Кровавые сборы

21

Филиппу Сакко не приснился его обычный кошмар в ночь после визита Омеги. Вам нужно спать, чтобы не видеть кошмаров, а для стареющего капо сна внезапно стало очень не хватать. Впервые в своей взрослой жизни он усомнился в своей способности контролировать собственное окружение.

И это было пугающее ощущение.

Прошло двадцать четыре часа, и он все еще не мог получить ни строчки об убийцах Томми Дрейка. Омега был на свободе, но звонки Сакко в Нью-Йорк, Чикаго и на Западное побережье не смогли подтвердить или опровергнуть связь черного туза с La Commissione. И что хуже всего, город Сакко взрывался вокруг него, циркулировали ужасные слухи.

Слухи о медалях стрелка, черт возьми, верны, и истории о том, что Мак, ублюдок Болан, может вернуться в город, черт возьми.

Теперь там был повторяющийся кошмар, от которого Сакко, казалось, не мог очнуться, как ни старался.

Фил Сакко, как и все его окружение в уважаемом обществе мафии, был убежден, что Болан, наконец, погиб в своей нью-йоркской драке некоторое время назад. Конечно, с его уходом не все было гладко; он оставил братство в нечестивом состоянии, когда исчез со сцены, и недавно прошла волна наступательных действий штатов и федеральных сил — но все лучше, чем ложиться спать со страхом, что ты можешь не проснуться утром.

Конечно, все лучше, чем подпрыгивать каждый раз, когда вокруг тебя движется тень, каждый раз, когда человек в черном может пересечь твой путь.

Все, что угодно, да, за исключением, может быть, того, что я вообще не сплю.

Если Мак Болан вернулся, сказал себе Сакко, то этот чертов парень совершил серьезную ошибку, вернувшись в южную Флориду прямо сейчас.

Фил Сакко хотел, чтобы Болан заплатил за эту ошибку своей жизнью.

Зазвонил телефон в его кабинете, но Сакко не ответил на него. Он подождал, пока Солли Кусамано, слуга, разберется с ним, сняв трубку после третьего гудка.

Сакко полагал, что любой звонок в такой поздний час ночи просто обязан быть плохой новостью — если, конечно, это не одна из его охотничьих бригад, сообщающая информацию о бродягах, которые прикончили Томми Дрейка.

Последовала долгая пауза, затем Солли постучал в дверь его кабинета, просунув голову в ответ на вызов Сакко. Кусамано выглядел обеспокоенным и извиняющимся.

«Это тот самый Омега, босс. Хочешь с ним поговорить?»

Сакко на мгновение уставился на молчащий телефон, позволив себе роскошь притвориться, что у него есть выбор.

«Да, я приму это. Спасибо, Солли».

Кусамано нырнул обратно и закрыл за собой дверь. Сакко снял телефонную трубку и молча слушал, пока дежурный не повесил трубку на другой добавочный номер.

«Хорошо».

Голос черного туза донесся до него через линию, глубокий и кладбищенский холод.

«Я рад слышать твой голос, Фил».

«Да?»

Омега усмехнулся, издав шипящий звук рептилии.

«У меня была мысль, что я могу опоздать».

«Слишком поздно для чего?»

Сакко не пытался скрыть раздражение, которое медленно прокрадывалось в его голос.

«Чтобы попрощаться», — ответил туз.

Теперь раздражение переросло в полномасштабный гнев.

«Чертовски поздно играть в игры», — отрезал капо.

«Ты становишься мудрее».

«Черт возьми…»

Омега не повышал голоса, но все же его словам удалось заглушить вспышку гнева Сакко.

«Томми Дрейк мочился на тебя, Фил. Он подставлял тебя».

«Это чушь собачья».

Но теперь сомнение поселилось в его сознании. Сакко слишком долго жил в параноидальных джунглях мафии, чтобы автоматически исключать любую измену, любое предательство.

«Вы знаете, что он был связан с кубинцами», — ответил Омега почти безразлично. «Вы знаете, над чем они работали?»

«Конечно, я знал», — выпалил он, блефуя. «Что за вопрос…»

«Тогда ты знаешь о переезде на Ки-Бискейн».

