Кроме политики

В городке

Вечером в среду, после обеда, сон для усталых… Нетушки, эта песенка звучала на ТВ больше двадцати лет назад. Сейчас в стране другие времена.

На календаре среда, 21 апреля. Сразу после обеда Юрий потщательнее почистил зубы. Недаром он работал стоматологом. Пусть электрощётка и жидкость для полоскания рта отсутствовали, результат получился что надо. Иначе что бы вышло? Сапожник без сапог, а стоматолог, получается, без зубов?

Варя с ним согласилась. Она не просто его знакомая и соседка по лестничной клетке, но и медсестра на том же месте работы.

Пятиэтажку они себе нашли на Ложкарской набережной, дом 3, в одном из тех городков, которые зовутся в честь мухи и грубого глагола (даром, что районный центр). Буквально каждый день Юрий и Варя лицезрели в подъезде надпись «Превратим лестницу в гадюшник!». Помнится, когда-то о лозунге речи не шло: надпись гласила «Превратили лестницу в гадюшник», с другим наклонением глагола да без восклицательного знака. Нынешний вариант был бы смешон, если бы Юрий там не жил.

Сибсов Сидориных судьба здорово разбросала. Брат Максим, когда дослужился в уголовном розыске до майора, записался в политические лидеры (его должность напоминать не нужно), а сестра Юлия едва не оказалась на его же месте. Отец, московский градоначальник горбачёвских времён, вряд ли с своё время предвидел судьбу отпрысков. Из-за пертурбаций Юленька отстала от современной жизни на 18 лет. Пока она не вернулась, Юрий нашёл ей замену в лице молодой медсестры Вари.

За последние пять лет Юрий неоднократно наблюдал среди девчат явный закос под Елену Шишкину. Собирают волосы в длинный хвост и делают чёлку попышнее, а потом лаком её фиксируют. Варя этим никогда не страдала: тёмные волосы в чуть длинное каре и ни грана подражательства.

Взамен жидкости для полоскания Юрий владел ловкими руками и ловкими пальцами. Недаром он не стоматологом когда-то хотел стать, а хирургом. А к какой профессии он стремился в молодые годы, Юрий вспоминал с гордостью. Помнится, один помощник капитана Врунгеля на вопрос, есть ли у него карты, ответил, что он шулер. По словам Вари, книгу переводили на английский язык. На английском этот каламбур не получится, поэтому в переводе Врунгель спросил, есть ли у помощника ловкие руки. Как бы то ни было, Юрий хотел стать именно шулером.

Шулером не стал, да всё равно любил картишки. Не на деньги. Просто играл в карты, в крайнем случае, раскладывал пасьянс.

На кухонном столе лежало старое издание Козьмы Пруткова. Вдруг там отыщется что-нибудь актуальное для нашего времени. Юрия не особо волновала целая планета двойников.

В весенний день врач дал волю сентиментальности. Варю он крепко схватил за руку.

— Мы с тобой живём как брат и сестра. Верно я говорю? Ты заменяешь мне Юлию.

Та глянула исподлобья.

— А когда она приедет, мы расстанемся?

— Я всерьёз опасался, но нас сравнили с Сергиусом и Шишкиной. Помнишь, у Сергиуса есть сестра-эмигрантка? В газетах рассказывали, будто бы Шишкина ему сестру заменяет. То есть они реально общаются без романтики, но этих двух друзей к нам приплели. Всё из-за Максима-президента. Иначе нас никто бы не знал.

— А твой отец, глава Москвы?

— Сейчас на слуху другие герои.

Потрепала жизнь эскулапа. Рука строгого старшего брата достала бы где угодно. Юрий со знакомой поселились в географическом пункте, который хоть и есть на карте тверской земли, но вряд ли кто задержит на нём взгляд. Им был полузабытый город на Волге, между Дубной и Кимрами, город со странным названием «Етстáнь».

Собственно, что странного? До середины прошлого века Етстань носила название «Евстáфец». Евстафием Востриным звали основателя из пятнадцатого века, город назвали в честь него. Носил бы старое название ещё несколько десятилетий, не вмешайся один местный большевик. Этот товарищ вбил себе в голову, что райцентр срочно надо переименовать. Решение он честно осуществил. Назвал город искажённым словом «Отстань!». До нас дошли сведения, будто бы был другой вариант: «Пшолты». Скорее всего, это после Рогожкина придумали задним числом.

Здешним промыслом некогда всероссийской значимости было производство навесных замков. Город достался от Тверской губернии соответствующей области, хотя встречалось мнение, что не ей, а Московской (кому именно, две области полагали каждая по-своему). Разве что доставшаяся Москве соседняя Дубна возникла в пятидесятых, Кимры стали городом после Февральской революции, а Етстань-Евстафец построили как город шестьсот лет назад, при Иване III. А кому до этого было дело, когда в Дубне появился синхрофазотрон, а на сермяжную посконную Етстань всем было плевать?

Сам городок не остался в долгу и выдал на-гора собственную всероссийскую значимость. Оказывается, лирические герои песен «Издалека долго течёт река Волга», «Вниз по матушке по Волге» и «Вниз по Волге-реке» жили не где-нибудь, а именно в Евстафце. В честь Евстафца же получила название игра в городки. Поручик Ржевский и «Весьегонская волчица» могли бы зваться в честь одного и того же тверского города, но министерство культуры добилось разнообразия за его счёт. Город, где в былые времена возникла волшебная школа Карандаша и Самоделкина, тоже он и есть. (В книге улицы и площади охарактеризованы как красивые, а сам город в первом же предложение назван большим? Смотря с каким Урюпинском сравнивать.)

Название израильского города «Тверия» изначально соответствовало не столице губернии с Евстафцем, а ему самому, но неблагодарные евреи его кинули. Городок, в котором жили Варум, Олейников и Стоянов, и Уездный город N из «Двенадцати стульев» тоже, знамо дело, Етстань-Евстафец. В честь чего названы команды КВН «Уездный город» и «Город N», легко догадаться. «Ах, Самара-городок» и «Эх, тачанка-ростовчанка» представляют собой плагиат на евстафецкие песни. «Районы, кварталы, жилые массивы, я ухожу, ухожу красиво» и «Город-сказка, город-мечта, попадая в его сети, пропадаешь навсегда» всё из того же гордого райцентра. Через какой город во Владимирский централ шёл этап из Твери, все тоже давно поняли.

