В специнтернате заведующая отделением не удивилась новой пациентке.
— Это ужас — сказала она Терпухину. — Всего четыре года назад я свою первую четырнадцатилетнюю пациентку с расторможенностью сексуальных интересов показывала на врачебной конференции как уникум. А сейчас мое отделение переполнено бесхозными, все вкусившими девочками с вокзалов и чердаков. Военное поколение…
Пообещав Светланке навещать ее, Терпухин вернулся в станицу и зашел к Ковалеву. Тот был погружен в свои бумаги.
— Никогда не думал, что снова тебя увижу, Ковалев, — сказал Терпухин.
— В чем дело?
— В такой переплет в Москве попал!.. Да ладно. Был вот в городе, купил бутылку какой-то заморской гадости. Попробуем?
Они распечатали бутылку «Абсолюта» и разлили содержимое по стаканам.
— Хорошая штуковина, самая лучшая, говорят.
— Я, конечно, все время ошибался в таких вещах, но больше не буду. Если уж пить, так только «Абсолют».
— Да, кстати, Ковалев, где твоя семья?
— Уехала. За Урал… Уже поздно, давай устраиваться на ночлег. Куда ты, в чистое поле ночевать пойдешь?
— Меня ждут…
— Ладно. Переспишь тут. Ты будешь спать на постели, а я на полу.
Они улеглись и потушили свет.
— Ты, Степан, как теоретик казачества, по-прежнему думаешь, что современное казачество — это реальная сила? — спросил Терпухин, радуясь чистому белью, — спать много раз приходилось в основном и спальном мешке.
— Черт его знает, — ответил Ковалев, — вроде бы они настроены решительно, все одеты в военную форму. На первый взгляд, эти люди производят грозное впечатление, кажется, что в них сосредоточены все противоречия так называемой русской души — открытость и непримиримость, инфантильность и готовность изорваться в любую секунду, чтобы громить и крушить псе, что попадется им на пути.
— А какие у них идейные установки? — спросил Терпухин.
— Терское казачье войско юга России считается передовым форпостом, — сказал Ковалев.
— Вот как? Форпостом чего?
— Форпостом западной цивилизации перед нашествием мусульманского фундаментализма…
— Опять Россия будет спасать человечество?
— Да. Кроме того, терцы считают себя главной ударной силой в деле возрождения былого величия России. У них шесть казачьих округов. Самый крупный — в Пятигорске. И они всерьез уверены, что именно на них возложена почетная миссия — спасти Россию от посягательств мусульман и конфедерации юрских народов Кавказа.
— Ты уверен, что у них серьезные намерения? — спросил Терпухин.
— Да, намерения у них самые серьезные. Правда, их слова расходятся с действительностью. Я тоже думал, когда в Пятигорск попал, что встречу по-боевому настроенных людей, а потом как увидел, где находится штаб войска, то скис…
— А что такое?
— Да сидят в комнатке в детском саду. Помещеньице такое незавидное, флаги, бунчуки, карты…
— Так что, у них детство в одном месте играет?
— Что-то вроде этого, — засмеялся Ковалев. — Но как только меня увидели — сразу насторожились, потребовали удостоверение и внимательно его изучали — думали, что журналист.
— Ты смотри, — удивился Терпухин, — писак боятся?
— Потом разговорились, — продолжил Ковалев, — и оказалось, что они хотят, чтобы власть была русской и чтобы раздала она всем казакам оружие и скомандовала «фас!» Замахиваются они, ни много, ни мало, на Россию в границах Российской империи…
— Так это же…
— Да-да, они хотят видеть Россию с Маньчжурией, Польшей и Финляндией включительно. Я ошалел от их имперских претензий!..
— С кем конкретно ты разговаривал?
— Да с каким-то вторым заместителем генерала Шевцова. К самому Шевцову не пробиться, он живет в станице Прохладное и всячески избегает встреч с кем бы то ни было.
