И снова я не могла не заметить контраст цвета наших тел, как сочетался его легкий загар с моим цвета кофе с молоком. Должна признать, этот образ был одним из самых эротичных на моей памяти. Не то что бы я смотрела или читала много эротики — лучше не зацикливаться на личной жизни других, когда для тебя грязные делишки находятся под запретом.
Наконец Лаиш отпустил меня.
— Боги, у тебя сладкие груди, Гвендолин, — тихо сказал он, потеревшись об меня колючей щекой. — Скажи мне, ты раньше разрешала кому-либо сосать свои соски?
Я нерешительно покачала головой. Я разрешала нескольким парням прикоснуться ко мне ниже пояса в старшей школе, но ни один из них не делал этого ртом. Все казалось слишком опасным, что наверняка бы привело к другим вещам.
— Значит, я первый. — Наклонившись вперед, он ненадолго захватил другой сосок и подарил ему горячий, глубокий поцелуй, и закончил его, покружив языком вокруг тугого бутона.
— Лаиш! — я беспокойно запротестовала. Мой голос был высоким и хриплым. Его горячий язык, нежно обводящий сосок, вызывал у меня странные ощущения ниже талии.
— Я надеюсь быть первым во многом, — тихо сказал он, посмотрев мне в глаза. — Начиная с этой ночи.
— Что ты намереваешься сделать со мной? — спросила я дрожащим голосом. — Я имею в виду… Разве мы только что не заплатили налог на грех, когда ты, ну…
— Пососал твои сладкие соски? Нет. — Лаиш покачал головой. — Случись это, ты бы почувствовала вибрации в воздухе, как на берегах Стикса. Нет, Гвендолин, как я уже говорил, с каждым кругом ада необходимо платить более тяжелый и серьезный грех. На этот раз небольшого сексуального удовольствия недостаточно. — Он снова поцеловал мой сосок. — Сегодня я должен заставить тебя кончить.
— Лаиш! — снова запротестовала я. — Я не могу… Я никому раньше не позволяла…
— Знаю. — Его глаза загорелись. — Поэтому и жду этого с нетерпением. Но для начала нам нужно выйти из ванной и вытереться. Я хочу насладиться видом твоего красивого тела, прежде чем доведу до блаженства.
Сомкнув большие руки под моими бедрами, он встал, легко подняв меня, и вышел из ванны. Поставил меня на холодный мраморный пол и обернул большим белым пушистым полотенцем, прежде чем заняться собой.
Я сжала полотенце и отвернулась, сильно покраснев, когда он снял промокшие брюки и черные шелковые боксеры. Знаю, это звучит глупо и нелепо, но я никогда не видела голого мужчину, ну, кроме как в фильмах. Но никогда в живую и близко. Бабуля предупреждала меня, что как только парень снимает штаны, назад пути нет, хочешь ты этого или нет. Так что я всегда старательно избегала близости такого рода.
Лаиш усмехнулся моей реакции на его наготу, видимо, моя наивность его забавляла. Потом он перестал смеяться, внезапно став серьезным.
— Гвендолин, посмотри на меня, — тихо сказал он.
— Не хочу. — Я продолжила избегать его взгляд.
— Почему ты так краснеешь, mon ange? Неужели я так пугаю тебя?
— Я просто никогда… Я никогда лично не видела голого парня, понятно? — сказала я, мои щеки раскраснелись ещё больше.
— Ты видела Друага, — заметил он.
Я поняла его отсылку к демону-кабану и его огромным, выставленным напоказ гениталиям. Они были отвратительными, слишком большими и странными, чтобы казаться реальными. И больше походили на картинку извращенного хентая из случайного интернет поиска, нежели чем на то, что вы ожидаете увидеть в реальной жизни у настоящего человека.
— Это другое, — ответила я, всё ещё отводя взгляд. — Он зверь, животное. И его… инструмент настолько большой, что больше напоминает неудачную извращенную шутку.
— Его вид способен отращивать свой «инструмент», как ты выразилась, точно так же, как ты можешь отрастить волосы. То, что ты считаешь уродством, Друага воспринимает как достижение. — Он наклонил голову, всё ещё глядя на меня. — Но ты видишь меня не таким, как он?
— Конечно, нет, — нетерпеливо сказала я. — Ты — настоящий человек.
— Ты так думаешь? — его глубокий голос прозвучал странно, отстранено. Он был наполнен эмоциями, которые я не могла распознать. Это заставило меня посмотреть на него, но выше талии.
— Ну… да. — Я неуверенно посмотрела на него. — Разве не так?
Он вздохнул:
— Многие бы сказали, что нет. Ты бы и сама так думала, увидев меня в истинном облике
Я неуверенно закусила губу.
— Неужели это так страшно? Ты что, похож на Друага?
Он издал резкий, саркастичный смешок.
— Я могу принимать формы животных, но я не вендинго. Демон, который частично зверь или имеет звериные черты, — объяснил он, увидев мое смущенное выражение. — Но я и не такой, каким ты меня видишь сейчас.
— То есть ты можешь меняться по желанию?
— В несколько форм, включая мою истинную.
— А ты… Ты не хочешь измениться сейчас? — спросила я, стараясь быть храброй. — Ты бы хотел, чтобы я увидела тебя в этом обличье, в твоей настоящей форме?
Он снова вздохнул.
— Я буду рад, если ты увидишь меня таким, какой я есть. Сейчас — в человеческом облике. Посмотри же на меня, Гвендолин. На всего меня. Не бойся.
Прикусив губу, я позволила себе рассмотреть его голое тело. Мне нравились его рост и широкие плечи, мускулистая грудь и подтянутые бедра. У него были длинные, мускулистые ноги, слегка покрытые черными волосками, и даже симпатичные ступни. После того как я разглядела его тело во всех других местах, я наконец позволила своему взгляду остановиться меж его бедер.
— Ох, — прошептала я.
Он был большой, это невозможно отрицать. Даже наполовину твердый, его член был толстым, длинным и выглядел довольно опасно. Во всяком случае он не был до неприличия громадным и непропорциональным, как у Друага.
— Так что? — пробормотал он, и я осознала, что мой взгляд задержался у него между ног.
— Ну… — Я заставила себя посмотреть в его глаза, мои щеки горели. — Ты очень м-м-м… Голый.
Он засмеялся, что напоминало приглушенные раскаты грома.
— Как и ты… Не беря в расчет эти маленькие мокрые трусики. Которые, по-моему мнению, я обязан снять до того, как мы переберемся на кровать.
— Что? И мы будем голыми одновременно? — я покачала головой. — Не-а, ни за что. Это плохая идея.
— Чего ты боишься? — он тихо подначивал меня. — Что у меня будет соблазн зайти слишком далеко… Или что он будет у тебя?
— Это не важно, — твердо сказала я. — В любом случае, это не имеет значение. Я не лягу с тобой в кровать, если мы оба будем голыми — это небезопасно.
— Разве я не объяснял тебе совсем недавно, что здесь всё небезопасно? Что ты в опасности каждую минуту? — настаивал он, приподняв бровь. — Однако, если тебе так будет спокойнее…
Он проделал изящный маленький трюк рукой, призвав из воздуха пару длинных черных шелковых брюк. Небрежно шагнув вперед, он натянул их и завязал шелковую веревку на плоском животе. Я не могла не заметить дорожку мышц, идущих от бедер к паху — «V-мускулы», так их называла одна из моих подруг. Казалось, пояс брюк подчеркивал пресс, делая его ещё горячее, чем когда он был голым — если такое вообще возможно. Или, может, я просто чувствовала себя более комфортно, когда его «опасная зона» (так её называла бабуля) была прикрыта.
— Ну что, Гвендолин, — тихо сказал он, опалив меня взглядом. — Теперь я одет. Твоя очередь раздеваться.
— Я… эм… — Я попыталась отстраниться, но он уже снимал с меня полотенце и тянулся к трусикам.
— Давай же, mon ange, — пробормотал он, подцепив длинными пальцами край кружевного шелкового белья. — Ты же знаешь, я никогда не причиню тебе вреда. Я только хочу видеть тебя и впитать твою красоту.
Я не знала, как отношусь к тому, что кто-то «впитывает меня», особенно если это был Лаиш. Я не ненавижу свое тело, но и не без ума от него. У меня красивая круглая попка (бабуля называет её «бампером»), но грудь чересчур полная и бедра слишком широкие. Я не чувствовала себя настолько уверенной в своем теле, насколько хотела бы.
В общем, у меня есть проблемы с самооценкой, как и у любой другой. Они есть даже у самых красивых, стройных девушек. Как мне кажется, все не очень довольны своими природными данными.
Не помогала и сверхъестественная красота Лаиша. Меня будто попросили раздеться и встать рядом с моделью, и я определенно не была с ней на равных.
Несмотря на всё, он был полон решимости увидеть меня обнаженной, и, похоже, ничего нельзя с этим поделать. В любом случае, сказала я себе, возможно, он оставит меня в покое и решит, что я не стою его усилий, когда увидит, что я не похожа на супермодель.
Поэтому я заставила себя стоять смирно, в то время как Лаиш встал передо мной на колени и спустил мокрые трусики. Я даже не пыталась прикрыться, когда он поднялся и посмотрел на меня. Его рубиновые глаза поглощали мое тело сверху донизу и обратно.
— Ну и? — спросила я, не выдержав, смущенная и нетерпеливая одновременно. Я еле-еле сдерживалась, чтобы не прикрыть грудь и естество. Не знаю, как справляются модели стиля ню — было невообразимо трудно стоять перед другим в чем мать родила.
Лаиш поднял глаза после неторопливого визуального тура по моему телу, его взгляд встретил мой.
— Ты прекрасна, Гвендолин, — мягко сказал он. — Интересно, ты хоть осознаешь, насколько великолепна?
— Лаиш… — Я заерзала, но он покачал головой.
— Вижу, что нет. Что же, посмотрим, смогу ли я исправить твое мнение этой ночью.
Он снова поднял меня на руки и вынес из ванной. Затем, проигнорировав мои нерешительные протесты, уложил меня посередине кровати.
Глава 15
Лаиш
Моя маленькая ведьмочка и вправду не осознавала своей красоты. Она лежала на кровати, заливаясь румянцем и безуспешно пытаясь прикрыться ладошками. Её полные груди выглядывали через её руку, и хотя она старалась скрыть гладкий треугольник между бедрами, его всё равно было видно. Её зеленые глаза были широкими и неуверенными, и она прикусывала губки в волнении.
— Гвендолин, — тихо сказал я, забравшись на кровать, чтобы быть ближе к ней. — Что такое, mon ange? Чего ты боишься? — спросил я, обняв её.
— Ты знаешь, чего я боюсь. — Она отвернулась. Очевидно, ей всё ещё некомфортно. Я хотел, чтобы она расслабилась, как тогда, когда обнимал её в ванной. Конечно, тогда её тело боролось с остолбенением, вызванным демоническим ядом, — она думала лишь о недуге и не беспокоилась о моих мотивах. Теперь же она была здорова и волновалась — волновалась, что я не остановлюсь, несмотря на обещание. Боялась, что потребую от нее слишком многого.
— Ты боишься, что я возьму больше, чем ты готова дать, — сказал я, убирая прядь волос с её лица. — Не стоит, Гвендолин. Я даю тебе слово, что ты не потеряешь свою девственность сегодня. Если тебе будет комфортнее, обещаю не снимать штаны всю ночь.
Казалось, обещание помогло ей немного расслабиться.
— Обещаешь? — спросила она, с надеждой посмотрев на меня.
— Обещаю. — И нежно поцеловал её в щеку, наслаждаясь мягкостью её кожи… теплом её тела… её утонченным, женственным ароматом. Я положил руку ей на плечо и провел медленно вниз по спине, лаская словно кошечку, чтобы она замурлыкала.
Сердцебиение Гвендолин ускорилось, её дыхание стало прерывистым, когда я погладил округлый изгиб её сочной попки. Она не замурлыкала, наоборот, напряглась, отстраняясь от меня.
— Мне холодно, — заявила она. — Надо залезть под одеяло.
Я покачал головой.
— И упустить возможность насладиться видом, как твоя прекрасная кремовая кожа контрастирует с белоснежным мехом? Нет, я так не думаю. Кроме того, я не верю, что тебе холодно. Тем более мы только что вышли из очень горячей ванны, которая хорошенько прогрела тебя.
— И тем не менее, — упрямствовала она и снова отвернулась от меня. Она очень нервничала. Но я пообещал не лишать её девственности этой ночью. Так что же её беспокоило?
— Mon ange, — тихо сказал я, обхватив её щеку и посмотрев в её прекрасные зеленые глаза. — Что такое? Почему ты продолжаешь бояться? Ты же знаешь, я никогда не причиню тебе вреда.
— Знаю. — Её глаза замерцали. — Дело не в этом.
— Тогда в чем же? — спросил я, поглаживая её мягкую кожу. — От чего ты нервничаешь, как зайчишка перед серым волком?
Она издала тихий смешок.
— Бабушка сказала бы «кошки скребут на душе», но думаю, что это одно и то же.
— Возможно. — Я приподнял её подбородок и захватил её сладкие сочные губы в медленном, чувственном поцелуе. Она была великолепной на вкус, её губы трепетали под натиском моих. Я хотел показать, что буду нежен этой ночью и доставлю только удовольствие. Затем серьезно посмотрел на нее. — Как бы это ни выражалось, ты всё ещё нервничаешь. Ты так боишься моих прикосновений?
— Нет… Не совсем. — Она уклончиво отвела взгляд, закусив губу.
— Тогда в чем же дело? — Я пытался её уговорить. — Давай же, Гвендолин, расскажи мне. Клянусь, ничто из сказанного тобой не может расстроить или удивить меня.
— Ну… Просто…
* * * * *
Гвендолин
Я неуверенно посмотрела на него. Он был довольно милым, нежным и добрым для демона похоти. Но могла ли я поделиться настоящей причиной, по которой так смущаюсь его прикосновений? Ну, помимо того, что мы ходим по острию лезвия и можем согрешить, я могу потерять часть силы.
— Просто скажи мне, — тихо повторил он, поглаживая мою щеку длинными, нежными пальцами. Его горящий рубиновый взгляд опалял меня. — Скажи мне, mon ange.
Внезапно я решила просто отпустить всё — мой самый большой секрет, мой скрытый позор. Я почувствовала себя как-то странно, неправильно и по-другому, но какого черта — он не собирался сдаваться, пока я не выложу всё как есть.
Я глубоко вздохнула.
— Помнишь, ты сказал, что… что ты хочешь… заставить меня кончить?
— Конечно. — Его глаза полуприкрыты от желания. — Будет одно удовольствие довести тебя до вершины блаженства.