Имени основателя города, «Евстафий», соответствует украинское имя «Остап». То есть товарища Бендера назвали в честь того славного города, а подлые авторы притворились, будто он хохляцкий агент. Рядом расположенную Иваньковскую ГЭС строили жители Евстафца, а неблагодарные современники назвали её в честь какого-то там Япончика. (Его ещё не было? А кто тогда орудовал в Одессе?). Гордым именем основателя города названа евстахиева труба. «Малиновки заслыша голосок, припомню я забытые свиданья, в три жёрдочки березовый мосток над тихою речушкой без названья» — речушка протекала через Етстаньский район. На улице чьего города жил Зелибоба, и откуда взялась фамилия «Градский», после всего этого и говорить незачем.

Столица страны не осталась в долгу. Когда московские власти ответили, что двести лет назад в Евстафце обосновался Хлестаков, городок взвыл.

Из более приличного райцентр мог похвастаться Евтихием Никитиным. Купец в шестнадцатом веке посетил Китай, на одноимённой набережной ему установлен памятник, а пиво и мясопродукты «Евтихий» любили во всём Верхневолжье. Оттуда же родом был ныне покойный советский поэт Силантьев. Третья по значимости знаменитость (а для местных, пожалуй, первая) — большевик Антон Лозин. Етстаньчане обожали и почитали его сильнее самого Ильича. Наш Юрий хорошо запомнил центр города — площадь и проспект, которые названы в честь бравого товарища. На площади красовался памятник Лозину (на месте дореволюционного памятника основателю) с намалёванной надписью «Это он придумал идиотское название родного города». Куда смотрит «народный» мэр?

«Какое, милые, у нас десятилетье на дворе?». Значительная часть территории Етстани отчего-то застряла в нулевых. Со стороны это смотрелось весьма наглядно. Одни обыватели массово расхаживают с кнопочными раскладушками и никак не могут отыскать на последних страницах журналов картинки для сотового. Другие слушают песни «Братьев Грим», «Фабрики», «Леприконсов», Децла и прочей шушеры. Эмо, для разнообразия, нигде не видно, но зато зрители удивляются, почему на РЕН ТВ давно не показывают «Симпсонов» и почему по телику нет Масяни. Граждане не понимают, откуда в остальной стране взялась полиция и как в долларе может быть больше 30 рублей. Врачи недоумевают, как атипичная пневмония захватила всю Землю, и почему её называют непонятным словом из пяти букв. Местные комики пародируют Ельцина, как будто тот ещё жив. Наконец, самое главное: все знают о Болотной площади, что на ней казнили Емельку Пугачёва. Больше она ничем не примечательна.

С окончанием девяностых Юрий Сидорин надеялся на всё самое лучшее. Того же мнения были его сибсы, Максим и Юлия. Кто, кроме них, знал, куда пропала сестра, и что за чудо произошло с братом. Двадцать один год назад в семье произошла по-настоящему фантастическая история: опер в звании сержанта Максим угодил в Кащенко (в прямом смысле, в ту самую больницу), и спокойно лежал, пока на его месте не обнаружили пришельца из будущего. Фактически Терминатора.

Если бы они не увидели своими глазами, ни за что бы ни поверили. Вся семья, не сговариваясь, испугалась, что Терминатор её транклюкирует.

Обошлось, но относительно. Гость из самого кануна двадцать второго века обещал космический аппарат, на котором Юлия улетит к Земле у Альфы Центавра (фактически в тентуру). В те почти безвредные года двадцатиоднолетней давности даже о Сослагательной Земле никто не знал, что уж говорить о более далёких мирах. Во втором году покорившаяся сестра улетела, вернулась через восемнадцать лет в твёрдой уверенности, что придёт к власти. Результат известен всем.

Варя вывернула тонкую руку из ладони Юрия (грубовато у него получилось).

— Не знаю, расстанемся ли. Я познакомилась с одним… Как тебе сказать…

— Нашла мужика? У тебя появился жених?

— Если бы… Горе, а не жених.

Рассказала. Её парнем стал один из сотрудников недоагентства Сергеевского. Этот самый Эраст Попов искал невесту по патриотическому критерию. После кутерьмы с Юлиным возвращением он познакомился по сети с Варей, немного увлёкся и недавно встретился с ней лично. Сама Варя хорошо знала пристрастия Попова и поэтому скрывала от него фамилию с национальностью. «Жених» был просто в шоке, когда узнал, что девушка носит фамилию Шац. То есть мало того, что еврейка, так Михаил Шац катит бочки на нашего президента. Попов, по словам Вари, темпераментностью не отличался, но с горя стукнулся головой о стену.

Варя с её горе-парнем могли бы поселиться в хорошо знакомом Юрию районе за Волгой, где-нибудь в окрестностях улицы Антисоветской и улицы 100 лет Октября. Но девушка этого Эраста отшила. Да и не в нём всё дело.

Два-три дня назад по ящику показывали воспитательный номер с президентом Сидориным. Терминатор показывал мускулы и тягал штангу под звуки песни «О боже, какой мужчина». Под то же музыкальное сопровождение он танцевал с женой, демонстрируя семейные ценности. На заднем плане к чему-то мелькал Майор Гром. Осталось только впечатать в нос Чаку Норрису для полноты картины.

Бывали временами у Юрия до того нестандартные мысли, что чувствовал укоры совести вперемешку с гордостью. Помнится, в августе 2008 года он мечтал о письме Джорджу Уокеру Бушу с просьбой сделать из России второй Вьетнам. Кто-нибудь возразит, что битлы и хиппи осудили войну во Вьетнаме. А разве Юрий поверит наркоманам?

А может, Буш-младший (чем чёрт не шутит?) устроил бы нам показательную Хиросиму. Кто-нибудь непременно ответит, что Эйнштейн был шокирован и упорно боролся с последствиями. Да разве это что-то значит? Как-никак, советский агент. Эдгар Гувер не даст соврать.

Юрий во второй раз схватил Варю за руку и, нисколько не колеблясь, признался:

— Угадай, что мне приснилось. Ни за что не угадаешь. Снилось, как я написал письмо Столтенбергу…

Варя пожала плечами.

— …Просил, чтобы он сделал из ДНР и ЛНР вторую Югославию. Или чтобы наш славный Максим Сидорин превратился во второго Сулеймани. Жаль, результат не увидел, проснулся.

Варя вздрогнула.

— А обязательно так радикально?

— Надо подумать.

В его провинциальную жизнь ввинтился некий гражданин, который некогда посетил стоматологическую на улице Вагжанова. Юрий его не особо вспоминал: других проблем полно. А двадцать первого апреля бывший пациент посетил конкретно квартиру. Он шагал по Ложкарской набережной со стороны памятника Пушкину на востоке. Скоро дойдёт.