На обоих концах провода на мгновение воцарилось молчание, Сакко ломал голову, не желая признавать свое невежество, но не придумал ничего, что имело бы смысл.

Омега продолжил, не дождавшись его ответа, прочитав все, что ему нужно было знать, в напряженном молчании капо.

«Это безумное предложение, Фил. Такое ощущение, что твой парень придумал это, чтобы умиротворить кубинцев. С другой стороны, он поручил им проложить тропы, которые приведут прямо к тебе».

Рука Сакко, сжимавшая трубку, так крепко, что побелели костяшки пальцев, что она дрожала.

«Я… наверное, я не понимаю, что ты имеешь в виду».

И Омега рассказал ему страшную историю, говоря сухим, отрывистым тоном, тяжесть его слов давила на обитые кожей подушки его мягкого кресла. Когда Омега услышал все это, он предложил ему выход, объяснив, как он может спасти ситуацию — по крайней мере, часть ее, — если будет действовать достаточно быстро и решительно.

«Ты думаешь, что сможешь справиться со всем этим, Фил?»

Сакко хмуро посмотрел на трубку в своей руке, ненавидя человека на другом конце провода, ненавидя Томми Дрейка за то, что тот поставил его в это невыносимое положение.

«Хорошо, я разберусь с этим».

«Я надеюсь на это. Все рассчитывают на тебя».

Сакко напрягся, зная обратную сторону медали. Все ждут, когда ты облажаешься; ждут, чтобы разделить твои операции, когда ты умрешь и будешь похоронен.

«Скажи им, что это в сумке».

Омега повесил трубку, не сказав больше ни слова, и Сакко ненадолго положил трубку, свирепо глядя на нее, не двигая рукой. Затем он снова поднял ее и начал быстро набирать номер.

Сакко призывал войска, черт возьми, совершенно верно.

И у капо-мафиозо Майами было не так уж много времени, чтобы терять его.

Капитан Роберт Уилсон допил остатки кофе из своей кружки и отодвинул ее от себя через заваленный бумагами стол. Он откинулся на спинку своего вращающегося кресла, потянулся, намеренно закрыл глаза и повернулся к настенным часам, отказываясь признавать, который час и как мало он конкретно достиг этой ночью.

За стеклянной перегородкой, за которой находился его личный кабинет, команда скелетов дежурила в комнате отдела по расследованию убийств в кладбищенскую смену. Избитая шутка часто использовалась офицерами отдела по расследованию убийств, чтобы рассмешить их, но Уилсону в данный момент было совсем не до смеха.

Первые отчеты о смерти Хэннона были открыты на столе перед ним. К этому времени он мог пересказать их почти слово в слово, и все же они ничего ему не сказали.

Конечно, там было все, что касается процедур. Баллистика и траектории, точки входа и выхода. Уилсон точно знал, как погиб Джон Хэннон, и у него было четкое представление о том, кто несет за это ответственность… но ничто из этого не приблизило его к раскрытию преступления.

Он пошел по следу Ламанчи в деле о мертвой девушке и неожиданно нанес удар по федеральному зданию. Ее звали Эванджелина, и в ее досье в Министерстве юстиции была информация о семейных отношениях — в частности, о сестре.

Умерший.

И это было потрясением, черт возьми, верно. Уилсону вспомнились другие времена, когда Хэннон был капитаном, а солдат, недавно вернувшийся домой из Вьетнама, сводил семейные счеты с мафией. Охота на Болана сама по себе была поучительной; она показала Роберту Уилсону ту сторону Хэннона — и его самого, — о которой он никогда до конца не подозревал.

Сторона, которая, да, временами может быть чертовски пугающей.

И Уилсон не упустил из виду зловещие параллели между тем другим случаем убийства и его нынешней ситуацией.

Одна сестра, Маргарита, убита синдикатом, когда Болан впервые был в городе; другая попала в засаду сейчас, вместе с Хэнноном, как раз тогда, когда кто-то выбивал концессии у мафии, оставив медали стрелка в качестве визитной карточки.

Не кто-то, поправил себя Боб Уилсон. Это был Мак Болан. Каким-то образом он все еще был жив, несмотря ни на что. Это было подтверждено сообщениями ФБР и прессы.

