Кризис совести

Сказанное выше дает, как мне кажется, достаточное основание для написания этой книги. Может, однако, возникнуть вопрос, почему именно я пишу ее.

Одна из причин этого — мой опыт и перспектива зрения. С рождения до шестидесятилетнего возраста моя жизнь связана со Свидетелями Иеговы. И, хотя большое количество людей могло бы сказать то же самое, маловероятно, что многим из них довелось пройти через то, что выпало мне за эти годы.

Еще более веская причина заключается в том, что по воле обстоятельств мне пришлось познакомиться с информацией, к которой у большинства Свидетелей Иеговы не было доступа. Это знакомство редко происходило по моей воле: информация часто была неожиданной, даже тревожащей.

И последняя причина, исходящая из двух предыдущих, — в совести. Что делать, если видишь растущие свидетельства того, что людям причиняют глубокую боль без какого–либо реального основания? Каковы обязательства каждого из нас — перед Богом и людьми,— когда мы видим, что от людей скрывают информацию, которая может привести к самым серьезным последствиям? Эти вопросы не давали мне покоя.

Ниже я разъясняю эти причины.

Я предпочел бы опустить первую, ибо она неминуемо касается моего собственного «дела». Однако сложившаяся ситуация требует, чтобы я представил ее — вроде того, как обстоятельства заставили апостола Павла описать свой личный опыт для христиан в Коринфе и затем сказать им:

Я не пытаюсь сравнивать себя с апостолом Павлом, но думаю, что его и мои причины и побуждения, по крайней мере, параллельны.

Мои отец и мать (а также их родители — за исключением одного) были членами группы Свидетелей Иеговы (Свидетелями); моего отца крестили в 1913 году, когда Свидетели были известны просто как Исследователи Писания. Я не был активным Свидетелем до тех пор, пока мне не исполнилось 16 лет. Еще учась в школе, я проводил 20–30 часов в месяц, «свидетельствуя от двери к двери», раздавая на улице журналы и буклеты, расхаживая с плакатом «Религия — это капкан, Библия объяснит, почему. Служите Богу и Царю Христу».

В том же 1938 году я посетил ассамблею в Цинциннати (на другом берегу реки Огайо) и слушал речь судьи Джозефа Ф. Рутерфорда, Президента Общества Сторожевая башня (Watch Tower Society), который по радиотелефонной связи выступал из Лондона. В начале своей знаменательной речи, изданной потом брошюрой под названием «Предстанем перед фактами», Рутерфорд сказал следующее:

Я посчитал этот принцип достойным того, чтобы следовать ему в жизни. Я был готов прямить факты, содержащиеся в нем. Среди особо выделенных пунктов были такие:

Курсивом в этих цитатах выделены утверждения, которые особенно четко отпечатались тогда в моем сознании. Они вызвали во мне небывалую силу чувств, которую я никогда раньше не испытывал.

Другая программная речь Рутерфорда «Наполните Землю» развивала учение о том, что, начиная с 1935 года, послание Бога, до тех пор обращенное к тем, кто будет править с Христом на небесах, — к «малому стаду», теперь было обращено к людям на земле, «другим овцам», и что после приближающейся войны Армагеддона «другие овцы» размножатся и наполнят Землю праведным потомством. О них Рутерфорд сказал:

Указывая на то, что у троих сыновей Ноя дети начали рождаться лишь через два года после потопа, Президент Общества Сторожевая башня говорил о тех, кто питал земные надежды в современном мире:

Джозеф Рутерфорд говорил с большим пафосом и очень убедительно. Это были факты, прочные истины, на которых можно было строить самые серьезные жизненные планы. На меня произвело сильное впечатление огромное значение организации для спасения, и то, что дело свидетельствования должно преобладать или, по крайней мере, притупить такие личные интересы, как создание семьи и воспитание детей[13].

Меня крестили в июне 1939 года. В 1940 году, сразу после окончания школы, я целиком погрузился в работу свидетельствования Благой вести. Это был год испытаний для всего мира, в том числе и для Свидетелей Иеговы. Шла Вторая мировая война, в нескольких странах деятельность Свидетелей Иеговы была запрещена, и сотни членов этой организации находились в тюрьме. В Соединенных Штатах их детей исключали из школы за отказ отдавать честь флагу (потому что в организации эта традиция рассматривалась как поклонение изображениям). Позиция нейтралитета Свидетелей Иеговы по отношению к войне часто вызывала бурный протест со стороны тех, кто гордился своей преданностью и патриотизмом; Свидетели все чаще подвергались злобным нападкам толпы.

Тем летом моя семья поехала в город Детройт (штат Мичиган) на большую конвенцию Свидетелей. Там преобладал дух напряженного ожидания, ощущение осадного положения. Закрывая собрание, судья Рутерфорд сказал, что «возможно, это — наше последнее собрание перед великим испытанием». Я помню, как осенью 1940 года, убирая на зиму летнюю одежду, я думал, что, скорее всего, мне больше не придется вынимать ее снова — к тому времени либо уже настанет Армагеддон, либо мы все будем в концентрационных лагерях, подобно многим Свидетелям в нацистской Германии.

Выступления толпы достигли кульминации в начале 1940–х годов. В городе Коннерсвилл (штат Индиана) я присутствовал при суде над двумя женщинами — членами организации; их обвиняли в подрывной деятельности («бунтовском заговоре») только потому, что они изучали публикации «Сторожевой башни» на занятиях домашней группы. Судебное разбирательство продолжалось пять дней, и в последний вечер судьи признали этих женщин виновными. Когда адвокат (Свидетель по имени Виктор Шмидт) и его жена выходили из здания суда, они подверглись преследованию толпы; их заставили идти пешком под проливным дождем до самой окраины города. По пути от ужаса происходящего у жены Шмидта внезапно началась менструация. В моей машине находился представитель Свидетелей (Джек Рейнбоу), которому еще раньше кто–то из толпы пригрозил смертью, если он вернется в «их город». На окраине города, увидев Шмидта и его жену, преследуемых толпой, я почувствовал, что должен рискнуть и попробовать посадить их в машину, — и мне это удалось. Другой Свидетель уже пробовал помочь им, но за свои усилия поплатился разбитым стеклом. Когда мы посадили их в машину, у жены Шмидта началась истерика, лицо ее мужа покрывали синяки и кровь от глубоких порезов в тех местах, где его, очевидно, ударили кастетом[14].

Непосредственная встреча с подобной грубой и жестокой нетерпимостью произвела большое впечатление на мое сознание. Я только сильнее убедился в правильности своего кути вместе с теми, кто, без сомнения, являлся истинными слугами Божьими.

Позднее, следуя тактике, рекомендованной советником Общества Сторожевая башня Хейденом Ковингтоном, большая группа, состоящая из 75 Свидетелей из Цинциннати (штат Огайо), в которой находились мои родители, две сестры и я, отправилась в Коннерсвилль, чтобы свидетельствовать там «блицкригом». Всех нас, мужчин, женщин и детей, за исключением одного, арестовали, поместили в разные тюрьмы и держали там в течение недели, пока нам не удалось освободиться под залог. Мне не было еще и двадцати лет, и я впервые испытал чувство, появляющееся, когда захлопывается тяжелая металлическая дверь, задвигаются засовы и понимаешь, что теперь ты лишен свободы идти, куда хочешь.

