28

Каждый знал, что ему следует делать. Если удастся добиться идеальной координации всех сил, план, возможно, сработает. Азим еще раз перебрал в памяти все детали операции, дабы убедиться, что ничего не упустил. Добровольцы будут расставлены по местам менее чем за час. День блужданий детектива по Эль-Гамалии не прошел зря. Старый курильщик опиума согласился на его предложение сразу, несмотря на страх. Торговец уступил только после того, как Азим напомнил ему, что речь идет о спасении его собственных детей. Двое мужчин немедленно приступили к поискам прочих добровольцев. Половину необходимого числа составили родственники убитых детей, другая половина будет собрана к концу дня, к махрибу.[62] В общем и целом идея Азима была совсем простая и основывалась на способности отряда добровольцев разделить весь квартал на секторы и поставить его под наблюдение, чем на простом везении. Гул видели четыре раза — в пределах небольшой территории, в квартале Эль-Гамалия. Азим надеялся, что люди, расставленные на крышах домов в стратегически важных местах, обязательно заметят гул, если она появится в этом квартале снова. С помощью свидетелей — старика и торговца одеждой — Азим сумел убедить три десятка наблюдателей и внушить им надежду на успех. Одного за другим их расставляли по крышам зданий со строгим наказом не покидать поста ни под каким предлогом. Прибытие имама в отряд добровольцев заставило острословов умолкнуть. Теперь Азим был уверен в том, что люди с уважением отнесутся к его затее, пусть даже это в большей степени объясняется трепетом перед Аллахом, чем чувством долга.

Имам присоединился к добровольцам, когда кто-то рассказал ему о сути приготовлений. Добровольцы шептались о том, что гул свирепствует и ее обязательно заметят этой же ночью. «А что делать правоверному, если он окажется один на один с ней?!» — воскликнул имам и потребовал, чтобы ему разрешили сопровождать участников ночной охоты. «Только молитвы Аллаху могут изгнать чудовище!» — заявил он, сопровождаемый множеством почтительных взглядов. Если подобное создание бродит по улицам их квартала, именно он, имам, должен обратить его в бегство. Азим знал, что, несмотря на знаки отличия полицейского, он не может спорить с духовным лицом, поэтому детектив несколько видоизменил инструкцию. Если гул будет обнаружена, он, инспектор полиции, обязан первым прибыть на место и убедиться, что это на самом деле демон, и только затем следует вызвать имама, чтобы тот изгнал ее из нашего мира. Ну а если это окажется преступник из плоти и крови, полиция должна получить приоритет и арестовать его. Азим знал, на какой серьезный риск идет. Пусть люди схватят виновного — детективу придется действовать очень быстро и умело. Иначе местные жители не замедлят самостоятельно вынести преступнику смертный приговор, без трибунала и решения суда, и тут же сами приведут его в исполнение.

Кого же он на самом деле думает найти — человека или гул? Ведь о том, что по ночному кварталу кто-то бродит, известно из показаний всего двух свидетелей. А те категорически утверждали, что существо, с которым они встретились, не имеет ничего общего с человеком. Азим не знал, что и думать. Все говорило в пользу «мифологической» гипотезы… Однако европейская система образования, взятая за основу в полицейской школе, и свойственные ей рациональные взгляды серьезно поколебали усвоенную египтянином в детстве традиционную картину мира. Азим не мог отрицать: в глубине души он верит в то, что виновником трагедии является человек.

Солнце окончательно опустилось за горизонт. Каждый доброволец взял с собой немного еды и одеяло, чтобы не замерзнуть ночью. После этого все разошлись по своим наблюдательным постам. Торговец инструментами с базара Хан аль-Халили,[63] чей племянник оказался среди участников охоты, согласился снабдить всех наблюдателей лампами — свет послужит сигналом. Кто заметит странно передвигающуюся фигуру в капюшоне, тот, в соответствии с полученной инструкцией сразу же зажжет свечу в своей лампе и помашет ею.

Ночная тьма завладела улочками; постепенно все окна одно за другим оказались закрыты ставнями. Одновременно на улицах кое-где зажигались редкие фонари. Жара потихоньку спадала, и вместе с ней по Эль-Гамалии поплыли сотни запахов: они проникали внутрь закрытых лавок, в стойла для скотины и амбары, погруженные в безмолвие. Разговоры, болтовня, крики и ссоры затихали за древними стенами домов. Все более многочисленные звезды пронзали своим светом небесный свод.

