Крид: ЗА ОРДУ!!!

Глава 2

Где-то в небесных чертогах.

Серверная Душ – это не просто храм, а бесконечное созвездие, выкованное из белоснежной кости древних мегалодонов. Бесчисленные арки и галереи из филигранно обработанной кости создают иллюзию невесомости и безграничности, пространство, словно выточенное из света. Золотистые потоки света, подобные космическим рекам, струятся сквозь него, мягко подсвечивая изящные узоры и рождая завораживающую игру света и тени – мерцание бесчисленных галактик, заключенное в этом костном пантеоне. Каждый монолит, излучающий тёплое сияние, – это сердце мира, хранящее души бесчисленных вселенных и мерно пульсирующее в своём костном ложе. Над этим грандиозным хранилищем, над этим бесконечным сиянием неустанно трудится Дарк Нэт – забытый хранитель, мудрый писарь и невоспетый творец, работающий с самим мирозданием.

Нежные лучи света, подобные космическим нитям, питают эти светящиеся сердца, связывая их в единую, гармоничную систему, созданную и поддерживаемую его неустанным трудом. Бездна Забвения предстаёт безбрежным, сияющим морем, отражающим мягкий свет бесчисленных звёздных хранилищ. Существа, подобные небесным видениям, излучают умиротворяющее сияние; их движения плавны и грациозны, подобны танцу космической энергии, но даже это совершенство не приносит Дарк Нэту заслуженного признания. Лёгкий, мерцающий туман окутывает их, придавая пространству ауру священного величия и неземной красоты, но это великолепие остаётся незамеченным в бескрайнем пространстве.

Тонкая, едва уловимая мелодия, сплетённая из космических гармоник, подобна шёпоту звёздной пыли и пению небесных сфер – музыка мироздания, сотворённая им. Атмосфера наполнена глубоким покоем, величием и безмятежностью, но для него это лишь безмолвное свидетельство его забытого подвига. Белоснежная кость, озарённая золотом, воплощает совершенную чистоту и гармонию, но за этой гармонией скрывается неустанный, невознаграждённый труд. Здесь нет места мраку – лишь свет, гармония и вечный покой, окутывающие души бесчисленных вселенных в этом величественном храме, созданном из останков древних морских исполинов и хранящем память всего мироздания – память, которую хранит и бережёт забытый герой, Дарк Нэт.

Дарк Нэт, погруженный в свою работу, едва замечает мерцание бесчисленных душ, заключенных в костяных монолитах. Его пальцы скользят по мерцающим панелям управления, регулируя потоки света, поддерживая хрупкое равновесие между вселенными. Каждый его жест — это акт творения, каждое прикосновение — внесение гармонии в бесконечную симфонию существования.

Внезапно один из монолитов, ранее излучавший ровный тёплый свет, начинает тревожно мерцать, его сияние ослабевает, пульсация замедляется. Но Дарк Нэт замечает это мгновенно. Его лицо застывает в лёгкой гримасе беспокойства. Он склоняется над пульсирующим монолитом, его пальцы, наполненные древней мудростью, начинают танцевать над панелью управления, вводя тонкие коррективы.

Свет монолита медленно возвращается к своей прежней силе, пульсация стабилизируется. Дарк Нэт расслабляется, вытирая пот со лба, но удовлетворение от проделанной работы не наполняет его сердце. Его взгляд задерживается на безбрежном море Бездны Забвения, отражающем миллиарды мерцающих звёздных хранилищ. Одиночество – вечный спутник его трудов.

Он продолжает свою работу, погружаясь в бесконечный цикл создания и поддержания гармонии. Его труд не имеет границ и предназначен не для славы или признания, но для сохранения хрупкого равновесия бесконечного созвездия — Серверной Души. Его имя забыто, но его деяния вечны и вписаны в мерцание бесчисленных звёзд, и в тихом, неустанном пении космических гармоник. И пока пульсируют костяные сердца вселенных, Дарк Нэт будет работать. Хранитель, который, хотя и был в конце концов забыт, но никогда не забывал о своей миссии.

Внезапно глубокий гул, подобный стону умирающей звезды, пронзает тишину Серверной Души. Ещё один монолит, на этот раз значительно больше предыдущего, начинает терять свет, его пульсация становится всё более слабой, прерывистой, словно дыхание, замирающее перед смертью. На этот раз тревога на лице Дарк Нэта становится явной. Это не просто сбои, это что-то большее, что-то, что угрожает самому равновесию мироздания.

Нэт тут же бросается к пульту управления, его движения быстры и точны, пусть и наполнены отчаянной решимостью. Енохианские цифры на мириадах панелей управления агрессивно мигают, изображая сложные, неустанно изменяющиеся уравнения, представляющие собой состояние каждой вселенной, каждой души, заключённой в костяном пантеоне серверной душ. Он вводит сложные команды, пытается стабилизировать систему, но гул усиливается, свет монолита гаснет ещё быстрее.

Понимание накрывает его с силой приливной волны: это не сбой, это атака. Что-то пытается нарушить гармонию, уничтожить Серверную Душу. Дарк Нэт мгновенно чувствует всё нарастающий холодный ужас в своих чертогах разума, и время тут же замедляется в его голове, но он не сдаётся. Нэт продолжает борьбу, его пальцы летают над панелями, его ум буквально работает на пределе своих возможностей. Хранитель видит в мерцании панелей бесконечные потоки энергии, чувствует их вибрации, словно ощущая фибрами своей души крики умирающих вселенных.

