голоса моряков, рассказывающих о своих приключениях; пронзительные крики торговцев, с жаром торгующих своим товаром; глухой ропот разбойников, сидящих в тёмных углах и тайно перешёптывающихся. Все они были смешаны в одном бурлящем котле, живой иллюстрации портовой жизни, где переплелись богатство и бедность, слава и позор, жизнь и смерть.

Но Крид не обращал на них внимания. Его взор был сосредоточен на своих картах, расположенных перед ним на столе. Это были не просто карты, это были инструменты его власти, оружие, с помощью которого он расчищал себе путь к вершине. Он держал их в руках, ощущая их вес, их холодную поверхность, словно держал в руках судьбы своих конкурентов. Его лицо, освещённое мерцающим светом свечи, было спокойным и сосредоточенным. Он был готов к игре, к войне. Он был готов победить.

Каждая карточная дуэль была для него не просто игрой на деньги, а ступенькой к вершине, к достижению его великой цели. Это был его путь к власти, путь, усыпанный трупами его конкурентов, путь, проложенный через интриги и обман. Он уже убрал с дороги некоторых из своих оппонентов, искусно манипулируя картами и людьми, играя на их жадности, на их страхах, на их слабостях. Он был мастером интриг, виртуозом обмана.

Это была не просто игра, это была война. Война за власть, за свободу от оков наёмничества. Каждая карточная дуэль была ступенькой на лестнице к вершине. Он уже убрал с дороги некоторых своих конкурентов, искусно манипулируя картами и людьми. Его лицо, маска весёлого компаньона, скрывало железную волю и холодный расчёт.

Напротив Крида сидел его соперник — Джованни, торговец, известный своей полнотой и чрезмерной потливостью. Он был одним из немногих, кто осмеливался бросить ему вызов. Обычно на его лице сияла самоуверенность и жадность, но сейчас оно было бледным и искажённым. В его глазах, наполненных страхом и надеждой, смешались мрачные предчувствия. Торговец ещё не осознавал, с кем имеет дело. Он не догадывался, что столкнулся с самим дьяволом, который скрывался под личиной его весёлого компаньона.

Крид же оставался невозмутим. Его лицо было маской, скрывающей железную волю и холодный расчёт. Он прочитал Джованни как открытую книгу. Он видел каждую карту в его руках, чувствовал его страх, его колебания. Он знал его слабости, и он использовал это против него. Его движения были медленными и плавными, как движения хищника, подкрадывающегося к своей жертве. Он блефовал виртуозно, манипулируя картами и словами, постепенно загоняя Джованни в безвыходное положение.

За столом, уставленным вином и блюдами с остатками пищи, царила напряжённая тишина. Только звук карт и глухое биение сердец разбивали тишину таверны. Джованни потел, его руки дрожали. Он пытался блефовать, пытался обмануть Крида, но это было бесполезно. Крид видел всё.

Крид выиграл. Его победа была полной и беспощадной. Джованни, униженный и разоренный, покинул таверну с опущенной головой, лишённый достоинства, лишённый возможности мешать Криду, а после и жизни в тёмной подворотне. Ещё одна ступенька была покорена. Крид огляделся вокруг. В мрачном свете таверны он видел испуганные лица оставшихся конкурентов. Они поняли, с кем они имеют дело. Они поняли, что их война проиграна. Его путь к вершине был усыпан трупами его врагов, но он не останавливался, не сдавался. Он шёл к своей цели, не останавливаясь ни перед чем, потому что он знал: только сильнейшие берут всё, что хотят. И он был сильнейшим. Его лицо, скрытое в тени, было спокойно, холодно и уверенно. И эта победа была только началом.

Солнце садилось за горизонтом, окрашивая волны Чёрного моря в яркие краски заката. С высокого холма, на котором располагался его роскошный дом, открывался завораживающий вид на портовый город Феодоро. Крид стоял на балконe, опираясь на резные балясины, его взгляд был прикован к бесконечной дали морской воды. Ветер доносил до него шум города, смесь голосов людей и криков чаек.

Годы пролетели стремительно, словно быстрые воды Чёрного моря, унося с собой песок времени. Крид, когда-то простой рабочий на генуэзском складе, претерпел невероятные изменения. Его амбиции, закаленные в пламени жестоких интриг и смертельных карточных дуэлей, привели его к вершинам успеха. Он стал одним из самых влиятельных и богатых людей в регионе, его имя шепталось с уважением и страхом на улицах портовых городов Чёрного моря.

Но в его сердце не было спокойствия. Он достиг успеха и пожертвовал многим, чтобы достичь этой вершины. И теперь, вглядываясь в бесконечную даль Чёрного моря, он задавал себе вопрос: стоила ли игра свеч? Закат исчез за горизонтом, а Крид продолжал стоять на балконe один на один со своим прошлым и его призраками. В душе Виктора смешивались гордость и разочарование, уверенность в себе и чувство пустоты. Сей путь привёл к успеху, но была ли это настоящая победа?