Насколько знал Сидорин, Андрей-Эндрю «Хамский» (с похожей фамилией) обучал народ музыке и сам отлично играл на нескольких инструментах. Особенно Хамский любил саксофон. Юрий сам слышал, с какой завидной бодростью музыкант исполнял знаменитый мотив из Бенни Хилла. Поколению Z и то понравилось.

На той же улице Вагжанова (названа в честь тверского большевика, бывшая Ямская) мэр разместил гетто для выходцев из так называемого Прошлого. Что им понадобилось в нынешней стране, никому неизвестно. К югу от Вагжанова располагалась улица Склизкова (название аналогичное, бывшая Манежная) с библиотекой имени евстафецкого городничего Вострина. Неясно, замешано ли здесь человеколюбие, но мэр устраивал для жителей гетто дни открытых дверей. На правах гостей они могли зайти в библиотеку и полюбоваться обложками книг, а то и послушать пересказ.

Претендент на визит вежливости посещал окрестности гетто и общался с неким низкорослым человечком. В обрывках диалогов слышались Альтернативная Куба с другими актуальными для 1902 года реалиями. Бывало, что доходило до споров. Юрию по правде было всё равно. Другое дело — визит к нему домой.[10]

Незваный гость когда-то был пациентом Юрия и запомнился ему халатностью. По зубам было прекрасно видно, что их обладатель применял вместо пасты зубной порошок. Юрий вслух ничего не сказал, упорно не веря, что такая глупость возможна в двадцать первом веке. Даже другие жители Етстани не додумались.

Гость покачивал лицом, глядя сквозь очки, круглые, как у Павла Любимцева (а то и как у Леннона, чтоб ему пусто было). Конечность, судя по всему, здорова. Во время прошлой встречи гражданин опирался на трость, словно сериальный доктор в исполнении Серебрякова.

Попросив немного подождать, он вынул из пальто планшет. Юрий не сразу, но опознал самую последнюю модель. Это же врач! На какие деньги?

— Видал я недавно вашего парня, — обратился гость к Варе. Его голос можно было охарактеризовать как строгий, а картавость у него звучала как намеренная. — Он рассказал, где искать президентского братца Юрия Сидорина. Сам Максим Валерьевич ничего не знает. Самый старший Сидорин, который Валерий Тимофеевич, он старый совсем, от него показаний не добьёшься.

Пока Варя глядела исподлобья, гость продолжил:

— Здравствуйте, жидовская мордашка.

Юрий схватился за голову от чудачества, а Варенька отошла в сторону:

— За что вы меня так?

— За то, что вы жидовская мордашка. Как будто непонятно. Вот дикий народ. Юлия Валерьевна так и сказала бы: «дичайший народ».

Удобно разместился в чужом кресле.

— Мой отец ступал по стезе медицины, я пошёл по его стопам. Мои бывшие подчинённые продолжили бы династию, да покинули они шефа. Специальность узнаете позже, для начала изложу самый цимес. В первую очередь замечу, что в наследство от отца мне достались некоторые способности. Точнее, одна суперспособность.

— Я тоже врач. Не желаете в картишки? Не на деньги, просто из спортивного интереса. Только я не понял, а каком смысле у вас суперспособность. Надеюсь, в фигуральном?

— Зря надеетесь.

— Только по какой вы специальности?

— Не совсем хирург. Не совсем психиатр. В большей степени я специалист по евгенике и социал-дарвинизму.

— Ого! Я с вашей специальностью не сталкивался.

Очень хотелось его спросить: «Вы, батенька, из какого века прискакали?».

— Догадываюсь, что вы подумали. Вы не поняли, из какого века я прискакал или выпрыгнул.

Юрию неудобно было глядеть в упор на постороннего человека. Скромный доктор хотел встать и уйти из своей собственной комнаты. Вместо этого он чувствовал некие гипнотические волны (не очень сильные), вдобавок, медицинский интерес вынуждал выслушать всё до конца.

— Вы экстрасенс? Менталист?

Гость дёрнул головой.

— В целом вы правы. Я уже сказал, способность досталась мне по наследству. Если быть точным, я с Викторианской Земли и вижу сквозь пространство вашу Землю. Мой двойник в вашем обычном прошлом, наоборот, видел нашу Землю.

— Звучит заумно.

— Слушайте внимательно, я вам всё досконально объясню. Я служил колониализму и белому человеку. Я хорошо смыслил в высших и низших расах. Я подвергал методам евгеники представителей низших рас, включая Томаса Эдисона и одного гадкого мелкого типчика. В старые добрые времена моя Земля размещалась на месте Марса. Я видел и слышал сквозь пространство между двумя Землями, посему узнал некоторые интересные детали из вашего времени. В вашем мире я заглянул в архивы. Силы небесные! Моего двойника из вашей реальности в двадцатом веке почти все забыли, зато он тоже видел сквозь пространство. Аналогично, в вашем мире двойник моего отца тоже это всё видел, в частности, он первым увидел Землю на месте якобы Марса. В то время изучение Марса вступило в силу, на нём только что разглядели каналы. Отец это утвердил, подправил чужие наблюдения. Десятилетия спустя я тоже направлял астрономию в нужное русло. Мои последователи всё ловко провернули, даже во времена марсоходов. Советское руководство тоже приложило руку.

— Я про вас немного слышала, — робко встряла Варя. — Газеты писали, что вы Джек Потрошитель. Потом нашли кого-то другого, какого-то Аарона, что ли. А потом опровергли.

— «Дикий же народ», как сказала бы Юлия Валерьевна. Меня отыскали, и нате вам: вековая загадка раскрыта. Хорошо, я имел некоторое отношение к тому неразгаданному делу. Но с чего вы вообразили, что на вашей Земле я был тем самым Джеком? Если неясно, проведу аналогию. Кто первый человек в космосе?

— Юрий Гагарин.

— В каком году?

— Шестьдесят первый, тысяча девятьсот.

— Совершенно верно. По вашей логике, ваши современники посетили 1895 год и совершили ужасающее открытие? Обнаружили, что Гагарин не первый космонавт? А первыми людьми в космосе были какие-то викторианцы, которых никто не помнит?

Юрий не знал, чем ответить на очевидное.

— А вы говорите, — подытожил гость.

— Что вам от меня надо? Зачем вы пришли?