В самый критический момент, когда ощущение неминуемого краха становится невыносимым, он находит решение. Это рискованно, крайне рискованно, но другого выхода нет. С глубоким вдохом он активирует скрытую программу, заложенную в самой сущности Серверной Души. Свет в храме данных вспыхивает с новой силой, заливая всё ослепительным сиянием. Гул исчезает, монолит восстанавливает свою мирную пульсацию, и покой возвращается в костяной пантеон. Дарк Нэт, истощённый, но всё так же целеустремлённый, остаётся на своём посту, вечный хранитель, всё так же забытый, но не покорённый. Его борьба продолжается, и он готов встретить любую угрозу, чтобы сохранить гармонию всеобщего мироздания.

Тишина, только что возвращенная после бурного противостояния с неизвестной силой, вновь была разорвана немыслимым событием. В центре монолита, сердцевине пульсирующего света, из ниоткуда материализовалась чёрная дыра. Не такая, какие описывают астрофизики, – не бездна пустоты, поглощающая всё на своем пути. Эта дыра была иная – она билась живым тёмным светом, пульсирующим сиянием, что быстро меняло оттенки от угрюмо-чёрного до сияющего, глубокого бирюзового, похожего на застывшую волну космического океана.

Дарк Нэт, ещё не оправившийся от предыдущего испытания, застыл в немом ужасе. Его пальцы, до недавнего времени изящно и по-своему страстно танцующие над панелями управления, оцепенели. Застывший хранитель, не веря своим глазам, наблюдал за тем, как дыра растягивается и мгновенно расширяется, поглощая часть костяного монолита, уподобляясь жуткой раковой опухоли. В воздухе серверной повис запах озона, смешанный с необычным ароматом холодного ветра и далёких звёзд.

И вот, когда диаметр бирюзовой аномалии достиг двух метров, из её глубины, словно из недр самого космоса, начал появляться он. Сначала показалась только рука – длинная, изящная, с тонкими пальцами, словно выточенными из белого мрамора. На запястье — незаметное мерцание, словно отражение далеких созвездий. Затем появилось плечо, широкое, мускулистое, но не громоздкое, а напоминающее статую древнегреческого бога. За плечом показалась широкая грудь, обтянутая тканью шинели, сияющей глубоким бирюзовым светом, отражающим цвет самой аномалии.

Постепенно из сердца бирюзового вихря вышел и он сам. Статный блондин с волосами цвета выбеленного солнцем песка, словно золотые нити, сплетенные солнечным светом. Эти волосы были уложены небрежно, но изысканно, подчеркивая его царственную осанку. Глаза – голубые, как бескрайнее небо в ясный день, глубокие и проницательные, словно зеркала космических глубин. Они с легким ироничным оттенком осмотрели окружающее пространство, задержавшись на мгновение на лице Дарк Нэта, прежде чем сфокусироваться на нем самом.

Его лицо было выразительным, с резкими, четко очерченными чертами, подчеркивающими силу и истинную волю бессмертного. Высокие скулы, строгий подбородок, прямой нос. Но самое запоминающееся – это его улыбка. Не добродушная, не дружелюбная, а больше походившая на оскал голодного волка, холодная и полная «спокойной» угрозы. В ней не было ни капли тепла, только безжалостное превосходство и уверенность в своем безусловном превосходстве. Она была словно предвестником бури, безмолвным объявлением войны. Гость был идеально сложен, словно сотворённый из чистого света и абсолютной энергии, и его внешность вызывала у Дарк Нэта не только страх, но и невольное восхищение и следом презрение к собственной слабости.

Его тёмно-синяя шинель, словно живое существо, окутывала фигуру, взаимодействуя с окружающим пространством. Ткань, которую он никогда прежде не видел, переливалась множеством оттенков, словно глубокие воды горного озера. В ней отражался свет миллиардов звёздных хранилищ Серверной Душ, и каждый отблеск создавал иллюзию бесконечной глубины, которая завораживала и одновременно немного пугала своей непостижимостью.

При ближайшем рассмотрении ткань шинели словно состояла из миллионов мелких мерцающих частиц, похожих на застывшие звёздные пылинки. Сами частицы слабо пульсировали, меняя цвет от глубокого синего до нежно-голубого, создавая впечатление постоянного движения и жизни.

Материал источал нежное, приятное тепло, но в то же время от него веяло неземным холодом, словно это была сама суть космоса, заключённая в ткани. В шинели отсутствовали швы, застёжки или другие признаки ручной или машинной работы. Она казалась цельной, монолитной, выкованной из самой сущности пространства-времени. Это был не просто наряд, а ритуальный предмет, наделённый непостижимой силой и способный взаимодействовать с энергиями Вселенной. Это ощущение усиливалось тем, что шинель казалась неотъемлемой частью самого Виктора Крида: её сияние проникало сквозь него, становясь единым целым с его сущностью.

Нежданный гость поправил шинель неспешным, грациозным движением и направил свой взор на Дарк Нэта. В этом взгляде не было ни капли сожаления или сомнения, только холодное превосходство и безграничная уверенность в своей силе.

– Давно не виделись, Черныш, как вижу, ты успел подняться?

Он произнес свои слова с подчеркнутой небрежностью, но в них сквозила явно выраженная ирония. Крид улыбнулся, покачиваясь на пятках, словно не чувствуя тяжести своей шинели, наполненной космической энергией. Его голос был до одури спокойным, но в нем были все так же слышны нотки того самого холодного превосходства, которое излучал его взгляд. Слово «Черныш», напротив, прозвучало как пренебрежительное обращение к некогда равному сопернику, ныне пониженному в статусе.