Азим смотрел на них в размышлении. «Кажется, будто земля — всего лишь одно громадное здание, а небо — другое, — думал детектив. — Два соседа посылают друг другу свет своих огней, тепло очагов — за миллионы километров. Они наблюдают друг за другом, но никогда не заходят в гости». Силуэты минаретов, казалось, чуть покачивались на фоне звездного неба. Вдалеке муэдзины призывали правоверных к молитве, и часы потекли один за другим.


Гелиополь располагался на плоской равнине — город колонн, подковообразных арок, декоративных портиков, широких и правильно организованных улиц, богатых зданий, построенных в очень популярном в то время мавританском стиле.

Джереми вышел из трамвая напротив «Гелиополь-паласа» и немного прошел пешком до виллы Кеораза, которая соседствовала с полем для гольфа. Оплот миллионера защищала трехметровая ограда. В личной жизни богач явно ценил уют и покой. «Или предпочитал укрываться здесь от любопытных взглядов и без помех вести свои мрачные дела…» Мэтсон позвонил в колокольчик перед решеткой ворот — тут же показался охранник и, спросив имя гостя, впустил его. Вилла, построенная в римском стиле, стояла на вершине небольшого искусственного холма. Аллея, усыпанная хрустящим гравием, вела к дому через зеленое море идеально ухоженного газона. Приблизившись к зданию, Джереми застыл в изумлении.

Последние двадцать метров аллея шла вдоль цветника, выложенного черным мрамором. По бокам дороги выстроились смоковницы, стволы их были посеребрены и позолочены. Здесь же тянулись два длинных бассейна, наполненных ртутью; в них с удивительной четкостью отражался Млечный путь. Через каждые пять шагов горели факелы, ярко освещавшие террасу. Помимо золотой и серебряной фольги на стволах, к ветвям деревьев еще и были подвешены чуткие колокольчики, также золотые и серебряные. Когда приглашенные гости проходили мимо, колокольчики издавали чуть слышный звон.

Джереми миновал эту сказочную роскошь на цыпочках, бесшумно, немного удивляясь плавности собственных движений. Ведь под ногами охранника, который теперь следовал перед детективом, те же полосы металла издавали свистящий звук. Кеораз появился неожиданно: он вышел из вестибюля и встречал гостя на крыльце между колоннами.

— Господин Мэтсон! Как вам понравился мой маленький сад в месопотамском стиле?

— Вполне…

Вероятно, Кеораз привычно ожидал восторженных отзывов, поэтому после столь короткого ответа повисла пауза.

— …Блестяще, — добавил Джереми.

— Признаюсь, авторство принадлежит не мне… Взял за образец сад Хумаравайха,[64] эмира из династии Тулунидов. Слышали о таком?

— Абсолютно ничего.

— Конец девятого века. Нужно интересоваться историей, детектив, ведь она составляет основу нашего будущего.

«Более того, он знает историю и, вероятно, легенды Египта!» — отметил Джереми, с трудом воздерживаясь от довольной ухмылки. Кеораз все больше соответствовал психологическому портрету, составленному им. Богач обладал соответствующими знаниями и потому мог замаскировать собственные преступления театральной постановкой, в которой пресловутая гул играла главную роль.

— Прошу, заходите, в атриуме нас ждет аперитив!

Кеораз отпустил охранника и повел Джереми внутрь дома, откуда, впрочем, они почти тут же вышли, очутившись в атриуме, внутреннем дворе квадратной формы. В центре двора находился имплювиум, римский бассейн. Здесь их ждали два пурпурных дивана с черными подушками, расшитыми золотой нитью. Расположенные по кругу подвесные светильники отбрасывали колеблющиеся отблески. Фрески с идиллическими картинами сельской жизни покрывали стены между дверями.

— Располагайтесь. Что будете пить?

Джереми не успел ответить.

— Виски. — Иезавель показалась в проеме двери, ведущей внутрь здания. — Ты ведь по-прежнему пьешь виски, не так ли?