— Предлагаю взаимовыгодный договор. Станете моим учеником и союзником. В позапрошлом веке у меня были родственники, были и подчинённые, но они разбежались кто куда. Не хотите вместе со мной стать верным слугой империи? Не будете жаловаться на жизнь. Только сначала поясните, почему вы против правительства родной страны?

— Я это должен пояснять? Уж не знаю, что сказать. Есть, например, книжка «Закрытые страницы истории». Там перечислили правителей, которым власть надоела.

— Что-что сказали? Вам власть надоела? И вам не стыдно признаваться? Вам обоим будет интересно узнать, что я встречался с Охлобыстиным. Мы друг другу очень понравились взглядами. Он меня признал прогрессивным, а я его. Кроме Охлобыстина я сотрудничаю с главным санитарным врачом Анной Зотовой.

— Она-то здесь причём?

— Я же сказал, главный санитарный врач. Вместе мы поддерживаем высокое качество водки и табака. Как следствие, их больше покупают, ко мне приходит больше пациентов, и я больше зарабатываю.

— Что вы хотите?

— Чтобы вы стали моим учеником и пошли по пути консерватизма и колониального торжества. Почему вы не слушаете представителей высшего сословия? Надо исправить.

Он стукнул ногтём по планшету последней модели.

— Известно, что российских губернаторов наказывают за непослушание. В прошлом году с одним из них началась целая свистопляска. Вы сочинили на актуальную тему стишок для плаката на митинге, но пока не применили. Записали стих на бумажке, спрятали и никому не читали, даже Варваре.

— Если бы не Максим Сидорин, митинги случились бы, и вы бы применили свой стишок. Но митингов не было, ни одного. Чего нет, того нет. В дальнейшем вы перешли к сходным темам. Вы сочинили второй стишок:

— Его вы тоже записали и спрятали ото всех. Не было благодаря новому президенту всяких там дурацких митингов, протестов и пикетов. Скажете, можно было выложить в Сеть? Тоже не фонтан. Что туда выложено, не вырубишь топором, если не заблокируют заблаговременно. Вам не хватало, чтобы в будущем Тюрьминатор прочитал стишки и, берите шире, что-либо о вас узнал. Представили, как Тюрьминатор вас укокошит. Сначала «укокошит», потом «транклюкирует». Вы свою мысль пробормотали вслух. Оттого я знаю.

Получается, этот странный «Хамский», этот горе-врач не запугивал, он реально видел и слышал сквозь пространство своей странной суперспособностью. У Юрия пробежал озноб, что случалось с ним крайне редко. Вдруг его собеседник могучий маг вроде Доктора Стрэнджа? Или демон, как альтист Данилов? Или ещё того чище — коллега Воланда, закосивший под Кашпировского?

— Можно один вопросик? — спросила Варя. — Вы смотрите сквозь пространство. Как я переодеваюсь, моюсь…

Хамский постучал пальцем по лбу.

— Как там у вас говорят, «пришёл Ржевский и всё опошлил»? Подсматриваю, видите ли. По-вашему, мне больше нечем заняться? Юлия Валерьевна наверняка сказала бы «Дикий же вы народ!».

После следующих слов собеседника Юрий мимоходом вспомнил правозащитника с Сослагательной Джона Кенни. Сколько раз его хотели остановить, не перечесть. В нынешнем году в биографии бывшего пролетария начались разногласия. То ли он живёт в Ирландии, то ли сидит в тюрьме, то ли казнён… Без достоверных источников здесь много неясного.

— Ирландцы и прочие малые народности зададут сакраментальный вопрос: что они курили? Для каждого разумного человека ответ очевиден. Они курят трилистник.

— Ну вы загнули! — смутился Юрий.

— Я здесь причём? Исторический факт. Далее всё совершенно очевидно: евреи курят мацу, япошки курят сакуру, а одна малая народность курит сало.

— Ни разу не слышал.

— Раз не слышали, не встревайте. В моём планшете есть запись песни. Хотите послушать? Нет? Тогда слушайте.

Собеседник порылся в планшете, и оттуда раздалась музыка группы «Ноль».

— Можете заменить «хохляндца» «японцем», «ирландцем» или «еврейцем». На ваш вкус.

Юрий от дерзкого контента остолбенел. Никакого своего вкуса у него не было.

— Можно вопросик? — отреагировала Варя. — «Косяк» в каком смысле?

— В обоих современных смыслах этого слова, жидовская мордашка. Переходим ко второй песне. Может быть, не совсем актуально, но надо ведь ответить наглым японцам.

Варя пожала плечами.

— По-моему, у вас плагиат. «Мультличности» пародировали на эту же тему «Иду, курю». Той же группы.

— Не расслышал. Культ чьей личности?

То есть он не знал бесславную пародийную передачу, несмотря на все менталистские сверхспособности. Учтём на будущее.

— Рассмотрим жизнь одного малахольного.

— Не секрет, что в лесах растут грибы. Этот придурок просто вообразил себя шаманом и наелся мухоморов. А вы говорите. Этимология слова «мухомор» прозрачна, а во французском «мухами» называют шпионов и осведомителей. То есть ваш придурок — агент Макрона.

— Больше у вас ничего нет?

— Следующая хорошая песня будет одновременно про оппозицию и япошек. Слушаем песню Тимона и Пумбы «Акунин-макака».

— Страшно представить…

— То есть вы трусы. Слушаем другое. Песня Сезарии Эворы «Без сала мучусь».

— У вас точно больше ничего нет?

— Есть, а как же. Знаете одного ирландского недоумка, Джона Кенни? Недавно он вернулся к национальным корням и назвал себя «Шоном О'Кини». Ему помогал и сочувствовал американский священник Томас Девитт Олдридж, впрочем, уже помер, 70 ему было. О’Кини сеет неразумное, недоброе, но вечное. Дошёл до того, что финансирует своих соотечественников из Боевой организации эсеров.

Из обычной истории Ирландии Юрий знал Роджера Кейсмента (на Сослагательной Земле время пока не настало) и поэта Йейтса. Из современных мог назвать разве что Хелавису, да и та по мужу. Насчёт пролетария Кенни он точно знал, что на Нашей Земле тот был в самом прямом смысле ничем. А параллельный Кенни несёт свой крест.

— Расстановка точек над i. Не понравится, сами виноваты.

Замучившийся Юрий чуть не плюнул:

— Оригинальности не хватает. Спародировать «Бу—ра—ти—но» с похожим именем на злободневную тему, мне кажется, очевидный ход.

— Что же вам всё не нравится. Перейдёте под моё наставничество, быстро научитесь не прекословить. В наказание новая песня.