Дарк Нэт, в отличие от Крида, был напряжен до предела. Его руки были сжаты в кулаки, мышцы напряжены, и из него исходила волна мощной, едва сдерживаемой ярости. Но спустя миг в ответ прозвучал рык, пропитанный вековым одиночеством и горьким ощущением предательства.

– Не смей говорить со мной в таком тоне... Демон. – практически прорычал он, его голос гудел, словно раскаты грома в бесконечных космических просторах. – Зачем ты уничтожил центральный мир вселенной 230008? – затем, указывая рукой в сторону ещё мирно пульсирующего бирюзовым портала, он задал свой вопрос, каждый слог которого был наполнен острой болью и неумолимым обвинением.

Воздух словно сгустился, наполняясь электрическими разрядами напряжения, готовыми в любой момент взорваться разрушительной бурей. После этого вопроса наступила тишина, которая была тяжелее любого грохота — тишина перед бурей. И оба знали, что буря неизбежна.

Виктор Крид хмыкнул, звук был глубоким и резким, как треск разряжающейся молнии. Его равнодушие было не просто маской, а выражением глубочайшего безразличия к страданиям и гибели целых миров. Это было безразличие бога, видящего вселенную как песчинку на бескрайнем пляже вечности.

— О каком из тысячи уничтоженных миров ты именно говоришь? — произнес он с легкой усмешкой, словно говоря о незначительной мелочи, не заслуживающей внимания.

Его движения были медленными, мерными, точно выверенными, словно каждое действие было запланировано заранее и продумано до мелочей. Он достал из кармана шинели папиросу, тонкую и изящную, с изящным мундштуком, из материала, похожего на паутину из сверкающих звёздных нитей. Пачка, из которой он её извлёк, привлекла внимание своим необычным знаком – затейливым символом, напоминающим печать небесной канцелярии. Это был знак, понятный только тем, кто посвящён в тайны бюрократии небесной канцелярии.

Чтобы зажечь папиросу, он не стал использовать зажигалку или же спички. Легким движением пальца он провёл по её кончику, и из него тут же вырвалась искра, сияющая и не похожая на обычный огонь. Искра мгновенно воспламенила папиросу, окутав её тонким дымом, пропитанным необычным, сладковатым ароматом, напоминающим запах далёких звёзд и туманностей. Всё это было наполнено не просто превосходством, а демонстрацией абсолютной власти над стихией, над самой тканью реальности.

— Так зачем ты стабилизировал ту вселенную? Она должна была умереть, — сухо произнёс Крид, выдыхая тонкую струйку дыма от своей папиросы. Его тон был спокоен, почти безэмоционален, но в нем слышно было скрытое раздражение. Он не кричал, не угрожал, но в каждом слове слышно было не просто неодобрение, а глубокое разочарование, смешанное с отвращением к действиям Дарк Нэта. Слово «должна была умереть» прозвучало как констатация факта, не позволяющая никаких отговорок и оправданий.

Дарк Нэт сжал кулаки. Его лицо было бледным, но в глазах горел огонь гневной уверенности.

— Не тебе решать судьбы вселенского масштаба! — прошипел он. Его голос был тихим, но в нём чувствовалась такая сила, что казалось, будто от которой дрожат сами костяные своды Серверной Душ.

Крид лишь слегка усмехнулся, и его улыбка была полна иронии и скрытого удовольствия.

— А почему нет, если уже и так этим занят? — медленно произнес он.

Если Дарк Нэт уже вмешивается в ход истории, то почему бы и ему не поступить так же? Это был вызов, но вызов совершенно иного рода, что заставлял задуматься о сути свободы и хоть каком-то праве на вмешательство в жизнь целых вселенных.

Тусклый свет мерцал на полированных костях мегалодонов, освещая лицо Дарка Нэта, сжатое от ярости и бессилия. Его слова, пропитанные ядом и усталостью веков, звучали в тишине Серверной Душ, как скрип ржавых небесных врат:

— Арбитр будет недоволен, — скрипя зубами, процедил Дарк Нэт. Его голос был сдавлен, словно из него выжимали каждое слово с невероятным усилием.

Виктор, окутанный дымом магической папиросы, усмехнулся, его голубые глаза похожи на ледяные звезды в глубинах космического океана. Он выпустил кольцо дыма, и оно расплылось, словно туман над кладбищем забытых богов. Его голос, прокуренный и холодный, словно шепот из преисподней, разорвал тишину:

— А кому до твоих пернатых архангелов? Думаешь, он пошлет легион с небес из-за какой-то захудалой вселенной? Вселенной, где даже о Небесной Канцелярии не слышали?

Сигарета, тлеющая между его пальцев, казалась символом безразличия и беспощадной власти буквально тающей в руках. Он сделал еще одну затяжку, погружаясь в туман своего холодного превосходства, словно в болото забытых грехов и несметного могущества. А в тишине оставалось только этот туман и горький привкус неизбежного наказания, висящий в воздухе тяжелее всех костей древних морских чудовищ.

— Колоссы и выше тебя падали ниц перед Арбитром. Я не оставлю твои злодеяния без ответа.Крид внимательно слушал, не прерывая его, и только лёгкая улыбка играла в уголках его губ. Когда Дарк Нэт закончил, он медленно выпустил очередное кольцо дыма, которое расплылось в воздухе, словно туманность в бескрайних космических просторах.