Ублюдок был жив, и он вернулся, в этом нет сомнений. И на этот раз ответственность за него нес Уилсон.

На его столе зазвонил телефон, и Уилсон рассеянно схватил трубку, его мысли все еще были сосредоточены на текущей проблеме, когда он отвечал.

«Капитан Уилсон, Отдел по расследованию убийств».

«Ты работаешь допоздна».

Он узнал голос Фрэнка Ламанчи, хотя до этого они разговаривали всего один раз. В тоне было что-то такое, от чего у него по спине пробежал холодок.

«У меня много дел», — ответил он.

«Тебе лучше завернуть это. Занавес опускается».

«Это верно?»

В голосе детектива отдела по расследованию убийств слышался скептицизм, но он сдержал его осторожностью.

«Ставь на это. Сакко и Орнелас вот-вот сцепятся. Ты захочешь быть там».

Уилсон порылся в мусоре, наваленном на его столе, и, наконец, достал карандаш и блокнот.

«Где и когда?»

«Пока нет», — сказал ему Ламанча. «Мы должны позволить этому идти своим чередом».

«Я понимаю».

Картина в его сознании была ужасной, усеянной мертвецами и умирающими.

«Ты говоришь мне, что вот-вот начнется перестрелка, и просишь меня участвовать в ней».

«Вы ничего не потеряете, если только не попытаетесь закрыть дело преждевременно».

«Лучше мне подождать, пока в окружном морге не останется только свободных мест? В Майами так не работает, мистер».

«Полегче, капитан. Все, что я говорю, это то, что вы можете все испортить, если будете слишком нетерпеливы».

«Возможно, мне придется воспользоваться этим шансом».

«Я не хочу. Прощай».

Уилсон почувствовал внезапный прилив сил, сродни панике, когда увидел, что его шанс начинает ускользать.

«Подожди, черт возьми! Я все еще слушаю».

Голос «федерального агента» сейчас звучал по-своему осторожно.

«Пока никаких подробностей. Тебе придется довериться мне».

«Это редкий товар». Уилсон заколебался, ненадолго задумавшись. «Я бы хотел взглянуть, во что я ввязываюсь».

«Достаточно справедливо».

Ламанча быстро ввел его в курс дела, придерживаясь основ, но этого было достаточно, чтобы во рту Уилсона появился кислый привкус, а желудок скрутило. Внезапно, из ниоткуда, у него возникла догадка, которая переросла во вдохновение, откровение.

Ламанча уже собирался повесить трубку, когда капитан выпалил: «Эй, Мак!»

Едва заметное колебание на другом конце провода.

«Меня по-прежнему зовут Фрэнк».

«О… точно». Уилсон внезапно почувствовал себя глупо, ослино. «Э-э… послушай… спасибо за подсказку, хорошо?»

«Не парься. Просто не опаздывай».

Линия оборвалась, и Уилсон положил трубку, на мгновение задумавшись над своей догадкой, но в конце концов отбросил ее. Он приступил к своему делу, будя людей и убеждаясь, что они будут именно там, где он в них нуждается, именно тогда, когда потребуются их услуги.

Как и Фил Сакко на другом конце города, Боб Уилсон собирал свои силы, верно, готовился к старой доброй войне со стрельбой.

Водитель Торо затормозил Cadillac под деревьями, частично заслонив машину от ближайшего уличного фонаря. Лица его солдат внутри машины терялись в тени.

Уже почти рассвело, но восход еще не коснулся северной части Майами. Он задержался над океаном, окрасив пляжи в серый, затем в розовый и золотой цвета, наконец, прокрался мимо прибрежных отелей и только затем опустился на жилые кварталы своим согревающим прикосновением, оживляя мир.

Этим утром, в авангарде рассвета, Торо и его люди пришли не с жизнью, а со смертью в сердцах. Они выполняли военную миссию, и обстановка тактически не влияла ни на их процедуры, ни на их цели.

Они пришли за Раулем Орнеласом, и они получат его, или все шестеро погибнут при попытке.

