Бренда Леонидис сидела на тахте все в той же позе. Она внимательно взглянула на меня:
— А где инспектор Тавернер? Он тоже придет?
— Не сейчас.
— А вы кто?
Наконец-то мне задали вопрос, который я ждал все утро.
Я ответил по возможности правдиво:
— Я имею некоторое отношение к полиции, и, кроме того, я друг семьи.
— Семья! Скоты они все! Я их ненавижу.
Бренда казалась одновременно сердитой и испуганной, губы ее дрожали.
— Они всегда относились ко мне по-скотски… Всегда! С самого начала. Почему мне нельзя было выйти за их обожаемого папочку? Какое им дело?! У каждого из них куча денег. И это он обеспечил своих детей — ни у кого из них не хватило бы мозгов самому заработать себе на жизнь! — Она помолчала и продолжила: — Почему человек не может жениться вторично… Даже если уже немолод? А Аристид вовсе не был старым, несмотря на годы. И я очень, очень любила его! — Бренда вызывающе посмотрела на меня.
— Понимаю, — сказал я. — Понимаю.
— Наверное, вы не верите мне — но это правда. Меня всегда тошнило от мужчин. Я хотела иметь дом… И хотела, чтобы кто-нибудь ухаживал за мной и говорил мне комплименты. Аристид часто говорил мне комплименты — и он легко мог рассмешить меня… И он был умным. Он был очень, очень умным. Я нисколько не рада его смерти. Мне страшно жаль.
Бренда откинулась к стене. Уголки ее широкого рта приподнялись в странной сонной улыбке.
— Я была счастлива здесь. Чувствовала себя в безопасности. Ходила по шикарным портным… И Аристид делал мне чудесные подарки, — Бренда вытянула вперед руку и полюбовалась рубиновым перстнем.
На какой-то миг рука женщины показалась мне мягкой кошачьей лапой, а голос словно превратился в сладкое мурлыканье. Она продолжала улыбаться сама себе.
— И что в этом плохого? Я была очень нежна с Аристидом и сделала его счастливым. — Бренда подалась вперед: — Знаете, как мы познакомились? — И продолжала, не дожидаясь ответа: — Это произошло в ресторане «Веселый Шэмрок». Аристид заказал омлет с тостами. Я плакала, когда принесла ему заказ. «Присядь-ка, — сказал он. — И расскажи мне, в чем дело». — «О, я не могу, — ответила я. — За разговоры с клиентами я получу нагоняй». — «Не получишь, — сказал он. — Я владелец этого ресторана». И только тогда я посмотрела на него внимательно. Такой странный маленький человечек, но в нем ощущалась какая-то сила… Наверное, вы уже слышали эту историю от них… Будто бы я была скверной женщиной — но это неправда. Родители дали мне хорошее воспитание. Мы держали прекрасную мастерскую по вязанию кружев… Я не имела ничего общего с теми девушками, которые гуляют сразу с несколькими парнями и быстро теряют свою гордость. Но Терри казался мне не похожим на других. Он был ирландцем и собирался уходить в плавание… Потом он ни разу даже не написал мне… Наверное, я поступила страшно глупо. Но так уж получилось, понимаете. Я забеременела — как какая-нибудь дурочка-служанка, — в ее голосе послышалось презрение великосветской дамы. — Аристид был великолепен. Сказал, что все образуется, мол, он одинок и может жениться на мне сию же минуту. Это было похоже на сон… И потом выяснилось, что он и есть тот самый великий мистер Леонидис, который владеет кучей магазинов, ресторанов и ночных клубов. Это похоже на сказку, не правда ли?
— На сказку определенного рода, — сухо согласился я.
Взгляд Бренды медленно возвращался из какого-то далекого далека.
— Никакого ребенка у меня не было. Я ошиблась.
Она лениво улыбнулась.
— Поклялась себе, что буду Аристиду по-настоящему хорошей женой. И я ею была. Я заказывала для него блюда, которые он любил, и носила цвета, которые ему нравились, и делала все для его удовольствия. И он был счастлив со мной. Но мы никогда не чувствовали себя свободными от его семейства. Они вечно болтались где-нибудь поблизости, паразитировали на Аристиде и запускали руку в его карман. Эта старая мисс де Хэвилэнд должна была бы уехать отсюда, когда Аристид женился. Я так и сказала мужу. Но он ответил: «Она жила здесь так долго! Теперь это и ее дом». Ему нравилось жить с ними под одной крышей и держать всех их в подчинении. Они относились ко мне по-скотски, но Аристид как будто не замечал этого. Роджер меня ненавидит — вы видели Роджера. Он всегда ненавидел меня. Он страшно ревнив. А Филип настолько чванлив, что никогда не разговаривает со мной. И вот теперь они пытаются представить дело так, словно я убила Аристида. А я не убивала! Не убивала! — Бренда резко подалась вперед: — Поверьте, прошу вас.