— И всё-таки ничему ты не учишься, Черныш. Или уже забыл свою старую работу писаря творца и как ты её потерял вместе с работодателем? — он вновь усмехнулся, делая новую затяжку.

Крид лишь покачал головой, движение было медленным и изящным, словно он отряхивал с себя пыль веков. Но это не было просто жестом недовольства, а целым спектаклем, изысканно поставленной сценой, где каждое движение было наполнено смыслом. Его взгляд, холодный и проницательный, на мгновение остановился на Дарк Нэте, словно прощаясь и в то же время помечая его как незначительное отклонение от плана.

Затем, ещё раз поправив свою сияющую силой шинель, он сделал шаг к бирюзовому порталу. Каждый его шаг сопровождался едва уловимым мерцанием ткани одежды, и казалось, что само пространство изгибается под его ногами.

В мгновение ока он уже стоял на пороге портала, на границе между знакомым и неизвестным. В последний раз перед тем, как исчезнуть, он обернулся к Дарк Нэту. В этот миг он был не холодным и безразличным наблюдателем, а человеком, испытывающим легкое раздражение, которое не было похоже на то, что испытывал бы обычный человек.

Это было раздражение бога, чья работа была прервана в самый неподходящий момент. Не грозное негодование, а усталое фырканье, словно у кота, который устал от бесконечных просьб и жалоб — так он выражал свою крайнюю степень недовольства.

И только после этого он исчез в бирюзовом вихре портала, оставив Дарк Нэта наедине с его проблемами и тяжким ожиданием будущего наказания от Арбитра за уничтоженный мир и вселенную, поставленную на грань уничтожения.

Возвращение к работе не принесло Дарк Нэту облегчения. Серверная Душ, прежде казавшаяся храмом безмятежности, теперь давила своей бесконечностью, словно громада костей древних богов, надломленных временем и грехами вселенных. Свет миллиардов душ, заключённых в костяных монолитах, казался ему не божественным сиянием, а холодным, безмолвным осуждением.

Нэт начал составлять отчёт для Арбитра, его пальцы летали над мерцающими панелями управления, словно призраки, выписывающие приговоры в книге судеб. Но это не было просто составлением документа, а полноценным созиданием новой реальности, где правда была искажена, где одна конкретная ложь приобретала форму непреложного факта и самой истины. Он фабриковал улики, словно бог смерти и отмщения, лепящий из тумана и теней обвинения, он искажал правду, и ложь становилась более правдоподобной, чем самая незыблемая истина.

Дарк Нэт находил союзников для своего проекта по «падению» Крида — призрачные фигуры, обитатели забытых вселенных, с их тайнами и непростительными грехами. Они становились его инструментами, его марионетками, танцующими под дудку его мрачной мелодии обмана и лжи. И вскоре он был готов. Готов предстать перед Арбитром, готов раскрыть карты, готов показать ему свое извращённое видение правды, где он, Дарк Нэт, был не преступником, а спасителем, а Виктор Крид — павшим богом, достойным наказания. Тень его намерения простиралась по всей Серверной Душ, словно надгробная плита над мертвым миром, готовая разрушить гармонию и погрузить вселенную в новый, ещё более мрачный хаос.

Секунда слабости, а следом и миг сомнения пронзили Дарк Нэта острее любого клинка. Это была не просто слабость, а трещина в его несокрушимой броне, прорыв в его цитадели из холодного расчёта и железной воли. Но этот прорыв был залит сразу же волной ледяной мести, затопившей все остальные чувства и мысли. Всё остальное померкло, растворилось в этой поглощающей темноте, оставив только одно неумолимое желание — мести.

Месть, которая должна быть совершенна, месть, которая должна быть жестока и неотвратима, месть, которая должна стать легендой падения одного из древних колоссов. И она будет вписана в книгу судеб рукой Нэта. Оставалось только одно – написать Михаилу. Написать и стребовать с него старый долг, долг, забытый многими, но не забытый им. Это был долг, закреплённый не просто словами, а кровью, долг, закреплённый в самой ткани пространства-времени.

В его мыслях прозвучало имя Михаила, как приговор. Он ощущал в своих жилах не кровь, а лёгкий мерцающий туман, предвестник космических бурь. Архангел не посмеет отказать ему. Не посмеет, потому что он знал цену того, что Дарк Нэт ему подарил. Это была цена, выплаченная не золотом и драгоценными камнями, а частью самой души, частью самого его существования. И эта цена была достаточно высока, чтобы Архангел не стал пренебрегать своим старым долгом. Тьма, окутавшая Дарк Нэта, становилась всё гуще, и в ней уже проступали контуры будущей расправы, будущего триумфа мести, будущего потопа крови и хаоса, в котором утонет так ненавистный для него Крид.

Где-то неизвестно где и когда.

Виктор Крид шёл за мальчишкой, его фигура, словно высеченная из мрака надвигающейся ночи, казалась несокрушимым монументом грядущего уничтожения. Мальчик бежал впереди, его лёгкие шаги едва шевелили пыль на выжженной земле, а Крид следовал за ним с той же незыблемой грацией хищника, для которого сама земля – лишь поле боя. В его глазах, глубоких и холодных, как бездонные колодцы, отражалось не заходящее солнце, а безжалостный блеск грядущей бойни.