— Ну, возможно, это не так легко, как кажется. — Я посмотрела на руки, мне стало стыдно. — Ну, потому что… Я не могу кончить. Имею в виду, довести себя до оргазма. Во всяком случае… Во всяком случае, у меня его не было, и не потому, что я не пыталась. Я просто… Не могу.
— Так… Значит, никогда не было оргазма? — В его голосе читалась интрига, будто его зацепила интересная задача. Ну, по крайней мере, он не казался сбитым с толку и растерянным, как те немногие — очень немногие — близкие, которым я призналась в своей проблеме.
— Нет, никогда. — Я набралась храбрости и посмотрела на него. — Отчасти это потому, что я чувствую надобность избегать… всё подобное. Потому что, когда начинаешь думать об этом, то начинаешь хотеть и вскоре попадаешь в неприятности.
— Какие неприятности? — нежно спросил он.
— Ты знаешь какие. Такие, из-за которых ведьмы теряют половину силы и отнимают потенциал. Такие, которые разрушают твою жизнь. — Я посмотрела на свои пальцы, комкающие белое меховое покрывало. — Я просто… Не хочу закончить, как Кейша.
— Кто такая Кейша? — тихо спросил он.
— Моя младшая сестра. — Я осознала, что сболтнула лишнего. — Не бери в голову, я не хочу говорить о ней.
— Хорошо. Мы не будем, если ты не хочешь, — сказал он. — То есть ты стараешься не допускать сексуальные мысли и чувства. Даже когда пытаешься удовлетворить себя?
Я грустно засмеялась.
— Ха, это очень деликатно сказано. Но да, всё верно. — Я вздохнула. — Я просто не могу… Не могу понять, что правильно. Знаю, звучит смешно. Я, блин, взрослая женщина и должна знать, как позаботиться о своих потребностях. Но ничего не получается.
— И ты говорила с кем-нибудь об этом?
Я пожала плечами, избегая его взгляд.
— С некоторыми друзьями, которые посчитали меня странной. Я имею в виду, об этом неловко говорить в первую очередь, да ещё и признаться, что я не могу…иЧто я никогда… — Я покачала головой. — В любом случае, это не помогло. Я даже взяла курс сексологии в институте и набралась смелости поговорить об этом с преподавателем.
Я вздохнула, вспомнив ужасную неловкость, что испытала, когда задала свой вопрос.
— Она должна была быть профи, — сказала я. — Она написала около двадцати книг на тему сексуального самовыражения и женской сексуальности.
— И что же она тебе посоветовала? — поинтересовался Лаиш.
Я скрестила руки на груди и покачала головой.
— Она сказала купить вибратор. То же советовали другие источники. Но у меня уже был один. — Я хорошо помню, как нервничала, когда пронесла секс игрушку в дом бабули и спрятала её под матрасом, словно контрабандистка.
— И он помог? — Лаиш действительно разбирался в этом вопросе. Я не могла поверить, что легче обсудить проблему с ним, чем с близкими друзьями и с квалифицированными профессионалами.
— Нет, — со вздохом призналась я. — Во-первых, я постоянно думала, что меня могут застукать. И он был таким громким. Мне казалось, что меня слышали все в радиусе трех кварталов.
Мои щеки горели от признания, и я больше не могла смотреть на Лаиша.
Тот же вообще не выглядел обеспокоенным.
— Но тебе было приятно? Или ты так старалась действовать незаметно, что не смогла настроиться?
— Ощущения были чересчур интенсивным, — призналась я. — Слишком. В меня будто заряжали шокером между ног. Будто кто-то прикладывал оголенный провод к моему влагалищу.
— Не очень-то хороший проводник удовольствия, — ответил он, в его голосе слышалось удивление.
— Ты смеешься надо мной! — обвинила я его. — Наверно, тебе это кажется забавным и жалким, что женщина моего возраста не может помочь себе… Помочь себе кончить. — Когда я выговорилась, мои щеки горели. Но это правда, и мне было плохо из-за нее. Признавшись, я снова почувствовала себя дефектной.
— Напротив, mon ange, я отнюдь не нахожу эту ситуацию смешной. Но также думаю, что ты делаешь из мухи слона.
— Из мухи? — вспылила я. — Это большая проблема и точка! Я хочу ощутить то же, что и каждая женщина в мире! Я хочу почувствовать сексуальное удовлетворение!
— Только вот ты не хочешь, — мягко заметил он. — Ты на самом деле не хочешь почувствовать это, потому что боишься. Ты боишься, что это приведет к последствиям, например, утрате половины силы. Или что твоя бабушка станет плохо думать о тебе.
Он попал прямо в цель, и я не могла отрицать этого.
— Возможно, — пробубнила я, снова отведя взгляд.
— Гвендолин… — Он обхватил мою щеку и повернул мое лицо, мне пришлось посмотреть на него. — Я полагаю, твоя проблема скорее идет из головы, нежели чем физический недостаток.
— То есть? — спросила я, нахмурившись.
— Подумай над этим. Ты боишься своей сексуальности, потому что тебя так воспитали. Твоя сестра осмелилась пойти против учений семьи и столкнулась с ужасными последствиями, которые только укрепили твой страх.
— Но я пыталась, — честно сказала я. — Я правда пыталась, и ничего не вышло. И не только вибратором… но и… пальцами. — Мне казалось, что мое лицо вот-вот вспыхнет от признания, но я должна была выговориться, должна была донести до него, что всё перепробовала и сдалась. Я решила, что проще поставить крест на сексуальной жизни.
— Пыталась, говоришь? — удивился Лаиш. — Но я уверен, тебе казалось, что за тобой постоянно наблюдают… Ты боялась, кто-то войдет и застанет тебя за «постыдным» занятием.
— Ну да. — Я неохотно кивнула.
Его слова очень точно подвели итог каждой моей попытке самоудовлетвориться. Просто я чувствовала себя такой виноватой… Так как могла попасть в большие неприятности, всё это казалось грязным и неправильным.
— И ты решила не думать об этом… Попыталась забыть об этом… Отвергнуть, — сказал Лаиш.
Я снова кивнула.
— Бабуля всегда говорила, что мысли ведут к словам, а слова — к действиям, а действия — к неприятностям, — тихо сказала я. — Поэтому я попыталась не думать об этом. Но порой я становлюсь такой… Такой…
— Такой голодной, — закончила за меня Лаиш. Его голос был таким нежным, что я снова посмотрела на него. Его глаза горели в то время, как он гладил мою щеку. — Нет ничего неправильного в том, чтобы время от времени наслаждаться удовольствием, Гвендолин. Но думаю, тебе это будет трудно принять с таким воспитанием.
— Бабушка замечательно воспитала меня, — резко ответила я. — Она проделала прекрасную работу, хотя ей и было тяжело после смерти моей мамы.
— Никто и не отрицает это, — тихо сказал Лаиш. — Но давай не будем говорить о ней, а вернемся к обсуждению твоей проблемы.
Я прикусила губу.
— Хорошо, возвращайся, если хочешь. Делай, что хочешь. Но не думаю, что в этом будет толк.
Он нахмурился.
— Конечно, не будет, если ты так настроена. Я всего лишь прошу тебя, Гвендолин, попробовать и открыться… Открыться наслаждению, всего чуть-чуть. Позволь себе удовольствие от прикосновений к себе и к партнеру. Позволь себе отдаться близости со мной.
Он обнял меня, прижав к большому, мускулистому телу. Сначала я напряглась, неуверенная, что последует дальше. Но Лаиш просто обнимал меня, нежно поглаживая спину, пока я наконец не расслабилась.
Я подумала, что мне очень приятно находиться в его объятиях, и устроилась поудобнее. Да, неловко лежать голой, но ему вроде нравилось. Также меня успокаивал его аромат корицы и специй. Его грудные мышцы оказались на удивление удобными, и я чувствовала себя более непринужденной, чем когда-либо, несмотря на наготу и предстоящий «грех» этой ночью.
Я провела самоанализ. Доверяю ли я ему больше после спасения от демонического яда? Или же это от того, как нежно он обнимал меня в ванной и сосал соски, и наблюдал за реакцией, в то время как доставлял удовольствие? Вспомнив об этом, я почувствовала жар и забеспокоилась. Я начала отталкивать это чувство… Но потом остановилась.
Как часто я так поступала с собой? Сколько раз отрицала чувства, гасила желание, скрывала потребность в сексе или притворялась, что у меня её вообще нет? Хотя маленький голосок в голове говорил о необходимости отрицать желание ради безопасности, другой, более сильный голос, говорил совершенно другое.
Это несправедливо. Несправедливо! Почему всем женщинам мира можно хотеть секса и оргазма, а мне нет? Почему? Просто потому что я ведьма? Потому что меня так воспитали, сказали ждать подходящего мужчину? Что если он никогда не придет? А если я его найду, но не возбужусь, потому что так долго отказывала себе в сексе? Что тогда?
Внезапно я захотела отдаться сильной потребности в сексе. Мне захотелось ещё ближе прижаться к Лаишу, когда его большие, теплые руки провели по моему плечу, боку и бедру. Когда он сжал мою попку, я задрожала, желая большего… Намного больше…
— И ты это получишь, mon ange, — прошептал он, напугав меня. Неужели я произнесла желание вслух? Или он как-то читал мои мысли?
— Лаиш? — неуверенно прошептала я, посмотрев на него.
— Ты получишь всё, что пожелаешь. — Он погладил меня по щеке. — Ты хочешь получить удовольствие этой ночью, Гвендолин?
Я открыла рот, не зная, что сказать.
«Осторожно!» — прокричал голос в моей голове, но я устала его слушать.
— Да, — услышала я свой голос. — Да, я хочу получить удовольствие… Я хочу… Я хочу кончить.
— Очень хорошо. — Он лениво улыбнулся мне. — Тогда я помогу тебе.
Глава 16
Гвендолин
— Для начала, давай разместимся поудобнее.
Лаиш приподнялся, взбил подушку и подложил её под спину у изголовья кровати. Он раздвинул ноги и похлопал по матрасу.
— Давай, Гвендолин, присаживайся.
Несомненно, Лаиш поможет мне преодолеть барьер, отделявший меня от удовольствия. В конце концов, он был демоном похоти — если он не мог помочь мне, то никто не мог. Поэтому я выполнила его указания, с полной уверенностью и сильно смущенная.
Я всё ещё чувствовала себя невероятно голой, но прекратила прикрываться. В конце концов, какой смысл? Он уже видел меня, и, судя по его взгляду из-под полуопущенных век, было ясно, что вид ему очень нравится. Я смело встала на четвереньки и поползла к нему, извиваясь, как кошка. Моя грудь свисала вниз и мягко покачивалась при каждом движении, а его темно-красные глаза жадно следили за мной.
— Боги, ты прелестна. — прошептал он, когда я уселась меж его ног.
— Спасибо, но ты можешь не продолжать так говорить, — сказала я, скрестив ноги. — Я имею в виду, что не пойду на попятную. Я должна выплатить налог на грех.
— У меня нет скрытого мотива для комплиментов, Гвендолин, — сказал он сухо. — Я просто говорю правду. Правду, которую ты ещё не осознала. Однажды ты поймешь, насколько красива. Ты увидишь себя так, как я вижу тебя. И затем все твои барьеры рухнут.
— Ну разве это не будет замечательно? — посмеялась я. — А как ты меня видишь?
— Ты словно бабочка, которая боится расправить крылья, — тихо сказал он, убирая мои волосы с лица, чтобы поцеловать в щеку. — Смертные… Ваши жизни столь коротки, но за это короткое время вы светитесь так ярко. Я хочу помочь тебе расправить крылья и полететь.
— Хорошо. — Мой голос прозвучал чуть прерывисто от его близости, а его дыхание на коже шеи ощущалось очень приятно. Широкая мускулистая грудь упиралась мне в спину, а его руки прижимали меня, лаская мое тело, бедра, грудь. Я была полностью окружена им, окутана ощущениями. Жар его тела… Его терпкий аромат… Меховое покрывало под голой кожей… Каждое удовольствие ощущалось острее, а прикосновение — интенсивнее.
— Я хочу сделать тебе приятно, — прошептал Лаиш мне на ушко. — Хочу прикоснуться к тебе, и чтобы ты сильно и долго кончала.
— Ты… Хочешь? — Я расслабила ноги и немного их раздвинула. Я уже предвкушала все удовольствие, что он мне доставит. Это неправильно, но я так сильно хотела. Хотела быть в его объятиях и принадлежать ему… Хотя бы недолго. Мои соски сжались и загудели, между моих бедер стало очень мокро.
— Хочу, — он тихо прорычал, целуя мою шею и нежно пощипывая соски, пока я не изогнулась и не застонала. — Но сначала ты должна научиться прикасаться к себе.
— Я… Погоди, что? — Я повернулась и посмотрела на него. Это что, шутка? Но его рубиновые глаза были предельно серьезны. Он действительно имел это в виду. — Я же говорила, что пыталась, — сказала я, нахмурившись. — Правда пыталась, и ничего не вышло. Поэтому ты не можешь просто… Ну, знаешь… Всё сделать сам?
— Я могу, но не стану. — Он лениво улыбнулся. — Иначе как ты сама справишься с этим в будущем?
— Но я пыталась, — повторила я. Он так меня трогал… Целовал шею… Ласкал грудь… Теребил соски… Я становилась такой горячей и возбужденной. Но очень расстраивалась от понимания, что все мои попытки закончатся провалом. Черт побери, почему он просто не мог продолжить?
— Ты снова попытаешься этой ночью, mon ange, — сурово пробормотал он. — Но на этот раз я буду рядом. Я помогу тебе начать… Вот так.
Его большая рука скользнула меж моих ног и прикоснулась к лону. Он уже делал так, когда мы впервые выплачивали налог на грех у Стикса, но сейчас на мне не было трусиков, и никто не смотрел. Я не смогла сдержать стоны, когда его ладонь накрыла самую чувствительную часть моего тела.
— Приятно ведь? — мягко спросил Лаиш.
Я закивала.
— Да… — Я хотела больше прикосновений. Чтобы он выполнил свое обещание. Я хотела, чтобы он заставил меня кончить.
Но, к моему разочарованию, он убрал руку.
— Почему ты остановился? — спросила я, почувствовав разочарование. — Мне было так хорошо!
— Тебе будет также приятно, когда ты прикоснешься к себе. Попробуй, Гвендолин. Положи ладонь на свое горячее маленькое лоно.
Я засмущалась от его пошлых слов, он взял мою руку и положил её меж бедер заместо своей.
— Хорошо, что теперь?
— Теперь раскройся, — направил Лаиш тихим, командующим тоном. — И ещё… Я хочу, чтобы ты смотрела.