Дом Крида, вцепившийся в склон высокого холма, напоминал скорее крепость, чем жилище. Его каменные стены, серые от времени и морского ветра, стояли неприступной цитаделью, защищая его от внешнего мира. Высокие башни, увенчанные боевыми мерлонами, напоминали о том, что его богатство и влияние были завоёваны не только торговлей, но и жестокими интригами.

Окна, узкие и высокие, словно бойницы, с резными ставнями, выглядели издали как глаза старого волка, наблюдающего за окружающим миром. Внутри, за толстыми каменными стенами, скрывались роскошные покои, наполненные богатствами из далёких стран. Шёлковые ткани из Востока, драгоценные камни, изделия из редких металлов — всё это свидетельствовало о его богатстве и влиянии. Даже воздух внутри дома казался насыщенным запахом специй и богатства.

Его галеры теперь составляли целую эскадру, словно стая морских птиц, бороздивших просторы Чёрного моря. Они носили его знамя, символ его власти и могущества. Эти корабли, изящные и быстрые, были не просто средством перевозки товаров, а орудиями его влияния. Они доставляли ему богатство из далёких стран, а также служили для проведения незаконных операций.

А контроль распространялся далеко за пределы законной торговли. Он владел значительной частью подпольного бизнеса. Контрабанда специй из Востока, редких тканей из далёких земель и опасного оружия процветала под его покровительством. Крид вмешивался в работорговлю, манипулируя людьми как пешками в своей игре, получая огромные богатства из этих грязных дел. На его совести были несчётные жизни. Он строил свою империю на крови и слезах других, создавая теневой мир, живший по его правилам. И этот мир приносил ему огромное богатство и влияние. Его имя вызывало уважение и страх среди всех, кто знал о нём.

Имя Виктора было синонимом страха и уважения среди конкурентов. Они знали как про его жестокость, так и умение манипулировать людьми. Они знали, что против него нет защиты, что его власть абсолютна. А богатство неизмеримо, и его влияние распространялось далеко за пределы Феодоро. Даже генуэзские власти, официально порицающие его деятельность, предпочитали не вступать с ним в открытый конфликт, понимая всю глубину его могущества.

Он сидел в своём кабинете, окружённый роскошью и богатством, но на его лице не было следов удовольствия. Его глаза, полные холодного расчёта, смотрели в будущее, видя новые горизонты, новые возможности. Он добился успеха, но его голод не был утолён. Он хотел ещё больше, ещё сильнее. Он был как волк, который ощутил вкус крови, и его жажда власти росла с каждым прошедшим днём. Он был на вершине, но он знал: вершина — это не предел. И он продолжал своё восхождение.

Его кабинет был наполнен атмосферой власти и богатства. За окном раскидывалось Чёрное море, его волны напоминали бесконечные потоки денег, текущие в его руки. Перед ним лежали карты, не карточные, а географические, изображающие берега Средиземного и Чёрного морей. Он вёл свои войны не на поле боя, а на торговых путях, окружённый своей империей.

Торговая империя Крида быстро расширялась, как растущая чума, покрывающая новые территории. Он контролировал не только торговлю, но и значительную часть подпольного бизнеса региона. Его галеры, быстрые и манёвренные, бороздили моря, доставляя контрабанду и рабов в самые отдалённые уголки Средиземноморья. Виктор работал с разными людьми, используя их жадность и страхи, наслаждаясь своей безграничной властью.

Его галеры бороздили просторы Средиземного моря, доставляя контрабанду и рабов в далёкие уголки «известного» мира. Он строил свою империю кирпичик за кирпичиком, используя людей как инструменты и пешки в своей большой игре. Крид был теневым кукловодом, живущим в своём тёмном и безжалостном мире, где власть — это абсолют, а деньги — кровь его империи.

В тёмном кабинете, освещённом лишь мерцанием множества свечей, Крид привычно сидел за большим столом, погружённый в изучение пергаментов и свитков. За окном шумел ночной Феодоро, но его звуки не проникали в сосредоточенную атмосферу комнаты. Это был не просто кабинет, а центр его империи, где плелись интриги, где рождались планы, где решались судьбы людей. Его главным оружием была информация, и она текла к нему по невидимым каналам, как кровь по жилам огромного организма.

Это была широкая сеть шпионов и информаторов, распространённая по всем главным портам Средиземноморья и Чёрного моря. От маленького Феодоро, где он начал свой путь, до величественного Константинополя, от торгового центра Александрии до могучей Генуи — везде были его люди, его глаза и уши. Они были разными: моряки, торговцы, даже чиновники и священники — все они были связаны невидимыми нитями с Кридом, передавая ему информацию о планах конкурентов, о движениях товаров, о тайнах и интригах, которые кипели в этом бурлящем мире.