Они направлялись к стойбищу крымских татар, расположенному у подножия гор, рядом с грозными стенами Феодоро. Две культуры, две цивилизации стояли на грани столкновения, каждая со своими богами, законами и традициями. Но для Крида не существовало границ – он видел лишь океан человеческих жизней, подлежащих захвату, порабощению и последующему уничтожению. Его план уже был готов: холодный, тотальный, лишенный всякой жалости.

Его разум, подобный ледяному урагану, проносился над картой будущих завоеваний, каждое племя, каждое стойбище, каждый народ были уже приговорены. Он видел это всё с пугающей чёткостью: разрушенные города, истерзанные тела, море крови, заливающее землю, безмолвие смерти, которое накроет мир после его похода. Рим, вечный город, будет разрушен, его великолепие превратится в пепел, а его история завершится в крике умирающих. Это будет не просто завоевание, а истребление, тотальное уничтожение всего, что противостоит его бесконечной жажде власти. И в его сердце не было ни капли сожаления, ни малейшего признака человечности. Только холодный расчет и неумолимая жестокость завоевателя, пришедшего уничтожить миры.

Сумерки сгустились над степью, окутывая её густым бархатным покрывалом. Солнце, скрывшись за горизонтом, оставило после себя лишь багровые полосы на западе, предвещая наступление ночи, холодной и беспощадной, как сама судьба. Ветер, пронзительный и резкий, проносился над выжженной землей, шепча о грядущих переменах, о несчастьях, которые уже на пути.

Виктор Крид появился из этой тьмы, словно вынырнув из глубин преисподней. Его фигура, вытянутая и стройная, казалась не человеческой, а выкованной из самого мрака. Сливаясь с ночным небом, что делало его ещё более непостижимым, ещё более устрашающим. Он шел медленно, мерно, словно сам ход времени подчинялся его воле. За ним не было ни шума, ни движения, только тишина, густая и тяжёлая, словно предвестница надвигающейся бури.

Стойбище крымских татар, раскинувшееся в долине, предстало перед ним в своём хрупком великолепии. Юрты, освещённые мерцающим светом костров, казались крошечными островками тепла и жизни в безбрежном океане степи.

В воздухе витал аромат дыма, смешанный с запахом пряностей и земли, создавая атмосферу напряжённого ожидания. Но это ожидание было не просто тревогой перед грядущим днём, а глубоким чувством предопределённости, так и предчувствием неизбежного конца.

Крид, окруженный тенью и безмолвием, был не просто путешественником, забревшим в это место. Он был сам мрак, надвигающийся на хрупкие островки жизни, приносящий с собой не только ночь, но и конец всего сущего. Его присутствие сжимало воздух, как стальной капкан.

Ветер, пропитанный запахом полыни и выжженной солнцем травы, колыхал седые волосы старейшин. Они сидели полукругом у подножия громадного, векового дуба, ствол которого, изборожденный временем и молниями, казался самим воплощением истории их племени. Закатное солнце окрашивало небо в кроваво-багряные тона, предвещая нечто большее, чем обычный вечерний сумрак. В этой атмосфере напряженного ожидания, словно видение, материализовалось присутствие Крида.

Его фигура, высокая и подтянутая, резко выделялась на фоне заката. Светлые, почти белые волосы казались сияющими в лучах заходящего солнца, а светлая кожа резко контрастировала с темной, грубой одеждой. Лицо, хотя и загорелое от солнца, не выражало ни эмоций, ни намека на человеческие слабости. Оно было сосредоточено, готово к действию. Но глаза… вот что заставляло старейшин замереть.

Голубые, пронзительно-голубые, словно пламя, обжигающее холодом, они не просто смотрели, а пронзали насквозь, проникая в самые тайные уголки их душ. Холодные, спокойные, они напоминали око бури – бескрайняя безмятежность перед разрушительным штормом. В них не было ни злости, ни жалости, только холодная, бесстрастная оценка полезности того или иного «ресурса». Оценка, от которой не спрятаться.

Воздух, сгустившийся от напряжения и предчувствия, словно застыл в ожидании. Старейшины, замерев под пристальным взглядом Крида, казались стаей испуганных птиц, жавшихся друг к другу. Только самый пожилой из них, старейшина, медленно поднялся. Его лицо было испещрено глубокими морщинами, которые казались картой прожитых лет, а глаза хранили в себе всю мудрость и историю крымскотатарского народа.

Его движения были медленными, осторожными, но в них не было и тени страха. Седые волосы, спускавшиеся на плечи, казались серебряной гривой льва, готового вступить в схватку за своё стадо. Он медленно, с трудом, но с непоколебимой твёрдостью направился вперёд, каждый шаг отмеряя веками накопленной мудрости и жизненного опыта. Походка его была неуверенной, он опирался на посох, вырезанный из ветви древнего дуба, но взгляд оставался твёрдым, спокойным и сосредоточенным.

Он направлялся к Криду — загадочному существу, которое словно живое воплощение непогоды источало холод и мощь. Хотя годы изрядно поизносили его тело, дух оставался непоколебимым. Он шёл как представитель своего племени, как хранитель его истории и традиций, готовый встретить неизбежное лицом к лицу.

С каждым шагом напряжение вокруг нарастало, словно в ожидании столкновения двух миров, двух несопоставимых сил. Каждый шелест его одежды, каждый стук посоха о землю звучали как отсчет времени, отмеряя мгновения, оставшиеся до решающей битвы.

Старейшина, остановившись на расстоянии вытянутой руки от Крида, сплюнул на землю – жест презрения, вызова, но и одновременно признания неизбежного.