Целью был дом в стиле ранчо в фешенебельной части Северного пригорода Майами. Сидя в «Кэдди» с оружием на коленях, Торо с горечью размышлял о том, что Орнелас не только предал общее дело, но и физически покинул свой народ, оказавшись вне их досягаемости из-за похлебки в Маленькой Гаване. Орнелас был человеком обособленным, пытавшимся отстоять для себя место над битвой.

Но в этот день Эль Торо намеревался свергнуть его.

Это место было построено ради статуса и внешнего вида, а не для защиты. Акр территории был окружен декоративной стеной высотой в шесть футов, а сам дом находился далеко позади ухоженной лужайки, частично скрытой деревьями. Но это была не крепость. Там они могли столкнуться с опасностью, даже со смертью, но не раньше, чем проберутся внутрь.

За считанные секунды все они покинули «Кадиллак» и взобрались на стену, перегруппировываясь в тени и ожидая указаний от своего лидера. На всякий случай Торо прошел через все это снова, заменяя слова жестами, когда это было возможно, держа глаза и уши настороже, чтобы не допустить опасности со стороны собак или сторожей.

Он намеренно приурочил рейд к восходу солнца, зная о планах Орнеласа на утро, а также потому, что раннее утро приносило людям на вахте естественную вялость. Естественная защита часового ослабевает на рассвете, и, имея за спиной свои скудные силы, Торо знал, что может использовать каждое доступное преимущество.

Орнелас выставил часовых, но все они находились непосредственно вокруг дома и не были достаточно бдительны, чтобы спастись от смерти, когда она подкрадывалась к ним сквозь утренний туман.

Торо и его пятеро воинов рассыпались веером, низко и быстро двигаясь по лужайке, как бесшумные тени, скользя перед лицом восхода солнца, приближаясь к дому молниеносными шагами.

Эмилиано застрелил одного часового из своего автоматического пистолета «Ругер» с глушителем. Один выстрел, громоздкий глушитель почти коснулся основания черепа цели, и маленькая пуля 22-го калибра прошла через кость и мышцы, задев ствол мозга.

Второе убийство Торо совершил сам, накинув петлю из фортепианной проволоки на голову молодого человека и туго затянув ее вокруг его горла. Проволока глубоко впилась, перекрыв ему дыхание и выпустив Ниагару крови, когда солдат некоторое время боролся в хватке Торо, наконец расслабившись и умерев.

Группа Торо обошла дом, не встретив больше сопротивления, и они нашли служебный вход в задней части. Орнелас выходит в свет, подумал кубинский воин. Давно пора, чтобы кто-нибудь вернул его к мрачным реалиям их бесконечной войны за свободу.

На войне казнили предателей, да. Но иногда, при наличии возможности, судебный процесс мог быть поучительным.

Они прошли через служебный вход, ворвавшись в помещение, совмещенное с кухней и кладовой, Хуанито шел впереди, его «Узи» выискивал цели. Он нашел их на кухне, еще троих пистольеро, поглощавших завтрак перед тем, как сменить своих товарищей, несущих наружную вахту.

За мгновение до того, как все погрузилось в хаос, Торо узнал одного из мужчин, бывшего последователя, который перешел на сторону Орнеласа, соблазненный его обещаниями активных действий и материального вознаграждения.

Охранники шарили в поисках оружия, быстро и профессионально рассредоточившись веером. Хуанито зарычал и нажал на спусковой крючок своего маленького израильского автомата, прочесывая кухню слева направо и обратно, изрешетив кастрюли и сковородки, пробив микроволновую печь и холодильник 9-миллиметровыми пулями «парабеллум».

Он поймал одного из охранников, отступавшего через смежный дверной проем, и помог ему добраться туда пылающей восьмеркой, которая рассекла ему позвоночник и унесла его прочь. Вторая фигура отделилась слева, пригнувшись за обеденным столом, когда он наводил пистолет на небольшие силы вторжения, но он был недостаточно быстр. Еще одна очередь из «Узи» снесла ему лицо с чем-то меньшим, чем хирургическая точность, разбросав мозги по стене.

Третий человек действительно успел выстрелить до того, как оружие всех шестерых захватчиков обрушилось на него, открыв огонь как один и отбросив его назад, изрешеченного, истекающего кровью соломенного человечка, внезапно лишившегося всякой жизни.

