Глава двенадцатая

— Смертные слабы. Великий, простите мою дерзость, но я не уверен, что они смогут помочь.

Таллис Уберхаммер. Тон его голоса мог заставить дрожать от холода айсберги.

— Это моя вина.

Глюкцифен. Как он умудряется говорить одновременно подобострастно и с чувством собственного достоинства?

— Не подумал я, что Величие моего господина превосходит Силу его слуг и гостей, как единорог превосходит во всем простых лошадей, и не подготовился.

— В происшедшем нет твоей вины, наш верный слуга. Не только ты, но и мы оказались не готовы. Инфекция, ошибка Максвеллиуса, участившиеся Вторжения Извне и новые вибрации Аномалии. Тяжело и для Бессмертных.

Этот голос не был знаком Уолту. Впрочем, судя по тому, как он назвал Глюкцифена, сомнений в его принадлежности быть не могло.

Лорд-Повелитель Архистратиг Аваддан.

Интересно, почему сейчас нет ощущения, что превращаешься в тонкий блин? Так просто огромную Силу не скроешь, особенно Силу Бессмертного. Это не переодетому царю по рынку ходить, разговоры о себе слушать, радуясь, что никто не может распознать маскировку. Рыцарь в доспехах, пытающийся прикинуться одетым в лохмотья простолюдином — вот что такое могучий Бессмертный, пробующий скрыть свою Мощь.

Впрочем, ладно. Об этом можно подумать после.

— Мои ученики вымотаны. Слишком много, скажем так, нового. Не стоит судить их строго.

А это наставник. Земной маг спокоен. Эх, Уолт, учиться, учиться и еще раз учиться — и когда-нибудь будешь как наставник.

— Тем не менее, Джетуш, вы вряд ли станете спорить, что Сила, доступная Бессмертным, и Сила, доступная смертным, не равны между собой.

— Ну, признаться, я был бы неимоверно глуп, реши поспорить с Лордом-Повелителем убогов.

Аваддан рассмеялся, и Уолт не смог сдержать дрожь. В смехе убога таился Хаос. Много Хаоса и чего-то такого, чего всегда боишься в темноте.

— Клянусь Разрушением, мы редко встречали таких смелых смертных, Джетуш! — отсмеявшись, сказал Аваддан. — Не говоря уже о ваших нестандартных требованиях. Остальные оказались более банальны в своих условиях.

— Остальные?

— Мой господин, я еще не рассказывал Джетушу Сабиирскому о команде.

— Вот как?

— Не успел, Могущественный. Хирурги…

— Ах да, Хирурги! Не беспокойся, мой верный слуга, мы Уже послали Инженеру и Лорду-Созерцателю ноты протеста. Однако, к сожалению, в нашем нынешнем положении мы не в силах требовать от Архилорда депортации Хирургов. Пока не в силах. Поэтому вынуждены приказать вам молчать о столкновении. Вам понятно, Таллис, Глюкцифен?

— Да, господин.

— Да, Великий.

— Я прошу прощения, однако остальные — кто это?

— Вы сейчас все увидите, Джетуш Сабиирский. Идти осталось недолго.

Идти? Уолту стало нехорошо. Повезло, что он потерял сознание! Еще один марш Ракура просто не выдержал бы.

Легкое прикосновение к правому боку. Эльза.

— Ты пришел в себя? Твоя аура…

Тьфу ты! Да уж, об ауре он и забыл. Уолт нехотя открыл глаза. И обнаружил, что левитирует. Вернее, левитировал не он, левитировали его. Ракура парил в воздухе, двигаясь следом за наставником, Глюкцифеном, Уберхаммером и третьим убогом, который, по всей видимости, и являлся Лордом Авадданом. Вот только на этот раз он не был размером с замок, ростом лишь немного превышал Таллиса. Краснокожий, крупный, мускулистый, рогатый, сверкает декариновой аурой — классический, можно сказать, убог. Одет в серебристый хитон, и, хотя Уолт видел Лорда со спины, почему-то казалось, что лицо у Аваддана сейчас человеческое. Впрочем, убоги могут принимать любой облик, исконный их Лик Ипостаси Порядка был утрачен в тот момент, когда божественная Суть смешалась с Разрушением. Так что тот или иной облик убога — просто привычка или дань иконографии, которая распространена среди Бессмертных. Как и боги, Разрушители довольно консервативны.

Эльза шла рядом с парящим Уолтом. По ее напряженному лицу трудно было понять, о чем она думает. Топающий следом за ар-Тагифаль Игнасс хмурился, его глаза бегали из стороны в сторону, словно он хотел запечатлеть в памяти мельчайшие детали пути. Э-э-э… стоп, а что, Кольца Обмана перестали действовать?

Наставник на ходу повернул голову и кивнул, обнаружив, что Уолт в сознании. В тот же миг левитационное поле исчезло, но Ракура оказался готов к подобному повороту событий. Привычку наставника не расходовать магическую энергию попусту он хорошо знал и ожидал чего-то такого.

— Все-таки нас беспокоит ситуация с вашими учениками, Джетуш, — заговорил идущий впереди Аваддан. Процессия не останавливалась, и Уолту, кое-как приведя в порядок порванный камзол и подранные штаны — убоговские Хирурги! — пришлось бежать, чтобы догнать остальных. Встретившись взглядом с Игнассом, посмотревшим на Магистра, Уолт чуть не споткнулся. Конклавовец строил из себя страдающего мученика, но взгляд выдавал: Игнассу было весело. В уголках глаз лжежреца скакали беззаботные искорки, а если присмотреться, то уголки губ все время норовили приподняться. Складывалось впечатление, что дознаватель вот-вот начнет бодро ухмыляться.

Что, мать Игнасса за ногу, веселого в их положении?! Или фон Неймар знает нечто не ведомое Магистрам?

Игнасс перехватил взгляд Уолта, и его взор тут же потускнел, конклавовец потупился и вздохнул с такой горечью, будто должен был держать ответ перед Судом Истины за грехи всех смертных. Происходящее выглядело настолько естественным, что Уолт засомневался: не почудилось ли ему? Может, показалось, что Игнасс весел?

«Да нет. Не показалось. Это Конклав. Седьмой департамент. Их чародеи не просто чародеи. Они высококлассные профессионалы, знатоки не только магических, но и вольных и механических искусств, специально обучаются душеведению. Вопрос в другом: тогда, изображая веселье, Игнасс тоже играл? И если играл, то с какой целью?»

Эльза сбавила шаг, чтобы Уолт смог ее догнать, и мысли о конклавовце сгинули, изгнанные осознанием того, в какой рвани Ракура вышагивает и как это должно выглядеть со стороны. После схватки с Хирургами Магистр особо не задумывался о состоянии одежды, потом были Кольца Обмана, но вот сейчас внешний вид стал весьма беспокоить боевого мага. Хотя Эльза, кажется, не особо обращала внимание на его отрепья, но все равно, все равно…

— Нам нужны только вы, Джетуш. Уничтожение Инфекции — первостепенная задача. Не хочется, чтобы кто-то отвлекался на иные дела.