— Ну хорошо, а как простые казаки относятся к этим идеям вооружения казачества?
— Ты знаешь, Юрий, где бы я ни был и с кем бы ни говорил: и в Пятигорске, и в Минеральных Водах, и в Георгиевске да и по всем иным местам — простой народ достаточно скептически относится к этой идее. Давай лучше спать.
— Кстати, Ковалев, должен сказать тебе спасибо. Если бы не ты тогда, когда чеченцы налетели, я бы с ума, наверное, сошел.
На следующий день приятели отправились на базар в станицу Гришановскую. В глаза бросилось обилие российских солдат. Много было и чеченцев.
— Ты что-нибудь подобное видел, а? — спросил Терпухин. — Чеченцы мирно продают русским воякам спои шашлыки… Давай попробуем!
Приятели подошли к одному из мангалов.
— Это что, настоящая баранина? — спросил Терпухин.
— Да, пять тысяч за пару. Покупайте, не ошибетесь.
По базару, отчаянно сигналя, несся армейский уазик.
— Эй, осторожно! — закричал Терпухин. Автомобиль задел мангал, который ударил Терпухина в бедро. Угли и шампуры с шипящими кусками мяса рассыпались по асфальту.
— Юрий, ты в порядке? — подскочил к нему Ковалев.
— Со мной все в порядке, — сказал Терпухин и направился к остановившему впереди «уазику». За рулем автомобиля сидели сержант Былинкин и незнакомый лейтенант.
— Эй, что вы делаете? — крикнул Терпухин. — Как вы ездите? Выходите из машины! Да вы же пьяны в стельку…
— Горулев, — закричал Былинкин, — смотри, к нам местный вяжется, он — друг Вальки Бузуева… Щ-щас мы заведем двигатель и поедем дальше.
— Даже не пытайтесь делать это, — сурово произнес Терпухин и вырвал ключ из замка зажигания.
— Слушай, парень, — злобно произнес лейтенант, которого Былинки назвал Горулевым, — мы тебя чуть не задавили… Тебе дать денег на доктора?
Горулев выглядел настоящим богатырем. Росту в нем было не меньше двух метров, а кулаки он имел величиной с хорошую гирю. У лейтенанта были правильные, даже красивые черты лица, но его синие глаза с нависшими над ними слегка опухшими веками были затуманены поволокой — былинный богатырь был пьян.
— Оставь свои деньги себе, — вспылил Терпухин.
Горулев неожиданно резво выпрыгнул из «уазика», подошел к Юрию и нагловато потрепал его по щеке. Терпухин резко отбил руку гиганта. В следующее мгновение они сцепились друг с другом. Чтобы предотвратить мордобой, Ковалев попытался растащить мужчин.
— Давай, Шура, врежь ему по пятое число, этому петуху гражданскому! — пьяно закричал Былинкин, несмотря на свое расположение к Терпухину.
Кругом толпился праздный народ. Милиции и в помине не было.
— Что здесь происходит? Расходитесь! — заорал Ковалев.
— А тебе чего надо? — к Ковалеву подскочило несколько молодых парней. Одеты они были в разносортную, похоже с чужого плеча одежду.
«Самовольщики! — сразу определил Ковалев. — Лучше не связываться…»
— Все в порядке, никаких проблем, — забормотал он, — вот они чуть было не задавили прохожего.
— Так не задавили же, — сказал один из парней, нахально поблескивая нетрезвыми глазами. — Так что пали отсюда, мы сами справимся.
Тем временем Былинкин оттащил Горулева от Терпухина и настоял, чтобы Терпухин отдал ему ключи. Юрий сдался.
— Все в порядке, поехали, — сказал Былинкин, заводя автомобиль.
— А ты крутой парень, — крикнул Горулев Терпухину. — Мы с тобой еще встретимся!