Через несколько месяцев я оказался в Индианаполисе (штат Индиана) на большом судебном процессе по поводу событий в Коннерсвилле. Туда же приехал из Бруклина в качестве эксперта от имени Общества мой дядя, Фред Франц, который работал в штаб–квартире Свидетелей с 1920 года и был близко знаком с судьей Рутерфордом. Местное собрание Свидетелей попросило его выступить у них в один из вечеров. В своей речи он заговорил о том. что многие считают, что работа Свидетелей приближается к завершению, что она почти закончена. Я был, мягко говоря, поражен, услышав, что мой дядя утверждает как раз противоположное; он говорил, что в Бруклине и не думают о закрытии организации, что «любой, желающий получать журнал «Сторожевая башня», не должен ограничиваться подпиской на шесть месяцев, а может подписаться на год или, по желанию, на два»!

Его выступление настолько противоречило утверждениям Президента Общества на ассамблее в Детройте, что у меня не было сомнений: дядя говорил от себя лично, а не представлял некое официально одобренное мнение Общества. Я даже подумывал подойти к нему и предупредить, что его высказывания могут дойти до Бруклина как нелояльные, подрывающие сложившееся ощущение чрезвычайной срочности. Я колебался, не зная, принять ли его замечания как верные, или отбросить их как результат независимого и несколько самоуверенного отношения к делу.

В том году вместе с напарником, молодым членом организации, я уехал в шахтерский район в Западной Вирджинии и Восточном Кентукки и обнаружил, что там с угрозой насилия приходилось сталкиваться почти ежедневно. Некоторые поселки состояли из длинных деревянных домов, расположенных рядами вдоль шоссе. Иногда, дойдя до последнего ряда домов, мы оглядывались назад и видели, что за нами бегут возбужденные мужчины и мальчишки и толпа все увеличивается.

В шахтерском поселке «Октавия Джей» в Кентукки нашу машину окружили сердитые шахтеры и велели нам «убираться из поселка и штата и обратно не возвращаться, если нам дорога жизнь». Наши попытки успокоить их вызвали еще больший гнев. Спустя несколько месяцев мы все–таки вернулись в этот поселок, но нам не удалось даже выйти из машины: в нас начали стрелять, за нами погнались, и нам пришлось долго кружить по горным дорогам, прежде чем мы смогли вернуться домой. Казалось, шахтерами двигало не столько патриотическое рвение, сколько религиозная нетерпимость. Наше убеждение, что буквального огненного адского мучения не существует (и мальчишки кричали нам вслед «Нету ада! Нету ада!»), в их глазах было таким же тяжким преступлением, как и наша антивоенная позиция.

Тогда подобная ограниченная нетерпимость ужасала меня. Я был счастлив принадлежать к организации, свободной от нее.

Настало лето 1941 года, и я оказался на другой ассамблее, проводимой в Сент–Луисе (штат Миссури). Я все еще помню толпу, собравшуюся вокруг, когда в большой машине на ассамблею приехал судья Рутерфорд с Хейденом Ковингтоном и вице–президентом Натаном Норром — они оба были крупного телосложения и стояли по бокам судьи, как телохранители. В последний день ассамблеи Рутерфорд попросил собрать всех детей от пяти до восемнадцати лет и усадил их перед платформой. Закончив подготовленную речь, он обратился к детям. Обычно суровый человек со строгим голосом, тогда Рутерфорд говорил почти с отеческой убедительностью и советовал этим детям не думать о создании семьи до возвращения Авраама, Исаака, Иакова и других верных мужчин и женщин древности, которые скоро воскреснут и помогут им выбрать спутников жизни. Каждому ребенку подарили новую книгу «Дети». В качестве средства для разъяснения сказанного, книга повествовала о вымышленной паре молодых Свидетелей, Джоне и Юнис, которые обручились, но решили отложить свадьбу до прихода Нового Порядка, который вскоре ожидали. В книге Джон говорит Юнис:

Тогда мне было 19 лет, но и сегодня, в 61 год, я помню те эмоции, странную смесь возбуждения и подавленности, которую вызвали во мне эти слова. Тогда подобные заявления, призывавшие принять решение и на неопределенное время отложить всякие мысли о женитьбе, беспокоили меня. Я, пожалуй, вполне мог оценить размышления молодых людей, которые готовятся принять католический сан. Конечно, вся сила предупреждений Президента Сторожевой башни была в том, что до прихода Армагеддона оставалось мало времени. Как позднее говорилось в журнале «Сторожевая башня» от 15 сентября 1941 года, описывавшем это событие:

Гораздо позже я узнал, что как раз в то время судья Рутерфорд умирал от рака. Уже много лет он жил отдельно от жены–инвалида, которая тоже была Свидетелем и жила в Калифорнии; его единственный сын, достигнув зрелого возраста, не выказал интереса к религии отца. Мой дядя, Фред Франц, говорил, что ухудшающееся состояние судьи вкупе с его сильной надеждой, что «конец» придет, когда он еще будет жив и сможет увидеть его, во многом было причиной заявлений, сделанных им в 1940 и 1941 годах. Я не раз думал, что если бы молодая пара в книге была настоящая, а не вымышленная, то их помолвка продолжалась бы довольно долго — практически до сегодняшнего дня. Все молодые девушки, присутствовавшие тогда на ассамблее, уже не смогли бы рожать детей, так как были бы сейчас, по крайней мере, преклонного возраста. Однако некоторые из тех, кто был на ассамблее ребенком, преданно последовали услышанному совету и в течение периода, когда обычно создают семью, не выходили замуж и не женились, оставаясь холостяками и старыми девами.

1942 год принес новые события, мне было поручено «особое пионерское» задание в городе Уэллстон (штат Огайо)[17]. Мы с одним молодым Свидетелем жили в маленьком трейлере — «коробке на колесах», сделанной своими руками, около двух метров в ширину и чуть больше четырех в длину. Стены не были утеплены, а огонь в маленькой печке держался всего несколько часов. Часто в зимние ночи вода в ведре внутри трейлера замерзала, и мы, бывало, проснувшись, не могли вновь заснуть от того, что ноги ломило от холода. Мы ничего себе не позволяли, потому что кроме нашей доли в пожертвованиях за литературу каждый из нас получал месячное пособие от Общества, которое не превышало 15 долларов[18]. В хорошие времена наш обед состоял из вареной картошки, олеомаргарина и вчерашнего хлеба (стоившего вдвое дешевле, чем свежий). У моего напарника была старенькая машина, но мы редко находили деньги на бензин.

В этом городе к нам также относились враждебно. Время от времени мальчишки выбивали все стекла в трейлере. Одкажды, вернувшись домой, я увидел, что трейлер — наш дом — повален набок. Меня снова арестовали и заперли на ночь в местную тюрьму, где буквально кишели клопы. Я не смог заставить себя лечь на тюремную койку и всю ночь просидел на пустой жестяной банке, оставленной кем–то в камере.

В 1944 году пришло приглашение на пятимесячные миссионерские курсы в Библейской школе Галаад Общества Сторожевая башня. После их окончания, ожидая направления на миссионерскую работу, я провел полтора года в путешествиях, посещая различные собрания в «кольце», которое охватывало Аризону и большую часть Калифорнии. Бывая на собраниях в районе Сан–Диего (штат Калифорния), я провел пять ночей в Бет–Сариме (что в переводе означает «Дом князей»). Это было большое здание, выстроенное Обществом и «хранимое» для верных людей древности, начиная от Авеля, где они могли бы поселиться после воскресения[19]. Судья Рутерфорд, страдавший заболеванием легких, проводил там зимы. Я помню, что это место показалось мне сказочным. Сан–Диего был красивым городом, там жили зажиточные высокопоставленные люди. Но я не мог понять, чем это место могло понравиться тем, о ком я читал в Библии, — что–то здесь не совпадало[20].