«Ага, на такие, например, как пожирание инфернальными тварями учеников, да?» — Уолт спохватился и быстро представил полянку с цветами и феями, кружащимися в Танце Весны. Лорду-Повелителю в своей вотчине прочитать чужие мысли — как хоббиту выпечку приготовить.

— Думаю, моей вины в ошибке… Максвеллиус, правильно? Подозреваю, я не виноват в ошибке Максвеллиуса.

— Максвеллиус лишь Привратник, он открывает Проходы между Равалоном и Подземельем, Небесным Градом и Подземельем, другими Мирозданиями и Подземельем. Он управляет дорогой, ведущей души грешников в адские посмертен, Смертным и нашим собратьям с Неба легко попасть в Нижние Реальности, но Подземелье отрезано от основного бытия Равалона уровнем Везде-и-Нигде. И если боги, постаравшись, смогут преодолеть его, то смертные — никогда. Да, Джетуш, вашей вины нет. Но нет и вины Максвеллиуса. Так сложились обстоятельства.

— О, если так сложились обстоятельства, то, конечно, ничего не поделаешь.

— Это сарказм, Джетуш?

— Да вы что. Как бы я посмел?

Аваддан рассмеялся. Уолта опять передернуло-от его смеха. Гм, надо взять на заметку, что анекдоты Лорду-Повелителю Аваддану лучше не рассказывать. Впрочем, с Архистратигом Нижних Реальностей Ракура вообще не собирался разговаривать. О чем муравью беседовать с ураганом?

— Мы пришли, мой господин. — Глюкцифен услужливо поклонился, затем вцепился во что-то в пространстве, не видимое ни обычным зрением, ни Вторыми Глазами, и дернул, будто срывая завесу.

Смертные и Бессмертные оказались посредине зала, имевшего вид пентаграммы. Пустой зал-пентаграмма. Пустой в смысле меблировки: при виде Аваддана находившиеся в помещении Разрушители почтительно склонились. Седой и худой эльфообразный убог в тоге, какую носят сенаторы Черной империи. Нечто, похожее на слоновью голову на туче. Знакомая Леди-Повелительница Диабола. Рядом с ними стоял точно такой же Аваддан, как возле Джетуша и Глюкцифена с Уберхаммером. Найти десять отличий оказалось бы трудным дело. Да что там — и одно отличие не нашлось бы. Но никто из убогов не удивился наличию двух Архистратигов, и Уолт тоже решил не удивляться. И, кстати, Аваддан действительно носил человеческое лицо: высокий лоб, темные глаза, тонкий нос, толстые губы, квадратный подбородок. Ни дать ни взять трудяга-крестьянин из деревни, которых сотни тысяч по всему Западному Равалону. Учитывая красный цвет лица Архистратига — пьющий крестьянин… Так, Уолт, поляна. Цветущая поляна и хороводы фей.

Еще в зале-пентаграмме находились смертные.

— Джетуш! Как я и думать, именно ты последний! — воскликнула с акцентом на всеобщем человеческая женщина в ярких восточных одеждах. Нечто обволакивающее сочеталось с пышной юбкой, руки были обмотаны легчайшими шелковыми шарфами, высокий ворот поднимался над головой. Приглядевшись, Уолт понял, что она с Дальнего Востока. Раскосые глаза и желтоватость кожи выдавали в женщине уроженку Преднебесной или Я-Маджира. В руках она держала веер, покрытый иероглифами, и медленно обмахивалась.

А еще у нее была большая грудь. Очень большая. Она выпирала из платья и чудом не вываливалась из выреза. Возможно, ее удерживала магия.

— Можно было и не сомневаться, — проворчал Светлый эльф. У Ракуры глаза полезли на лоб, потому что светлоглазый и беловолосый Высокорожденный носил традиционную одежду ведьмаков: черная куртка с множеством кармашков, как явных, так и тайных, кожаные штаны, покрытые узорами, способными превратиться в заклятия в момент боя (ведьмаки тщательно скрывали, как им удалось создать такое заклинание), и высокие ботфорты, внутри которых наверняка пряталась куча дополнительного оружия. Разумеется, два меча в перевязи за спиной: один из лунного серебра, другой железный, но наверняка с магическими сюрпризами.

Уолт и представить не мог, что в Ордене имеется эльф. Ведьмачьей прерогативой всегда являлись человеческие дети, в основном мальчики, и раньше слышать об эльфе-ведьмаке не доводилось.

«Можно было сомневаться. Сомневаться следует всегда, если есть повод для сомнений», — мягко прозвучало в голове. Уолт чуть не присвистнул. Третьим смертным оказался пурпурнокожий элхид, и не простой элхид — из нижней части головы смертного вырастали десять, а не шесть щупалец, а на макушке топорщились два гребня вместо одного. Эль-элхид, чьи псионические, психомагические и нейромантические способности намного превосходят навыки обычных элхидов.

— Так значит, вот они какие, остальные… — протянул Джетуш. — Давненько не виделись…

«Если быть точным, то шестьдесят четыре года, восемь месяцев, двадцать один день и семнадцать часов», — уточнил элхид. Уолт знал, что он не специально делает свои мысли слышимыми для всех. Чтобы уменьшить телепатический контур, эль-элхиду пришлось бы изрядно напрячься или ограничить свои способности психомагическим ритуалом. Но какой психомаг пойдет на сознательное понижение уровня своих чар? Очень глупый психомаг — вот какой.

Элхид заинтересованно глянул на Уолта… и тут же отвернулся, когда Ракура представил, что с псиоником делает горный козел. Нечего в чужую голову лезть без разрешения!

— Долгие шестьдесят пять лет, Джетуш, — томно произнесла восточная магичка (а кем она еще могла быть в здешней компании?). — Я многое позабыть… но кое-что вряд ли забыть… — и она многозначительно облизнула губы.

Наставник вздрогнул и слегка покраснел. Уолт опешил. Надо же!

— Пустые разговоры, — проворчал Высокорожденный. — У меня еще много дел, так что я хотел бы поскорее вернуться домой. Может, мы наконец займемся Инфекцией?

Первый Аваддан (Уолт решил считать, что их — первый) молча вышел на середину помещения, прямо в центр пентаграммы. Второй Аваддан подошел к нему, они взялись за руки, закрыли глаза и неуловимым движением слились в одно тело. Уолт охнул — вернулось ощущение тысячекилограммовой глыбы на плечах, и декариновая аура затопила зал, заставляя встать на колени. Убоги опустились на одно колено, смертным пришлось встать на оба. На лице Земного мага заиграли желваки, он попытался приподняться, но аура Архистратига была слишком плотной и тяжелой.