Каждый свиток, каждый пергамент содержал ценные данные, кусочки мозаики, из которых он собирал цельную картину. Он знал все тайны, все секреты, все слабые стороны своих оппонентов. Он предвосхищал их действия, готовил ловушки, перехватывал их товары, рушил их планы. Виктор всегда оставался на шаг впереди, как хищник, следящий за своей жертвой. Эта сеть была не только источником информации, но и инструментом управления, инструментом власти. С помощью этой сети он контролировал торговлю, манипулировал людьми и строил свою империю вширь. Его успех не только в уме и решительности, но и в умении получать и эффективно использовать информацию для достижения поставленных целей.

Константинополь встретил Крида своим великолепием и беспощадной конкуренцией. Город кишел жизнью: торговцы из далёких стран сходились на его рынках, византийские чиновники плели свои интриги в тени дворцов, а на улицах смешивались люди всех народов и вер — живая иллюстрация могущества Византийской империи. Крид, однако, не испытывал ни страха, ни сомнений. Он прибыл сюда не как простой гость, а как завоеватель, готовый взять то, что ему принадлежит или может принадлежать.

Его первым шагом было создание надёжной основы для своих операций. Он приобрёл несколько складов и торговых домов в разных районах города, выбирая места с удобным доступом к торговым путям и морским портам. Эти склады стали центрами в самом сердце «империи», местами, где накапливались богатства из всех уголков Средиземноморья. Он нанимал лучших хранителей, лучших бухгалтеров, заботясь о безопасности своих товаров и денег.

Но Крид не останавливался на складах. Его амбиции были беспредельны. Он начал инвестировать в недвижимость, покупая дома и склады по всему Царьграду — от богатых кварталов до бедных переулков. Его богатство росло с каждым днём, как снежный ком, привлекая как любопытство, так и зависть других торговцев и чиновников.

Вскоре Крид стал одним из самых влиятельных людей в Константинополе. Его имя известно не только на торговых рынках, но и в залах власти самого императора и его совета. Он вел переговоры с чиновниками, общался с богатейшими торговцами «цивилизованного мира», участвовал в интригах византийского двора. Он был уже не просто торговцем, а игроком высокого уровня, который решал судьбы людей и народов. Его власть распространялась далеко за пределы каких-то складов и доходных домов, охватывая все сферы жизни великого города. Константинополь стал ещё одной вершиной, покорённой его амбициями и решительностью.

Успех Крида, словно яркий маяк, привлёк внимание «мотыльков», несущихся на свет достатка. Его влияние в Константинополе стало настолько значительным, что не осталось незамеченным его конкурентами и византийскими властями. Шепот о его незаконных деятельностях, о контрабанде и работорговле стал распространяться по городу, как ядовитый дым. Его противники начинали действовать, пытаясь найти слабые места в его торговой бюрократической машине, созданной «по образу и подобию» светлейших дожей Италии.

Крид понял, что настал момент действовать ещё более осторожно и изобретательно. Его теневая империя, распространившаяся по всему городу, требовала максимальной секретности. Он начал использовать поддельные документы, запутанные финансовые схемы и другие уловки, чтобы скрыть свои истинные намерения.

Его люди уже не только собирали информацию, но и подделывали документы, манипулировали официальными лицами, создавая иллюзию законности там, где на самом деле цвела теневая торговля.

Враги и конкуренты пытались подкупить его информаторов и шпионов, обещая горы золота и влияния. Они отправляли своих людей, словно воры в ночи, в попытке выведать его секреты. Но Крид был всегда на шаг впереди. Его сеть информаторов была быстродействующей и разветвлённой.

Виктор использовал свои связи и влияние в самых высоких кругах Константинополя, чтобы нейтрализовать угрозы и защитить своих людей. Он подкупал чиновников, подделывал доказательства, и его тайная империя продолжала процветать. Но сам Крид знал, что это только вопрос времени, когда его подозрительная активность привлечёт внимание еще более могущественных врагов. И он готовился.

Но получил лишь затишье перед бурей.

В своём роскошном кабинете, окружённый картинами, изображающими морские баталии и торжественные процессии, Крид проводил бессонную ночь. За окном шумел Константинополь. Перед ним лежали пергаменты с отчётами о торговых операциях, но он не видел цифр и слов. Он видел свою империю, хрупкую и уязвимую, как парусник в бушующем шторме.

Несмотря на все трудности, Крид продолжал двигаться вперёд. Крид понимал, что его успех зависит от способности адаптироваться к изменяющимся условиям и принимать быстрые решения. Он также знал, что его враги не остановятся, пока не уничтожат его. Поэтому Виктор постоянно совершенствовал свои навыки и стратегии, чтобы оставаться на вершине. Амбиции и решительность сделали его легендой в мире контрабанды и подпольного бизнеса, но только вот у любой легенды есть свой конец, и он как никогда близок.

