Кровь за кровь

Глава 5. По волчьему следу

Катя пришла засветло, не таясь, и это польстило Терпухину. «Если она не боится пересудов и сплетен, значит, можно надеяться на что-нибудь серьезное…» — подумал атаман, мечтавший о женитьбе.

Вечером Терпухин еще раз обошел все свои «оборонные» сооружения. Этот вечерний обход вошел у него в привычку. И опять он увидел свежевырытую нору, на которую натолкнулся утром. Юрий заглянул в нору, посветил фонариком и решил, что вряд ли это творение лап какой-нибудь бродячей собаки. Но то, что это может быть волк, который пытался пробраться к кобыле, казалось ему маловероятным. Терпухин решил не говорить об этом Кате, чтобы не тревожить ее.

Когда он вернулся в дом, все уже было приготовлено для интимной встречи: к кровати был придвинут столик, весь уставленный закусками, стояла откупоренная бутылка вина, поблескивали стаканы.

Не успел Терпухин сесть за столик, как появилась Катя. Она расцеловала его, налила в стакан вина, протянула его Юрию и, когда он отпил несколько глотков, отобрала стакан и маленькими глоточками допила. За первым стаканом последовал второй, третий, покуда в бутылке не осталось ничего. Разгоряченный вином, Терпухин обнял подругу за плечи.

— Ну что, — прошептал он, — как говорили раньше, я уже готов к битве…

Девушка без промедления отодвинула столик, сняла через голову платье и, распустив волосы, немного неловко, как бы стыдясь происходящего, нырнула под одеяло.

Половина ночи промелькнула, как одно мгновение. Терпухин совершенно потерял голову и напрочь забыл о тех десятках смертей, «автором» которых он был и которые иногда мучили его в ночных кошмарах. В объятиях женщины он спал, как ребенок. Бывший капитан спецназа забыл о смертях, о готовящемся чеченском наезде, о странной норе, вырытой под сарай. Это короткое и сладостное забвение, в которое он впал, было крайне необходимо ему. Ему надо было забыться возле женщины, дать отдохнуть слишком гипертрофированному чувству самосохранения, чрезмерная стимуляция которого приводит к обыкновенной трусости.

Проспав больше трех часов, Терпухин неожиданно проснулся. За окном было темно. Его рука покоилась на груди мерно дышащей женщины. Вроде бы все замечательно, в самый раз спать. Но почему же тогда он проснулся?

Юрий знал, что это неспроста. Бывший капитан спецназа вспомнил, как однажды в Афганистане он таким же образом неожиданно проснулся среди ночи в душной казарме и долго лежал, прислушиваясь к шумному сопению, храпу и жалобным вскрикам солдат. Его спецгруппа отдыхала после очередной вылазки в горы. Тогда он поднялся, постоял у дверей, покурил, а затем непонятная щемящая тоска погнала его прочь от казармы. Терпухин еще успел переброситься парой слов с часовым, окликнувшим его, как случилось то ужасное и страшное, что порой случается на войне. Внезапно раздались странные воющие звуки, и не успел Терпухин сообразить, что это такое, как артиллерийские снаряды накрыли расположение отряда. Казарму смело с лица земли. Часовому, с которым он только что разговаривал, осколком начисто снесло лицо.

Убило почти всех его товарищей, а он, хранимый незримым ангелом, остался жить. Юрий не верил в ангелов, в Бога и происшедшее объяснял хорошо развитым чувством самосохранения. Потом были разбирательства — как могла артиллерия, эта «царица войны», накрыть своих же? Пришлось и Терпухину давать объяснения, почему он уцелел. Юрий не стал распространяться о «шестом» чувстве, спасшем его от смерти, а свел все к прозаическому… мочевому пузырю.

Так что же потревожило его сейчас, когда Катя, широко раскинув руки, безмятежно спит рядом с ним с детской улыбкой на лице? Терпухин приподнялся на локтях и прислушался. Неожиданно возле стены дома послышался непонятный хруст. Затем раздался шорох. Кто-то ходил вокруг дома.