Вот даже как. Вот она — разница во втором и третьем состоянии заклинательного баланса. Чувствуешь себя талантливым ремесленником на выставке гениального мастера. Тоже что-то можешь, но до вершин — никогда не подняться.

Аваддан открыл глаза, и давящая аура исчезла. Так исчезает из кружки холодное пиво, поданное гному в жаркий день, — мгновенно и без следа.

— Приносим извинения. — В голосе Архистратига послышалась насмешка. Да уж, приносить извинения насекомым — это действительно смешно. — Мы должны были соединить свои проекции. Сейчас во дворце мне приходится находиться во многих местах одновременно, и это… — он задумался, ища подходящее слово, — это утомляет.

— Сейчас здесь собрались все, кто знает об Инфекции, — продолжил Аваддан, дождавшись, когда маги поднимутся. — Позвольте представить вас друг другу. Глюкцифен Лоссиар, наш секретарь.

Козлоголовый расшаркался.

— Грисс Шульфиц, наш дворецкий.

Худой убог изысканно поклонился.

— Варрунидей Асирот, наш чаротворец и командир Серебряных фурий.

Слоновья башка взмахнула хоботом.

— Таллис Уберхаммер, наш чемпион и командир Золотых фурий.

Молодой убог холодно кивнул. О, так он еще и лучший воин в здешних местах. Проклятье, Уолт, да тебе неслыханно, божественно повезло, что на угорре ты остался в живых!

— Диабола Асурия, наша телохранительница и командир Алмазных фурий.

Убогиня улыбнулась.

— Думаем, все знают, кто мы такой. — Аваддан усмехнулся. — Теперь позвольте представить наших гостей. Фа Чоу Цзы, известная как Истребительница Драконов, специалист по сырой магии.

— И по драконы Востока, — добавила магичка, взглядом пожирая Джетуша. Гм, а ведь ей, судя по названным элхидом годам, может быть под сотню, а то и больше.

— Лизар Фоор, ведьмак, специалист по нечистой магии.

Эльф мрачно всех оглядел.

— Райхгер Цфик-лай-Тораг, знаменитый маг Севера, специалист по ментальной магии.

«Рад знакомству».

— Джетуш Малауш Сабиирский, известен как лучший маг Земли в Равалоне, специалист по стихийной магии. И трое его учеников.

Едва слышный смешок за спиной. Игнасс? Веселится, что его, конклавовца, причислили к Магистрам? Ну-ну.

— Ученики? — недовольно переспросил эльф. Кажется, Высокорожденного совершенно не волновало, что он злобствует в присутствии одного из Владык убогов. — Мне запретили брать с собой учеников. Почему позволили Джетушу?

«Мне бы не помешала помощь Игрра и Схоцга, — поддержал Светлого эль-элхид. — Почему мне не разрешили взять их?»

— Потому что только идиот по собственной воле потащит к убогам учеников, — отчетливо произнес наставник.

— Джетуш Малауш Сабиирский хотел сказать, что его ученики здесь по случайности, — поспешил сказать Глюкцифен.

— Думаю, мы слышали, что сказал Джетуш, — мрачно заметил ведьмак. — И лучше бы ему извиниться.

— Уж прости, но за отсутствие у тебя разума я не могу извиняться, — пожал плечами Земной маг.

— Да как ты смеешь! — Эльф шагнул в сторону наставника, потянувшись к мечам. Худой убог, до этого стоявший чуть ли не в противоположном конце зала, оказался на пути Лизара и вежливо улыбнулся, продемонстрировав острые зубы.

— Не с-стоит с-сориться, с-смертные, — прошипел Грисс Шульфиц. — Не з-забывайте, вы в гос-стях. И вы наняты на работу, работу с-сложную, требующую с-совместных ус-силий.

— К слову, со мной и моими учениками контракт еще никто не заключал, — заметил Джетуш, исподлобья поглядывая на Высокорожденного. — И мои условия неизменны.

— Ты всегда любить ставить условия, Джетуш, — проворковала Фа Чоу Цзы, неожиданно появившись сбоку от наставника. Она взяла его руку и нежно провела пальцами по ладони, а затем положила на левую грудь. — Чувствовать, как стучать сердце? Это стучать моя память о тебе.

— Не стоит этого делать, Фа, — сурово ответил наставник.

Руку он, впрочем, не убрал.

Аваддан вежливо кашлянул, хотя вполне мог еще раз припечатать аурой смертных к полу. Вполне мог. Уолт не сомневался, что Архистратиг подумывал об этом варианте, но решил лишний раз не унижать чародеев.

— Позвольте, уважаемые чаротворцы, кое-что объяснить. Вас собрали по той причине, что шестьдесят пять лет назад ваша команда хорошо себя показала, одолев Воплощение убога Фракции Ярости в Я-Маджире. Тогда вы тоже были собраны нами.

— Невозможно! — одновременно воскликнули Джетуш и ведьмак и мрачно покосились друг на друга.

«В этом… можно сомневаться».

Фа Чоу Цзы задумчиво махнула веером, окутав облаком духов стоявших неподалеку Уолта и Эльзу. Розмарин, лаванда и еще парочка незнакомых запахов. Волшебница с Дальнего Востока знала толк в комбинации ароматов — парфюм не казался приторным и навязчивым.

— Я понимаю ваше удивление, — Архистратиг усмехнулся, — но то, что вы считали приказом Конклава или Ордена, представляло собой четко рассчитанную системой вероятностей и воплощения потенций, которую мы запустили за несколько дней до того, как убог Ярости появился в Я-Маджире. Фракция Ярости готовилась отослать в мир своего Посланника: пришло время их Права на Воплощение. Мы и Варрунидей лишь подкорректировали кое-какие моменты, и Посланник родился в Я-Маджире. Лишь совокупность определенных событий позволила нам помешать усилению Фракции Ярости, и ваша команда входила в эту совокупность. После того как вы одержали победу над Воплощением, мы решили использовать вас и в будущем.

— Для чего? — снова дружно задали вопрос наставник и Высокорожденный, но взглядами друг друга больше не полосовали.

— Мы любим перестраховываться. — Аваддан широко улыбнулся. — Как представитель Фракции Хаоса, мы полагали, что ваши услуги понадобятся, когда наступит время Воплощения Посланников иных Фракций. Но мы и не представляли, что ваша команда потребуется нам в Подземелье, в нашем собственном Кратосе.

«Думаю, у нас нет времени предаваться воспоминаниям о прошлом. Четырех дней для решения проблемы подобных масштабов — я говорю об Инфекции,очень мало. Если мы хотим действительно решить ее, то нужно приступать к делу немедленно».

— Райхгер прав, — кивнул Аваддан. — Наше дело не терпит отлагательств… однако сейчас мы вынуждены оставить вас. Джетуш, контракт с вами от моего имени заключат Грисс и Диабола. Они владеют проекцией нашего Символа Власти, и контракт будет иметь такую же силу, как и подписанный мною. Лизар Фоор, то, что вы просили, сделано и доставлено в вашу комнату.