Золотые купола соборов, словно вспышки света на фоне лазурного неба, отражались в спокойных водах Босфора. Крид сидел на балконе своего скромного, но уютного дома, расположенного на склоне холма, откуда открывался захватывающий панорамный вид. Ветер, пропитанный ароматами специй и моря, нежно трепал его волосы. Внизу, в хаотичном, но очаровательном сплетении узких улочек, кипела жизнь: торговцы во всю хвалили свои товары, звуки муэдзина смешивались с колокольным звоном, а кареты грохотали по булыжникам. Вдалеке, на другом берегу пролива, располагались крепостные стены, напоминая о вечной борьбе за власть над городом.

Солнце сквозь прозрачный туман освещало белые дома, напоминая Криду о мраморной красоте святой Софии. Он вспомнил своё первое впечатление от Константинополя: ошеломляющий размах, богатство и могущество империи, запечатлённые в грандиозных сооружениях. Сейчас же, после многих лет, город стал для него родным, домашним. Он знал каждый изгиб его улочек, каждую тайну, скрытую за древними стенами.

Даже шум города, который раньше казался невыносимым, теперь звучал как успокаивающая симфония жизни, которая продолжалась веками, не поддаваясь времени. Крид отпил глоток ароматного взвара из фляжки и тут же улыбнулся, чувствуя, как в нём просыпается новая энергия, энергия старого города, который он научился любить и ценить не за его величие, а за его душу.

Солнечные лучи, пробиваясь сквозь густую листву древних платанов, рисовали причудливые узоры на вымощенных камнем улицах. Крид, одетый в строгий, но элегантный костюм, медленно шел по узким, извилистым переулкам старого Константинополя. Воздух был наполнен ароматами жареного мяса с близлежащих таверн, сладкой пахлавы и пряностей. Он не торопился, наслаждаясь атмосферой города, впитывая в себя его историю, заключённую в каждом камне, в каждой извилистой улочке.

Его взгляд цеплялся за мелькающие детали: старинные дома с резными балконами, зашторенными тканями с затейливым орнаментом; живописные группы людей, обсуждающих последние новости; бесчисленные кошки, лениво прохаживающиеся по солнечным местам. Звуки города — шум торговли, смех детей, ласковый лепет говорящих на разных языках людей — создавали уникальный фоновый шум, который не раздражал, а скорее успокаивал и наполнял особым чувством.

Чем ближе Крид подходил к императорскому дворцу, тем ощутимее становилась перемена в атмосфере. Узкие извилистые улочки старого города сменились широкими прямыми проспектами, вымощенными идеально гладкими каменными плитами.

Дома, прежде скромные и уютные, превратились в величественные здания с высокими колоннами, украшенными изящной резьбой и блестящими золотыми деталями. Окна, сверкавшие чистотой, были задрапированы тяжелыми, роскошными портьерами, свидетельствовавшими о богатстве и влиянии их обитателей. Даже воздух, казалось, стал более насыщенным, пропитанным запахами дорогих духов и свежести, поддерживаемой многочисленными слугами.

Звуки города тоже изменились. Шум торговых рядов уступил место тишине, нарушаемой только изредка проезжающими каретами с высокопоставленными особями. Воздух с каждым шагом Крида становился всё более напряжённым, ощущение важности места усиливалось.

Он заметил не просто усиленное патрулирование, а целую цепь гвардейцев в ярко-красной форме, расположенных на равномерном расстоянии друг от друга. Их доспехи, отполированные до блеска, отражали солнечные лучи, словно предупреждая о неприкосновенности этого места.

Копья, заострённые и выровненные с военной точностью, блестели на солнце, напоминая о силе и власти, которая за этими стенами решала судьбы империи. Каждая деталь — от выправленного поста гвардейцев до блеска их оружия — говорила о великолепии и могуществе императорского дворца, предупреждая о значимости предстоящей встречи.

Перед Кридом предстали величественные ворота императорского дворца, словно распахнувшаяся пасть. Они были созданы из тёмного, почти чёрного мрамора, отполированного до зеркального блеска. На его поверхности, словно в бездонном озере, отражалось небо.

Мрамор словно олицетворял собой вечную стабильность и незыблемость, становясь немым свидетелем множества эпох. Его поверхность, кажущаяся гладкой на первый взгляд, была покрыта тончайшими рельефами, которые не сразу бросались в глаза.

Однако, при более внимательном рассмотрении, можно было увидеть застывшие в камне сцены: триумфальные шествия императоров, сражения с врагами, торжественные церемонии и даже загадочные символы, значение которых терялось в глубине веков. Это была каменная летопись династии, зашифрованная в изящном орнаменте, доступная лишь тем, кто готов был посвятить себя тщательному изучению её тайн.