— Ему не должно это сойти с рук, давайте врежем им, ребята! — продолжал горячиться Терпухин, обращаясь к переодетым в штатское солдатам. — Или пускай делают все, что хотят?
— Знаешь что, парень, — произнес один из «самоволыциков», — лучше не вмешивайся.
— Что ты сказал? — вскипел Терпухин.
— Назад! — заорал Ковалев, — Юра, опомнись, их тут целый взвод! Это же солдаты!
— Иди сюда! Быстрее! — Терпухин двинулся на переодетого солдата.
Вокруг них собралось много людей, в основном станичников, и солдаты доблестной российской армии предпочли ретироваться.
Ковалев завел Терпухина в питейное заведение, располагавшееся в подвальном помещении. Раньше и нем был какой-то спортивный клуб.
Как только приятели вошли в помещение, к ним подбежал вертлявый хозяин, знакомый Ковалева по казацким делам.
— Это Терпухин, — представил приятеля Ковалев. — Ты должен знать его… А это хозяин, Пашка Ермократьев…
— Пройдите в отдельную кабинку, — услужливо произнес хозяин бара. — Что будете пить?
— Водка «Абсолют» есть? — брякнул Ковалев.
Вертлявый мужчина вытаращил свои глубоко посаженные, словно спрятанные под лоб глаза.
— Ладно, ладно, давай свое поганое пиво. Идем, Юра, там есть столик. А ты принеси нам четыре пива. Столько баб здесь, обалдеть. А в клуб девкам доступ был заказан.
— Что тут за клуб был? — поинтересовался Терпухин.
— Раньше здесь квасили друг другу носы. Вон от той стенки к этой натягивали канат, бросали маты на пол и получался настоящий боксерский ринг. Обычно сюда приезжали те, кто любил подраться. Они даже деньги ставили на бойцов. Эй, дамочка, потанцевать хочешь? — вдруг крикнул Ковалев.
— А-а, Степан, — оживилась довольно потрепанная «дамочка», — что-то тебя давно не было.
Ковалев нагнулся к Терпухину и прошептал:
— Это Любка Сильнова. Говорят, классная б… Однако хитрая! Я с ней и так пробовал, и сяк, а она ни в какую…
— Ну, так кто тут обещал потанцевать? — спросила, покачиваясь на каблуках, Любка. У нее был свежий рот и уже чуть перезрелые формы тела.
— Сейчас, Любка, погоди, — стал отказываться Ковалев, — мы с другом выпьем пива, а потом и потанцуем…
— Потом вы с другом в туалет будете бегать, — беззлобно подтрунила Сильнова и пошла в другой угол бара.
— Эх, Юра! Нет теперь казацкой вольницы. Все, кто успел немного хапануть, боятся политики. Один мой знакомый авторемонтную мастерскую держит, так он сказал: «Дай казакам оружие, так первое дело, чем они займутся, — станут трясти тех, кто побогаче.» Вот я Пашку Ермократьева давно знаю. Его все трясут, кто думает, что он хозяин жизни… Но ты объясни мне, почему его и казаки трясут? Даже слово новое придумали: «отщипни», говорят, Паша, пару лимонов!
— Да, щипают, — согласился Терпухин, потягивая густое пиво. — Это легко объяснить.
— Ну, объясни!
— Нынешние так называемые казаки в основном бывшие кадровые военные, у которых в одном кармане Блоха на аркане, а в другом… Примерно как у меня. Вот ПНИ и ищут, у кого бы это отщипнуть.
— Само собой, — вздохнул Ковалев, — чтобы мне вооружить сотню, нужны деньги, и немалые. Деньги есть у торгашей, у банков, у предприятий. Если я попытаюсь взять под свой контроль и торговлю, и финансовую сферу, то должен буду перебить всех бандюг, которые это теперь контролируют.
— Ты что, хочешь устроить небольшую гражданскую войну?
— Нет, я никогда не стану этого делать… Максимально, на что я способен, — выйти на трассу с двустволкой и вместе с гаишниками собирать дань.