Он призвал маленькое квадратное зеркало и установил его между моих ног. К моему унижению, я всё прекрасно увидела.
«Ты трогаешь себя, трогаешь! Это грязно! Прикосновения ведут к беде!» — прошептал осуждающий голос в голове.
Казалось, Лаиш понял, какое противостояние происходило внутри меня.
— Это не плохо или неправильно, — тихо сказал он. — Я просто хочу, чтобы ты увидела, насколько красива, везде.
— Я просто… — Я убрала руку. — Не знаю, могу ли.
— Тогда смотри, Гвендолин. Я помогу тебе начать.
Он опустил руки на бедра и задержался на их внутренней стороне. Я отметила, насколько эротично выглядит контраст его легкого загара и моей кожи теплого оттенка коричневого цвета. Затем он стал нежно ласкать мои внешние половые губы, поглаживая пальцами вверх-вниз.
— Что… Что ты делаешь? — хрипло прошептала я. — Я думала, ты будешь… Будешь трогать меня. Научишь, как правильно прикасаться к себе.
— Как я могу показать тебе, когда ты даже не знаешь, что тебе нравится? — задал он разумный вопрос. — Прежде чем я научу тебя, мы должны вместе выяснить, что тебе подходит. От чего твое нежное маленькое лоно становится горячим и мокрым и подводит к оргазму.
— И как… Как мы это сделаем? — прошептала я, беспокойно ерзая. Боже, он всего лишь прикасался ко мне и уже сводил с ума!
— Путем проб и ошибок, mon ange. — Его слова прозвучали одновременно удивленно и возбужденно. — Для начала, предполагаю, тебе нравятся мои легкие прикосновения? — заметил он, слегка поглаживая мои внешние складочки и посылая томную дрожь по всему телу.
— Д-да, — смогла вымолвить я. — Мне нравится, сильно.
— Тогда это хорошее начало. Некоторым больше нравится прикосновения или трения внешней стороны влагалища и непрямое удовольствие. Например, вот так…
Внезапно его пальцы сменили ладонь, и он сильно надавил на мои внешние складки. Он нашел именно то место, которое приносило мне больше удовольствия.
— О… Лаиш… — почти простонала я.
— Потрись об меня, Гвендолин. Ты здесь главная, — тихо сказал он, продолжая нажимать. — Дай мне знать, если почувствуешь, что тебе это подходит, или если понадобится более прямое прикосновение.
Я начала двигать бедрами, прижимаясь к его руке, чувствуя нарастающие искры удовольствия. Часть меня задавалась вопросом, откуда у меня хватило наглости действовать так бесстыдно… Другая же часть меня интересовалась, почему я так долго ждала, чтобы сделать что-то подобное, почему не догадалась попробовать раньше. Возможно, из-за моего огромного комплекса вины, которое я забывала под прикосновениями Лаиша. Это потому что он демон похоти? Или потому что я достаточно доверяю ему, чтобы расслабиться и получить удовольствие? Я не знала. И просто хотела, чтобы мы не останавливались.
— Ну? — тихо произнес он спустя несколько минут. Он терпеливо продолжал нажимать, в то время как я терлась об него.
— Ощущения такие приятные… — признала я, мое дыхание сбилось. — Но это не совсем то… Что мне нужно. Мне нужно что-то другое… Что-то большее.
— Возможно, более прямой контакт. — Он убрал ладонь и снова потеребил пальцами мои внешние складочки. Затем, убедившись, что я продолжаю наблюдать через маленькое квадратное зеркало, он раздвинул их, выставляя напоказ мои внутренние складочки.
— О боже. — Я не могла поверить своим глазам. Мои внутренние лепестки были мокрыми и блестящими от желания, а клитор заметно выглядывал, словно умоляя, чтобы к нему прикоснулись. Но я знала по опыту, что это было плохой идеей. Я была слишком чувствительной там… Слишком сдержанной.
К моему облегчению, Лаиш решил не «нажимать на кнопку» сразу. Вместо этого посмотрел на меня, впитывая мой вид, пока держал раскрытой.
— Такая мягкая, нежная маленькая вагина, — промурлыкал он мне на ушко. — Посмотри, насколько ты мокрая, Гвендолин. Насколько готовая для наслаждения.
— Я хочу, — призналась я. — правда… Просто, не уверена как. Я так чувствительна там.
— Некоторые женщины предпочитают прикосновения через ткань, — задумчиво произнес Лаиш. — Возможно, я слишком рано избавился от трусиков. Итак…
Он махнул, и на мне сразу оказались белые шелковые трусики из ниточек и треугольничка ткани, едва прикрывавшей естество.
— Теперь наблюдай, — тихо сказал он, проведя кончиком пальца по середине щели. Я задохнулась от ощущения гладкого шелка, скользящего по моей коже. Шелковая ткань мгновенно пропиталась соками моего возбуждения.
— Боги, Гвендолин, — хрипло прошептал Лаиш. — Обожаю, когда твое мягкое маленькое лоно становится таким мокрым и горячим для меня. Я без ума от тебя, когда чувствую твое растущее желание и жажду кончить.
Я тоже видела это. К моему смущению, бугорок клитора виднелся сквозь мокрые трусики, требуя прикосновений.
Но каких? Ощущение шелка и поглаживания Лаиша были невероятно эротичными, но я всё ещё сомневалась, что косвенные прикосновения подведут меня к оргазму.
— Мне… мне нравится, — прошептала я, извиваясь у него на ладони. — Но этого… Не совсем достаточно.
— Ощущения будут чересчур сильными, если я напрямую прикоснусь к клитору, — предупредил он. — Может, мы найдем золотую середину?
Он снова махнул рукой, и трусики исчезли, оставляя меня обнаженной. Мои бедра находились в раскрытом положении, и я видела его руки между моих ног, его длинные пальцы раскрывали мои нежные складочки.
Богиня! Мне снова захотелось спрятаться от смущения. Но я не хотела останавливаться, как бы неловко мне ни было. Я невероятно возбудилась от подобного эксперимента с Лаишем. Просто хотела найти способ продолжить… Чтобы ощущения переросли в нечто большее.
— Теперь, Гвендолин. — Я вздрогнула от его глубокого, мягкого голоса и прижалась к нему. — Позволь мне попробовать кое-что другое. Ты готова?
— Д-да, — заикнулась я. Интересно, что у него на уме?
— Смотри и наблюдай, — тихо сказал он, словно читая мои мысли.
Он поднял руку и пососал два длинных пальца, чтобы они стали мокрыми и скользкими. Затем нажал по обе стороны от клитора и начал плавно водить пальцами, не касаясь чувствительного бугорка.
— О! — Мое тело моментально отозвалось. Меня пронзило удовольствие от его интимного прикосновения. Руки сжались в кулаки, а пальцы ног поджались. Богиня, мне было так хорошо.
— Тебе приятно? — Лаиш продолжил медленные движения вверх-вниз, а затем осторожно обвел клитор пальцем, всё ещё не прикасаясь к нему. — Мы в верном направлении, Гвендолин?
— Да, — прошептала я, извиваясь под его рукой. — Да, вот так.
— Хорошо. Теперь я хочу, чтобы ты повторила за мной.
Он убрал руку, к моему глубочайшему разочарованию.
— Лаиш! — запротестовала я. — Пожалуйста, ведь мне было так приятно! Оргазм приближался. Во всяком случае, я так думаю.
Тяжело точно сказать, так как я никогда не испытывала оргазм. Но когда Лаиш так нежно прикасался ко мне, я чувствовала, будто кто-то внутри туго натягивает резинку. Что-то подсказывало мне, если бы эта резинка лопнула, она бы сняла напряжение и унесла меня с собой. Как и раньше, я просто хотела большего.
— Теперь ты попробуешь сама. — сказал Лаиш, игнорируя мою умоляющий взгляд. — Давай, mon ange, ты справишься. Доставь себе удовольствие.
Я хотела, но не была уверена, что смогу. Годы печального опыта доказывали, что нет. Но мне хотелось верить, что сегодня всё будет по-другому, что всё возможно. Несмотря на неловкость, я наблюдала в зеркале, как мои тонкие темные пальцы заняли его место.
Мне показалось, будто я слышу тихий голос. Он говорил мне, что мои действия грязные и позорные. Затем я безжалостно огородилась от него и начала осторожно скользить пальцем вокруг набухшего клитора, как показал Лаиш.
— О-о-о, — тихо стонала я, внутри снова нарастало удовольствие. — О, Лаиш.
— Не зови меня, mon ange, — прошептал он мне на ухо. — Это всё ты, ты доставляешь себе удовольствие. Ты раздвигаешь нежное, горячее, маленькое лоно и гладишь внутренние складочки… Теребишь сладкую маленькую вагину и ласкаешь набухший клитор. Ты прикасаешься к себе.
Его горячие слова возбуждали меня также, как прикосновения. Затем он обнял меня и накрыл ладонью мою грудь. Он заставил меня беспомощно стонать, перекатывая напряженные соски между пальцами, когда я ускорила темп.
Я скользила пальцами круг за кругом, не прикасаясь к клитору. Но мне этого и не требовалось. Было достаточно, идеально. Было так хорошо, я почти забыла, как дышать… Так сильно отличалось от предыдущих попыток. Я чувствовала себя расслабленной и в безопасности в объятиях Лаиша. Желанной и свободной… Я могла позволить себе почувствовать то, что подавляла всю свою жизнь.
— Вот так, Гвендолин, — мягко прорычал он. Я знала, его тоже заводит мое эротичное отражение. — Вот так, прикоснись к себе. Тереби сладкое маленькое лоно, доставь удовольствие. Доведи себя до оргазма.
И впервые я действительно почувствовала, что могу. Чувствовала, как нарастает удовольствие… Как внутри меня затягивается узел, готовый лопнуть в любой момент. Лаиш, должно быть, почувствовал мое напряжение, потому что продолжал говорить мне на ухо и перекатывать соски.
— Посмотри в зеркало, Гвендолин, — тихо сказал он. — Посмотри, насколько ты горячая и открытая… Насколько мокрые твои лепестки… Насколько ты готова кончить. Позволь наслаждению зародиться внутри и отпусти себя… Ты заслужила это… Ты достойна этого.
Не знаю, что стало последней каплей, его тихий сексуальный голос или отражение моих ласк, или ощущение оттягивания и щипков моих сосков, но больше я не могла терпеть.
Впервые в жизни я почувствовала, как оборвалось напряжение и отпустило, наполнив меня наслаждением, переполняя меня чувствами, когда, наконец-то, кончила.
— О… О! — простонала я. Моя спина беспомощно выгнулась, а пальцы ног подвернулись, когда удовольствие пронзило меня. Это было похоже на удар током, но в хорошем смысле. Знаю, что всё на самом деле не так, но не могу описать ощущения по-другому. Сердце колотилось в ушах, пульс бился так, словно я только что пробежала марафон. Я чувствовала, что не могу сделать достаточно глубокий вдох и всё же почему-то никогда не ощущала себя лучше или живее за всю свою жизнь. Это было мощно.
А затем почему-то заплакала. Я не рыдала, но слезы наполнили глаза, а дыхание сбивалось в груди по другой причине.
— О, — простонала я, убирая руки с бедер и обнимая себя. — О… Богиня.
— К сожалению, Богиня не здесь, mon ange. Есть только ты и я.
Лаиш мягко притянул меня к себе, и я свернулась калачиком у него на груди. Он не спросил, почему я плачу и почему расстроена. Он просто прижал меня к себе, нежно поглаживая мою дрожащую спину, пока я не взяла себя в руки и не села.
— Мне жаль. — Я вытерла слезы. Боже, он, должно быть, думает, что я такая инфантильная дура, которая плачет из-за оргазма. — Не знаю, почему потеряла контроль.
— Ты потеряла контроль, потому что отпустила себя. Секс и эмоции тесно связаны, mon ange, — пробормотал он, поглаживая мою мокрую щеку. — Совершенно нормально немного сломаться под её напряжением, когда столь глубокая и первобытная потребность накапливается столько лет. Даже когда результат именно тот, который ожидаешь. — Он поднял бровь. — И это было так? Как ты и ожидала?
— Было бесподобно, — призналась я вполголоса. — Я никогда не думала… Имею в виду, все слышали об этом… Читали об этом… Смотрели фильмы… Но ничто не сравнится с реальным опытом, с настоящим удовольствием.
— Удовольствием, которое ты доставила себе, — напомнил он, улыбаясь. — Удовольствие, которое ты сможешь повторить снова и снова… Теперь, когда ты знаешь как.
— Я, эм… — Щеки залило румянцем. — Я вроде как уже хочу повторить. Всё было замечательно, но я всё ещё хочу большего.
— Неудивительно — тебе предстоит наверстать много долгих лет без удовольствия. — Лаиш поймал мои губы в мягком, горячем поцелуе. Затем он отстранился и посмотрел мне в глаза. — Но на этот раз, не ты будешь прикасаться к себе, — сказал он.
— Что ты имеешь в виду? — Мое сердце, которое только начало замедляться до нормального ритма, снова часто забилось.
— Это значит, что пришла моя очередь, Гвендолин. Моя очередь прикоснуться к тебе и довести до оргазма.
Он откинулся на изголовье кровати и переместил меня так, чтобы я оседлала его.
— Я хочу видеть твое лицо, когда ты кончаешь, mon ange. Хочу смотреть в твои очаровательные зеленые глаза, когда ты теряешь контроль.
Мое набухшее лоно полностью раскрылось для него в новой позе. Он мягко одобрительно зарычал, когда увидел, насколько горячей и влажной я была. Я чувствовала одновременно смущение и возбуждение, находясь с ним лицом к лицу. Он посмотрел мне в глаза и положил ладонь на естество, его длинные пальцы искусно закружили вокруг клитора.
— Кстати, я ещё не проникал в тебя. — Его длинные пальцы игриво поглаживали вход во влагалище. — Ты боишься, что я задену девственную плеву?
— Ну, эм, у меня её нет. — Я покраснела. — Я случайно лишилась её в детстве, во время езды на велосипеде.
— Оу… — Он поднял бровь. — Тогда меня ничего не останавливает…
Два длинных жестких пальца медленно скользнули внутрь. Я вздохнула, а затем простонала от ощущения его глубоко внутри.
«Внутри, он действительно внутри меня!» — закричал испуганный голосок у меня в голове. Но я вытеснила его, наслаждаясь чувством заполненности.
— Лаиш, — прошептала я. — Богиня…
— Опять же, здесь только я, mon ange. — В его голосе звучали одновременно удивление и возбуждение. — Тебе нравится ощущать мои пальцы внутри? Нравится, как они заполняют твое мягкое лоно?