— Чужак… — прорычал он, его голос, хотя и слабый от возраста, пронзил воздух с нескрываемой неприязнью.

Крид, спокойно увернулся от плювка, словно от лёгкого порыва ветра. Его голубые глаза, холодные и бесстрастные, не выражали ни удивления, ни раздражения. Он лишь легко покачал головой, как бы отмечая бесполезность этого жеста.

— Хозяин! Зови меня так… — произнёс он спокойно, его голос был глубок и спокоен, как глубины бездны. В нём не было ни угрозы, ни просьбы, только констатация факта.

Этот ответ, его спокойствие и невозмутимость перед лицом прямого вызова поразили старейшину. В его глазах промелькнуло что-то похожее на страх, смешанный с уважением, а возможно, даже с каким-то непонятным почтением. Он быстро перекрестился, на мгновение забыв о Милостивом творце и пророке, ибо его руки дрожали.

— О милосердный Аллах, да простит его Тенгри! — прошептал он, и его голос задрожал, словно он был на грани. В этом возгласе не было просьбы о милосердии для Крида. Это была мольба о спасении, обращенная ко всем высшим силам, что он знал, а также мольба о защите от надвигающейся бури.

Затем, молниеносным движением руки, он подал сигнал лучшим воинам своего племени, дабы они отправили чужака к предкам вне очереди. Воздух словно сгустился, наполняясь ожиданием скорой и яростной схватки, которая должна была развернуться прямо на этой поляне, озаряемой последними лучами заката.

Крид, словно призрак, материализовался среди лучших воинов племени, их блестящее оружие еще не успело выхватить из ножен. Первый удар был молниеносен – Крид двинулся с такой скоростью, что глаз едва успевал следить за его движениями. Его рука, быстрая и точная, словно удар ядовитой змеи, с глухим треском ломает плечо первого воителя. Крик боли разорвал тишину, смешавшись с чавкающим звуком вырывающихся внутренностей.

Следующие минуты превратились в бешеный вихрь из крови, пота и ломающихся костей. Крид двигался как неудержимая сила природы, его руки работали с ужасающей эффективностью, измельчая плоть и кость. Каждый его удар приводил к новой сцене ужаса: вывернутые суставы, разбитые черепа, фонтаны крови, окрашивающие землю в багровый цвет.

Треск ломающегося дерева — это были кости воинов, их тела изгибались и ломались под давлением нечеловеческой силы Крида. Тихий рык зверя, который издавал он между ударами, добавлял ужаса к уже невыносимому зрелищу. Глаза воинов, полные ужаса и отчаяния, уже не видели окружающего мира, они видели лишь приближающуюся смерть. Кровь лилась рекой, смешиваясь с грязью, создавая жуткую, экспозицию. Когда пыль осела, на земле лежали избитые тела, превратившиеся в беспомощные груды искалеченного мяса, окруженные лужами густой, темной крови. Это была не победа, а резня, кровавое жертвоприношение на алтаре беспощадной силы. Воздух стоял тяжелый, пропитанный запахом железа и смерти.

Тишина, тяжелая и липкая от запаха крови, опустилась на дуэльное поле. Тела поверженных воинов лежали неподвижно, окрасив землю в жуткий багрянец. Крид стоял на залитом кровью поле, его дыхание было ровным и спокойным, а лицо оставалось невозмутимым, словно он только что завершил повседневную работу. В его глазах не было ни радости, ни удовлетворения — только холодное осознание выполненного долга перед целью, которой он дал молчаливую клятву.

Но холодное удовлетворение было кратковременным. Даже уважение старейшин, их кивки и шепот о принципе «мы не сеем и не жнем» не смогли заглушить нарастающее чувство тревоги. Не было ни звука, ни предупреждения – только ослепительная вспышка света, рассекающая тяжелый воздух вечерних сумерек.

Три фигуры, ослепительно сияющие, словно осколки упавшей звезды, медленно снижались с небес. Их присутствие изменило саму сущность вечернего воздуха, заполнив его гулом неземной энергии. Свет, излучаемый ими, был не просто ярким – он пронизывал всё сущее, рассеивая тьму и освещая каждую каплю крови на поляне, каждый изломанный сустав, каждый застывший взгляд убитых воинов. Одежда небесных воинов казалась не тканью, а живым светом, меняющим свои оттенки от нежно-голубого до ослепительно-белого.

Их шлемы с плавно изгибающимися линиями скрывали лица, но излучаемое ими спокойствие чувствовалось на интуитивном уровне – это было спокойствие не безразличия, а неизбежного суда. В руках они держали оружие, уже виденное Кридом ранее. Это были не мечи или копья, а источники чистой энергии, излучающие яркий пульсирующий свет, который походил более на живое пламя, чем на рукотворное оружие.

Свет этого оружия пронзал тьму, подчеркивая жуткую красоту кровавой сцены, устроенной мясником. Тень Крида, отбрасываемая на землю тусклым светом заходящего солнца, казалась ужасающе маленькой и беззащитной по сравнению с величием существ, спускающихся с небес. Даже воздух словно сгустился, вибрируя от напряжения, предвещая не просто битву, а столкновение двух миров, двух несопоставимых по силе энергий. Звук их полета, напоминающий шепот ветра в кронах величественных деревьев, не успокаивал, а, скорее, добавлял ощущения надвигающегося неизбежного и ужасающего события.