Они пронеслись мимо человеческих руин, теперь лишенные преимущества внезапности, зная, что могут наткнуться на что угодно за дверью кладовой. Чего Торо не совсем ожидал, так это роскошной гостиной в комплекте с изогнутой лестницей, ведущей на верхний этаж, и спальнями. Все было из твердого дерева, темного, мятого бархата, ковер был достаточно глубоким, чтобы в нем можно было спрятаться, если лечь на живот.

С лестницы приветственно прогремел выстрел дробовика, и отделение Торо рассыпалось, прячась за богато украшенными предметами мебели. Мано был медлителен, и второй выстрел из дробовика застал его на полпути, сбив с ног и развернув, прежде чем бросить лицом вниз на ковер. Он был мертв еще до того, как упал на пол, и из своего укрытия Торо уже мог видеть, как кровь маленького сольдадо впитывается в нейлоновую ткань.

Над ними и в другом конце комнаты стрелок становился чересчур самоуверенным. Он показал себя, ища другую цель. Это была его последняя ошибка. Торо поднял пистолет. 45 он нанес, быстро прицелившись вниз по стеклу и выжав двойной удар, в то время как Хуанито выпустил очередь из своего смертоносного «Узи» с другой стороны комнаты.

Стрелок был распят на стене, оставляя за собой длинные потекшие следы, когда он соскальзывал прочь, в конце концов кубарем скатившись вниз и приземлившись неопрятной кучей у подножия лестницы.

Торо и его выжившие в спешке взбежали по лестнице, быстро поднимаясь по ней. Они были готовы к опасности, но последний стрелок застал их врасплох, появившись из-за угла лестничной площадки второго этажа и ударив почти им в лицо никелированным револьвером, который у него был.

Хуанито получил пулю между глаз, еще одну в кадык, умер прежде, чем его палец сжался на спусковом крючке, разрядив магазин «Узи» последней, длинной неровной очередью. Он забрал с собой стрелка, изрешетив мужчину прямо на месте и сметя его прочь. Его работа была выполнена, маленький Хуанито рухнул лицом вниз на ступеньки, его «Узи» застрял под его безжизненным телом, когда он падал.

Они брали спальни одну за другой, обрушиваясь на каждую по очереди, пока не добрались до того, что явно было комнатой хозяина. Торо с размаху пнул дверь, и они отступили от открытого портала, ожидая вспышки огня, которой так и не последовало.

Комната была пуста, смятая постель и разбросанное ночное белье свидетельствовали о том, что их жертва была здесь всего несколько минут назад. Не говоря ни слова, Эль Торо начал быстрый обыск комнаты, заглянул под кровать, в примыкающую мраморную ванну, вышел на веранду, с которой открывался вид на бассейн сзади.

Ничего.

Кубинский спецназовец нахмурился, когда вернулся в спальню, но выражение его лица сразу изменилось, когда он увидел складывающиеся дверцы шкафа. Быстро подойдя к шкафу, он поднял автомат 45-го калибра, обхватил его обеими руками и выпустил три патрона на высоту пояса через двойные дверцы.

Это была азартная игра, но его цель была верной. Сдавленный вскрик из глубины чулана вознаградил его, и Торо закрыл щель, широко распахнув дверь, больше не боясь, что Орнелас может представлять какую-либо физическую угрозу для его людей.

Предатель забился в угол шкафа, спрятавшись среди, возможно, пятидесяти дорогих на вид костюмов. И Торо не нужно было спрашивать себя, откуда взялись деньги на эту одежду, на этот дом. Орнелас продал свой народ и свою честь, продал себя тому, кто заплатит больше, как путана на улице… и ему пришло время начать платить свои взносы.

Торо наклонился к шкафу, схватил в пригоршню волосы своей жертвы и выволок его на середину комнаты. Теперь Орнелас хныкал, плакал, как человек, боящийся смерти, когда она постучала в его дверь. Он переводил взгляд с одного лица на другое, постоянно возвращаясь к Торо, все еще боясь заговорить, хотя ему явно хотелось молить о пощаде.

За него говорил Торо.

«Встань, Рауль», — рявкнул он. «Пришло время познакомиться со своими людьми».