Получив свое первое направление во Францию, я не смог туда поехать, так как призывная комиссия отказалась выдать мне разрешение покинуть страну. Затем меня направили на остров Пуэрто–Рико. Перед моим отъездом в 1946 году Натан Норр, ставший теперь Президентом Общества (Рутерфорд умер в 1942 году), обратился к нам, отправлявшимся в разные страны в качестве «надзирателей филиалов», и подчеркнул, что, если мы желаем оставаться на миссионерской работе, нам необходимо избегать всего, что может привести к ухаживанию за девушками или женитьбе, потому что, женившись, мы не смогли бы выполнить задание[21].

Вскоре после приезда в Пуэрто–Рико наша «миссионерская семья», состоявшая из супружеской пары, семи девушек чуть старше 20 лет и меня, проживала вместе в двухэтажном доме с шестью спальнями. Хотя я следовал совету Норра и был очень занят (иногда проводя в неделю более 15 домашних занятий по изучению Библии), официальная политика по отношению к браку и обстоятельства довольно тесного жилья в доме все сильнее оказывали на меня давление. Борьба с дизентерией, затем паратифозная инфекция с ее последствиями, а позднее случай инфекционного гепатита помогали мало (я работал в конторе, пока болел дизентерией и паратифом, а с гепатитом оставался дома в течение только одной недели, хотя чувствовал такую слабость, что с трудом взбирался по ступенькам конторы). Это напряжение в течение восьми лет довело меня почти до нервного срыва. Я написал Президенту Общества, меня освободили от обязанностей в филиале (об этом я не просил) и разрешили вернуться в Штаты и заняться там разъездной работой. Вместо этого я попросил разрешения остаться в Пуэрто–Рико и был переведен в другой город. Хотя лично мне город Агуадилья не нравился, я попросился туда, потому что мне казалось, что работать там было нужнее.

Приблизительно через год меня назначили на разъездную работу, и я должен был посещать собрания верующих на своем острове и на соседних Виргинских островах (к востоку от Пуэрто–Рико). К тому же Общество периодически просило меня ездить в Доминиканскую Республику, где деятельность Свидетелей Иеговы была запрещена диктатором Рафаэлем Трухильо. Целью этих поездок, в основном, был тайный провоз в страну литературы Общества[22]. Я проделал это несколько раз, а затем меня попросили доставить петицию лично диктатору. Зная о том, что люди, попавшие к нему в немилость, обычно просто исчезали, я воспринял задание с некоторой тревогой и страхом. Приехав в город Сьюдад–Трухильо (теперь Санто–Доминго), я послал генералиссимусу телеграмму, представившись «североамериканским деятелем образования с информацией большой важности для Вас и Вашей страны». Я был удостоен личной аудиенции в Национальном Дворце и смог передать петицию ему в руки[23]. К моему удивлению, меня не арестовали, я продолжал свои периодические «тайные» поездки и ни разу не был задержан.

Позднее в 1957 году, когда начались жестокие преследования, всех американских миссионеров изгнали из Доминиканской Республики, а многих местных Свидетелей жестоко избивали и арестовывали. Самым крупным поводом для этого был отказ Свидетелей от «маршировки», требуемой военным законодательством, но существовало также серьезное религиозное сопротивление, священники и простые люди помещали в газетах пылкие заявления. Общество попросило меня съездить и проверить положение доминиканских Свидетелей. Незадолго до этого поручения я ездил туда с инструкциями для миссионеров и вернулся с детальными отчетами о преследовании, которые были подробно освещены в пуэрто–риканских газетах. Из источников, близких к Трухильо, мы узнали, что правдивая информация прессы приводит его в ярость. Я чувствовал себя человеком, взятым на заметку; помню, как в первую ночь в гостинице в Сьюдад–Трухильо мне досталась комната на первом этаже с окнами, открывавшимися наружу; кровать стояла у окна. Меня преследовало такое сильное чувство близкой опасности, что я спал на полу рядом с кроватью, на которой устроил некое подобие спящего человека. Однако я смог беспрепятственно выехать из страны и в последующие годы продолжал свои поездки.

Позднее Общество изменило свою политику по отношению к браку, и через тринадцать лет после приезда в Пуэрто–Рико я женился. Синтия, моя жена, присоединилась ко мне в разъездной работе. Экономические условия на островах были тяжелыми, значительно хуже сегодняшних. Мы жили с теми, кому служили, разделяли с ними их домишки, в которых иногда не было водопровода и электричества, и это впоследствии серьезно сказалось на здоровье моей жены. Иногда у нас появлялась возможность оставаться одним, но очень редко. Будучи молодыми, мы приспосабливались к существующим условиям.

Всего через несколько месяцев после свадьбы, когда мы работали на маленьком острове, жена сильно заболела гастроэнтеритом, очевидно, от плохой воды и несвежей пищи. Дом, где мы жили, принадлежал милой супружеской чете из Вест–Индии с очаровательными детьми. К сожалению, в доме было полно тараканов, которые вызывали панический ужас у моей жены. Вечером, перед тем как опустить москитную сетку, мы регулярно проверяли кровать, нет ли там тараканов. Я подозревал, что большая коробка с одеждой, стоявшая в углу, служила им прибежищем. Однажды я взял средство от насекомых, подошел к коробке и приподнял верхний слой одежды. Я быстро вновь опустил его, ибо в коробке копошились, как мне показалось, сотни маленьких тараканов, и я понял, что опрыскивание заставит их разбежаться по всему дому. Вдобавок к этому, каждую ночь нашу кухню (которая была рядом с нашей комнатой и единственным туалетом) посещала большая крыса — достаточно большая, чтобы передвигать на полках консервные банки.

У моей жены гастроэнтерит стал сопровождаться сильным поносом и регулярной рвотой. Мне удалось отвезти ее к единственному на острове врачу, и укол ненадолго остановил рвоту. Вечером того же дня она возобновилась, и все это вкупе с постоянным поносом довело Синтию почти до полного обезвоживания организма, Я пробежал около мили, чтобы разбудить доктора, и в его джипе мы привезли мою жену в маленькую клинику. Ее вены почти совсем пропали, и медсестры долго пытались попасть в них иглой, чтобы ввести салиновый раствор. Через несколько дней она смогла выписаться, но ее здоровье так никогда и не восстановилось полностью. Позднее к этому добавилась местная паразитическая инфекция.

Мы продолжали разъездную работу до 1961 года, а затем нас перевели в Доминиканскую Республику. Вскоре после нашего приезда был убит Трухильо.

В течение пяти лет жизни в этой стране мы были свидетелями падения четырех разных правительств, а в апреле 1965 года — войны, главные события которой происходили возле столицы, где мы жили. Большинство американцев и других иностранных подданных оставило страну. У нашей миссионерской группы не было ни малейшего желания покидать доминиканских Свидетелей Иеговы и бросать свое задание, так что мы узнали, что такое военное время. Ночи были наполнены треском сотен автоматов и пулеметов, уханьем ракетниц и тяжелых орудий. Днем битва утихала, и можно было выбраться наружу и заняться какой–нибудь деятельностью, хотя иногда нас укладывало на землю извержение автоматного огня. До сих пор я не представлял, насколько близко должна пролететь над головой пуля, чтобы услышать ее отчетливое жужжание, как от рассерженных пчел. Один солдат постарался утешить меня: «Об этом не надо беспокоиться. Ту, которая тебя убьет, ты не услышишь».

Оставшиеся 15 лет работы были совершенно другими, так как я провел их в международной штаб–квартире в Бруклине, в Нью–Йорке. Я описал предыдущие (до 1965) годы так подробно потому, что они в большей степени напоминают (хотя и сильно уступают ему по качеству) то, что апостол называет свидетельством подлинного служения Богу во Христе, говоря:

В последующих словах он не упоминает о своих проповедях, о тех огромных толпах, к которым обращался, не приводит примеров подвигов воспитания большого количества верующих¹.