— Не знаю, откуда Кенни берёт идеи для своих связей, но он скорешился с Еленой Шишкиной и ей подобными. Слушаем дальше. Здесь задача стояла сложнее. Надо было имитировать голосок Клары Румяновой.

— Причём здесь она?

— Всё сходится. Наш с вами Кенни самый настоящий юдофил.

— Почему? Хотелось бы доказательств.

— Очень просто, дурачок вы мой. Не знаю, как обстоят дела с Шишкиной, еврейка ли она, но зато Сергеевский не еврей, он нормальный. По крайней мере, раньше был. Возвращаемся к О'Кини. Он самый хитрый из евреев. Взгляните на его протокольную рожу. По нему Ломброзо плачет.

Что-то знакомое. Юрий краем уха слышал, как альтернативный Ломброзо признал Кенни преступником, из-за чего тот слишком эмоционально реагирует на итальянцев, включая их кухню. Тоже не без греха.

— Молодец, вспомнил. У меня об этом недоделанном пролетарии есть новая песня. Называется «Всегда быть в кепке — судьба моя».

— Спасибо вам! — отреагировал Юрий. — Вы хоть про Кальмана слышали?

— Швальман? Яврей какой-то.

Юрий отвернулся.

— Не нравится? Послушайте песню «Синий Кини». Он лицо обморозил, оттого и синий. Или песня «Цвет настроения Кини». Спросите, какой именно цвет? Зелёный.

Навязчивый гость гнул свою линию.

— Погода, она, известное дело, дама непостоянная. То холод, то теплынь. То сухо, то снег, то нет снега, то дождь. Ещё печально известны инциденты на «Союзе». То дырка образовалась, то двигатель отказал. Я выяснил, чья вина. Всё подстроил Тесла.

— Я знаю про ваш конфликт с Эдисоном, но Тесла чем не угодил?

— Типичная неверная логика. Лично я не при делах, очевидно, что всё дело в обвиняемом. Тесла орудует молниями, как вы не видите прямую связь с шальными погодными явлениями? Дырку в космической станции может проделать только мощный луч, так что без Теслы тоже не обошлось. А с колорадскими жуками всё легче лёгкого. Тесла их породил, гад! Его башня для опытов с электричеством стоит в Колорадо-Спрингс. Только дурак не увидит причинно-следственную связь.

— Глупости.

— Хотите сюрприз? Я встречал вашу сестрицу. Передаёт привет.

— Без вас знаю, — задумчиво протянул Юрий. — Я с ней поговорил по телефону. Лично не виделись, но скоро всё наладится. Какой привет? Пламенный?

— Не пламенный, а электронный. Вы наверняка знаете, что у Сергеевского есть знакомый японский программист. Хакамада его зовут. Я сначала по неопытности путал его с Ириной Муцуовной.

Юрий взглянул на часы. За трёпом пришло время других дел.

— Говорите скорее, а то мне…

— Японский программист разработал программу, которая натурально предсказывает будущее. Я, если вам угодно знать, в нашем девятнадцатом веке просто видел современную Землю. До реального предсказания будущего мне далеко. Максим Валерьевич загрузил на планшет программульку. Поняли, или повторить? Благодаря программе ваш брат-робот знает, чем занимаются его протеже из начала XXII века. Святые угодники, XXII век! Он выше моего понимания.

Если не понимаете, нечего мне навязывать, недовольно подумал Юрий. У него возник вопрос в тему.

— Спрошу насчёт Макса. Вы знаете, кто такой Терминатор? Не Сидорин, а тот, киношный.

— Откуда мне знать? Какой-то то ли Шварценштейн, то ли Франкенеггер. Явный еврей.

— А Фукусима или Чернобыль. Вы понимаете, в чём суть?

— Бред сивой кобылы. Учёные твёрдо знают, что атом не делится. Так что нехрен болтать.

Очередное слабое место. Тоже стоит учесть.

От волнения его планшет выскользнул. В сантиметрах от пола руки оппонента достигли цели.

— Господи, едва не уронил. Всё из-за вас, некоторых. Не хотите быть законопослушными.

Настойчивый дяденька вернул гаджет в карман и быстро покинул комнату.

— Всё, иду домой. Где я живу, вам знать незачем.

Юлии надо только тщательно помыть руки и навести прочий, как говорится, «марафет», а остальное сбылось. Перед умывальником стояла родная сестра, которую Юрий в прошлый раз видел совсем молодой. Под конец процедуры она причесала блондинистые волосы (по-разному сибсы унаследовали гены, Максим Сидорин такой же шатен, как Юрий).

В голове поневоле вертелись околополитические мысли. Британская Индия каким-то образом влилась в российские территории (у царя счастья полные штаны). Молодой Черчилль получил указ от сагибов. Мол, «индийские бунтовщики удумали какой-то „конгресс“», а в его составе фигурирует некто Мотилал Неру. У того «чрезмерно противный» сын. Надо бы его приструнить.

Что же в голову лезет? Лучше радуйся восстановленным родственным связям. Варя Шац больше не нужна для замены.

— Здравствуй, Юра. Извини, я сначала сходила на речку Безымянку. Интересно стало, почему её так назвали. О чём это я… Ты сбежал в старомодный городок. Я бы сама не додумалась. Твою Етстань наша семья не упоминала никогда.

— Хорошо, я живу здесь, меня публика почти не знает. А тебе удобно быть сестрой президента?

— Смотря кого считать президентом. В Европе, например, есть родители №1 и родители №2. У нас президент №1 и президент №2. Своя ментальность.

— Ух ты. Я двадцать лет назад не слышал от тебя умных мыслей.

Варенька робко стояла в уголке. Видно же, чувствует себя лишней.

Юрий положил руку на радиоприёмник.

— Юля, хочешь послушать культурный фон третьего десятилетия? На одном хорошем радио скоро передадут стишки и песенки при моём участии. Идею подсказал. Нет, я не пиарюсь. Просто факт.

— Не отказалась бы.

На радиоканале шло вступление:

— В одной из империй Альтернативной Земли премьера-маркиза сменил родной племянник. Бывший премьер неформально мелькает на заднем плане, а изменилось ли хоть что-нибудь? Пролетарии и меньшинства остались недовольны, то ли дело Германия. Политику посвятили песню «А в остальном, преемники маркиза, всё хорошо, всё хорошо». Наш постоянный слушатель прислал стихи на ту же тему.

— Помню, я слышала, что не очень-то прилично пародировать классику, — с некоторой назидательностью ответила Юлия.