Я нашел молодую вдову достойной всяческой жалости. Презрение, с каким Леонидисы отзывались о ней, и их неприкрытое желание убедиться в ее виновности сейчас показались мне просто бесчеловечными.
— Если не меня — в крайнем случае, они подозревают Лоуренса, — продолжала Бренда.
— А что Лоуренс? — поинтересовался я.
— Лоуренс — бедняжка. Он очень болезненный… И не мог пойти на войну, но это не из-за трусости. Просто он страшно нервный. Я всегда старалась развеселить и утешить его. Он вынужден был заниматься с этими ужасными детьми. Юстас вечно насмехается над ним, а Джозефина… Впрочем, вы сами видели Джозефину и понимаете, что это такое.
Я сказал, что еще не видел Джозефину.
— Иногда мне кажется — у девочки не все дома. У нее какие-то подлые ухватки, и она несколько странная… Иногда я просто боюсь ее.
Джозефина меня не интересовала. Я вернулся к Лоуренсу Брауну.
— Вообще кто он такой? — спросил я. — Откуда взялся?
Я сформулировал вопрос неуклюже. Бренда вспыхнула.
— Он обыкновенный человек. Как я… Что мы можем поделать против всех них?
— Вам не кажется, что вы несколько преувеличиваете грозящую вам опасность?
— Нет. Они хотят, чтобы преступником оказался Лоуренс… или я. И этот полицейский на их стороне. Что я могу поделать против них?
— Не стоит так накачивать себя, — сказал я.
— Почему убийцей не может оказаться один из них? Или кто-то совершенно посторонний? Или один из слуг?
— Ни у кого нет никаких мотивов.
— О, мотив! А какой мотив может быть у меня? Или у Лоуренса?
Чувствуя себя довольно неловко, я промямлил:
— Они могут предполагать, что вы и… Э-э… Лоуренс любите друг друга… И хотите пожениться…
Бренда резко выпрямилась.
— С их стороны очень дурно так думать! Это неправда. У нас с Лоуренсом никогда не было даже разговоров на подобную тему. Я просто жалела его и всячески старалась утешить. Мы с ним друзья — и не более того. Вы ведь верите мне, правда?
Я ей верил. Я верил, что Бренда и Лоуренс являются, как она выразилась, друзьями — и не более того. Но я также был твердо убежден, что миссис Леонидис любит молодого учителя, может быть и сама не подозревая об этом.
И с этой мыслью я отправился вниз разыскивать Софию.
Я уже собирался заглянуть в гостиную, когда София высунулась из двери в конце коридора.
— Привет, — сказала она. — Я помогаю Нэнни готовить ленч.
Я хотел было присоединиться к ней, но девушка вышла в коридор, прикрыла за собой дверь кухни и, взяв меня за руку, провела в пустую гостиную.
— Ну? — спросила она. — Ты видел Бренду? Как она тебе показалась?
— Честно говоря, мне ее жаль.
София выглядела довольной.
— Понятно. Значит, она успела тебя обработать.
— Дело в том, — слегка раздражаясь, начал я, — что я могу посмотреть на сложившуюся ситуацию ее глазами. А ты не можешь.
— В каком смысле ее глазами?
— Скажи по-честному, София, кто-нибудь из вашей семьи когда-нибудь был добр по отношению к ней — или хотя бы вежлив?
— Нет, мы не были добры к ней. С чего бы вдруг?
— Просто из соображений христианского милосердия, если уж не из-за чего другого.
— Какую высокую ноту ты берешь, Чарлз. Похоже, Бренда постаралась на славу.
— Послушай, София, у меня такое впечатление… Я не понимаю, что с тобой происходит.
— Я просто не привыкла притворяться, вот и все. Говоришь, ты посмотрел на ситуацию глазами Бренды? А теперь посмотри моими. Я не люблю тот тип молодых женщин, которые влипают в неприятные истории и под этой маркой выходят замуж за богатых стариков. У меня есть полное право не любить этот тип молодых женщин, и я не вижу необходимости скрывать свою неприязнь к ним. И если бы все факты этой истории были сухо запротоколированы на бумаге, тебе бы тоже совсем не понравилась подобная молодая женщина.
— Она что, придумала все это? — спросил я.
— О ребенке-то? Не знаю. Но я лично считаю — да.
— И тебя возмущает, что твой дедушка купился на эту басню?
— О, дедушка вовсе не купился. — София рассмеялась. — Дедушка никогда ни на что не покупался. Он хотел заполучить себе Бренду. Он отдавал себе полный отчет в своих действиях — и все вышло в соответствии с его планом. С точки зрения дедушки этот брак был чрезвычайно удачен — как и все остальные его деловые операции.
— А приобретение Лоуренса Брауна в качестве учителя тоже можно считать одной из наиболее успешных операций твоего деда? — иронически осведомился я.
София нахмурилась.