В это время он начал глубоко и нежно вводить и выводить пальцы, от чего я застонала и извивалась на его коленях.
— Я… Да, — призналась я, не в силах лгать. — Знаю, что не должна, но мне так хорошо.
— Знаешь, будет ещё приятнее, — прошептал он, его рубиновые глаза плавились от желания. — Интересно, как ты отреагируешь, когда я скользну внутрь языком и впервые вкушу твое сладкое лоно?
— Когда ты… Что… О чем ты говоришь? — Его слова вывели напряжение и желание на новый уровень.
— Не бойся, — прошептал Лаиш. — Мы не зайдем так далеко этой ночью. Но чем дальше, тем тяжелее потребуется грех для оплаты пошлины.
— Не уверена, что хочу… — запротестовала я. — И знаешь, ты не должен предлагать подобное для перехода на следующий круг ада.
— Пойми меня правильно, Гвендолин. — Его глаза полыхнули. — Я делаю это не только по необходимости. Подразнить твое маленькое лоно, попробовать твои сладкие соки прямо из источника и довести языком до оргазма будет моей привилегией.
— Ты правда хочешь… Попробовать меня? — Не то чтобы я не слышала об оральном сексе раньше, я же не вчера родилась. Знала по рассказам подруг, что большинство парней делают это исключительно из чувства долга. Один из моих друзей в колледже подытожил: «Лизни дважды, потом вставляй». Так что мне с трудом верилось, что Лаиш действительно ждал этого с нетерпением. Но его горячий, голодный взгляд говорил об обратном.
— Я хочу попробовать тебя, mon ange. И едва сдерживаюсь.
Удерживая мой взгляд, он поднес пальцы к лицу. Сначала глубоко вдохнул, словно смакуя мой запах. Затем положил их в рот, посасывая и облизывая, будто пытаясь получить каждую каплю моего меда.
Вина и похоть прожигали меня насквозь.
О богиня, я должна отвести взгляд… Должна перестать представлять, каково это позволить ему попробовать меня! Но я ничего не могла с собой поделать, даже зная, что это опасно и неправильно. Я всё ещё хотела… Хотела его. Снова тихий голосок в голове попытался предупредить меня об опасности, и снова я оттолкнула его. Не хотела выслушивать его сейчас… И просто хотела сосредоточиться на Лаише, его словах, его действиях.
Я прикусила губу, когда он медленно вынул пальцы изо рта.
— Так тебе… Правда нравится?
— Правда. У тебя изысканный вкус, Гвендолин, — мягко прорычал он. Он снова скользнул вниз и вошел в меня, чтобы собрать мою влагу. Я застонала. — Попробуй и ты. — Подняв руку, он провел влагой по моим губам. Его влажные пальцы заскользили по моему рту, полностью покрывая мои губы.
На мгновение я застыла… Потрясенная… Не знала, что делать. Я никогда не представляла ничего подобного даже в самых смелых мечтах и фантазиях. Это казалось таким извращенным и порочным, и в то же время столь возбуждающим. Ему нравится мой запах и аромат. Настолько, что он хотел поделиться им со мной и показать, каким восхитительным находил мое тело.
Затем он притянул меня к себе.
— Иди ко мне, — тихо и требовательно прорычал он, его большая рука потянулась ко мне, запутавшись в волосах, наши губы встретились. Лаиш глубоко поцеловал меня, слизывая соки с моих губ, а затем скормил их мне, вторгаясь в мой рот языком, чтобы поделиться моим потайным вкусом.
В то же время его другая рука скользнула меж моих бедер, и его пальцы снова пронзили меня. Но на этот раз ритм его толчков был размеренным и горячим. Он глубоко проникал в мое раскрытое лоно и ласкал ноющий клитор круговыми движениями большого пальца.
Я издала тихий, наполненный желанием стон и капитулировала. Поцеловала его в ответ, жадно посасывая его язык; мои бедра опустились на его ладонь и поймали ритм. Я бессовестно объезжала его пальцы.
— Вот так, Гвендолин, — тихо сказал он, обрывая поцелуй. — Отдайся мне. Отдайся похоти, пока я удовлетворяю пальцами твоего сладкое лоно. Кончи для меня — сейчас.
Наслаждение нарастало, напряжение натягивалась всё туже и туже. Я почувствовала, как оно лопается по его тихому приказу, и наслаждение поглотило меня во второй раз.
— О… О! — беспомощно закричала я. Соски резко напряглись до боли, внутренние мышцы интенсивно схватывали его пальцы, словно я пыталась втянуть его ещё глубже.
Всего на одно — одно — мгновение, я позволила себе представить: я — сверху, как сейчас, размещаю широкую головку его члена у входа… Медленно скольжу вниз, позволяя ему полностью наполнить меня…
«Осторожно! — закричал голосок в голове. — Это опасно, даже не думай об этом, Гвендолин! Ты заходишь слишком далеко — это неправильно, и ты это знаешь!».
Я почувствовала странную вибрацию в воздухе, словно в подтверждение предупреждения — такую же, как на берегах Стикса. Мы выплатили налог на грех и могли перейти на следующий круг ада.
Богиня… Я поступила неправильно. Я стала плохой, такой плохой, заныл голос вины. На этот раз игнорировать его было гораздо труднее, как бы ни старалась.
Я всё ещё пыталась отдышаться. Как только наслаждение утихло, откинулась на руки Лаиша, и он спросил:
— Ты почувствовала, как спал барьер?
— Да, почувствовала, — прошептала я и тут же задала вопрос. — Но почему… Почему он не поддался в первый раз?
— Потому что тогда ты сама удовлетворила себя, без моей помощи. Ну, почти. — он скромно улыбнулся. — Знаешь, что это значит?
— Что? — спросила я, нахмурившись.
— Теперь у тебя есть неопровержимое доказательство, что самоудовлетворение не греховно. Ты можешь предаваться ему сколько угодно, без страха и стыда.
Я позабыла о вине и удивленно на него посмотрела.
— Поэтому ты хотел, чтобы я удовлетворила себя? Серьезно?
— Верно, а ещё я хотел показать тебе, как самой доставить себе удовольствие. — Он погрустнел. — Я не всегда буду рядом, чтобы помочь тебе. Полагаю, ты захочешь избавиться от меня и вернуться к своему смертному быту после нашего маленького приключения.
Я не знала, что ответить. Он намекал, что хочет длительных отношений со мной? Но как такое возможно?
«Невозможно, — прошептал тихий голос в моей голове. — Он демон, помнишь? Ты не можешь создать душевную связь с существом, у которого её нет».
Лаиш снова притянул меня к себе и пробормотал, что нам пора поспать, тем самым спасая меня от неловкого момента.
— А демоны спят? — спросила, зевнув ему в грудь, несмотря на попытки сдержаться. Два умопомрачительных оргазма утомляют гораздо больше, чем можно представить.
— Нет, — сказал он, приглушая свет взмахом руки. — Но обнимать тебя и охранять сны доставит мне огромное удовольствие.
Я подумала, что демоны — существа из кошмаров, а не из приятных снов. Но прежде чем успела что-то сказать, темнота поглотила меня, и я заснула.
Глава 17
Лаиш
Было очень приятно держать мою маленькую ведьму и чувствовать, как она расслабляется во сне. Я наслаждался каждым мгновением, желая, чтобы ночь была длиннее.
Я видел, она начинает доверять мне. В противном случае, она бы не прижималась так ко мне, положив голову на грудь. Тем более она бы не смогла раскрыться мне и позволить доставить удовольствие, доведя до оргазма. Боги, она была невинна во всех смыслах, что я находил восхитительным.
Я не смог удержаться и провел языком по губам, чтобы снова вкусить её приятный, женственный вкус. Надеялся, что вскоре смогу попробовать её соки прямо из источника. Я мог только представить себе удовольствие, когда широко раздвину её бедра и раскрою её естество языком. Затем буду удовлетворять её, пока она не кончит мне на язык также, как кончила на пальцы.
Но это в другой раз… В другом круге, строго сказал я себе. Я не хотел давить на Гвендолин слишком сильно. Только что завоевал её доверие и не хотел отпугнуть.
«А что будет, когда наш поход подойдет к концу? Что будет, когда мы закроем врата и она захочет вернуться в царство смертных? — спросил голос внутри. — Захочет ли она иметь дело с демоном? Ты действительно так просто её отпустишь?»
Я отбросил сомнения. Конечно, я отпущу её — у меня не было выбора. Только время покажет, захочет ли моя маленькая ведьма продолжать наши отношения, какими бы они ни были.
Я старался быть спокойным и рациональным. Но чувствовал, будто клинок пронзает сердце от одной лишь мысли о её потери. Хотелось бы мне разгадать тайну, почему она так действует на меня, но я был далек от ответа. Лишь знал, что хочу её — хочу оберегать её, хочу дорожить и заботиться о ней — всегда.
Я нахмурился. Эти эмоции мне чужды. Я не наслаждался жестокостью и болью, как многие демоны, но и не подпускал нежность и заботу. Похоть — мой конёк, а она идет отдельно от нежных эмоций.
И всё же я наслаждался не только страстью, когда довел Гвендолин до оргазма. Она доверилась и отдалась мне, от чего я хотел дарить ей удовольствие снова и снова… Обнять и никогда не отпускать. Когда она была в моих объятиях, я испытывал давно забытые чувства. С тех пор как…
Я не мог позволить думать о прошлом — не было смысла вновь переживать старые боли и печали. Вместо этого решил просто наслаждаться моментом, пока мог обнимать мою ведьмочку. Кто знает, что принесет завтрашний день? У меня было неприятное чувство, что наше путешествие через ад не готовит приятных моментов, подобных этому. Лучше наслаждаться, пока есть возможность.
Как уже заметил, ночь была слишком короткой. Не успел я оглянуться, как в окно ворвался столб тусклого зеленого света. На Бааторе настало утро — пора вставать.
Мы должны выдвигаться в путь, но я хотел обнимать Гвендолин ещё немного. Чтобы насладиться сладким ощущением её роскошного расслабленного во сне тела, прижатого ко мне. Но резкий стук в дверь номера разрушил мои планы.
Стук пробудил Гвендолин от крепкого сна. Она открыла глаза и резко осознала, что обнажена и прижата ко мне, её соблазнительное тело прижалось к моему боку. Она вздрогнула и села.
— Что происходит? Почему я голая?
Я поднял бровь в удивлении:
— Неужели ты не помнишь прошлую ночь? Удовольствие первого оргазма… А затем второго?
— Ой, ну… — Её щеки вспыхнули, и она провела рукой по взъерошенным волосам. — Видимо, забыла.
Я слегка улыбнулся ей:
— Ты ранишь меня, ma petit chat. Я надеялся, что ночь будет незабываемой.
На её лице отразились все эмоции: смущение… желание… сожаление… страх. Теперь она вспомнила. Я хотел обнять и успокоить её, но тогда она отстранится. Очевидно, ей необходимо время, чтобы осознать и принять прошлую ночь.
— Я бы посоветовал тебе принять душ, если хочешь, — сказала я ей, соскальзывая с кровати. — Нам пора в путь, но сначала нам предстоит утомительный завтрак с Друагой.
Её пухлые губки скривились в неприязни.
— Фу! А это обязательно? Да, он спас меня от бесят, но он же всё подстроил, верно?
— Уверен почти на сто процентов, — с сожалением сказал я. — Но я не могу этого доказать, а значит, мы должны соблюсти устный договор. Выполнение соглашений носит обязательный характер в адском царстве.
— Я просто не хочу есть, когда он пялится на меня, — запротестовала Гвендолин, прикрывая грудь руками. — Меня тошнит от него.
Мне самому очень не нравилась эта идея. Именно поэтому я наколдовал гораздо менее откровенное платье, чем предыдущее. Оно было из легкого материала и полностью закрывало её кожу. Оно не подчеркивало изгибы, как красное шелковое платье.
— Возьми, — сказал я, протягивая платье Гвендолин.
— А что насчет тебя? — Она указала на черные шелковые пижамные брюки на мне. — Когда ты переоденешься?
— Прямо сейчас. — Щелкнул пальцами, и на мне оказался один из моих любимых комплектов из мира людей: темно-серый костюм в тонкую полоску и насыщенно-красный галстук.
— Как ты это делаешь? — Её глаза расширились. — Как заставляешь вещи появляться из воздуха?
— Эти вещи уже в моем распоряжении в моем поместье в Аиде. Я просто призываю их, — объяснил я. — Пока мы в аду, не могу призвать вещи из мира людей. Тем не менее я располагаю значительными ресурсами.
— Полагаю, что так. — Она нахмурилась. — Что насчет трусиков, что ты раз и призвал прошлой ночью?
— Ты о тех маленьких белых шелковых трусиках? — Член затвердел только от воспоминаний о том, насколько мокрым и раскрытым было для меня её сладкое маленькое лоно под треугольничком белого шелка.
— Да, о них. — Теперь она прожигала меня взглядом. — Неужели ты думаешь, что я поверю, будто они просто валялись у тебя под рукой?
— Именно. У меня есть для тебя целый гардероб. Могу наколдовать одежду, когда пожелаю, — мягко сказал я. — Я тщательно подготовился к этой поездке, mon ange. А ты подумала, я купил их для другой?
Она опустила взгляд, всё ещё немного хмурясь.
— Эта мысль приходила мне в голову.
— Тогда прогони её, — сказал я. — И поверь — я ни о ком не думал с того самого момента, когда ты впервые призвала меня в мир смертных.
— Правда? — Она неуверенно посмотрела на меня.
— Правда, — заверил её. И я не обманывал. Хотел бы знать как, но моя маленькая ведьма покорила меня. — А теперь, если ты хочешь примерить платье… — начал я. Но в этот момент снова раздался стук, громче и настойчивее, чем прежде.
У Гвендолин расширились глаза.
— Должно быть, это он.
— Одевайся и выходи, когда будешь готова, — произнес я. — Я задержу его в гостиной, чтобы ты не беспокоилась о приватности. — Я кивнул на платье. — Оно намного скромнее, чем красное шелковое платье. Тебе не придется беспокоиться о его взглядах на этот раз.
Выражение её лица смягчилось.
— Спасибо, Лаиш. Я ценю это.
Она удивила меня, когда приподнялась на цыпочки и быстро поцеловала в щеку. Мне понравилось прикосновение её мягких губ. Но ещё больше мне понравилось, что она спонтанно поцеловала меня, без принуждения. Быть может, между нами росло доверие? Я надеялся, что это так.
— Пожалуйста, mon ange. — Я накрыл её щеку, наслаждаясь ощущением её кожи на своей ладони. — Я не хочу, чтобы тебе было неудобно. И кроме того, — добавил, когда стук повторился, — мне не нравится, когда другой мужчина жаждет ту, что принадлежит мне.