Над воротами, словно стражи величия, вздымались скульптуры мифических существ: грозные грифоны с острыми когтями и пронзительными глазами, горделивые львы с распущенными гривами и загадочные сфинксы, хранители тайных знаний. Их фигуры, высеченные из того же чёрного мрамора, казались живыми, готовыми в любую минуту спуститься с высоты и встать на страже императорского дворца.

Между ними, на центральном месте, располагался императорский герб – величественный орёл с распростёртыми крыльями, символ могущества и власти. Его позолоченные детали искрились на солнце, словно капли застывшего солнечного света.

Ворота были поистине огромными, почти неправдоподобно большими. Они внушали уважение и даже немного страх, олицетворяя несокрушимую мощь империи. Их массивность подчеркивалась двумя высокими башнями, фланкирующими вход, а зубчатые крепостные стены уходили вдаль, сливаясь с линией горизонта.

Крид остановился, с вниманием рассматривая каждый элемент этого величественного сооружения. Он понимал, что за этими воротами происходят не только торговые сделки, но и вершатся судьбы как самой империи, так и многочисленных народов, живущих за её пределами и зависящих от её торговой мощи.

Здесь, за этими стенами, вершилась история: заключались договоры, меняющие геополитические карты, решались судьбы союзов и войн. Крид ощутил груз ответственности и осознал всю важность задачи, которую ему предстояло решить.

Пройдя через массивные ворота, Крид оказался во внутреннем дворе, пространстве столь же впечатляющем, сколь и мрачно прекрасном. Высокие стены, из того же чёрного мрамора, что и ворота, замыкали двор, создавая ощущение замкнутого, почти гнетущего пространства. Даже солнечный свет, пробиваясь сквозь узкие бойницы, казался приглушенным, придавая двору атмосферу таинственности.

В центре двора, словно сердце, бьющееся в груди мрачного дворца, располагался роскошный фонтан. Его чаша, высеченная из цельного куска белого каррарского мрамора, сияла под тусклым светом, проникающим сквозь высокие окна. Мрамор был настолько тщательно отполирован, что его поверхность казалась текучей. Отражаясь в нём, свет многократно преломлялся и искажался, создавая иллюзию бесконечного пространства и глубины.

Из чаши в несколько ярусов спускались тонкие струи воды, словно серебряные нити, переплетающиеся и переливающиеся на свету. Вода была идеально прозрачной, чистой, словно слезы богов, и падала в мраморную чашу с мягким шумом, словно шепчущая свои тайны дева. Она образовывала медленные, тягучие круги, расходящиеся по поверхности чаши, словно отражая медленное течение времени и неизменность власти, которая веками держала в своих руках судьбы империи.

Вокруг фонтана, вместо ожидаемых мифических существ, располагались статуи императоров прошлого. Фигуры, высеченные из того же мрамора, что и чаша фонтана, были величественны и суровы. Лица императоров, выражавшие смесь власти и усталости, были выполнены с поразительным реализмом.

Они, словно призраки прошлого, напоминая о тех, кто когда-то правил этой империей, об их триумфах и поражениях. Каждая статуя, с её индивидуальными чертами и позой, рассказывала свою историю, придавая композиции глубокий исторический смысл. Былые правители стояли вокруг фонтана, словно безмолвные стражи тайн и власти, наблюдая за тем, как течёт время. Даже воздух здесь был особенным: свежий от воды и наполненный тишиной, которая передавала величие, усталость и неизменность времени.

В этом укромном уголке дворца Крид ощущал неизбежность истории, которую невозможно остановить, но в которую можно попытаться вмешаться. Вокруг фонтана росли скульптурно подстриженные кусты и деревья, придавая двору вид заброшенного сада, поглощённого мраком. Крид заметил несколько статуй, заточенных в темноту, их линии, изящные и утонченные, были практически неразличимы. И те стали словно призраки прошлого, напоминая о тех, кто раньше ходил по этим камням, кто уже стал частью легенд.

Он задумчиво хмыкнул, всё ещё наслаждаясь зловещей красотой дворца. Даже его практичный ум, всегда сосредоточенный на деталях сделок, признавал удивительную гармонию мрака и великолепия этого места.

Продолжая путь к тронному залу, Крид внимательно изучал структуру здания, повторяя про себя сложный лабиринт коридоров, потайных дверей, лестниц и переходов. Это была не простая прогулка, а мысленное проигрывание возможных вариантов штурма или же не менее внезапного отступления.

Инстинкты, наработанные годами, подсказывали, где расположены лучшие позиции для обороны, где могут скрываться засады. Никогда не знаешь, как повернётся к тебе жизнь, – прошептал он про себя, чувствуя холод мрамора под ногами и призрачное дыхание веков вокруг себя. Его шаги эхом раздавались в пустынных коридорах, ожидая того момента, когда тишина нарушится звуками предстоящей встречи на самом верху.