Я не хочу сказать, что перенес больше испытаний, чем другие миссионеры Свидетелей Иеговы или других религий. Я записал все это, чтобы дать читателю возможность определить относительную ценность этого опыта, особенно принимая во внимание достоверность и целостность информации, изложенной на последующих страницах.

ОБСТОЯТЕЛЬСТВА И ПОСЛЕДСТВИЯ

То, что я увидел, услышал и пережил за эти 15 лет, оказало на меня сильное влияние. Я не ведаю, совпадет ли реакция читателя с моей, но в одном я уверен: не зная об этом развитии событий, никто не сможет понять, что же привело меня к ситуации кризиса. Здесь уместно выражение:

За год до войны в Доминиканской Республике я посетил десятимесячный курс в Школе Галаад. Незадолго до этого я перенес приступ тропической лихорадки, после которого мои нервы обострились до предела[26]. По завершении курса Президент Общества Н. X. Норр предложил мне оставить служение в районе Карибского моря и вместе с женой приехать в международную штаб–квартиру в Бруклине (называвшуюся «Вефиль»), где я должен был начать работу в писательском отделе. Не сомневаясь в том, что многие посчитали бы такое назначение за честь, я, откровенно говоря, не хотел уезжать. В разговоре с братом Норром я объяснил, насколько по душе мне мое служение, люди, работа. По–видимому, такой ответ был воспринят как недостаток признательности за предложенную возможность; Норр выглядел несколько обиженным. Тогда я сказал, что просто хочу, чтобы он знал о моих чувствах, о том, как я люблю свою работу, а также что принимаю новое назначение.

Через несколько месяцев после переезда, когда я уже кое–что написал, Президент Норр привел меня в кабинет, где на столе были навалены папки с отпечатанными материалами, и попросил меня заняться составлением библейского словаря. Материалы эти появились в результате работы 250 человек из разных уголков мира, Однако задания, которые выполняли эти люди, распределялись по принципу их положения в организации (служащие филиала, надзиратели и т. д.). У очень немногих из них был литературный опыт, и еще меньше людей имели навык и время, необходимые для работы в библиотеке. Мне кажется, можно с уверенностью сказать, что 90% присланных материалов так и не были использованы.

Я начал со статьи «Аарон», продолжил словами «Аароновы потомки», «Аваддон» и т. д., но вскоре стало очевидно, что поручать такую работу одному человеку, по меньшей мере, непрактично. Сначала на нее также назначили директора Общества Сторожевая башня Лаймана Суингла; вскоре после этого к нам присоединился Эдвард Данлэп — секретарь Школы Галаад. Постепенно в группу вошли Рейнхард Ленгтат и Джон Уишук из служебного и писательского отделов. Время от времени свой вклад вносили и другие люди, но мы впятером работали над этим заданием до тех пор, пока через пять лет не был завершен справочник в 1696 страниц под названием «Помощь в понимании Библии»[27].

В самом начале работы Президент Норр сделал утверждение, определившее наш подход к предмету. В разговоре с нами он сказал: «Мы только хотим представить то, что говорит Библия; не нужно поднимать все публикации Общества».

Как мы поняли позднее, он имел в виду, что работу нужно завершить быстро и результатом ее должно быть нечто небольшое, «карманный справочник», как он называл это в дальнейшем. Для того, чтобы просто пересказать, что говорит Библия по тому или иному предмету, с очень небольшими пояснениями, для работы в библиотеке и для поиска литературы и нужных сведений требовалось минимальное количество времени. Мы его не поняли и решили, что должны стремиться показать, что Библия говорит на самом деле, а не представлять все согласно публикациям «Сторожевой башни». В результате появилось нечто, значительно отличавшееся от задуманного. Почти все материалы, присланные 250 работниками, представляли информацию согласно «принятым взглядам» из публикаций Общества. Наша работа часто выявляла несоответствия.

Фред Франц, вице–президент Общества, был признанным ведущим ученым — знатоком Библии в нашей организации. Несколько раз я заходил к нему с вопросами. К моему удивлению, он часто отсылал меня к библейским комментариям, говоря: «А почему бы тебе не посмотреть, что по этому поводу думает Адам Кларк или Кук?», или, если речь шла, в основном, о еврейских писаниях, «А что говорится в комментариях Сонсино»? В нашей вефильской библиотеке много полок было заполнено такими комментариями. Однако поскольку они были составлены учеными, исповедующими иные религии, я, да и другие, не придавали им большого значения и относились к ним с некоторым сомнением и даже недоверием. Как довольно грубо выражался иногда Карл Кляйн, старший член писательского отдела, использовать эти комментарии значило «прикладываться к сосцам Великого Вавилона», империи лжерелигии, этой великой шлюхи из Откровения[28], по определению Общества.

Однако, чем больше я обращался к этим комментариям, тем сильнее меня поражало твердое убеждение в богодухновенности Писания, которую выражало их подавляющее большинство. Еще более потрясло меня то, что, хотя некоторые комментарии были написаны еще в XVIII веке, информация в них, в основном, была очень точной и полезной. Я не мог не сравнивать их с собственными публикациями, которые часто за несколько лет устаревали и переставали выходить. Не то, чтобы эти комментарии казались мне абсолютно непогрешимыми, но их твердая убежденность перевешивала все случайные погрешности.

Когда мне пришлось работать над статьями «Старейшины» и «Надзиратель», размышляя над самим Писанием, я вскоре обнаружил, что система руководства, принятая у нас, не соответствовала организационному устройству первого столетия (в собраниях у нас не было группы старейшин; в каждом собрании один человек был единственным «надзирателем»). Несколько встревоженный, я принес свидетельства дяде. И снова ответ его был полной неожиданностью. «Не пытайся понять Писание на основе того, что ты видишь сегодня в организации»,— сказал он и добавил: «Сохрани эту книгу чистой». Я всегда считал организацию единственным Божьим путем для распространения истины, и поэтому такой совет звучал, по меньшей мере, необычно. Когда я указал ему на то, что в переводе Деяний, сделанном Обществом, в ст. 23 главы 14 в связи с назначением старейшин явно были добавлены слова «для службы» и это несколько изменяло изначальный смысл, он сказал:

Я ушел из его кабинета, размышляя, на самом ли деле я слышал это. Позднее мне пришлось не раз напоминать ему об этих высказываниях на заседаниях Руководящей корпорации.

Наш разговор очень повлиял на мой подход к Писанию. Меня поразил целостный подход к истине Писания, который был у моего дяди. Теперь я еще больше стал понимать, насколько важен контекст для понимания значения любой части Писания, и, по–видимому, то же начали понимать и другие члены группы, постоянно работавшие над созданием книги. Мы также осознали, что должны черпать определения из самой Библии, а не просто полагаться на пояснения толкового словаря. Мы начали чаще пользоваться еврейскими и греческими словарями из Вефильской библиотеки, а также симфониями, основанными на словах языка–оригинала, а не на английских переводах.

Это не только обогатило наши познания, но и смирило нас, ибо мы осознали, что наше понимание Писания оказалось менее глубоким, чем мы думали, и что мы отнюдь не были знатоками Библии, какими считали себя. Я лично в течение предыдущих 25 лет так напряженно работал, что, хотя и читал всю Библию несколько раз, у меня никогда не было возможности серьезно и тщательно изучать Писание. Да я и не чувствовал в этом нужды, так как полагал, что за меня это делают другие. Те два курса, которые я прослушал в Школе Галаад, были настолько насыщенными, что оставляли мало времени для размышления, неспешного изучения и анализа.