Её глаза расширились, и она легонько шлепнула меня по груди.
— Лаиш!
Улыбнувшись, я оставил её в спальне и пошел открывать дверь.
За ней стояли Друага и мелкий демон, который вез огромную тележку, покрытую легкой белой скатертью. Посередине возвышалось большое серебряное блюдо с крышкой, — вероятно, обещанный завтрак.
Увидев поднос, вспомнил, что мы лишились единственного источника пищи из царства смертных. У меня был способ накормить Гвендолин, не привязывая к адскому царству, которого она очень боялась. Но у меня не было времени на обсуждения, чтобы убедить взять у меня еду. Я вздохнул про себя. Думаю, мы увидим, насколько она мне доверяет… И гораздо раньше, чем мне хотелось бы.
— Доброе утро, господин Лаиш! — заюлил Друага. Сегодня на нем сшитый на заказ костюм цвета жженой умбры. Он тщательно позаботился о бивнях — их золотые кончики блестели в слабом зеленом свете, льющемся из окон. С отвращением я заметил его выставленные напоказ гениталии. Да, я демон похоти, но считаю неприличным столь нагло выставлять член. Тонкость искусства соблазнения в высшей степени недооценивается и смертными, и демонами.
— Доброе утро, Друага, — коротко приветствовал я, отступая в сторону и пропуская его и прислугу. — Давайте побыстрее закончим с завтраком — я намерен отправиться в путь как можно скорее.
— Конечно, несомненно. — Он отдал указание бесенку оставить тарелку с завтраком на низком столике в гостиной, и жестом его отпустил.
Я сел напротив Друаги и налил чаю. Знал, что должен проглотить хотя бы один кусок и один глоток, чтобы выполнить условия нашего договора. Таковы были прелести Ада.
— А где же ваша очаровательная наложница? — Друага поднял мохнатую бровь. — Надеюсь, она в добром здравии и не страдает от последствий демонического яда?
— С ней всё в порядке, благодарю, — сухо ответил я. — Её укусили только раз, благодаря твоему подозрительно быстрому вмешательству. Я успел вывести яд из её организма.
Демон-кабан издал хрюкающий звук.
— Я так рад слышать, что она здорова, что проигнорирую ваше замечание о моей своевременной помощи.
Я просто смотрел на него и молчал. Знал, чего хочет Друага от Гвендолин — этого хотел любой демон, учуявший её душу. Она была чистой и незапятнанной — редкий деликатес в аду. По крайней мере, здесь было совершенно безопасно. Мы с Друагой заключили сделку: я разделяю с ним завтрак за его вмешательство в нападение. Трапеза полностью покроет долг, и мы с Гвендолин продолжим путешествие.
В этот момент моя маленькая ведьма вышла из спальни в длинном зеленом платье, что я ей подарил. Она выглядела совершенно очаровательно. Мне показалось, что на её лице появилось мягкое, довольное выражение — возможно, после вчерашнего удовольствия. Во всяком случае, она была видением, и я не мог отвести от нее глаз.
Друага тоже смотрел на нее. Его маленькие, жадные глазенки наполнились похотью.
— Ну и ну, как вы прекрасны сегодня утром, моя дорогая, — сказал он Гвендолин.
— Спасибо.
Она подарила ему ледяную улыбку и села рядом со мной на диван. Я обрадовался, когда наши бедра соприкоснулись. Воистину, её доверие ко мне росло!
— Доброе утро, mon ange, — тихо произнес я, легко целуя в висок. — Полагаю, мы можем приступить к трапезе.
— Конечно! — Друага поднял большую серебряную крышку, открывая ассорти земных деликатесов. Я нахмурился: он действительно изучил Гвендолин — почти все блюда были её национальной кухни. Откуда он столько знает о ней?
Гвендолин удивленно посмотрела на еду.
— Ух ты, ты только посмотри! Блины, оладьи, бекон, яйца, булочки с корицей… Всё выглядит просто потрясающе!
— Тогда не отказывайте себе! — Друага начал жадно наполнять тарелку. — Не хотите ли пирожное или два? — Он попытался передать ей полную фарфоровую тарелку, но она покачала головой.
— Нет, я не могу.
— Но вы должны, моя дорогая, — настоял демон-кабан.
Гвендолин любезно улыбнулась Друаге, хоть и натянуто.
— Благодарю за беспокойство, но боюсь, что растолстею и Лаиш больше не возжелает меня, — беспечно сказала она. — Поэтому вынуждена отказаться.
— Не беспокойся, — сказал я непринужденно. — Я никогда не перестану хотеть тебя, mon ange. Но уверен, Друага поймет, что твои диетические требования не позволяют употреблять тяжелую пищу.
Друага нахмурился.
— Но она должна что-то съесть и выпить. — Он попытался передать ей стакан сока, но она отказалась.
— Я буду только воду, — сказала она, доставая пластиковую бутылку с этикеткой «Зефириллс».
— Но она должна поесть! — сказал Друага, посмотрев на меня. — Вы знаете правила!
— Я прекрасно знаю, что каждый из нас должен разделить еду и напиток, — спокойно сказал я. — Но ты не уточнил, что мы обязаны принять именно твою еду. Вчера вечером я сказал тебе, что Гвендолин соблюдает особую диету.
— Очень хорошо, она пьет свой напиток, — проворчал он. — Но что насчет еды?
— Я позабочусь об этом.
Я достал ритуальный нож с черной рукояткой, который припас специально для подобного случая, и поставил на колено тонкую фарфоровую тарелку. Аккуратно разрезал вену, держа запястье над тарелкой. Порез не мог навредить мне, но причинял адскую боль. Я сохранял бесстрастное выражение лица, держа порезанное запястье над тарелкой. Три рубиново-красные капли упали на неё и превратились в кусочки фруктов, свежий хлеб и мягкий сыр.
Я вытер лезвие и запястье чистым белым носовым платком и убрал его в карман пиджака. Затем передал тарелку Гвендолин. Она приняла её, но не притронулась к еде.
— Лаиш, — сказала она после минуты молчания. — Можно тебя на пару слов? Наедине?
— Боюсь, очень невежливо покидать стол до окончания трапезы, — фыркнул Друага, прежде чем я успел ответить. — Многие могут расценить этот жест как нарушение соглашения.
— Что? — Гвендолин посмотрела на меня. — Правда?
— К сожалению, да. — Я наклонился и понизил голос. — Тебя беспокоит еда, которую я призвал?
— Ты чертовски прав. — Она тоже говорила тихо, но её глаза горели зеленым огнем. — Ты же знаешь, я не могу есть адскую пищу и знаешь почему.
— Эта еда не из Ада, — терпеливо объяснил я. — Она из меня.
— Да, но ты из Ада. Ты — демон.
— Это мой вид, — признал я. — Но не моя сущность. — Пристально посмотрел ей в глаза. — Помнишь, я говорил тебе, что не всегда был таким, каким ты видишь меня сейчас?
Я не хотел вдаваться в подробности и не только потому, что Друага жадно наблюдал за нами, без сомнения, впитывая каждую деталь нашего разговора, хотя мы говорили почти шепотом. Не хотел слишком глубоко копаться в прошлом — даже с Гвендолин. Эта боль — такая забытая и в то же время такая острая. Она ранит гораздо глубже, чем черный ритуальный нож.
— Я помню твои слова. — Гвендолин неохотно кивнула. — Также помню историю о Персефоне и гранатовых зернах. Она съела всего шесть зернышек, чем привязала себя к Аду на шесть месяцев в году.
— Клянусь тебе, Гвендолин, ты не разделишь её судьбу. Пожалуйста… — Я положил руку ей на плечо. Она напряглась, но я приободрился, когда она не отпрянула. — Пожалуйста, — повторил я. — Доверься мне настолько, чтобы съесть один кусочек — это всё, о чем я прошу. Это всё, что необходимо для выполнения договора.
Она подняла бровь:
— Всего лишь кусочек?
— Да, всего лишь один кусочек, — заверил я её.
— Ну…
Понимал, о чем она думает. Она убеждала себя, что даже если я обманываю её, один кусочек приравняется лишь к месяцу в аду. Конечно, это не совсем так, но я не видел необходимости объяснять дальше, поскольку говорил правду.
— Гвендолин, — сказал я, снова поймав её взгляд. — Клянусь тебе: еда, которую я предлагаю, не проклянет тебя и не заманит в ловушку в мое царство. Объясню позже, а пока, пожалуйста, откуси кусочек. — Я ждал. Достаточно ли она доверяет мне? Согласится ли попробовать еду? Я надеялся на это.
— Ладно. — Вздохнув, она взяла сочный кусочек дыни и отправила его в рот. Прожевала и сглотнула. — Вкусненько. — Потом она выбрала виноградину и предложила мне. — Ты тоже попробуй.
Она ошибалась, если думала, что еда отравлена. Однако не возражал есть из её рук — мне это нравилось, если уж на то пошло. Открыв рот, позволил ей положить виноградину между моих губ. Откусил — и сладкий сок наполнил мой рот. Я не сводил глаз с Гвендолин. Она была такой же зрелой и сочной — я с нетерпением ждал возможности попробовать её сок.
Гвендолин, должно быть, заметила желание в моих глазах и быстро отвернулась.
— Вот, — сказала она, покраснев. — Мы поели и попили. — Она кивнула на чайную чашку рядом со мной в тон фарфоровым тарелкам. — Теперь мы можем уйти?
— Не вижу, почему нет, — заметил я. — Наш договор выполнен.
— Возможно, тот, что я заключил с вами, повелитель Лаиш. — впервые за несколько минут сказал Друага. — Но боюсь, что соглашение, которое я заключил с вашей очаровательной наложницей всё ещё не выполнено.
— Что? — Я повернулся и свирепо посмотрел на него. Фарс Друаги испытывал мое терпение. — Чего ты хочешь? Как ты смеешь претендовать на мою Гвендолин?
Он пожал плечами, темно-оранжевый костюм немного сместился.
— Не вините меня, повелитель Лаиш. Не я был инициатором договора. Гвендолин заключила его, когда приняла туфельку от бесенка.
— Что? — переспросил я. — О чем ты говоришь? Мы потеряли её на центральной площади.
— И она была найдена и доставлена в мое заведение бесенком, — фыркнул Друага. — Он предложил её вашей наложнице, которая приняла туфельку. Она собиралась отплатить человеческой едой, кажется, бутербродом, но оплаты не последовало. Так что, за ней остался долг.
Мое сердце упало. Я посмотрел вниз и увидел, что на Гвендолин действительно были обе черные туфельки. Как я мог упустить такую деталь?
— Это всего лишь бутерброд, придурок. — Глаза Гвендолин сердито сверкнули. — И я не смогла отдать его лишь потому, что маленький бастард предпочел джему мясо моей руки.
— Кроме того, бесенок нашел и вернул туфельку, а не ты, — заметил я. — Поэтому я могу признать долг перед бесенком, но не тобой.
Морда кабаноголового демона приняла упрямое выражение.
— Бесенок незаконно находился на территории моего отеля. Поэтому по закону я имею право претендовать на любую его собственность. Я требую туфельку вашей наложницы, за которую мне ещё не заплатили. Я требую компенсации!
— Тебе нужна эта чертова туфля? — Гвендолин сняла балетку и швырнула её в голову Друаги. Та ударила его по лицу, от чего он снова хрюкнул и встряхнул золотыми бивнями. — Ну вот, теперь она твоя.
— Конечно, мне не нужна эта туфля, я не могу её взять. Тебе её предложили, ты же приняла её, моя дорогая, — заметил он, бросая туфлю обратно. — Мне нужна законная плата за туфлю.
— И что же это может быть? — В горле нарастало рычание, ярость поднималась во мне. Только на этот раз мое тело не хотело сохранять человечность. Другая форма пыталась выбраться… Ещё одно существо, которое я держал взаперти вместе с остальными. Это был не человек, но он также хотел защитить Гвендолин. Было тяжело, но я старался сдерживаться, ожидая ответа Друаги.
— Что я хочу в качестве оплаты? Её душу, конечно же, или её часть. — Его глаза сверкнули, когда он достал длинную изогнутую серебряную соломинку длиной в половину моего роста. — Душонку за дешевку, смекаете? — Он кивнул на черную туфельку, которую Гвендолин отказалась поднять, и хрюкнул от смеха.
— Что? Ты хочешь использовать это на мне? — Гвендолин побледнела, её глаза расширились от шока. — Как ты вообще… — Она покачала головой, явно не в силах закончить вопрос.
— Вы проглотите её, моя дорогая — совершенно безболезненно, уверяю вас. Ну, если вы не возражаете против рвотного рефлекса — хотя любая хорошая наложница должна уметь контролировать его, не так ли? — У него хватило наглости подмигнуть ей.
Гвендолин проигнорировала его грубый намек, возможно, всё ещё была слишком напугана, чтобы его понять.
— А затем что, душа выходит?
— О, не сразу. Сначала вы должны поймать её. Душа скользкая, особенно живого человека. Нам пригодится это крепление.
Друага нажал на кнопку в верхней части изогнутой серебряной соломинки, и снизу выскочил зловеще острый крючок. На кончике блестела серебряная игла, почти такая же длинная, как лезвие моего жертвенного ножа.
— О боже! — Гвендолин вжалась в белый кожаный диван, её глаза раскрывались всё шире и шире.
— Как только вы зацепите её, я смогу отодрать кусочек или два, а затем высосать прямо через соломинку, — объяснил Друага, злобно улыбнувшись ей. — И душа действительно регенирирует. — Он ухмыльнулся, наклонился вперед и помахал серебряным инструментом. — Вы же дадите немного попробовать старому другу Друаге, не так ли?
— Нет! — Гвендолин посмотрела на меня. — Лаиш, ты же… Ты же не позволишь ему?
Я не часто теряю самообладание, но ситуация вышла за рамки. Гнев закипел внутри при виде жестокого, зловещего крюка для души в волосатых руках Друаги и выражении испуга на лице Гвендолин. Я не мог контролировать гнев. Он закипал внутри, пузырясь, словно масло на огне.
— Ты… Смеешь… — зарычал я и почувствовал, как теряю человеческий облик. Я хотел сбросить его, как змея, в пользу чего-то большего, сильного и гораздо более смертоносного. Мой безупречный костюм затрещал, а затем разорвался на части из-за трансформации. — Ты смеешь предлагать мне отдать часть души Гвендолин?
Впервые Друага немного смутился. Очевидно, он понятия не имел, что я так отреагирую. За мной была репутация хладнокровного демона, что делало меня непобедимым во время небесных войн. Но на этот раз я не мог остановить гнев, что закипел во мне — да и не хотел.