— Больше ничего не подобрал. Уж прости.

Онегинские строфы завершились. Вместо стихов наступила песня.

— Здорово, — прошептала Варя, услышав мелодию. — Сейчас будет Евгений Мартынов. Я в его время не жила, а всё равно нравится.

— Молодец, братец, — Юлия потянулась кверху от эстетического наслаждения.

— Мне уходить, или нет? — засомневалась Варя. — Давай ещё послушаю.

— По заявкам постоянных слушателей передаём песню «Не валяй дурака, о ФРГ».

Сестра задумчиво коснулась лица.

— Что-то ты, Юра, совсем. Превзошёл самого себя.

— Я так и подумала, — выдохнула подруга в ухо Юрию. — Даже для наших взглядов слишком.

— Просто больше ничего не пришло в голову. Не обижайся.

— Причём тут Крупская? Тоже ничего подходящего не нашёл?

За спинами заскрипела дверь. В прихожей снимал обувь гражданин Хамский.

— Всем привет, непослушные вы мои. Дверь надо запирать.

Юрий только руки вскинул в отчаянии. Агитатор сжимал двумя пальцами таблетку, но глаза смотрели на жильца квартиры.

— Я принёс со Старой Земли последние новости и аналитику. Знаете, что общего между позапрошлогодними просроченными консервами и головой Вильгельма II? Их содержимое протухло. Разве вы не замечаете? Особенно видно по его дурацким усам. Дебил дебилом. Самое очевидное, что в честь него назвали таракана-прусака.

— Мне не очевидно.

— Вы немец-тевтонец? Что вам не нравится?

— Козьма Прутков написал афоризм, что прусак — одно из самых вредных насекомых. Тогда Вильгельма ещё не было. То есть был Первый, а не Второй.

— Ваш любимый Прутков писал гадости, а вы ссылаетесь. Возьмём кое-что не менее очевидное. У нас король Италии — Виктор Эммануил III, а его предшественником был Умберто, которого убили анархисты. Вы в курсе, что король Умберто педофил?

— Альтернативный — не факт, реальный — точно нет. Он не…

— А вы гляньте на имя. Как переводится имя «Умберто»? Должны знать.

— Ёлы-палы. Вы знаете, кто такой Умберто Эко? Что же вы его не песочите?

Оппонент впал в ступор.

— Что за козёл? Экю знаю, ЭКГ худо-бедно знаю, об Эко впервые слышу.

Здорово. Опять слабое место.

Словно угадав мысли брата, Юлия смело вышла вперёд.

— Я не позволю балаболить в нашей квартире. Возвращайтесь домой, и там изливайте душу.

— Чем-то вы недовольны, душечка? Много ли в вас еврейской крови?

Его ладони и глаза замерли. Юля замолчала, но полминуты спустя почему-то выпалила:

— Спасибо вам на добром слове. Нет, немного, нет совсем. Я чистокровная представительница своей расы и своей нации. Хочу, чтобы все вокруг были точно такими же, не грязнокровками.

Юрий скривился. С чего бы она вдруг? Чай, сейчас не времена знакомства с Тюрьминатором.

— А это что за корыстный предатель? — повернулась сестра к жильцу квартиры. — Проваливай отсюда к своим крысам.

— Юленька, что случилось?

— Заткнись. А я знаю, почему на Параллельной Земле Лев Толстой нашу политику ругает и наши власти не любит. Спорим, не догадаешься? Есть всем известная песня The Final Countdown. Count это граф. Получается граф-даун. С final всё яснее ясного, Толстой в своём маразме дошёл до последней черты.

— Юленька, детка, ты перегрелась?[11]

— Я здесь причём, если ты опупел? Знаешь, почему Эйнштейн козёл? Он из Германии свалил не в ту страну. Надо было к нам.

— Ты думаешь… — хотел было возразить Юрий, пока не вспомнил, что Эйнштейн — советский агент. Сам попал в свою ловушку.

— Етстань породила одного поэта, его звали Силантьевым. Я узнала, какой он молоток и умница. Как говорил Силантьев, Украина всегда была Запороссией. Она за поросячье сало жизнь отдаст.

— Что с тобой?

— Слышала, в моё отсутствие объявился оппозиционный козёл Хабазидзе.

— Что не так?

— Чем он тебе дался? Скажешь, грузин прилетит в голубом вертолёте и бесплатно покажет кино про самого себя? Не дождётесь. Он вместо воды упивается чачей, а ты ему веришь.

— Где ты такое слышала, детка?

— Я-то слышала где надо, а ты наслушался врагов. Дикический же ты народец.

— Почему «дикий»?

— Да уж не знаю, почему ты такой дикий. У тебя надо спросить.

Как там было у Муромова, «Странная женщина, странная»?

В самом деле, что это все собрались в Етстани, а то и в конкретной квартире? Им здесь мёдом намазано?

Краем уха Сидорин разобрал, как на радио обещали песню о Джоне Кенни, который то ли в казнён, то ли в Тауэре. Ария закончилась протяжными словами «Живу чучмеком, боль свою затая. Всегда быть зэком — судьба моя». Незваный агитатор перешёл к темам не сослагательных, а, наоборот, ещё не наступивших времён.

— Современники Сидорина-Терминатора поведали, как в начале следующего столетия народонаселение забоялось будущего. Я вам говорил, что в планшете хранится программулька для связи с двадцать вторым веком. Слушаем песню на тему грядущих опасений.

— Глупо как-то, — без робости возразила Варя. — Что фильм для будущего совсем старый, это полбеды. Фильм какой-то дурацкий. Могли же лучше снять. Не думаю, что через восемьдесят лет им кто-нибудь вдохновится, как будто ничего своего нет. Фальшивка.

— Что за девицы шибко умные у нас завелись, — пробормотал «Хамский».

В голове Юрия возникло помутнение. Лучше выйти на свежий воздух. Едва замученный стоматолог вышел на крыльцо, странная сестра крикнула из окна:

— Крупскую в творчество приплетаешь? Твои мысли никому не нужны, только твоим крысам.

С обеих сторон крыльца из подъездов никто не выходил. Прошла минута. Слегка отдохнувший Юрий глянул прямо и обнаружил неожиданное соседство.

На скамейке сидел мужичок, которого Юрий встречал неподалёку от гетто (знакомое лицо, ведь это он разговаривал с будущим гостем). Судя по костюму и котелку, перед ним был один из уроженцев Царской Земли, которые понаехали в основном не в Москву. Юрий мысленно поставил себя на место жителя Златоглавой, который взглянул невинными глазами на Останкино и Москву-Сити.