— Знаешь ли, вполне возможно, что да. Дедушка хотел видеть Бренду счастливой и довольной. Может быть, он решил: нарядов и драгоценностей недостаточно для ее счастья. И решил удовлетворить мечту Бренды о некоем романтическом увлечении. Он прикинул, что молодой человек типа Лоуренса Брауна — по-настоящему домашний и спокойный, если ты понимаешь, о чем я говорю, — вполне подойдет для этой цели. Возвышенная платоническая дружба с оттенком печали, которая, безусловно, отвлечет Бренду от возможных поисков любви где-нибудь на стороне. Возможно, дедушка руководствовался в своих действиях именно такими соображениями. Он был старый хитрый черт, знаешь ли.
— Да, похоже на то.
— Конечно, он не мог предвидеть, что все это кончится его насильственной смертью… И именно поэтому… — Голос Софии зазвучал с неожиданной страстью: — Именно поэтому я не верю, что это на самом деле сделала Бренда. Ведь если бы она или Лоуренс собирались убить дедушку, он обязательно знал бы об этом. Наверное, тебе это кажется странным рассуждением…
— Должен признаться, да.
— Но ты просто не знал дедушку. Он не стал бы потворствовать собственным убийцам… Ну вот опять! Опять глухая стена…
— Бренда напугана, София, — сказал я. — Страшно напугана.
— Инспектор Тавернер со своим славным коллегой? Должна признать: выглядят они устрашающе. Лоуренс, полагаю, бьется в истерике?
— Почти. Он был жалок. Не понимаю, что Бренда могла в нем найти.
— Не понимаешь, Чарлз? На самом деле Лоуренс весьма привлекательный мужчина.
— Этот слабак?! — искренне удивился я.
— Почему-то мужчины всегда считают, что представительницы прекрасного пола непременно отдают предпочтение угрюмым грубым существам типа неандертальца. У Лоуренса безусловно есть достоинства… Но не думаю, что ты сможешь оценить их. — София внимательно взглянула на меня: — Да, Бренда глубоко запустила в тебя свои когти.
— Не говори глупостей. Она даже не симпатична… И она вовсе не…
— Не пыталась обольстить тебя? Конечно, нет. Она просто разжалобила тебя. Она не особенно красива и вовсе не умна — но у нее есть одно выдающееся качество: она умеет приносить неприятности. Она уже встала между тобой и мной.
— София! — ошеломленно воскликнул я.
София направилась к двери.
— Забудь этот разговор, Чарлз. А сейчас я должна заняться ленчем.
— Я помогу тебе.
— Нет, останься здесь. Присутствие джентльмена на кухне страшно смутит Нэнни.
— София! — окликнул я девушку, когда она уже выходила.
— Да?
— А почему вы не держите в доме прислугу? Какое-нибудь существо в передничке и накрахмаленном чепчике?
— У дедушки был повар, две горничные и лакей. Ему нравилось иметь слуг. Он щедро платил им, и они были искренне преданы ему. У Клеменси и Роджера есть приходящая работница для уборки комнат. Они не любят держать прислугу — верней, Клеменси не любит. Если бы Роджер не перекусывал в Сити, он бы умер от истощения. Клеменси считает, что еда — это салат-латук, томаты и тертая морковка. Мы иногда нанимаем горничных, но когда мама закатывает очередную истерику, они нас покидают. Тогда какое-то время нас обслуживают приходящие работницы. Сейчас у нас именно такой период. Нэнни живет с нами постоянно и прекрасно справляется со всеми трудностями. Вот и все.
София вышла. Я устроился в одном из огромных парчовых кресел и погрузился в размышления.
Совсем недавно наверху я смотрел на ситуацию глазами Бренды. Здесь только что я смотрел на ситуацию глазами Софии. И я прекрасно понимал точку зрения Софии, которую можно было бы назвать точкой зрения семейства Леонидисов. Их возмущало присутствие в семейном гнезде чужака, пробравшегося сюда, как они полагали, бесчестным путем. И по-своему они были правы. Как сказала София, будучи изложенной на бумаге, история Бренды не показалась бы красивой…
Но все-таки по-человечески я мог понять Бренду — а они не могли. Они всегда были богаты, всегда имели положение в обществе и не представляли себе, какие искушения могут подстерегать обездоленного человека. Миссис Леонидис мечтала о богатстве, роскошных туалетах, драгоценностях и безопасности — и о своем доме. И Бренда утверждала, что в обмен на все это она подарила своему старому мужу счастье. И я сочувствовал ей. Да-да, когда я разговаривал с ней, я определенно сочувствовал ей… А сейчас?
Две стороны вопроса…
Разные точки зрения… И где же истина?..
Накануне я почти не спал ночью и встал очень рано, чтобы сопровождать Тавернера в Суинли-Дин. Теперь же, в теплой, напоенной ароматом цветов гостиной Магды Леонидис, в глубоком мягком кресле я был не в состоянии шевельнуть ни рукой ни ногой… Глаза мои слипались…
Какие-то бессвязные мысли о Бренде, Софии и старике с портрета проплывали в голове и таяли в легком тумане…
Я уснул…