— Мою комнату? — переспросил эльф.

— Да. Для каждого из вас подготовлена комната, где собраны ритуальные принадлежности для вашего чаротворения. Джетуш, вам придется делить комнату с учениками. Прошу учесть, что места вашего пребывания скрыты от посторонних глаз Варрунидеем. Его магия отличается от вашей, и вам не следует пытаться понять Пелену, которая делает вас неощущаемыми для наших подчиненных и гостей. А теперь прошу простить, но мне пора удалиться.

Аваддан исчез. Его слуги задвигались: слоновья голова на туче подлетела к эльфу-ведьмаку, Диабола, улыбаясь, подошла к Джетушу, Уберхаммер очутился возле элхида.

— С-следуйте з-за мной, гос-спожа Цзы, гос-сподин Цфик-лай-Тораг, — Шульфиц поклонился, в момент поклона быстрым движением руки раскрыв рядом с собой Переход. Магичка и психомаг последовали за дворецким в портал. Перед тем как исчезнуть в межпространственном туннеле, Фа послала наставнику воздушный поцелуй.

— Уважаемый Уолт, уважаемая Эльза, — Глюкцифен вдруг стал торжественен и как-то… любезен, что ли? Он поклонился и…

И Ракура с ар-Тагифаль оказались посреди комнаты с большой кроватью, шкафом и тремя дверями. В этот раз Уолт не помнил, шли они сюда, перемещались через портал или еще как-то передвигались. Искажения чувств, к которому Магистр привык, козлоголовый не производил. Опять пространственная магия с непонятными принципами.

— Здесь туалет, здесь ванная комната, а здесь выход в общий зал, где вы с остальными чаротворцами будете обсуждать ваши достижения и предположения по поводу Инфекции. Из зала можно пройти в Акаши, библиотеку моего господина. Для посетителей Акаши закрыта, мы объявили, что произошел орбиобразный коллапс библиоконтинуума. Или что-то в этом роде. Но приглашенные чаротворцы могут использовать все возможности Акаши.

— Эй! — Уолт огляделся. — Собственно, где учитель и Игнасс?

— По предварительной просьбе Джетуша Малауша Саби-ирского Игнасс фон Неймар остался с ним, а сам он сейчас обговаривает условия контракта с Леди Диаболой и Гриссом.

— Надеюсь, пункт о нижнем белье будет обязательно внесен, — невинно сказал Уолт.

У Глюкцифена дернулась левая щека.

— В общем зале, — невозмутимо продолжил козлоголовый, — стоят Алмазные фурии. Вам не стоит обращать на них внимания, Продолжающие здесь для вашей безопасности.

— А чего нам следует опасаться?

— Ничего. Пока вы во дворце и не пытаетесь выйти за пределы отведенных вам помещений, вы в полной безопасности. — Глюкцифен почесал лоб. — Вроде сообщил все. За сим оставляю вас наедине.

— Подожди… — Уолт хотел расспросить убога еще о многом, но не успел. Козлоголовый исчез, а потом Ракура понял, что Бессмертный скрылся за дверью в туалет. Когда Магистр распахнул ее, то, разумеется, в уборной никого не было.

Туалет оказался воистину королевским. Уолт знавал замки, где хозяева просто опорожнялись в яму, огражденную от глаз любопытных перегородками. В некоторых замках не было и перегородок. Там даже во время пира просто ставили рядом со столом кувшины и тазики, чтобы гости и хозяева могли недалеко бегать по нужде. Для Магистров убоги не пожалели сделать унитаз, кажется, целиком из золота. Впрочем, не для Магистров. Для экселенца магии Земли Джетуша Малауша Сабиирского.

— Ой! Как здорово!

Прежде чем Уолт понял смысл восклицания Эльзы, он ворвался в комнату с пульсарами и боевым воплем наготове. Но девушки в комнате не оказалось. Эльза осматривала ванную комнату и была в полном восторге от огромной эльфийской ванны с восточными мотивами. В Серединные земли мода на ванны пришла недавно, после того как побывавшие на Ближнем Востоке чародеи взяли за моду делать личные купальни в собственных домах, а не посещать общественные бани. К тому же во многих городах, возведенных после развала Роланской империи, термы не строили, в основном из-за религиозных запретов. Такое ощущение, будто боги думали, что Ролан пал под натиском варваров из-за любви к чистоте.

— Уолт! — ар-Тагифаль повернулась к Ракуре, застывшему на пороге, и схватила его за руки. Хорошо, что он успел убрать пульсары! — Уолт, можно я искупаюсь?! Пожалуйста!

Промямлив что-то вроде: «Купайся, почему бы и нет» — и чуть не утонув в озере благодарности, разлившейся в голубых глазах, Уолт смущенно ретировался в комнату. Кстати, вот ему бы точно не помешало искупаться! А заодно одежду подлатать. Чем маг и решил заняться. Однако перед этим он выглянул в зал и чуть не уткнулся носом в рослого серебристокожего убога. Фурия? Гм. Больше всего фурия походил на рогатого бородатого человека. Одет в доспехи гоплитов раннего Морского Союза, вооружен гладиусом и копьем. Конечно, не простое оружие, Вторые Глаза показали, что на магическом уровне и гладиус, и копье являются продолжением вырабатываемых убогом энергий. Его аура была слабее, чем у встречавшихся ранее Бессмертных, и можно было побиться об заклад, что Онтос фурии не крепче Эфира того же Глюкцифена. Не Младший убог, правда, но и не Старший. Средний? Или некое продолжение Мощи Аваддана, облеченное в нечто индивидуальное?

Уолт вернулся в комнату и расселся на кровати. Предстояло сложное дело. В бытовой магии Ракура не был силен, поскольку повседневное волшебство требовало больше созидательных моментов и строилось на иных принципах, чем боевая магия. Предстояло составить заклинание, способное залатать дыры в камзоле и штанах, что для Магистра было равносильно если и не созданию Великого заклинания Разъяренного Феникса, то аналогичным усилиям где-то на том же уровне волшбы. Проще обзавестись новой одеждой. Гад Глюкцифен, сгинул, прежде чем Уолт попросил новый костюм.

Да уж. Ломать — не строить. Так, синтез материи, структурация поля… мм, это еще что за преобразование плетения? А если так? Кошмар! Батюшки светы, какой-то чепец получился! Чепец размером с камзол! Так, расплести заклятия и попробовать другую последовательность. Синтез материи — и… И почему-то подозрительно похоже на кастет, хотя железо он никак не мог создать… Или мог? Может, со структурацией поля не получилось? Гиле — в порядке, ноэма — в полном порядке, ноэзис — в абсолютном порядке. Осторожненько, осторожненько, не то вместо кожи получится хлопок… Какого хрена получился лен?! Проклятье! Тысяча убогов, да проще сойтись один на один с Вестником!