Терпухин достал из-под подушки пистолет, протянул руку к подоконнику и нащупал фонарик. И когда в окне появилась непонятная тень, Юрий нажал на кнопку фонарика. Луч света высветил лобастую голову крупного зверя. Зловещий огонек светился в его желтых зрачках.

Юрий едва сдержался, чтобы не выстрелить в ночного хищника.

Когда сноп электрического света ударил зверю в глаза, он не испугался, раздосадованный недавней неудачей с лошадью, которая так и не стала его добычей, а, словно завороженный, продолжал смотреть внутрь человеческого жилища. Затем свет погас, в доме послышались человеческие голоса, и волк, тяжело отвалившись от стены, неспешно направился к проволочной изгороди. Отбежав далеко в степь, он потрусил к логову. Выть ему уже не хотелось, наоборот, у него было желание по-старчески заскулить…

Горизонт уже светлел. Узкая фиолетовая полоса его на глазах превращалась в оливковую…

«Волк! Точно волк!» — не переставал удивляться Терпухин. И странное дело: вместо того, чтобы отпрянуть от окна, зверь угрюмо, словно загипнотизированный, смотрел в комнату.

Катя проснулась от света, но, чтобы девушка не увидела свирепую морду хищника, Юрий выключил фонарик. Когда через минуту он снова направил на окно луч света, зверь исчез.

— Что случилось, почему ты включаешь фонарик?

— Успокойся, — Юрий обнял девушку, забыв о том, что в его левой руке пистолет.

— Что это? — всполошилась девушка. — Пистолет?!

«Болван!» — обругал себя Терпухин и швырнул оружие на столик. Пистолет угодил в тарелку и разбил ее.

— У тебя что-то с нервами, Юра? Почему ты не спишь? — лихорадочно прошептала девушка, боязливо отодвигаясь от столика.

— Пустяки…

— Я слышала, что все афганцы такие… С тобой все в порядке?

Несколько минут мужчина и женщина лежали молча.

— Я боюсь, Юра!..

— Не бойся, Катя, я с тобой, — Терпухин зарылся лицом в волосы своей подруги и приказал себе уснуть. Ведь если вокруг его дома ходит зверь, то можно спать сколько душе угодно. Присутствие волка означало отсутствие других, гораздо более опасных двуногих хищников — людей.

На следующее утро Терпухин, проводил девушку в станицу, а сам, вооружившись автоматом, пошел по свежему следу зверя. Впрочем, след вскоре затерялся в густой траве. Тогда Юрий просто пошел по направлению к Сычиному балку. Только там и могло быть логово зверя.

По дороге бывший капитан спецназа вспомнил, как он ездил во Владикавказ на большой круг Терского казачьего войска. Ничего важного там не произошло — одна говорильня. Но Терпухину запомнилось, как патриарх православной церкви Алексей II поздравил казаков с началом работы казачьего круга, а потом на центральной площади Владикавказа состоялся торжественный парад. Юрий еще тогда подумал, что с этого дня казаки не на словах, а на деле будут доказывать, что они славятся не только военной выправкой. Теперь можно реально доказать, что укреплять границы России, общественный порядок, распахивать запущенные земли и создавать конкурентоспособные хозяйства здесь, на юге России, способны только казаки, а не какие-нибудь залетные трудяги.

Понравилось Терпухину и обращение президента России к казачьему собранию. «Священная традиция казачества, — говорилось в нем, — верно служить России. Уверен, что казаки Терека выполнят давний завет предков и всегда будут с честью выполнять свой патриотический долг».

Насчет завета предков и патриотического долга президент верно сказал, подумалось тогда Юрию.

В тот день во Владикавказ прибыло более тысячи делегатов-казаков со всего Северного Кавказа, в том числе Чечни и Дагестана. Представитель президента России вручил свидетельство о внесении Терского казачьего войска в реестр государственной службы. Это свидетельство на государственном уровне подтвердило право казаков формировать свои структурные подразделения по охране и защите родных земель. Атаман Терского казачьего войска генерал Леонтий Шевцов назвал это событие итогом семилетней борьбы казаков-терцев за свое возрождение.

