Кровная месть [СИ]

ГЛАВА 54

После этого спектакля Астафьева все-таки затащили к Жохову, на совещание. Докладывал Рустам.

— Довлат говорит, что в Москву приехали три группы. Одна группа целиком состоит из шахидов, вторая, в ней находятся Шах и Хаджи. И третья, эта та, что была уничтожена нашими спецназовцами и Юрием, — он сделал поклон в сторону Астафьева. — Он, собственно, последний оставшийся в живых член этого джамата. Интересно то, чем они занимались все это время. Судя по всему, этих парней использовали как мелкую рабочую силу. Они, например, две недели смешивали в обычной бетономешалки компоненты взрывчатки. Работали в три смены, без выходных, и очень спешили. Когда у них сгорел двигатель бетономешалки, Хаджи рвал и метал. Новую бетономешалку привезли через несколько часов.

— Он знает, сколько они сделали этого адского зелья? — прервал докладчика Жохов.

— Он слышал такую цифру, как двенадцать тонн.

Полковник после этой цифры как-то даже постарел лицом. Он потер ладонями лицо, и спросил: — Что еще?

— Никого из других членов групп он не знает, все команды они получали по телефону. При нужде ездил на встречу с руководством командир группы. Это тот, кто сидел за рулем «Фольксвагена».

— А место работы? Где они готовили эту дрянь?

— Сказал, что где-то за городом, у озера. Старинное здание, где хорошо готовят. Больше он ничего сказать не мог. В Москве и окрестностях он не ориентируется вовсе.

— Ему показали фотографию того боевика, что перерезал себе горло?

— Да. Он его знал. Это был Арви Магомедзянов, его односельчанин. Он еще лет пять назад исчез из поселка, и Довлат знает только то, что тот был где-то на Ближнем Востоке, вроде бы учился в медресе.

Между тем Астафьев, рассматривая бумаги на столе, наткнулся на снимок, найденный сыщиками Шалагина на вилле Токарева.

— А это кто? — спросил Юрий Рустама.

— А, это мы нашли у того водолаза, на вилле Токарева. Мы ни как не можем найти этот дом, — пояснил Рустам. За спиной чеченского парня виднелся весьма замысловатый особняк, с красной, черепичной крышей, с фигурными аркерами, и закругленными лоджиями. Но, кроме него, в кадр попал и еще один особняк, вдали, не весь, а только половина, и но с весьма приметной, желтой крышей.

Юрий улыбнулся.

— А вообще-то, у меня есть один знакомый человек, который наверняка может помочь в этом деле.

— Он здесь, в Москве?

— Да. У меня где-то была его визитка, — Юрий начал шарить себя по карманам. — А, вот она!

— Ну, так езжайте! — сказал Жохов.

— Хорошо, только один я туда не поеду. Только с охраной.

— Что, это опасно для жизни? — с сочувствием спросил Рустам.

— Нет, скорее для моей задницы.

Антоний Головачев проживал в шикарной квартире в старом доме конца позапрошлого века. Охрана без лишних слов пропустила Юрия и Санаю к искусствоведу, только у одного из вахтеров скользнул по губах столь ехидная ухмылка, что Астафьев чуть, было, не принялся его убеждать, что они пришли к этому чудаку в пончо совсем по другим вопросам. Антоний, предупрежденный охраной, встречал их на пороге своей квартиры.

— Боже мой, какие люди! — восторженно заквохтал он при виде выходящих из лифта гостей. — Мог ли я мечтать о таком счастье?

При этом он с таким заинтересованным видом взглянул и на грузина, что тот ничего не понял, но несколько смешался. Кстати, Юрий по дороге не рассказал своему спутнику про индивидуальные наклонности искусствоведа, и сейчас искренно забавлялся, наблюдая на лице аналитика гримасу недоумения. Когда же он сам прошел в квартиру, и оглянулся назад, то лицо Рустамчимка пылало, как верхняя лампа светофора. Просто Антоний, пропуская грузина в помещение, повторил свой любимый жест — погладил нового знакомого по заднице. При всей своей кавказской вспыльчивости взорваться Саная не решился, сказались плоды интеллигентного воспитания в третьем поколении. Так, что, оставалось одно — терпеть, и держаться от голубого хозяина дома подальше.