Холодный мрамор, гладкий, словно полированный лед, скользил под ногами Крида, отдаваясь глухим, тягучим эхом в безмолвных коридорах императорского дворца. Каждый шаг оставлял за ним след, немой отпечаток в этой гнетущей тишине. Он шел по длинному коридору, что казался практически бесконечным, а его перспектива исчезала в глубине темноты, словно поглощаемая самой историей этого места. Стены, выложенные из того же холодного мрамора, были украшены потемневшими от времени фресками, изображающими давно забытые сцены из жизни императорской семьи.

Это были призраки прошлого, почти исчезнувшие в пелене веков. Краски, когда-то яркие и насыщенные, поблекли, стали призрачными оттенками, словно эхо былой величественности. Линии, когда-то четкие и выразительные, расплылись, размылись, словно растворяясь в тумане времени. Но даже сквозь эту пелену времени, сквозь слои пыли и забвения проступала исчезающая красота, теперь призрачная, жутковатая и потрясающе красивая в своей истерзанности. Она была похожа на останки былой страсти творца, оставшиеся после разрушительного шторма.

Тишина, поглощающая все звуки, окутывала Крида, словно тяжёлое одеяло. Но это была не просто тишина, а нечто более густое и плотное, словно сам воздух был пропитан молчанием многих поколений, прошедших по этим коридорам. Она усиливала чувство одиночества, делая его острым, невыносимым.

Виктор чувствовал себя запертым в этом бесконечном коридоре времени, окруженный призраками прошлого, ожидающими его в глубине темноты. Напряжение было словно густой туман над болотом, наполненным тайнами и опасностями.

Крид, замерев, прислушивался к окружающим звукам. Абсолютная тишина, нарушаемая лишь его собственным дыханием и биением сердца, казалась ему ещё более зловещей, чем любой шум. Он ощупывал стены, чувствуя холод мрамора, и постепенно осознавал, что эта тишина не является просто отсутствием звуков в пустом здании. Это была намеренная, тщательно продуманная тишина, которая давала ему понять, что он здесь один.

Где же вся прислуга? Куда делись гости? И, наконец, где стража, которая должна была его сопровождать?

Крид, будучи опытным «волком», мог ощущать не только ароматы духов и специй, но и запахи лжи, опасности и страха. И здесь, в этом месте, атмосфера была пропитана этими неприятными ароматами в достатке.

Он понимал, что попал в ловушку, расставленную с большим мастерством. Мысль о том, что он оказался в изоляции, вызывала у него ярость. Однако гордость не позволяла ему показать свой страх или разочарование.

Крид продолжал идти, сжимая кулаки, а его сердце билось в груди, словно разъярённая росомаха, предупреждая о неминуемой смертельной опасности. Но его цель была близка, и он должен был её достичь, несмотря на все опасности, которые подстерегали его на пути.

За очередной дверью, украшенной выцветшей позолотой, открылся небольшой, но достаточно просторный зал. Свет из узкого окна, падая на отполированный до блеска мраморный пол, создавал резкий контраст с окружающими тенями. В этом полумраке стоял рослый брюнет. Его темные волосы, собранные в тугой хвост, контрастировали с необычайно светлой кожей, на которой ярко выделялись выразительные голубые глаза. В них действительно было что-то необычное, что-то похожее на спокойное сияние, на божью благодать, но сквозь эту кажущуюся мягкость просвечивала стальная твёрдость.

Воин был облачён в тяжёлые доспехи, которые блестели, словно их только что из мастерской. Крид и сам такие делал в пору своих первых заработков, но качество этой было на совершенно ином и запредельном уровне. Она казалась идеально подогнанной, подчеркивая могучую фигуру мужчины. Крид не мог полностью оценить физическое состояние человека, так как его скрывала броня. Однако даже через металлические пластины было заметно, насколько он силен и крепок.

И, несмотря на всю грозность доспехов, воин ничуть не спешил проявлять хоть какие-то признаки агрессии. Его лицо было спокойно, а на губах играла мягкая, почти по-детски невинная улыбка. Он медленно, спокойно подходил к Криду, его шаги были тихими, размеренными, словно он не шел, а плыл по воздуху. В его движениях не было ни напряжения, ни нервозности, только абсолютное спокойствие, скрывающее под собой глубокую непроницаемость. Встреча обещала быть не просто беседой, а игрой с неясными правилами и непредсказуемым исходом.

— Отрадно видеть вас в здравии, мастер Крид, — прозвучал низкий, мелодичный голос, словно музыка старинного инструмента. Брюнет уважительно поклонился, его движение было плавным, изящным, лишенным всякой жесткости. Даже тяжелая латная броня не мешала ему сохранять грацию и уверенность в себе. Свет из окна освещал его лицо, подчеркивая глубину его голубых глаз, в которых теперь, при ближнем рассмотрении, можно было разглядеть что-то не только спокойное, но и неизменно холодное, ледяное.