«Возродились, — с горечью подумал Терпухин, выходя к Сычином балку, — а теперь куда ни сунься за помощью, сразу отфутболивают. Мол, у вас есть свое казачье начальство, с него и спрашивайте. Взять хотя бы того милицейского капитана с блок-поста… Иди к Шевцову, мол. Он твой начальник… Вот совдепия!..»

Юрий пошел по краю балка. В том месте, куда станичники обычно стаскивали павших телят, спустился вниз и вскоре наткнулся на обглоданные до глянца кости. «Ага, — мелькнула мысль, — его работа…» Снял автомат с предохранителя и оглянулся. Если зверь обитал в Сычином балке, то он мог залечь в густых кустах жимолости, переплетенных ежевикой.

Терпухин направился к огромному кусту жимолости и еще издали заметил под ним яму, края которой были покрыты мхом. Когда-то он и сам брал глину из этой ямы. Теперь же ветер доносил из нее зловоние. В кустах раздался треск сучьев. Юрий взглянул туда, но ничего подозрительного, кроме качающейся ветки, не увидел. Он чувствовал, что здесь что-то не так, и решил обойти яму кругом. Вскоре в стороне, в камышах, он снова услышал шорох. Юрий пошел на шум и увидел, как далеко впереди, среди камышей, мелькнула серая тень.

«Он!» — подумал Юрий и прижал приклад автомата к плечу. Затем, стараясь не создавать лишнего шума, передернул рукоятку затвора.

Бесшумно ступая, как на боевой операции, Терпухин подошел к камышам и вдруг совсем рядом услышал рычание. Он не видел хищника, но хорошо слышал это злобное, утробное рычание.

Терпухин почувствовал, как его охватил липкий страх. Впервые в жизни он охотился не на человека, а на зверя, и впервые в жизни так боялся. Когда-то Юрию в Приднестровье приходилось ходить по заросшему точно такими же камышами правому берегу Днестра, выслеживая снайперов-наемников. Задача осложнялась тем, что снайпера надо было взять живьем, именно живьем, чтобы создать политическую шумиху. Ведь среди наемников были и румыны, и славяне, и даже австрийцы, любители острых ощущений. Но даже тогда его не пробирал такой смертельный ужас, а душа не уходила в пятки, как сейчас.

Однажды Терпухин попался на уловку неприятеля и оказался в окружении доброго десятка вооруженных людей. Поначалу струхнул, но когда понял, что его окружили не молдаване-националисты, а обычные наемники непонятной национальности, от сердца отлегло. Он мог бросить оружие и сдаться в плен. С улыбкой. Потом его выменяли бы на точно так же попавшегося джентльмена удачи. Впрочем, сам он не был джентльменом удачи. Особенно в Приднестровье. Представители каждой коренной или укорененной нации преследовали свои интересы. Национально озабоченные украинцы помогали приднестровским русифицированным украинцам воевать против молдаван, на стороне которых воевали точно такие же национально озабоченные украинцы, ведшие борьбу против «москалей».

Впрочем, это все досужие размышления. Жизнь спецназовца, особенно такого вышколенного, приобретшего богатый опыт ведения войны спецметодами, имеет определенную, высчитанную по международным методикам цену в долларах, фунтах и марках. Дрожание в коленях при расчетах не учитывается. Это личное дело каждого.

Разумеется, волка как такового Терпухин не боялся. Какой может быть страх, если у тебя в руках такое грозное оружие, как автомат Калашникова! Юрий испытывал даже некоторое наслаждение от того, что боялся, просто боялся, как ребенок боится темного чулана. Испытывая это естественное человеческое чувство, Юрий мог надеяться, что однажды к нему вернутся и более благородные и глубокие чувства. Любовь, к примеру.

Исходов камыши вдоль и поперек, Терпухин ничего не обнаружил. Тогда он вернулся и пошел к яме под кустом жимолости. И тут он явственно услышал, как кто-то бежит через кусты. Юрий оглянулся, одновременно вскидывая оружие. Громадный тощий волк летел на него, делая огромные прыжки. Юрий поймал грозный силуэт в металлическое кольцо целеуказателя, сместил штырек мушки с прорезью прицельной планки и плавно нажал на спусковой крючок. Струи пороховых газов встряхнули свисающие ветки. Волк вскинул передние лапы, уткнулся носом в землю, рванулся, оскалился и завалился на бок, прижав передние лапы к тощему брюху.

