Светлана, лишь только вернулась из сауны, лишь только открыла дверь квартиры, тут же почувствовала, как странное ощущение охватывает ее, будто бы за время ее отсутствия кто-то сюда наведывался. И самым странным являлось то, что она не чувствовала при этом страха, будто бы приходил хороший друг, которому она сама одолжила ключи, от которого она не может ждать ничего плохого.
«Дура я, дуры и они, – подумала Иваницкая о себе и своих подругах. – Столько не виделись, а разговоров только о мужиках, будто бы ничего стоящего в этом мире кроме них и нет».
Но она отдавала себе отчет и в том, что случаются такие дни, когда то, что она отрицала сейчас с таким жаром, становится правдой. Уже не надеясь на удачу, но все же не отчаиваясь окончательно, она включила автоответчик, чтобы прослушать: кто и зачем ей звонил. Единственный звонок прозвучал во время ее отсутствия, но, как уже случалось не раз, звонивший после длинного сигнала не захотел оставить сообщение.
– Черт…
Иваницкая присела в кресло и слушала тяжелое дыхание, доносящееся из динамика. Она почти сразу узнала кому оно принадлежит, но боялась ошибиться. Одно воспоминание наворачивалось на другое, она вспомнила пару ночей, проведенных вместе с Рублевым, и боялась лишь одного – принять желаемое за действительное, боялась поверить в совпадение. Если бы она подумала еще одну минуту, то, возможно, и не стала бы звонить. Но поступок, совершенный под влиянием душевного импульса, всегда более верен, чем совершенный после холодного раздумья.
Иваницкая набрала семь цифр, не заглядывая в записную книжку, напрочь забыв, что ввела номер в память аппарата, и, даже еще не услышав «алло», выпалила:
– Рублева, пожалуйста, – только после этого поняв полный идиотизм того, что сказала. Комбат жил один и кто еще, кроме него самого, мог поднять трубку?
– Светлана? – услышала она в ответ.
И эти, в общей сложности, три произнесенных слова сказали им больше, чем все, что они произнесли потом. Эти слова никто из них не пытался облечь в обманчивую форму вежливости, никто не пытался придать им форму правдоподобия – они и так были правдой. Просто один человек очень хотел увидеть другого.
Но тут же, словно испугавшись искренности, Светлана Иваницкая принялась объяснять:
– Кто-то звонил мне, автоответчик, наверное, не сработал… Вот я и подумал, что, наверное, ты звонил, пока меня не было.
– Нет, что ты, я не звонил, – тут же соврал Комбат, будто бы в этом могло быть что-то зазорное.
– Да? – растерянно протянула Светлана, чувствуя себя последней дурой.
– В общем-то, я хотел позвонить, но немного позже. Как ты?
– Хорошо. А ты?
– Тоже неплохо.
Они немного помолчали, как бы помогая друг другу, намекая, мол, если не хочешь говорить дальше, распрощайся и положи трубку.
– День сегодня неважный, – нарушила молчание Светлана.
– И не говори. Снег мокрый… Машину ремонтировал, на земле пришлось лежать.
– Ну ладно, если это не ты звонил, то, наверное, кто-нибудь другой.
«Боже, какую чушь я несу!» – подумала Иваницкая и еле удержалась от того, чтобы повесить трубку, только полная уверенность в том, что звонил именно Комбат, а не кто-то другой, остановила ее от поступка, о котором пришлось бы пожалеть, совпадения случаются с гордыми людьми не так уж часто.
– Ты чем сейчас занимаешься?
– С тобой разговариваю, – рассмеялась Иваницкая.
– Давай встретимся?
– Давай.
– Хочешь пойти в кино?
Такого предложения Светлана не слышала уже лет пять. И от растерянности, и от готовности встретиться с Борисом Рублевым тут же произнесла;
– Да.
– Тогда жди меня через полчаса.
– Где?
– Во дворе, возле подъезда. Я на машине.
– Жду.
Обе трубки легли на рычаги аппаратов.
– В кино… – словно еще не веря предложению, пробормотала Светлана Иваницкая.
«Почему в кино? Почему бы не встретиться и не пойти в кафе, ко мне, к нему?»
– Какого черта я предложил кино? Прямо-таки с языка сорвалось, – изумлялся Комбат, открывая гардероб.
Особо большого выбора – что надеть – у него не было. Три пары джинсов, два свитера – один легкий, другой теплый, кожаная куртка на все сезоны с меховой пристегивающейся на молнии подкладкой, вот и вся «парадка».
«Не форму же надевать?»
В темноте шкафа блеснула одинокая звезда на плотно пришитом погоне.
«И все-таки лучше бриться с утра, а не с вечера, – рассуждал Борис Рублев, разглядывая свое отражение в зеркале. – Вот если бы жили мы с ней постоянно, виделись бы каждый день, тогда конечно, лучше с вечера».