А квартирка у искусствоведа была интересная. В большом зале ничего не говорила о сексуальных пристрастиях хозяина. Стены и потолок были затянуты темно-синим бархатом. Кое-где он был продырявлен и разрезан, и из-за золотой подложки получалась иллюзия не то звездного неба, с полетами комет и метеоров. Точно такого же оттенка был и пол в этой комнате, так что истинные размеры помещения терялись, возникло ощущение, что ты находишься где-то на улице, не то под открытым небом, не то вообще, в чистом космосе. Источники света были скрыты, так, что освещался только небольшие куски стен, с фотографиями известных людей, да большой стол с огромным, плоским дисплеем компьютера. Мягка мебель представляло из себя что-то столь же синее, и бесформенное. Не диваны и кресла, а какие-то громадные кучи синего пространства.

— Да, интересно тут у вас, — осмотревшись, протянул Юрий. — Это у вас зал, или кабинет?

— Это и то, и другое. Это площадь для жизни. Мне не хватало пространства, и я разгородил стены трех комнат. Кроме этого у меня есть спальня, и собственно, ванная комната. Хотите посмотреть спальню?

— Нет, в другой раз, — торопливо отказался Астафьев. Он уселся в синее, бесформенное кресло рядом со столом, при этом оно сразу прияло форму его тела. Напротив него, на синем пуфике осторожно устроился Саная.

— Мы к вам, многоуважаемый Антоний, собственно, по делу, — начал Астафьев.

— Да, бог мой, какие дела могут быть в такой хороший, теплый вечер. Давайте-ка мы с вами выпьем шампанского. У меня есть настоящее "Клико", — начал Головачев.

— Нет, спасибо, но мы действительно по делам.

Юрий достал свои корочки, дал Антонию секунд пять посмотреть на черного, по красному, орла, и предложил:

— Мы к вам, как к специалисту, так сказать, к профессионалу. Службой внешней разведки, — у Саная расширились глаза, но Юрий, не обращая на него внимания, продолжал, — был задержан один чеченский боевик. Из документов у него было только вот это.

Юрий выложил снимок на стол.

— Мы предполагаем, что это снималось где-то в Подмосковье. Вам, многоуважаемый Антоний, случайно, не знаком этот особняк?

На Головачева, словно кто-то надел невидимый мундир. Он подобрался, лицо стало озабоченным и деловым.

— Мелковато, — заметил он, рассмотрев внимательно фотографию, — но, сейчас мы попробуем это исправить.

Антоний крутанулся на стуле с колесиками, подъехал компьютеру, и положил снимок в сканер.

Минуты через три они любовались на снимок уже на экране большого монитора.

— Судя по короткой тени этого вашего чеченца, это примерно, полдень. Значит, фасад сориентирован на запад. А теперь этот ара будут нам только мешать.

Антоний поработал немного мышкой, потом пощелкал клавишами, и на экране остался один особняк. Место чеченца Антоний заретушировал зеленью.

Головачев работало вдохновенно. Он приближал здание до тех пор, пока детали не начали дробиться на квадраты, потом вернул к наибольшему увеличению, и долго просматривал его.

— Мальчик, который делал это строение, недавно кончил строительную академию, — сказал он чуть отъезжая от стола. — Он еще не забыл, как называются эти классические штучки. Но, толи бог не дал ему слишком много таланта, толи просто, халтурил мальчик. Дом этот получился не очень. Такой я бы в свой журнал не поместил. Ему надо было увеличить окна, и сделать все их разными. Первый этаж одного типа, второй другого. И эти окна с боковой стороны, это же не окна, это амбразуры.

Юрий уже открыл рот, чтобы прервать это словоизлияние, и предложить сказать, что-либо конкретное. Но тут Антоний заговорил как раз по делу.

— Нет, этот дом мне совсем не знаком. А вот тот, что на горе, — он мизинчиком показал на второй особняк в углу экрана, — я где-то видел. Не часто это встречается, вилла с такого вызывающего цвета крышей.

Он приблизил это здание, насколько мог, потом что-то помухлевал с программами. Наблюдая, как искусствовед работает с компьютером, даже Саная решился оторвать свою драгоценную задницу от дивана, и подсел поближе. А на экране появлялись заставки все новых и новых программ. Саная, за спиной Антония, восхищенно показал Юрию большой палец. Через пятнадцать минут такой работы на экране было уже трехмерная проекция особняка с золотой крышей.

— Ага, — удовлетворенно зарычал хозяин дома, — я действительно видел это строение, осталось найти его в моей памяти.