На вид ему было лет тридцать. Из-под заломленного котелка выглядывал прямой пробор рыжеватого оттенка, тонкие усики шевелились на скуластом лице, а узкие глаза выглядели весёлыми.

— Не славная ли сейчас погода, господа хорошие?

Юрий заметил, что царский подданный слегка картавит. Может, всего лишь казалось, да и какая разница.

— Весенней слякоти больше нет. — Юрий оглядел окрестности дома.

— Заметьте, господа, я о том и рассудил.

Кто его знает, стоит ли доверять очередному встречному. Попробуем.

— Вы кто, сударь? Можно с вами познакомиться?

— Кондратий Александрович Ивáнов, помощник присяжного поверенного. Бывал в нескольких поволжских городах. В своём деле я серединка на половинку.

— В картишки не желаете? Смотря, во что умеете.

— Виноват, картам не обучен. Я больше в шахматы игрец.

Новый сослагательный знакомец казался Юрию вполне приличным. Разве что не покидало ощущение, что господина Иванова он где-то видел, причём сильно раньше всего того обнаружения Другой Земли. Ложную память никто не отменял.

— Кого я вижу, — Варя с внезапной улыбкой выглянула из окна. — Ваше лицо как у Камбербэтча.

Иванов поднял голову.

— С Камбербэтчем я незнаком, обсуждать его не намерен. Извините, если был дерзок.

У самого Юрия сложилось другое впечатление: у Иванова было подвижное лицо, смена выражения обгоняла черты. Такое с трудом запомнишь.

В какую сторону повернётся знакомство, когда дома творится незнамо что? Рано или поздно Юрий вернётся в квартиру. Извечный вопрос: что делать?

Рассказывает «Ивáнов»

Обращаюсь к вам, дорогие мои соратники по социалистической партии. Ваш бывший предводитель против воли передал руководство коллегам, сам же на долгие годы завяз в другой исторической и социальной среде. В грядущем веке, где поблизости нет друзей и членов семьи, и где никто не назовёт ни по имени-отчеству, ни просто Володей. Трудно сказать, обратил ли бы я внимание на незнакомых особ, не упомяни они фамилию Надежды Константиновны, моей соратницы в деле революции, ставшей для меня той, кем была Перовская для Желябова.

По сути, в новой эре автора этих строк (точнее, двойника из местного прошлого) вознесли на пьедестал истории. Например, дали имя лампе накаливания, чьему повсеместному применению страна обязана моему верному другу товарищу Кржижановскому. Но он остался в привычном мире. Один из новых обитателей гетто, на моё счастье, был с ним хорошо знаком и передал всем нашей братии песню «Вихри враждебные веют над нами» с верными словами «Марш, марш вперёд, рабочий народ». Позже соратник исполнил другую песню, на сей раз собственного сочинения:

Судя по некоторым строкам, песню сочинил ревизионист наподобие Бернштейна, Зюганова и Кусковой. Марксист отправил бы монарха не в отставку, а на расстрел. Для сравнения, второй сожитель по гетто отметился в кулинарии и угощал нас коктейлем из водки и томатного сока «Кровавый Ники». Независимо от названия лично я предпочёл бы пиво.

Творчеству здешних авторов до идеала далековато. Сходил я на правах гостя в местную библиотеку имени городничего, чтобы познакомиться с трудами по политологии времён царя Бориса (не Годунова, а предшественника нынешнего). Изящная словесность отвлекала от цели визита. Вы, товарищи, не поверите, но в одном уголовном романе (а то и в двух) меня сделали главным героем. По мнению авторов, во время проживания в Кокушкино я раскрывал убийство. Другой автор написал книжку о том, как в меня вселился уроженец будущего и под моим именем пошёл другим путём. Не знаю, стоило ли горевать из-за недостатка сведений, но сам я познакомиться с опусами не смог. Стоило библиотекарю почуять интерес, как последовал ехидный вопрос: «Вы, батенька, революционер?». Пришлось покинуть библиотеку с невинным выражением лица.

У выхода на улицу незнакомые болтуны упомянули мадам Собчак (бывшая дама полусвета или вроде того) и Елену Шишкину (псевдонародная героиня). В диалоге речь шла о некой женщине: «У неё лошадиное лицо Ксюшино? А причесон Ленин?». Меня едва не сбил с мыслей прямо названный псевдоним двойника со здешней Земли. Чтобы у всех на виду не высвободились бурные эмоции, пришлось поспешно ретироваться.

Едва подручные российского учёного вырвали меня из июля 1895 года, судьба виделась предрешённой. До сих пор не представляю, какое место ссылки было бы приятнее: Корея монархическая или Корея марксистская. Своими глазами далёкую азиатчину я ни разу не видел и о том не жалею. Скажу спасибо обитателям тихого волжского городка.

В корейскую ссылку меня везли евстафчане, которые знали географию по принципу госпожи Простаковой. Эти архипошехонцы (иначе не назовёшь) перепутали корейцев с корелами. Стоило провернуть единственную хитроумную комбинацию, как меня повезли в противоположную сторону — на Тверскую землю. Благо, что меня самого приняли за корела. Спасибо высоким скулам и узким глазам.

Никто из наших современников не выдал бы себя за уроженца далёкого будущего. Но лично моего двойника (если полученные сведения верны) все знают за главенствующую роль в революционном движении. На первый взгляд, я не мог жить под видом обыкновенного иммигранта из Российской Империи. Во второй раз отблагодарю жителей Евстафца, которые недостаточно знали историю отечества. Прошлое родного городка они изучили гораздо глубже, отчего взамен моего двойника исстари почитают местного революционера, сделавшего свой городок таким, каков он есть в настоящее время.

Лично меня (если угодно, двойника) исказили изрядно. Местные жители (и городка, и страны) преувеличили картавость и, что особо ценно, представляют не иначе как маньяка, в том числе в обыденной частной жизни.

В новейшие времена место именин заняли дни рождения, и сейчас я описываю события, которые размещены в местной хронологии в канун 151-летия моего двойника. Знать бы, какая дата аналогична ему в 1902 году, но в местной истории немудрено потерять счёт родным дням. Скажу лишь, что давний евстафецкий знакомый назвал себя моим современником, который при помощи мистической силы выдаёт себя за уроженца будущих времён. Насколько смелое признание соответствует материализму, судить не берусь. Последние происшествия приводили меня, уважаемого вами товарища Ульянова, в состояние катарсиса. Неудобно было бы признаться вам, но я осенял себя крёстным знамением не только для конспирации.