— Ну, мне причитается некая компенсация, как никак, — бробубнил он.
— За отправку бесят на поиски обуви моей наложницы, а затем позволяя им обмануть и напасть на нее? — взревел я. — Как ты смеешь заявлять такие права? Ты подверг её жизнь опасности, а потом решил забрать часть её души прямо у меня на глазах? Я должен убить тебя на месте!
Я возвышался над ним, дыхание обжигало грудь, голос глубокий и угрожающий.
— Ты не посмеешь! — голос вендиго задрожал, он сам не верил в свои слова. — Демонический совет…
— Совет бы утвердил мое право! Ты нанес мне одно оскорбление за другим.
Я двинулся к нему, скользя и шурша чешуей, как змея. Взмахнул хвостом и презрительно отбросил в сторону забытый поднос с завтраком. Раздался металлический лязг, и содержимое подноса повсюду рассыпалось. Я не обратил ни малейшего внимания.
— Прошу, повелитель Лаиш, успокойтесь, — взмолился Друага. — Я не понимаю, почему вы так расстроены! Она всего лишь человек!
— Она — моя!
Внутри меня полыхала ярость. Я хотел выдохнуть волну огня на съежившегося кабана-демона, хотел поджарить его до хрустящей корочки, но что-то сдерживало меня. Страх, что огонь выйдет из-под контроля и ранит Гвендолин. Поэтому я сдерживался… Совсем немного.
— Я — хозяин отеля! — завизжал Друага, съежившись на белом кожаном кресле. Он всё больше и больше походил на кабана. — Ты не посмеешь убить меня! По закону гостеприимства…
— К черту законы гостеприимства! — зарычал я, жидкий огонь капал изо рта. Я стоял прямо над ним, и большая капля упала на него, испепеляя правый бивень. Друага снова завизжал, его рука потянулась к дымящемуся обрубку.
— Мой бивень!
— Тебе повезло, что я не оторвал руку или ногу… Или кое-что ещё. — Я с отвращением посмотрел на его обнаженные гениталии. — Хотя, думаю, что кастрирую тебя прямо здесь и сейчас. Быть может, это преподаст тебе урок о вожделении к чужой собственности.
Друага ахнул и отполз назад, пытаясь перелезть через спинку кресла и не сводя с меня глаз. Но эта форма давала мне скорость змеи. Я метко направил струю пламени на его отвратительный член, превратив его в сморщенный угольно-черный обрубок. Он был похож на сосиску, которую забыли в костре.
Демон-кабан издал пронзительный визг, от которого у меня заболели чувствительные уши, и, извиваясь от боли, схватился между ног.
— Нет! Нет! Как больно!
— Друага, почему ты так расстроен? — прорычал я, свирепо смотря на него. — В конце концов, ты демон. Он восстановится, как и душа Гвендолин, если бы ты осуществил свой план.
— Но он не будет таким же большим! Я выращивал его тысячелетиями. А мой бивень… — Он похлопал себя по волосатому лицу. — Его никак не вернуть!
— То же случится и с остальными частями тела, если ты сейчас же не покинешь мои покои, — прорычал я. — Уходи, пока я не решил стереть твое жалкое существование с земли адского царства.
Всхлипывая от боли, Друага сумел подняться и заковылял к двери. Он всё ещё цеплялся за себя, попеременно хватаясь то за лицо, то за изуродованную промежность. И исчез за дверью.
— О… Богиня.
Тихий, прерывистый шепот вывел меня из всепоглощающей ярости. Я осмотрел комнату, мои глаза считывали тепловые излучения и визуальные сигналы. Моя форма была очень полезной, хотя и громоздкой в столь ограниченном пространстве.
Наконец я нашел источник голоса.
Гвендолин съежилась в дальнем углу комнаты, прикрываясь одной из больших белых кожаных подушек с дивана. Она дрожала, из уголков её глаз текли слезы. Сквозь тепловизор они казались белыми ручейками на красных щеках.
— Гвендолин? — Мой голос был резок, когда я скользнул к ней.
— Уйди! Держись от меня подальше! — Она была в панике. Видимо, она боялась, что Друага всё ещё в комнате и угрожает забрать её душу.
— Тебе нечего бояться, он ушел. Он не причинит тебе вреда. — Мягко, но твердо я вырвал когтями белую подушку из её дрожащих рук. — Всё в порядке, — повторил я. — Теперь ты в безопасности.
Но она свернулась в клубок и забилась как можно дальше в угол.
— Пожалуйста, Лаиш. — Её голос дрожал, тело застыло в ужасе. — Пожалуйста, не делай мне больно. Не сжигай меня, пожалуйста!
И я понял… Она не боялась Друаги.
Она боялась меня.
Глава 18
Гвендолин
Я до смерти боялась, что он меня убьет. Не нарочно, но это не имело бы значения. Я не хотела умирать из-за несчастного случая. Он отобрал мой единственный щит. Да, адское пламя не остановишь подушкой, но мне было комфортнее с небольшой защитой между мной и зверем, между мной и огнем.
В моей голове снова и снова прокручивалась ужасная ночь из прошлого. Крики и плач. Мы с Кейшей в панике крепко вцепились друг в друга и втиснулись в крошечный шкаф, где мы прятались, когда всё началось… Слышался треск, когда пламя поглощало дверь… Подавляющий жар… Удушающий черный дым… Запах горящей плоти и отголоски мольбы. А затем пожарные разбили окно и пришли за нами, и раздался пронзительный крик мамы, погибшей в огне.
В демоническом огне.
— Гвендолин… Прошу, — услышала я его низкий, нечеловеческий голос. — Пожалуйста, поверь мне, я никогда не причиню тебе вреда.
Огонь… Огонь подступает… Огонь заберет тебя. Мамочка, мне страшно! Пожалуйста, мне так страшно…
— Пожалуйста, — снова послышался низкий хриплый голос. — Ты можешь выйти из угла, ты в полной безопасности.
Его слова вернули меня к реальности. Я открыла глаза и поняла, что всё ещё в позе эмбриона, словно испуганная маленькая девочка, которая боится монстров под кроватью. Но, черт возьми, это чудовище было настоящим. И это мужчина, которому я разрешила прикосновения, поцелуи, ласки прошлой ночью. Разрешила ему довести себя до оргазма.
Меня затошнило от этой мысли. Я встала, всё ещё прижимаясь к стене. Едва могла заставить себя взглянуть на новую форму Лаиша.
Он был огромным зверем, чем-то между змеей и драконом. Его морда была длинной и заостренной, полной острых, способных разорвать мясо зубов. Глаза — черные, с рубиновыми щелочками вместо зрачков. Чешуя тоже черная с золотисто-красным оборкой, словно внутреннее пламя вырывалось наружу. Его длинное гибкое тело беспокойно извивалось при движении, его хвост был вдвое длиннее меня.
Он не должен находиться в роскошном люксе — его место в одном из моих кошмаров. Он источал жар, который я слишком хорошо помнила после смерти мамы. Находясь рядом с ним, будто возвращалась в тот шкаф и снова слышала её крики. Казалось, сухой воздух вокруг жег легкие, а запах дыма и серы забил пазухи, заставляя мои глаза слезиться.
— Пожалуйста, — умоляла я, не в силах собраться и покинуть угол. — Пожалуйста, перевоплотись. Если… Если внутри ты всё тот же Лаиш.
— Ну конечно, — голос существа был глубоким и резким. Его дыхание пахло жидким металлом, гарью и смертью. — Но это небезопасно.
— Что? Почему нет? — слабо потребовала я. Не могла представить ничего более опасного, чем огромное, пугающее существо передо мной. Он был чертовски ужасен из-за жидкого огня, капающего из его слюнявых челюстей и мощного змеиного черного хвоста. Как он вообще может разговаривать с этими ножами для мяса вместо зубов?
— Друага захочет отомстить, — сказал он, хотя звук больше походил на шипение. — В этой форме я могу защитить тебя лучше, чем в других.
— Также тебе легче спалить меня, если случайно чихнешь. — Я указала на его раздувающиеся ноздри, которые, казалось, были готовы в любой момент выдохнуть огонь.
— Мне жаль, что ты боишься меня в таком виде, я не хотел напугать тебя. Но должен оставаться таким до тех пор, пока мы не пересечем границу следующего круга ада.
— Тогда пошли. — Я заставила себя выпрямиться и вытереть лицо, хотя в этом не было необходимости. Жар от его чешуйчатого тела полностью высушил мои слезы. — Давай возьмем Кюрекса и уберемся отсюда! — сказала я, стараясь придать голосу твердость. Стараясь не смотреть на него.
— Мы не можем взять его — он в конюшне, которую охраняют демоны.
— Я не оставлю его! — настояла я на своем. — Ты сказал, что Друага захочет отомстить, ты не можешь позволить ему отыграться на бедном Кюрексе только потому, что он зол на тебя.
— Тогда мне придется убить много демонов. Ты хочешь увидеть столько смертей?
Его слова имели смысл. Смогу ли я выдержать ещё большую резню? Мне было плохо только от того, что он сделал с Друагой… Но что они сделают с Кюрексом! И он просто животное, не понимает, что происходит! Он невиновен… Беспомощен.…
Я не могла оставить его. Большой конь занял место в моем сердце, и, я могла только представить, какие ужасные вещи Друага захочет с ним сделать.
Вздрогнула от воспоминания о крюке для души, а для кабана-демона это даже не было пыткой. Насколько жестоким он мог быть, когда ищет месть и целенаправленно хочет причинить кому-то боль?
— Итак? — Лаиш выговорил это слово длинным раздвоенным языком, от чего я вздрогнула.
— Нет, не хочу, — сказала я. — Но… Если это единственный способ спасти Кюрекса, тогда делай, что должен. Ты пойдешь первым, я буду за тобой. — Не хотела идти первой. Что если у него зачешется нос, и он чихнет? Я видела, как он опалил Друагу и превратил его член в подгорелый хлебец. Не хотела, чтобы на меня попала горящая струя пламени.
Рубиновые щелочки его глаз уставились на меня, словно оценивая мой характер или решимость. Я подняла подбородок и встретилась с ним взглядом.
Моя истерика отступила, когда я поняла, что он не собирается сжигать меня дотла. Но в моей голове всё ещё проигрывались сцены из прошлого, воспоминания о смерти мамы. Я не хотела приближаться к нему, никогда больше.
— Хорошо, — сказал он, в конце концов. — Не отставай.
Затем он ушел, его длинное, гибкое тело скользнуло за дверь, хотя я удивлялась, как он вообще смог пролезть через нее. Я последовала за его раздвоенным чешуйчатым хвостом, которая направляла меня, словно ленточка.
Я смутно помню события с того момента до входа в третий круг ада, Минаурус. Меня это вполне устраивает — мне не нужны очередные кошмары.
Смутно помню, как следовала за Лаишем, стараясь держаться подальше от его смертоносного хвоста. Мы застали демонов врасплох у конюшни. Полагаю, Друага не успел мобилизовать их, так как был занят сожженными гениталиями, поэтому мы почти без проблем добрались до Кюрекса. И под этим я подразумеваю, что Лаиш сжег всего десять или двенадцать охранников.
Каждый раз, когда он выпускал добела раскаленную струю огня, я вздрагивала и снова представляла себя в душном маленьком шкафу, крича и плача по маме, которая никогда не обнимет меня. Каждый раз, когда видела визжащего демона в столбе пламени, думала о ней, о том, как она корчилась в агонии, охваченная огнем, в то время как демон смеялся.…
Я попыталась отогнать воспоминания. Мне удавалось полностью похоронить их в течение многих лет, они появлялись лишь изредка, под большим стрессом. Но теперь этот кошмар окружал меня, и я не могла прогнать его.
Я могла ясно мыслить только из-за Кюрекса. Думала, что огромный, хищный змеевидный дракон Лаиша напугает большого коня до смерти. Но он смотрел на Лаиша в зверином обличье и даже не фыркнул, как будто привык к такому зрелищу.
Ну, он был демоническим скакуном, так что я не должна удивляться. И всё же, отсутствие паники помогло мне успокоиться. Каким-то образом мне удалось оседлать его при помощи табуретки и команд Лаиша, хотя огромное черное кожаное седло весило тонну. Затем вскочила на его спину, и Кюрекс спокойно последовал за Лаишем на выход из подземных конюшен, где уже повсюду бегали и кричали демоны.
Перед уходом Лаиш обернулся и сказал что-то Кюрексу на грубом языке. Конь навострил уши, фыркнул и ударил копытом по земле. Лаиш посмотрел на меня.
— Держись за него крепко, Кюрекс не даст тебе упасть. Мы должны бежать, спасая наши жизни, по крайней мере, твою, Гвендолин. Вперед!
Мы следовали за Лаишем по какому-то лабиринту, вверх и вниз по извилистым коридорам. Он ни разу не заколебался, будто знал дорогу наизусть. Нас нагнала группа вопящих демонов, когда мы добрались до двери, что вела к лифту. Она была огромной, такой же большой, как вход в вестибюль. Наши образы отражались в раздвижных бронзовых панелях.
Лаиш изогнул змеиную шею и обрызгал демонов позади жидким огнем. Вещество, похожее на густой бензин, прилипло к ним и растеклось, разъедая кожу и мышцы до черных костей. Запах их горящей плоти ударил мне в нос, я закашлялась. Прижала лицо к шее Кюрекса и дышала сквозь его гриву, пытаясь отфильтровать ужасный запах. Большой конь беспокойно затопал, повернул голову и легонько ткнулся носом мне в плечо.
— Всё в порядке, мальчик, всё будет хорошо, — прошептала я. Но не была уверена, кого успокаивала, его или себя.
— Это врата, — прошипел Лаиш. — Нажми на кнопку и открой их, пока я сдерживаю демонов. Поторопись, скоро их будет слишком много!
Я посмотрела, куда он указывал когтистой чешуйчатой рукой. На двери была одна золотая кнопка. Протянула дрожащий палец и нажала на нее, двери распахнулись, и я увидела пустыню вместо лифта.
Перед моим взором простиралась бескрайняя пустыня зыбучих песков и далеких дюн. Светило ослепительно белое солнце, отчего у меня замелькали темные круги перед глазами. Вдалеке я увидела черную, как смоль, пирамиду, её пик стремился к небу. К ней полз не то монстр, не то самый большой скорпион, которого я когда-либо видела.
— Какого… — начала я, приподнимаясь и указывая на чудовищного скорпиона. Но Лаиш был прямо позади, всё ещё дыша пламенем.
— Вперед, быстрее! — прорычал он глубоким, резким голосом. Он шлепнул Кюрекса по крупу, и на этот раз большой конь отреагировал, как я ожидала. Он рванул на следующий круг ада с пронзительным визгом, оставляя позади отель «Инферно».