Отложив шевелящийся камзол — как получилось сделать его шевелящимся, Уолт не понимал, — Магистр визуализировал последовательность своих действий, простеньким заклятием припоминания воссоздав образ неудачных манипуляций с одеждой. Что же он сделал неправильно?

Пересматривая плетения заклятий и пытаясь выявить ошибку, Уолт невольно вспомнил, как во дворце султана Мэддората наблюдал за одним из разделов обыденной магии. Толстый бородатый чародей в полосатом халате и белоснежной чалме заваривал чай, используя простые комбинации волшебства, но умудрившись при этом превратить процесс в целое представление. Кружившиеся в воздухе пиалы терпеливо дожидались, когда свернутая в форму шара вода, парящая над ними, закипит, окруженная нагревающим температуру заклятием, а волшебник добавит в нее чайные листья. И тогда в одном водном шаре развернутся по всей поверхности желтыми бутонами «Розы Пророков», в другом опустятся на дно и расплетутся в тонкую золотистую паутину «Стрелы Ангни», в третьем посередине запляшут ярко-красными колючими иглами «Глаза Шайтана», в четвертом устроят ураган взрывающиеся и раскидывающиеся частичками «Поцелуи Ассасина». А после фонтаны кипятка взмоют из клокочущих, словно гейзеры, шаров, но ни одна капля не упадет мимо пиал: свиваясь в зигзаги, струйки чая наполнят чаши, которые затем отправятся к восхищенным мастерством чародея гостям султана. Уолт, помнится, застыл в восторге, распахнув рот так, что в него не то что муха — целый рой мух мог залететь, а он и не заметил бы. Повседневная магия — но как же она его тогда потрясла.

Тогда… потрясла… в Мэддорате…

Но он не был в Мэддорате. За все время своей жизни Уолт Намина Ракура никогда не посещал Мэддорат. Находился рядом, в соседних странах, по делам Школы, но в самом Мэддорате — нет. За все время своей жизни. Этой жизни.

В горле образовался комок, руки задрожали. Уолт погасил заклятие и вытер проступивший на лбу пот. Невозможно. Не может быть. Он вспомнил событие из предыдущего рождения?! Тиэсс-но-Карана дала сбой?! Или… Или что?!

Как такое могло случиться?

Одно о Тиэсс-но-Карана Уолт знал точно: она блокирует знание о всех предыдущих реинкарнациях, надежно блокирует. Например, Возрождение Тени захватывает только навыки, своего рода простейшую физическую память тел, занимаемых прежде разумной энергемой Ракуры; но никогда Возрождение не затрагивало эмоции и мышление. Под ударом могло оказаться лишь его первое рождение, возникновение его «Я», на котором свило свое гнездо Тиэсс-но-Карана, — но обрывки других жизней просто не имели шанса появиться в его сознании!

Что-то затронуло основы? Неужели Ангел Небытия сломал незримые печати? Или магия иномирян-Хирургов как-то повлияла на сложные формулы, нарушив структуру древнего заклинания? Стоп, это пока несущественно. Куда важнее понять, чем грозит, если он произошел, сбой Тиэсс-но-Карана.

Да понятно, чем это грозит. Возрождением Тени, абсолютным и безвозвратным, и уничтожением Уолта как личности, превращением Ракуры в придаток Меча, могучий и непобедимый — но всего лишь придаток. И еще — разрушением Равалона, когда Меч войдет в силу в пределах ограничивающего его мироздания. Ни первое, ни второе Уолта не устраивало.

Хотя Тень молчит, после инцидента на спине угорра о себе ничем не напоминает. Тиэсс-но-Карана сдерживает Отражение, но не удерживает энергии прошлых перерождений, материализующихся в виде воспоминаний? Странно. Как если бы целый горшок без единой трещинки пропускал воду.

Проклятье, мало для него Подземелья и конклавовца, так еще и новые проблемы. Четырехликий Савах отвернул от него все свои четыре лица — Удачу, Везение, Счастливый Случай и Фортуну?

И что делать, если Тень начнет пробиваться в самый неподходящий момент? Когда рядом будут убоги, Джетуш, Игнасс, Эльза?!

— Тебе помочь? — спросила Эльза.

С трудом сдержавшись, чтобы не заорать от неожиданности, Уолт взглянул на ар-Тагифаль. Девушка вышла из ванной и выглядела чудесно посвежевшей: мягкая улыбка на губах, голубая гладь глаз словно подсвечивается изнутри, на щеках нежный румянец, светлые волосы рассыпаны по плечам. Наверное, Эльза решила не дожидаться, пока волосы высохнут сами, воспользовалась магией — остаточные октариновые чары гасли вокруг головы. То же самое и с одеждой. Видимо, пока Магистр купалась, специальные заклятия подчистили сапоги, штаны, кольчугу и куртку. Гм, она в обыденной магии разбирается лучше, несомненно, да…

— Помочь? — переспросил Уолт и обнаружил, что теребит в руках штаны, увеличивая дыру на правой штанине. Еще он обнаружил, что сидит в одном исподнем, и слегка смутился.

— Да, с одеждой. — Эльза опустилась рядом и осторожно взялась за шевелящийся камзол. Тот тут же свернулся у нее в руках и — Уолт мог поклясться! — довольно заурчал. Да что же он там такое наколдовал?!

— Как интересно. — Эльза с любопытством подняла камзол, развернула его. — Как ты это сделал? Никогда не встречала подобного распределения заклятий.

— Ловкость рук и никакого мошенничества, — пробурчал недовольно Уолт. Магичка недоуменно посмотрела на него.

«Почему я злюсь? — спохватился Ракура. — Она же не виновата. Она и представления не имеет, что сидит рядом с разрывным заклинанием, готовым вот-вот активироваться. Не подозревает ни о Тиэсс-но-Карана, ни о Тени. Вины Эльзы в моих неудачах нет. Лучше себя поругать!»

— Извини, — Уолт смущенно отвел взгляд. — Я просто устал. Как сказал учитель: слишком много нового. Да еще Хирурги… — Магистра передернуло.

Эльза положила куртку, переставшую дергаться, на кровать. Сделала несколько Жестов, прошептала Слова — и разрывы на боках и рукавах стали затягиваться сами собой. Переход от синтеза материи к овеществлению в конкретном гиле для подручных вещей у нее получился превосходно. Надо будет потом восстановить по памяти гештальт, разобрать на составляющие и понять, что же у него не получается. Может, все дело в ноэзисе? Вроде ведь делал все так же, как и Эльза, но у нее камзол не норовит вырваться из рук и запрыгать по комнате.

Впрочем, с памятью пока лучше не связываться. Один образ восстановил — и теперь не избавиться от навязчивого видения Возрождения с воплями Тени: «Бу-га-га! Я здесь хозяин!»