Теперь же очень кстати оказалось то, что у нас были время и доступ к дополнительным библейским справочникам, словарям, симфониям на еврейском и греческом языках и т. д. Но все изменило именно то, что мы видели необходимость всегда позволять контексту вести нас, а самому Писанию управлять нами. Наши взгляды не изменились за одну ночь, но с годами постепенно углублялось осознание важной потребности позволить Слову Божьему говорить во всей полноте. Я понимал, почему эти комментарии 100–и 200–летней давности из Вефильской библиотеки оказались сравнительно нестареющими по своей ценности. Уже то, что они рассматривали Писание стих за стихом, более или менее обязывало их придерживаться контекстуального значения и тем самым в значительной степени удерживало от уклонений в сектантские взгляды или от полетов воображения при толковании.

Таким образом, материал о старейшинах и управлении собранием, появившийся в книге, очень отличался от принятого положения Свидетелей Иеговы, где преобладала более или менее «монархическая» структура. Структура, согласно Писанию, включавшая старейшин, была упразднена судьей Рутерфордом в 1932 году из–за того, что некоторые старейшины не до конца соглашались с программой и политикой Общества[30]. Положение Президента давало Рутерфорду право на такое решение, и всем собраниям было предложено проголосовать за то, чтобы распустить старейшин и заменить их «начальником службы», назначаемым Обществом. В течение следующих 40 лет старейшин в собраниях не было. Вот почему перевод Библии, изданный Обществом в 1950 году, постоянно содержал слово «старшие», а не «старейшины», а в дальнейшем термин был официально упразднен[31].

Закончив статьи «Старейшины» и «Надзиратель», я сдал их для рецензии. Обычно Президент Натан Норр и вице–президент Фред Франц не предпринимали попыток прочитать объемные копии материалов книги. Однако Карл Адамс, начальник литературного отдела, рассказал мне, что, прочитав представленную мной информацию, он пришел к брату Норру и сказал: «Мне кажется, вам нужно это прочитать. Это многое меняет». Просмотрев материал, Норр пришел в кабинет Фреда Франца и довольно взволнованно сказал: «Что это значит? Это что, нам придется все менять сейчас, после стольких лет»? Фред Франц ответил, что, по его мнению, это не обязательно. Существующий порядок можно оставить без особых затруднений.

Когда Карл Адамс позднее сообщил мне об этом, я не поверил и однажды вечером зашел в комнату дяди с вопросами. Он подтвердил, что чувствует необходимость изменений. Зная о том, что наша книга будет издана и попадет к братьям ближайшим летом на региональных ассамблеях, я спросил, что он думает об эффекте, который произведет на них свидетельство о том, что в собраниях первого столетия были старейшины, из которых каждый служил в качестве надзирателя, а также мысль о том, что мы не собираемся следовать примеру Писания. Он спокойно ответил, что, по его мнению, это не вызовет проблем, что существующий порядок можно «приспособить» к информации в книге. Я выразил глубокое опасение, что подобное небрежное отношение к библейскому прецеденту может вызвать беспокойство братьев. Защищая свою позицию, он рассказал, как братья предыдущих десятилетий объясняли все это: поскольку Христос принял власть над Царствием в 1914 году, вполне оправданы изменения в том, как вершились дела на земле. Он добавил, что всегда верил и верит, что Христос Иисус будет управлять делами Своих служителей по всему миру через использование или через службу только одного человека и что так будет до тех пор, пока не наступит Новый порядок. Эти заявления настолько отличались по характеру от предыдущих, что мне было трудно их совместить.

Некоторое время спустя вице–президент приготовил для какой–то конвенции материалы, которые обнаружили, что изменения в структуре собраний все–таки произойдут. Когда копия этих материалов попала к Карлу Адамсу, он увидел, что это означало, и немедленно связался с Президентом Норром, посоветовав ему: «Мне кажется, Вам лучше еще раз поговорить с братом Францем. По–моему, он изменил свою точку зрения». Брат Норр последовал этому совету и выяснил, что так оно и было. В результате структура после 40 лет существования была изменена.

Когда я начал составлять статью «Хронология», тоже появились вопросы[32]. Основное учение Свидетелей Иеговы говорит, что библейское пророчество указывает на 1914 год как на конец «времен язычников», о котором написано в Лк 21:24, и что в этом году Иисус Христос активно принял Свою власть в Царствии и начал править невидимо для людей. В Дан. 4 упоминания о «семи временах» послужили основанием для вычислений, которые и указали эту дату; также с помощью других текстов эти «семь времен» были переведены в 2520 лет, начавшиеся в 607 году до н. э. и закончившиеся в 1914 году н. э. Начальная дата — 607 год до н. э. — обозначала время разрушения Иерусалима вавилонским завоевателем Навуходоносором. Я знал, что эта дата встречалась только в наших публикациях, но никогда не знал, почему.

На составление «Хронологии» пришлось потратить долгие месяцы, и в результате в книге появилась длиннейшая статья[33]. Много времени было израсходовано в попытках найти какие–нибудь доказательства, какое–нибудь историческое основание для даты 607 года до н. э. и такой важной для наших вычислений даты 1914 года. Моим секретарем в то время был Чарлз Плегер, член штаб–квартиры, и во всех библиотеках Нью–Йорка он разыскивал что–нибудь, исторически доказывающее эту дату.

Мы не нашли абсолютно ничего, подтверждающего дату 607 года до н. э. Все историки указывали на дату двадцатью годами позднее. Ранее, работая над статьей «Археология», я не осознавал, что существовали десятки тысяч клинописных глиняных дощечек, найденных в районе Месопотамии, дошедших до нас со времен древнего Вавилона. Ни на одной из них не было ничего, говорившего о том, что период империи Нового Вавилона (время правления Навуходоносора) был достаточно длинен, чтобы считать 607 год до н. э. годом разрушения Иерусалима. Все ратовало за то, что этот период был на двадцать лет короче, чем считалось в наших публикациях. Хотя это и беспокоило меня, я желал считать правильной нашу хронологию несмотря на все противоречащие свидетельства. Таким образом, при работе над книгой много времени и бумаги было изведено на то, чтобы ослабить убедительность археологического и исторического свидетельства, которое обнаруживало неверность нашей даты — 607 года до н. э. — и давало новую точку отсчета, а значит, конечную дату, отличную от 1914 года.

Мы с Чарлзом Плегером поехали в город Провиденс (штат Род–Айленд) к профессору Университета Брауна Аврааму Саксу, специалисту по древним клинописным текстам. Мы хотели посмотреть, не существует ли какой–либо информации, которая выявила бы сомнения или неубедительность астрономической даты, присутствовавшей во многих текстах, — которая означала, что наша дата — 607 года до н. э. — была неверной. В конце концов, нам стало ясно, что для того, чтобы наша дата оказалась правильной, понадобился бы настоящий заговор древних клинописцев — при отсутствии какого–либо возможного мотива — с целью исказить факты. В своих усилиях дискредитировать или ослабить убежденность в свидетельствах древности, в правильности исторических текстов из империи Нового Вавилона я был похож на адвоката, столкнувшегося с доказательством, которое он не может преодолеть[34]. Аргументы, которые я приводил, были убедительными, но я знаю, что их целью было сохранить прежнюю дату, для которой не было никакого исторического свидетельства.