Глава 19
Лаиш
Я перевоплотился в человеческую форму, как только убедился, что приспешники Друаги нас не преследуют. Жители одного круга обычно не могут переходить на другой. Конечно, есть несколько особых исключений, например, я и наш настойчивый преследователь, порождение ада. Несомненно, он продолжал выслеживать Гвендолин по запаху.
Я что-то почувствовал, когда мы перешли из второго круга в третий. Ничего особенного, но всё же заставило меня насторожиться. Смутное ощущение, что мы не одни, что не только я, Гвендолин и Кюрекс перешли на следующий круг. Я внимательно осмотрелся, чтобы убедиться, что порождение ада не пересекло барьер вместе с нами. Сейчас идеальное время для нападения, когда мы в бегах и растеряны. К моему облегчению, я никого не заметил.
Но мое облегчение длилось недолго, пока я не обратил внимание на Гвендолин. Она вцепилась в Кюрекса, как будто от него зависела её жизнь, и смотрела на меня широко раскрытыми, испуганными глазами. Я глубоко вздохнул. Мне ненавистно, что ей пришлось быть свидетелем бойни, особенно когда я был её зачинщиком. Казалось, моя драконья форма беспокоила её гораздо больше, чем я предполагал. Да, та форма отнюдь не приятна на вид. Я принимаю её, чтобы вселить страх в сердца врагов и нанести максимальные потери во время битвы. Мы благополучно добрались до Минауроса, великой пустыни, но успех стоил мне доверия, которое я только недавно завоевал у моей маленькой ведьмы.
— Ты в порядке? — спросил я, щелкнув пальцами и призвав легкую одежду для путешествия по пустыне. — Ты не ранена? Не обожглась?
Она покачала головой, не вымолвив ни слова. Я попытался снова.
— У тебя ещё есть бутылка с водой? — спросил я с надеждой. Смертные не могут пересечь бескрайнюю пустошь Минауроса без надлежащей защиты и воды. Они недостаточно выносливы, чтобы выстоять в нещадную жару и засуху. Конечно, можно призвать ей напиток. Я потерял свой жертвенный нож при смене облика, но мог легко призвать другой. Однако я видел, что она вряд ли захочет принять от меня еду или пищу в ближайшее время.
К моему облегчению, она снова кивнула и похлопала по коричневой кожаной сумке, которую принесла с собой. Я благословил её выдержку, когда мы покидали Баатор. Теперь, по крайней мере, мне не придется беспокоиться о её жажде. Осталось решить вопрос еды, но решил позаботиться о нём позже, когда мы отойдем на безопасное расстояние от барьера. Возможно, Друага не может выследить нас, но может нанять того, кто сможет. К тому времени я хотел бы уйти подальше, чтобы наши следы затерялись в зыбучих песках.
Я наколдовал легкую белую вуаль и предложил её Гвендолин.
— Вот. Прикрой голову и плечи, вуаль отразит часть солнечного света.
Она покачала головой.
— Я не хочу, — сказала она тихим голосом. — Я ничего не хочу от тебя.
— Ладно. — Я небрежно пожал плечами, хотя на сердце защемило от отказа. — Тогда сгори, мне всё равно.
Она вздрогнула, но взяла себя в руки и покачала головой.
— У меня как бы природный загар, или ты не заметил?
— У тебя безупречная кожа, я успел лично убедиться в этом, — сказал я, взяв Кюрекса под уздцы и ведя его сквозь пески. — Но несмотря на твой прекрасный смуглый оттенок, ты сгоришь в Минауросе без защиты. Здесь всё горит.
— Перестань так говорить, перестань говорить об огне. — Она соскочила с лошади и выхватила у меня вуаль. Набросив её на голову и плечи, посмотрела вдаль. Ну, по крайней мере, теперь она защищена от солнца. Эту накидку я заказал специально для нее, чтобы она смогла выдержать пустыню смерти — так часто называют Минаурос.
Мы долго шли молча. Гвендолин время от времени пила воду из бутылки, а Кюрекс терпеливо брел под палящим солнцем. На его черном крупе виднелся белый отпечаток в форме руки, где я его ударил. Я сожалел о содеянном. Кюрекс — безмолвное животное, но он более чем доказал свою ценность. Он позаботился о безопасности Гвендолин, когда мы бежали к барьеру через лабиринты отеля «Инферно». Когда я в форме дракона, или змеи (так эту форму называли в древних писаниях), моя чешуя слишком горячая, чтобы прикасаться к человеку.
Наконец, после часа изнуряющей ходьбы она заговорила.
— Ты не упоминал, что являешься огненным демоном. — Её голос был тихим, но напряженным. Она всё ещё смотрела прямо перед собой на дюны, а не на меня. — Ты говорил, что ты — демон похоти.
— Всё верно, — ответил я, снова удивляясь, почему это играет настолько важное значение. — Я — демон огня по своей природе и могу подчинить его своей воле. Огонь всегда будет частью меня.
Когда я впервые был низвергнут с Небесного Царства, я упал в Огненное озеро, которое наполнило меня своей силой. Но я не видел необходимости вдаваться в подробности.
— Похоть — моя область знаний, специальность, так сказать, — продолжил я. — Так что я и огненный демон, и демон похоти.
— Ты не сказал об этом, когда я впервые призвала тебя. — Она посмотрела на меня. — А должен был.
— Почему? — Я нахмурился, удивляясь боли и страху в её глазах. Да, мне пришлось быть жестоким, чтобы вывести нас из отеля «Инферно» на третий круг ада, но это было необходимо ради её безопасности. Гвендолин продолжила уклоняться от ответа.
— Ты просто… Просто должен был сказать. Тогда бы я тебя отослала.
— Ты лишилась этой возможности в тот самый момент, когда я впервые увидел тебя, mon ange, — тихо сказал я. — С того момента я не смог бы отвернуться от тебя, какой бы ни была причина.
— Не называй меня так. — Она снова отвела взгляд. — Больше никаких прозвищ — ничего. Давай просто… Просто продолжим путь. Просто дойдем до конца и запечатаем дверь. Я просто хочу домой.
— Я глубоко сожалею, что моя другая форма так напугала тебя, — сказал я, ведя Кюрекса за уздечку мимо песчаной ямы — они были повсюду в зыбучих песках Минауроса. Одни затягивали в усеянные кольями пропасти, на которых навеки вечные страдали проклятые души. Другие ямы вели в притоки реки, впадающей в Огненное озеро, где я прошел второе крещение и изменился навсегда. — Я тот, кто я есть, и ничего не могу с этим поделать. Я инстинктивно принял самую угрожающую форму, когда почувствовал, что тебе грозит опасность.
— Но он не смог бы высосать мою душу? — спросила она, искоса взглянув на меня. — Я имею в виду… Ты бы не позволил ему. Ты бы одолел его и в обычной форме — разве не ты утверждал, что можешь одним лишь словом содрать с людей кожу?
— Да, и я могу.
— Тогда зачем превращаться в это… В это чудовище? — потребовала она. — Зачем извергать огонь и серу? И… И сжигать всё и всех?
— Я пришел в ярость, когда Друага предложил попробовать твою душу. Я потерял контроль и принял ту форму, что ты видела, — признался я.
— Ты потерял контроль? — Она подняла бровь, явно сомневаясь. — Но ты никогда не теряешь контроль, ты всегда собран и держишь эмоции под контролем. Я лишь однажды видела тебя по-настоящему расстроенным: когда открыла дверь в Бездну, и ты явился ко мне с наставлениями.
— Я был расстроен, потому что ты была в опасности. По той же причине я вышел из себя этим утром. И… — я заколебался. — Меня взбесило оскорбление, которое Друага нанес тебе.
— Оскорбление? — нахмурилась она.
— Забрать душу или часть души — это очень… Интимный ритуал, — сказал я. — Даже сексуальный.
— Фу! — По её коже пробежали мурашки. — А я то думала, ничего не может быть хуже той палки с крюком, которой он размахивал! Но теперь ты говоришь, что просьба Друаги попробовать мою душу — всё равно, что просить меня подрочить ему прямо у тебя на глазах?
— В общем и целом, да, — напряженно сказал я. — Хотя твой пример не до конца отражает степень нанесенного оскорбления.
— Но почему он осмелился попросить о подобном? — задумалась Гвендолин. — Я имею в виду, разве ты не выше его по иерархии или кастовой системе, или какая у вас здесь форма правления? Разве это не как менеджер среднего звена просит генерального директора переспать с его женой? Не то чтобы я твоя жена, или что-то в этом роде, — поспешно добавила она.
— Я понял твою аналогию, — кивнул я. — И отвечая на твой вопрос, полагаю, его жадность к нежному вкусу невинности победила здравый смысл. Друага всегда желал отведать её — я даже слышал его хвастовство, мол, ему удалось выманить с небес одного из меньших ангелов и каким-то образом привязать к себе. Но я уверен, что это очередная ложь.
— Как мне жалко бедняжку, если это правда! — вздрогнула Гвендолин. — Лишиться жизни на небесах и стать его пленником…
— Да, переход из рая в ад может шокировать, — пробормотал я. — В процессе теряется невинность и чистота. — Я вздохнул. — Несомненно, Друага осмелился попробовать заполучить часть твоей души именно из-за её чистоты.
— Чистоты? Он смог уловить, что я… Ну, знаешь, что у меня никогда не было секса? — Она покраснела.
— Не думаю, — коротко ответил я. — Когда я говорю о чистоте, имею в виду состояние души, что она не запятнана грехом. Любой демон учует её, если подойти достаточно близко.
— Он был достаточно близко, когда прогнал тех бесят. — Она вздрогнула. — Он пытался дотронуться до меня большими волосатыми лапами и говорил, что мне нужно раздеться, чтобы он смог осмотреть меня. Гадость!
Я услышал низкое рычание, вырвавшееся из моего горла. Гвендолин посмотрела на меня, она была явно встревожена.
— Эй, ты в порядке? Твои глаза словно горят, — испуганно спросила она с широко раскрытыми глазами.
Я приложил усилие, чтобы успокоиться.
— Прошу прощения. Я понятия не имел, что именно он намеревался сделать, когда прервал вас. Если бы знал, то сорвался бы уже тогда.
— Потому что ты защищаешь свою собственность. — Она укоризненно посмотрела на меня. — Как будто я принадлежу тебе или что-то в этом роде.
— Но и я принадлежу тебе, — беспечно заметил я. — В конце концов, я — твой личный демон, призванный для исполнения твоего поручения. И вот я здесь, всё ещё повинуюсь тебе.
— Да какая разница, — отвернулась она. — Я не хотела призывать огненного демона.
Я развел руками.
— Ничего не могу с этим поделать. И вообще, почему это так важно?
— Неважно, не бери в голову. — Она опустила взгляд на свои руки на седле Кюрекса.
— Но мне важно, mon ange. Теперь ты винишь меня за мою сущность? Или её часть, когда ты в опасности?
— Мы бы не оказались в опасности, не сорвись ты тогда, — резко напомнила она. — Но, полагаю, мне следовало быть готовой, так как ничего другого от демона ожидать не стоит.
— Я не какой-то там демон, — сказал я, нахмурившись.
— Нет. Как оказалось, ты огромная задница змее-дракона, — парировала она. — Ты об этом говорил, когда не хотел показывать мне истинную форму?
— Нет, — холодно ответил я. — Змей — одно из моих обличий, но я им не являюсь.
Она вздрогнула:
— Не думаю, что хочу увидеть твою настоящую форму, если она хуже змея.
— Не беспокойся, Гвендолин, — мягко сказал я. — Я не осмелюсь показать тебе истинную форму после твоей реакции на дракона. Не хочу, чтобы ты боялась или ненавидела меня ещё сильнее, чем сейчас.
Она смутилась.
— Не то чтобы я ненавижу тебя…
— Знаю. Я просто не особо нравлюсь тебе, — закончил я, использовав её же слова против неё.
Ей явно нечего было ответить. Она покраснела, покачала головой и отвернулась.
— Мне жаль, — промолвила она. — Мне жаль, что я не могу совладать с моей реакцией на то, кем ты тогда стал.
— Мне тоже жаль. — Я устало вздохнул и провел рукой по лицу. Вся тяжелая работа по завоеванию её доверия была потрачена впустую, разрушена в тот момент, когда она увидела дракона. Но почему? Я сказал ей, что у меня есть другие формы. Неужели я был настолько ужасен тогда? И сможет ли она принять мои другие формы — особенно мою истинную? У меня не было ответа. Я начинал думать, что мое стремление завоевать её любовь совершенно безнадежно.
Но какое мне дело? Она всего лишь смертная, сказал я себе. Всего лишь маленький человек с короткой жизнью мотылька. Почему так отчаянно хочу, чтобы я был ей небезразличен? Хотел бы я знать и вырвать из себя это чувство, но почему-то не могу. Даже сейчас.
— Скажи мне, почему Кюрекс не испугался тебя в той… в той форме? — спросила Гвендолин, обрывая мои несчастные размышления. — Я не особо разбираюсь в лошадях, но уверена, большинство бы испугалось до смерти. Это потому что он скакун демонической породы?
— Он не испугался, потому что часто видел её во время Небесных войн, — объяснил я. — Я принимал её в бою, чтобы быстрее одолеть противника.
— Вот как. — Она нахмурилась. — Но разве ты не был генералом? Я думала, они просто стоят в стороне и отдают приказы.
— Я не был таким генералом, — сказал я. — Я всегда принимал участие в сражении.
— Ясно. — Гвендолин отвела взгляд.
— Теперь ты знаешь, почему Кюрекс не боится меня. Расскажи, почему ты испугалась, помимо очевидной причины. Да, я знаю, форма змея вселяет страх, но есть что-то ещё, о чем ты недоговариваешь. Что ты скрываешь?
— Я… — Она отвернулась. — Не хочу говорить об этом. Это личное.
— Очень хорошо, — сказал я, уводя Кюрекса от очередной песчаной ямы. — Пока позволю тебе сохранить секрет. Но рано или поздно узнаю причину твоего испуга. — Я взял её за руку. — Гвендолин, пока ты не скажешь, где я совершил ошибку, не смогу исправить её.
Она быстро высвободила руку.
— Давай сменим тему. Расскажи о пустыне. Насколько она большая? И как долго мы пробудем на этом круге ада — здесь чертовски жарко.
— Минаурос — Великая пустыня или Пустыня Смерти, как его называют, — простирается на тысячу лиг во всех направлениях.
Её глаза расширились.
— На тысячу лиг? А это сколько?
— В одной лиге три мили или четыре километра.
— Что? Как мы вообще доберемся до другой стороны таким темпом? — спросила она, указывая на Кюрекса, который медленно ковылял по песку.