— Скажи, Уолт. — Девушка подвесила камзол на нечто вроде воздушной вешалки, и, пока по воротнику скакали октариновые искорки, взялась за магическую штопку штанов Ракуры. — Я… вот думаю…

— Да? — Уолт внимательно следил за действиями магички, плетущей вязь из Жестов и Слов. Надо запомнить, мало ли, вдруг карьера боевого мага будет обрублена на корню Конклавом, и придется тогда до конца жизни зарабатывать ремонтом одежды, ха-ха…

Собственная шутка не показалась Уолту смешной.

— Я… — Эльза неуверенно посмотрела на него. Она будто не решалась спросить о том, что очень сильно хотела узнать. Пальцы, складывающиеся в Жест, дрогнули, и пленка, накрывшая дыру на правой штанине, из октариновой стала эннеариновой. Девушка сосредоточилась и мгновенно исправила свою ошибку.

— Хотела спросить, почему у тебя такое странное имя?

«Нет, не такой у тебя был вопрос. Иначе зачем ты отвернулась, спрашивая? И почему так покраснела… Кхм… Впрочем, довольно мило покраснела. Ладно, отвечу на этот, хотя мучает тебя другой вопрос».

— Почему странное?

— Ну, первое имя западное, а остальные — восточные. Непривычно.

— А, в этом смысле. Все очень просто. — Камзол полностью восстановился, и Уолт бережно прикоснулся к нему, опасаясь неосторожно нарушить магию Эльзы и вернуть камзолу вид абы как соединенных кусков ткани, еще и изгрызенных молью. Интересно, если камзол укрепить в наиболее уязвимых местах кольчугой из мягкого мифрила, сможет он выдержать удар лапы Твари? Может, и выдержит, если кольчугу сплетут феи, добавив в свою работу, как всегда, толику естественных чар Фюсиса, которых чародеям никогда не удастся воспроизвести в лабораторных условиях и которые добавят кольчуге необыкновенных и, что самое главное, практически вечных свойств вроде сопротивления огню или ветру.

— Как ты знаешь, я сирота, меня подбросили в монастырь райтоглорвинов. А у исповедующих веру в Грозного Добряка есть традиция привечать представителей других вер и обмениваться с ними дарами. Ну это на тот случай, если не Грозный Добряк, а иной бог поднимется по Лестнице Совершенства до состояния Тварца, и тогда райтоглорвины окажутся с ним в хороших отношениях, и их тоже спасут, когда настанет гипотетический Конец света.

— Странная концепция, — озадаченно сказала Эльза. — Они настолько не уверены в своем боге?

— Не то чтобы не уверены, наоборот, дай райтоглорвинам волю, они изничтожат все чужие веры, считая, что творят благо для всех смертных — ведь только Грозный Добряк спасет каждого верующего в него. Они, скажем так, перестраховываются. Грозный Добряк, конечно же, кандидат на роль Тварца нового мира номер один, но в случае чего лучше спасение, чем смерть без перерождения. До ужаса прагматично, хотя по своим основаниям иррационально, впрочем, как и любая религия. Но я же не договорил. Так вот, в день, когда мне давали имя, в монастыре гостили иноки с Дальнего Востока, принесшие в подарок настоятелю священные книги своей религии. Одного звали Ракура, другого — Намина. Первое имя мне дали по традиции — в честь святого Уолта Яростного Молота, который принес веру райтоглорвинов в княжества Элории. Второе и третье имена мне дали в честь гостей, демонстрируя добрые намерения по отношению к ним и их религии. Хотя книги, как мне рассказывали, потом предали анафеме и спалили, стоило инокам покинуть монастырь. Как видишь, ничего странного.

— Да, все вполне логично, хотя кажется странным, — кивнула Эльза и улыбнулась. — А представляешь, если бы в монастыре гостили иноки из иных мест? Звался бы тогда, например, Уолт Джанардана Двайпаяна или Уолт Мухаммад Мутанабби.

«Ошибаешься, Эльза. Прости, но я соврал. Немного. Один инок посетил монастырь. Ракура Нобутака — единственный, в чью честь дали мне имя. Намина — это в честь Тиэсс-но-Карана, заключившей в стальные путы новорожденного, которому еще предстояло стать мной.

Нами.

В каждом перерождении — оно неотъемлемо сопровождает меня.

Нами.

Простое имя, даже не имя — кличка, на которую я вынужден отзываться.

Нами.

Намина — в этой жизни. Аль-Арнами — в другой. Вришанами — в третьей. Намир — в четвертой, в пятой, шестой, седьмой…

Колесо Перерождений, где ось — Нами, имя, смысл которого для меня смутен и непонятен, но лишь потому, что я гоню от себя память, я не должен вспоминать — и не вспомню. Не вспомню… Проклятье!»

Не вспомнит он, ага. Аль-Арнами, Вришанами, Намир, Ульнамирэль и другие — а это что?! Воспоминания, убоги их побери! Тьфу, вот уж кому-кому, а убогам эти воспоминания ни к чему. Уж кто не откажется освободить Меч и уничтожить Равалон, так это Разрушители.

Неужели Тиэсс-но-Карана действительно дала трещину и слабеет? Где тогда Тень? Притаился и ждет удобного момента ударить по сознанию Уолта? Великий Перводвигатель, как же это все не вовремя!

Штаны повисли в том месте, где до этого висел камзол, октариновые волны побежали по штанинам — снизу вверх и сверху вниз. Эльза хорошо справилась с починкой. И в боевой магии хороша, и в повседневном чародействе. Еще и Деструктором владеет. Повезет кому-то с женой. Или не повезет — если Конклав будет опекать ар-Тагифаль до конца ее жизни и попытается вывести из ее потомства новых носителей Деструкторов. Интересно, она еще девственница? В Школе Магии нравы, конечно, фривольные и раскрепощенные, но почему-то не представляется Эльза… Мать твою, Уолт, о чем ты вообще думаешь?!

Да о чем угодно.

Лишь бы не вспоминать.

Если Тиэсс-но-Карана ослабла, то нельзя самому давать слабину. Возможно, энергии Подземелья слишком негативно воздействуют на ауру и душу Уолта, и как только они вернутся в Равалон, все прекратится.

— Уолт, ты как? — обеспокоенно спросила Эльза, и Раку-ра убогыхнулся про себя. Очень глупо сидеть со скорбным лицом рядом с девушкой, от которой хочешь скрыть некоторые подробности своей жизни, особенно если скорбь вызвана этими самыми подробностями.

— Ты ведь не об имени меня хотела спросить, ведь так? — Уолт решил взять быка за рога и задать вопрос первым. Свои проблемы он будет держать при себе, и не только потому, что не может посвятить в них кого-либо. Гм, впрочем, именно потому.