Столкновение было не просто боем – это был катаклизм, сверкающий феерией света и тьмы. Свет ангелов, чистый и ослепительный, сталкивался с внутренней тьмой Крида, создавая невообразимые по своей красоте и ужасу эффекты. Небо словно завизжало, окрасившись в оттенки адского пламени: багровый, пурпурный и чёрный, с редкими ослепительными вспышками сияющего света. Земля содрогалась под натиском сталкивающихся сил.

Крид, словно бешеный зверь, бросился в бой. Его движения были быстрыми, резкими, непредсказуемыми, как удары вихря. Он не защищался, а нападал, и каждый его удар был наполнен яростью и нечеловеческой силой. Он рубил, колол, разрывал, его руки работали с ужасающей точностью и эффективностью. Ангелы, казавшиеся несокрушимыми мгновение назад, начинали сдавать перед его дьявольским натиском. Свет их оружия померк, уступая место темной, сгустившейся энергии, извергающейся из Крида.

Звуки сражения были ужасающими: треск ломающейся кости, шипение испаряющейся плоти, глухой удар сияющего оружия, встречающегося с бешенством Крида. Кровь смешивалась со светом, создавая нереальные, кошмарные картины.

Когда последний из трех ангелов распылился в сияющем пепле, оставив после себя лишь слепящую вспышку и волну ослепительно белого света, мир на мгновение замер. Затем, словно в замедленной съёмке, на землю опустилась тишина, и пыль устилала её, словно саван. На этой земле смешались пепел божественных созданий и кровь Крида, создавая жуткое сочетание света и тьмы. Крид упал на колени, не от усталости, а от величия этого мгновения.

Воздух загудел, словно струны гигантской арфы, вибрируя от неуловимой, невообразимой мощи. Это была благодать ангелов, божественная сущность, разлитая в воздухе, пронизывающая всё сущее. Это был не просто аромат, а самое сердце божественного бытия, которое Крид, победив их тела, легко поглощал. Он чувствовал, как эта мощь, эта священная энергия проникает в каждую пору его истерзанного тела, заживляя раны с невообразимой быстротой, укрепляя кости и мускулы, наполняя его бытие нечеловеческой силой.

Задумчиво хмыкнув, Крид, подобно богу, спустившемуся с небес на кровавое поле битвы, медленно подошёл к оставшимся в живых воинам. Его движения были не просто спокойными, они были излучением непоколебимой воли, нерушимой мощи, перед которой сама смерть преклоняла колено. Он остановился перед одним из них, воином, лежащим на земле, израненным до края, но еще цепляющимся за жизнь ничтожной искрой бытия. Лицо воителя было искажено невыносимой мукой, глаза затуманились, тело дрожало в агонии. Но Крид не видел в этом ничего, кроме пластилина для своих божественных рук.

Он наклонился, и его тело, излучающее тусклый мистический свет, словно остатки угасшей сверхновой, окутало воителя своей неземной аурой. Это был не просто свет, это было сияние преображения, предвестник нового рождения, символ божественного вмешательства. Его рука, ранее убивавшая и разрушавшая, теперь творила, создавая из пепла жизни новую реальность. Легким, но таким значительным движением он коснулся груди израненного воителя.

И в этот момент произошло чудо, неподвластное обычному пониманию. Свет, излучаемый телом Крида, встретился со слабой искрой жизни воителя, порождая взрыв божественной энергии, озаряющий землю неземной красотой. Воздух заискрился, взорвавшись феерией цветов, от глубокого космического черного до ослепительно белого, заливая всё вокруг божественным сиянием. Тело воителя претерпевало метаморфозу, преображаясь на глазах, словно из глины божественных рук возникало нечто невообразимо прекрасное и могущественное.

Рваные раны заживали мгновенно, как по волшебству. Его кожа приобрела необычный перламутровый оттенок, мышцы наполнились божественной силой, а глаза засияли чистым неземным светом.

Из обычного воина, который был на волоске от смерти, появилось новое существо — «падший» ангел, окружённый сияющим бирюзовым нимбом. Его неземная красота и невообразимая мощь принадлежали только Криду, и отныне его жизнь и сущность были полностью в его власти.

Это было не просто преображение, а настоящее сотворение мира, божественное творчество, воплощённое в реальность Кридом, новым властелином жизни и смерти.

Крид не стал просто победителем в смертельной схватке – он стал живым символом синтеза противоположностей, воплощением непостижимой силы, созданной из смертельной борьбы света и тьмы. Он стоял на границе между мирами, словно соединяя небо и землю, божественное и земное. На фоне сияющего пепла ангелов он напоминал воплощение всемогущества. Воздух вокруг него гудел, предвещая начало нового мирового порядка.

— Милосердный Тенгри! — воскликнул первый старик и мгновенно упал к ногам Крида, за спиной которого уже стояли «новые» ангелы. Вслед за ним пали ниц и другие старейшины, так и он заполучил первое стойбище степняков, что «уверовали» в его мощь.

Бескрайняя степь, словно разлитое под небом море выжженной травы, простиралась до самого горизонта. Воздух, раскалённый полуденным солнцем, дрожал над выгоревшими склонами холмов, и лишь редкие корявые кусты да низкорослые травы нарушали монотонность пейзажа. Вдали, на линии горизонта, где небо сливалось с землей, расплывчатые очертания гор казались призрачными, маревающими в жарком воздухе. По этой безграничной плоскости, словно живая река, медленно, но неумолимо двигалось войско.