Таким образом, несмотря на то, что мы старались придерживаться определенных принципов, книга все–таки содержала попытки оставаться верными учению Общества. Во многих отношениях то, что мы узнали из своего опыта, дало больше нам, чем самой публикации. Однако книга «Помощь в понимании Библии» все–таки пробудила интерес к Писанию среди Свидетелей. Может быть, ее общий тон и подход, стремление многих авторов избежать догматизма и признать, что существует несколько взглядов на определенные вопросы, и не пытаться извлечь из текста больше, чем позволяло историческое свидетельство, — все это, возможно, было ее главным достоинством, хотя и в этом иногда мы, конечно, не достигали нужного уровня, когда опирались на принятые, заранее усвоенные идеи или не держались крепко, как должны были, за само Писание. Я знаю точно, что это случалось со мной, когда я готовил статьи «Назначенные времена для народов», «Верный и благоразумный раб» и «Великая толпа». Все они содержат аргументы, пытающиеся поддержать современные учения публикаций «Сторожевой Башни». Просто потому, что в моем сознании эти учения приравнивались к фактам, я обнаружил, что делаю именно то, чего, согласно написанному мною предисловию, я не должен был делать. Так, на с. 6 под заголовком «Цель книги» написано, что «книга «Помощь в понимании Библии» не является доктринальным комментарием или толкованием». Также там говорилось, что, как бы ни истолковывались символические и метафорические выражения, мы не стремились объявить толкование «окончательным или приспособленным к какому–либо символу веры». В основном, это так и было. Но иногда отпечатавшиеся в сознании убеждения оказывались сильнее усилий придерживаться условленного стандарта.

В том же году, когда была выпущена книга, мне предложили стать членом Правления Свидетелей Иеговы, которое в настоящее время руководит деятельностью Свидетелей Иеговы в 205 странах мира. К тому времени оно состояло из семи членов Совета директоров корпорации, изначально основанной в Пенсильвании Чарлзом Тейзом Расселлом, ее первым Президентом, которая называлась Библейским обществом Сторожевая башня. 20 октября 1971 года меня и еще трех человек назначили членами расширенного теперь Правления. Это обстоятельство, пожалуй, больше, чем что–либо другое, познакомило меня с некоторыми вещами, столкнуться с которыми я никак не ожидал.

Многие Свидетели Иеговы очень оскорбились, увидев заявление в одной из статей журнала «Тайм» (за 22 февраля 1982 года), в которой фигурировало мое имя. Авторы статьи называли группу Свидетелей Иеговы «замкнутой, секретной».

Может показаться странным, что так названа организация, которая активно поощряет деятельность самого общественного характера — свидетельствование «от двери к двери» в городах и селах по всему миру. Журналисты из «Тайм» написали так, очевидно, потому, что столкнулись с весьма значительными трудностями, пытаясь добиться хоть каких–то комментариев из штаб–квартиры по поводу ситуации, описанной в главе 1 этой книги.

Но в действительности даже среди Свидетелей Иеговы очень немногие ясно представляют, как функционирует центральная часть организации. Они не знают, как принимаются решения о доктринальном учении, как проводятся обсуждения в Правлении, которое руководит их работой во всем мире, всегда ли единогласно принимаются эти решения, что происходит, если возникают разногласия. Все это окутано тайной, так как заседания Правления неизменно происходят за закрытыми дверями. За девять лет работы в Правлении я помню только два или три случая, когда на его заседаниях было разрешено присутствовать людям, не являвшимся его официальными членами. Даже когда так случалось, эти люди приглашались с тем, чтобы сделать доклад по просьбе Правления. Сразу после доклада их отпускали, а Правление продолжало свою работу без посторонних, и, каким бы важным ни был доклад, это не давало докладчику допуска к обсуждению. Также Свидетели никогда не получают отдельной информации о доходах Общества, его расходах, капиталах или вложениях (хотя в ежегодной «Книге года» помещается краткий финансовый отчет)[35].

Об этих многочисленных сведениях, которые являются общедоступной информацией во многих религиозных организациях, подавляющее большинство Свидетелей Иеговы имеет только самое смутное представление — если вообще имеет. И, тем не менее, маленькая группа людей, составляющих Правление, принимает решения, которые могут влиять и влияют на жизни членов организации самым непосредственным образом, и эти решения выполняются по всему миру.

Я подошел к последней причине того, почему я пишу эту книгу, — самой главной причине, ибо без нее все предыдущие не имеют большого значения.

ОБЯЗАТЕЛЬСТВО

Этот принцип, провозглашенный Иисусом Христом, связывает всех нас — тех, кто называет себя христианами — во всех наших делах. Ни один честный человек не может сказать, что безупречно ему следует, — не говорю этого и я. Но я думаю, что все, написанное здесь, родилось из искреннего желания следовать этому принципу.

Апостол Павел писал, что он «должен» самым разным людям[36]. Он чувствовал обязательство по отношению к ним, и мною владеет похожее чувство. Если бы кто–нибудь располагал фактами, которые могли бы помочь мне в принятии жизненно важных решений, я бы очень хотел, чтобы он предоставил эти факты в мое распоряжение, — не принял решение за меня, а дал мне информацию, оставляя за мной право самому взвесить ее ценность или значимость. Я думаю, что друг — настоящий друг — поступил бы именно так.

Девять лет, проведенные в Правлении, оказали на меня (и особенно на мою совесть) огромное влияние. Я увидел, что нахожусь в величайшем кризисе своей жизни, стою на распутье, которое не ожидал встретить. Принятое решение было моим собственным, и цена его была значительна. Но я не жалею, что принял его, как не жалею и о том, что получил информацию, которая меня к нему подтолкнула. Другие могли бы сделать иной выбор; некоторые так и поступили. Это — их личный выбор, дело их и Бога.

После того, как в мае 1980 года я подал просьбу о выходе из Правления, мне звонили из газет и журналов, пытаясь получить сведения о существующем положении в организации. Я неизменно отправлял интересующихся в бруклинскую штаб–квартиру, а они, в свою очередь, постоянно отвечали, что пытались обратиться туда, но безуспешно. Ответ был один: «Комментариев нет». Я просто отвечал, что не могу быть источником их информации. Этой позиции я придерживался почти два года. То, что произошло за эти годы не только со мной, но и с другими, заставило меня пересмотреть свою позицию.

Эти два года характер и поведение людей, не соглашавшихся с организацией, изображались в самом черном свете. Их стремление ставить на первое место Слово Божье преподносилось как результат амбиций, бунта, гордыни, грех против Бога. Не допускалось даже мысли о том, что они действовали, побуждаемые искренностью, любовью к истине или преданностью Богу. Не прилагалось ни малейшего усилия рассмотреть каждый случай отдельно, они все были «свалены» вместе. Любой проступок или неверные побуждения людей, оставивших организацию, приписывались всем, ушедшим оттуда. По отношению к тем, кто действительно поступал неверно, не предпринималось никакой попытки понять, что это могло произойти из–за отчаяния, разочарования или обиды. В кругу Свидетелей по всему миру прошло огромное количество грязных слухов. Преданных христиан, придерживающихся самых высоких нравственных норм, обвиняли в супружеской неверности, гомосексуализме, лицемерии, себялюбии, говорили, что они пытаются установить культ собственной личности. Членов пожилого возраста отметали как «умственно поврежденных» или «маразматиков».

Единственные люди, которые были в состоянии остановить такие разговоры, просто указав на то, что эти отверженные могли быть по–настоящему искренними и истинно действовать по велению совести, а также напомнив сеятелям сплетен о том, какой мерзостью пред Богом является лжесвидетельство, — эти люди на самом деле лишь подхлестнули распространение сплетен тем, что они напечатали[37].

Посмотрите, например, на материал, помещенный в «Сторожевой башне» 15 августа 1981 года (сс. 28, 29), который разошелся в миллионах экземпляров по всему миру.