— Тебя гложет сомнение о чем-то, но ты не знаешь, стоит ли спрашивать, верно? — сняв штаны с «вешалки», Уолт положил их на кровать рядом с камзолом. Для созданных или отремонтированных подручных вещей требовалось некоторое время, за которое магические энергии переходят в материальные, и сразу надевать подлатанную одежду не стоило — если, конечно, в ближайших планах не имелось намерения щеголять в рванье.

Эльза перестала улыбаться. Нахмурившись, она посмотрела на пол, выложенный пятиугольной серебристой плиткой. Положив руки на колени, девушка неуверенно начала говорить:

— Я… я понимаю, что сейчас не время… что нам нужно думать о других вещах. Но… но, Уолт, а если он говорил правду? Если Тварец… если его действительно нет?

«Гм. Не знал, что она придерживается веры в персонализированный Абсолют», — Уолт решил было отшутиться, но Эльза вдруг вся сжалась, задрожала, и стало понятно — остротами тут не поможешь.

— Может, он говорил так, чтобы поколебать мои убеждения, мою веру… но если это правда — и Тварца нет, Уолт?

Посмертие Тысячи Болей! Эльза подняла на него взгляд — и что это? В уголках ее глаз поблескивали слезинки?

— Понимаешь, дедушка мне объяснял, что лишь благодаря Тварцу смертные знают, что такое любовь, добро, дружба, помощь, жалость. Что если бы Его не было, то не было бы и абсолютных ценностей, дающих нам смысл жизни. Убоги… Убоги извратили ценности Тварца, и смертные познали через Разрушителей отвлечение от Его Благодати. Я… я очень долго верила в это. Когда попала в Школу, многое переосмыслила, но благодаря магии убедилась, что существуют незыблемые законы, с помощью которых творится волшебство — и, значит, такие незыблемые законы существуют для иных областей бытия. Если они есть в такой изменчивой субстанции, как создание чар, то в иных формах жизни их просто не может не быть. Если, то. Простая импликация. Я, конечно, читала олорийских вольнодумцев. И много думала о пари Аскаля. Ты знаешь это пари?

— Знаю.

«Если вера в Тварца ложна, вы ничем не рискуете, считая ее истинной; если вера в Тварца истинна, вы рискуете всем, считая ее ложной», — написал двести лет назад в своем сочинении «О божественном и разумном порядке», направленном против олорийских вольнодумцев, Лез Аскаль. Он убеждал: верить в то, чего нет, неопасно для жизни, а вот неверие в то, что есть, приведет к ужасным последствиям. Поэтому лучше верить в Тварца, даже если мы о нем знаем со слов жрецов, чем не верить, — в случае отсутствия Тварца мы просто потратимся на религиозные обряды, которые иногда возносятся Тайному Богу, символу Тварца для простолюдинов и непосвященных.

— Я всегда думала, что это духовное уродство — представлять веру подобным образом. Но понимала его. Если нет абсолютных ценностей, лучше жить так, будто они есть. Так я поняла слова Аскаля. Но…

— Но трудно жить, зная, что вокруг на самом деле пустота, и нет ничего, на что можно было бы опереться, к кому можно было бы обратиться, кто мог бы свершить истинное Чудо — не локальные чудеса, творимые богами в определенной области, но Чудо как оно есть — сделать бывшее небывшим и наоборот.

Эльза потрясенно посмотрела на него. «Ты прочитал мои мысли?» — бился в голубых глазах вопрос. Нет, Эльза, не прочитал. Просто однажды сбежавший из райтоглорвинского монастыря мальчишка с корнем вырывал вбитые ему в голову знания, отказывался от всего, во что верил или во что его заставляли верить до этого. И тогда он думал почти так же. Мальчишке повезло — место веры заняла магия, и пустота заполнилась.

Но если вера и магия сошлись друг с другом в схватке и никто не хочет уступать?

Уолт усмехнулся и принялся надевать штаны. Надо показать, что все происходящее буднично, обыденно — вот как надевание штанов. Мелкая деталь, незначительное с виду действие, но жизнь и строится из таких мелочей и действий.

— Эльза, я не смогу ответить на твой вопрос. Врал Глюкцифен или говорил правду — не знаю. Но однажды мне довелось познакомиться с одной восточной мудростью: Великий Абсолют есть Единый и Единственный. Помнишь, Глюкцифен упоминал нечто подобное? Так вот, боги и убоги — лишь отражение бытия, порожденного Абсолютом, Тварцом ты его назови или Великим Перводвигателем, Дао или Брахманом. И если боги — это аспект Единого, то убоги — аспект Единственного. Бог жаждет стать Единым, стремится охватить собой как можно больше вещей и обмениваться с ними энергиями. Убог хочет стать Единственным, неповторимым и уникальным, превосходящим любые вещи и их энергии. Но боги и убоги таковы потому, что таково порожденное бытие. Мы, смертные, такие же. Люди, эльфы, гномы, кентавры, остальные — такие же. Это в нашей природе — быть или Единым, или Единственным.

Уолт взялся за камзол. Эльза молчала, казалось, будто она затаила дыхание.

— И знаешь, там еще говорилось, что если бы не питающая Бессмертных вера смертных, они остались бы богами, стремящимися к Единству. Вера смертных, жаждущих быть единственными, создала убогов — богов, отринувших Единство. Смертные, изменчивые, как становление, в которое заковано бытие, сделали из Созидателей Разрушителей, одарив их через веру Единственностью, заставив усомниться в Едином Замысле.

Застегнув пуговицы, Уолт повернулся к девушке.

— Я уверен и буду уверен: мы сами создаем мир вокруг себя. Но мы, смертные, ограниченны, и вся бесконечность мира нам не подвластна. Мы сами выбираем качества, из которых строим нашу жизнь и в которые верим. Судьбы нет — но ее можно создать. Абсолютных ценностей нет — но и их можно создать. Каждый раз создавать все заново и заново — но разве не таков сам мир вокруг нас? Разве не меняется и не воссоздается он с каждым мгновением? С каждым мельчайшим хрононом он уже не тот, что был раньше, с каждым новым мигом времени новый, отличающийся от того, каким был миг назад. И мы меняемся. Может, я говорю коряво, может, не хватает сравнений или красивостей, но кто кроме нас самих удержит нашу веру и наши дела? Если верить — то так, чтобы небеса дрожали! Если делать — то так, чтобы небо и земля поменялись местами. И тогда будет все — и Тварец, и абсолютные ценности, и равновесие, и гармония, и, убоги его побери, мир во всем мире. И тогда…

— Спасибо.

Уолт замолчал. Голубые глаза смотрели благодарно и — слава богам! — никаких следов слезинок в уголках. Эльза взяла его руки в свои, сжала — и ему захотелось, чтобы так продолжалось вечно, потому что она…

— Ох, не то время и не то место вы выбрали для любовного гнездышка, голубки, — хмуро проворчал Джетуш, возникнув рядом с кроватью. Позади наставника закрылся межпространственный туннель.