Мэтсон молча кивнул. Иезавель скользнула в комнату. На ней было красное обтягивающее платье; она держала портсигар, из которого вытащила сигарету. Кеораз внимательно следил за реакцией Джереми и Иезавели, а потом сказал:

— У меня есть превосходный виски. На некоторое время я удалюсь, надеюсь, вы меня за это простите. Больше не держу домашней прислуги — почти всех уволил. В конце концов, никто не обслужит тебя лучше, чем ты сам. — С этими словами он вышел через боковую дверь.

Джереми уже успел сесть, но вновь встал на ноги, когда к нему подошла Иезавель.

— Оставь эти галантные манеры. — Она приготовилась сесть напротив него. — Ну как, прийти сюда оказалось не слишком сложно?

— Адрес я знал.

— Я говорю не о дороге, а о решении. — На алых губах женщины читалась язвительная улыбка. — Ведь ты отказываешься даже называть меня «мадам». Дойти до самого дома, где я живу с супругом, — твоему самолюбию это должно дорого стоить.

— Самолюбием здесь и не пахнет.

— О, да? Тогда что же осталось? Неужели просто привязанность?

— Некоторая симпатия к нашему прошлому.

Улыбка красавицы стала шире.

— Ну конечно… я забыла, прости меня.

Кеораз вернулся с подносом, на котором стояли три бокала. Он подал детективу виски, а сам взял два фужера с шампанским, для жены и для себя, и расположился возле Иезавели.

— Мой дорогой, весь вечер я в вашем распоряжении, — сказал он детективу.

— Прежде всего, господин Кеораз, мне хотелось бы спросить вас, прочли ли вы рапорт о ходе расследования?

Миллионер приподнял одну бровь и весело взглянул на Джереми.

— А вы как думаете?

— Знаете, хотя мне и не хочется это говорить, я считаю ваш поступок недопустимым.

— Но речь идет о моих интересах. Полагаю, я имею полное право их защищать. Если это противоречит вашим представлениям о формальных процедурах, тем хуже для вас. Мы находимся далеко от метрополии, отсюда вытекает более гибкое отношение к протоколу. Отсутствие косности — уникальное преимущество этой страны. Было бы смешно этим не воспользоваться.

Джереми сделал глоток и решился перейти в атаку:

— Вы могли бы быть среди подозреваемых. То, что вы прочли рапорт о ходе следствия, вероятно, ставит нас перед серьезной проблемой.

— Я… среди подозреваемых?! — Это показалось Кеоразу столь комичным, что он громко рассмеялся.

— Джереми, ты что, совсем потерял голову?! — шутливо всплеснула руками Иезавель.

— Я абсолютно серьезен. Кстати, что вы делаете по ночам, господин Кеораз?

— Детектив! Вы прибыли сюда, чтобы разрешить это дело и помочь мне или чтобы оскорбить меня? Учтите, я прекрасно умею отличать союзников от врагов.

Джереми вытащил сигарету из пачки, закурил, после чего объяснил свою позицию, медленно произнося слова:

— Я вовсе не пытаюсь обидеть вас, господин Кеораз, я просто выполняю свою работу. Если я не буду задавать подобных вопросов, этой ошибкой могут воспользоваться во время судебного процесса, чтобы оправдать виновного. — Затем детектив продолжил более резким тоном: — «Как можете вы исключать прочих людей из списка подозреваемых, детектив Мэтсон, если даже не допросили всех, кто напрямую связан с этим делом?» — этот вопрос в устах адвоката наверняка не оставит камня на камне от аргументов обвинителя.

Кеораз залпом выпил шампанское, оставшееся в его бокале.

— Очень хорошо, давайте. Что вы хотите знать?

Джереми пристально посмотрел на него, пытаясь проникнуть взглядом под маску делового человека и уловить его истинную сущность. Но из этого ничего не вышло: он видел перед собой холеного богача, во внешности его обращал на себя внимание разве что четкий пробор в волосах. Миллионер был спокоен, как ящерица, греющаяся на солнце.

— Ценю ваше содействие, — наконец произнес Мэтсон. — Для начала скажите, где вы проводите ночи?

Позабавленный этим вопросом, Кеораз накрыл ладонью руку жены.

— Здесь, дома. А иногда — в гостинице «Мена-хаус», в Гизе.

— Вы спите один?

— Послушайте, что это за вопросы?

— Отвечайте, пожалуйста.