Таким образом, в одном абзаце этих людей называют подобными сатане, независимыми, придирчивыми, упрямцами, осквернителями, себялюбцами, отступниками и беззаконниками. Что же такого они сделали, чтобы заслужить подобные обвинения? Среди указанных «проступков» содержатся некоторые несогласия с определенной частью учения организации, а также убежденность в том, что достаточно богодухновенного Слова, что большие собрания в каком–либо помещении не столь важны.

Может ли все это само по себе отнести человека в категорию подобных сатане? Ничего не говорится в защиту противоположного мнения и, каким бы невероятным это ни казалось, в сознании многих Свидетелей, включая старейшин и разъездных представителей, этого было достаточно, чтобы относить таких людей к данной категории и поступать с ними соответственно.

Ниже приводится таблица, составленная по данным Правления, отражающим деятельность Свидетелей Иеговы по всему миру, которая показывает число крещеных и общее число активных членов организации с 1970 по 1979 год включительно.

Таблица показывает, что за десять лет (1970 — 1979 гг.) всего было крещено 1793898 человек. Обычно предполагается, что 1% членов ежегодно умирает. Подсчитывая это год за годом, мы получим, что таким образом было потеряно приблизительно 185308 человек. Если мы вычтем это число из количества крещеных, то получим 1608590 человек, которые добавились бы к организации за десять лет, если бы в ней оставались все ее члены.

Что же мы видим? Если прибавить 1608590 человек к количеству активных членов в начале десятилетнего периода — 1256784 человека (в 1969 году), — получится, что в 1979 году в организации должно быть в целом 2865374 человек. Но отчет 1979 года показывает только 2097070 человек. Это значит, что за приведенные десять лет 768304 человека вышли из организации или прекратили деятельность. Это равно четырем из десяти крещенных за эти же десять лет. Или, другими словами, на каждых трех человек, работающих в организации, приходится один вышедший из нее.

Для этой ситуации «двери–вертушки» есть много причин. Я не обманываюсь, думая, что все покинувшие организацию за эти десять лет поступили так по велению совести или что каждый из них был смиренным человеком, с истинными мотивами и заботился более об истине, чем о себе. Многие такими не являются; некоторые вступили на путь безнравственности до или после выхода из организации; другие, вышедшие из организации из–за несогласия, в дальнейшем совершали те же проступки, с которыми боролись, выказывая мстительность, используя насмешки, полуправду и преувеличения. Кто–то даже пытался внести беспорядки в проведение ассамблей Свидетелей Иеговы,— что я считаю недостойным. Но я лично знаю многих, которые во всех отношениях являются достойными, богобоязненными, сострадательными людьми. Если рассматривать их с эгоистической точки зрения, они теряли все и не приобретали ничего, становясь на избранный путь и следуя им в дальнейшем.

Во многих случаях их беспокоило недоброе отношение не к ним самим, а к другим; их тревожило то, что они видели людей, страдающих из–за жесткости, узости мышления, даже высокомерия тех, кто находился у власти, старейшин и других; то, что они понимали вред, причиняемый определенными решениями организации, не основанными на твердых библейских принципах. Они не были мстительными ворчунами–жалобщиками; скорее, они просто просили о большем сострадании, о более близком следовании примеру Сына Божьего, Господа христианской твердыни веры.

Мне кажется, что это сострадание другим людям является определяющим фактором истинности мотива. Подобным же образом я считаю, что стремление не искажать Слово Самого Бога, не быть лицемерным, не притворяться, что веришь в то, во что на самом деле не веришь, не поддерживать то, что не позволяет поддерживать совесть, не осуждать то, что нигде в Писании не осуждается, — это стремление является таким же определяющим фактором для истинности побуждений людей, занимающих эту позицию. Я.знаю многих, кто явственно выказывает такое стремление и кого, тем не менее, клеймят как «отступников», «антихристов», «орудия сатаны». И раз за разом доказывается: единственным основанием для такого осуждения было то, что эти люди не могли искренне согласиться с учением и работой организации.

Я чувствую себя должником перед этими людьми. Практически в каждом случае они предстали перед маленькой группой («судебной комиссией»), состоявшей из трех–пяти человек, на тайном разбирательстве, где свидетели могли только дать свои показания, но не могли остаться и присутствовать при дальнейшем обсуждении. Потом в собрании зачитывалось краткое сообщение о лишении общения, которое не содержало никаких свидетельств и никаких оснований для такого лишения. После его прочтения ни один Свидетель не должен был даже говорить с исключенным, — и, таким образом, у последнего отнималась возможность растолковать случившееся друзьям или сотрудникам. Если бы он попытался объяснить все до зачтения сообщения об исключении, его обвинили бы в «попытках обращения в свою веру», «подрыве единства собрания», «возбуждении разногласий», «организации секты». Если бы кто–нибудь заговорил с ним после прочтения сообщения, он тем самым поставил бы под угрозу собственное положение и сам мог бы лишиться общения.

Таким образом, обеспечивается надежный «карантин»; всякое обсуждение подобного дела плотно закрыто «люком». Запись о лишении общения и все свидетельства покоятся сейчас в одной из множества объемных папок в бруклинском служебном отделе (или филиале) с надписью «Не уничтожать». Папка, содержащая обвинения, выставленные против исключенных, а также запись о слушании дел, также засекречена и не подлежит рассмотрению.

Писание говорит нам: «Друг любит во всякое время и, как брат, явится во время несчастия»[38]. Когда–то мне казалось, что у меня есть множество таких друзей. Но когда кризис достиг решающей точки, оказалось, что их у меня только несколько человек. И все–таки я помню об этих немногих драгоценных друзьях, которые выступают в мою защиту. О моем состоянии спрашивают из–за прежнего высокого положения. Однако почти никто не интересуется теми, кто не занимал такого положения, хотя они тоже пережили все это, перенесли те же страдания и заплатили ту же цену.

Что это значит для матери, которая рожала дочь, кормила ее грудью, выхаживала во время болезней, воспитывала, переживая все ее трудности, принимая печали и разочарования дочери, как собственные, вместе с ней проливая слезы, — что значит для матери, когда дочь, уже взрослая, вдруг отвергает ее просто потому, что мать решила быть верной своей совести и Богу?

Как чувствуют себя отец или мать, когда их сын или дочь вступают в брак и просят их, по той же причине, «не приходить на свадьбу» — или когда у них рождается внук или внучка, а им говорят, что видеть малыша они не должны?

Это — не плод воображения. Именно это происходит со многими родителями, которые сталкивались со Свидетелями Иеговы.

Вот лишь один пример. Пишет женщина из Пенсильвании:

Если бы мое прошлое высокое положение помогло мне сейчас сделать так, чтобы подобные ситуации и люди рассматривались с более открытым мышлением, если бы оно было способно помочь другим пересмотреть свое отношение к этим людям, мне кажется, что в таком случае, это мое положение принесло бы, наверное, единственно возможную пользу, которую вообще можно из него извлечь.

Сейчас я думаю о словах Павла, когда он говорит:

Если информация, представленная в этой книге, поможет хоть одной такой матери, чтобы дети смотрели на нее не со стыдом, а с гордостью, ибо она осталась верна своей совести, все приложенные усилия стоят того.

Вот почему, в основном, в этой книге будет изложено то. что я видел, слышал и пережил в течение тех девяти лет, которые проработал в Правлении Свидетелей Иеговы. Совершенно очевидно: необходимо добраться до корней того, что для многих стало душераздирающей проблемой.