Но времени на новое бритье уже не оставалось, и Комбат прихватив ключи от машины, сбежал во двор. «Форд» сиял свеженаведенным блеском.
«Все же не зря старался, словно чувствовал!»
Настроение улучшилось, и Борис Иванович даже напевал себе под нос тем громче, чем ближе он подъезжал к дому Иваницкой. Он приехал точно, как и обещал, через полчаса после того, как повесил трубку. Светлана как раз закончила наводить макияж и, заметив из окна машину во дворе, принялась лихорадочно собираться. Через пять минут она, бежавшая через две ступеньки по лестнице, степенно вышла из подъезда.
Рублев неуклюже поцеловал ее в щеку и распахнул дверцу. Игриво придержав полупальто, Иваницкая села в машину, немного нервничая.
Комбат слишком сильно захлопнул дверцу – так, что автомобиль даже содрогнулся. Подмигнув Светлане, Рублев обошел капот и сел за руль.
– Ну, куда мы теперь – в кино? – растерянно произнесла Иваницкая и тут же пожалела об этом.
Ведь все можно было именно сейчас переиграть и случайно произнесенное Рублевым слово «кино» не обязывало бы их сейчас ни к чему.
– Да, точно, в кино. А что сейчас показывают?
Иваницкая, как всякая женщина, очень четко чувствовала, готов ли мужчина сейчас ей подчиняться, или же имеет свой план действий. Комбату в данный момент можно было предложить все что угодно. Она открыла сумочку и вынула сложенную в восемь раз газету. Рублев развернул ее так, как военные разворачивают топографические карты, и принялся изучать. Названия фильмов не говорили ему ни о чем, телевизор он смотрел редко, только новости, а видеомагнитофона у него в квартире не водилось. Но признаваться в том, что он не ориентируется в названиях фильмов не хотелось.
И Комбат пошел на хитрость. Украдкой глянул на часы, расположенные на приборной панели, и подобрал подходящий сеанс, не обращая внимания на название.
– Что ж, идет! – Светлана и сама не имела понятия о чем фильм.
Ехали они молча. Светлана радовалась тому, что согласилась наведаться в кино, а еще больше она радовалась тому, что Комбат рядом с ней.
И неважно, что они сейчас молчат, зачем слова, если многое ясно и без них?
Но радость эта была недолгой. Оставив машину на стоянке, Рублев с Иваницкой зашли в кассы кинотеатра. Из трех окошек два оказались закрыты, к тому же капитально заклеены рекламными плакатами. В третьем сидела скучающая кассирша, которая несколько оживилась при появлении посетителей, но смотрела на них как-то подозрительно.
Комбат, не имевший представления сколько сейчас стоит билет в кино, во всяком случае, над кассой красовался план зрительного зала со старыми ценами – от двадцати пяти до семидесяти копеек – и поэтому достал из портмоне пятидесятитысячную купюру, чтобы не промахнуться.
– С такой у меня сдачи не будет, – даже не заглянув в ящик, призналась кассирша.
Пришлось поискать мелочь.
– Не наторговали, что ли? – поинтересовался Рублев, получая билеты, на которых не были проставлены ни ряд, ни места.
– По-всякому бывает.
– А места почему не написаны?
– Садитесь, где хотите.
Несколько озадаченный Рублев посмотрел на Иваницкую. Та пожала плечами. Сквозь стеклянные двери они прошли в пустынное фойе. Рублеву показалось, что они пришли слишком рано. Он помнил какое обычно царит оживление в фойе, в буфете перед сеансом, когда, имея минут десять времени в запасе, нет гарантии, что придет твоя очередь купить бутылку пива и стакан сока для спутницы, но это были воспоминания прошлых лет, а новых Рублев еще не нажил. Кроме них в огромном фойе кинотеатра, выстроенного в конце семидесятых годов, прогуливалось еще человек десять подростков – парней и девушек, – которым Комбат и Иваницкая годились если не в дедушки с бабушкой, то уж в отцы и в матери точно.
Девушка с короткой стрижкой в кожаной, украшенной металлическими пластинами куртке посмотрела на них с легкой понимающей усмешкой.
Она-то знала, почему пришла в кино вместе со своим парнем – им просто негде встретиться, негде пообниматься.
«Хотя, – тут же подумала она, – возможно, у него есть жена, у нее муж, и темный кинозал – самое подходящее место для того, чтобы несколько раз поцеловаться».
Рублев взглянул на часы. До начала фильма оставалось пять минут.
– По-моему, мы попали не в свою компанию, – шепотом проговорила Иваницкая, садясь за столик в буфете и подвигая к себе чашку с кофе.
– Сеанс-то уже, можно сказать, вечерний, а народа нет. Может, фильм неинтересный, – предположил Комбат.