За мужа это сделала Иезавель:

— Ты знаешь меня, Джереми — значит, должен понимать, как обстоят дела.

Мэтсон стерпел намек, запретив своему воображению развивать эту тему дальше.

— Хотел бы услышать ответ господина Кеораза, — огрызнулся детектив.

— Нет, — сказал Кеораз, — я сплю не один, ведь со мной рядом Иезавель.

— Следовательно, она может подтвердить ваше алиби на те ночи, когда были совершены преступления?

— Конечно… если мне нужно алиби. Но не думаю, что мы дойдем до этого, детектив.

Джереми сделал еще один обжигающий горло глоток.

— Представьте себе, это алиби может оказаться не таким уж стопроцентным, — сказал он. — Если ваш… партнер по комнате крепко спал, ему потом трудно будет с уверенностью утверждать, что вы на самом деле находились рядом всю ночь.

— И тем не менее я это утверждаю! — настаивала Иезавель.

Джереми воздержался от спора; он зашел слишком далеко, переступил рамки профессиональной деятельности, позволил ревности вмешаться в свои логические построения. Тем самым дискредитировал себя и выставил на посмешище. Он просит его извинить — детектив поднял перед собой руку ладонью вверх.

— Хорошо. Уверен, вы понимаете, что я обязан был задать эти вопросы.

Иезавель небрежно швырнула окурок в бассейн; ее муж скрипнул зубами, не желая затевать ссору в присутствии детектива. Кеораз обратился к Мэтсону:

— Насколько я понимаю, до вчерашнего вечера у вас не было никакого реального следа. Изменилось ли что-нибудь за прошедшие сутки?

— Мне искренне жаль, но я не могу обсуждать это с вами. Пожалуйста, не обижайтесь. Скажу только, что расследование идет своим чередом.

Кеораз собрался было ответить, как вдруг выражение его лица резко изменилось — из замкнутого и сдержанного стало почти нежным.

— Ну, что же ты там стоишь?

Джереми следил за тем, как богач встал и подошел к ребенку: тому примерно лет десять, и он только что вбежал в зал через одну из деревянных дверей. У мальчика были такие же отточенные черты лица, как у его отца; в одной руке он держал плюшевого мишку, а в другой — нательный крестик на цепочке.

— Представляю вам моего сына, детектив: Джордж Кеораз.

Джереми поприветствовал ребенка жестом, но не получил никакого ответа.

— Ну, пошли со мной, — сказал Кеораз сыну с неожиданной нежностью, — ты уже должен быть в постели. Завтра у тебя урок игры на пианино с госпожой Лентини. Если не выспишься, у тебя не хватит сил сесть на трамвай. Это ведь все равно что идти в школу. Ты…

Деловой человек взял мальчика на руки и продолжал ему что-то говорить тихим голосом. Колена Джереми слегка коснулась теплая рука.

— Ты ведь останешься на ужин? Раз уж ты пришел сюда…


Состояние крыши, где находился наблюдательный пункт Азима, вполне соответствовало возрасту здания: не столько впечатляющее, сколько тревожное. Трещины покрывали ее поверхность сплошной сетью и выделялись четче, чем линии на ладони человека. Сюда удалось попасть через открытый люк, из которого, подобно рогам спрятавшегося дьявола, торчали концы двух брусьев от приставной лестницы. Основания деревянных реек уходили в глубь косо вырезанных отверстий. Эти рейки служили для того, чтобы натягивать над крышей тент; под ним покачивались два гамака. Рядом на коврике стояли глиняный кувшин с водой и горшок с финиками — все, что нужно наблюдателям.

Азим дремал в одном из гамаков, усы его поднимались и опускались в такт свистящему дыханию. Второй наблюдатель, по имени Халиль, сидел у края крыши, положив руки на старую, расшатанную каменную кладку, и внимательно вглядывался в окружающую ночь. Хотя большая часть квартала спала в кромешной тьме, основные улочки все же еле заметно светились — насколько позволяли имевшиеся здесь редкие фонари. Уже несколько часов добровольцы несли вахту над Эль-Гамалией, но пока им не удалось заметить никаких следов таинственного существа. Халиль сделал полный оборот вокруг себя, окидывая взглядом различные места, где мог вспыхнуть сигнал: никакого движения, никакого света.