— Ты прав, — согласился Терпухин, — я тоже выбрал тактику малых дел. А ты ройся в книгах и занимайся всякой политической трескотней вокруг этих дел. Помнишь, терские казаки угрожали, что, если к январю прошлого года власти не вооружат казачество и не введут в Шелковской и Наурский районы Чечни войска, они начнут массовые акции гражданского неповиновения?
В бар вошли Былинкин и Горулев. Былинки оглядел помещение и громко крикнул:
— Казаки! Угостите чужого человека пивом!
— Эй ты, мальчишка, — откликнулась Сильнова, которую Ковалев приглашал танцевать, — у тебя что, чеченцы деньги отобрали?
— Пошла ты…
— Чего? Я пошла? Ты меня, Любку Сильнову, посылаешь? — взъярилась женщина.
— Да тебе послышалось! Отстань, не лезь, а то звездану, — пробубнил Былинкин, ища глазами, где бы можно было присесть.
— Эй, мужики! — не унималась Любка Сильнова. — Мы не обязаны терпеть это армейское дерьмо, между прочим.
Былинкин подошел к ней и изо всей силы шлепнул по ягодице.
— Ах ты, грязный солдафон! — завопила женщина. Несколько парней вскочили со своих мест. Былинкин принял боевую стойку, и с ним решили не связываться.
— Надо их проучить, — не вытерпел Терпухин. Он встал и подошел к Былинкину.
— Ты в порядке?
— Да, я в порядке.
— Зачем ты лезешь на рожон?
— Нет, это ты хочешь подраться!
— Кто тут хочет подраться? — из-за спины Былинкина показался лейтенант. Он смерил взглядом Терпухина и сказал:
— Будешь драться со мной. Продержишься три минуты — поставишь мне пиво…
— Эй, люди! — вдруг громогласно заявил Былинкин. — Мы устраиваем бой! Делайте свои ставки!
В баре оживились. Кто-то крикнул:
— А драться где будете? На улице?
— Зачем на улице, вот отгородим угол канатом, как раньше, пусть дерутся, — вдруг заявил хозяин наведения. — Я ставлю на военного двести тысяч рубликов…
— Ну, что стоишь? — спросил Горулев Терпухина. — Давай натягивать канат. Или ты сдрейфил?
Ковалев подошел к приятелю и пробормотал:
— Он тебя завалит, такой лось. В нем больше двух метров…
— Я согласен, — сказал Терпухин громко, чтобы Горулев услышал.
— Будь поосторожнее, Юра, — озабоченно проговорил Ковалев.
Вскоре канат был натянут, и бойцы вышли на импровизированный ринг. Былинкин ходил по бару и собирал ставки, усердно рекламируя своего друга. Он называл его то чемпионом дивизии по боксу, то каратистом с черным поясом.
— Иди сюда, чемпион, — спокойно сказал Терпухин, — ты сдашься в первом же раунде.
— Ну давай, казак! Только на тебя никто не ставит…
— Поддержим нашего человека, — вскричал Ковалев, — сделайте ставку на земляка!
Несколько человек отважились поставить на Терпухина. Вертлявый хозяин принес две пары боксерских перчаток. Бойцы долго кружили по рингу.
— Давай, давай, — подбадривал Былинкин приятеля. — Задай гражданскому гусю перцу!
— Иди сюда, — бормотал Горулев, обращаясь к Терпухину, — ты что, трус? Если трус, убирайся отсюда.
Терпухин сделал резкий выпад и обрушил удар правой в голову противника. Но гигант оказался более проворным. Ныряющим движением ушел от грозного удара и стремительно атаковал сам, нанеся несколько сильных и прицельных ударов. От неожиданности Терпухин пропустил эти удары. Затем последовал самый мощный… Яркая вспышка света ослепила Терпухина, и он рухнул на пол, охватив голову руками.