Терпухин подбежал к зверю. Желтые глаза волка под бугристыми бровями с редкими оборванными волосами смотрели на Юрия с укоризной. Казалось, что жажда жизни, борьбы не покинула зверя, тело которого было насквозь прошито десятком пуль. Казалось, что серый хищник сейчас поднимется и прыгнет на обидчика. Терпухин наставил на волка автомат, по зверь часто-часто заморгал, в горле у него что-то заклокотало, раздался и замер предсмертный хрип, и хищник застыл. Однако желтый глаз по-прежнему с лютой злобой смотрел на человека. Потом волк еще раз чуть слышно всхрапнул, оскалив бледно-желтые десны, по его поджарому телу пробежала последняя мелкая дрожь, и все кончилось.

Терпухин, все еще не снимая палец со спускового крючка и по-прежнему наставив ствол автомата на зверя, подошел к нему совсем близко. Он заглянул в его стекленеющие глаза, пнул волка ногой под выпирающие ребра и не без отвращения вытер носок обуви о траву — в шерсти волчуги копошились мелкие насекомые-паразиты.

«Даже шкуры не снимешь, — подумал Юрий, — разве что подождать, когда остынет, да хлоркой какой посыпать?»

Теперь можно было узнать, что же было в яме под кустом жимолости. Но едва Терпухин подошел к кусту жимолости, как из ямы выскочила громадная волчица и глухо зарычала. Юрий сделал резкое движение — положил руку на автомат, и она прыгнула за куст. Прыгнула так, словно у нее не было шеи, не поворачиваясь, а боком, всей тушей, как бревно. Юрий хотел было выпустить очередь по кустам, но передумал.

Он подбежал к яме, стараясь не вдыхать исходящий из нее смрад и глянул вниз. Там, на дне, валялись белые кости, а в углу ямы была вырыта неглубокая пещерка. Из нее на Терпухина уставились дрожащие головастые твари.

«Волчата! — удивился Юрий. — Вот это да! Волк защищал волчат, а волчица уводит меня от них… Нет, далеко ты не уйдешь!»

И в самом деле, Терпухин прошел метров сорок вперед и увидел волчицу, злобно глядящую на него из кустов. Прикончить ее было проще простого, но Юрию было интересно понаблюдать за поведением зверя.

Он пошевелился, и волчица скрылась в кустах. Терпухин понял, что она уводит его от волчат, поэтому пошел обратно к яме. Волчица двинулась за ним. Тогда он пошел прямо на нее и в конце концов выгнал хищницу из балка. Волчица крупными, размашистыми прыжками понеслась по степи, обегая хутор Демидова. Юрий выкарабкался из балка и пошел к хутору, на котором жила дочь Демидова с мужем-моряком по фамилии Авдеев.

Волчица остановилась и следила за человеком, иногда принюхиваясь к земле. Вела она себя так, словно была собакой и не раз навещала хутор. Неожиданно из дома выскочил Авдеев, на ходу заряжая охотничье ружье, припал на колено и выстрелил.

Волчица огромными прыжками умчалась в поле.

— Стой! — заорал Терпухин. — У нее волчата!

Но Авдеев не слышал. Снова хлопнул выстрел. Волчица кувыркнулась, вскочила и принялась в ярости кусать собственное тело, в котором, очевидно, засела картечь или пуля. Когда Терпухин подбежал к ней, она попыталась уползти. Чтобы избавить волчицу от мучений, Юрий выстрелил ей в голову.

Когда подбежал Авдеев, волчица была мертва.

— Зачем ты стрелял? — спросил Терпухин. — У нее же в балке волчата!

— Она потаскала гусят… — оправдывался Авдеев.

— Гусят не она потаскала, — возразил Юрий. — Волки никогда не озоруют возле логова.

— Как же, не озоруют! Четырнадцать гусенят выволокла, сволочь! Мы и капканы ставили, и отраву сыпали… Поначалу думали, лиса…

«Значит, детеныши остались одни, если это их мать», — подумал Терпухин, и ему до боли стало жалко волчат.