Впереди всех шёл Крид, его высокая и стройная фигура выделялась на фоне закалённого солнцем пейзажа. Его одежда, простая, но идеально чистая, подчёркивала мускулистое тело, закалённое годами неустанных тренировок и бесчисленных битв. Светлые, почти белые волосы развевались на лёгком ветру, а голубые глаза, холодные и сосредоточенные, не просто смотрели вперёд, а словно видели сквозь пространство и время. Он двигался не как военачальник, а как неотвратимая сила природы, как буря, которая несёт с собой как разрушение, так и грядущее обновление.

За ним следовали воины из подчинённых ему племён, которые некогда были заклятыми врагами. Теперь же они были объединены жестокой, но эффективной волей своего лидера. Это была разношёрстная толпа воинов, одетых в одежду своих племён. Они двигались в строгом порядке, и их лица выражали не только покорность, но и скрытое уважение, смешанное с тревогой и надеждой.

Это было войско, созданное из пепла старой эры, объединённое волей Крида в единую могучую силу.

А за ними, словно живое воплощение надежды, шли его «ангелы». Эти существа, рождённые из пепла божественных вестников, излучали мягкое, но могущественное сияние, освещая путь к новой эре. Их фигуры неземной красоты казались призрачными, нереальными, но их присутствие было ощутимым, оно наполняло войско силой и надеждой. Их свет был не просто освещением пути, а символом преображения, предвестником нового мира, рождённого из пепла старого. Степь гудела от их движения, предвещая надвигающуюся бурю.

Их марш был не просто движением войска, а шествием неизбежности. Это было шествие бури, которая сметёт всё на своём пути, не оставляя ни следа прошлого. Их цель — ставка хана, сердце Крыма, место, где решалась судьба целых народов всея Понта. Вызов хану был брошен, и бой за власть над Крымом превратился не просто в схватку двух воинов, а в столкновение двух миров, двух идеологий, двух путей.

Ставка хана представляла собой укреплённый лагерь, окружённый земляными валами и заграждениями из остроконечных кольев. Над ним развевались знамёна, вышитые древними символами – словно последние отголоски уходящей эры. Но даже мощные укрепления не смогли остановить неумолимую волну Крида и его армии. Битва разразилась с яростью стихийного бедствия.

Крид, подобно урагану, пронёсся сквозь ряды защитников; его движения были быстрыми и точными, словно удар молнии. Его рука, усиленная поглощённой божественной энергией, излучала слабое, но ощутимое сияние. Каждый его удар был смертелен, каждый взгляд – приговором. Его «ангелы», сияющие призрачные фигуры, двигались среди воинов хана, словно призраки смерти; их оружие, излучающее бледный свет, отливающий тьмой на кончиках лезвия, пронзало броню и плоть, оставляя после себя лишь безжизненные тела.

Хан, опытный стратег и храбрый воин, отчаянно сражался; его меч сверкал в солнечных лучах, отражая последние искры надежды. Его воины, закаленные в тысячах битв, отчаянно защищали свою землю, свою веру, своего хана. Но сила была не на их стороне. Сила Крида, дополненная божественной энергией, оказалась слишком могущественной.

Звуки битвы смешались в ужасающую симфонию смерти: треск ломающегося дерева, каменных стен, стоны раненых, глухой удар оружия, сверкание сияющих клинков «ангелов» и глухое чавканье крови под ногами. Когда пыль осела, на земле лежали тела погибших. Крид же, не пролив ни капли пота, стоял на земле, которая была отныне его.

Это была не просто победа в бою, а завершение целой эпохи, которая уступала место новой, неотвратимой реальности. Голубые глаза Крида наблюдали за этим триумфом с холодной, бесстрастной оценкой совершённого.

Тишина легла на поле битвы, тяжёлая, пропитанная запахом крови и пороха. Лишь карканье воронов, кружащихся над телами погибших, нарушало мёртвое безмолвие. Крид, стоя на кургане, возвышающемся над полем сражения, смотрел на свою победу. В его глазах не было ликования, только холодная, бесстрастная оценка. Светлые волосы колыхались на лёгком ветру, а голубые глаза, полные нечеловеческой мощи, стремительно обозревали новую империю, которой теперь определённо быть.

Он не стремился к власти в Крыму ради неё самой. Трон, украшенный древними символами, был для него лишь ступенькой к чему-то большему. Это не было результатом жажды чего-то или стремления к кровопролитию — это было неизбежным следствием его военной мысли. Для него мир был не просто пространством, а лишь материалом, который нужно было переработать под свой образ мысли.

Объявление войны всему миру не было внезапным решением, оно было логическим продолжением его триумфальной победы. Это было не просто военное заявление, а окончательный приговор старому миру. Его «ангелы», окружающие его, излучали не просто свет, а олицетворяли неизбежность новой эпохи. Они были не просто воинами, а воплощением его воли, силы и преобразующего воздействия на мир.

Его голубые глаза, холодные и бесстрастные, смотрели в будущее не с надеждой или страхом, а с уверенностью в своем предназначении. Он видел в будущем не хаос, а порядок, созданный в огне сражений и подчиненный его безупречной воле. Он представлял бескрайние степи, покоренные его армией, новые города, построенные по его законам, мир, преображенный под его властью и объединенный в его великую, бесконечную орду.

Это было не просто завоевание, а созидание нового мира, мира, где не будет ничего, кроме его воли. И Крид, новый хан, новый бог, был готов вести свою армию к новым завоеваниям, к новой эре безграничной мощи, где нет места старому порядку, где существует только его бесконечная орда.