Сон накинул на город покрывало безмолвия, заглушая звуки, сковывая умы и опрокидывая навзничь тела. Молодой человек отодвинулся от края крыши и встал, чтобы взять пригоршню фиников. Азим еле слышно храпел. Издалека донесся сухой хлопок закрывающейся ставни, заставив Халиля подпрыгнуть от неожиданности. Азим несколько раз открыл рот, но затем вновь погрузился в теплые объятия сна. Халиль принялся ходить по крыше взад-вперед, медленно переставляя ноги. Возбуждение, царившее в начале вахты, полностью спало: теперь, когда за прошедшие часы все эмоции угасли, осталась только скука. Халиль вновь уселся на парапет спиной к краю крыши и проглотил еще один финик, ощущая озноб. Его одеяло находилось в гамаке; юноша подумал, не принести ли его, чтобы завернуться. Ночи становились довольно прохладными, хотя дни такие же удушливые. В этом году пустыня решила сжечь весну своим дыханием и установить в Египте лето раньше положенного срока.

«Удастся избежать нашествия саранчи — и на том спасибо», — отметил Халиль и вытянул руки к небу, зевая. Вдруг из-под того места, где сидел юноша, выпал большой кусок камня — и тут же рухнул вниз, во тьму улицы, с высоты пятнадцать метров. В абсолютной тишине Халиль стал заваливаться назад, едва успев всхлипнуть от удивления. Руки его метнулись к низкой стенке, рухнувшая часть чуть не увлекла его за собой в пустоту… Пальцы схватили только воздух, но ногти чиркнули по твердой поверхности. Он изо всех сил прижался к камню ладонями и напряг мышцы брюшного пресса, стараясь выпрямить верхнюю половину тела, опасно наклонившуюся назад, к смерти… Затем Халиль, задыхаясь, медленно опрокинулся в нужную сторону. Он лежал, уткнувшись носом в трещины на крыше, и дрожащим шепотом благодарил Аллаха. Подумать только, чуть не разбился… Сейчас лежал бы там, внизу, череп разлетелся бы на мелкие куски, как глиняный горшок, а мозги брызнули бы на валяющийся кругом мусор… Халиль взглянул на звезды. В самом деле, чуть не упал… Сидел бы закутавшись в одеяло — ни за что не удалось бы выбраться! Воздух вдруг показался ему удивительно вкусным.

Деревянная лестница скрипнула — Халиль повернулся к люку: никого… Подошел к отверстию, волоча по пыли ноги, обутые в мокасины из дубленой кожи, и склонился над люком, схватившись рукой за один из концов лестницы. Внизу было совсем темно, Халиль ничего не мог разглядеть. Одна из перекладин лестницы вновь заскрипела… Халиль присел и сунул голову внутрь черного квадрата: «Быть может, это девочка с первого этажа?»

— Эй, здесь есть кто-нибудь? — прошептал он. — Мина, это ты?

Какая-то фигура зашевелилась во тьме, в метре от лица юноши. Ночь сгустилась вокруг странной головы, которая взглянула в лицо Халилю — двумя желтыми нечеловеческими глазами. Араб дернулся назад, вскрикнув от ужаса; оперся на концы лестницы, пытаясь оттолкнуться посильнее, и та закачалась… Из люка донеслось гневное мяуканье, и потревоженный кот бежал прочь, недовольно ворча.

Азим моментально выскочил из гамака и подбежал к помощнику: детектив схватился за подвешенную к поясу кобуру.

— В чем дело?.. — неразборчиво пробормотал он, еще не вполне проснувшись.

Халиль начал смеяться, и в этом смехе звучало облегчение.

— Что, да что такое?! — настаивал Азим, совсем не разделявший его веселья.

— Ничего, всего лишь кот… меня напугал кот!

Азим шумно выдохнул, разом освобождаясь от огромного напряжения, стеснившего грудь, и потер лицо рукой.

И тут Халиль одним прыжком вскочил на ноги.

— Сигнал! Сигнал!

На лице юноши не осталось и следа от недавнего веселья, — выпучив глаза, он показал пальцем на север. Азим посмотрел в этом направлении: свет лампы двигался на крыше невысокого здания справа налево. Азим сжал кулаки — наконец-то гул выбралась из своей берлоги.

Загрузка...