Эльза покраснела и быстро отпустила руки Уолта. Ракура важно поднялся и, гордо подбоченившись, сообщил:

— Мы, учитель, были удручены вашим отсутствием, а так как вы не спешили объявиться, нам пришлось искать моральное утешение в разговоре друг с другом. И как вам не стыдно видеть в наших отношениях не высокие идеалы товарищества и взаимопомощи, а низменную похоть? Разве не вы учили нас, что боевой маг должен быть уверен в своем напарнике, как в себе? Но — ах и ох! — вы увидели не то, что есть на самом деле, а лишь желаемое, выдаваемое за действительное, и это значит…

— Огненным Молотом по затылку хочешь получить? — перебил Джетуш. — Ладно, ладно, неудачно пошутил. Хотел вам настроение поднять, а то в будущем никакого повода для радости не предвидится.

Подвинув Уолта, Земной маг сел на кровать между ним и Эльзой. Только сейчас Ракура обратил внимание на черный шарик в руках наставника.

— Наш контракт, — проследив за взглядом ученика, сказал Джетуш. — Мое и ваши имена вписаны в договор. И имя фон Неймара. Не кривись, Уолт. Знаешь, что будет, если мы вернемся в Равалон, а приставленный к тебе дознаватель исчезнет? Можешь сразу к объятиям пеньковой тетушки готовиться — Конклав ни за что не поверит, что ты не причастен к пропаже. Конечно, если невероятно повезет, Эв убережет тебя от виселицы, но боевым магом тебе не быть, уж поверь. А если и быть, то отправят тебя на месяц стажироваться в Заграбию — сам понимаешь, к чему это приведет.

Уолт понимал. В Заграбии, крупном острове на востоке Равалона, из-за непонятных магических возмущений, оставшихся еще со времен войны титанов и богов, могли «жить» только мертвые в прямом смысле этого слова: там обитали андеды и некролюды, не считая иных сущностей, созданных некромагией. Живые без магической защиты умирали в Заграбии в течение дня, с защитой же могли протянуть около недели. Умерший преображался в андеда со всеми вытекающими из этого последствиями.

— Где он?

— Фон Неймар? Я отправил его в Акаши, работать с накопленными знаниями об Инфекции. Пусть от него будет хоть какая-то польза. Хотя по магии мы с ним равны, но он понимает, что лучше моим распоряжениям повиноваться. Убоги не в восторге ни от него, ни от вас. Но я тоже от него не в восторге. Только мое слово сохраняет фон Неймару жизнь, и он это понимает.

«Рассказать наставнику о странностях в поведении конклавовца? — задумался Уолт. — Нет, не стоит. Мне действительно могло показаться, я устал, да и вообще. Успеем еще с Игнассом пообщаться, если что. Четыре дня здесь торчать…» — в то, что они решат проблему Инфекции с ходу, Уолт не верил.

— Мы получим Маски Хаоса, но не сейчас. Жаль. — Джетуш устало потер глаза. — По велению Аваддана нужно немедленно выдвигаться в зону Инфекции. Ему не терпится побыстрее разобраться с заражением ноль-магией. Если Инфекция не исчезнет до выборов — он потеряет не только Место Власти, но и, возможно, присоединится к тем славным статуям, которые нам довелось видеть по пути.

— Он не выглядел обеспокоенным, — сказал Уолт.

— Повелитель никогда не должен выглядеть обеспокоенным, — усмехнулся Джетуш. — Особенно — повелитель убогов.

— Учитель, о какой ноль-магии идет речь? — спросила Эльза. Она перестала смущаться и внимательно слушала Земного мага.

— Так Фа… э-э-э, Фа Чоу Цзы обозвала Инфекцию. Раз Поле Сил убогов практически исчезает, а ее место занимает Поле Сил смертных, то, видимо, магия, создающая такой эффект, сводит количество частиц убоговской энергии к минимуму, стремящемуся к нулю. Это объясняет, почему Лорды-Повелители теряли Силу лишь на время пребывания в зоне Инфекции. С другой стороны, мы не знаем, что произойдет с Лордом-Повелителем, очутись тот в зоне в момент зарождения Инфекции.

— Проводить эксперимент, я так понимаю, никто не решился?

— Не ехидничай, Уолт. Все равно неизвестно, где Инфекция проявит себя в следующий раз, так что особо не поэкспериментируешь. Ладно, собирайтесь, времени у нас мало.

— Джетуш Малауш Сабиирский прав: времени очень мало, каждая секунда на счету, представляет собой бесценную драгоценность как для вас, смертных, так и для нас, Бессмертных. — Глюкцифен стоял рядом с кроватью и озабоченно оглядывал Магистров.

«Он здесь с момента последних слов наставника», — облегченно подумал Уолт, когда восприятие в очередной раз с появлением козлоголового сыграло в чет-нечет монетой бытия, показывая, как было, но уверяя при этом, что было не так. Да уж, не хватало убогу подслушать разговор Уолта и Эльзы — наверняка попытался бы снова воздействовать на ар-Тагифаль. А Эльза молодец! При возникновении Глюкцифена в актуальном восприятии девушка притворилась, что все равно его не видит.

— Игнасс фон Неймар в Акаши? — Джетуш неспешно поднялся, всем видом показывая, что не появление Глюкцифена тому причиной, а просто его нелюбовь к долгому сидению на одном и том же месте.

— Да, занимается анализом собранных нами данных. Его оберегают Серебряные, Золотые и Алмазные фурии вместе, как вы и попросили.

— Как я и распорядился, да, — кивнул Джетуш.

— Как вы и распорядились, — устало кивнул козлоголовый.

Пока наставник и Эльза проверяли заклятия в ауре, Уолт надел сапоги и еще раз обследовал одежду. Магия полностью вплелась в материю камзола и штанов и выглядела естественно. Вот и хорошо. Ах да, кстати…

— Глюкцифен!

Козлоголовый недовольно покосился на Магистра. Ему не нравилось, что боевые маги не спешат с выходом.

— Я все забываю спросить, как у вас вообще проходят выборы?

— Да как повелось с самого основания Нижних Реальностей, так и проводятся. — Козлоголовый принялся ковыряться в обоих ушах одновременно. — Процесс довольно простой. Каждый претендент со сторонниками из избранного числа Повелителей вступает в бой и сражается до тех пор, пока противники не будут повержены. Если у претендента нет сторонников — он наверняка проиграет.

— Ага, — только и нашел что сказать боевой маг.

А чего ты хотел, Уолт? Шефанго из Северных царств примерно так же выбирают конунга. Заодно еще вырезают семью проигравшего, гарантируя политическую стабильность если и не на все время правления победителя, то на достаточно долгий период.

— Мы готовы. — Джетуш погасил аурное отражение Смертного Железной Бездны и ободряюще глянул на учеников. — Можем выдвигаться.

— Хорошо, — кивнул Глюкцифен, и Магистры с убогом в тот же миг покинули комнату.

Загрузка...