— Император уже ждёт вас. К сожалению, вы опоздали, — спокойно пояснил он, его улыбка осталась прежней, но теперь в ней появился легкий оттенок холодности. Голос его был ровный, без всяких эмоций, но в нем скрывалась железная твердость, которая не позволяла сомневаться в его словах. Этот спокойный тон, эта кажущаяся доброжелательность лишь усиливали впечатление о скрытой угрозе.

Слова брюнета подействовали на Крида как холодный душ. Спокойствие и доброжелательность были лишь маской, скрывающей что-то нехорошее. «Опоздали...» В этом слове скрывался подтекст, понятный только ему, как бы ему давали понять о его беспомощности и предопределенности ситуации.

В груди Виктора уже рычал внутренний зверь, предупреждавший о неминуемой опасности. Он ощущал, как невидимая, но крепкая сеть окутывает его. В этом ледяном спокойствии скрывалась смерть. «Западня...» — пронеслось у него в голове. Однако путь назад был отрезан, а впереди ждала встреча, от которой зависела не только его торговля, но и судьбы многих других людей.

— Можете называть меня Гаврила, — проговорил брюнет, его улыбка была настолько спокойной и доброжелательной, настолько искренней, что даже внутренний зверь Крида притих на минуту, ошеломленный этим несоответствием между ощущением опасности и кажущейся безобидностью воина. В его голосе не было ни малейшего следа притворства, только спокойствие и уверенность в себе. — Приятно вас наконец-то увидеть.

Его голубые глаза, словно два озера на бескрайнем небе, задержались на лице Крида на долю секунды дольше, чем это было необходимо. В этом кратком взгляде Крид уловил что-то новое, что снова заставило его насторожиться. В глубине этих глаз скрывалось множество тайных значений, и эта глубина напоминала бездну.

— Следуйте за мной, — Гаврила лаконично махнул латной перчаткой, его движение было решительным, но в нем не было ни малейшей агрессии. Он повернулся и продолжил свой путь по коридору. Его высокая и мощная фигура излучала непоколебимость и уверенность в себе.

Крид последовал за ним, замечая, как с каждым новым поворотом коридора менялась атмосфера дворца. Сначала коридоры были пустынными и мрачными, но постепенно они начали заполняться людьми. Сначала появились слуги, неслышно передвигающиеся с подносами и блюдами. Затем стали появляться гости, одетые в роскошные платья и костюмы, шепотом обсуждая что-то.

И наконец, в глубине коридора показались имперские гвардейцы, облачённые в ярко-красные мундиры. Они стояли неподвижно, держа копья наготове, их лица были невозмутимы и серьёзны. Среди них незаметно перемещался и Гаврила, и теперь Крид понимал, что он был не просто слугой, а одним из этих гвардейцев. Что ж, встреча с императором началась.

Виктор, или, как его здесь называли многие, просто Крид, с легкостью перемещался среди собравшихся. Его манера общения была удивительно непринужденной и располагающей. Крид с одинаковым уважением общался и с опытными воинами в боевых доспехах, рассказывающими за чаркой вина истории о походах и сражениях, и с именитыми полководцами, чьи победы вошли в легенды.

Он внимательно выслушивал торговцев, желающих заключить выгодную сделку, сопоставляя их слова со своей информацией, и не отказывал себе в удовольствии немного поторговаться. Даже с представителями простой аристократии, привыкшей мнить себя выше небес, он общался вежливо, но сдержанно, не поддаваясь на их высокомерные попытки продемонстрировать свое превосходство или же иного рода манипуляции.

Крид умел найти подход к каждому, начиная от грубого наемника до изысканного аристократа, не теряя при этом своего собственного достоинства. Его проницательный взгляд проникал сквозь маски, позволяя ему видеть истинные мотивы и цели людей, с которыми он общался. Это было не просто умение вести диалог, а искусство, отточенное годами опыта. В его манерах была определенная свобода, за которой скрывалась железная воля и уверенность в себе.

И вот, пройдя сквозь толпу бездарей и лизоблюдов, а также минуя бесконечный ряд придворных интриг и внимания прочего охочего до внимания монаршей особы люда, его наконец допустили до императора. В огромном тронном зале, украшенном роскошью и великолепием, за выразительным троном, усеянным драгоценными камнями, сидел сам Базилевс, излучающий мощь и власть. Он снизошел до простых смертных, дозволив себе быть увиденным, и Крид понял, что теперь он находился в центре бури, в эпицентре событий, от которых зависела судьба не только его самого, но и многих других. Молчаливое согласие императора на встречу было первой победой в нелёгкой игре, наполненной опасностью и интригами.

— Габриэль, можете приступать... — с нечеловеческим спокойствием молвил император.

В один миг, словно по волшебству, атмосфера тронного зала изменилась. Свет, до этого мягкий и рассеянный, сфокусировался, становясь резким и пронзительным. Глаза императора, до этого выражавшие власть и спокойствие, внезапно засияли ярким сапфирово-синим светом. Этот свет был не просто отблеском драгоценных камней, украшавших его корону, а нечто более глубоким, более могущественным. Он пульсировал, излучая такую мощь, что Крид невольно отшатнулся, почувствовав давление неземной энергии.