— С легкостью. Мы вошли не в начало Минауроса, граница Баатора находится всего в дне пути от барьера до Стигии, четвертого круга ада.
— О… Ну хорошо. — Гвендолин явно расслабилась. — И что там? Очередная пустыня?
— Едва ли. Стигия — противоположность Минауросу, замерзшая пустошь, настолько ледяная, насколько Минаурос знойный. Когда-то двумя кругами правили два великих влюбленных демона — ну или так принято называть их чувства в аду. Магда, Кровавая Длань и Неподражаемый Молох. В той стороне дань уважения Молоху. — Я кивнул на огромную обсидиановую пирамиду, которая возвышалась слева от нас.
Мы немного приблизились к ней и смогли разглядеть рабочих — огромный бастион потерянных душ, управляемый маленькой армией минотавров, размахивающих кнутами.
— Они всё ещё строят пирамиду? — спросила Гвендолин, щурясь, чтобы разглядеть её в слепящем солнечном свете. — В такую жару?
— Они должны, — сказал я. — Ибо каждую ночь приходят приспешники Магды, чтобы разрушить её… И вырвать сердца пойманных рабочих.
— Значит, они расстались? Магда и Молох? — сухо спросила Гвендолин.
— Да, много тысячелетий назад. И теперь их ненависть полыхает так же ярко, как любовь когда-то. Они постоянно посылают отряды налетчиков через Ревнивое Сердце.
— Прости, через что?
— Ревнивое Сердце, — повторил я. — Проход и барьер между Минауросом и Стигией. Демоны обеих территорий могут проходить через него в обе стороны, потому что раньше они были одним кругом.
— И кого здесь наказывают? — На удивление, Гвендолин было интересно.
— Минаурос — насильников, а Стигия — убийц, особенно хладнокровных. Их наказывают разными способами, в которые я не буду вдаваться… Если только ты не хочешь услышать подробности.
— Нет. Пожалуйста, не надо. — Она быстро покачала головой. — Я больше не хочу знать.
— Неужели? Я думал, тебе интересна судьба твоего врага. — По её удивленному взгляду я понял, что она забыла о заклинании мести, которое собиралась наложить. — Скажи мне, Гвендолин, — спросил я. — Кто он и что сделал?
Она нахмурилась.
— Он причинил вред не мне, а… — она резко замолчала. — Не думай об этом.
— Я узнаю рано или поздно, — заметил я. — И когда это произойдет, он отправится в надлежащую часть ада — возможно, раньше, чем положено.
— Нет! — Она пристально посмотрела на меня. — Лаиш, не влезай, я хочу сама позаботиться о нём.
Я пожал плечами:
— Как скажешь.
Но я поклялся: причинивший ей боль обязательно заплатит. Возможно, мне не удастся вернуть её доверие, но я смогу защитить и отомстить за неё.
Это всё, что я мог сделать, даже если мне не суждено увидеть мою маленькую ведьму после окончания миссии.
* * * * *
Гвендолин
Казалось, путешествие через пустыню никогда не закончится. Хотя могло быть и хуже: нам пришлось бы преодолеть не менее четырех тысяч километров, окажись мы не в центре Минауроса. Один день пути казался не таким уж плохим вариантом.
Тем не менее, было тяжело и не только из-за невыносимой жары и слепящего солнца — я грустила из-за ссоры с Лаишем, хоть и отказывалась признаваться в этом, даже себе.
Да, я была несправедлива к Лаишу, когда он превратился в чудовище, чтобы защитить меня и мою честь. Но не могла принять его сущность огненного демона. Почему никогда не замечала ничего, даже намеков? Возможно, потому что раньше он не превращался в чертовски огромного дракона.
Конечно, я могла догадаться по его пламенным глазам рубинового цвета. Но я всегда тонула в них, когда мы встречались взглядом, поэтому не задумывалась о причине столь необычного цвета. Теперь я всё поняла. Я постепенно влюбляюсь в Лаиша, хоть и постоянно отрицаю, что это не так. И сейчас впервые осознала, насколько близко позволила себе приблизиться к пропасти.
Я много думала о той ночи. Позволила ему целовать и прикасаться ко мне… Позволила ему довести меня до оргазма. Да что со мной не так? Каким-то образом он обошел мою защиту. Я была готова к сексуальным домогательствам в качестве платы за помощь в миссии. Но не была готова к постепенному и нежному обольщению. И также не ожидала, что у меня появятся к нему чувства.
Теперь всё кончено, заверила я себя. Правда, я всё ещё должна платить налог на грех для перехода на другой круг ада, но мне придется найти другой способ. Не знаю какой, но я не собираюсь снова сближаться с Лаишем. Это чертовски опасно.
Через несколько часов мы остановились отдохнуть в тени огромного раскидистого дерева. Казалось, Лаиш мог идти ещё хоть вечность — жара его нисколько не беспокоила, что неудивительно, учитывая его сущность. Но было нечестно требовать от Кюрекса идти без отдыха. Я тоже падала от истощения, хотя ехала верхом, а не пешком.
Мне было всё тяжелее переносить жару, и я была благодарна Лаишу за белую вуаль. Казалось, она отражала часть безжалостного солнечного света, который бил по голове, словно золотой молот, удар за ударом.
— Ох, как у меня всё затекло! — простонала я, слезая с Кюрекса. Лаиш не протянул мне руку помощи — он знал, что я откажусь. И просто присел на низкий камень в тени дерева.
Дерево было полностью черным. Его большие черные восковые листья напоминали спящих летучих мышей — или мне просто мерещилось на солнце. Оно росло посреди оазиса, хотя и не очень красивого. Бассейн с черной вязкой водой, похожей на воду реки Стикс, был окружен плоскими серыми камнями. Я выбрала тот, что в тени, и села на него.
— Мы пропустили время для полуденного приема пищи, — заметил Лаиш. Он уже призывал вещи из воздуха: мешок с кормом и большое ведро воды для Кюрекса, которое, как он объяснил, никогда не опустеет, пока конь хочет пить, а также немного еды для себя. Потом призвал нож с черной рукояткой и тарелку. Лаиш поднял запястье и лезвие над тарелкой.
— Что ты хочешь?
— Ничего. — Я покачала головой. Всё ещё сомневалась, что мне следовало есть кусок спелой, сочной дыни этим утром. Неужели он обрек меня на месяц жизни в аду каждый год? Я очень надеялась, что нет.
— Давай же, Гвендолин, ты должна поесть. — Лаиш попытался вразумить меня. — Ты не сможешь продолжать идти в такую жару на пустой желудок.
— Вообще-то, я не чувствую голода именно из-за жары, — солгала я. — Я не могу есть, когда так жарко. Кроме того, выпила так много, что в меня больше ничего не влезет. — Достала и показала ему бутылку. Она всё ещё была полна холодной, чистой воды, чему я была безмерно рада.
Лаиш посмотрел на меня с намерением переубедить, но затем просто пожал плечами.
— Очень хорошо. Я знаю, тебя не переубедить, когда ты упрямишься, mon ange.
— Я хочу, чтобы ты перестал так называть меня. — Я села напротив, стараясь не обращать внимания на еду, которую он призвал для себя: в основном свежие сочные фрукты. — Я действительно не… о!
Я удивленно вздохнула, когда что-то вылетело из моих волос, когда сняла вуаль.
— Что это? — Я посмотрела на белую кроху, порхающую вокруг. Казалось, она светилась в темноте. Я ещё раз провела пальцами по волосам, но, хвала богам, больше ничего не нашла.
— Так-так… Похоже, у нас безбилетник, — заметил Лаиш. Он наклонился вперед, чтобы рассмотреть маленькую вещицу, стараясь не прикасаться к ней. — Лили-мотылек! Я не видел их целые тысячелетия.
— Кого? — Я тоже наклонилась вперед, чтобы разглядеть малышку. Она запорхала и приземлилась мне на колено.
— Лили-мотылька. Они живут на небесных полях прямо за вратами рая. Их так называют, потому что они пьют нектар цветов, в основном райских лилий.
Я присмотрелась к крохе, которая больше походила на бабочку, чем на мотылька. Она была размером с ноготок и полностью белого цвета, за исключением тонких золотых линий, которые образовывали изогнутые узоры на её крошечных крылышках.
— Интересно, что она здесь делает, если мотыльки родом с Небес, — сказала я.
Лаиш покачал головой:
— Не знаю. Осторожно, не навреди ей. Она чиста, как и все небожители. Должно быть, твоя душа привлекла её, и теперь она видит в тебе убежище.
— О-о-о, бедняжка, — промолвила я, посмотрев на мотылька. — Как ты оказалась настолько вдали от дома? И что ты здесь делаешь?
— Кто знает? — ответил Лаиш. — Лили-мотылек может прикоснуться только к чистой душе. У неё было долгое и утомительное путешествие, прежде чем она нашла тебя, чтобы приземлиться.
Мне стало её жаль. Богиня тому свидетельница, у меня не самый лучший послужной список — ещё недавно я баловалась темной магией. Но очевидно, здесь, в аду, душа считается чистой, покуда она не проклята.
— Как думаешь, она хочет пить? — спросила я, налив воду в ладонь.
— Сейчас мы это выясним. — Лаиш был явно удивлен.
— Что тут смешного? — спросила я, когда лили-мотылек сползла к воде по моей руке.
— Ты, mon ange. Ты и твоя привязанность к животным. Сначала мне показалось странным, что адские звери тянутся к тебе — сначала Цербер, затем Кюрекс. Но теперь даже небесные создания находят тебя неотразимой.
— Ты сам сказал, что бедняжка просто пытается найти безопасное место, — я кивнула на мотылька на ладони. Я не могла сказать, пьет она или нет, но её маленькие пушистые усики покачивались вверх-вниз, когда прикасались к воде. — Кроме того, ведьмы всегда питали слабость к животным. Они доверяют нам больше, чем другим людям, потому что знают, что мы их понимаем.
— Поистине трогательное зрелище, — сказал Лаиш. Фраза казалось саркастичной, но в его голосе была мягкость и задумчивость. — Интересно, что ты будешь делать с маленьким безбилетником?
— Мы оставим её, конечно же!
Мотылек, казалось, закончил пить, поэтому я закрыла бутылку крышкой и осторожно переместила кроху на плечо. Она была невесомой, и я не чувствовала её, но почему-то знала, что она там. — Она отправится с нами, если захочет, — сказала я Лаишу. — Может быть, я даже смогу забрать её домой. Знаю, это не рай, но лучше, чем ад.
— Её? — он приподнял бровь.
— Не знаю, мне кажется, это девочка, — сказала я, защищаясь. — Посмотри, какая она нежная и красивая.
— Действительно, — пробормотал Лаиш, но когда я подняла взгляд, его рубиново-красные глаза смотрели на меня, а не на мотылька.
Мои щеки опалило жаром, и я отвернулась.
— Время обеда подошло к концу. Нам пора выдвигаться, если мы хотим когда-нибудь дойти до конца этой невыносимой пустыни.
— Тебе бы не хотелось так скоро покинуть Минаурос, если бы ты знала, что нас ждет на следующем круге, — подметил Лаиш, вставая и смахивая крошки.
— Почему? Что нас ждет дальше? — У меня вдруг возникло дурное предчувствие.
— Как уже упоминал, Стигия — ледяная пустошь. Но путь к ней лежит через Ревнивое Сердце, а оно…
— Что? — спросила я, когда он замолчал. — Что в нем не так?
Лаиш вздохнул.
— Скажем так: хорошо, что ты не боишься насекомых. — Он кивнул на мотылька.
— Что? — Что-то сжалось внутри меня. Я родом из Флориды, поэтому не очень боюсь насекомых, но и сказать, что люблю их, тоже не могу. — Что ты имеешь в виду?
— Увидишь. — Его слова вызывали тревогу. — И к моему сожалению, слишком скоро. Давай я помогу тебе забраться в седло.
— Нет, спасибо, я сама, — холодно ответила я. Вышла из тени оазиса, чтобы взять огромного коня под уздцы и подвести его к высокому камню — так я смогла бы залезть в седло. Но у меня ничего не вышло.
— Гвендолин, нет… — услышала я голос Лаиша. Вдруг моя нога провалилась сквозь песок, и я почувствовала, что падаю. Весь песок вокруг меня исчез, и я смутно увидела белые пятна внизу.
Едва успела закричать, но меня резко подхватили, от чего я неприятно щелкнула зубами. Подняла глаза и увидела Лаиша, который держал меня за руку. Он выглядел очень мрачным.
— Не двигайся, — напряженно сказал он. — Я буду медленно поднимать тебя, чтобы самому не угодить в песчаную ловушку.
— Песчаная ловушка? — воскликнула я. — Что… Как?
— Просто не шевелись, Гвендолин, — строго произнес он. — И не смотри вниз.
Конечно, после его слов я не могла не посмотреть вниз — это было на уровне инстинкта. Мой взгляд устремился в темноту, и я увидела, что белые пятна, которые заметила раньше, были глазами, но не демоническими. Это глаза людей, и все они смотрели на меня. А затем увидела их лица — лица, искаженные молчаливой агонией. Некоторые плакали, некоторые, казалось, визжали, но звуки не выходили из их изуродованных ртов.
— Лаиш! — воскликнула я, всё ещё пытаясь рассмотреть темную яму после яркого солнечного света. — Там внизу люди.
— Знаю, — прорычал он, медленно поднимая меня. — Не смотри на них.
Но я не могла. Когда мои глаза привыкли к темноте, увидела всё больше и больше людей. Должно быть, их сотни, в основном мужчины, и все смотрели на меня снизу, из этой ямы. Казалось, они выли или кричали, и все испытывали ужасную боль.
И затем я поняла почему. Каждый был пронзен колом, который проходил через их тела и торчал из груди или спины. Колья пронзали жизненно важные органы и причиняли боль и смертельные повреждения, будь мы в мире людей. Но это был ад, поэтому души застряли в этой яме навечно и не могли умереть.
— Лаиш, — выдохнула я, когда он вытащил меня из ямы. — О, богиня, эти люди…
— Ты имела в виду насильники, — коротко ответил он, подталкивая меня в тень кроны дерева.
— Но… Но они…
— Они там, потому что переступили черту, — закончил он за меня. — И даже не вздумай жалеть их, Гвендолин — они же не пожалели своих жертв. И теперь, после смерти, они расплачиваются за свои грехи.
Я покачала головой, не в силах переварить весь ужас, что только что увидела. На моих глазах зыбучий песок зашевелился, постепенно засыпая ужасную яму. Вскоре она была полностью закрыта, и никто не поверил бы, что прямо под нами находится яма, заполненная безмолвно кричащими людьми.