Приведенное выше не задумывалось как некое «обличение». Некоторые события представлены здесь не потому, что по–настоящему шокировали меня, а потому, что наглядно показывают и подкрепляют примерами фундаментальные проблемы, очень серьезные вопросы. Они демонстрируют, к каким крайностям может привести «преданность организации», каким образом случается так, что милых, в сущности, людей, руководствующихся самыми благими намерениями, можно подтолкнуть к недобрым и несправедливым, даже жестоким решениям и поступкам. Как правило, здесь упоминаются время и место событий и имена их участников, — мне кажется, это необходимо, чтобы материал был достоверным и основывался на фактах. Я уверен, что без этого многие будут подвергать сомнению или отрицать то, что все сказанное базируется на реальных фактах. Там, где подобные подробности не кажутся мне необходимыми, а также если их упоминание может вызвать ненужные сложности у участников событий, я не буду указывать имена и другие определяющие подробности. С отдельными личностями мы встречаемся только по мере того, как они фигурируют в общей картине. Если высказывания некоторых людей, например, Натана Норра или Фреда Франца, приводятся очень часто, то это происходит потому, что им было что сказать и их слова производили гораздо большие влияние и эффект, чем высказывания других. Такие люди, как Лайман Суингл и Карл Адамс, могут цитироваться чаще потому, что работа свела меня с ними ближе, чем с другими.

Приводя цитаты, я стремился не вырывать их из контекста и не пытаться придавать им значение, которое не имелось в виду. Я полагаю, здесь даны высказывания, вполне обычные для тех, кому они принадлежат, а не такие, которые выходили бы за рамки их повседневных взглядов, подхода и характера. Тем не менее, принадлежность нескольких высказываний я не указал (включая некоторые замечания членов Правления), желая избежать ненужных сложностей для говорившего или его близких или принимая во внимание особые обстоятельства, иногда трагичные для человека, о котором идет речь. Очевидно, что я не мог поступать так всегда, так как весь рассказ потерял бы смысл. Я также думаю, что ни один из нас не должен ожидать полного освобождения от ответственности, о которой говорит Иисус: «Говорю же вам, что за всякое праздное слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься»[40]. Можно искать и обрести прощение за сказанные слова, причинившие другим боль и зло. Но мы все еще несем за них ответственность.

Вполне возможно, что некоторые охарактеризуют определенную часть информации как «вывешивание при всех грязного белья». Странно, но обычно эти же люди не против того, чтобы копаться в «грязном белье» других религий,— они даже могут проявлять к подобному занятию живейший интерес и широко об этом рассказывать. Но им кажется, что все, происходящее в их собственной религиозной организации, не должно обсуждаться за ее пределами.

Однако факты говорят о том, что сегодня среди Свидетелей Иеговы просто нет никакой возможности для подобных обсуждений. Любая попытка такого обсуждения будет рассмотрена как проявление бунтарского духа и в дальнейшем только приведет к лишению общения; Поскольку информацию нельзя об суждать ни внутри организации, ни за ее пределами, это означает, что ее следует оставлять без обсуждения, не обращая на нее внимания. Некоторые, несомненно, желали бы, чтоб это так и оставалось, но будет ли это правильно?

Верно, что христианин полностью полагается на то, что Бог все видит и является истинным и верховным Судьей над всеми. Несомненно, только Он может полностью и до конца исправить все совершенное зло. Никогда не будет оправдания гневной мести или злобным обвинениям в адрес обвиняющего нас. Нет места «грязным маневрам». Писание не оставляет по этому поводу никаких сомнений[41]. Однако, значит ли это, что нас призывают хранить полнейшее молчание о несправедливости? Требует ли Писание, чтобы мы молчали, когда во имя Бога совершаются ошибки? Может быть, подобное обсуждение является свидетельством «неуважения к Богом установленной власти»[42]?

Позиция организации такова, что нет никакой несправедливости; что все, что было сделано и делается сейчас, находится в полной гармонии с Писанием; даже что Писание требует подобных действий. Если это так, то не должно быть возражений по поводу откровенного обсуждения положения дел. В результате такого обсуждения правильность позиции организации станет еще более очевидной и снимет с организации все обвинения в неправедности. Только те, кто на самом деле виновен в несправедливости, предпочитают молчание и стремятся навязать его, как это долгое время происходило с диктаторскими правительствами и авторитарными религиями в прошлом и в недавнее время.

Запрещают ли сами примеры из Писания обличать зло, когда речь идет о людях, наделенных высокой властью? По–видимому, нет, ибо деятельность иудейских пророков часто сосредоточивалась именно на таких людях; пророки раскрывали, каким именно образом эти вожди и люди, облеченные властью, уклонились от Божьих требований и к каким проблемам это привело. Свидетели Иеговы часто указывали на такую прямоту и искренность как на одно из свидетельств того, что Библия является истинной, настоящей Божьей книгой[43].

А что же тогда Иисус, Его апостолы и ученики? Именно сами структуры власти того народа, с которым Бог заключил Свой завет — его синедрион, старейшины и установленное свыше священство, — ревностно противились тому, чтобы апостолы публично провозглашали, что с Иисусом обошлись несправедливо[44]. И в случае с пророками, и в случае с учениками Христа те, кто публично обличал несправедливость, поступали так из уважения и послушания высшей власти и в интересах тех, кому это надо было узнать.

Очевидно, в наше время ни у кого нет божественного назначения пророка или апостола. Но необязательно быть пророком для того, чтобы встать на путь следования примеру Божьих пророков. Тогда потеряли бы смысл слова Иисуса, с которыми Он обратился к тем, кого поносили, гнали и всячески злословили. Он призвал их возрадоваться, говоря, что «так гнали и пророков, бывших прежде вас»[45]. К христианам относились, как к пророкам прошлого, именно потому, что и те и другие шли по параллельным дорогам. Необязательно быть апостолом для того, чтобы следовать апостольскому примеру. Необязательно быть или притворяться Мессией для того, чтобы идти путем Иисуса Христа[46].

Конечно, существует огромная разница — по важности, значимости и последствиям — между тем, как отнеслись к Сыну Божьему, и тем, как отнеслись к людям в современной ситуации. Но мне кажется, что принцип открытого разоблачения, одобренный Богом в приведенных примерах, имеет силу и в настоящее время и, по крайней мере, указывает на то, что Бог не противится обличению несправедливости и намеренного искажения правды — конечно, если это делается из побуждения помочь людям или обратить их внимание на те факты, которые приведут их к верным выводам. Поговорка о том, что «злой радуется, пока добрый молчит», кажется здесь довольно верной.

Несмотря на всю основательность того, о чем вы узнаете из этой книги, не только это привело меня к решению. Но оно заставило меня размышлять серьезнее, чем когда–либо, о значении солидных отрывков Библии и ее учений: почему апостол Павел подчеркивал спасение верой, «не делами, чтобы никто не хвалился»; в чем заключается истинная разница между праведностью от соблюдения закона и праведностью, данной по благодати и незаслуженной нами милости Божьей; о важности роли Сына Божьего как Главы христианского собрания; каково истинное предназначение собрания; почему Бог наделяет властью людей в этом собрании и как эта власть может быть использована не по назначению. То, что я видел, слышал и пережил, будучи членом Правления Свидетелей Иеговы, частью внутреннего круга исполнительной власти, помогло мне, как никогда раньше, осознать чрезвычайную важность этих учений.

Многие Свидетели Иеговы, не располагая информацией, которую я здесь представляю, пришли к такому же распутью и приняли собственные решения, поступая на основе того, что они прочитали в Библии. Однако другие сталкиваются с серьезным кризисом совести и останавливаются, полные нерешительности, с чувством смущения и тревоги, даже с ощущением вины. Я надеюсь, что материал, представленный в данной книге, будет полезен этим людям, и чувствую, что они должны получить его. Он предложен, чтобы они воспользовались им так, как подсказывает их совесть, подчинившись ведению Духа и Слова Божьего.