В этот же момент лицо императора начало меняться. Черты его лица становятся более резкими, более выразительными, а на месте достойного правителя появился могущественный Архангел Михаил. Его лицо излучало сияние, похожее на блеск тысячи солнц. Его взгляд был настолько проницательным, что мог разглядеть любую ложь и обман. Крид почувствовал на себе этот взгляд, и он лишь насмешливо улыбнулся. Самодовольная улыбка играла на губах Архангела, показывая его абсолютное превосходство и всемогущество.

В тот же момент, словно ответ на это явление, появился и Габриэль, не так давно бывший просто брюнетом Гаврилой. Его фигура была тонкой и изящной, в отличие от могучего Михаила. С мирным выражением лица Габриэль незаметно коснулся воздуха руками, и из пространства между его пальцами выплеснулся яркий свет, сформировавшись в меч из чистого света. Он сверкал, и лезвие было ослепительно ярким, но не жгучим, а мягко сияющим, как утренняя звезда. Габриэль спокойно перехватил меч более удобным хватом, его движения были быстрыми, уверенными, но грациозными. В зале наступила замирающая тишина, прерываемая лишь шепотом воздуха и биением сердец.

Лишь пара секунд разделила спокойствие и наступивший хаос. Габриэль, с мечом из чистого света, взмахнул рукой, и в зале вспыхнул свет, затмивший даже сияние Архангела Михаила. Меч Габриэля двинулся с нечеловеческой быстротой, оставляя за собой следы света, словно рисуя в воздухе затейливые узоры. Крид, как опытный воин, ответил с не меньшей быстротой и ловкостью, его движения были резкими и точными, он уклонялся от ударов с нечеловеческой скоростью.

Между ними завязался бой, быстрый, изящный, почти балет в своей точности и грации. Меч Габриэля, сияющий светом, и невидимое оружие Крида, созданное из чистой магии, что тут же развеивалась и вновь создавалась под воздействием адамантия, находившегося рядом, сталкивались в воздухе с громким звоном, заставляя дрожать стены тронного зала. Архангел Михаил, наблюдавший за боем со стороны, с удовольствием ухмылялся, его лицо выражало безграничное самодовольство и высокомерие. Он наслаждался зрелищем, словно опытный постановщик, наблюдающий за прекрасно поставленной сценой.

Но Михаил всё же видит превосходство Крида. Он понимает, что сей воин близок к победе. И в этот момент, не потеряв себя, он взмахнул рукой, и из его пальцев вылетел тонкий поток светящейся пыли, блестевшей как миллионы алмазов. Эта пыль оказалась порошком из адамантия. И тут наступила тишина, прекращающая бой, прерываемая лишь звуками мук умирающих людей. Прикосновение порошка к людям приводило к мгновенной смерти, заставляя их сжиматься от невыносимой боли. Крид, как опытный боец, действовал быстро, но из-за действия адамантиевой пыли время вокруг него словно замедлилось.

В этом моменте мига замедления быстро среагировал Габриэль. Он воспользовался преимуществом, опустил свой меч и прекратил существование Крида, пусть и временно. Победа была очевидна. Архангел Михаил, наконец, довольно улыбнулся, оставляя за собой хаос и смерть, и просто покинул ненавистную ему землю.

Но Крид не умер. И даже смерть не была властна над ним. Его тело, выброшенное в темные воды, медленно плыло по течению, несясь к Черному морю. Сильное течение носило его по воде, и только один лишь бессмертный дух поддерживал его тело в этом мире, не давая окончательно уйти на черноморское дно. Он плыл сквозь мрак и туман, минуя косяки рыб и проплывая под килями судов. Шли часы, дни, и только после многих тяжёлых испытаний его тело всё же выбросило на берег Азовского моря.

И тут, словно по иронии судьбы, его обнаружили работорговцы. Эти люди, которые занимались ловлей и продажей рабов из Понта и Причерноморья, оказались причастными к его тайным схемам, в которых он был и инициатором, и заказчиком, и порой конечным пользователем. Они были связаны с ним, хотя и не осознавали этого.

На лице Крида появилась улыбка. В этой ситуации он ощущал себя не жертвой обстоятельств, а игроком, который всегда стремится к победе. И на берегу Азовского моря он нашёл для себя очередную игру. Но в этот раз он решил отбросить «налёт» цивилизации и показать этому миру право сильнейшего... Огнём и мечом!

Убив всех кочевников, которые пытались его пленить, он задумался о том, что пора менять свою жизнь. Его взгляд упал на мальчика-степняка, который тут же упал ему в ноги, признав власть «Старшего». Так и началась новая веха в бесконечном пути Крида.