«Моя» память, на самом деле, оказалось памятью компьютерной. Головачев вытаскивал из нее целые каталоги, на экране открывались сотни мелких снимков, он их торопливо прокручивал сверху вниз. При этот Антоний бормотал названия мест.

— Барвиха, Жуковка, Переделкино, Зубовка, Солнечное.

И, наконец, через двадцать минут подобного действия из его уст вырвалось торжествующее: — Вот! Вот он! Садово-дачное товарищество «Эдем». Автор этого художественного чудовища господин Борщов, Александр Евгеньевич. Знаем-знаемс такого графомана. Представляю, какой интеллект у хозяина такого особняка! Покрыть крышу своего особняка черепицей под чистое золото — это вам даже не золотая цепь на шее.

— А где расположен этот, "Эдем"? — спросил Юрий.

— Сейчас я все вам покажу.

Антоний постучал по клавишам своими коротенькими пальчиками, и на экране оказался уже фотографический план этого поселка. Судя по качеству снимка, все это было снято с самолета, а, может быть, даже из космоса.

— Все-таки зря ругают наших хакеров, — продолжал Антоний. — Какая-то польза от них есть. Это хакеры влезли в архивы минохраны природы, и разместили их в «паутине». Самые последние данные, буквально вчера скачал.

— А откуда? — спросил, заинтересовавшись, Рустам.

— Я вам укажу название сайта. Очень интересная информация. Все изменения в строительстве Москвы за последний год.

— А можно мне это все списать? — попросил Саная.

— Нужно. Я вам все перекачаю на диск.

Они уже сидели рядом, а вот Юрий наоборот, отошел в сторону. Между тем, азартный искусствовед продолжал свое таинство.

— Что мы тут имеем? Вот этот план. Это дача с золотой черепицей, ориентируемся на запад. А вот и наш особнячок.

— Но, тут рядом нет реки, — заметил Саная.

— Да, реки здесь нет. А зачем вам река? — удивился Антоний.

— Мы думали, что им нужен будет выход на Москву реку, — пояснил Саная.

— Нет, это отсюда далеко. Очень далеко.

— А Калиновка отсюда далеко? — спросил Астафьев.

— Да нет, как раз рядом. Можно посмотреть.

Антоний снова поколдовал с картами, и показал дорогу от Эдема к Калиновки.

— Чуть дальше протяните, — попросил Юрий, — к реке. Там еще должна быть где-то рядом железнодорожная платформа.

Головачев выполнил и это.

— Вот тут я их и видел, — Юрий постучал ногтем в одну точку на экране.

— Совсем близко от дороги, — согласился Саная. — Очень для них удобно.

Эти разговоры Головачев слушал с заинтересованным лицом и блестящими глазами.

— Боже, как это все интересно! — воскликнул он. — Такие красивые, и такие загадочные мужчины.

— Но-но, Антоний! — Юрий засмеялся, и поднял вверх руки. — Мы с Рустамом, увы, люди обычной сексуальной ориентации, к тому же, влюблены в одну и туже женщину.

Вот теперь лицо грузина вспыхнуло еще ярче, чем прежде. Он замолк навек, как накуковавшаяся за весну кукушка.

Между тем Головачев записал на диск всю, нужную им информацию. Юрий забрал из сканера снимок, получил из рук хозяина нужный диск, и повел по-прежнему пребывавшего в совестливом ступоре грузина к двери. На пороге Астафьев крепко пожал искусствоведу руку.

— Спасибо вам, Антоний. Вы действительно нас здорово выручили. И, прошу вас, желательно, никому не говорить об этом нашем визите.

— Да, что вы, я же все понимаю. Я же в армии был шифровальщиком, в Кандагаре.

Вот это поразило Астафьева больше всего.

— Вы даже служили? — удивился он.

— Да, а как же. Тогда как-то не в моде было уклоняться, так что я два года шифровал все, что нужно было. У меня даже есть медаль: "От благодарного Афганского народа".

Он откровенно улыбнулся.

— Я тогда был там лучшим шифровальщиком. Шифровал все, в том числе и свою истинную, сексуальную ориентацию.

Уже в машине отошедший от ступора Саная начал извиняться.

— Юрий, прости ради бога, но мне действительно очень нравиться ваша жена.

Астафьев отмахнулся.

— Да, ладно, я тебя понимаю. Мне она тоже очень нравиться. Когда она во мне окончательно разувериться, и выгонит из дома, я тебе пришлю телеграмму, срочную. Из трех слов: "Приезжай, она свободна".