– Мы с тобой столько лет не были в кино, – полуприкрыв глаза, прошептала Иваницкая, – что совсем потеряли чувство реальности. Ты только вспомни сколько сейчас видиков, сколько фильмов идет по телевизору! Кому еще, кроме нас, придет в голову ходить в кино, смотреть фильм, который вся Москва видела года три тому назад на кассетах?
– Ну и что. Мы-то с тобой его не смотрели.
Прозвенел мелодичный звонок, и голос из динамиков бесстрастно напомнил, что сеанс начинается. Иваницкая, Рублев и еще с десяток зрителей поднялись по широкой мозаичной лестнице к широко распахнутой двери, ведущей в зрительный зал, и тут же растворились в нем. На двадцать четыре ряда приходилось двенадцать зрителей. Парочки рассаживались так, чтобы оказаться подальше друг от друга.
Комбат со Светланой сели в шестом ряду. Свет погас и тут же начался фильм. Рублева удивило, что нет журнала, как бывало в прошлые годы. Бежали написанные по-английски титры, звучал гнусавый голос переводчика – так, как раньше бывало только на фестивальных показах. Он обернулся и увидел, что все, кто пришел на сеанс, времени зря не теряют. Парень с девушкой, сидевшие от них через два ряда, целовались, другая пара, устроившись под самой киноамбразурой, хрустела картофельными чипсами.
И тут Комбат понял: не случайно у него вырвалось это слово – «кино», не случайно он с Иваницкой пришел сюда. Именно здесь и он, и она почувствовали себя моложе, словно бы вернулись лет на десять назад, когда, не оглядываясь на других людей, могли позволить себе маленькие глупости.
Он снял кожаную куртку, положил ее рядом на сиденье, помог освободиться от полупальто и Иваницкой. Затем обнял ее. Женщина тут же положила ему на плечо голову и они стали смотреть фильм. Комбат даже не сразу понял, что действие американского фильма разворачивается в Афганистане, что американский супермен одет в форму советского офицера. Он понял, что перед ним, лишь увидев знакомые пейзажи, увидев массовку из афганских крестьян. Он, скучая, смотрел на сцены взрывов, перестрелок, как всякий профессионал, находя в них массу неточностей, видя, что это не настоящий бой, а подделка. Уж слишком звучно гремели пулеметы, автоматы, уж слишком ярко, театрально взрывались гранаты.
Незаметно для себя Комбат переносился в прошлое, вспоминал ребят, оставшихся в выжженных солнцем горах. Он был в мыслях уже там, по ту сторону экрана…
Иваницкая вздрогнула, когда его рука отпустила ее плечо и легла на спинку кресла.
– Что-нибудь не так? – шепотом поинтересовалась она.
Но тут же поняла, что Борис Рублев ее не слышит. Обида миновала мгновенно. Она сообразила, что происходит на душе у Рублева, и для него сейчас не существует ни ее, ни зрительного зала, а лишь невысокая гряда гор, растянувшаяся над выцветшим, серо-голубым небом.
Даже когда включился свет, Рублев смотрел на белое полотно так, будто на нем все еще виднеются пейзажи, знакомые ему по войне.
Светлана тронула его за плечо.
– Пойдем, а то двери скоро закроют.
– Прости, я, наверное, задумался.
– Ты куртку забыл.
Борис Рублев даже не ощущал холода, когда вышел на улицу с курткой, переброшенной через руку. Он улыбнулся, когда увидел, как парень с девушкой, которых они видели на сеансе, берут билеты на следующий, на тот же самый фильм.
– Ты знаешь, – сказал он, садясь в машину, – что «кино» у меня вырвалось абсолютно случайно?
– Ты жалеешь?
– Нет.
– Ну, вот и отлично, – Светлана задержала в пальцах застежку ремня безопасности, который хотела набросить, и повернулась к Комбату. – Мне давно не было так хорошо.
– Так ничего же и не было, – усмехнулся одним краем губ Рублев.
– Именно поэтому.
– А теперь куда? – спросил мужчина, заводя мотор и выезжая на улицу.
– Зачем спрашиваешь?
– На всякий случай.
– Если бы ты собирался ехать ко мне, то поехал бы в обратную сторону, а эта дорога – к тебе.
– Все точно, – улыбка не исчезла с губ Рублева.
Он чувствовал, что у Светланы с того времени, как они оказались близки, никого не было. Такое познается без слов. Рублев лихорадочно припоминал, что же у него есть в холодильнике. Помнил точно, бутылка водки и палка колбасы есть, пара банок тушенки, банка рыбных консервов. Все не то, этого ей не предложишь. Таким женщинам, вроде как и еда не нужна, они не едят, а пробуют.
Что-нибудь цитрусовое, разве что…
Придется заезжать в магазин. Теперь он уже не боялся нарушить равновесие любым предложением, взаимопонимание установлено и его можно уничтожить только ссорой.
Вместе они зашли в магазин, вместе сделали покупки. А затем, в предчувствии чудесного вечера, направились на квартиру к Рублеву.