На крыльце обычного для местных жителей пятиэтажного многоквартирного дома стоял дантист с печатью отчаяния на лице. Второй лекарь (тот самый мой необычный знакомый) политически обрабатывал его сестру. Из окна на меня взирала сестра милосердия, помощница дантиста. Вышеперечисленные сведения достигли моего разума задним числом. В тот апрельский день в воображении мелькало содержимое книг из вышеупомянутой библиотеки. Чтение не прошло даром.

— Не хотели бы вы в уют, в тепло? — предложил дантист. — Боязно мне рядом с агитатором. Не знаю, до чего он доведёт мою сестру. Лучше побоимся вместе, как котёнок Гав с щенком.

Не знаю, чью роль он мне выделил, щенка или котёнка со странным именем.

Из ближайшего окна вырвался крик:

— Господин Сидорин, что за народец! Слишком долго отсутствуете. Ваша сестра делает успехи.

Бутылка от пива «Евтихий» давно лежала в урне. Можно было без зазрения совести войти в квартиру.

В сенях открылся красноречивый обзор. Из-за стены доносился голос, произнёсший вышеприведённую фразу. Судя по наполовину доступному виду из комнаты, Сидорина вела себя в стиле неумелого актёра-трагика. Лекарь-кудесник еле заметно делал некие пасы.

В голове всплыла другая песня от жильца гетто. Как там на моей родине прозябают современники?

Черноволосая барышня отошла от окна. Теперь она была готова к беспрепятственному диалогу.

— Кондратий Александрович, скажите, пожалуйста, вы ничего странного не замечаете?

— Напоминает некий гипноз. Признаюсь откровенно, гипноз есть глупости и суеверие. Вы удовлетворены ответом?

— Да сама не знаю. А то он со своей Земли видел нашу.

Из комнаты послышался необычный разговор между злосчастной жертвой и её братом. В первую очередь она произнесла странную фразу:

— Снип-снап-снурре, пурре-байденлюре.

— Ты не путаешь? Причём здесь «Снежная королева»?

— Притом. Я Снежная королева по имени Эльза. Я заморожу Евросоюз и отключу им всем отопление.

— Юля, ты же бросила глупые игры, которые нам навязал Макс.

Его сестра гаркнула:

— Где уважение к вышестоящим, спрашиваю? Максим Сидорин — великий деятель, а ты никто.

— Хочешь, я сделаю радио громче? Судя по мелодии, сейчас передают мою песню о нашем старшем брате. Открой на него глаза, Юля.

Из технического устройства раздался певческий женский голос.

— Да ладно тебе.

Сестра милосердия шептала, что «сейчас вот-вот всё получится». Но надежда обернулась прахом. Противник брата и сестры сослался на содержимое некоего «планшета», которым стала другая песня, с низким женским голосом, по смыслу противоположная. C поистине бравурным проигрышем.

Негодующий крик. Не успели уши привыкнуть к внезапной тишине, как грозный лекарь продолжил своими словами:

— …когда вся стая полетела зимовать на юг, одна маленькая, но гордая птичка сказала: «Лично я полечу на Москву». И она взлетела выше Останкина и оттуда нагадила на Кремль, но очень скоро заработала выстрел из зенитки и упала на самое дно канализации. Так выпьем же за то, чтобы враг всегда получал по заслугам.

Дальнейшее событие поражало контрастом. Две женщины кричали о приступе и перспективах психиатрической лечебницы. В окрестностях Евстафца есть городок с жёлтым домом местного значения. Он станет приютом для Сидорина.

Будь я полноценным присяжным поверенным, кому бы здесь пригодилось юридическое искусство? Ваш покорный слуга покинул нехорошую квартиру. Стоило выйти на крыльцо, как поблизости раздался глухой звук падения. Сбоку от меня стоял необычный лекарь в пальто и с ботинками в руках. Через две секунды он был полностью обутым. Никогда бы не подумал, что возможно настолько быстро двигаться.

— Не захотел глупый Сидорин привольной проимперской жизни. Туда ему и дорога. Что узкие глаза таращите? Поражаетесь, как я быстро выпрыгнул? Всё дело в допинге. Прощайте.

Произнеся последнее слово, врач-кудесник пулей помчался по пыльной набережной.

Давешние события оставили пищу для размышлений. Прямое продолжение запавшего в душу инцидента произошло в местное начало мая (но не то, что у Тютчева, а по григорианскому календарю). В думах о судьбах отечества я бродил по улочкам и увидел, как прямо передо мной в ту же сторону идут те две женщины из квартиры Сидорина. Зрелая блондинка спрашивала молодую брюнетку:

— Ушам не верится. Неужели ты видела дедушку Ленина?

— Да какого дедушку, ему сейчас должно быть 32.

— Никто его не узнаёт. В гетто много современников, наверняка соратники найдутся. Удивляюсь, что Ленин до сих пор не позвал их всех к топору. Боится силовиков? Не похож на труса, иначе не вошёл бы в историю. То есть понимаю, что, кванки, то есть альтернативные двойники, не всегда равны оригиналам.

— Как же никто не видит, что здесь ходит Ленин? Что-то я читала у Эдуарда Успенского. Пацанчика сфоткали… сфотографировали, когда он крал картину в Третьяковке. У него тогда было злодейское лицо, а когда мальчишка исправился, по фото его никто не опознал.

— Варя, ты знаешь, что на исторических личностей влияет среда? Взять хотя бы Гитлера, без первой мировой и всего прочего он был бы нормальным человеком.

— Что-то слышала, есть книга, где Гитлер из мая 45-го попал в наше время и повёл за собой немцев во второй раз.

— Я не совсем о том. В экономически развитых странах, в отличие от царской России, вместо большевизма процветал реформизм. Сравни с Етстанью. Проблемы всё те же, а общее состояние осталось с нулевых. Цены ниже, чем в других городах, люди менее испорченные, да и сам мэр здесь народный. Ленин насмотрелся на местную жизнь, а то и в библиотеке начитался умных книг, легко было познать реальный Запад. Не удивлюсь, если он обратился в меньшевизм.

Товарищ Ульянов не трус, но самое время делать ноги.

Умная женщина меня разоблачила. Диоген не с первого раза догадался, что воду можно пить из ладоней, а я не сразу пошёл иным путём. Прости, Саша. Пускай революционеры моего родного времени творят историю самостоятельно, а мне достанется другая стезя — реформирования. Только вернуться бы в привычную действительность. Что дальше, Бог весть.